Рассказ седьмой
Paukus grusulicus
После уроков в пустом классе Катя Сундукова жаловалась Коле Егорову:
– У всех дома есть какое-нибудь животное: у Ритки – персидская кошка, у Фильки – кошка, у Аньки – овчарка, у Мокренко – хомяк…
– А у тебя какое? – спросил Коля.
– У меня никакого…
– Почему?
– Родители говорят, что у них аллергия, а по-моему, просто не хотят… И поэтому, когда все хвастают своими животными, мне приходится отмалчиваться… – Катя вздохнула и подошла к окну.
Егоров, которому Сундукова нравилась, хотел утешающе дотронуться ей до плеча, но взглянул на свою руку и спрятал ее за спину. Потом он остановился рядом с Катей и также стал смотреть на улицу.
– У меня тоже нет домашних животных, если не считать тараканов, – сказал он.
Девочка удивленно повернулась к нему.
– У тебя нет?!
– Никого, – кивнул Коля. – У бабушки в деревне, правда, есть пес в будке, но он же не мой… Когда я приезжаю, он сначала на меня лает и только потом узнает.
Катя стояла совсем близко, и он рассмотрел у нее на правой щеке маленькую родинку.
– Значит, мы с тобой в равном положении? – шепотом спросила девочка, чуть-чуть придвигаясь к нему.
– Выходит, что так! – тоже прошептал Егоров, чувствуя, что в груди у него замирает сердце.
В этот момент, как всегда некстати, в класс заглянул Максим Александрович и споткнулся о стоявшее на пороге ведро с торчавшей из него шваброй.
– Понаставили тут! Сундукова, Егоров! Вы будете убирать? Я сейчас вернусь! – крикнул он и исчез, так и не решившись перешагнуть через ведро, опасаясь за свои новые итальянские ботинки.
Коля подошел к ведру, вытащил из него раскисшую тряпку и бросил ее на пол, нагромоздив рядом несколько стульев и парт, между которыми, как дуло гранатомета, торчала рукоятка швабры.
– Это будет наше противотанковое заграждение, – решил он, осматривая свою работу.
– Скажи лучше: противомаксимное. Теперь наш франтик не сунется в своих наглаженных брючках, – весело сказала Катя и в качестве последнего штриха повесила на ручку двери мокрую тряпку.
Они уселись на заднюю парту, которая не была видна, если заглянуть из коридора, и стали болтать. Общение их выглядело следующим образом: Сундукова щебетала без умолку, а Егоров молчал и только изредка произносил «угу», гордясь, что так запросто беседует с девочкой.
– У тебя день рождения скоро? – спросил он, когда Катя сделала паузу.
– В октябре, через две недели, – удивленно ответила она. – А почему ты спрашиваешь?
– Потому, что я подарю тебе такое домашнее животное, что все наши лопнут от зависти! – в порыве великодушия пообещал Коля.
Девочка недоверчиво покосилась на него.
– Подари, но, если это будет кошка или собака, родители заставят вернуть ее назад, – предупредила она.
– Не волнуйся, это не кошка, не собака, не хомяк и не рыбки!
– А что тогда? – Катя была заинтригована.
– Пока не скажу. Пусть будет сюрприз! – Коля сделал важное лицо.
– А ты уверен, что все лопнут от зависти? Даже Самойлова? – спросила Катя, глядя на него с недоверием и надеждой.
– Ритка лопнет в первую очередь. Мой подарок затмит ее персидскую кошку! – Егоров встал и, скрестив на груди руки, многозначительно посмотрел на девочку.
Надо сказать, Коля и сам пока толком не знал, какое животное подарит, но был уверен, что придумает. В конце концов две недели до дня рождения – немалый срок.
Из коридора появилась голова Максима Александровича. Сундукова вскочила и сделала вид, что поливает цветы, а Коля в спешке начал двигать шкаф.
– Что за сырость вы развели? Лягушачий питомник открываете? – недовольно спросил учитель, глядя себе под ноги.
