«VIII. Основные результаты пусков кораблей-спутников
19 августа 1960 г. был осуществлен запуск корабля-спутника № 2 с полным составом бортовой аппаратуры и подопытными животными.
Корабль был выведен на орбиту близкую к круговой. Высота перигея составляла 306 км, высота апогея – 339 км, начальный период обращения корабля равнялся 90,7 мин, наклон орбиты к плоскости экватора – 64°57′.
За время полета корабля осуществлялось управление работой его бортовой аппаратуры по заданной программе. Были проведены 11 сеансов передачи с корабля телеметрической информации и измерения параметров его орбиты – на 1-м-7-м, 13-м-16-м витках, а также передача телевизионного изображения животных.
Наблюдения за полетом корабля и прием телеметрической и телевизионной информации производились наземными станциями, расположенными на территории СССР. Данные измерений параметров движения корабля автоматически передавались по линиям связи в вычислительные центры.
В результате обработки данных измерений на электрических вычислительных машинах оперативно определялись значения параметров орбиты, необходимые для прогноза дальнейшего движения корабля. Эти данные использовались также для расчета момента включения тормозной двигательной установки, обеспечивающего спуск корабля в заданном районе.
В соответствии с программой полета в 10 ч 32 мин московского времени 20 августа 1960 г. на борт корабля была подана команда на включение цикла спуска. Ориентация корабля перед спуском осуществлялась с помощью системы солнечной ориентации.
Тормозная двигательная установка была включена бортовым программным устройством в 11 ч 38 мин московского времени. При движении корабля по траектории спуска осуществлялся прием информации, передаваемой с борта. Прием информации закончился в 1 ч 58 мин в связи с вхождением корабля в плотные слои атмосферы. Через несколько минут были получены сигналы пеленгационных передатчиков спускаемого аппарата и катапультируемого контейнера, свидетельствующие о нормальной работе системы приземления.
По сигналам пеленгационных передатчиков было уточнено место приземления корабля. В район приземления были высланы вертолеты и самолеты с техническим и медицинским персоналом. Приземление корабля произошло в заданном районе с отклонением от расчетной точки около 10 км.
При обследовании спускаемого аппарата и катапультируемого контейнера после приземления повреждений их конструкции и аппаратуры обнаружено не было. Все подопытные животные после приземления чувствовали себя нормально. Температура воздуха в спускаемом аппарате составляла 17–23 ℃, температура газа в приборном отсеке – 12–25 ℃. Давление в спускаемом аппарате стабильно поддерживалось на уровне 760 мм рт. ст., давление в приборном отсеке – 905 мм рт. ст. На участке спуска температура воздуха в спускаемом аппарате не повышалась. Перегрузки были близкими к расчетным.
Бортовая аппаратура в течение полета по орбите и на участке спуска функционировала нормально.
Изучение состояния теплозащитного покрытия спускаемого аппарата после его возвращения дало ряд принципиально новых данных о характере нагрева аппарата, движущегося с космической скоростью в атмосфере, величинах и распределении тепловых потоков по его поверхности, особенностях процессов, происходящих в защитном покрытии под воздействием потока раскаленного газа.
В результате пуска были проверены конструкция космического корабля и весь комплекс систем, обеспечивающих его выведение и полет по орбите, а также возвращение из космического пространства с прохождением плотных слоев атмосферы и посадкой на поверхность Земли.
1 декабря 1960 г. был осуществлен пуск корабля «Восток» № 3 с экспериментальными целями (в перечне пусков он стоит под номером 4). Состав аппаратуры такой же, как на корабле № 2, за исключением инфракрасного построителя вертикали системы ориентации на Землю (на всех кораблях, начиная с «Востока» № 2, используется только система ориентации на Солнце как наиболее надежная).
Корабль был выведен на орбиту, близкую к расчетной, предусмотренной для пилотируемого варианта «Востока». Высота перигея – 180 км, высота апогея – 249 км, начальный период обращения – 88,47 мин, наклон орбиты к экватору – 64°58′. Во время полета были проведены 12 сеансов передач телеметрической информации с корабля и измерения параметров его орбиты.
Команда на спуск была подана на 7-м витке. Включение тормозной двигательной установки произошло нормально, однако расчетный импульс не был набран и корабль совершил еще 1,5 витка. Отделение спускаемого аппарата от корабля произошло нормально. После разделения был проведен еще один сеанс приема телеметрической информации с борта приборного отсека корабля перед входом его в плотные слои атмосферы.
Пуск следующего корабля был проведен 9 марта 1961 г.; в 9 ч 40 мин корабль был выведен на орбиту. Тормозная двигательная установка была включена в 10 ч 45 мин 40,6 с и выключена в 10 ч 46 мин 22,8 с. В 10 ч 46 мин 32,3 с произошло разделение спускаемого аппарата и приборного отсека. В 10 ч 58 мин корабль вошел в плотные слои атмосферы. В 11 ч 3 мин получены первые сигналы пеленгационной аппаратуры, позволившие установить район приземления спускаемого аппарата и манекена.
