Космос и карма. Введение в буддийскую культуру. Глава 2. Личность как метафора: абхидхармистское учение о природе психической деятельности (В. И. Рудой, 2009)

1. Влияние буддийской религиозной доктрины на становление предмета философии постканонической Абхидхармы

Абхидхармистская постканоническая философия всегда оставалась религиозной философией – ее ценностно-смысловая направленность предопределялась доктринальными постулатами, известными как четыре Благородные истины².

Бхаеачакра. "Колесо существования " XIX в. Грунтованное полотно, минеральные краски. 204×165

Четыре Благородные истины объединяют положения, известные под такими условными названиями, как истины страдания, возникновения страдания, прекращения страдания и истина пути, ведущего к прекращению страдания. Первая из них – истина страдания (сарвам духкхам – "все есть страдание") – констатирует факт причинной обусловленности всех дхарм, развертывающих свое существование во времени. Они страдают, ибо не свободны от притока аффектов, они страдают, поскольку их развертывание есть результат прошлого рождения и залог нового рождения в сансаре. Если индивид не вступает сознательно на путь религиозного освобождения, то его сознание обречено блуждать во Вселенной, обретая разные формы существования, ни одна из которых не ведет автоматически к избавлению от страданий.

Каково же содержание идеологемы духкха? Для более отчетливого уяснения буддийской семантики этого понятия (и его специальной логико-дискурсивной интерпретации) необходимо иметь в виду следующее. На уровне доктрины идеологема духкха занимает центральное положение в учении о четырех Благородных истинах. Она есть основная характеристика существования, опосредованного индивидуальной эгоцентрированной установкой (упадана).

Эгоцентрация сознания порождает жажду испытывать чувственный опыт, влечение к приятному и стремление избежать неприятное. Но тотальное воздействие причинно-следственных зависимостей, связующих прошлое и настоящее рождение, приводит к тому, что индивид, пытаясь своей активностью достичь стабильного «счастливого» состояния, не способен, тем не менее, контролировать всю полноту настоящего и будущего. Эмпирический индивид, согласно буддийским воззрениям, не располагает никакими средствами для выхода из состояния "жертвы обстоятельств", поскольку его целенаправленная деятельность обусловлена субъективной односторонностью эгоцентрированного сознания. Индивидуальный активизм, направленный на достижение счастья (сукха), развертывается в сфере диалектики причин и следствий, недоступных во всей полноте непросветленному сознанию. Этим и объясняется чисто номинальный характер подобного активизма, который на деле подобен броуновскому движению и по своей сущностной природе есть не что иное, как пассивное претерпевание³.

Положение субъекта в сфере действия причинно-следственных зависимостей, таким образом, должно быть истолковано как абсолютно страдательное. На этом основании индивидуальное существование, представляющее собой деятельность, обусловленную эгоцентрированными аффектами, и определяется в буддийской религиозной доктрине как сансара – круговорот рождений. Ее атрибутом и выступает духкха (страдание).

Страдание не имеет на доктринальном уровне содержательной оппозиции. Счастье (сукха) представляет собой не более чем фиксацию конкретного факта психологической жизни индивида, но сам этот факт – в силу своего непостоянства – актуализируется лишь в границах страдания как предельно широкого мировоззренческого принципа⁴.

Прежде чем перейти к анализу логико-дискурсивной интерпретации идеологемы «страдание» в буддийских философских текстах, необходимо остановить внимание на моменте ее принципиальной несопоставимости с термином «страдание» как он функционирует в иудео-христианской религиозной традиции. Страдание в ветхозаветном истолковании осмыслялось как божественная кара за грех, как признак богооставленности. Новозаветная трактовка, напротив, усматривает в страдании залог спасения, что дало повод средневековым христианским мистикам видеть в страдании знак любви Бога к человеку. Эти теологические интерпретации возникли в рамках теистической системы и характеризовали взаимоотношение Бог – человеческий индивид. В буддийской традиции, чуждой теизму и принципиально антропоцентричной, духкха как мировоззренческий принцип развертывается в сфере анализа сознания и деятельности человека, его причинно-обусловленного существования. При типологическом сопоставлении «страдание» в иудео-христианской религиозной традиции имеет иные ценностно-смысловые и функциональные нагрузки, нежели в буддийской.

Буддийская философская интерпретация идеологемы «страдание» полностью лишена какого бы то ни было психологизма и оценочного элемента, столь характерного для религиозного сознания эмпирического индивида. Человек в свете этой интерпретации никоим образом не исключается из сферы действия причинно-следственных зависимостей. Более того – эти зависимости анализируются как факторы, обусловливающие множественность рождений, их круговорот, ибо самый факт нынешней жизни свидетельствует о прошлом рождении. В связи с истолкованием принципа «страдание» и было разработано учение о взаимозависимом возникновении (пратитья-самутпада)⁵. В свете этого учения (известного также как двенадцатичленная формула обретения нового рождения) разъясняется действие факторов, приводящих – от момента зачатия индивида и до старости и смерти – к неизбежности нового рождения. Осознанно спланированные действия, побуждаемые аффективной мотивацией, порождают следствия, лишь частично находящиеся в сфере субъективного контроля⁶, и неизбежно приводят к новому рождению (в благой форме – человеческого существа или небожителя, в неблагой форме – нарака, т. е. обитателя ада, или животного, или преты, т. е. "голодного духа"). Человеческое существование предстает как нечто стихийное, малопредсказуемое и нестабильное, если оно не ориентировано на буддийские религиозные ценности. Новое рождение, согласно учению о взаимозависимом возникновении, есть плод неведения (авидья) '.

Соответственно, полное уничтожение неведения, обретение способности всеохватного видения причинно-следственных связей, объектов, удаленных во времени и пространстве и т. п., приравнивается к высшей реализации религиозной цели Учения (Дхармы)⁸. Только в этом случае предпосылки нового рождения более не возникают, а сансара – круговорот рождений – оказывается побежденной.

Другая сторона логико-дискурсивной интерпретации идеологемы духкха раскрывается посредством абхидхармистского анализа субъективности. Человеческий индивид как таковой рассматривается не в качестве субстанциальной вневременной целостности, но, пользуясь современным языком, в качестве развернутой во времени, динамической системной целостности. Она включает пять подсистем (пять групп), охватывающих весь спектр причинно-обусловленного психосоматического существования⁹. Индивидуальная субъективность (материя, чувствительность, понятия, сознание, формирующие факторы) есть поток принципиально необратимых во времени элементарных состояний (дхарм), причинно-обусловленных по своей природе.

"Страдание" в онтологическом аспекте – это поток причинно-обусловленных дхарм, которым свойственна смена аффективной окрашенности (клеша)¹⁰. Наличие аффективности и есть, с доктринальной точки зрения, простейший и одновременно однозначно верный показатель пребывания индивида в сансарном существовании, в состоянии неведения (авидья).

Таким образом, логико-дискурсивная интерпретация положения "все есть страдание" сочетает в себе учение о взаимозависимом возникновении и теоретический анализ потока элементарных психосоматических состояний (дхарм), образующих человеческое существование.

Вторая Благородная истина – "у страдания есть причина" (самудая сатья) – указывает на онтологическую возможность устранения страдания. Фиксация того, что у страдания есть причина, очень существенна, поскольку тем самым оно рассматривается не как нечто вечное, но как производное от своих причин, обусловленное. В философских трактатах более позднего периода интерпретация этого положения доктрины приобретает отчетливую афористическую форму: "Действие, [порождающее следствия], и аффекты – вот причина сансары"¹¹. В этой емкой формулировке учтена связь закона взаимозависимого возникновения с эмоционально-деятельностной стороной субъективности.

Третье фундаментальное положение доктрины – ниродха сатья ("истина прекращения") – указывает на принципиальную возможность исчерпать причину страдания и тем самым прекратить его навсегда. Нейтрализация действия причинно-следственных факторов представляет собой радикальное преобразование исходного (сансарного) состояния сознания. Но такая трансформация возможна лишь в том случае, если имеются ее предпосылки в индивидуальной структуре. В противном случае прекращение страдания выступало бы актом трансцендентного характера, тем, что в языке иудео-христианской культуры именуется божественной благодатью, актом ниспослания харизмы.

Ценностная аксиоматика буддийской религиозной доктрины исключает подобные трансцендентные допущения, что находит свое отражение и на уровне философского дискурса. Структура психики индивида, согласно логико-дискурсивной интерпретации, потенциально содержит факторы, стоящие вне сферы причинной обусловленности¹². Именно эти факторы – абсолютные (т. е. причинно необусловленные) дхармы – в своей актуализации и есть то, что позволяет определить категорию нирваны методом негативных дефиниций¹³.

Первые три доктринальные положения очерчивают исходную область предмета абхидхармистского философствования. Сансарное бытие как непрерывное развертывание причинно-обусловленной психосоматической жизни индивида выступает отправной точкой практического преобразования индивидуального сознания через посредство Пути (марга). И, следовательно, в сферу философского рассмотрения входят только те вопросы, которые с этим преобразованием связаны. Все прочие, собственно метафизические вопросы – такие, как проблема конечности или бесконечности мира и т. п., – объявляются безразличными существу доктрины¹⁴ и потому не могут быть предметом буддийского философствования.

Истина пути-марга сатья представляет собой обобщенное описание практики преобразования индивидуального сознания применительно к высшей религиозной цели доктрины – победе над страданием. В контексте рассмотрения буддийской философии это доктринальное положение интересно, прежде всего, тем, что оно позволяет выявить связь философского дискурса не только с доктриной, но также и с буддийской йогой – психотехнической практикой (самадхи).

Итак, религиозно-доктринальная установка на искоренение причин страдания выражалась в идее устранения эгоцентрированного, аффективного отношения не только к окружающему миру но, прежде всего, к интрапсихологическим фактам, в идее аналитического, различающего постижения аффективной природы потока психосоматической жизни. Такое переструктурирование субъекта было связано, по сути вопроса, с очищением поля сознания от притока аффектов и, в конечном счете, с полной остановкой, прекращением причинно-обусловленного развертывания сознания¹⁵. На логико-дискурсивном уровне установка на разъединение с неблагими дхармами (т. е. дхармами, аффективно окрашенными), определила исходные очертания предмета философствования. Абхидхармистская философия строилась как анализ сознания (в процессуальном и содержательном аспектах), направленный на преодоление идеи существования вечной субстанциальной души (Атмана), на устранение ложной веры в реальность "личности".

Согласно раннебуддийским теоретикам, психика, «личность» не есть субстанция, являющая себя в череде рождений. Она не может быть оторвана от обеспечивающих ее существование физиологических процессов, с одной стороны, с другой – она сама есть чистая процессуальность¹⁶, развернутая во времени. Индивидуальная субъективность рассматривалась буддийскими теоретиками с точки зрения ее динамики – элементарные состояния (дхармы) реализуются в течение предельно малой единицы времени, называемой «момент» (кшана). Эти элементарные состояния, развертывающиеся в причинно-зависимой последовательности, рассматривались философами-абхидхармистами сарвастивадинской ориентации как обладающие онтологическим статусом.

В брахманистских систем Атман (субстанциальная душа, "личность") рассматривался как вечный, вневременной носитель (дхармин) определенных свойств (дхарма). В буддизме, отвергшем самоё идею Атмана, не оказалось места для концепции хармин – чистого, нетождественного своим свойствам Атмана. Ведущее место в абхидхармистской философии заняла концепция дхарм – причинно-обусловленных конституант потока психосоматической жизни. Каждая из дхарм, конституирующих поток, есть носитель своего собственного свойства, реальная сущность¹⁷.

«Атман: его несвобода и свобода»

Семантика понятия «дхарма» имеет две стороны – дхарма как единица языка описания психики (гносеологический аспект) и дхарма как структурная единица индивидуального потока психической жизни (онтологический аспект).

Уже на доктринальном уровне динамика человеческого существования рассматривалась с точки зрения классификации дхарм по трем различным основаниям¹⁸. Философский дискурс исходит именно из этих доктринальных классификаций, приспособленных к тому, чтобы полностью устранить представления о психике как о некоторой субстанциальной целостности (Атман), характерные для брахманистских философских систем.

Понятие дхармы тем самым было наилучшим образом приспособлено к целям идейного противостояния небуддийским религиозно-философским системам. Одновременно это понятие принималось всеми школами и направлениями буддизма, хотя вопрос об онтологическом статусе всех без исключения дхарм – как причинно-обусловленных, так и абсолютных – был подвергнут радикальной ревизии сначала в рамках школы саутрантика, а затем и в махаянских школах.

Введение термина «дхарма» как единицы описания психической жизни и обеспечивающих ее психосоматических процессов представляет собой, быть может, величайшее достижение буддийской и, в целом, индийской классической философской мысли. Концепция психики как динамической целостности, как потока дхарм впитала в себя поиски древнеиндийских ученых, за два тысячелетия до наших дней вплотную подошедших к пониманию тех реальных проблем, которые были выявлены в современной науке лишь в последней трети XX в. и получили название "парадокс психических процессов".

Как известно, суть этого парадокса сводится к тому, что описание психики всегда строится только в терминах внешнего мира, которому она, однако, отнюдь не тождественна. Как следствие этого «объективного» описания психической жизни у индивида возникает иллюзия совпадения содержаний сознания и внешнего мира, благодаря восприятию которого и формируются эти содержания.

