Король моего сердца. Глава 4. Наедине (Юлия Вакилова)

Глава 4. Наедине

На бледном лице воина не было ни кровинки, лоб покрывала мелкая испарина. Вне всякого сомнения, сейчас он был без сознания и едва ли мог чувствовать боль от резкого соприкосновения с твердой поверхностью.

Принцесса боязливым движением коснулась мужского плеча, набираясь решимости. Не на кого было сейчас надеяться, и от осознания собственной беспомощности девушку лихорадило.

Аккуратно отодвинув край порванной ткани, Эллери изучила рану, из которой торчало древко с темным оперением. При мысли о том, что ей предстояло сейчас сделать, принцессу замутило, но она постаралась выкинуть из головы все лишнее и сосредоточилась на основной задаче.

Первым делом она завела коня вглубь чащи и замерла, прислушиваясь. Как учила ее когда-то Ниньи, поначалу самым важным было отыскать источник воды, и сейчас это могло стать настоящей проблемой.

Сквозь тихую песнь леса и утренние трели птиц сложно было расслышать журчание ручья, поэтому Эллери пришлось углубиться в чащу, постоянно оглядываясь на недвижное тело Бродяги. Отчего-то упускать его из виду – пусть даже на каких-то пару минут – казалось преступлением.

Ей повезло – пройдя совсем немного, принцесса услышала такой заветный слабый звук. Ноги сами вывели её к небольшому ручейку, весело пересекающему утопающую в зелени поляну.

С наслаждением окунув в него руки, принцесса брызнула себе в лицо полную пригоршню воды. Оторвав от нижней юбки несколько широких полос ткани, девушка тщательно прополоскала их в ручье, складывая в аккуратные квадраты.

Дольше оттягивать возвращение было нельзя. Собрав волю в кулак, принцесса вернулась к мужчине, с беспокойством отмечая первые признаки действия яда.

Холодная ткань легла на лоб мужчине – Эллери знала, что вскоре его тело зайдется в горячке. И это значило, что у нее оставалось не слишком много времени до момента, когда он придет в себя, и боль от всех ее действий обрушится на него. Поэтому все, что она должна была сделать, следовало начать прямо сейчас.

Набрав полные легкие воздуха, точно перед погружением на самое дно, Эллери осторожно разрезала тугую ткань и отодвинула лоскуты в сторону, освобождая место ранения. Затем, на мгновение закрыв глаза и вознеся короткую молитву, взялась за темное древко и с силой надавила, ломая дерево. Раздавшийся короткий хруст отозвался неприятной вибрацией во всех уголках ее собственного тела.

Она откинула в сторону остатки стрелы с оперением, что послушно лежали в ее руках, и сосредоточилась на обломанном куске дерева, торчащим из разворошенной алой плоти воина. Струйки крови стекали по плечу, орошая зеленую траву.

Мужчина не пошевелился, не издал ни единого звука. Следовало спешить, пока он не пришел в себя, – и Эллери благодарила небеса за милосердие, потому что проделать все это, слыша его стоны, она бы просто не сумела.

С тоской вспомнив теплые натруженные ладони няни, исцелявшие боль, казалось, одним своим прикосновением, Эллери приступила к самой пугающей части.

Влажной тканью промокнув кровоточащую плоть, девушка нащупала оставшееся древко и с осторожностью наклонила стрелу так, чтобы наконечник находился как можно ближе к поверхности тела воина. От напряжения принцесса взмокла, сердце колотилось так часто, что стук его перебивал все звуки окружающего леса. Даже если бы сейчас здесь появились недавние преследователи, она бы просто их не услышала, поглощенная неизбежным приближением решающего момента.

И вот миг, которого она так боялась, настал.

Держась за древко, Эллери, на мгновении закрыв глаза, с силой толкнула стрелу по направлению ее хода. С противным чавкающим звуком наконечник вспорол кожу, выходя с обратной стороны плеча. Убедившись, что он почти целиком покинул рану, девушка ухватила его пальцами и вытянула на поверхность, одновременно борясь с накатившей дурнотой при виде разворошенной плоти, залитой кровью.

Вот и все.

Рану следовало бы еще прижечь раскаленным железом и замазать воском, но сделать это девушка все равно не смогла бы, даже будь у нее под рукой необходимые инструменты.

Руки дрожали, воздуха не хватало, рваное платье все было испачкано бурыми пятнами, глаза застилала непролитая пелена слез. Медленным движением она вытерла липкие от чужой крови пальцы, стараясь не смотреть на зияющую рану.

Без всякого сожаления принцесса попрощалась с нижней юбкой – и тут же располосовала ее на повязки. Туго перебинтовала плечо Бродяги – и, обессилено привалившись к шершавому стволу дерева, принялась ждать.