Запуск последнего из экспериментальной серии корабля «Восток» был произведен 25 марта 1961 г. в 8 ч 54 мин. Корабль выведен на орбиту в 9 ч 5 мин 31 с; ТДУ включена в 10 ч 10 мин 49 с; разделение спускаемого аппарата и приборного отсека – в 10 ч 11 мин 36 с; регистрация первых сигналов пеленгационной аппаратуры – в 10 ч 40 мин. Все системы и агрегаты корабля работали нормально».
Поскольку теперь имеется возможность сравнить итоги этих пусков, вырисовавшихся из мемуаров и официальных сообщений, ставших доступными публике за эти годы, с текстом этого документа, становится понятнее его «сдержанность» и будет оценено его соответствие фактам.
И главное в этом документе – выводы.
«Экспериментальные полеты кораблей-спутников «Восток», проведенные в период с 28 июля 1960 г. по 25 марта 1961 г., позволили надежно отработать конструкцию и бортовую аппаратуру корабля. Вместе с этим отработан также комплекс средств, обеспечивающих выполнение одновитковой программы полета и осуществление посадки в заданном районе Советского Союза. Таким образом, этап подготовки корабля-спутника «Восток» для полета человека в космическое пространство завершен.
Полученные результаты позволяют осуществить первый полет человека в космическое пространство по отработанной программе» [23].
Пометка «Публикуется впервые» при опубликовании документа «О ходе экспериментальной отработки кораблей «Восток» встречается в двух изданиях: первом, посвященном 30-летию полета в космос Ю. А. Гагарина (тираж его составлял 580 экз.), и спустя семь лет в сборнике 1998 г. (тираж 1000 экз.) [24, 25].
Напомним, что содержание документа составило основу выступления С. П. Королева на совещании.
Невольно напрашиваются комментарии, которые будут интересны современному читателю, а для участников заседаний это были известные факты, многие их которых, к сожалению, канули в Лету.
Так, в первом разделе этого документа приводится сводка полетов кораблей «Восток», где указаны все пуски по этой программе, в том числе и те, сведения о которых в то время не появлялись в открытой печати. Речь идет о попытках выведения на орбиту кораблей с животными в июле 1960 г., когда 28 июля корабль с животными погиб в первые секунды после старта, и в декабре 1960 г., когда 25 декабря из-за сбоя в работе третьей ступени ракеты-носителя корабль совершил аварийную посадку в тайге. Животных удалось спасти. Относительно пуска 1 декабря 1960 г. обойден умолчанием факт прекращения полета досрочно на седьмом витке полета, когда была возможность совершить посадку на территории СССР до ухода на «глухие витки», хотя первоначально он планировался на сутки. Никак не комментировалось и то, что уже декабрьский пуск выполнялся по схеме одновиткового полета.
Затем в 18:30 началось заседание у Д. Ф. Устинова (в то время заместителя Председателя Совета Министров СССР). Кроме С. П. Королева, который был главным докладчиком, выступили главные конструкторы Воронин (система жизнеобеспечения), Алексеев (скафандр и катапультируемое кресло), Гусев (голосовая связь и передача особо важной телеметрии), вицепрезидент АН СССР М. В. Келдыш, а также Калмыков, Пашков, Каманин, Яздовский, Руднев – председатель Государственной комиссии по пуску корабля с человеком – и Ивашутин – заместитель председателя КГБ. О том, что заседание было бурным, говорит то, что в ходе обсуждения только Каманин выступал три раза. В результате был отредактирован документ, датированный 30 марта 1961 г. Он назывался «Записка в ЦК КПСС». Этот документ подписали, по-видимому, реальные участники этого заседания: Д. Устинов (он и поставил дату 30.03.1961, поскольку 30 марта обсуждение этого документа было продолжено еще на одном совещании у Д. Ф. Устинова), К. Руднев, В. Калмыков, П. Дементьев, Б. Бутома, М. Келдыш, К. Москаленко, К. Вершинин, Н. Каманин, П. Ивашутин, С. Королев. Конечно, на момент составления этот документ имел гриф «Совершенно секретно». В нем кораблю-спутнику с человеком предлагалось присвоить название «Восток». Там же было решено снять систему аварийного подрыва объекта с корабля-спутника с человеком. Против этого возражал только представитель КГБ.