Динамическая концепция индивидуальной психосоматической организации была построена в буддийской философии таким образом, чтобы раз и навсегда элиминировать две идеи – идею способности объектов внешнего мира порождать у индивида различные аффекты и идею онтологического статуса личности.

Казалось бы, утверждение, что объекты внешнего мира способны порождать у человеческого индивида ответные аффективные реакции, представляется бесспорным и самоочевидным. Однако при более пристальном интеллектуальном анализе удается обнаружить, что эпитеты «любимый», "желанный", «смешной», "ненавистный" и т. п. приписываются все-таки не объектам внешнего мира, а их образам – идеальным слепкам с реальности, которые и составляют содержание индивидуального сознания. Будучи помещенными, например, в иную культурную среду, одни и те же объекты воспринимаются на аффективном уровне по-другому. И даже в рамках одной и той же культуры святого не искушают те объекты, которые глубоко волнуют и привлекают обычного мирянина. Установив этот факт, буддийские теоретики и обратились исключительно к сфере сознания, к сфере психической жизни, которая одна только и способна, по их мнению, порождать аффекты. Корень аффектов, привязывающих сознание к сансаре, в психике, а не в материальном мире, и этот корень – неведение.

Классификация дхарм рассматривалась буддийскими мыслителями как важнейшая теоретическая проблема. Как говорилось выше, в канонической литературе уже на раннем этапе были сформулированы три классификации – по пяти группам соотнесения (скандха), по источникам сознания (аятана) и по классам элементов (дхату).

В абхидхармистской философии этим классификациям предпосылается разделение всех дхарм на два типа: причинно-обусловленные (санскрита) и причинно-необусловленные, абсолютные (асанскрита)¹⁹. Дхармы первого типа возникают, существуют и погибают, поскольку человеческий организм и психика функционируют во времени.

Непрерывное течение потока причинно-обусловленных дхарм из прошлого через настоящее в будущее и есть, согласно абхидхармистской концепции, психическая жизнь в ее эмпирическом модусе. Дхармы этого типа и подвергаются классификации в соответствии с пятью группами соотнесения: материя (рупа), чувствительность (ведана), понятия (санджня), сознание (читта) и формирующие факторы (санскара).

Дхармы второго типа, т. е. причинно-необусловленные, по определению не связаны с взаимозависимым возникновением и в силу этого не входят в рассматриваемую классификацию.

В плане языка описания абсолютные дхармы представляют собой логико-дискурсивную интерпретацию религиозно-доктринального понятия нирваны – идеологемы, противостоявшей изначально другой базовой идеологемесансара. В классической абхидхармистской концепции указываются три абсолютные дхармы. Две из них именуются прекращениями (ниродха). Это – дхарма, прекращающая воздействие причинности, и дхарма, устраняющая условия протекания потока причинно-обусловленных дхарм. Третья дхарма – акаша (акаша) – есть перцептивное пространство, трактуемое как априорная предпосылка опыта. Абхидхармисты называли эту дхарму шахта, месторождение, где возникает сознание.

В этой связи немаловажно отметить, что представление об акаше как особом виде пространства, отличном от пространства геометрического, уходит своими корнями к самым ранним истокам индийской духовной культуры и связано с осмыслением психофизического аспекта звука. Первоначально под акашей понималась только среда, в которой распространяется звук. А звуку в форме артикулируемой речи уделялось огромное внимание, особенно брахманистскими мыслителями, поскольку звук выступал носителем сакрального слова вед. Но представление об артикулированном звуке неразрывно связано с актом его осознаваемого восприятия. Отсюда – один шаг до истолкования среды распространения звука, т. е. акаши, как пространства психического опыта в целом, того пространства, где рождается сознание со всеми своими потенциальными содержаниями. В абхидхармистской философии акаша определяется как пространство, в котором "отсутствует материальное препятствие"²⁰. Это определение, в конечном счете, призвано подчеркнуть тот важнейший для буддийской доктрины факт, что сознание имеет дело не с материальными объектами, но только с их образами.

Две другие классификации – по источникам сознания (аютана) и по классам элементов (дхату) – отличаются от классификации по группам соотнесения тем, что включают в себя не только причинно-обусловленные дхармы, но и дхармы абсолютные.

Классификация по источникам сознания имеет своей целью рассмотрение потока дхарм таким образом, чтобы показать соотношение субъективного и объективного факторов в возникновении актов сознания. Эта классификация насчитывает двенадцать источников сознания: шесть объективных, включающих данные чувственного опыта и репрезентативные результаты их генерализации, и шесть субъективных, соответствующих собственно психическим процессам в совокупности с их материальным субстратом²¹.

Классификация по классам элементов (дхату) предполагает рассмотрение дхарм с точки зрения их процессуально-родовых характеристик. Для описания динамического аспекта психической жизни вводится специальное понятие психологического времени (адхван – время как путь, траектория опыта), которое противопоставляется времени астрономическому (кала). Процессуально-родовые характеристики каждой из дхарм остаются постоянными во всех трех временных модусах и обеспечивают константность, самотождественность признака (свалакшана), носителем которого выступает данная дхарма. Эта классификация насчитывает восемнадцать классов дхарм, двенадцать из которых соответствуют субъективным и объективным источникам сознания предыдущей классификации, а следующие шесть фиксируют родовые характеристики модальностей различающего сознания (виджняна)²².

В связи с этим важно отметить, что поскольку религиозной целью жизни выступает идея устранения аффектов как причины страдания, т. е. очищения индивидуального сознания от малейших примесей субъективности, на уровне философского дискурса проблема смыслообразования требовала детальной разработки. Необходимо было выявить все ступени процесса формирования аффективно окрашенного образа объектов внешнего мира. Классификация по восемнадцати классам элементов позволяет проследить генерализацию данных чувственного восприятия в направлении их первичного обобщения по модальностям, именуемым соответственно видами чувственного сознания (например, зрительное сознание, слуховое сознание и т. п.). Таким образом, классификация дхарм по классам элементов является теоретическим обоснованием абхидхармистского подхода к проблеме интерпретации деятельности сознания.

Итак, истолкование основных положений буддийской религиозной доктрины средствами философского дискурса привело к окончательному формированию исходного предмета философии – анализ деятельности сознания и процесса его очищения от аффективности. Понятие «дхарма» относилось абхидхармистскими мыслителями только к сфере психического и не использовалось для описания внеположной индивиду реальности (вещи, объекты внешнего мира). Рассмотрение человеческого существования как потока дхарм является центральной концепцией абхидхармистской философии, предопределившей общее направление буддийской религиозной антропологии. Первостепенное значение этой концепции в буддизме подчеркивается и тем, что Учение Будды Шакьямуни имеет название Дхарма.

Беспрецедентная попытка снять неизбежную редукцию психики к внешнему миру при ее описании с формальной либо содержательной сторон представляет собой самый значимый вклад абхидхармистской традиции в сокровищницу мировой философии.

2. Особенности психики восприятия

Второй важнейший аспект абхидхармистской теории сознания представлен учением о факторах доминирования в психике (индрия). Обращаясь к анализу этого учения, мы, прежде всего, должны остановиться на проблеме специфически абхидхармистской семантики понятия индрия. Данное понятие в значении орган чувств известно каждому, кто сталкивается с эпистемологическими сочинениями индийских мыслителей, к какой бы школе и философскому направлению они ни принадлежали.

Автор "Энциклопедии Абхидхармы", разъясняя общее значение этого понятия, трактует его как фактор господства, доминирующий фактор²⁴. Но почему же в таком случае термин индрия применяется для обозначения органа чувств и способности чувственного восприятия в пяти его модальностях – зрение, слух, обоняние, вкус, осязание? В процессе формирования актуальных содержаний сознания, опирающихся на данные восприятия, именно органы чувств выступают в роли доминирующих факторов, так как помимо функционирования способностей чувственного восприятия сознание бессильно в постижении объектов внешнего мира. Оно оказывается отрезанным от источников информации, ибо не располагает данными для ментального конструирования образов внешних объектов. Именно поэтому частное значение понятия «индрия» – орган чувств – охватывается общим значением – фактор доминирования.

Итак, помимо процесса чувственного восприятия сознание не способно сделать внешний объект своим достоянием. Например, в области восприятия такой парциальной характеристики объекта, как звук, безраздельно господствует слух, и зрение здесь бессильно. Но в области осознания слышимого и видимого (двух различных по модальности характеристик, которые могут принадлежать одному и тому же объекту), господствует разум (манас). А это, в свою очередь, означает, что понятие «индрия» имеет более широкий объем, нежели понятие "орган чувств".

Абхидхармистский анализ факторов доминирования в психике всецело базируется на матричном списке 22 индрий, т. е. на перечне, освященном буддийской канонической традицией. В его номенклатуру, однако, входят не только те индрии, которыми оперируют живые существа в своей обыденной практике, но также и те принципиально иные индрии, которые постадийно формируются в процессе достижения адептом статуса архата. Данный матричный список включает зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, разум, женственность/мужественность, жизнеспособность, способности испытывать удовольствие/страдание, удовлетворение/неудовлетворение, невозмутимость, веру, энергию, память, различающее постижение еще не познанного, глубинное знание и совершенное знание.

Три индрии, завершающие данный список, именуются «чистыми», поскольку они не подвержены притоку аффектов. Именно они представляют собой факторы, которые возникают и последовательно доминируют на соответствующих стадиях пути обретения архатства. Иными словами, чистые индрии формируются только в процессе осознанного устранения аффектов и преодоления неведения.

Развертывание причинно-обусловленных дхарм, стимулируемое притоком аффектов и закономерностями созревания кармических следствий прошлых рождений, неизбежно приводит к старению и смерти, а затем и к новому рождению в соответствии с фундаментальным законом взаимозависимого возникновения. Это сансарное существование, в пределах которого невежественное сознание является рабом аффектов и кармических результатов прошлой деятельности. Такое самовоспроизводящееся рабство может быть преодолено лишь в том случае, если будет достигнуто совершенное знание, прекратится развертывание множества причинно-обусловленных дхарм с притоком аффектов. Таким образом, необходимым условием практического следования четырем Благородным истинам выступает нейтрализация аффектов. А это, в свою очередь, приводит к редукции потока дхарм к абсолютным (причинно-необусловленным) состояниям. Абхидхармистский анализ доминирующих факторов психосоматической жизни и строится с учетом этой общей перспективы преобразования психики.

Логика анализа эксплицирована самим Васубандху, что и позволяет выделить три основные группы вопросов, рассматриваемые в учении о двадцати двух индриях:

– определение областей, в которых доминируют вышеперечисленные двадцать два фактора, дефиниции, классификации и типологии индрий²⁵;

– феноменологические закономерности совместного возникновения причинно-обусловленных дхарм – материальных; дхарм сознания и явлений сознания; формирующих факторов, дхарм, не связанных с сознанием, но и не материальных²⁶;

– причины и условия функционирования психики в неизмененных и измененных (направленных на нейтрализацию аффектов) состояниях сознания²⁷.

Учение о факторах доминирования в психике весьма интересно в плане выявления базовых различий между школами вайбхашика и саутрантика. Васубандху преподавал систему абхидхармистской философии весьма продвинутым ученикам, глубоко знавшим каноническую традицию, буддийскую религиозную доктрину. В пользу этого свидетельствует текст автокомментария, насыщенный фрагментами нормативных дискуссий, содержащими различные точки зрения относительно философской интерпретации тех либо иных доктринальных положений, непосредственно связанных с проблемой анализа индрий.

Как правило, подобные фрагменты – это споры между строгими вайбхашиками и саутрантиками. Различие между этими двумя школами, как мы уже говорили, касаются в основном интерпретации принятой номенклатуры дхарм. Вайбхашики утверждали, что все без исключения дхармы обладают онтологическим статусом, т. е. они есть реальные сущности. Именно в данном отношении как синоним дхармы активно использовался термин дравья, за которым в брахманистской философии закрепилось основное значение субстанция. Абхидхармисты же употребляют этот термин только для указания на онтологический статус, реальное бытие дхарм в трех модусах времени. Вайбхашики проводили свою позицию бескомпромиссно: все прошлые, настоящие и будущие дхармы реальны, будь то материальные дхармы (соматический аспект психической деятельности), сознание и явления сознания (нематериальные дхармы) или дхармы – формирующие факторы (санскары – не связанные с сознанием нематериальные дхармы, обусловливающие целостность психической деятельности) и, разумеется, дхармы абсолютные.

Саутрантики, в частности, отказывали в реальном существовании дхармам, не связанным с сознанием. Формирующие факторы для саутрантиков – это не более чем системные концептуальные единицы описания, не обладающие онтологической референцией.

Особенность дискуссий между вайбхашиками и саутрантиками, которые мы обнаруживаем во втором разделе "Энциклопедии Абхидхармы", состоит в том, что обмениваясь аргументацией и контраргументацией, противники никогда не приходят к общей точке зрения. Как правило, спор завершается тем, с чего он и начинался, – позиция вайбхашиков по конкретной проблеме либо провозглашается соответствующей системе воззрений в целом, либо говорится, что эта позиция соответствует истине. Нормативная структура дискуссий имеет следующий вид: вайбхашики предлагают цепь аргументов, но они, эти аргументы, не принимаются саутрантиками в качестве однозначно доказывающих реальность всех дхарм. Контраргументация саутрантиков, в свою очередь, оказывается логически бессильной разбить исходный тезис вайбхашиков.

