Королевский крест. Глава 1 (В. Ю. Панов, 2005)

Глава 1

«Что скрывает полиция? Вот уже несколько дней Москву будоражат слухи о череде странных убийств, произошедших – и продолжающихся? – на улицах мегаполиса. Несмотря на то что преступления совершались в разных районах города, почерк во всех случаях одинаков: смерть жертвы наступала от огнестрельного ранения в шею. Пресс-служба департамента полиции пока никак не комментирует происходящее и не спешит увязывать преступления в единую цепь. Но, как стало известно нашим корреспондентам…»

(«Московский Комсомолец»)

«О чем думают Великие Дома? Набег мятежных масанов продолжается уже третьи сутки, убито два люда, убит любимец публики DJ Канций, мы уже не говорим о челах! Из дома невозможно выйти, чтобы не наткнуться на приблудного кровососа, а пресс-служба Великого Дома Навь продолжает отделываться общими фразами. Жители Тайного Города возмущены трагическими смертями и задают вопрос: когда же Темный Двор приструнит распоясавшихся?..»

(«Тиградком»)

Молодежный клуб «ТарантасЪ».

Москва, улица Красноказарменная,

2 ноября, вторник, 17.58

– Они повсюду. Они рядом. Они жаждут крови! Твоей крови!!

На экране телевизора известный актер, слегка похожий на епископа клана Носферату, увлеченно высушивал податливую девушку пластиковыми иглами. Для придания мизансцене дополнительного шарма режиссер распорядился задрать жертве юбку, и обнажившиеся коленки судорожно терлись одна о другую.

«Ноги неплохи», – машинально отметил Харций, дожевывая бутерброд. Такие детали концы никогда не оставляли без внимания.

– Они способны обратиться в туман или взять тебя под гипнотический контроль! Они быстры и коварны!

Теперь актер зловеще вышагивал по улицам Тайного Города, пугая детей и взрослых. Харций зевнул. Он знал, что ушлые шасы не заплатили герою ролика ни копейки: сказали, что проводят пробы для нового блокбастера, отсняли нужные эпизоды и смылись, пообещав обязательно перезвонить. Откуда бедолаге знать, что его физиономия украсила все рекламные блоки «Тиградком»? Программы этого канала не предназначены для широкой публики.

– Будь готов к встрече! Купи «Протуберанец» – новейший артефакт, создающий кратковременный поток настоящего солнечного света! «Протуберанец»! Последняя разработка магических мастерских семьи Шась, гарантирует безопасность и рекомендован гарками Темного Двора…

Насчет рекомендации элитных воинов Нави режиссер, пожалуй, переборщил: во-первых, их кровь сама по себе являлась для вампиров отравой, во-вторых, магия масанов на темных не действовала, так что навам никогда не приходило в голову изобретать специальные обереги. Все остальное соответствовало действительности: если успеешь активизировать артефакт, масану придется несладко – солнечные лучи для него губительны.

Экранный злодей позорно убегал от обладающего чудесным амулетом юноши, над Тайным Городом всходило Солнце, все улыбались.

– «Протуберанец», – хмыкнул Харций, допивая газировку.

Ураган рекламы антивампирских артефактов обрушился на жителей Тайного Города одновременно с первыми сообщениями о появлении масанов Саббат. Оборотистые шасы создали ажиотаж, за несколько часов распродали десятилетние запасы магических амулетов и в спешном порядке ковали новые – «улучшенные», «более современные и эргономичные», с бесплатными приложениями или…

– Если вы приобретете два «Протуберанца» прямо сейчас, то третий, для вашего ребенка, вы получите совершенно бесплатно. То есть даром! И в дополнение – удобный ремешок, чтобы носить артефакт на груди! Торопитесь, количество предложений ограничено!

Некоторые наблюдатели осторожно намекали, что именно из-за успешного бизнеса Торговой Гильдии навы не торопятся уничтожать проникших в город убийц. Разумеется, все это слухи и домыслы, но, с другой стороны, налоги шасы платят Темному Двору…

Харций доел, смахнул опустевшую банку и пластиковую тарелку из-под бутербродов в мусорную корзину, выключил телевизор и выбрался из кресла. Открытие клуба «ТарантасЪ» было назначено на семь вечера, конец суетился с самого утра, и десятиминутный перерыв на обед стал единственной паузой за весь суматошный день.

– Любимые, я рад… Нет, «любимые» – это обращение Птиция, надо быть оригинальным. Дорогие друзья! Избито…

Харций остановился перед зеркалом в рост – обязательным аксессуаром кабинета любого конца – и решил наскоро повторить речь. Текст он подготовил и заучил давно, но до сих пор не решил, как следует обращаться к публике.

