Вы здесь

Космогон. Космогон. Глава первая (Борис Георгиев, 2013)

Космогон. Глава первая

Пашня

С недавних пор он стал именовать себя Огородником. Имя пришлось по душе: услышишь, и сразу представляется поднятая загодя зябь и полные жизни семена полисферы.

Родитель не одобрял его увлечения огородничеством, но всё же помог получить надел. Не близко от центра Молочной провинции, но и не на пустошах, в удобной прямовидности от стремнины Орионова ручья, где почва жирна и влажна. Стало быть, водородицы светлой много будет в ней, когда отойдёт тёмная вешняя влага. Будет чем питать корнесвет после подмятия целины, и легче выйдет полисферы окучивать, чтобы ровней поднимались всходы. А что родитель недоволен – пустое. Старик закваски древней, где ему понять тягу нового поколения к уединению и труду размеренному, к неторопливым занятиям. Всё бы ему давить, теснить и самодурски править; в центре рождён, в центре взращён, в центре пребудет до тех пор, пока снова не сольётся со светом тьма. «А и не знает старик, как жизнь провинциальная красна и привольна, – думал Огородник утром первого дня, озирая зяби, – расти да радуйся шири. Захоти я, и то не удержался бы близ родителя, ведь знамо дело – гон у меня. Что тут непонятного? Не один я такой, немало косматых разбежалось из-под опеки, и как бы не опередил меня кто, не осквернил бы почву близ ручья Орионова потравой или севом непорядным, грабительским». Забеспокоился Огородник, озирая округу, но конкурентов в прямовидности не было, а зябь лежала неграблёная, нетронуто влажная, как думосфера перед оплодотворением. При мысли о зачатии Огородник исполнился гордости, светлое томление пронизало его насквозь, и подумалось ему, что имя Огородник простовато, мало ли косматых в Молочной провинции?! Гон у Орионова ручья выйдет особенно косматым. Наикосматейший будет гон. «Космогон», – подумалось огороднику, и со словом этим приступил он к пашне. Налёг всею силою, всею жаждою гона, всею весеннею нерастраченною страстью. В его сознании отдалось ликующим эхом: «Я Космогон!» – и он ответил мыслям своим, всё ещё выжимая всею тяжестью тёмную влагу из гряд:

– Космогон-Огородник отныне имя моё! – И при этих словах отошли из гряд тёмные воды.

Дневник Космогона-Огородника

По замыслу моему стал я огородником, по словам моим имя себе избрал Космогон-Огородник, и со словами такими приступил к пашне.

Лежала почва жирна и безвидна у излучины Орионова ручья. Пребывал я над нею и думал о севе. Ручей змеился в приятной прямовидности, водородицей светлою почва напиталась изрядно, но и тёмными водами тоже. Многотрудное дело – подминать целину, тяжёлое, но плодотворное. И вот я, Огородник-Космогон, приступил к зябям и мял их и давил, пока не отошла темна вода. И она отошла и вернулась в русло, и узмеилась ко стоку вод. Просветлела почва, ибо собралась водородица светлая, мною подмятая в гряды, но не отступился я, но подминал и налегал прилежно, чтобы воссиял корнесвет в грядах, и стало так.

Воссиял корнесвет, взвихрился, и был он чист и светел, а тяжёлая пыль пласталась вращением около.

Подивился я, как хорош корнесвет, и сказал: «Хорошо!» – и стало хорошо мне, Космогону-Огороднику. Но тут заметил я, что за трудами моими прошёл в Молочной провинции день один.

Вечер трудного дня

Отступил Космогон-Огородник от корнесвета и прилёг у излучины Орионова ручья, устало озирая окольности. Зяби окрест потускнели, но поодаль мерещилось мерцание, видать, прочие косматые не теряли времени, сеяли.

– Этак и пройдёт жизнь в суете, без приятного созерцания, – изрёк Космогон. – Утомился я, а усталость – плохой помощник. Что за сев ввечеру? Выбирать клубнесферу надобно с бережением, да и не подошли они ещё, клубнесферы-то. Как там в «Наставлениях» писано?