Первые звуки пробуждения раздались через несколько часов, когда солнце стояло высоко в зените. Глухой стон, который Эллери поначалу приняла за скрип старого дерева, повторился спустя несколько мгновений.

Подскочив на месте, она дернулась в сторону раненого, с беспокойством вглядываясь в бледное лицо.

Мужчина с трудом открыл глаза. Сухие губы попытались исторгнуть какой-то звук, но не смогли. Эллери провела чистой влажной тканью по лицу мужчины, выжимая на него капли воды.

Бродяга снова что-то попытался произнести, но она не смогла разобраться слов.

– Повтори! – королевская дочь с трудом подавила отчаянное желание обеими руками вцепиться в мужчину, затормошить, привести в себя. Только страх за раненое плечо спутника остановил ее от этого. С паникой вглядываясь в обескровленное лицо с выступившей на нем испариной, она повторила:

– Что, что ты сказал?

– Я же говорил, – с усилием прохрипел воин, сглатывая. – Что из твоей затеи с поиском жениха не выйдет ничего путного для меня.

Слабая тень улыбки мелькнула на бледных губах, и от охватившего ее столь всеобъемлющего облегчения принцесса оставила без внимания непривычное обращение.

– Дурак! – она смахнула рукой выступившие слезы. – Как ты себя чувствуешь?

– Руку жжет огнем, – с гримасой боли шепнул он.

– Так и должно быть, – принцесса согласно кивнула. – Спустя несколько минут она заледенеет, затем снова начнется жар. А потом ты вновь потеряешь сознание.

– И сколько я буду в таком состоянии? – облизав капли воды на губах, хрипло проговорил он.

– Не могу сказать точно, – виновато проговорила она, вновь смачивая его лицо влажной тканью. – Знаю лишь, что пару дней ты точно не сможешь стоять на ногах.

Оглядевшись. Эллери проговорила с беспокойством:

– Вот только устроить бы тебя поудобнее.

Бродяга попытался принять сидячее положение, но боль в раненой руке оказалась слишком сильна, – мужчина замер, воздух с хрипом вырвался сквозь стиснутые зубы. Эллери хотела, было, возразить, помешать ему двигаться, однако наемник одним взглядом остановил ее от любых попыток вмешаться.

Несмотря на то, что передвижение потребовало немало сил, ни единый стон не сорвался с губ воина. И только достигнув цели и восстановив сбившееся дыхание, мужчина продолжил расспросы:

– Как далеко мы отъехали от замка? Нет, лучше так – сколько времени это заняло? – поправил он себя.

– Примерно час. Может больше, может меньше, – Эллери растерянно пожала плечами.

– Полагаю, нет смысла уточнять направление? – от тона произносимых слов девушка почувствовала себя виноватой.

Она качнула головой, не встречаясь с ним взглядом.

– В таком случае… – он задумался. – Раз нас до сих пор не настигла погоня, значит, все-таки удалось от них оторваться. Не так далеко от замка вашего дяди есть надежное место, где мы могли бы провести некоторое время – пока я не оправлюсь. Осталось понять, удалились мы от него или же приблизились.

– Сейчас тебе нельзя снова ехать, – быстро проговорила Эллери. – Рана может открыться.

Про возможное заражение крови, что было нередким спутником подобных ранений, она даже не стала упоминать, боясь накликать беду.

– Но и оставаться здесь нельзя, – справедливо возразил он. – Предлагаю компромисс: как только мне станет лучше настолько, что я смогу держаться в седле, мы покинем это место.

И вновь в его взгляде читалось молчаливое предупреждение, вняв которому, Эллери не стала спорить, полагая, что улучшение наступит нескоро.

Как она и предсказывала, спустя короткий промежуток времени Бродяга вновь потерял сознание.

Принцесса придвинулась ближе и присела рядом с ним – так, чтобы тело мужчины опиралось на нее. Его голова устроилась на ее плече, и девушка мимолетно улыбнулась этому, представив реакцию кого-либо из напыщенных придворных дам при виде этой картины. И позволила себе закрыть глаза.

Мужчина пришел в себя первым. Эллери ощутила сквозь сон, как тело воина напряглось, тяжесть от его головы исчезла с ее плеч – и девушка проснулась.

Губы воина были плотно сжаты, в темных глазах назревала буря – очевидно, Бродяге тяжело было примириться с собственной немощностью. Но мертвенная бледность с лица ушла, похоже, ему и впрямь становилось лучше.

Все попытки Эллери уговорить наемника остаться здесь хотя бы еще немного, потерпели крах.