В этой связи возникают, однако, как минимум, два вопроса. Во-первых, что представляет собой "последний аргумент" вайбхашиков – верность какого-либо конкретного философского положения системе умозрения в целом, соответствие истине. Почему этот логически бессодержательный и декларативный "последний аргумент" не отвергается оппонентом-саутрантиком? Во-вторых, если дискуссии вайбхашиков и саутрантиков бесплодны, если спорящие ничего не могут друг другу доказать, то с какой целью Васубандху включил подобные диспутальные фрагменты в текст трактата?

Ответ на первый вопрос заставляет нас вспомнить, что кашмирские вайбхашики (сарвастивадины) возводили истоки своей школы к легендарным составителям Абхидхарма-махавибхаша-шастры, очень авторитетного пространного комментария к Джнянапрастхане, одно из семи трактатов канонической Абхидхармы сарвастивадинов. Согласно преданию, заслуга создания этого комментария принадлежит архатам Кашмира. В контексте буддийской религиозно-философской традиции это означает, что истинность умозрения школы вайбхашиков подтверждается совершенным знанием, которым располагали древние учителя, разработавшие теоретические основы сарвастивадинского умозрения. Таким образом, тезис "все дхармы существуют" может быть использован в дискуссии как логически валидный аргумент.

С другой стороны, когда мы говорим о школьных интерпретациях принятой абхидхармистами номенклатуры дхарм, необходимо иметь в виду генезис этой номенклатуры. Список дхарм – результат определенной теоретической работы над первым разделом канона, т. е. собранием сутр – бесед и поучений Бхагавана, отнюдь не имевших в качестве специальной цели экспликацию номенклатуры дхарм. Проиллюстрируем это на характерном примере. В сутре сказано: "По причине порождения, обретения и обладания десятью дхармами "тех, кому более нечему учиться" (т. е. десятью дхармами архатов), он становится благородным…". Что означают в данном контексте слова «обретение» и «обладание»? Нужно ли толковать их терминологически – как наименование определенной, реально существующей дхармы, или эти слова следует понимать нетерминологически, по аналогии с другим, зафиксированным в сутре высказыванием: "О, монахи! Царь-чакравартин (буддийский благородный Властелин вселенной) обладает семью драгоценностями…"? Кашмирские вайбхашики поступили следующим образом: они выбрали все контексты, где слово «обладание» употребляется в связи с характеристикой психической деятельности и применительно к совокупности этих контекстов закрепили за «обладанием» (прапти) статус термина, т. е. слова со строго закрепленным техническим значением. В остальных контекстах, где имеется в виду обладание объектами внешнего мира, данное слово теряет признаки термина, в частности, строго ограниченную предметную область значения. Терминологически «обладание» означает факт включения в индивидуальный набор дхарм какого-либо нового элементарного состояния (обретение новой дхармы) и функционирование этого или какого-либо другого элементарного состояния в индивидуальном потоке дхарм (владение дхармой в прошлом, настоящем и будущем). Таким образом, вайбхашики толковали обладание (обретение и владение) как реальную сущность, ответственную за формирование индивидуального потока дхарм. Обладание они относили к нематериальным дхармам, не связанным с сознанием, т. е. к формирующим факторам.

Такая трактовка вызывала решительные возражения со стороны саутрантиков, прежде всего, они указывали на тот факт, что в сутрах ничего не говорится относительно онтологического статуса обладания. А это, в свою очередь, дает основания трактовать его лишь как элемент словесного описания процесса формирования индивидуального потока, но не в качестве реальной сущности. Кроме того, саутрантики усматривали в рассуждениях вайбхашиков о формировании индивидуального потока дхарм логически ущербную тенденцию к дурной бесконечности – если какая-либо дхарма включается в поток вместе с обладанием этой дхармой, то сама дхарма обладание потребует еще одного обладания и т. д. В ответ на эти возражения вайбхашики излагали логико-дискурсивную процедуру, исключающую бесконечное умножение числа обладаний, необходимых для функционирования индивидуального потока дхарм в прошлом, настоящем и будущем.

Таким образом, соответствие данной трактовки «обладания» истине, во-первых, и системе вайбхашиков, во-вторых, означает апелляцию к Абхидхарма-махавибхаша-шастре, обусловившей своим содержанием структуру проблематики и направление ее разработки в "Энциклопедии Абхидхармы".

Васубандху скрупулезно фиксирует не только конкретные пункты расхождений между вайбхашиками и саутрантиками, но и частные точки зрения так называемых иноземных учителей, в частности, абхидхармистов, учивших за пределами северо-западных границ Кашмира. В числе учеников Васубандху были и вайбхашики, и саутрантики, и, возможно, последователи иноземных наставников. Получая наставления в Абхидхарме, они оттачивали в кратких дискуссиях с учителем свои собственные школьные позиции, а не пассивно усваивали единую точку зрения. Все ученики Васубандху чтили Слово Будды и монашескую дисциплину, и это служило необходимым и достаточным условием их принадлежности к Дхарме. В аспекте философского осмысления религиозной доктрины и теоретического истолкования психотехнической практики последователи Дхармы располагали интеллектуальной свободой в выборе определенной школьной традиции. И вайбхашики, и саутрантики, и последователи иноземных учителей видели смысл своей монашеской жизни и изучения Абхидхармы в продвижении к идеалу архатства, в достижении совершенного знания. Учитель Васубандху, оберегая интеллектуальную свободу своих учеников, сохранял тем самым единство и целостность абхидхармистского направления в буддийской религиозной философии.

Несколько слов необходимо сказать и о стилистике дискуссий. Как правило, в этих дискуссиях не обнаруживаются развернутые силлогизмы, что чрезвычайно затрудняет понимание хода рассуждений для читателя, не знакомого с теорией индийского пятичленного силлогизма²⁸ и базовым делением логического вывода на умозаключение-для-себя и умозаключение-для-других. Умозаключение-для-себя – это первичный по отношению к словесной демонстрации интеллектуальный процесс постижения связи между объектами на основе усмотрения признака, манифестирующего эту связь. Умозаключение-для-другого – это силлогизм в собственном смысле слова, т. е. вербальная демонстрация, позволяющая оппоненту осуществить идентичный интеллектуальный процесс. Операция усмотрения признака, конституирующего логическое основание дедукции, выступает связующим звеном между этими двумя видами умозаключения. Умозаключение-для-другого в эпоху создания "Энциклопедии Абхидхармы" еще не было преобразовано в трехчленный силлогизм, соотносимый с аристотелевским, и имело характер традиционного индийского пятичленного доказательства. Первый его член представляет собой операцию простого приписывания – соотношение предиката с субъектом (проблематичным локусом предицирования); второй – это приписывание локусу признака, манифестирующего предикат, т. е. того самого признака, усмотрение которого и обнаруживает на логическом уровне реальную связь между объектами. Третий, четвертый и пятый члены силлогизма в отличие от двух первых – утверждения, а не приписывания. Так, третий член – гомогенный пример – демонстрирует связь субъекта и предиката применительно к непроблематичному локусу, т. е. такому локусу, где эта связь обладает природой неизменного сопутствования, где она для всех очевидна. Четвертый и пятый член отождествляет характер связи субъекта и предиката в проблематичном и непроблематичном локусах.

Важно подчеркнуть, что в дискуссиях, включенных в "Энциклопедию Абхидхармы", пятичленные силлогизмы никогда не приводятся в полном объеме. Дискутирующие обычно ограничиваются приведением гомогенных примеров или их оспариванием, демонстрируя тем самым ошибочность логического основания вывода. Подобная стилистика дискуссий свидетельствует в пользу того, что к изучению Абхидхармы допускались лишь ученики, хорошо подготовленные в области логики и гносеологии. Вне знания теории пятичленного силлогизма абхидхармистские дискуссии, касающиеся теории дхарм, не могут быть правильно поняты и представляются весьма темными, и у читателя наступает неизбежная утрата предмета рассуждения.

Изложение учения об индриях в "Энциклопедии Абхидхармы" исключительно богато теоретическим анализом измененных состояний сознания, йогического созерцательного опыта. Результаты познания, включая плоды созерцательного опыта, согласно абхидхармистской методологической установке, могут и должны быть адекватно выражены в словах и вполне доступны логико-дискурсивному анализу.

Не подлежит логико-дискурсивному анализу только состояние нирваны, ибо оно предполагает полное прекращение процесса развертывания потока сознания во времени. Однако анализу, безусловно, доступен путь достижения этого состояния. Относительно нирваны абхидхармистские теоретики придерживались позиции конструированного определения, развернутого в концепции пути-результата, – нирвана есть то, что может быть достигнуто совокупностью определенных практик. В этом аспекте абхидхармистская философия может быть осмыслена как теоретическая пропедевтика нирваны. Рациональному анализу, определению, классификации, выяснению альтернативных случаев подлежит все, что способствует или препятствует нирване, а ее перспектива структурирует предмет философствования в целом и отдельные его аспекты.

Как уже отмечалось выше, рассмотрение абхидхармистского учения об индриях Васубандху построил в форме анализа факторов, доминирование которых актуализируется в психике адепта, ориентированного на устранение аффектов.

Васубандху рассматривает две различные типологии индрий внутри двадцатидвухчленного списка²⁹. Первая из них вычленяет сначала пять индрий (зрение, слух, обоняние, вкус, осязание), господство которых проявляется, согласно этой типологии, в четырех отношениях – телесное анатомо-физиологическое совершенство, защита тела и поддержание жизнедеятельности, функции чувственного восприятия, спецификация восприятия относительно соответствующих пяти чувственных модальностей. Затем вычленяются следующие четыре индрии – женственность/ мужественность, жизнеспособность и манас. Каждая из них доминирует в двух отношениях, но здесь важна лишь числовая индексация, поскольку данные индрии господствуют как над процессом аффективного загрязнения потока сознания (это – индрии удовольствия/страдания, удовлетворения/ неудовлетворения, невозмутимости), так и над процессом очищения этого потока от аффектов (индрии веры, энергии, памяти, различающего постижения, йогического сосредоточения, познания еще не познанного, глубинного знания, совершенного знания).

Другая типология объединяет первые пять индрий и манас (разум) на том основании, что все они господствуют в процессе восприятия объектов и их парциальных чувственных характеристик. В отдельные группы выделяются женственность/мужественность, поскольку только они доминируют в становлении женской и мужской природы³⁰. В следующую типологическую группу объединены индрии жизнеспособности, удовольствия/страдания, удовлетворения/ неудовлетворения, невозмутимости, веры, энергии, памяти, различающего постижения, йогического сосредоточения, ибо они обнаруживают свое господство в длительности существования самотождественного индивидуального потока дхарм, в аффективном загрязнении и в очищении этого потока. И наконец, три последние индрии (способность познания еще не познанного, глубинного знания и совершенного знания) доминируют в процессе достижения все более и более высоких результатов – вплоть до нирваны³¹.

Здесь важно отметить, что цель первой типологии – маркировать сферы действия факторов доминирования. Вторая же типология показывает, что в двадцатидвухчленный список включены именно факторы, господствующие в протекании процессов, хорошо известных из опыта, – в процессе познания, в процессе психосоматического становления и жизнедеятельности индивида, в его обыденной и религиозной жизни, на пути к архатству. Таким образом, вторая типология содержит в себе функциональное определение индрий.

Васубандху дает общее сущностное определение факторов доминирования: индрия – это опора сознания, его спецификация, сохранение, подготовка к очищению и самоочищение, и затем обращается к более частным, конкретным определениям отдельных групп индрий³². Однако из этой череды дефиниций исключены определения жизнеспособности, которая специально рассматривается в дальнейшем – в связи с анализом дхарм, не связанных с сознанием, а также способности веры, энергии, памяти, различающего постижения и йогического сосредоточения.

Следующая за дефинициями индрий проблема состоит в выявлении кармического аспекта факторов доминирования³³. Космологический аспект их функционирования представлен Васубандху в классификации процесса актуализации индрий в соответствии с тремя космическими сферами, или сферами существования (чувственный мир, мир форм и мир не-форм) и населяющими эти сферы живыми существами³⁴.

Следует акцентировать то обстоятельство, что три чистых индрии (способности познания еще не познанного, глубинного знания и знания совершенного) от природы не присущи никому из живых существ в этих трех мирах, поскольку исходно сознание не может быть свободным от притока аффектов. Эти чистые индрии последовательно формируются и сменяют друг друга только при условии направленного преобразования психики.

Поскольку за исключением чистых индрий факторы, доминирующие в психике, подвержены притоку аффектов, по мере продвижения к идеалу архатства деятельность этих факторов должна быть нейтрализована. В данном смысловом контексте Васубандху приводит типологию индрий, указывающую на психотехнические способы прекращения их аффектированной активности³⁵.

Васубандху указывает на те индрии, которые играют решающую роль в процессе достижения плодов шраманства, т. е. монашеской религиозной жизни. Основная проблема здесь – представить типологию факторов доминирования в контексте концепции путь-результат³⁶.

Таким образом, обзор структуры и внутренних связей основных понятий абхидхармистского учения о факторах доминирования в психике учитывает как минимум четыре аспекта анализа – психика в неизмененных состояниях сознания и процессе жизнедеятельности, кармический аспект, космологический аспект и, наконец, аспект направленной трансформации сознания.