К этой записке прилагались проекты сообщений ТАСС, рассчитанные на различные варианты развития событий: успешный запуск, запуск с аварией корабля, которому нужна помощь, в том числе и со стороны иностранных государств. При этом Каманин пишет только о трех сообщениях ТАСС – о запуске, о завершении полета, об аварийном прекращении полета и обращении за помощью к иностранным государствам, если посадка произойдет не на территории СССР. Однако в этом свидетельстве нет упоминания о другом сообщении ТАСС, которое могло потребоваться в случае неудачного полета, связанного с гибелью космонавта. Тем не менее вполне вероятно, что было заготовлено и такое сообщение. Об этом, например, вспоминает Ю. А. Мозжорин, как правило, всегда принимавший участие в составлении и редактировании подобных документов. Он прямо пишет о том, что самое короткое сообщение было заготовлено на случай гибели космонавта при попытке запуска корабля в космос. После успешного полета в космос Ю. А. Гагарина «неиспользованные» варианты сообщения ТАСС были уничтожены. Поэтому текст их не подлежит восстановлению и содержание этих документов можно воспроизвести только по пересказам участников событий.
При всем внешне циничном подходе к этому с точки зрения обыденной морали совершенно понятно, что соответствующий текст составляется заранее, что вполне объяснимо, поскольку такое сообщение не может долго задерживаться, если несчастье произошло. И это является обычной практикой. Не так давно, уже после 2000 г., появилась, например, магнитофонная запись трогательного обращения к нации Президента США по случаю гибели астронавтов, отправлявшихся в первый полет с целью высадки на Луну. После этой речи планировалось траурное богослужение. К счастью, не потребовалось ни одно ни другое, но заготовка была сделана заранее.
В случае, если астронавтам не удалось бы вернуться на борт «Аполлона» (после успешной высадки на поверхность Луны), президент Никсон должен был сказать, что оба этих героя «отдают свою жизнь ради одной из самых благородных целей, поставленных перед собой человечеством: ради познания и поиска истины. Отныне все, кто ни устремлял бы взгляд к Луне, будут помнить, что крохотный уголок этого чуждого мира навсегда принадлежит человечеству» [26].
Интересна история появления названия корабля «Восток».
В самых первых книгах по истории космонавтики об этом нет ни слова. В книгах, написанных Константином Феоктистовым, сначала в соавторстве с Игорем Бубновым, знатоком истории отечественной космонавтики, потом уже и без него, об этом сообщается между прочим. К. П. Фектистов относит время появления этого названия ко времени написания отчета по объекту ОД-2. Известно, что отчет был составлен в августе 1958 года. Я просмотрел почти все издания книг, в которых излагается история создания корабля «Восток», где отражена точка зрения К. П. Феоктистова. Во всех изданиях об этом пишется примерно так: «Название корабля «Восток» возникло тогда же (речь идет о времени выпуска отчета по объекту ОД-2. – В. К.). Решено было придумать кораблю имя собственное. Выписали на листе несколько названий, проголосовали почти единогласно за «Восток» (1984 г.). Правда, позднее появились дополнения к этому рассказу: «Почему «Восток»? Не помню. Наверное, не мотивировали. Так же потом было с «Восходом», «Союзом». Королев, по-видимому, посмеивался про себя и позволял нам играть в эту детскую игру в названия» (2000 г.). «Так и осталось… Просто «Восток», «Восход», «Союз»… названия, к которым трудно подкопаться с идеологической точки зрения» (это уже 2005 г.). И ни слова больше.
Однако при чтении текста отчета по объекту ОД-2 (он был опубликован в 1991 г., к 30-й годовщине полета в космос Юрия Гагарина) нет упоминания ни о корабле-спутнике, ни о космическом корабле, ни о «Востоке». Везде речь идет лишь об объекте ОД-2, «спутнике для полета человека», и только. Видимо, что-то здесь не совсем так, как пишут мемуаристы. Если обратиться к книгам, написанным О. Г. Ивановским (сначала они издавались под псевдонимом А. Иванов), начиная с 1970 г., там этот вопрос вообще обойден молчанием.
В мемуарах ветерана космонавтики В. В. Молодцова, опубликованных в 2001 г., этому тоже уделено некоторое внимание – там приводится версия, близкая к тому, что писал ранее К. П. Феоктистов. Об этом написано так: «Как, например, появилось название корабля «Восток»? А вот как. Однажды состоялся неофициальный конкурс предложений по названию корабля. Предлагалось несколько вариантов. Я же предложил название «Восток». Подоплекой здесь был известный в то время афоризм «Ветер с Востока преобладает над ветром с Запада», а поскольку, создавая сам корабль, мы стремились опередить Запад, т. е. Америку, то слово «Восток» как раз подходило для названия корабля. Этот вариант был одобрен и принят руководством в качестве официального названия корабля». О времени появления названия В. В. Молодцов не пишет.
Борис Евсеевич Черток, известный своими мемуарами об истории создания космической и ракетной техники, тоже обходит молчанием все, что связано с выбором названия корабля, просто использует это название как данность.