– Разведем лягушек – французам будем продавать! – сказал Егоров, и Катя засмеялась.
Максим Александрович попытался протиснуться между стульями, но в грудь ему уперлась палка швабры, а под ботинками зачавкала вода. Учитель с ужасом уставился на свою новую обувь.
– Зачем вы загородили дверь? – рассердился он.
– Чтобы хорошо вымыть полы – нужен простор! – ответил Коля и с невероятным шумом стал сдвигать парты.
Оглушенный учитель попятился, схватился за дверную ручку, обмотанную мокрой тряпкой, и стал брезгливо вытирать платком ладонь и рукав пиджака.
– Вам помочь? – предложила Катя. – Хотите, мы разберем завал?
– Не надо, я уже ухожу! Дайте только со стола мой дипломат! – потребовал учитель, отступая в коридор и стараясь больше ни к чему не прикасаться.
Коля передал ему черный дипломат с кодовыми замками, просунув его сквозь баррикаду.
– И не вздумайте уходить, пока все не уберете! – крикнул Максим Александрович и быстро направился к лестнице, оставляя на паркете мокрые следы. На правом плече модного пиджака молодого учителя белело пятно от мела.
– Спорю, он идет на свидание! Опять кого-нибудь охмуряет, – сказала Катя, и ребята взялись за уборку.
Оставшиеся до дня рождения недели Коля постоянно думал о своем обещании. Задача перед ним стояла непростая: найти и подарить Кате такое животное, которое устроило бы ее и родителей и вызвало бы зависть у одноклассников. Причем нужно еще учесть, что карманных денег у Коли было очень мало.
Егоров просмотрел все книжки о зверях, несколько раз заходил в зоомагазин, но так и не обнаружил ничего подходящего. Он едва не купил Кате белую мышь, но подумал, что мышей, вне зависимости от того, белые они или серые, девчонки боятся.
Почти каждый день в школе Катя хитро поглядывала на Егорова, как бы напоминая о его обещании. Коля в таких случаях напускал на себя важный вид: мол, все под контролем, а на сердце у него кошки скреблись.
Накануне дня рождения, на который Сундукова пригласила почти весь класс, он, лежа на кровати, лихорадочно соображал, что ему делать. У него не было ровным счетом никаких мыслей, и он уже решил никуда не ходить и остаться дома, как вдруг с висевшей над кроватью полки свалилась книга и огрела Кольку по лбу.
– Мало того, что все плохо, так еще и книги на голову валятся! – пробормотал мальчик. Он потер лоб, взглянул на обложку и прочитал: «НАСЕКОМЫЕ МИРА». Егоров уныло стал перелистывать книгу, пробежал глазами несколько строчек, и внезапно его осенило. Он вскочил и помчался в чулан.
Сбросив с полок все содержимое на пол, он наконец нашел, что искал, – небольшую красивую банку из-под кофе, плоскую, из темного стекла. Кофе когда-то привезла из Турции мамина сестра, и вид у банки был необычный.
Отмыв ее как следует и высушив, Коля положил внутрь сухой травы и несколько палочек, а потом закрыл банку пластмассовой крышкой, в которой проделал несколько отверстий раскаленной иголкой. Затем он взял кусок лейкопластыря, приклеил на дно банки как этикетку и написал на нем два загадочных слова: «Paukusgrusulicus».
Все сделав, мальчик поставил банку на стол и, довольный, потер руки.
Когда на другой день Егоров пришел на день рождения к Кате, там уже были и Филька Хитров, аккуратно причесанный впервые в жизни, и Антон Данилов в костюме с черным галстуком бабочкой, и благоухающая мамиными духами Рита Самойлова, и даже Мокренко с поцарапанным носом, вымазанным зеленкой.
– Видели его нос! Это он вчера дразнил мою кошку! – гордо объясняла всем Ритка.
Стоило появиться Коле, как все замолчали. Очевидно, Сундукова не выдержала и разболтала, что он собирается сделать ей необычный подарок.