Проблематика учения об индриях может быть адекватно понята только в тесной связи с теорией дхарм и, в первую очередь, с одной из трех базовых абхидхармистских классификаций – классификацией дхарм по классам элементов. Рассмотрим эту связь более подробно.

Классификация по классам элементов интересна, прежде всего, тем, что она позволяет анализировать дхармы, входящие в индивидуальный поток, и отвечает на вопрос, что же именно выступает познавательным материалом для сознания? Как уже говорилось выше, внешний объект (васту) делается объектом мыслительной деятельности только благодаря функциональной активности органов чувств. Каждый из пяти чувственных анализаторов «схватывает» только ту парциальную характеристику внешнего объекта, которая соответствует его модальности (гочара), – зрение познает цвет-форму, слух – звуковые характеристики и т. д. Эти парциальные характеристики, будучи воспринятыми (или пребывая в актуальном процессе восприятия), получают название чувственных объектов (вишая). Иначе говоря, целостный внешний объект, попадая в перцептивное поле познающего субъекта, как бы расщепляется на несколько чувственных объектов в соответствии с модальностями воспринимающих его органов чувств. В предельно наполненной перцептуальной ситуации внешний объект (васту) расщепляется на пять чувственных объектов (вишая). В сферу познавательного функционирования сознания вводится, таким образом, не целостный внешний объект, но только совокупность вишая.

С точки зрения классификации по классам элементов цвет-форма, звук, запах, вкус и осязание определяются как пять внешних классов элементов, которые познаются двумя видами сознания. Соответствующий по модальности вид чувственного сознания фиксирует данные восприятия (что может быть выражено в остенсивных определениях типа "это – черное" и т. д.), а ментальное сознание осуществляет конструирование образа – генерализацию и целостное смыслообразование.

Остальные тринадцать классов элементов – это пять классов органов чувств, семь классов сознания (зрительное, слуховое, обонятельное, вкусовое, осязательное – пять классов чувственного сознания, ментальное сознание и манас) и дхармический класс. Дхармический класс включает в себя те же самые причинно-обусловленные дхармы, которые в классификации по группам входят в группу чувствительности, в группу понятий, в группу формирующих факторов. Кроме перечисленных, в дхармический класс включены непроявленный элемент (авиджняпти) и три абсолютные дхармы.

Классы элементов определяются Васубандху как роды, или семейства (готра), дхарм, обнаруживаемых в составе непрерывного потока индивидуального существования. Это восемнадцать шахт, или месторождений, в которых под воздействием однородной причинности (сабхача-хету) возникают дхармы, обладающие одной и той же родовой характеристикой.

Абсолютные дхармы принадлежат к классификации по классам элементов (а именно к дхармическому классу), поскольку они есть «месторождение» сознания и явлений сознания.

Индрии как факторы доминирования определяются Васубандху именно на базе классификации по классам элементов. Факторы доминирования – это часть дхармического класса, и те двенадцать классов, которые именуются внутренними (пять классов органов чувств, семь классов сознания).

Канонический перечень двадцати двух индрий мы уже приводили выше. Однако абхидхармисты несколько изменили порядок перечисления. В каноническом перечне, обусловленном классификацией по источникам сознания, первыми называются зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, разум, женственность/мужественность, жизнеспособность и т. д. Абхидхармисты, опирающиеся в своем анализе психики на классификации по классам элементов, перечисляют разум после жизнеспособности. Дело в том, что классификация по восемнадцати классам элементов разрабатывалась теоретиками Абхидхармы с целью установить, что именно выступает опорой для шестого вида сознания – ментального. Первые пять индрий названы собственными именами первых пяти внутренних классов элементов. Женственность/ мужественность относится к классу органов осязания. Жизнеспособность, будучи составляющей дхармического класса, обусловливает самотождественность разума в пределах данного рождения. Класс ментального сознания не имеет иной опоры, кроме себя самого. Поэтому, говорит Васубандху, для того, чтобы установить опору ментального сознания, разум определяется как орган ментального сознания.

Индрия разума, согласно классификации по восемнадцати классам элементов, охватывает семь классов сознания. Часть дхармического класса представлена, как мы уже сказали, индрией жизнеспособности, а кроме этого, индриями удовольствия/страдания, удовлетворения/неудовлетворения, невозмутимости, веры, энергии, памяти, йогического сосредоточения, различающего постижения.

В связи с дхармическим классом также следует особо подчеркнуть, что некоторые компоненты трех последних – чистых – индрий составляют часть элементов этого класса.

Свойство быть индрией (фактором, доминирующим в индивидуальном потоке существования) определяется наличием функции господства в том или ином отношении, в той или иной области функционирования живого существа. Но без дополнительной спецификации это определение фиксирует лишь необходимое условие. Достаточное условие реализуется в такой важной спецификации, как то, что индрия есть, во-первых, опора сознания (шесть внутренних источников сознания – базовый субстрат живого существа, способного устранить аффекты). Во-вторых, различение сознания по половой принадлежности. В-третьих, сохранение длительности самотождественного существования. В-четвертых, загрязнение сознания притоком аффектов ввиду наличия группы чувствительности. В-пятых, подготовка сознания к очищению (пять индрий – вера и пр.). И, наконец, в-шестых, постадийное очищение благодаря трем чистым способностям, последовательно сменяющим друг друга.

Особенность этих определений состоит в том, что господство – необходимый функциональный признак любой индрии, а спецификация (достаточный признак) указывает на конкретную область этого господства для отдельных групп индрий относительно сознания.

Важно подчеркнуть, что необходимое условие в определении индрий – господство – признавалось всеми абхидхармистами. Дискутировались только содержательные аспекты доминирования. Что же касается достаточного условия, то наряду с изложенной точкой зрения существовала и иная. Согласно ей, четырнадцать первых индрий есть факторы доминирования потому, что они ответственны за вовлеченность сознания в сансару (это шесть первых индрий), за возникновение этой вовлеченности (индрии женственности/ мужественности), за сохранение вовлеченности (жизнеспособность), за наслаждение пребыванием в сансаре, или же за чувственный сансарный опыт, вызывающий жажду испытывать наслаждение снова и снова (индрии чувствительности). Остальные восемь также суть индрии, поскольку эти факторы доминируют в процессе отвержения аффективной вовлеченности в сансару и полного устранения аффектов.

Все прочие способности – владение речью, координация движений, моторные и физиологические акты – не могут быть причислены к индриям как на основании первой, так и на основании второй точки зрения, ибо они не удовлетворяют необходимому и достаточному условиям отнесения к факторам доминирования.

Из обоих определений ясно, что внутри двадцатидвухчленного списка выделяются типологические группы индрий, благодаря которым осуществляются подготовка к очищению и само очищение сознания (или, иначе говоря, делается возможным отвержение сансарного существования, разрушается вовлеченность в сансару).

Попутно отметим, что отвержение не есть род пассивного отказа, как раз наоборот – это решительнейшая мотивация к победе над страданием, побуждающая адепта буддийской религиозной дисциплины преобразовать свое сознание. Согласно первой абхидхармистской точке зрения, приводимой Васубандху, пять индрий – вера, энергия, память, йогическое сосредоточение и различающее постижение – доминируют в индивидуальном потоке дхарм именно тогда, когда адепт очищает свое сознание от аффектов. Благодаря действию названных индрий формируются препятствия для возникновения аффектов и облегчается вступление на Благородный путь.

Три чистых индрии, завершающие двадцатидвухчленный перечень, – способности познания еще не познанного, глубинного знания и знания совершенного – актуализируются в процессе достижения все более и более высоких результатов (плодов пути) вплоть до нирваны. Индрия познания еще не познанного доминирует в индивидуальном потоке существования, когда адепт стремится достичь глубинного знания, повторно познавая то, что уже было познано. Индрия глубинного знания, в свою очередь, господствует на стадии овладения знанием совершенным. А актуализация индрии совершенного знания способствует полному освобождению сознания от последних следов аффективности и тем самым – достижению архатства.

Другая точка зрения, объясняющая три чистых индрии, делает акцент на роли этих индрий в процессе нейтрализации аффектов. Индрия познания еще не познанного господствует при нейтрализации тех аффектов, которые устранимы благодаря практике видения Благородных истин, т. е. сосредоточенного постижения абсолютной приложимости этих истин к функционированию сознания в любой из трех космических сфер – в чувственном мире, мире форм и мире не-форм. Индрия глубинного знания господствует в практике йогического созерцания, углубляющего результаты практики видения. Индрия совершенного знания выступает доминирующим фактором на той стадии религиозного опыта, когда адепт испытывает блаженство и радость при избавлении от аффектов.

Но что же представляют собой эти индрии, свободные от притока аффектов? Три чистые индрии – это комплексные комбинаторные образования из девяти единичных факторов доминирования: разума, удовольствия, удовлетворения, невозмутимости, веры, энергии, памяти, йогического сосредоточения и различающего постижения.

Касательно первых четырнадцати индрий из абхидхармистского двадцатидвухчленного матричного списка необходимо указать, что актуализация этих факторов доминирования свидетельствует о факте включенности в сансару и выступает предпосылкой принятия первой Благородной истины.

Из них индрии чувствований – удовольствия/страдания, удовлетворения/неудовлетворения и невозмутимости – требуют особенно внимательного анализа, поскольку именно они играют решающую роль при загрязнении потока сознания аффектами. Но в то же самое время многие из них используются в йогической практике, имеющей своей главной целью устранение аффектов.

Индрии чувствований связаны с группой чувствительности. Васубандху разъясняет, что в эту группу включены три вида ощущений – приятные, неприятные и нейтральные. Далее чувствительность подразделяется на шесть видов ощущений, порождаемых контактом органов чувств и «органа» разума с их объектами. Эти ощущения могут распределяться по шкале приятное-неприятное-нейтральное³⁹. Из сказанного становится понятным, почему в учении об индриях Васубандху определяет пять доминирующих чувствований как факторы, господствующие при загрязнении потока сознания "вследствие их предрасположенности к страстному влечению и другим аффектам"⁴⁰.

Но среди абхидхармистов бытовала и другая точка зрения, согласно которой чувствования удовольствия и прочего делают сознание сосредоточенным, что, в свою очередь, позволяет говорить о принципиальном соответствии этих индрий практике очищения.

Именно в связи с тем, что индрии господствуют как при загрязнении, так и при очищении потока сознания, неизбежно встает вопрос, какие из них подвержены притоку аффектов, а какие – нет. Кроме того, есть ли индрии, которые могут осуществлять свое господство либо с притоком, либо без притока аффектов?

Другой важный аспект анализа индрий связан со шкалой благое-неблагое-нейтральное, поскольку эта шкала позволяет осмыслить факторы доминирования с точки зрения доктринальной прагматики – достижения совершенного знания, нирваны.

Индрии – это инструменты сознания. Но если сознание устремлено к нирване, то возникает проблема постадийной дезактуализации факторов доминирования, ибо при активных индриях развертывание потока сознания неизбежно, а его остановка невозможна. Васубандху дает типологию индрий относительно йогических процедур, необходимых для устранения их активности. При этом указывается, что три чистых индрии принципиально не могут быть нейтрализованы, так как "то, что не имеет изъянов (т. е. не подвержено притоку аффектов), не подлежит устранению".

Проблема описания феноменологических закономерностей совместного возникновения причинно-обусловленных дхарм важна для прояснения дхармической природы факторов доминирования.

Это описание базируется на исторически более поздней классификации дхарм по пяти категориям: материальные дхармы; дхармы сознания и явлений сознания; дхармы нематериальные, но и не связанные с сознанием, и, наконец, абсолютные дхармы (они не рассматриваются, поскольку не принадлежат к тому, что возникает под воздействием причин).

Анализ совместного возникновения материальных дхарм разворачивается Васубандху в контексте абхидхармистской атомистической концепции.

Философия Абхидхармы, подобно большинству индийских религиозно-философских школ, стояла на позициях атомистических представлений о строении материи. Уже из общей теории дхарм мы узнаем, что органы чувств имеют атомарную природу⁴³. Васубандху дает подробную топографию атомов чувственных анализаторов и излагает воззрения вайбхашиков на атомарный аспект функционирования органов чувств. Атомы, конституирующие органы чувств, материальны по своей природе, и одновременно они являются носителями психических способностей. Согласно Васубандху, один атом органа чувств, входя в соприкосновение с одним атомом объекта (если речь идет о недистанционных, контактных органах чувств – таких, как вкус, например), не способен породить соответствующий вид чувственного сознания. Пять видов чувственного сознания могут возникнуть только в том случае, если они имеют в качестве своей опоры и в качестве своего объекта скопления атомов.

Подчеркнем, что Васубандху определяет атом как "самое тонкое из всех скоплений материи", ибо не известно что-либо иное столь же тонкое. Из этого определения видно разительное отличие абхидхармистских представлений об атоме от тех, которые сложились в античном Средиземноморье, где атом выступает пределом делимости материи, сам будучи неделимым.

В чувственном мире, утверждает Васубандху, атом состоит не менее чем из восьми субстанций: земля, вода, огонь, ветер и четыре вида производной материи – цвет-форма, запах, вкус, осязаемое. Таким образом, в абхидхармистской атомистике речь идет не о предельной неделимости вещества, но о количественно минимальной совокупности субстанциальных компонент, обеспечивающих качественную определенность материи⁴⁴.