Знаток всего, что связано с нашей ракетной техникой, журналист Ярослав Голованов в своей последней, практически «бесцензурной», книге о С. П. Королеве, изданной в 1994 г., пишет об этом очень немного: «…А вот кто придумал ему имя «Восток», установить так и не удалось. Объявили что-то вроде конкурса, и откуда-то само собой всплыло – «Восток». И всем сразу это название понравилось». Нет указаний и на время появления этого названия. Однако уже в решении НТС ОКБ-1 от августа 1959 г. в названии космических кораблей одновременно с наименованием 1К, ЗК употребляются названия «Восток-1», «Восток-2» и «Восток ЗК», которые относятся соответственно к объекту 1К, спутнику фоторазведки 2К и к пилотируемому космическому кораблю ЗК.
В документах правительственного уровня, исходящих от С. П. Королева, уже с датой 07 апреля 1960 г., говорится об аппаратах «Восток» – тяжелых ориентированных спутниках для отработки фотографирования поверхности Земли, спуска с орбиты и приземления, спутниках с человеком на борту.
Таким образом, к весне 1960 г. это название в определенном смысле стало общепринятым. И только в Постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 587–238 от 04.06.1960 г. применительно к космическим кораблям, предназначенным для полета человека в космос, дается наименование «Восток-3» (объект ЗК).
Окончательно название «Восток» применительно к космическому кораблю, предназначенному для полета человека в космос, употребляется в записке «О подготовке к запуску космического корабля «Восток» с человеком на борту», направленной 10 сентября 1960 г. в ЦК КПСС. Оригинальный документ интересен тем, что, во-первых, порядок подписей соответствует иерархии, в которой приоритет отдавался партийно-хозяйственному статусу персон, во-вторых, в расшифровке подписей указаны только имена, без указания отчеств, в-третьих, руководители военно-промышленного комплекса называли человека на борту космического корабля «Восток» не космонавтом, а пилотом-астронавтом.
Однако совершенно неожиданно в книге, изданной в 2007 г. к 100-летию со дня рождения С. П. Королева, в которой приводится его переписка с супругой Ниной Ивановной Королевой (Ермолаевой-Котёнковой), вдруг случайно натыкаюсь на маленький листок бумаги, исписанный рукой Сергея Павловича. Размашистым почерком Королева на листке карандашом записано несколько возможных названий первого космического корабля. Листок без даты, но сам перечень названий очень уж характерен: «Восток» (отмечен жирным треугольником), «Восход» (отмечен «птичкой»), «Взлет» (перед названием стоит двоеточие), «Восхождение», «Выход» (перед этим названием стоит точка), «Встреча» (видно, что вписано позднее, но в этом же ряду названий), «Встречный», «Высота» (перед названием также стоит точка), в той же строке – «Высотный», ниже – «Возрождение», «Восхождение», «Волна», «Вулкан», рядом, в другом столбце, сверху вниз: «Воля», «Воодушевление», «Вечер», «Ветер» [27].
По воспоминаниям многих известно, что С. П. Королев придавал большое значение процедуре, ритуалу. Более того, он видел в этом особый смысл, который позволял ему показать участникам событий важность выполняемой ими работы. Поэтому представить себе, что он мог остаться в стороне от выбора названия первого в истории космического корабля для полета человека в космос, просто невозможно. И вот этот небольшой листок, найденный при разборе его архива, видимо, относительно недавно (в аналогичном издании, вышедшем пятью годами раньше, этот документа не приводится), проливает некоторый свет на истинный источник названия первого корабля.
Действительно, создается впечатление, что эти названия неслучайно написаны им в таком порядке. Очевидно, что за этим стоит особый смысл, ведь названия летавших в космос кораблей, которые упоминались потом в официальных сообщениях ТАСС, соответствуют названиям, выделенным С. П. Королевым в этом списке особо. Это «Восток» и «Восход», которые поставлены им в этом перечне на первое место. И не исключено, что именно Королев предложил эти названия для первых космических кораблей.
Конечно, это только предположение. Но с учетом открывшихся обстоятельств оно может считаться очень вероятным. Поскольку С. П. Королев, выясняя в беседах со своими сотрудниками их отношение к этим названиям, сумел представить дело так, как будто именно они предложили в итоге вариант названия космического корабля – «Восток».
Окончательное решение о запуске корабля-спутника «Восток» принимал Президиум ЦК КПСС. Учитывая важность вопроса, этим заседанием, которое состоялось 3 апреля 1961 г., руководил лично Н. С. Хрущев. Тройка космонавтов – Гагарин, Титов, Нелюбов – вместе с Каманиным по команде Главкома ВВС К. А. Вершинина находились «на всякий случай» в штабе ВВС, чтобы быть готовыми срочно выехать на заседание Президиума. Но этого не потребовалось.
Перед этим, утром 3 апреля, в 12.30 в свой кабинет в Звездном Н. П. Каманин пригласил Павла Романовича Поповича. Там уже находились Евгений Анатольевич Карпов и Василий Яковлевич Клоков.