Космогон обратился к «Наставлениям» и нашёл там: «Первый друг огородника – осмотрительность. Первый враг – спешка. Лишь после того, как клубни обрастут плотной коркой, можно вносить семена, но прежде обработай выбранный клубень патентованной жидкостью от сорняков и вредителей. Ею же полезно опылить и соседние клубни, если те также взялись коркой, и обрабатывать их регулярно, во избежание заражения почвы сорными побегами. О выборе клубнесферы, пригодной для осеменения, поговорим ниже, а сейчас мы ознакомим тебя со способами удобрения почвы на ранних этапах формирования корнесвета. Наилучшим следует считать способ превентивного удобрения зябей. Ознакомься со списком и, строго следуя ему, внеси удобрения перед тем, как приступишь к подмятию целины…»

– Но я уже подмял! – возмутился Космогон. – Раньше никак не могли предупредить?! Вредители! Ладно, стало быть, мрак с ним, с этим… Как его? С превентивным. Какой там ещё у вас способ?

«На ранних этапах формирования клубней применим также способ пропыления протоклубневого диска измельчёнными остатками корнесветов прошлого урожая. Мы называем этот приём принудительной тяжёлой металлизацией. Он затратен, требует постоянного участия огородника, но при должной сноровке может дать сносные результаты».

– Ну нет, это не для меня. При должной сноровке сносные результаты!.. Результаты должны быть великолепными, а трат поменьше бы. И постоянное участие мне не подходит. Что там дальше? Это не то… Это дорого… Это уже не успеть, клубни, небось, кон-ден-сировались. Экое слово заковыристое. Что же, нет больше способов? А, вот ещё что-то у них дальше про удобрения.

«Если удобрения не были внесены до конденсации клубней, тебе потребуется помощь профессиональных удобрителей. Самостоятельное применение специальных средств запрещается под страхом лишения надела в Молочной провинции. Настоятельно рекомендуем обратиться к уполномоченному подотдела специальных средств (УПСС). Затраты на удобрение надела в таком случае определяются УПССом с учётом местных условий и…»

– Паразиты, – беззлобно ругнулся огородник. – И здесь настигли, чтоб им пусто было, мрачно и тягостно. Нигде нет от них спасения. В центре осядешь – доят. На задворках провинции – доят. В рукавах затеряешься – опять доят. Это надо ж такое выдумать – УПСС! Куда бедному огороднику податься?

– Ко мне, с-сынок, ко мне подайс-ся, – просипел извне призрачный голос.

Космогон от неожиданности расплылся, но быстро овладел собой и сгустился до обычной плотности.

– Ты кто?! – визгнул он верхнечастотно. – Ты где?!

Возглас его ещё не достиг целины за дальними пределами паханых гряд, а в ручей Ориона, подняв волну, втиснулось извне протяжённое в одном измерении тело.

– Здес-сь, – шелестнул бесцветный голос. – С-слыхал я, кто-то с-сказал УПС-с? Не ты ли, с-сынок?

– Господин уполномоченный? – с тоскою осведомился Космогон.

– С-свет с тобой, с-сынок! – оскорбился гость, следуя к берегу по кратчайшему расстоянию. – Я УПС-с, ус-сердный помощник с-садовода. Ты ведь с-садовод, если я не ошибаюс-сь?

– Огородник! – надменно молвил Космогон, сообразив, что гость никак не может быть телом официальным, скорее жулик, каких пруд пруди по всей провинции. И, собравшись с мыслями, продолжил:

– Космогон-Огородник имя моё. И не звал я уполномоченного, просто чихнул. Уходи с миром вовне, откудова приплыл. Огородник я, а не садовод, понял?

– Не одна ли с-срань? – сипнул негромко гость, выбираясь на берег и раздуваясь до полномерности. Но не достиг приятной сферичности, остался протяжённым в одном измерении более, чем в прочих. И стало ясно, что не весь он проявился, большей частью вовне скрывается.