Васубандху анализирует проблему включенности психических способностей в совокупности, называемые атомами, и рассматривает типологию атомов, обладающих способностями чувственного восприятия.

Сознание и явления сознания – это нематериальные дхармы, с необходимостью существующие только вместе⁴⁵. Васубандху указывает на основную методологическую установку вайбхашики – все дхармы с необходимостью существуют совместно со своими причинно-обусловливающими свойствами, будь то материя, сознание, явления сознания или нематериальные дхармы, не связанные с сознанием. Он указывает на фундаментальное различие между понятием "живое существо" и всем остальным, не включенным в объем и содержание этого понятия. Живое существо рождается с дхармой «обладание», которая фиксирует включение сознания и явлений сознания в индивидуальный поток существования.

Принципиально важна приводимая Васубандху типология фундаментальных явлений сознания⁴⁶. Эта типология позволяет перейти к рассмотрению следующих вопросов. Какие дхармы присутствуют всегда при наличии сознания как такового? Какие дхармы актуализируются при благом состоянии сознания? Каковы те дхармы, которые всегда сопутствуют загрязненному сознанию? Что такое шесть базовых аффектов, характерных только для загрязненного сознания? И, наконец, что такое аффекты, имеющие так называемую малую сферу распространения?

Все эти вопросы важны, прежде всего, потому, что позволяют представить характерное для абхидхармистской философии феноменологическое описание сознания. Сознание и явления сознания в своем актуальном существовании опираются друг на друга. Но в то же самое время они не есть нечто тождественное. Сознание – это центральный фактор индивидуального потока дхарм. Однако в процессе самонаблюдения индивид фиксирует присутствие сознания лишь благодаря наличию актуальных, качественно определенных явлений сознания, т. е. дхарм, связанных с сознанием.

Сознание, как уже отмечалось, в сфере своей познавательной активности сталкивается не с внешними объектами, а с их чувственными парциальными характеристиками, воспринятыми посредством органов чувств и отождествленными соответствующим видом чувственного сознания. Наряду с этим сознание способно осуществить свою познавательную интенцию и по отношению к явлениям сознания. Этому различающему постижению дхарм, связанных с сознанием, абхидхармисты предпосылают четкие дефиниции явлений сознания в ракурсе их доктринальной оценки (благое-неблагое-нейтральное). Различение явлений сознания с опорой на эти дефиниции способствовало становлению и развитию у адептов специфически буддийского отношения к фактам психической жизни.

Анализ дхарм, связанных с сознанием, позволяет показать место индрий – явлений сознания среди других явлений сознания, не выступающих в функции факторов доминирования.

Подводя итог рассмотрению сознания и явлений сознания, Васубандху проводит следующую методологически важную аналогию. Известно, что разум (манас), сознание как таковое (читта) и каждый из семи видов различающего сознания (виджняна) означают одно и то же. Подобно этому сознание и явления сознания тождественны в четырех аспектах – в том, что они обладают опорой («опираются» на органы чувств); схватывают в своей функциональной активности соответствующий объект; оформлены, т. е. приобретают специфические свойства своих объектов, и, наконец, связаны между собой, т. е. симметрично соединены друг с другом и равноправны в этом соединении⁴⁷. Сознание и явления сознания, таким образом, связаны между собой тождеством опоры, объекта, формы, времени и конкретной сущности. Феноменологически данное тождество выражается в возникновении только одного состояния сознания и только одного связанного с ним явления сознания в каждый конкретный момент времени.

Васубандху уделяет внимание анализу таких дхарм, не связанных с сознанием, как обладание/необладание, сходство, бессознательное, два типа сосредоточения, жизнеспособность, всеобщие свойства, а также совокупность имен и прочее.

Абхидхармистская интерпретация дхармы сходство состояла, в частности, в том, что обладание этой дхармой позволяет причислить живое существо к определенному классу и тем самым отличить от других живых существ. Говоря более пространно, сходство – это формирующий фактор, структурирующий индивидуальный поток дхарм таким образом, что применительно к нему можно строить дискурс в категориях общего и особенного. Определение дхармы бессознательное указывает на ее функцию – прекращение процесса развертывания сознания и явлений сознания у тех, кто обретает новое рождение среди бессознательных существ, т. е. в тех высших космических сферах, где обитают боги, пребывающие в бессознательном состоянии⁴⁸.

В связи с дхармой «бессознательное» Васубандху разъясняет проблему двух типов сосредоточения – бессознательное сосредоточение и сосредоточение, при котором достигается остановка сознания⁴⁹. Проблема типологического различия этих двух сосредоточений принципиально важна, поскольку как бессознательное сосредоточение, так и стремление к нему возникают у адепта из желания освободиться от круговорота новых рождений, но при этом у него отсутствует понимания истинной природы этого сосредоточения. Следствие практики бессознательного сосредоточения не есть освобождение от сансары, поскольку данный тип сосредоточения с необходимостью обусловливает новое рождение в той космической сфере, где и обитают бессознательные существа.

Другой тип – сосредоточение, при котором специально, направленным усилием достигается остановка сознания. Такое сосредоточение практикуется Благородными буддийскими личностями с целью полного успокоения и не предваряется мыслью об освобождении. Васубандху дает подробный типологический анализ различия этих двух типов сосредоточения, сопровождая его экспозицией нескольких точек зрения на проблему. Особый интерес представляет дискуссия о бессознательном. В этой дискуссии обсуждается вопрос, есть ли бессознательное отдельная реальная сущность, не связанная с сознанием, или оно представляет собой состояние сознания, при котором блокируется дальнейшее развертывание потока сознания.

Весьма существенна для уяснения воззрений вайбхашиков их трактовка таких не связанных с сознанием дхарм, как жизнеспособность и общие свойства всего причинно-обусловленного – возникновение, старение, длительность, непостоянство. Жизнеспособность рассматривается в сопоставлении с "теплом и сознанием" как проявлениями жизни, при этом точка зрения вайбхашиков на данную дхарму следующая: "жизнеспособность есть [особая] субстанция, существующая сама в себе"⁵⁰.

Анализ четырех общих свойств всего причинно-обусловленного весьма интересен уже тем, что Васубандху вскрывает связь философского и религиозно-доктринального уровней абхидхармистской системы, анализируя толкование этих свойств в шастрах и сутрах и смысловое единство этих толкований. Он доказывает, что данных свойств именно четыре.

Васубандху объясняет функционирование индивидуального потока причинно-обусловленных дхарм через посредство четырех общих свойств. Вайбхашики строго квалифицировали возникновение, старение, длительность, непостоянство как реально существующие дхармы, ибо в противном случае система абхидхармистского философствования утратила бы свое отличие от воззрений ньяявайшешики – брахманистской школы, выступавшей в роли бескомпромиссного оппонента. Мыслители этой школы придерживались идеи реальности «личности» – вечного, неизменного атмана. Абхидхармистская логико-дискурсивная концепция процессуальности психики, ее необратимости во времени опиралась именно на онтологическую интерпретацию свойств возникновение, старение, длительность, непостоянство и на утверждение всеобщности этих свойств для всего, что возникает в причинной зависимости.

Васубандху рассматривает также и лингвофилософские вопросы – что есть собрание имен, т. е. слова, предложения и фонемы? Позиция вайбхашиков состоит в том, что собрание слов, предложения и фонемы есть дхармы, не связанные с сознанием, они существуют реально и входят в группу формирующих факторов. Но прежде, нежели Васубандху заявляет эту позицию, он обращает внимание на такие проблемы, как соотношение произносимого звука и буквы алфавита; вопрос материальности слов, предложений и звуков как обладающих природой речи; соотнесение слова и обозначаемого им объекта; а также и на то, порождено ли слово речевым актом, возникает ли оно вместе со своим значением. Он указывает, что слова, предложения и фонемы в космологическом отношении принадлежат живым существам, обитающим в чувственном мире и мире форм⁵¹.

Совокупность вышеизложенной проблематики позволяет составить представление о феноменологии "совместного возникновения" (Васубандху) причинно-обусловленных дхарм – материальных, сознания и явлений сознания, а также тех, которые, будучи реальными сущностями, не связаны с сознанием, но и не относятся к дхармам материальным.

Учение об индриях сопровождается анализом причин и условий, благодаря которым "порождение, порождающее и то, что должно возникнуть" (Васубандху) получает возможность своей актуализации. Этот анализ представляет собой подробное разъяснение причин, действующих в сфере психического.

Васубандху, рассматривая структуру понятия «причина», указывает, что следует различать шесть видов причинения. В качестве причины может выступать общая, сосуществующая, однородная, соединенная, универсальная (всепроникающая) и причина, именуемая соединенной⁵². Затем каждый из этих видов причины анализируется отдельно. Остановимся на принципиально важных фрагментах этого анализа.

Общая причина определяется как совокупность всех дхарм. Эта дефиниция подразумевает, что все причинно-обусловленные дхармы выступают общей причиной возникновения каждой из них в отдельности, но за исключением ее самоё, поскольку они не есть препятствие для возникновения любой из причинно-обусловленных дхарм.

Не следует оценивать подобный способ определения как схоластический в негативно оценочном смысле этого слова или как бессодержательный. Васубандху указывает, что общая причина возникновения причинно-обусловленных дхарм не должна истолковываться как агент действия, ибо она по своей сущности есть лишь принципиальное отсутствие препятствия в акте возникновения. Однако это не равносильно отсутствию акта причинения, поскольку без существования индивидуального потока причинно-обусловленных дхарм не может актуализироваться и какая-нибудь отдельная дхарма. Другая точка зрения на сущность общей причины, приводимая Васубандху, состоит в том, что это причина, которая действует через опосредованную связь причин⁵³.

Сосуществующая причина – это дхармы, которые выступают следствием друг друга, т. е. в функции взаимного причинения. (Таковы четыре великих элемента, сознание и дхармы, сопровождающие сознание.) Все причинно-обусловленное, говорит Васубандху, есть соответственно обстоятельствам сосуществующая причина. Отношение причины к следствию рассматривается через свойство быть связанным с наличием и отсутствием. "Если при существовании или несуществовании одного с неизменностью наличествует или отсутствует другое, то первое есть причина, а второе – то, что имеет причину"⁵⁴. В аспекте психического это означает, что при наличии одной из сосуществующих дхарм актуализированы и все остальные из данного набора, а при отсутствии одной нет и всего набора. Таково содержание определения причинно-следственной связи в психическом, согласно Васубандху.

Однородная причина – это причина возникновения взаимно сходных дхарм. Например, дхармы с притоком аффектов выступают однородной причиной актуализации дхарм с притоком аффектов, т. е. загрязненных. Важная особенность однородной причины состоит в том, что она характерна не только для процесса причинения в сфере психического, но распространяется и на внешние объекты. Так, рис есть причина возникновения риса, ячмень – однородная причина порождения ячменя и т. д.

Специфика действия однородной причины в сфере психического заключается, однако, в том, что не все сходные между собой дхармы выступают в функции однородной причины. В такой функции могут выступать лишь дхармы, относящиеся к одной и той же категории (а этих категорий пять) и к одной и той же сфере (это девять сфер существования – чувственный мир и восемь сфер йогического сосредоточения мира форм и мира неформ). Подчеркнем, что разделение дхарм на пять категорий строится в соответствии с тем, каким способом прекращается актуализация этих дхарм в процессе достижения нирваны. Таким образом, анализ причинности в сфере психического проводится исключительно в перспективе практической реализации буддийского религиозного идеала, что и соответствует всему замыслу учения об индриях.

То, что в функции однородной причины могут выступать дхармы, принадлежащие к одной и той же сфере существования, есть, согласно Васубандху, общая закономерность для всех дхарм с притоком аффектов. Однако истина Пути также рассматривается как однородная причина, но дхармы, образующие истину Пути, возникают на каждой из ступеней йогического сосредоточения сами по себе, поскольку ни одна из них не включена в соответствующие сферы существования. Эти дхармы принципиально не могут быть ассимилированы аффективными влечениями, которые присущи каждой из девяти сфер⁵⁵.

Васубандху разъясняет действие однородной причинности в психике, обусловленное слушанием Учения, размышлением по поводу услышанного и йогическим сосредоточением сознания. Благодаря слушанию Учения и прочему в индивидуальном потоке возникают такие дхармы, которые следует интерпретировать как новое качество психики. Они и выступают однородной причиной для возникновения равных себе или более высоких качеств, но никогда – более низких.

Тема причинности в сфере психического представляет особенную значимость, поскольку причины рассматриваются Васубандху в совокупности с порождаемыми результатами. Укажем в этой связи на весьма существенную для понимания абхидхармистской концепции сознания трактовку причины, называемой соединенная. В функции таковой могут выступать лишь дхармы сознания и явлений сознания, но при том условии, что они обладают "одним и тем же субстратом". Возникает вопрос, о каком же субстрате речь, если сознание и явления сознания – это дхармы, т. е. ни к чему другому принципиально несводимые элементарные состояния? Субстрат в данном случае это момент – наименьшая единица времени в существовании индрии, обусловливающий конкретное содержание сознания. Таким образом, можно говорить об определенной соприродности сознания и времени, о «квантах» сознания.