– Павел Романович, думаю, что сегодня в ЦК будет принято решение о полете человека в космическое пространство, – сказал Каманин и на некоторое время умолк, о чем-то думая. Потом продолжил: – Я почти уверен, что такое решение примут. Сергей Павлович в ЦК. Надо готовиться к вылету на Байконур. Передайте всем товарищам: первая готовность [19].
В 16:00 позвонил СП. Королев и сообщил, что Президиум ЦК принял решение «одобрить предложение тт. Устинова, Руднева, Калмыкова, Дементьева, Бутомы, Москаленко, Вершинина, Келдыша, Ивашутина, Королева о запуске космического корабля-спутника «Восток-ЗА» с космонавтом на борту» [28], а также одобрил предложенные варианты сообщения ТАСС с предоставлением права Комиссии по запуску в случае необходимости вносить уточнения по результатам запуска, а Комиссии Президиума Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам опубликовать его. Этот документ имел гриф уже «Строго секретно», «Особая папка». Сравнение документов – первого, принятого на заседании Государственной комиссии, и второго, принятого Президиумом ЦК КПСС, выявляет один любопытный момент: при перечислении лиц, подписавших Записку в ЦК, из числа подписавших «выпал» только Каманин, по-видимому, потому, что он единственный из всех поставил свою подпись вместе с первым лицом своего ведомства.
В ходе заседания на вопрос Н. С. Хрущева: «У кого есть сведения, как поведет себя космонавт уже в первые минуты полета, не будет ли ему очень плохо, сможет ли он сохранить свою работоспособность, выдержку и психическую уравновешенность?» С. П. Королев ответил: «Космонавты подготовлены отлично, они знают корабль и условия полета лучше меня и уверены в своих силах». Надо сказать, что это заявление С. П. Королева известно только в пересказе Н. П. Каманина, который на этом заседании не присутствовал. Но трудно себе представить, что С. П. Королев мог сказать что-то иное. Хотя в записках Н. П. Каманина имеется комментарий на ответ Королева, который можно истолковать как некоторый упрек Королеву в его избыточном оптимизме. Однако то, что известно о характере Сергея Павловича из рассказов его ближайших соратников, говорит о большой вероятности достоверности в передаче сути его высказывания перед высшим руководством страны.
В тот же день космонавты Гагарин, Титов и Нелюбов записали на магнитофон свои речи перед стартом в космос [1].
Позднее, когда полет Ю. А. Гагарина состоялся, это «Заявление перед стартом» стало достоянием общественности. Правда, опубликовано оно было только 18 апреля 1961 года. Когда два года спустя готовился первый полет женщины в космос, заявление первой женщины-космонавта читали также три женщины, которые готовились к этому полету. Текст для всех трех был одним и тем же [29].
Полагаю, что и здесь документ был одинаковым, но читал его каждый самостоятельно. Однако не исключаю, что текст, возможно, был несколько подправлен и Ю. А. Гагарину пришлось его зачитать для записи еще раз. Об этом, хочу подчеркнуть, нет документальных свидетельств. Сам Гагарин ушел из жизни раньше того времени, когда появилась возможность в деталях рассказать о том, «как все было на самом деле». Вместе с тем не могу не сказать о моем разговоре со Святославом Сергеевичем Лавровым по этому поводу. Когда я рассказал ему свою версию этого события, он с достаточным нажимом сказал мне буквально следующее: «У Гагарина было достаточно времени до старта, чтобы зачитать это короткое заявление перед стартом».
Последние приготовления к полету
Как известно, поисково-спасательный комплекс (ПСК) участвовал до этого в четырех работах по беспилотным кораблям «Восток»: при встрече космического корабля с Белкой и Стрелкой, при аварии ракеты-носителя во время пуска корабля в декабре 1960 г., а также в двух космических полетах с собаками Чернушка и Звездочка в марте 1961 г. Безусловно, определенный опыт проведения поисково-спасательных работ был приобретен.
Но здесь особый случай. Поэтому перед полетом корабля «Восток» с первым космонавтом Земли были усилены состав и возможности комплекса. Так, для проведения поисково-спасательных работ на всей территории Советского Союза и за ее пределами в состав авиасредств комплекса были включены дополнительно новые самолеты среднего и дальнего действия: Ан-12 (дальность полета – 4000 км и более; грузоподъемность – около 10 т, скорость – 750 км/ч) и Ту-95 (дальность – до 15 000 км, грузоподъемность – около 10 т, скорость – около 850 км/ч). Для улучшения условий эвакуации спускаемого аппарата (СА) и космонавта в состав комплекса включили только что созданный вертолет Ми-6 (дальность – до 1000 км, грузоподъемность – до 10 т, скорость – до 300 км/ч). По ТЗ, выданным НИИ-4 Министерства обороны в КБ О. К. Антонова, М. Л. Миля и А. Н. Туполева, эти самолеты и вертолеты были дооснащены поисковой аппаратурой и оборудованием, их экипажи прошли специальное обучение.