– Что? – не понял Огородник.

– Я с-сказал, не однова с-с ранних лет я огородничал, и недаром с-смолоду набирался опыта, помогу тебе и возьму недорого. Я с-слыхал, ты удобрять с-собираешься? Могу с-ссудить тяжёлыми элементами.

– С прошлого снятка корнесветов?

– С-с позапрошлого. Из с-соседней провинции, – подмигнул телесными морщинами УПС.

Огородник выждал, пока улягутся от сего подмигивания вторичные волны, помолчал для солидности, думал выразить согласие, но в глубине светлой души его зашевелились сомнения. «Темноватый он какой-то, вёрткий. Мраков сын. Не обтёк бы по кривой с тылу».

– Говоришь, недорого, – деловым тоном заговорил он. – А доставка из соседней провинции? А десятина центру уплачена ли? А не будет с УПССом неприятностей? Или ты без специальных средств обойтись намереваешься?

– Без них никак раньше с-семи дней не управиться, а нам с-с тобой к утру бы пос-спеть. Набухнут клубни, обрас-стут корой, как тогда будем добавлять металлы? А без металлов, с-сам понимаешь, всё попус-сту. Без молибдена особенно. Без него вялодумцев не вырас-стить.

– Каких таких вялодумцев? – удивился огородник, позабыв от изумления и о доставке и о возможных проблемах с местным уполномоченным. – Да ты знаешь ли вообще, о чём речь? Я полисферу буду сажать, разводить думотериев.

– А, ну да, ты ж огородник, – пробурчал УПС, телесно поморщившись, потом добавил с искусственным оживлением: – А без молибденовой подкормки вс-сё равно не жить твоим думотериям. С-самый полезный для них элемент.

– Что-то я не припоминаю такого в «Наставлениях».

– Эти нас-ставления писаны олухами для олухов. С-сам посуди, откуда им там, в центре, знать, как с-садовничать-огородничать? Да они полис-сферы живой в глаза не видели. В центре у них дыра на дыре, только и думают, с-с кого бы ещё с-содрать десятину вместе с-с последнею оболочкою.

– Да! – припомнил огородник. – Так что ж с десятиной? Уплочено? И как с доставкой будем выкручиваться?

– А ты, парень, не промах. Люблю таких-х, – интимно шепнул УПС, изгибая тело гиперболой. Шёпот его дал оттяжку в хрип, от низкочастотной вибрации за околицей вздулись пылевые облака. – Говорю тебе, товар из с-соседней провинции, с-специальные средства оттуда же. Сам я как, по-твоему, с-сюда попал? Норы знаю. С-смекаеш-шь?

Хоть и не понял Космогон, какие такие норы, но лестный отзыв усердного помощника садоводов об его, огородника, деловых качествах наполнил светлую душу гордостью. Однако всё-таки остались у него сомнения. Он спросил:

– Так и что, если из соседней провинции?

– А то, что мес-стному уполномоченному эти дела до звезды. Не у него же в провинции убыток металла? Не его с-средства привлекаются? А за дос-ставку не возьму я с-с тебя ни эрга. Внесёшь за металлизацию, прочее – не твоя печаль. Идёт?

– Идёт, – решительно заявил Космогон, но про себя подумал: «А не так пойдёт, сдам тебя обоим управляющим, пускай промеж собою разбираются». И тут же бросил как бы нехотя:

– Чем расплачиваться? Водородицы не проси, у самого мало. Вишь, корнесвет хоть и молодой, но уже красен.

– Это называется крас-сен? Всё с-с твоим корешком в норме, поверь опытному с-садоводу… э-э… то есть огороднику. Не хочешь водородицей, плати отчасти обрезками побегов, отчасти вялодумцами крупнотелыми, когда вырас-стут.