Логика изложения концепции причинения в сфере психического продиктована необходимостью объяснить абсолютные, т. е. необусловленные причинно-следственной связью, дхармы. Акаша и два вида прекращения развертывания потока сознания – прекращение посредством знания и прекращение за отсутствием условий (т. е. прекращение не посредством знания) – присутствуют в психике изначально. Но два прекращения не связаны с сознанием дхармой обладания, поэтому и происходит процесс его развертывания. Абсолютные дхармы не возникают и не уничтожаются. Но здесь встает вопрос, почему же два вида прекращения потока причинно-обусловленных дхарм не блокируют изначально процесс развертывания сознания, почему изначально сознание "не обладает" прекращениями? Эта проблема – решающая для логико-дискурсивного объяснения нирваны⁵⁶.

Характеризуя абсолютное в психике, Васубандху исходит из того, что причины и следствия есть только у причинно-обусловленных дхарм. Относительно абсолютных дхарм невозможно говорить ни о шести видах причин, ни о пяти видах следствий, из этих причин происходящих. Разъединение с дхармами, которые подвержены притоку аффектов, – это прекращение посредством знания, т. е. абсолютная дхарма. Оно и есть нирвана – реальная сущность, вечная и благая по своей природе, отличная от всего существующего. Только это и может быть сказано на словах о прекращении посредством знания, подчеркивает Васубандху. Внутренняя природа этой дхармы постигается Благородными буддийскими личностями в практике достижения освобождения. Только реализация Пути приносит в качестве своего плода дхарму обладание прекращением посредством знания.

Дискуссия между абхидхармистскими школами о нирване как реальной сущности обусловлена религиозно-доктринальным определением нирваны – "то, что есть полное устранение, оставление, исчерпание, угасание, отрешение, прекращение, успокоение малейшего [следа] страдания и непорождение, неприятие, непоявление, невозникновение нового страдания, – это и есть полное успокоение, это и есть высшее, а именно – отбрасывание всех оков, привязывающих к непрерывному существованию, исчерпание жажды, бесстрастие, прекращение – нирвана"⁵⁷. Позиция саутрантиков в дискуссии основана на следующей логико-дискурсивной трактовке: нирвана есть невозникновение, т. е. отсутствие, негация, а следовательно, она и не может интерпретироваться как реальная сущность. Позиция вайбхашиков состоит в онтологическом истолковании статуса нирваны, поскольку она прекращает страдание в настоящем и будущем, обрывает круговорот рождений.

В канонической Абхидхарме сказано, что абсолютные дхармы – это те, которые не обладают предметной реальностью. Из этого саутрантики опять-таки делают вывод: что не обладает предметной реальностью (т. е. нирвана), не может толковаться онтологически. Вайбхашики, защищая свою позицию, обращаются к пяти принятым определениям реального – реальное как внутренняя сущность; реальное как объект сознания; реальное как оковы привязанности; реальное как причина; и, наконец, реальное как предмет присвоения. Они утверждают, что в соответствующей цитате из канонической Абхидхармы предметная реальность обозначает причину, и в этом смысле нирвана не обладает предметной реальностью, ибо прекращение посредством знания – это причинно-необусловленная дхарма. На этом традиционном несближении позиций вайбхашиков и саутрантиков дискуссия о нирване как реальной сущности и завершается⁵⁸.

Последняя проблема, связанная с учением об индриях, – это проблема анализа условий (пратьяя) возникновения дхарм. Концепция условий восходит к религиозно-доктринальному положению, которое гласит, что все существующее порождается благодаря условиям. Изложение данной проблемы Васубандху представляет собой логико-дискурсивную абхидхармистскую разработку этого освященного канонической традицией положения. Автор "Энциклопедии Абхидхармы" опирается на присутствующую в текстах сутр типологию условий. Она включает причинные условия, непосредственные условия, условия-объект и доминирующие условия.

Причинные условия – это пять рассмотренных выше причин, кроме так называемой общей причины.

Непосредственные условия – это состояния сознания и явления сознания (кроме последних состояний сознания архата, непосредственно предшествующих нирване), которые непосредственно предшествуют порождению гомогенных им состояний и явлений сознания.

Условия-объект – это все дхармы, взятые как объект сознания.

Доминирующие условия – это общая причина, известная также и как доминирующая (другое название общей причины). Однако, – говорит Васубандху, – возможны дхармы, которые не выступают в функции какого-либо из перечисленных четырех условий.

Васубандху указывает, что сознание и явления сознания порождаются благодаря всем четырем условиям. Такие не связанные с сознанием дхармы, как бессознательное сосредоточение и сосредоточение, прекращающее поток сознания, порождаются тремя условиями (исключается условие-объект), ибо сознание не функционирует. Другие не связанные с сознанием дхармы и дхармы материальные порождаются условиями-причинами и доминирующими условиями.

Из этого рассмотрения делается вывод, что в мире нет ничего, что имело бы своей причиной Ишвару (божественного творца), Пурушу (абсолютное сознание) или Прадхану (первоматерию). Таким образом, Васубандху указывает на несостоятельность брахманистских школ ньяя-вайшешика и санкхья-йога, придерживающихся иных воззрений на процесс порождения Вселенной.

Подчеркнем, что Васубандху не отрицает существование Ишвары как таковое, не затрагивает доктринальных положений брахманизма впрямую. Большее, что этот крупнейший буддийский идеолог позволяет себе, – это сарказм относительно прославляющих предикаций разрушительной космологической ипостаси Ишвары – Рудры. Основной прием Васубандху – это философская дискуссия, демонстрирующая несостоятельность логико-дискурсивных аргументов, выдвигаемых брахманистами в защиту божественного творца Вселенной.

Проблема, анализом которой и завершается учение об индриях, – это вопрос о классификации двенадцати состояний сознания. Васубандху формулирует общее правило, выражающее закономерность возникновения одних состояний после других, уже имевших место.

Закономерность возникновения одних состояний после актуализации тех, которые качественно им предшествуют, – это и есть концептуально-типологическое формулирование проблемы условий, т. е. обусловленности протекания сознания. Выделяя двенадцать базовых типов сознания, Васубандху соотносит десять из них с космическими сферами и ступенями йогического сосредоточения. Так, в чувственном мире могут быть реализованы четыре типа сознания – благое, неблагое, затемненное-неопределенное и незатемненное-неопределенное. В мире форм – те же три, но исключено неблагое, в мире не-форм могут возникать тоже только эти три типа сознания. Итак, в соответствии с тремя космическими сферами следует говорить о десяти состояниях сознания, и все эти состояния не являются чистыми, ибо они принципиально подвержены притоку аффектов.

Чистое сознание, не затронутое даже малейшими следами аффективности, может быть обретено только благодаря формированию в психике трех чистых индрий, последовательно сменяющих друг друга. Благодаря этому процессу чистое сознание и образует два типа – сознание того адепта, который находится на стадии обучения (этому соответствуют индрии познания еще не познанного и глубинного знания), и сознание адепта, чье обучение завершено (т. е. индрия совершенного знания полностью реализовала свое господство в его психике).

Необходимо в связи с учением об индриях кратко остановиться на вопросе о конечной цели следования путем Дхармы, т. е. о доктринальной прагматике абхидхармистского философствования.

Прежде всего, следует указать на три последних фактора доминирования (индрий) из двадцатидвухчленного списка: способность познавать еще не познанное, способность глубинного знания и способность совершенного знания, актуализация которой и соответствует статусу архата. Эти три способности не соотносятся ни с одной из космических сфер – ни с чувственным миром, ни с миром форм, ни с миром не-форм. Иными словами, рождение в любой из этих сфер автоматически не влечет за собой актуализацию данных факторов доминирования в психике. Эти способности обретаются лишь в результате сознательного вступления на Путь и приложения соответствующих усилий.

Статусу архата соответствует состояние сознания, называемое чистым, т. е. лишенным притока аффектов. Но и это состояние сознания не соотносимо ни с одной из космических сфер, не доступно оно и богам-небожителям, пребывающим в блаженстве. Чистое сознание – удел человека, реализовавшего цель Учения, и в этом смысле следует говорить о религиозном антропоцентризме буддийской доктрины. Только человек, преобразующий себя в соответствии с глубинным пониманием Благородных истин, способен победить страдание, победить смерть как условие нового рождения в сансаре.

«ЯМА». Царь мертвых в буддизме и индуизме

Победа над смертью применительно к статусу архата имеет и еще одно – более частное – значение⁵⁹. Архат может принять решение о продлении своего физического существования или прекратить его до срока. Если он не имеет достойного последователя в деле распространения Дхармы и помощи живым существам, если враги Учения сильны, то жизнь архата должна продолжаться вопреки возрасту и немощам, ибо в противном случае прервется традиция передачи Дхармы. Если же религиозный долг архата достойно исполнен, есть надежный преемник, а старость и болезни превращают архата в объект заботы, то он вправе оставить мир. Буддийская религиозная практика предусматривает оба эти случая, располагая соответствующей психотехнической процедурой произвольного продления жизнеспособности либо прерывания бесполезного существования. Эта процедура доступна только архату, поскольку он победил смерть, т. е. обрел способность сознательного управления индрией жизнеспособности.

Разъединение с неблагими дхармами, прекращение посредством знания развертывания причинно-обусловленных дхарм с притоком аффектов – вот фактор, актуализация которого и представляет собой достижение архатства. В этом пункте, как мы уже говорили выше, абхидхармистские школы вайбхашиков (сарвастивадинов) и саутрантиков придерживались различных позиций. Для саутрантиков абсолютные дхармы (акаша, два вида прекращения) – это чистая негация, отсутствие. Соответственно и нирвана для них – это прежде всего, отрицание, угасание и т. п. Для вайбхашиков абсолютные дхармы – позитивная психическая реальность. Разница в позициях двух школ обусловлена, как мы уже отмечали, спецификой школьных истолкований Слова Будды и их последующей логико-дискурсивной концептуализации.

3. Роль аффектов в развертывании потока психической деятельности

Учение об аффектах – третий аспект теории сознания, излагаемой Васубандху в "Энциклопедии Абхидхармы". Знакомство с абхидхармистским учением об аффектах в его классической форме исключительно важно не только в целях восполнения пробелов историко-философского знания относительно столь мощной южно-азиатской мыслительной традиции, каковую являли собой школы постканонической Абхидхармы. Не в меньшей степени это важно и для выявления типологических черт сходства и различия в подходах к исследованию человеческой природы, развивавшихся в рамках христианских и исламских антропологических концепций.

Все три мировые религии – и буддизм здесь не исключение – рассматривали человеческую природу в контексте принципа антропологического пессимизма: человек в его земном качестве исходно неудовлетворителен, ибо он не может реализовать высшие цели религиозной жизни помимо преобразования своей природы. Особое значение в этой связи придавалось анализу аффективного аспекта человеческой мотивации.

Мыслительные традиции, возникшие в русле теоцентрических мировых религий – будь то христианская древнецерковная антропология или исламские науки о вере – пристально исследовали аффективную сферу жизнедеятельности человека, поскольку одержимость страстями выступала в роли фактора, привлекающего к мирским ценностям, безусловная ложность которых постулировалась на уровне религиозных доктрин. Показательно в этом отношении определение страсти, сформулированное христианским церковным аскетом св. Исааком Сирином (VIII в.): "Мир есть имя собирательное, обнимающее собою страсти <…> И когда хотим наименовать страсти, называем их миром, а когда хотим различить их, то называем их страстями <…> Страсти же суть части преемственности течения мира"⁶⁰. Для святоотеческой традиции весьма характерна тенденция полного отождествления понятий «мир» и «страсти» – прекращение страстей означало бы конец этого мира и наступление нового века, мира иного, подвижническое отрешение от мира и есть отрешение от страстей и наоборот. Страсти – принципиально неприемлемый результат нарушения исходной теофилии – любви человека к Богу как основы райского бытия. Отклонение от Божественного Эроса (извращенный человеческий эрос) не только подчиняет человека низшей природе, но и провоцирует космофилию – любовь к миру, мирским объектам, заботу о мирском. Космофилия, в свою очередь, порождает в человеке самоуверенность, доверие к себе, гордость своими достижениями – аффективный фундамент плотского делания, противостоящего по своей ценностной направленности деланию духовному. Космофилия рассматривалась св. апостолами и отцами Церкви также и в качестве основы плотской мудрости, т. е. метафизической потребности, ментальной страсти проникнуть в сферу тайн духа посредством силы душевного разума. Этому состоянию опьянения миром противопоставляется религиозная задача отрезвления, радикального отказа от космофилии.

Абу Аль-Газали

Идея необходимости преобразования человеческой природы, предполагающего устранение дурной аффективности, в не меньшей мере свойственна и исламской традиции. Связанная с этой идеей отчетливая философская рефлексия прослеживается, в частности, в воззрениях одного из самых авторитетных мыслителей мусульманского средневековья – Газали (1058/59-1111), стремившегося в своих антропологических построениях соединить принципы суннитской догматики и суфийские ценности. В своем базовом труде "Воскрешение наук о вере" (в разделе "Книга о покаянии") Газали рассматривает четыре качества человеческой природы, ответственные за проявления дурной аффективности: животность, дикость, склонность к безбожной, кощунственной гордости и склонность приписывать себе обладание высшей силой. Животность порождает страсть к чревоугодию, ярость, пьянство, половую распущенность, воровство, расхищение имущества сирот, страсть к накоплению богатства. Дикость есть причина гнева, насилия, расточительности и т. п. Склонность к безбожной гордости провоцирует обман, предательство, вероломство, лицемерие, подстрекательство к ересям и заблуждениям. Склонность приписывать себе обладание высшей силой находит свое выражение в гордости, заносчивости и самомнении, эгоистическом разглагольствовании и принципиально мирском духе⁶¹.