Катя шагнула навстречу гостю и остановилась, выжидательно поглядывая на него. Она была в светлом платье, на шее поблескивала золотая цепочка с сердечком, которую ей подарила бабушка и до которой девочка то и дело дотрагивалась, проверяя, не расстегнулась ли она.
– Опаздываешь! Мы без тебя за стол не садились… – сказала новорожденная.
– Я никак не успевал раньше… Дела… – многозначительно объяснил Коля, хотя специально полчаса топтался вокруг дома и мусорника, чтобы не прийти вовремя.
– А где… – начала было Катя, но осеклась, сообразив, что спрашивать в лоб: «Где подарок?» – невежливо.
Егоров вытащил из-за спины банку и аккуратно поставил на стол.
– Поздравляю с днем рождения! – торжественно сказал он и отошел на шаг, разрешая всем полюбоваться его подношением.
Виновница торжества хотела взять свой подарок, но любопытный Петька Мокренко ее опередил. Он схватил банку и протянул руку к крышке.
– Осторожнее! Тебе жить надоело? – закричал Коля.
– А что такое? Уж и посмотреть нельзя? – удивился Петька.
Егоров пожал плечами:
– Посмотреть можно. Только учти: я за твою жизнь не отвечаю!
– Почему не отвечаешь?
– Ты читать умеешь? Вот и прочти, что на наклейке написано! – предложил Колька.
Мокренко перевернул банку и, морща лоб, уставился на надпись«Paukus grusulicus».
– По-английски, что ли? – спросил он.
– Не по-английски, а по-латыни! – уточнил Егоров.
– Давайте я! – предложила Катя. Она заглянула через Петькино плечо и прочла по слогам:
– Паукус гру-зу-ли-кус… Паукус какой-то! Что это значит?
– Паукус грузуликус – самый ядовитый паук на свете. Водится на острове Ява. От его укуса человек умирает за минуту, лошадь – за две, а слон – за три минуты, – охотно объяснил Коля Егоров.
Узнав, что в банке такое опасное насекомое, ребята попятились.
– И этот паук там внутри? – поразилась Катя, пытаясь заглянуть в банку сквозь темное стекло.
– Разумеется, внутри. Если кто-то не верит, может заглянуть. Кажется, Мокренко хотел? Давай, Петруха, смотри! – насмешливо предложил Коля.
– Сам смотри! Мне еще пожить охота, – Петька спрятал руки за спину.
– Глядите, он аж весь позеленел! Небось представил, что было бы, открой он банку! – засмеялся Антон Данилов.
Все ребята столпились вокруг стола, забыв о пирожных, торте и салатах. Как Колька и предсказывал, ребята завидовали Кате Сундуковой, а ее паукус грузуликус затмил всех породистых котов и собак. А она, довольная, стояла рядом и пожинала плоды триумфа.
– Где ты его взял? – спросила Катя.
– Мой дядя – специалист по насекомым, он привез его с острова Ява. Это очень редкий вид, занесен в Красную книгу. У нас в России – единственный экземпляр, – авторитетно сообщил Егоров.
– И в зоопарке нет? – не поверила Рита Самойлова.
– В зоопарке, может, и есть, и в Академии наук тоже, но это единственный экземпляр в частном владении, – спохватился Коля, сообразив, что перегнул палку.
Вначале он опасался, что никто не поверит в его паукуса грузуликуса, придуманного им только накануне после прочтения книги о насекомых, но наживку уже заглотили, и притом очень прочно. А главное, что самое приятное, никто не решался открыть банку, чтобы увидеть ядовитого паука.
Филька Хитров с пеной у рта утверждал, что и раньше слышал про таких насекомых, и рассказывал душераздирающие истории. Будто бы была экспедиция на остров Ява, все участники которой умерли в одну ночь по неизвестной причине, а утром на травинке у костра нашли точно такого паука. Кто-то верил Фильке, кто-то нет, но желания открыть банку ни у кого не появилось.
– А как он дышит? – спросила Самойлова.
– Разве не видишь? В крышке – дырочки! – объяснила Катя.