– Обрезками? – обрадовался огородник, сообразив: «Всё равно обрезать, пускай забирает». – Это дело. Забирай хоть все, мне они без надобности. Сам же и устроишь обрезание.

– Ус-строю, – тёмно пообещал УПС, разворачиваясь к ручью по касательной.

– Только на вялодумцев не надейся. Говорил же – ращу думотериев. Не будет вялодумцев ни мелкотелых, ни крупнотелых. Не вырастут.

– Вырас-стут, – прошипел, сдуваясь до одномерности УПС.

Входя в стремнину ручья Орионова, прибавил едва слышно: «Деревенщ-щина», – но Космогон не обратил внимания, так рад был удачной сделке. Слыхано ли: металлизируют, молибден внесут (хоть и непонятно, что это такое и зачем нужно) и за то в виде платы ещё и обрежут побеги! Знамо дело – без обрезки не обойтись, ведь на каждом клубне полисферы следить надобно за всходами, чтобы росли ровнёхонько, грядой, и без побегов. Побеги – штука опасная. Того и гляди разведутся думотерии, расширятся, заразят соседние клубни, и нет чтоб слиться, – обособятся. Не оплодотворять же каждого! В «Наставлениях» так и сказано: «Только после формирования думосферы, что невозможно без полноценного слияния думотериев по всей гряде, во всех параллельностях одновременно, можно приступать к оплодотворению. Только в этом случае возможно зачатие, без которого гон следует считать бесплодным и преступно расточительным». Преступная расточительность не взволновала огородника, но при мыслях о гоне всколыхнулась его светлая душа, пошла многомерными пучностями и замутилась рефлексами. Отвлечённый волнительными предсношениями, Космогон не заметил, как узмеился УПС, как плеснуло, уходя вовне, в маслянистых водах ручья его протяжённое тело. Ни сферической ряби не видел огородник, ни тихого мерцания вод в лучах молодого ярого корнесвета. В «Наставлениях» ясно сказано: «Не забывай отмечать в дневнике огородника все этапы сева в хронологическом порядке, чтобы исключить ошибки при определении сроков начала и окончания работ».

– Самое время, – сказал себе Космогон и взялся за дневник.

Дневник Космогона-Огородника

И был вечер.

Возлёг я, Космогон-Огородник, у пашни и стал думать о том, что исполнено, а пуще о том, что ещё не исполнено. И надумал удобрить почву, дабы дать жизни питание. И понял я, что не годится медлить, ибо возьмутся клубнесферы твердью во всех параллельностях, иссушатся и сушь твёрдая отделит от воды воду, но не будет в мёртвой жидкости проку. А как настанет пора семенить клубни, не взойдёт на них плесень, не заведутся в ней думотерии, не сольются они и думосферы не выпустят. И не будет зачатия, а гон без оного преступен и расточителен. О ужас бесплодия! Не бывать тому!

Собрался я, Космогон-Огородник, с духом, укрепился и молвил слово удобрительное. И по слову моему удобрилась почва у клубней и набралась тяжести. Доброй стала почва у ручья Орионова, жизнеплодной, молибденовой. И увидел я, что это хорошо.

И бы…

Столкновение

От осознания собственной состоятельности Космогону похорошело. Он рассеялся до прозрачности, лёжа у пашни, и перестал видеть сияние корнесвета. Задремал, а вскорости и заснул бесчувственно и бессознательно.

– Эй, селянин! – трубно прогудело над грядами у ручья Орионова.

Встрепенулся Космогон, заколыхался, но сгустился не сразу.

– Я Космогон! – возразил он, ещё не вполне овладев телом и разумом, поэтому представление вышло малоторжественным, началось в низах, а завершилось высокочастотными скрипами.

– Тебя мне и нужно, – бархатно пропел незнакомец и продолжил, возвысив голос до силикатного рокота: – Восстань, когда беседуешь с уполномоченным! Как ты смел, селянин косматый, окраинный, в обход меня пашню металлизировать?!