В итоге мужчина заставил коня опустить тело на землю – девушка широко открытыми глазами наблюдала, как умное животное, послушавшись команды, послушно припало на колени, перенесло вес на задние ноги и, наконец, медленно легло на бок, позволив всадникам без труда взобраться на себя.

Бразды правления вновь достались принцессе – но на сей раз дорогу воин выбирал сам. Всем телом навалившись на принцессу, на ухо он ей шептал указания, куда повернуть, а где остановиться, чтобы осмотреться. Из-за раненого Бродяги они могли двигаться лишь спокойным шагом, не позволяя лошади переходить на привычный бег. И на протяжении всего пути девушка терялась в догадках, каким образом наемнику удавалось находить какие-то только ему одному известные ориентиры в таком, казалось, однообразном пейзаже вокруг.

На этот раз прикосновение его руки не вызывало столь ярких эмоций, как в первый раз. Сейчас Эллери куда больше волновало его здоровье, чем собственные необъяснимые ощущения в ответ на его близость.

Беспощадное солнце щедро разливало лучи на едущих куда-то в неизвестность всадников, и принцессе становилось все сложнее удерживать поводья. Как себя ощущал раненый наемник, девушка боялась даже представить. Только шепот у ее головы и ощущение тяжести свидетельствовали, что он все еще оставался в сознании.

Они проехали под густыми арками склонившихся крон деревьев, миновали огромное количество троп и развилок, прежде чем после очередного поворота перед уставшим девичьим взором, наконец, предстал деревянный дом.

Если бы не Бродяга, ей бы никогда не удалось обнаружить это место – настолько замысловатая дорога вела к нему!

Небольшой и довольно уютный на вид, он смотрел на путников единственным окном, сбоку виднелась дверь и ведущая к ней заросшая тропинка. Не вился дым из трубы, никто не торопился встречать усталых путников – Эллери предположила, что здесь никто не живет.

Однако изнутри дом выглядел вполне обжитым. В умывальнике была вода, в углу рядом с камином громоздилась стопка дров, на столе у окна лежали книги. У задней стены располагалась кровать, застеленная несколькими выделанными шкурами, напротив нее высились полки, под ними стояла пара массивных сундуков. Словно по заказу в дальнем конце комнаты располагалась скамья с наброшенными поверх нее шкурами.

Пока принцесса с любопытством оглядывалась, мужчина дошел до кровати и тяжело опустился, закрывая глаза.

Эллери одного взгляда хватило, чтобы понять, что ему вновь становится хуже. Грудная клетка воина часто вздымалась, на лбу выступила испарина, лицо побелело.

– Надо снять одежду, – обеспокоенно проговорила она, подойдя к нему и приложив ладонь к горячему лбу. – И сменить повязку.

Он с трудом приоткрыл глаза – в мутном взгляде его читалась усталость и боль. Не прекословя, мужчина позволил ей стянуть рукав со здоровой руки, медленно вытянуть подол из-под спины и аккуратно освободить больную руку.

Эллери один за другим стянула с него сапоги, и огляделась, пытаясь отыскать необходимые сейчас предметы.

– Вода есть в ведрах у двери, – хрипло проговорил мужчина, угадав ход ее мыслей. – Чистое полотно – где-то на полках.

Вооружившись тканью, девушка вновь присела у кровати, с осторожностью снимая окровавленную повязку.

Как принцесса и опасалась, кожа вокруг раны выглядела красной и воспаленной.

Пока она невесомыми движениями вытирала кровавые разводы, дыхание лежащего перед ней мужчины выровнялось, глаза закрылись. И если бы не подрагивающие во сне веки, Эллери решила бы, что он вновь провалился в беспамятство.

Пользуясь моментом, королевская дочь медленно провела влажной тканью по обнаженной шее, мгновение помедлив, прежде чем коснуться груди. Если бы воин находился в сознании, она бы никогда не посмела продолжить. Но пока Бродяга спал…

Влажная ткань мягко путешествовала по голой коже, и любопытствующий взгляд девушки следовал за ней. Как странно было так близко находиться с обнаженным мужчиной – пусть его нагота и была всего лишь по пояс! Широкая грудная клетка, вздымающаяся в такт дыханию, поросль волос, уходящих куда-то вниз, за пояс брюк, небольшие темные соски, коснуться которых – пусть даже тканью – она так и не решилась, – все это зрелище вызвало в сердце Эллери небывалое прежде смятение.

Запутавшись в захлестнувших ее чувствах, принцесса накрыла спящего мужчину, и – коли хозяин в силу ряда причин не мог ей устроить экскурсию – решила осмотреть комнату самостоятельно. Она просто не могла устоять соблазну пристально разглядеть каждый предмет, каждую вещь в этом странном и непривычном месте.