Харций открывал «ТарантасЪ» не для Тайного Города, а для челов: клуб располагался неподалеку от Энергетического института, и планировалось, что основными клиентами станут студенты. Конец предусмотрел и бильярдную, и бар, и дискпол, и, разумеется, небольшой зал игральных автоматов. Последний официально не принадлежал клубу, но попасть к «одноруким бандитам» можно было без особых усилий. Харций вложил в первое самостоятельное дело все сбережения, да еще и занял крупную сумму, но не сомневался, что заведение станет приносить устойчивую прибыль. Его не смущало даже наличие неподалеку трех аналогичных клубов – концы веками оттачивали мастерство шоуменов, так что публика выберет лучшее. Вот только… как же правильно обратиться к проклятым челам в первый раз?

– Ребята! Гм… не слишком панибратски?

– Не-а, не слишком. Мне нравится, мля!

Харций вздрогнул и недовольно посмотрел на вошедшего в кабинет уйбуя Копыто Шибзича.

– Стучаться надо.

– Угу.

Копыто плюхнулся в гостевое кресло, приложился к фляжке – по кабинету поплыл аромат дешевого виски – и поинтересовался:

– Кривляешься?

– Репетирую.

Уйбуй поощрительно рыгнул и осклабился. Харций вернулся во главу стола, и несколько секунд конец и Красная Шапка молча смотрели друг на друга.

Вряд ли можно было представить себе более непохожих собеседников. Пока полненький Харций оделся довольно скромно: канареечный пиджак в зеленую клетку, розовая рубашка и оранжевый галстук, но планировал сменить костюм на более яркий к празднику. Жилистый, похожий на злую обезьянку Копыто никогда не вылезал из кожаных штанов, жилетки и красной банданы, а сегодня, учитывая время года, к ним добавилась еще и кожаная куртка. Пальцы конца были густо унизаны перстнями, в левом ухе висела серьга с изумрудом, а над галстуком пролегала толстая золотая цепь. Уйбуй же отдавал предпочтение татуировкам, густо покрывающим все тело, и оружию – на поясе висели кобура с пистолетом и ятаган. Объединяли Харция и Шибзича невысокий рост да полное отсутствие растительности на головах.

И некоторые совместные дела.

– Мы, в натуре, все закончили. Как договаривались, мля.

– Да, – со вздохом признал конец. – Вы все сделали.

Не то чтобы Харцию нравилось общаться с Красными Шапками, но иногда сотрудничество с ними было выгодным шагом. К тому же Копыто не зря считался одним из самых вменяемых уйбуев: он понял, чего хочет конец, всего лишь с третьего раза и сделал все как надо. Ночью десятка Копыто основательно отметелила местную шпану – Харций решил, что превентивные меры не помешают, а до этого дикари несколько дней вкалывали на подсобных работах: устраняли мелкие недоделки, мыли полы и туалеты, таскали мебель, аппаратуру, ящики с продуктами и выпивкой. Судя по старательности, с которой трудились Красные Шапки, десятка прочно сидела на финансовой мели, и нареканий к ним у Харция не было… К сожалению, не было, ибо пришла пора платить за услуги.

Копыто глотнул еще виски и важно произнес:

– Ну, давай посчитаем.

В устах не отличающегося любовью к арифметике дикаря фраза прозвучала несколько необычно, но конец, подавив усмешку, покладисто согласился:

– Давай.

– Мы все сделали, что ты просил?

– Все.

– Этих… претензиев нету?

– Нет.

– Тогда…

– Подожди, – торопливо произнес Харций. – Мы еще договаривались, что ты с ребятами приедешь через месяц. Устроим ограбление…

– Типа ограбление, – важно уточнил Копыто.

– Ага, типа ограбление.

– Мы забираем кассу, ты жалуешься в полицию, и тебе снижают налоги.

– Точно! А ты получишь половину кассы!

О том, что он к тому времени застрахуется в человской компании и заработает еще и на этом, Харций благоразумно промолчал. Да и вряд ли бы уйбуй его понял.

– А теперь давай деньги.

– Так мы же договорились: половина кассы! – Конец натурально округлил глазки. – Это очень приличная сумма. Приходи через месяц.

Но дикарь не позволил сбить себя с толку.

– Половину кассы я получу за то, что тебя ограблю. – Копыто сделал большой глоток виски, и Харций пожалел, что не приказал бармену спрятать спиртное: благодаря кукурузному пойлу уйбуй демонстрировал чудеса сообразительности. – Ты деньги плати за то, что мы на тебя горбатились, мля. Как эти… папы карлы, мля.

Конец жалобно вздохнул и опустил плечики. Его округлые щечки немножечко побледнели, а в глазках появилась неподдельная грусть.

– Увы, Копыто, но клуб только открывается, и свободных средств нет совершенно. Думаешь, я от хорошей жизни придумал эту историю с ограблением?