Восстал Космогон, как и было приказано, уплотнился до полного осознания, и прибыло в светлой душе его бодрости – достаточно, чтобы унять колебания и пульсации. «Металлизировал? Так ведь не я это сделал, а усердный этот помощник. УПС, мрака сын и темнотный выползок. А с уполномоченным мне теперь беседовать. Металлизировал? Как же так? Ввечеру только договаривались…»

Огляделся Космогон около и понял – пашня исправно металлизирована, и мало того – уже взялась сгустками, не ровен час, взбухнут клубни, самое время окучивать. Но у гряд, попирая собою почву, пучилось тело, по виду – официальнее некуда. Полносферное, важное, силикатное, во всех доступных огороднику измерениях одинаковое. «Накликал, гад ползучий, уполномоченного. Как теперь от него отделаться? Знать не знаю и ведать не ведаю… О! Знать не знаю, и ведать не ведаю!»

– Чего, говоришь, сделал? – фальшиво удивился огородник, морща тело как бы в непонимании. – Куда метал? Кого лизировал? Знать не знаю, о чём ты. И кто ты такой, ведать не ведаю.

– Ты пустоумным-то не прикидывайся. В пашню тебе металл из моей провинции всыпался, а кто кого без визы лизировал, это я тебе на струнах втолкую в самую душу твою селянскую.

«Из его провинции. Не местный, стало быть, это управляющий», – сообразил Космогон, и бодрости его прибыло против прежнего. А УПСС соседней провинции продолжал, распалясь до малиновых проблесков:

– И добро бы один молибден, его у меня как грязи! Зачем кремний тебе, садоводу, понадобился? Железо на кой умыкнул драгоценное, пузырь ты водородный, исчадие гелия?!

– От пашни отстранись, средоточие тяжести, – с достоинством ответил Космогон. – Садовод твой сын. Изъясняйся полегче, когда сообщаешься с огородником. И молибден мне твой без надобности, и прочее. Кто пашню засорил, пока я предавался размышлениям, того не знаю. Поищи вкруг себя, не твоего ли окружения выползок. А за потраву и пашни засорение ответит твоя провинция. Вот погодь, я кликну местного уполномоченного.

УПСС впервые повёл себя неуверенно, обминул корнесвет по широкому эллипсу, удалился за околицу и вернулся уже не малиновым, а в багровую крапинку.

– Не пыли, – примирительно пропыхтел он. – Может, зря горячимся. Мы не в Центре. Не столкнуть ли нам тела ко взаимному удовольствию? Говоришь, не садовод ты, а огородник? Молибден тогда тебе и вправду…

– Огородник. По мне разве не видно? – вспучился Космогон.

– По тебе заметно, а по грядке твоей – не очень-то. Тяжеловато удобрена. Кого разводишь?

– Думотериев.

УПСС расхохотался, обходя пашню, улетел за околицу и вернулся совсем твёрдокаменный.

– Чем они питаться будут, твои думотерии? – спросил он с участием. – Кремнием?

– А хотя бы и кремнием! – теряя выпуклость, огрызнулся Космогон.

– Ты не в курсе, значит, последних достижений огородничества. Карбоном запастись не мешало бы. С ним куда быстрее взойдут и живее получатся.

– Живее?

– Такие вырастают, только держись. Мигом клубни ими оплеснеют.

– Карбон. Где же взять его? Впору уже окучивать… – вполголоса пробубнил огородник.

Но УПСС из соседней провинции имел тонкое восприятие, потому расслышал.

– У меня этого мусора!.. – начал он, поперхнулся, махнул за околицу. Вернулся, сверкая мёрзлою оболочкою, и продолжил, низко вибрируя:

– Найдётся карбон у меня в провинции. Предашь потраву забвению, подброшу чуток, чтобы думотерии твои получились шустрыми углеродцами, а не кремнёвыми вялыми задумцами. Идёт?

– Идёт, – решился Космогон и тут же спросил, не веря такому удачному провороту дел: – А не схитришь? Удалишься, ищи тебя. Не кликнуть ли всё-таки местного уполномоченного?..