Чем дольше дочь короля находилась в этом доме, тем сильнее он ей начинал нравиться. Обстановка не шла ни в какое сравнение с роскошью дворцового убранства, но отчего-то именно здесь Эллери наконец-то ощутила себя в безопасности. Вне назойливого окружения придворных, без постоянного ощущения на себе десятка завистливых взглядов, без привычного вечного шепотка за спиной. Было заметно, что, кто бы ни обставлял помещение, делал он это, прежде всего, для своего удобства, а не за тем, чтобы пусть пыль в глаза окружающим или поразить случайных гостей дорогой мебелью и безделушками.

Выйдя за дверь, принцесса завороженно огляделась. Ей даже показалось, словно она очутилась в каком-то другом мире, – мире без погонь и преследователей, без вязких болот и отравленных стрел, в мире, где любимый человек никогда бы не смог ее предать. Вокруг радостно пели птицы, которым неведома была печаль на сердце, ласковое солнце золотило сочную зелень, заросшая тропинка под ногами приветливо звала отправиться с ней куда-то вперед, под сень величественной чащи, что призывно шелестела листвой.

Эллери шагнула вперед, раскинула руки навстречу теплому ветру, который не преминул тотчас же встрепать небрежно заправленную за ухо рыжеватую прядь, – и на несколько мгновений позабыла все свои тревоги, растворившись в окружающем ее великолепии.

Проведя в этом состоянии покоя и гармонии несколько прекрасных минут, девушка расседлала уставшего коня и пустила его пастись возле дома, после чего с легким сожалением вернулась в дом, чтобы убедиться, что сон наемника по-прежнему крепок. И почти сразу же по возвращении желудок девушки решил недвусмысленно напомнить о своем существовании, а также намекнуть, что ему, отличие от своей хозяйки, одного любования природой для поддержания жизнедеятельности было явно недостаточно.

Вняв его настойчивому гласу, Эллери спохватилась, что в последний раз действительно ела давно, и попыталась отыскать что-нибудь съедобное.

Вспомнив, что во время импровизированного знакомства с домом в миске на столе она встречала жесткие плоские лепешки, похожие на те, что пекла служанка для дворовой детворы, принцесса решила рискнуть. Конечно, это блюдо не могло идти в сравнение с тем, что каждый день она ела во время дворцовых трапез, но сейчас слегка зачерствевшие лепешки показались ей божественно вкусными.

Остаток этого во всех смыслах непростого дня закончился быстро – стоило девушке только прилечь на мягкие шкуры и закрыть глаза, как она провалилась в сон. И пришла в себя только на пороге нового дня, когда настойчивые лучи солнца нахально облюбовали себе место на ее лице.

Первым делом она посмотрела на Бродягу и, встретив ясный взгляд, с облегчением поняла, что ему стало лучше.

Заметив, что мужчина попытался привстать, опираясь на локти, Эллери поспешила его остановить.

– Еще может быть рано.

Он изучающе взглянул на Эллери. Медленно перевел взгляд на укрывавшую его шкуру, на оголенную грудь, выглядывающую из-под плотного полотна, на обнаженные плечи, прислушался к своим ощущениям. И вновь поднял глаза на покрасневшее лицо девушки, во время импровизированного осмотра старающуюся смотреть куда угодно, но только не на воина.

– Вы раздели меня? – с оттенком недоверия произнес он.

– Ты сам помог мне это сделать, – скромно напомнила она, слегка покривив душой. Не стоило ему знать, сколь на самом деле был ничтожен его вклад.

Мужчина промолчал, и она была за это ему благодарна.

– Как твое самочувствие? – нарочито бодрым голосом начала девушка,

Бродяга вновь прислушался к себе.

– Ощущаю себя крайне странно, – наконец, медленно проговорил он.

– Почему? – моментально встревожилась Эллери. – Что-то еще беспокоит, кроме руки? Где болит?

– Ничего не болит, – в его взгляде плескалась несвоевременная сейчас задумчивость. – Странно от того, что миледи носится со мной, словно наседка вокруг выводка цыплят. Я не удивлюсь, если вы еще и молитвы надо мной читали, пока я был без сознания.

Эллери изо всех сил постаралась скрыть досаду – ну как он только смог догадаться об этом?

– Вот что, – она постаралась придать голосу небрежность. – Полагаю, что после всего, что с нами произошло, теперь ты уже можешь обходиться без титулов, обращаясь ко мне.

– А что с нами еще произошло? – Бродяга выглядел заинтересованным. – Есть еще что-то, что я упустил, будучи в беспамятстве?