Общая численность авиасредств, оборудованных средствами поиска, составляла: двадцать самолетов Ил-14, три Ан-12, десять Ми-4, три Ми-6 и два Ту-95. Кроме этого имелись два Ил-14, оборудованных КВ-пеленгаторами, они должны были базироваться в Куйбышеве и Свердловске [И].
Помимо штатных авиасредств ПСК к работам по этому кораблю Военно-Воздушные Силы СССР предусмотрели при необходимости использование всех своих авиасредств, а Военно-Морской Флот – большое количество кораблей и судов, находившихся во время полета корабля «Восток» в различных морях и океанах [30].
По приказу Главкома ВВС 30 марта состоялось инструктивное совещание командующих ВВС военных округов (Северо-Кавказского – генерал-майор Еремин, Приволжского – генерал-майор Цедрик, Уральского – генерал-лейтенант Слабожан, Сибирского – генерал-лейтенант Никишин), на котором выступил генерал-лейтенант А. И. Кутасин. Речь в его докладе шла об организации и средствах поиска приземлившегося корабля и космонавта [И]. Особое внимание докладчик обратил на дублирование средств поиска и соответствие их условиям климата, времени года, погоде и конкретной обстановке в районе посадки корабля.
На этом же совещании выступил и Н. П. Каманин, который ознакомил командующих с имеющимся опытом поиска, с особенностями и трудностями поиска корабля в случае его посадки за пределами расчетного района. Он обратил внимание на необходимость широкого привлечения местных средств (самолетов, вертолетов, аэродромов ГВФ и ПВО, средств связи всех ведомств, дежурных наблюдателей, автомашин, катеров и др.). К этому времени Н. П. Каманин уже смог поучаствовать в поисково-спасательной операции при встрече корабля-спутника, в официальных сообщениях ТАСС названного пятым кораблем-спутником. До этого он только беседовал с участниками таких операций. В своих записках Каманин пишет: «…Командующие высказали пожелания создать штатные подразделения поиска и все работы по пуску и поиску объединить в ВВС под одним командованием». Совершенно очевидно, что эти «пожелания», особенно в части работ по пуску, были им явно инспирированы, поскольку Каманин любыми способами хотел закрепить верховенство ВВС над РВСН, которые к этому времени уже существовали и реально обеспечивали запуски всех ракет-носителей, в том числе и в предполагавшихся пусках ракет с кораблями, где размещались космонавты.
Готовились к встрече космонавтов и медики. Медицинское обеспечение поисково-спасательных операций осуществляли Государственный научно-исследовательский институт авиационной и космической медицины (ГНИИАиКМ), Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь (ЦНИ АГ), Центр подготовки космонавтов (ЦПК). Из врачей этих учреждений были сформированы бригады медицинской помощи, оснащенные медицинским инструментарием, медикаментами и специальным оборудованием, необходимыми для оказания в полевых условиях всех видов врачебной помощи, включая специализированную. Кроме этого в больницах крупных населенных пунктов, расположенных вблизи основного и запасных районов штатной посадки, были подготовлены специальные палаты, предназначенные для размещения космонавтов в случае необходимости [31].
Сергей Павлович Королев считал необходимым прибыть на космодром раньше космонавтов, поэтому вылет специального рейса был назначен на 4 апреля. Можно предположить, что Королев и Келдыш летели в разных самолетах. Уже днем, около 11 часов по московскому времени, на полигон Тюра-Там для руководства подготовкой и пуском корабля «Восток» с космонавтом на борту прилетел С. П. Королев с группой специалистов ОКБ-1 (об этом сохранились воспоминания ветеранов космодрома) [32].
Вместе с Королевым прилетели все главные конструкторы, а также Марк Галлай, приглашенный Королевым в качестве методиста для подготовки космонавтов при освоении ими космического корабля.
4 апреля Главком ВВС Вершинин подписал удостоверения пилотов-космонавтов Гагарину, Титову, Нелюбову, которые имели соответственно номера 01, 02 и 03 [1]. В тот же день командующий РВСН Москаленко прислал Вершинину шифровку, разрешающую допуск кинооператоров ВВС на полигон для съемки кинофильма «Подготовка и первый в мире полет человека в космос». Упоминание об этой шифровке, разрешающей киносъемку на полигоне, приведено нами просто как небольшой штрих к «подковерной» борьбе РВСН и ВВС за первенство, точнее, верховенство в работах по обеспечению пилотируемых полетов в космос. Хотя еще за день до этого, 3 апреля, Москаленко отказал Вершинину в просьбе о допуске кинооператоров ВВС на полигон.
Перед отправкой на космодром было проведено партийное собрание космонавтов. Этому есть ряд свидетельств. Приведем сначала версию первого старосты отряда космонавтов Павла Поповича:
«Партийное собрание перед отлетом на космодром состоялось на открытом воздухе… Первым выступил Карпов. Он зачитал официальные документы о допуске к полету трех космонавтов и пожелал им успеха. Затем дал слово Гагарину: «…Я присоединяюсь к многочисленным коллективам ученых и рабочих, создавших космический корабль, и посвящаю полет XXII съезду КПСС». За ним выступили другие кандидаты на полет» [34].