– Сделка есть сделка, – холодно молвил неместный уполномоченный, удаляясь за околицу и возвращаясь на полной скорости. – У меня при себе имеется малая толика, остальное пришлю с гостинцами.

Со словами такими сунулся он прямиком в гряду, и – шарах! – обледенелым телом прямо в клубневый сгусток рыжей масти, уже взявшийся корочкой во всех параллельностях.

– Ты чего делаешь?! – всечастотно возопил огородник, но непрошеный гость, толкнувшись телом о пахоту, устремился прочь быстрее прежнего. Тело его распалилось вновь, а оболочки сверкающей крошево обсеяло всю округу и пашню туманом душным окутало.

– Жди гостинцев! – прохохотал УПСС, удаляясь по гиперболе. И чуть не из соседней провинции прибавил: – Забей колышки, селянин! Замашешься побеги окорачивать!

И новый взрыв низкого хохота стих в отдалении.

Сев

Загрустил огородник, затемнилась душа его, и тело поёжилось. «Какие колышки? Куда забить? Что за притча с побегами? Видать, прознал он нечто, но мне не сказал. Клубень зачем-то огрел с налёту, всю грядку мне своею коркою… А, понятно. Это карбон. И ещё он пришлёт с гостинцами. Знатно удобрил, закарбонил всю пашню во всех измерениях. Что ж я стою, как задумец кремнёвый? Время сеять, а опосля и окучивать! Какой же клубень выбрать для осеменения?»

Он придирчиво разглядывал клубнесферы во всех доступных ему измерениях, и на просвет, и под разными углами; щупал корку, сковыривал и даже нюхал, но запах ему не понравился. Большие клубни густеть не хотели, тот рыжий, пришельцем ударенный, разил затхлостью – такой осеменять никакой радости. Иные казались излишне горячими, другие малы и вёртки сверх меры, – как тут выберешь? В «Наставлениях» об сём было вот что сказано: «Выбор клубня, пригодного для разведения думотериев, выполняй по собственному разумению: не слишком близко от корнесвета, но и не слишком далеко. Размеры осеменяемых сфер во всех параллельностях должны быть одинаковыми, – не слишком велики, но и не малы. Внимательно осмотри поверхность – изъяны не допускаются. Толщина коры…»

– Уо-о! – зевнул Космогон. – Какой мрак. Напустили туману, вредители. Прав был тот продолговатый гад, живой полисферы наставники в глаза не видели. Вот этот пусть будет, который от корнесвета второй. Ну-ка… Ах ты! Горячий! Нехорошо это – жечь осеменителя. А третий?

Обнял Космогон-Огородник третий от корнесвета клубень, обхватил всем своим естеством и осеменил драгоценным семенем полисферы во всех параллельностях. Легко ему стало, радостно. Не клубню, разумеется, тому было без разницы. Возрадовался огородник и облегчился, но времени на пустые восторги не стал тратить, а принялся клубень окучивать. Лишнее отбрасывал, подгребал полезное, обхлопывал – чудо как хорошо стала грядка выглядеть! – собралась шариками во всех параллельностях. От трудов огородника проступила влага, но не на нём самом, разумеется, в нём влаги ни капли отродясь не было. Проступила влага из клубня, залила шарики по всей гряде, заполнила горячие трещины, пар взметнулся фонтанами и дымы живые укрыли клубень, обласканный осеменителем.

– Хорошо-то как! – выдохнул Космогон, отстраняясь, чтобы полюбоваться содеянным. Его духом туман отнесло в сторону и взрябило воды. Впрочем, скоро клубнесфера снова окуталась газами.

Дневник Космогона-Огородника

И было утро. День второй.

Восстал я, Космогон-Огородник, над грядкою и увидел, что сеять надобно, ибо приспело время для этого. Закарбонил я почву по своему разумению и семя внёс полисферное и окучил гряды тяжким старанием. И гряды окучились, стали округло правильны, да по умыслу и старанию моему отделилась от тверди влага жизнетворная и собралась по-над сферами в облаки. И сказал я, что это хорошо, и стало хорошо по слову моему.