Она поборола в себе желание отвесить ему хорошую затрещину.

Словно почувствовав ее состояние, наемник проговорил другим тоном:

– Хорошо, как пожелаешь. Принцесса, – добавил он, и она с упавшим сердцем поняла, что выкрикнутое им в спину обращение не прошло мимо его ушей.

– Надеюсь, это открытие не заставило тебя ни о чем пожалеть, – тихо произнесла королевская дочь, внимательно наблюдая за ним.

Он слабо качнул головой.

– Я давно уже догадался.

– Полагаю, нет смысла спрашивать, как? – недоверчиво спросила собеседница.

– Я не выдаю профессиональных секретов, – мужчина вновь качнул головой с нарочито важным видом, и девушка не сдержалась и хихикнула.

Нахмурившийся взгляд наемника красноречиво свидетельствовал, что он счел ее поступок насмешкой над его видом. И тут Эллери наконец-то открыто рассмеялась, выплескивая накопившиеся за эти дни напряжение.

Воин поначалу хотел что-то сказать, возмутиться, но при звуке радостного звонкого смеха, рассыпавшегося по комнате точно солнечные бусины, при виде смеющихся глаз девушки, сам не зная почему, вдруг сдержался. Легкая улыбка тронула полные мужские губы, и при виде этого зрелища Эллери вдруг почувствовала, словно в разделяющей их стене рухнул первый камушек.

Тот день принцессе запомнился надолго.

Солнце уже начало клониться к горизонту, когда утомленная Эллери наполнила твердыми комьями каши деревянную миску и поднесла к сидящему на кровати наемнику.

– Это первое блюдо, которое я когда-либо готовила в своей жизни, – горделиво похвасталась она.

Он с задумчивым видом оглядел предложенное ему яство, осторожно отломил крохотный кусочек и с заметной опаской отправил его в рот.

– Ну как?

Мужчина прожевал, прислушался к своим ощущениям и только потом проглотил.

– Довольно сносно.

– И это все? – оскорбилась Эллери.

– За исключением того, что ты забыла добавить соль, хотя я и напоминал тебе об этом несколько раз, – есть можно.

Вместо того чтобы возмутиться этой сомнительной похвалой, девушка вдруг вспыхнула смущением и неожиданно промолчала.

Она вспомнила, как утром этого дня попыталась накормить мужчину неуклюжим подобием на снадобье, о котором слышала когда-то от Ниньи. Вооружившись смутными воспоминаниями о картинке, встреченной в старой лекарской книге, она зашла в чащу перед домом и принялась искать растение, которое ей тогда показывала няня. Спустя час хождения по лесу поиски, наконец, увенчались успехом. Нарвав полную охапку продолговатых душистых листьев, девушка вернулась в дом, окрыленная находкой. Тщательно размельчив их в ступке, добавила воды и от души сыпанула вкусно пахнущий порошок, по запаху напомнивший ей шафран.

И, полная воодушевления, попыталась накормить Бродягу

Первую ложку он принял с привычным для него хладнокровием. Медленно задвигались челюсти, перемалывая содержимое, а затем мужчина вдруг замер. Только черты лица внезапно перекосились гримасой недоверия. В глазах мелькнуло столько разных чувств – начиная от отвращения до откровенного подозрения и ужаса – но при виде лица девушки, полного счастливого ожидания, он мужественно сглотнул и проглотил.

Эллери расплылась в радостной улыбке и уже потянулась за добавкой, когда Бродяга сперва издал невнятный звук, а затем перегнулся через кровать и исторг из себя все проглоченное.

Позднее, отдышавшись и успокоив почти плачущую от обиды и недоумения девушку, он объяснил, что траву, которую она собрала, нужно не есть, а прикладывать к ране для ускорения заживления. И предложил попрактиковаться на настоящей еде – при помощи его советов, конечно.

Поэтому, вспомнив об утреннем происшествии, Эллери благоразумно решила, что ее нынешний дебют вполне можно назвать удавшимся.

Много позже, когда ночь мягко просочилась в дом, заполнив собой все пространство, неудачливые путешественники лежали – кто на кровати, а кто на лавке – и молчаливо размышляли каждый о своем.

– Мне не дает покоя одна мысль. Почему отец позволил Керлю взять с собой лучников? Неужели он разрешил им использовать оружие для поиска дочери? – Эллери первой нарушила царящую в комнате тишину.

– Все было несколько иначе, – невидимый во тьме покачал головой мужчина. – Как я мог понять из нашего короткого диалога с ним, у них было какое-то важное дело в тех краях, а твои поиски были уже второстепенным заданием. Потому-то они и не спешили трогаться в путь, едва схватив тебя.