Более развернутый вариант выступления Ю. Гагарина приводится в другом источнике: «Слово предоставлено Юрию Гагарину. Он поднялся на трибуну сияющий, веселый, красивый. «Я рад и горжусь, – заговорил он громко, чуть прерываясь от волнения, – что попал в число первых космонавтов. Заверяю вас, товарищи коммунисты, в том, что не пожалею ни сил, ни труда, не посчитаюсь ни с чем, чтобы достойно выполнить задание партии и правительства. На выполнение предстоящего полета в космос я пойду с чистой душой и большим желанием выполнить это задание, как положено коммунисту… Я присоединяюсь к предложению многочисленных коллективов ученых и рабочих, создавших космический корабль, посвятить его XXII съезду КПСС» [35].
Есть рассказ об этом событии и Г. С. Титова: «Перед отъездом на космодром состоялось партийное собрание отряда космонавтов с повесткой дня «Как я готов выполнить приказ Родины». С огромным вниманием было выслушано выступление Юрия Гагарина: «Я рад и горжусь тем, что попал в число первых космонавтов… Не пожалею ни сил, ни труда, не посчитаюсь ни с чем, чтобы достойно выполнить задание партии и правительства». Затем слово предоставили мне: «Знаю, что не только я могу участвовать в космическом полете, но и другие товарищи. Но, если партия и правительство доверят совершить его мне, приложу все свое умение, чтобы отлично выполнить почетное задание во имя процветания нашей Родины».
Собрание закончилось. Взволнованные, возвращались мы домой. Не было, казалось, таких трудностей, которые мы не смогли бы преодолеть при выполнении поставленной задачи» [4].
Однако есть и другое свидетельство об этом собрании. Его приводит Е. Рябчиков, который отвечал за съемки космонавтов перед полетом и во время нахождения их на космодроме: «Кинооператоры сняли тогдашний маленький конференц-зал, в котором собрались коммунисты. Каждый понимал важность встречи, ощущал близость исторического события. На собрании выступали космонавты, ученые, методисты, врачи, инженеры. Все они хотели выразить свою уверенность в успехе полета, вспоминали, как начиналась жизнь отряда, мечтали, думали о будущем. Наступала та «звездная минута», от которой во многом зависело будущее человечества: быть или не быть? Быть ли людям владыками бескрайних просторов околосолнечной системы, купаться ли в океанах лучистой энергии, строить «небесные города» сказочной архитектуры, добывать сокровища на планетах и астероидах, создавать невиданные по масштабам и оборудованию предприятия космической индустрии, или же удел человека – жить только на своей маленькой голубой планете Земля, без надежд на выход в бесконечную бесконечность Вселенной» [36].
Евгений Рябчиков – личность легендарная. Он был ветераном отечественной журналистики, встречался с самим К. Э. Циолковским, отсюда и такая возвышенная приподнятость его текста, такое широкое видение перспектив космонавтики.
Рябчиков был знаком с Н. П. Каманиным с 1934 г., когда, будучи корреспондентом «Комсомольской правды», брал у него интервью как героя-летчика, участника челюскинской эпопеи. А академика Е. К. Федорова, одного из знаменитых героев-папанинцев (он выступал на первой пресс-конференции Ю. А. Гагарина), он знал с 1922 г., когда учился вместе с ним на летчика и при этом был редактором стенной газеты «Красный летчик». «Подвальный» адрес на Садово-Спасской московского ГИРДа – Садово-Спасская, 19, где работал в свое время С. П. Королев, Е. Ряб-чикову дал сам К. Э. Циолковский. Е. Рябчиков был дружен с Константином Симоновым, отличался богатырскими физическими данными, а в лагере, куда он попал в свое время, его соседом по нарам оказался будущий маршал К. К. Рокоссовский, в 1945 г. командовавший Парадом Победы [37].
В тот же день космонавты посетили Красную площадь и мавзолей В. И. Ленина. Учитывая, что мы даем картину исторического описания событий, то для того, чтобы избежать анахронизмов, которые всегда неизбежно проникают в исторические тексты, справедливость требует сказать, что в то время это был мавзолей В. И. Ленина и И. В. Сталина. «Стараясь не привлекать внимания к Гагарину и Титову, – пишет в своих мемуарах Е. Рябчиков, – оператор снимал их на расстоянии, иногда снимал посторонних людей, создавая иллюзию, будто производится общая съемка Красной площади, мавзолея и тех, кто в эту минуту находился на «красном полюсе» мира».