Мотив запрета на любовь к миру отчетливо присутствует в философском наследии Газали. Любовь к миру и любовь к Аллаху взаимоисключаются, и отречение от мира выступает в функции религиозного императива, исполнение которого способно очистить намерения человека от аффективного извращающего компонента.

Однако теоцентрические мировые религии и соответственно возникшие в их русле антропологические учения существенно отличны от буддизма как минимум в трех отношениях:

– процессы становления больших традиционных идеологий, какими и явились христианство и ислам, протекали на Ближнем Востоке в значительно более поздний исторический период, нежели эпоха формирования школ и направлений буддизма в Южной Азии. Классическая буддийская философия – философия постканонической Абхидхармы, предстающая перед нами в труде Васубандху, – являет собой на рубеже IV–V вв. весьма зрелую, высокодифференцированную интеллектуальную конструкцию, чуждую в аспекте анализа аффективной сферы какому бы то ни было смешению моральных, юридических и религиозных факторов (что еще характерно, в частности, для исламской мыслительной традиции X–XI вв.);

– христианская древнецерковная антропология и антропология исламская весьма тесно связаны с целым рядом философских идей, сложившихся в Средиземноморском культурно-цивилизационном очаге в период античности. Здесь, прежде всего, следует указать на идеи параллелизма макрокосма и микрокосма, трехчастности, «тримерии» человеческого существа – дух, душа, тело. Буддийская религиозная доктрина и ее философская интерпретация, возникнув в Южноазиатском культурно-цивилизационном очаге, непосредственно не испытали идейного влияния средиземноморской античности. Буддийская философская антропология и, прежде всего, учение об аффектах складывались в ином идейно-идеологическом контексте, принципиально исключающем прямые аналогии, но, разумеется, предполагающем типологические сопоставления культурных контекстов;

– в отличие от христианства и ислама буддизм является единственной мировой религией, относящейся к разряду антропоцентрических. В буддизме отсутствует трансцендентный творящий субъект, а безначальный космос представляет собой причинно-зависимый процесс воспроизведения неизменной соотнесенности форм существования сознания с соответствующими космическими сферами. Подчиненность сознания этому процессу, будучи результатом функционирования аффектов, и есть страдание, к победе над которым и призывает буддийская религиозная доктрина.

Буддийское учение об аффектах представлено Васубандху именно в контексте вышесказанного. Архитектоника "Энциклопедии Абхидхармы" организована таким образом, чтобы первоначально ознакомить читателя с общей теорией функционирования сознания в потоке психосоматической жизнедеятельности и указать на функциональную роль аффектов как факторов, загрязняющих сознание, затем рассмотреть психические способности в аспекте формирования установки на обретение совершенного знания, т. е. на устранение аффектов. Только после этого дается развернутая космологическая картина различных форм существования сознания и причинной обусловленности нового рождения, если аффекты не устранены благодаря обращению к буддийской практике возделывания психики. Только после этого автор "Энциклопедии Абхидхармы" обращается к изложению собственно теории аффектов.

Пятый раздел трактата называется Анушая-нирдеша, и этот заголовок требует ряда дополнительных пояснений. В философии постканонической Абхидхармы аффекты (клеша) рассматриваются в тесной связи с теорией действия (карма). Действие, будучи сознательным целенаправленным актом, определяло процесс реализации причинно-следственной связи, приводящей к новому рождению, только в том случае, если действие это было изначально обусловлено аффективной загрязненностью сознания. Таким образом, клеша уподоблялись корню, который поддерживает и питает сансару – "безличную массу страдания" (Васубандху).

Поскольку в отношении религиозной оценки кармического следствия все действия квалифицировались как благие, неблагие, либо нейтральные, правомерно ставился вопрос о корнях собственно неблагого действия, т. е. о тех корневых, фундаментальных аффектах (мула клеша), которые в конечном итоге и ответственны за дурные действия. Канонические тексты указывают на три корня неблагого (акушала мула) – жадность/стяжательство (лобха), ненависть/вражда (двеша) и невежество/тупость (моха). Любое неблагое действие находит свою опору в каком-либо одном из этих аффектов.

Концепция благого действия исходила из принципа воздержания от безнравственности, что приводит к развитию корней благого (кушала мула) не-жадность (алобха), невражда (адвеша), не-тупость (амоха). Корни благого и корни неблагого взаимно несовместимы и соответственно одновременно не мотивируют действие.

Три корня неблагого не могут быть устранены на ранних ступенях религиозной жизни, ибо интенсивность проявления аффекта имеет девять градаций: основные три – сильная, средняя и слабая – и по три таких же градации внутри каждой названной позиции. Практика преобразования психики постадийно устраняет высокую и среднюю интенсивность аффективных проявлений, и только после этого осуществляется нейтрализация слабых степеней аффективности (что, однако, требует изощренных, «сильных» методов). Только достижение совершенного знания, т. е. обретение статуса архата, соответствует полному устранению корней неблагого и тем самым прекращается процесс накопления кармического следствия, пресекается блуждание сознания в различных формах существования.

Но в этой связи возникает серьезная теоретическая проблема: как объяснить на логико-дискурсивном уровне возможность функционирования корней благого, если корни неблагого не могут быть полностью уничтожены до момента обретения совершенного знания?

В силу своей контрарности кушала мула и акушала мула не действуют одновременно. Но исключается также и возможность их функционирования, распределенного во временной последовательности, поскольку последовательность нуждается в гомогенном по своему качеству элементе между прошлым и будущим моментами времени. Так, если бы благое состояние сознания непосредственно следовало в потоке элементарных психосоматических состояний (дхарм) за неблагим состоянием, то это привело бы к абсурдному выводу, что благое возникает из неблагого.

Теоретики тхеравады, стремясь преодолеть это затруднение, утверждали, что ввиду своей качественной разнонаправленное™ благие и неблагие состояния сознания никогда не сменяют друг друга непосредственно. Между ними обязательно возникает такое состояние, которое само по себе уже является продуктом прошлой деятельности, ее созревшим кармическим следствием и в силу этого квалифицируется как неопределенное.

Вайбхашики (сарвастивадины) в своем анализе исходили из базового школьного принципа "все дхармы существуют как реальные сущности". Такими реальными сущностями в их философском конструировании выступали и факторы, формирующие поток психосоматических элементарных состояний. Это – такие нематериальные, но и не связанные с сознанием дхармы, как прапти (обретение/обладание) и апрапти (не-обретение/не-обладание). Когда функционирует благое состояние сознания, это обусловлено актуализацией фактора обладания благими дхармами и фактора не-обладания неблагими. Таким образом, формирующие актуальное состояние потока факторы прапти/апрапти и отвечают за смену благого и неблагого модусов сознания.

Саутрантики полагали, что подход тхеравадинов и его разработка в рамках вайбхашики неадекватны проблеме. Идея тхеравадинов относительно неопределенного состояния сознания, разделяющего моменты актуализации благого и неблагого, представлялась им логически невалидной – неопределенное состояние сознания (авьякрита-читта) точно так же не может служить производящей причиной благого, как и неблагое состояние. Иными словами, идея тхеравадинов не преодолевает проблему качественной неоднородности. Относительно позиции вайбхашиков саутрантики придерживались негативной точки зрения, полагая, что сам школьный принцип "все дхармы существуют как реальные сущности" ошибочен. Дхармы, не связанные с сознанием и выступающие факторами формирования потока, – это не более чем умозрительные единицы описания, не имеющие реальной референции. (Диспутальные фрагменты на эту тему обширно представлены Васубандху во втором разделе "Энциклопедии Абхидхармы").

Собственное решение саутрантиков состояло в том, что деятельность благих и неблагих дхарм обусловлена соответствующими тонкими состояниями потока, которые именовались саутрантиками биджа ("семена"). Кроме благих и неблагих, саутрантики говорили о неопределенных семенах. Так, неблагие семена (акушала биджа) отождествлялись ими с термином, встречающимся в литературе сутр и вызывавшим споры среди буддийских теоретиков, – анушая. Этот термин трактовался как аффективная предрасположенность, латентная готовность к взрывному проявлению аффекта. Благие семена (кушала биджа) определялись буквально – кушала дхарма биджа ("семена благих дхарм").

Использование термина анушая было принципиально важным уже потому что в канонических источниках говорится о необходимости уничтожения клеша вкупе с анушая, т. е. об устранении не только аффектов, но и потенциальной тенденции к их актуализации. А это, в свою очередь, означало необходимость интерпретации данного положения на уровне философского дискурса.

Канонические тексты содержат матричный список, включающий семь анушая: страсть к чувственному миру (влечение к чувственным объектам), страсть к существованию (т. е. к измененным состояниям сознания, соответствующим высшим космическим сферам – миру форм и миру не-форм), отвращение, ложные воззрения, сомнение, гордыня, неведение. Переход этих латентных аффективных диспозиций во взрывное, проявленное состояние рассматривался как одержимость (парьявастхана).

Вайбхашики располагали своей собственной трактовкой понятия одержимости и собственным матричным списком состояний одержимости. Последний в их школьной традиции включает перечисление не вышеназванных семи аффектов, а десяти явлений сознания, характеризующихся вторичной аффективной загрязненностью (лицемерие, зависть, бесстыдство, неприличие, уныние, расслабленность, возбужденность, чувство вины). Согласно вайбхашикам, сознание неблагое только в момент активного действия аффектов и вторичных аффектированных явлений сознания, выступающих в качестве формирующих факторов (т. е. в составе группы самскар).

Саутрантики не считали анушая отдельными реальными сущностями (впрочем, их школьная традиция вовсе не требовала указания на подобную реальную сущность). Они полагали анушая способными провоцировать состояние одержимости, но в той же самой степени кушала дхарма-биджа оказывались провокантами благих состояний сознания.

Васубандху солидаризировался с представлениями саутрантиков относительно данной проблемы. Но поскольку основная цель трактата – изложить воззрения вайбхашиков и лишь в качестве диспутального аккомпанемента представить позиции школы саутрантика, автор "Энциклопедии Абхидхармы" ориентируется на анализ матричных списков вайбхашиков в первую очередь.

Термин анушая вынесен в заголовок пятого раздела трактата как наиболее важный и репрезентативный в концептуальном отношении. Аффективные предрасположенности, чреватые взрывными проявлениями, определяются Васубандху как корень бытия, отсечение которого и есть победа над страданием.

Бенедикт Спиноза (24.11.1632-21.02.1677)

Теперь необходимо сказать несколько слов о традиции употребления слова «аффект» применительно к интерпретации санскритских терминов клеша и анушая. Исторически латинским affectus (волнение, страсть) передавался в переводах термин греческих философских текстов «пафос». Элеаты и стоики обозначали этим термином неразумные и неумеренные движения души. Позднее Аристотель указал на связь пафосных состояний с изменением состояний телесных. В Новое время Декарт, а затем и Спиноза, активно используя понятие аффекта, в основном следовали стоической традиции его истолкования. Так, Декарт говорил об аффектах как о простых движениях души, отмечая их связь с чувствами удовольствия и страдания.

Рене Декарт (31.03.1596-11.02.1650)

Развивая идеи Декарта в своей «Этике», Спиноза рассматривает аффекты в качестве пассивных состояний души – в то время как активным ее состоянием выступает мышление. Практически отождествляя понятия страсти и аффекта, Спиноза подчеркивает происхождение страсти-аффекта от "недостаточного представления". Все многообразие страстей-аффектов он свел к двум – радости и печали. Психологическая основа, благодаря которой психика функционирует в режиме аффективности, согласно Спинозе, – это инстинкт самоутверждения и самосохранения, сущностный для человека. Именно эта картезианско-спинозистская интерпретация семантики термина «аффект» и была ассимилирована сначала научной психологией⁶³, а затем и в практике буддологических исследований. Акцент был сделан не на предложенной Спинозой классификации и номенклатуре аффектов (ввиду произвольности того и другого), а на связи аффективности с недостаточностью представлений, со стремлением к самоутверждению, на элементарности аффективных состояний, их обусловленности удовольствием/страданием.

Буддийский термин клеша указывает на активно проявленные, взрывные аффекты. Однако здесь необходимо отделить строгую семантику термина клеша от попыток подменить ее обыденными представлениями (аффекты вовсе не обязательно предполагают резко выраженную мимику и пантомимику смех, плач, крики и т. п.). Клеша определяет собой все содержание сознания в данный момент, его конкретную нацеленность на объект, направленность потока сознания.

В целом, традиция передачи санскритских терминов клеша и анушая соответственно как аффект и аффективная предрасположенность не свободна от некоторой степени условности, и в будущем – по мере развития понятийного аппарата философской антропологии – не исключена ее корректировка. Однако на сегодняшний день мы не видим достаточного основания для подобной ревизии.

Обратимся к краткому обзору проблематики, рассматриваемой Васубандху в связи с учением об аффектах, и способа ее изложения. В четвертом разделе "Энциклопедии Абхидхармы" (карики 126–127) дается определение предмета абхидхармистской философии – это исчисление (санкхья) дхарм с целью их классификации в соответствии со следующими тремя структурными позициями:

– загрязненные дхармы, т. е. элементарные состояния, сопряженные с аффективными предрасположенностями (это характерно для религиозно «невозделанной» психики или «возделанной» не полностью);

– благие дхармы и средние (те, что не могут быть отнесены ни к загрязненным, ни к благим);

– причинно-обусловленные дхармы, приносящие благой плод, т. е. дхармы, обретаемые в процессе реализации религиозной практики и приводящие в конечном итоге к обретению совершенного знания.