– Но откуда тебе это известно? – нахмурилась принцесса.

– Я умею слушать. И делать выводы, – лаконично отозвался воин.

На несколько минут сонная тишина вновь вернулась в свое царство, пока на сей раз уже задумчивый мужской голос ее не потревожил:

– Откуда тебе так хорошо известно действие яда?

В первый момент Эллери возмущенно вскинулась, заподозрив в его словах определенный намек, но успокоившись и сообразив, что в темноте ему все равно не видно ее реакции, улеглась обратно.

– Когда-то давно у меня был друг, – неохотно начала рассказывать принцесса. – Обычный дворовый мальчишка, сын кого-то из прислуги. Мы с ним были не разлей вода – бегали наперегонки, прятались, воображали себя разбойниками и искателями приключений.

– И королевской дочери позволялось такое поведение и такие друзья? – не поверил Бродяга.

– В те времена отцу было не до этого, – тихо отозвалась девушка. – Тогда он думал только о том, как помочь своему народу. И спасти маму.

– Чума? – в привычно сдержанном мужском голосе мелькнули горькие нотки понимания.

– Да, – в одном коротком ответе таилась бездна отчаяния.

Она вспомнила то страшное время, отпечатавшееся в памяти точно страшный сон. Тогда она, будучи совсем ребенком, мало что понимала. Но картинки, всплывающие в голове при слове «чума», до сих пор приходили в ее сны. Горы мертвых тел, которых не успевали вывозить за город и хоронить, заполненные гноем нарывы на коже заболевших, стоны, крики, слезы – и на фоне всеобщего хаоса бледная ладошка чумазого мальчишки, который стал для нее настоящим спасением.

Сделав глубокий вдох, она продолжила.

– Однажды мы залезли туда, куда не следовало. То были покои одного из отцовских воинов, обладателя тех самых черных стрел, с которыми ты уже знаком не понаслышке. Он выстрелил в моего друга, но стрела не попала в него, а лишь оцарапала ладонь. Но для яда этого было достаточно.

Она умолчала о холодной темной комнате с наглухо задернутыми занавесками, о свалявшейся постели, на которой лежал заросший бородатый мужчина, сжимающий в руках лук. Он скрылся в своих покоях, надеясь, что страшная зараза обойдет его стороной, – но было уже поздно. К моменту, когда дети, играясь, забрели в его покои, гнилостные бубоны покрывали все его тело, и от сознания неминуемой смерти рассудок воина повредился. В конечном счете, это и спасло мальчика – иначе бы стрела попала точно в цель.

– Что было потом?

– Мы едва успели убежать. Но Гансону стало плохо, он потерял сознание. Я не знала, как облегчить его страдания, и рядом не было никого, кто мог бы ему помочь. Ниньи пыталась выходить маму, те слуги, что еще не слегли, пытались помочь заболевшим. Поэтому я затащила мальчика в небольшую каморку и плакала, сидя рядом с его бьющимся в судорогах телом.

– У него были судороги?

– Да. Вероятно, на детский организм яд воздействует куда сильнее, чем на взрослый.

– И чем закончилась эта история? – помолчав, все-таки задал вопрос мужчина.

– Не знаю, каким чудом, но ему удалось выжить. Однако больше дружить со мной он не захотел. Наверное, он навсегда запомнил, как я стояла рядом, глядя на его мучения, и ничего не сделала. И он был прав, – с горечью добавила Эллери.

– Едва ли тебя можно в том упрекнуть. Сколько лет тебе было?

– Едва исполнилось семь, – спустя пару мгновений отозвалась она, все еще мыслями пребывая в том страшном времени своего детства.

– Ты слишком сурова – едва ли можно многого требовать от ребенка, которым ты тогда была.

– Повзрослев, я почти силой заставила Ниньи посвятить меня в таинство врачевания. Конечно, толкового знахаря из меня не вышло, однако самым простейшим вещам меня все-таки обучили. К примеру, как вытащить стрелу из раны или ухаживать за больным горячкой.

Повисла глубокая тишина, и девушка уже, было, решила, что ее собеседник заснул, как раздался его низкий задумчивый голос.

– Никогда бы не подумал, что королевская дочь может быть такой.

– Какой же? – Эллери затаила дыхание, готовясь или обидеться, или расплыться в улыбке.

– Столь необычной, – прозвучал краткий ответ.

Но даже в кромешной тьме, царящей вокруг, девушка почувствовала, как с губ наемника скользнула легкая улыбка. И удовлетворилась этим словом, решив, что быть необычной принцессой куда лучше, чем странной или даже, наоборот, самой обычной.