Этот фрагмент воспоминаний предварялся таким текстом: «У советских людей есть властная потребность перед решающим шагом в жизни, в канун больших событий прийти на Красную площадь Москвы – к Ленину, почерпнуть силы, укрепиться в своей уверенности, дать клятву вождю. К Ленину приходили первые стратонавты и строители Магнитки, перед Мавзолеем проходили в 41-м году полки московского ополчения. Пришло время космонавтов» [35]. В наше время, проникнутое невольным цинизмом поражения, эти строки воспринимаются по-другому. Но тогда они отвечали настрою участников тех событий. Некоторая таинственность, причастность к тому, что известно немногим «посвященным», окрашивали особым эмоциональным фоном все происходящее. Было другое время, и в предложенных обстоятельствах люди существовали, и лучшие его представители не отделяли себя от всего народа, они были его частью и стремились соответствовать этому высокому призванию.
О последнем вечере перед отлетом Ю. А. Гагарина на космодром сохранились воспоминания его жены Валентины Ивановны Гагариной, опубликованные в 20-ю годовщину первого полета в космос. Литературную запись осуществил журналист Михаил Ребров. Эти фрагменты вошли в книгу-альбом «108 минут и вся жизнь», выпущенную издательством «Молодая гвардия» в 1981 г. Приводим цитату из этой книги по публикации в журнале «Работница» № 8 за 1981 г.:
«…Тот вечер… Мы пораньше уложили спать девчонок и после ужина долго разговаривали. О чем? Обо всем, но только не о полете. Вспоминали. Строили планы. Говорили о наших девочках. Я понимала, точнее, чувствовала, куда и зачем он едет, но не спрашивала его. Он шутил, болтал о разном, но тоже сознавал всю нелепость этих «пряток». Ему трудно было скрывать свою непосредственную причастность к надвигающимся событиям. Странное дело, когда решалась его судьба о переводе в Звездный, о включении в отряд так называемых «испытателей», он волновался и переживал больше. А тут был спокоен, хотя и немножко рассеян. «Береги девчонок, Валюта», – сказал он тихо и вдруг как-то очень по-доброму посмотрел на меня. Я поняла: все уже предрешено и отвратить этого нельзя. Ком подступил к горлу. Казалось, не смогу сдержаться, расплачусь. Но я сдержалась. Даже улыбнулась, хотя улыбка получилась, наверное, очень грустной. Юра это уловил и быстро перевел разговор на другую тему… Был вечер, потом ночь, потом утро, а мы все говорили, говорили и не могли наговориться… Не помню, звонил будильник или мы встали без него.
Утром он еще раз осмотрел свои вещи – не забыл ли чего? – щелкнул замком своего маленького чемоданчика. В соседней комнате проснулась и заплакала Галка. Юра пошел к детям. Он осторожно и нежно перепеленал крохотное розовое существо с маленьким вздернутым носиком, и Галка опять безмятежно заснула. Я подумала: а ведь неплохо у него это получается. Научился. Когда родилась Леночка, он долго не решался взять ее на руки. Боялся уронить. Теперь осмелел… Мои мысли прервал сигнал машины, которая остановилась под окном. Пора! Сердце сжалось в комочек и вдруг забилось сильно-сильно. Стало даже больно. Скрыть волнение я уже не могла. Это было выше моих сил.
Юра поцеловал девочек. Крепко обнял меня. На столе лежала вынутая из альбома фотография «северного периода» с надписью: «Моей дорогой, моей родной Валечке от крепко любящего Юры. Пусть эта фотография в дни разлуки чаще напоминает обо мне и заменит меня. Пусть она хоть немного поможет тебе в трудную минуту».
Снова загудела машина. Я вдруг почувствовала какую-то слабость и торопливо заговорила:
– Пожалуйста, будь внимателен, не горячись. Помни о нас… – И еще что-то несвязное, что сейчас трудно вспомнить.
Юра успокаивал:
– Все будет хорошо, не волнуйся…
И тут меня словно обожгло. Не знаю, как это получилось, но я спросила о том, о чем, наверное, не должна была спрашивать:
– Кто?
– Может быть, я, а может быть, и кто-нибудь другой…
– Когда?
Он на секунду задержался с ответом. Всего на одну секунду:
– Четырнадцатого.
Уже потом я поняла, что он назвал это число только для того, чтобы я не волновалась и не ждала в канун действительной даты.
Юра шагнул к двери и остановился. На меня смотрели его чистые-чистые глаза. Смотрели очень ласково, очень тепло. В них не было ни смятения, ни сомнений. Я приподняла его фуражку и легонько провела ладонью по высокому Юриному лбу.
– Все будет хорошо, Юрок! Ведь верно? Ты мне обещаешь?
Глаза молча ответили: «Обещаю».
Прошло двадцать лет. Уже двадцать! А в нашей семье этот апрельский день каждую весну воспринимается так, как будто все это было год назад. Признаюсь, не сразу я поняла, что же сделал наш Юра, наш папа, в тот день, 12 апреля. «Впервые в мире», – писали в газетах. «Впервые в мире», – говорили по радио. И всюду называли его имя» [38].