– А он через них не вылезет?
– Нет, они слишком маленькие.
– А укусить через них он может? – не успокаивалась Рита.
– Только если близко поднести палец, – сказал Мокренко.
– А ты помолчи, профессор кислых щей нашелся! Откуда тебе знать – не твой паук! – огрызнулась на него Аня Иванова.
Антон Данилов пытался рассмотреть грузуликуса сквозь стекло, но различал лишь соломинки и травинки.
– Ничего не видно! – пожаловался он.
– Эх ты, простофиля! – сказал Петька. – Он же маскируется, чтобы напасть неожиданно. Ведь, правда, Коль?
– Разумеется, маскируется… У него защитная окраска, он сливается с травой и ветками, – авторитетно подтвердил Егоров.
– А чем мне его кормить? – спросила Катя.
– Сырым мясом, – подсказал Филька.
– Правда, сырым мясом, а, Коль? Что тебе дядя рассказывал?
Егоров почесал подбородок, делая вид, что вспоминает. Ему нравилось выглядеть авторитетным специалистом в области редких пауков.
– Можно и мясом, но лучше мелкими насекомыми. И не чаще, чем раз в три месяца. Пауки едят мало, к тому же сейчас он сыт. Я кормил его позавчера.
– А как ты его кормишь? Ведь приходится открывать банку!
– Я надеваю три пары перчаток, а еду протягиваю пинцетом.
– А он пробовал тебя укусить?
– Пробовал. Однажды даже в палец вцепился зубами. Две перчатки прокусил, а третью не смог, – азартно сочинял Колька.
– Постой, постой! – насторожился вдруг Данилов. – Чем, ты говоришь, он в тебя вцепился?
– Зубами.
– Разве у пауков есть зубы? – удивился Антон.
Егоров почувствовал, что заврался, но отступать было поздно.
– У других видов нет, а у этого есть!
Данилов хотел возразить, но за Кольку неожиданно вступился Мокренко.
– Конечно, есть зубы! Что ты к нему прицепился? Чем он, по-твоему, прокусил перчатку, если не зубами! Сейчас я тебе твои выбью, чтобы поверил! – завопил он, горячась и брызжа на Данилова слюной.
Зная привычку Мокренко любой спор заканчивать дракой, Антон предусмотрительно отступил.
– Зубами так зубами, только не лезь на стену, – миролюбиво пробормотал он.
Спохватившись, что обед остывает, Катя пригласила одноклассников к столу.
– Только убери, пожалуйста, паукуса, а то я его пока боюсь! – шепотом попросила она Колю.
– Не бойся! Через стекло не укусит. – Он взял банку и переставил ее на подоконник.
Перед чаем внесли большой торт с двенадцатью свечками, которые Катя стала задувать, не переводя дыхания. Когда осталась последняя горящая свеча, в комнату вошел ее старший брат Федор, в прошлом году окончивший школу.
– Ну и душно у вас! Прямо как в бане! – сказал он, открывая окно. Заметив на подоконнике банку, он взял ее в руки.
– А тут что? – спросил он.
– Ядовитый паук. Паукус грузуликус, мне его Коля подарил, – с гордостью объяснила Катя.
– А почему его не видно? – поинтересовался Федор.
– Он спрятался! Не вздумай открывать – он тебя укусит, и ты умрешь! – предупредила Рита Самойлова. Она вертелась рядом с Катиным братом и кокетничала с ним. Ритка вообще любила кокетничать со старшими.
– Без сопливых обойдемся! – Федор снял с банки крышку и осторожно заглянул внутрь. У всех перехватило дыхание.
– Трава какая-то! Где паук, под травой, что ли? – Он протянул было палец, чтобы раздвинуть траву, но Катя с криком: «Не смей! Он тебя укусит!» – повисла у него на руке.
Банка выскользнула у ее брата из рук, упала на пол и перевернулась. Из нее на ковер выпали пучок травы и несколько веточек.