И с того вечера началась для Эллери совсем иная жизнь.

Ее никогда не готовили к такому – она прекрасно танцевала, умела изъясняться на нескольких языках, могла поддержать любую светскую беседу. Но как разжечь пламя, сколько нужно варить крупу и сколько соли приходилось на котел воды – все это представляло для нее нелегкую загадку. Которую она, мало по малу, успешно разгадывала. Порой приходилось весьма нелегко, но зато каждая эта маленькая победа наполняла сердце принцессы небывалой прежде гордостью – впервые в жизни она не опиралась на помощь слуг или придворных.

Сразу за домом шелестел лес, пением птиц начинался и заканчивался каждый ее день здесь. А когда однажды девушка зашла чуть дальше, чем обычно, в установившийся распорядок ее дня добавился новый излюбленный пункт – купание. Совсем небольшое озерцо, укрытое от любопытных глаз густой зеленью, к которому Эллери, едва увидев, моментально прикипела душой. Чистая, совсем прозрачная вода утром искрилась и переливалась под солнечными лучами, днем поверхность озера сияла расплавленным золотом, а вечером полыхала огнем в свете заходящего солнца. В такие минуты принцесса от всего сердца жалела, что обделена талантом рисовать, – а так хотелось запечатлеть окружающую красоту на холсте, оставить на память кусочек здешнего мира.

Попробуй она представить, что когда-то будет вести вот такой образ жизни – а, главное, будет искренне им наслаждаться – Эллери подняла бы на смех любого, предположившего такую глупость.

А теперь… Этот домик, лес, озеро – все стало таким привычным, естественным. Словно не было предыдущей жизни, дворца, отца, придворных, даже Майина…

Все это время девушка старательно гнала от себя предательскую мысль, но однажды утром проснулась и поняла, что настала пора честно признаться себе, – воспоминания о нем не приносили больше боли. Образ его становился все тусклее, и порой девушке самой не верилось, что еще так недавно она не представляла своей жизни без белокурого юноши с завораживающим голосом.

Она по-прежнему думала о нем, волновалась – но не больше, чем вспоминала оставленных в замке дяди слугах.

Зато чего Эллери уж точно не могла представить, так это того, что настанет время, когда в ее мыслях неотступно поселится случайно встреченный загадочный и немногословный наемник.

Опухоль на плече мужчины спала, рана начала затягиваться тонкой розоватой пленкой, он уже понемногу вставал и даже пытался справляться с немногочисленными хозяйственными хлопотами. Однако надолго дом он все еще не покидал.

Поэтому когда однажды вечером вернувшаяся после короткой прогулки Эллери не нашла воина на привычном месте, она встревожилась.

Эллери прислушалась – в доме царила умиротворенная тишина, какая бывает только перед приходом ночи, постель Бродяги была пуста.

Набросив на плечи легкую накидку, девушка шагнула за порог, гадая, куда мог пойти хозяин дома.

Уходящий день вновь встретил ее привычным сладким запахом трав, пронизанный лучами заходящего светила воздух казался сотканным из нитей золотистой паутинки. Подождав немного и не услышав ни звука шагов, ни голоса она пошла вперед, надеясь увидеть знакомую высокую фигуру, бредущую навстречу.

Обеспокоенно ступая по знакомой тропинке, по которой столько раз прежде принцесса спускалась к озеру, она вдруг услышала вдалеке тихий плеск, привлекший ее внимание.

Неслышными шагами приблизившись к песчаному берегу, девушка приникла к высокому дереву и настороженно выглянула из-за него.

Озеро полыхало – лучи заходящего солнца заливали водную гладь алым золотом, отчего поверхность казалась пылающей живым огнем.

А посреди этого великолепия стояла недвижно застывшая высокая мужская фигура. Вода доходила мужчине до пояса, лица его не было видно – он стоял, глядя на заходящий огненный шар, и Эллери видела только его спину. Видела столь отчетливо, словно она находилась рядом, так близко, что могла бы своей рукой повторить все замысловатые влажные дорожки.

Первоначально девушка только лишь хотела убедиться, что с наемником все в порядке. Но представшая ее взору картина заставила ее позабыть обо всем.

Капли воды стекали с мокрых темных прядей, спускались по широким мужским плечам, по бугрившимся мышцам опущенных вдоль тела рук, прочерчивали тропинку по спине, по бледным рубцам старых шрамов опускаясь все ниже и ниже, и потрясенный девичий взор следовал за ними.