И призаду…

Колышки

– Охранная сигнализация! Средства от паразитов и выползков! Автоматическое побегопредупреждение! Установка, сопровождение! Внимание, акция! Бесплатно забьём…

Космогон оторвался от дневника, чтоб отогнать назойливого мелькальца или прихлопнуть, если окажется поблизости, но слова о бесплатности против воли коснулись разума и заставили всмотреться и вслушаться. И то сказать, за всякой мелюзгой вертлявою гоняться по грядам – невместно и несообразно достоинству огородника. И как догнать, ежели прыгает из параллельности в параллельность и вертится? Только грядку вытопчешь.

– …колья с побегопредупредителем! Оплата по первому побегопредупреждению! – жужжал мелькалец и вил спирали в опасной близости от третьей гряды клубней.

– Пшёл!.. – дохнул на него Огородник издали, опасаясь, как бы не повредить полисфере, но тут до него дошло: «Колья? Колышки? Не о них ли мне говорили давеча? Напрасно я прогоняю этого».

Но мелькальцы одним дыханием не изгоняются.

– Охранная сигнализация! – зудел вертлявый и всё ближе подбирался к осеменённому клубню.

– На кой сиг мне твоя нализация?! – с раздражением молвил огородник. – Говорили мне, что надобны колышки, но зачем – не сказа…

– Колья с побегопредупреждением! Тей-йя! – визгнул мелькалец, расслоился во всей многомерности, да как вжарит в клубень по касательной!

Внутри у огородника тяжко ухнуло, как будто это ему попало в бок. От удара плоть из клубня брызнула вместе с жидкостью, взвихрилась, сгустилась малым шариком и вкруг полисферы заспиралила не хуже вредного мелькальца. А самого мелькальца не стало, то ли в ничто схлопнулся, то ли в полисферу вмазался, а может, остался навечно в малом шарике.

Разъярился Космогон – видано ли? – полисфера от ударной потравы взьюлилась, а чепуха эта мелкая вокруг неё вращается, будто подвязана. Аж рябит от этого вихрения и влага на полисфере волнуется.

«Подвязана?» – спросил себя Космогон и припомнил, что в «Наставлениях» рекомендовано росток подвязывать, но к чему и как – не указано.

«Так ведь я же сказал мелькальцу о колышках! – сообразил он. – И по слову моему исполнилось, вбились колышки. Да как ровно! Во всех параллельностях! Вкруг каждой сферы по шарику! На каждом шарике печать треугольная, да так хитро поставлена – точнёхонько против клубня, ближе некуда. То-то он верещал о побегах и предупреждении… Жаль мелькальца, погиб безвременно».

Настоящей жалости огородник не испытывал, а по размышлении здравом решил, что таково и было мелькальца предназначение – погибнуть во имя гона светлого у ручья Орионова. Так ли, нет ли, и не было ли подвоха злоумышленного в том столкновении тел, – разбирать не стал Космогон, а снова за писание принялся.

Дневник Космогона-Огородника

И призадумался я, Космогон-Огородник, хорошо ли, что клубень вращается в лучах корнесветовых вяло, боком подставлен, а иной стороною во тьму окунается. Заплеснеет клубень прозеленью, заведутся в плесени мелкотелые, о чём они будут во мраке задумываться? Слиться захотят ли, когда приспеет время плодотворное? И сказал я: «Надобен колышек во каждой параллельности, чтобы тьму рассветлял и на мысли наводил плодотворные. И явилось по слову моему светило, коему мною назначено во тьме быть светочем, равнять мягкотелых жителей помыслы и склонять их ко счастливому слиянию.

И сказал я, что это хорошо. И стало хорошо по слову моему. Но тут заметил я, что минул за трудами моими в Молочной провинции день второй.