Граница философствования – аналитического исчисления дхарм – совпадает с заданным буддийской религиозной доктриной пределом самопреобразования адепта: это причинно-необусловленные дхармы, абсолютные, не связанные с пространственно-временными характеристиками. Эти дхармы есть "нирвана, вечное, наивысшее благо" (Васубандху), они не доступны осмыслению на уровне философского дискурса. Таким образом, философия не предназначена для невежд, не желающих возделывать свое сознание, освобождая его от воздействия аффектов. Но не предназначена она и для тех, чье знание совершенно, ибо просветленные мудрецы в ней более уже не нуждаются.

Исчисление дхарм – это аналитическое рассмотрение матричных списков соответствующих состояний, номенклатура которых зафиксирована в каноне. Каждый такой матричный список индексировался определенным числом (указывающим на количество содержащихся в нем номенклатурных единиц) и подразумевал определенную концептуализацию.

Школьные традиции истолкования канонических матричных списков, как уже говорилось выше, отнюдь не всегда совпадали, и различия в интерпретациях обусловливались исходной (для каждой школы) трактовкой объема и содержания базовых терминов.

Создание школьных матричных списков являлось результатом разработки новых философских концепций и соответственно фиксировало тенденцию в развитии предмета философствования. Например, как мы уже упоминали, канонический матричный список 7 состояний одержимости воспроизводил семь наименований списка аффективных предрасположенностей – с той лишь разницей, что в данном случае указывалось на активную форму их проявления, а школьный список вайбхашиков насчитывал десять состояний одержимости. Их номенклатура уже была иной – в силу того, что понятие одержимости трактовалось вайбхашиками по-новому.

Учение об аффектах и построено в соответствии с задачей анализа тех матричных списков – канонических и сугубо школьных, которые характеризуют воззрения школы вайбхашика (сарвастивада). В автокомментарии Васубандху излагает также и позицию саутрантиков, используя для этого форму межшкольной дискуссии по отдельным проблемам и привлекая попутно точки зрения иных буддийских школ. Такая форма подачи материала позволяет увидеть узловые вопросы, вызывавшие споры и тем самым маркировавшие различия в школьных подходах к их решению. Эти различия, однако, отнюдь не расценивались как нечто еретическое, поскольку еретиками считались лишь те мыслители, которые не придерживались буддийской религиозной доктрины. Под разряд ереси буддийские идеологи подводили только те религиозные и религиозно-философские воззрения, которые исключали достижение совершенного знания, а базой такого знания для буддистов выступали Благородные истины, провозглашенные Бхагаваном Буддой.

В этой связи зачастую возникает недоумение чисто культурологического характера – к чему в конечном счете призывает буддийская религиозная доктрина, исключавшая позитивное определение нирваны? Разумеется, она не есть апология смерти, ибо сказано, что Победивший страдание одержал победу и над злом смерти. Смерть – лишь звено в цепи взаимозависимого возникновения, лишь предвестница нового рождения в сансаре. Однако не следует рассматривать чисто негативную характеристику нирваны ("разъединение с неблагими дхармами") как нечто экстраординарное относительно формулировки высшей религиозной цели в двух других мировых религиях. Христианское спасение души, если отвлечься от религиозно-мифологического аспекта, оказывается столь же не доступным философскому дискурсу, особенно в перспективе осмысления Страшного суда. Откровение Иоанна Богослова, первый дошедший до нас собственно христианский текст, не подлежит по самому своему существу логико-дискурсивным спекулятивным толкованиям. Различие состоит лишь в том, что христианин имеет возможность опираться на свидетельства Святых отцов и Учителей церкви о спасении души как состоянии высшего блаженства. Буддийская же религия не предполагает подобные свидетельства в связи с нирваной. О ней известно лишь одно – нирвана несовместима с аффектированным сознанием и тем самым абсолютно чужда страданию, т. е. развертыванию цепи причин и следствий.

Васубандху указывает, что действие, не обусловленное аффективной предрасположенностью, не порождает в качестве своего следствия новое существование, и поэтому аффективные предрасположенности есть корень бытия.

Анализу собственно анушая посвящены в пятом разделе "Энциклопедии Абхидхармы" карики 1-32. Концептуализация понятия анушая осуществляется следующим образом: сначала устанавливаются десять деструктивных в религиозном отношении функций проявленного аффекта; затем приводится список шести аффективных предрасположенностей, которые, переходя в активное состояние, и обнаруживают эти десять функций. Шесть анушая включают страсть, отвращение, гордыню, неведение, ложное воззрение и сомнение.

Однако этот список в дальнейшем подвергается расширению за счет внутренней дифференциации отдельных номенклатурных единиц. Так, страсть подразделяется на влечение к чувственному миру (т. е. страстное влечение к чувственным объектам) и страсть к существованию как влечение к состояниям, соответствующим высшим космическим сферам – миру форм и миру не-форм. Таким способом и разъясняется присутствующий в канонических текстах матричный список 7 анушая.

После этого семичленный список опять подвергается преобразованию за счет различения пяти категорий, образующих номенклатурную единицу ложное воззрение, – ложные взгляды относительно реальности личности, собственно ложные взгляды, ересь привязанности к крайним точкам зрения (т. е. убежденность либо в полной гибели, небытии после смерти организма, либо в неуничтожимости, вечности субстрата, образующего Я), привязанность к еретическим воззрениям, привязанность к ложной (т. е. не ведущей к освобождению от страдания) практике обетов и ритуалов. Такая интерпретация списка 7 анушая также является канонической, поскольку перечисленные типы аффективно окрашенных мировоззренческих установок названы Бхагаваном в качестве ложного воззрения. Это именно типы убеждений, которые сильнейшим образом искажают индоктринированное сознание и соответственно выступают провокантами деятельности, препятствующей обретению совершенного знания.

Список 10 анушая, с которым дальше и проводит аналитическую работу Васубандху, образован именно таким путем.

Далее автор "Энциклопедии Абхидхармы" анализирует эти десять аффективных предрасположенностей под углом зрения практики их устранения – применительно к чувственному миру миру форм и миру не-форм. Эти три космические сферы имеют свой коррелят в виде стадий изменения состояний сознания – начиная от сознания неизмененного и заканчивая вершиной бытия (предельная граница психотехнического опыта)⁶⁴.

В самом общем плане вся собственно буддийская практика возделывания психики подразделяется на два класса – практику видения Благородных истин и собственно созерцательную практику. В частности, практика видения Истины страдания позволяет принять факт подчиненности развертывания сознания в каждой из космических сфер принципу причинно-следственной зависимости, а видение Истины возникновения страдания указывает адепту на аффективные предрасположенности как на источник этой зависимости. Таким образом, практика видения – это, разумеется, определенная психотехническая процедура, предполагающая концентрацию сознания, результатом чего и выступает взрыв архетипа обыденного мировосприятия, его радикальный слом.

Часть аффективных предрасположенностей устраняется именно благодаря видению Истин (они не были бы Истинами, если бы не содержали в себе потенциал очищения сознания). Практика йогического созерцания закрепляет то, что было достигнуто посредством видения Истин. Однако некоторые аффективные предрасположенности могут быть нейтрализованы только методом созерцания ("возделывания" психики).

Рассмотрев таким способом десять анушая, Васубандху суммирует общее число конкретных видов их устранения по всем трем космическим сферам. Это суммарное число определяется как 98 анушая – список, фиксирующий анализ сансары в аспекте элиминации корня бытия, устранения аффектов.

Отдельно следует отметить вопросы, особенно значимые в историко-философском плане и рассматриваемые в связи с анализом аффектов. Васубандху дает определения принадлежности к школам вайбхашика (сарвастивада) и саутрантика: "Те, кто утверждает, что все, то есть прошлое, будущее и настоящее, существует реально, [называются] последователями теории существования всех [дхарм], или сарвастивадинами. Те, кто, проводя различие, считают, что некоторые [дхармы] существуют реально – настоящие, а также прошлое действие, не оставившее свой плод, а некоторые не существуют – прошлое [действие], принесшее свой плод, и будущие [дхармы], – называются последователями теории различения"⁶⁵.

В связи с определением, маркирующим базовое различие между двумя школами, Васубандху анализирует четыре концепции сарвастивадинских учителей, в каждой из которых предлагается философское обоснование принципа "все дхармы реально существуют", и выявляет характерные для сарвастивады затруднения в связи с толкованием трех модусов времени⁶⁶.

Анализ собственно аффективных предрасположенностей завершается изложением последовательности возникновения 10 анушая в индивидуальном функционировании сознания. Исходным в этом процессе выступает неведение, поскольку именно оно и провоцирует заблуждение относительно Благородных истин, далее следуют сомнение; принятие базового ложного воззрения ("страдания не существует" и т. п.); вера в реальность «личности»; приверженность какой-либо из крайних точек зрения ("личность" уничтожается после смерти тела/"личность" вечна); привязанность к ложной вотивно-ритуальной практике (которая соответствует экстремальной позиции, избранной ранее); привязанность к еретическому догматизму (абсолютизация своей вотивно-ритуальной практики как высшего способа очищения); гордыня как результат догматической косности, обусловливающая собой враждебность (отвращение) ко всем прочим. В этой последовательности страсть не упоминается, ибо именно она определяет обращенность сознания всецело вовне – к объектам чувственного мира, способным, по-видимому, приносить наслаждение⁶⁷.

Следующая крупная тема – аффекты в проявленной, взрывной форме и их соотношение с аффективными предрасположенностями в контексте канонической герменевтики, т. е. логико-дискурсивного истолкования метафор, использующихся в литературе сутр для обозначения воздействия аффективной сферы на сознание. Данная тема крайне важна для понимания внутренней смысловой связи буддийской проповеди и философии постканонической Абхидхармы.

Кроме проявленных аффектов и аффективных предрасположенностей Васубандху подвергает анализу те явления сознания, которые представляют собой вторичные аффекты и состояния одержимости. В этом же контексте излагается концепция связи аффективной сферы с шестью модальностями сознания (зрительного, слухового, осязательного, обонятельного, вкусового и собственно ментального) и психическими способностями разума и чувствительности.

В состав пятого раздела "Энциклопедии Абхидхармы" входит проблема, номинально известная как историкам европейской философии, так и культурологам. Она породила мнение о стремлении буддийских мыслителей уклоняться от решения метафизических вопросов, составляющих якобы собственно предмет философии. Это – проблема так называемых буддийских антиномий⁶⁸. К их разряду относятся вопросы, которые не подлежат ответу в силу своей нерелевантности. Например, может ли понятие «мир» предицироваться терминами «вечен», "невечен", "вечен и невечен", "ни вечен, ни невечен"? Или такими – «конечен», "бесконечен", "конечен и бесконечен", "ни конечен, ни бесконечен"?

На первый взгляд, приведенные вопросы должны относиться непосредственно к сфере философии – ведь проблемы вечности/невечности мира и его конечности/бесконечности привлекали к себе лучшие умы греческой античности. Эти вопросы и сегодня стоят на повестке дня перед исследователями онтологической проблематики в сфере философии естествознания. Отказ от их разрешения выглядит полной капитуляцией философского мышления. Почему же буддийская философия, располагавшая вполне достаточным логико-эпистемологическим инструментарием (отнюдь не уступавшим древнегреческим достижениям в этой области), принципиально отвергли рассмотрение подобных проблем?

Нельзя сказать, что формулировка приведенных нами «неуместных» (Васубандху) вопросов была логически ущербной. Как раз наоборот – указание четырех возможных предикатов вполне соответствовало абхидхармистским требованиям рассмотрения каждой проблемы в соответствии со схемой четырех альтернатив, принятой в буддийской логике. Но адекватность эта на поверку оказывалась ложной, ибо сами проблемы полностью лишены какого бы то ни было содержания в контексте того реального предмета буддийской философии, который конституировался четырьмя Благородными истинами.

"Мир" в данном контексте – это причинно-обусловленные дхармы с притоком аффектов, и этот «мир» ни в каком случае не может быть предицирован посредством предложенных четырех альтернатив. С другой стороны, одержимость метафизической любознательностью вовсе не свидетельствует о глубоком гносеологическом запросе, поскольку в ней отсутствует необходимая рефлексия относительно процедуры получения знания. Вечность/невечность, конечность/бесконечность мира не может быть установлена благодаря двум источникам истинного знания – ни посредством презентативного знания (в восприятии), ни посредством дедукции, а иные источники не считались буддийскими гносеологами истинными. Ответ на "неуместные вопросы" мог представлять собой лишь манифестацию спекулятивных воззрений и быть принят на веру. Принципы абхидхармистской эпистемологии исключали подобную парадигму философствования.

Отказ теоретиков постканонической Абхидхармы в удовлетворении метафизического любопытства оппонентов или невежественных неофитов, если рассматривать этот отказ именно в историко-философском ключе, следует осознать как паузу в речи, необходимую для проникновения в предмет той мыслительной традиции, которая, возникнув на Южноазиатском субконтиненте в глубокой древности, с порога отвергла трансцендентное и поставила в центр своего философского внимания человека.