Видел Бог, принцесса должна была стыдливо отвернуться, закрыть глаза, незаметно уйти или, наоборот, подать знак о своем присутствии. Существовала тысяча вещей, которые она должна была сделать. Но все, на что способна оказалась сейчас Эллери, – это, затаив дыхание, смотреть. Изучать. Запоминать. Восхищаться.

Сейчас воин смотрелся настолько гармонично с окружающим его миром, настолько неотъемлемой его частью, что прерывать это уединение казалось настоящим преступлением.

Однако то ли принцесса пошевелилась, то ли каким-то иным образом выдала себя, но мужчина начал медленно поворачиваться, и неким шестым чувством она поняла – он знает о ее присутствии.

Но вместо того, чтобы использовать последний шанс и скрыться, Эллери беспомощно застыла на месте, не в силах совладать с тем тяжелым, неподъемным чувством, затопившим ее сердце. Почти застигнутая на месте преступления девушка должна была чувствовать смущение, стыд, раскаяние – что угодно! – но никак не чистое, ничем не замутненное восхищение.

И воин отчетливо прочел это в ее глазах, когда зелень изумленно распахнутых глаз Эллери столкнулась с твердой синевой взгляда мужчины. Столкнулась – но не отшатнулась в испуге, а невольно скользнула ниже, вновь знакомясь с его телом.

Капли стекали по широкой груди, бежали по плоскому животу с четко прорисовывающимся рельефом мышц. Уходили куда-то вниз за тонкой полоской поросли – туда, где окрашенные багрянцем волны стыдливо скрывали продолжение.

Она растерянно проследила за ними взглядом, а затем вдруг опомнилась и виновато взглянула в лицо Бродяге.

Небрежно откинутые мокрые пряди падали на высокий лоб, горделивый нос, скулы – все сверкало и переливалось мельчайшими каплями воды, словно усыпанные алмазной крошкой. А глаза… глаза мужчины сейчас горели на лице словно два драгоценных камня, два королевских сапфира в обрамлении потемневших от воды длинных темных ресниц.

В устремленном на девушку взгляде не было ни удивления, ни недовольства или же, напротив, удовлетворения.

Он просто позволял ей себя рассматривать.

Завороженная, потерявшаяся в этом мгновении, принцесса забыла обо всем на свете. Забыла про жениха, про предательство дяди, про оставленных слуг – и заворожено сделала шаг навстречу божеству, что застыло безупречным изваянием посреди залитых закатным светом озерных вод.

На мгновение губы мужчины изогнулись в ленивой чувственной улыбке, в которой едва уловимо проглядывала насмешка.

И этого мгновения хватило Эллери, чтобы прийти в себя.

Вспыхнув до корней волос, девушка, опомнившись, развернулась и со всех ног помчалась в дом. Ее трясло от пережитых чувств, все внутри пылало от стыда, смущения, гнева.

К моменту возвращения мужчины принцесса усиленно делала вид, что крепко спит, накрывшись с головой.

С закрытыми глазами она слушала, как Бродяга укладывается спать, и только когда дыхание его выровнялось, Эллери позволила себе, наконец, расслабиться и с желанием, чтобы завтрашний день не наступал никогда, провалилась в сон.

Черная трясина жадно протягивала к ней свои хищные объятия, поверхность под ногами булькала и обваливалась заполненными водой пустотами, воздуха катастрофически не хватало, принцесса беспомощно барахталась в вязкой жиже, чувствуя, как ее неотвратимо засасывает в глубину…

– Эллери, проснись!

Крепкие руки трясли ее, вырывая из объятий трясины, из пут тяжелого сна. Все еще находясь во власти страха, она отчаянно сопротивлялась этим прикосновениям, пока, наконец, сознание не прояснилось.

Приняв сидячее положение, она огляделась. Непонимающий взор девушки прояснился, когда она увидела взъерошенного со сна наемника, стоящего рядом с озабоченным выражением лица. С облегчением осмотревшись, Эллери расслабленно выдохнула и дрожащей рукой прикоснулась к влажному лбу.

– Какое облегчение! Это был всего лишь сон.

– А что тебе приснилось?

Послав мужчине слабую улыбку, она качнула головой:

– Не помню, наверное, обычный кошмар. Со мной все в порядке, прости, что разбудила.

Он неохотно кивнул, возвращаясь в свой угол.

Принцесса легла обратно, слушая звуки его успокаивающегося дыхания и сонно размышляя, что этот кошмар не был похож на привычные воспоминания о чуме, тянущие к ней руки из далекого прошлого.

И только где-то на грани яви и сна затуманенное сознание вдруг озарила запоздалая вспышка прозрения. От этого открытия Эллери вновь проснулась, и долго лежала с открытыми глазами, размышляя о том, что сегодня к ней в сон впервые пришла Седая Долина.