– Грузуликус сбежал! Сейчас кусать всех начнет! – завопил Антон Данилов, а Анька Иванова завизжала так пронзительно, что едва не треснули стекла.
– Спасайтесь – или вы все трупаки! – закричал Мокренко.
Хотя самого грузуликуса никто пока не видел, Федор, поддавшись панике, совершил с места двухметровый прыжок через стул и оказался у дверей. Рита и Катя вскочили с ногами на диван, Антон животом бросился на стол, подмяв торт с двенадцатью свечками, и даже Филька дал стрекача, не забыв захватить со стола блюдо с копченой колбасой.
– Идите все сюда! Быстрее! – позвал брат Федор из коридора, вооружившись веником.
Все, кроме Кольки, мешая друг другу, выскочили из комнаты и скрылись за дверью. Филька Хитров уминал колбасу, заявив, что это у него на нервной почве, а остальные во все глаза смотрели на пол, не появится ли паук.
– Где он? – спросила Катя.
– Маскируется! И осторожнее, он прыгает! – шептал Петька, отмахиваясь старой зимней шапкой, словно хотел отбить паука на лету.
– Егоров, беги к нам, а то он тебя укусит! – кричали они Кольке. Ребята вооружились кто ботинком, кто тряпкой, а Антон, весь в креме от торта, притащил пылесос, включил его в сеть и пытался засосать грузуликуса.
– Я его вижу! Он под столом! Бежит к нам! – вдруг завопила Иванова, и храбрые охотники, кинув оружие, поспешно ретировались на кухню. Бросив пылесос, Антон вскочил на подоконник и стал примериваться, можно ли спрыгнуть со второго этажа. А Самойлова схватила телефонную трубку, соображая, куда звонят, когда сбегает паук: в милицию или пожарным.
– Коля, Коленька! Сделай что-нибудь! – взмолилась Сундукова, протягивая к нему руки.
У Егорова мелькнула мысль признаться во всем и крикнуть, что никакого паука нет, но он сообразил, что тогда будут смеяться не только над ним, но и над Катей. И он решил сделать все возможное, чтобы проделка с паукусом не выплыла наружу. «Что бы такое придумать?» – лихорадочно соображал он, оглядывая комнату. Коля посмотрел на стол, увидел тарелку с салатом, и спасительная идея пришла сама собой.
Он незаметно бросил на пол кусочек свеклы и несколько раз ударил по ней ботинком, пока она не превратилась в красное пятно непонятного происхождения.
– Готов! Я его раздавил! – крикнул он.
– Ты жив? Он тебя не укусил? – в дверях показалась голова брата Федора.
– Не успел, – успокоил его Коля, продолжая втирать свеклу в ковер.
За Федором в комнату несмело вошли остальные. Вначале Филька, за ним – Катя, Аня, Петька, Рита и последним осторожный Антон.
Коля с видом героя замер над красным пятнышком.
– Ишь ты какой был жирный! Насосался кровищи! – восхищенно отметил Мокренко, разглядывая пятно.
– Так сплющился, что и не разберешь! – присвистнул Антон.
– Здорово ты его! Не боялся, что тяпнет? – участливо спросил Филька.
Катя грустно наклонилась над пауком.
– Может, так оно и лучше, а? Все равно я бы его боялась. Ночью казалось бы, что он вылез и ползет ко мне, – всхлипнула она и стала собирать со стола остатки торта, в то время как его крем Антон Данилов счищал со своего парадного костюма.
Коля чувствовал, что из-за него испорчен день рождения, но вдруг на площадке послышались веселые голоса и появились родители Кати. В руках у отца была большая клетка, а в ней сидела зеленая нахохлившаяся птица.
– А вот и наш подарок! – громко сказал папа. – Его зовут Петруша!
Услышав свое имя, попугай щелкнул клювом, повернул голову и громко закричал:
– Петр-руша! Петр-руша!
Катя бросилась к клетке. Паукус грузуликус был забыт. Брат Федор салютовал пробкой безалкогольного шампанского, и праздник продолжился.