– Как откроешься, так и закроешься, – пожал плечами уйбуй. – А если мы все автоматы поколотим, и дискотеку поколотим, и бар поколотим, сюда даже челы не придут. Не такие они идиоты, чтобы по пепелищу бегать.

– А я в Зеленый Дом пожалуюсь, – с тщательно сыгранным простодушием произнес Харций.

– А мы скажем, что ты нам за работу не заплатил.

– А разве я обещал?

Шибзич занервничал и почесал под банданой.

– А разве нет?

– Я тебе сказал: «Копыто, помоги», – с максимально возможной кротостью напомнил конец. – И ничего не говорил о том, что я тебе за это заплачу.

– Не говорил?

– Ни слова.

– И не собирался платить?

– Я думал, мы друзья.

– Тогда зачем ты грозишь, что пожалуешься королеве?

– А если бы тебе клуб поколотили, ты бы кому жаловаться стал?

– Фюреру.

– А у меня фюрера нет. Поэтому я сразу к королеве.

Это прозвучало логично – фюрер у концов на самом деле отсутствовал. Но самое страшное, что после очередного глотка виски Копыто вспомнил давешний разговор: конец ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ничего не говорил об оплате. А сам уйбуй, обрадованный весьма кстати наметившимся заработком, не спросил. И бойцы не спросили, будучи уверены, что десятник обо всем позаботился. Копыто с тоской понял, что, если он не принесет деньги, у десятки, вполне возможно, появится новый уйбуй.

Но ведь проклятый конец на самом деле имеет право не платить!

– Ты эта… Харций, без ножа режешь, – жалобно протянул Копыто. – А ведь мы, эта… друзья.

– Вот я и решил, что ты мне по дружбе помогаешь! – В голосе конца, все еще печальном, появился намек на энтузиазм. – Обрадовался безумно: чтобы в нашем мире, подлом таком и несправедливом, встретить столь бескорыстного воина…

– Да уймись ты!

– Нет, ты вспомни, как я обрадовался! – начал наседать Харций. – Кормил твоих бойцов бесплатно, раз! – Днем дикарям выдавали по два пакетика чипсов. – Поил бесплатно, два! – Утром Красные Шапки получили бутылку виски на всех. – Как к родным относился, право слово!

– Родня, мля!

Копыто задумчиво положил ладонь на рукоять ятагана, и почти сразу же, словно прикосновение к оружию пробудило доселе дремавшие инстинкты, в маленьких глазках уйбуя вспыхнул недобрый огонек. Но Харций был готов к такому развитию событий. Конец прекрасно понимал, что, даже если Шибзич сломается и не станет доводить дело до скандала, его бойцы поведут себя иначе. А получить десять разъяренных дикарей за час до открытия заведения концу хотелось еще меньше, чем платить им за работу.

– Копыто! Я понял, как мы можем договориться!

Радости и оптимизму в голосе Харция позавидовал бы даже прожженный продавец Иеговы. Уйбуй, почти решившийся пустить концу кровь, поперхнулся от неожиданности:

– Что значит договориться, мля? О чем? В натуре, больше я на тебя и пальцем не пошевелю.

– А грабить через месяц будешь?

– Грабить буду, – после короткой паузы подтвердил Копыто. – Если ты еще жив будешь. А пальцем шевелить, в натуре, не стану.

Харций, которому не хотелось искать других исполнителей для сомнительного мероприятия, приободрился.

– Значит, насчет грабежа все в силе… это хорошо. А за сегодняшнее ты меня извини: я ведь правда не подумал, что ты денег захочешь. Решил, что по дружбе помогаешь. Да и наличных у меня нет совсем, только на обои пять тысяч ушло.

Копыто покосился на крашеные стены, но промолчал. Пальцы, разжавшиеся было во время энергичного вопля конца, вновь сдавили рукоять ятагана. Тем временем Харций перегнулся через стол и проникновенно поинтересовался:

– А хочешь, я тебе свой счастливый артефакт подарю?

Пальцы молниеносно разжались.

– В котором ваша семейная тайна хранится? – жадно спросил Шибзич.

На протяжении тысяч лет все расы, с которыми доводилось контактировать концам, пытались выведать их главный секрет, узнать, что же на самом деле позволяет маленьким, толстым и лысым продавцам легкой жизни пользоваться бешеной популярностью у женщин любых семей. Почему даже самые неприступные стервы становятся в их руках послушными игрушками. В ход шли все средства: увещевания и уговоры, кропотливые научные исследования и даже пытки, но концы всегда проявляли удивительную стойкость и молчали, как чуды на параде.

– Нет, – рассмеялся Харций, – семейную тайну я тебе не отдам. Зато подарю очень ценный артефакт.

– Какой еще артефакт? – набычился уйбуй. – Чего ты меня, в натуре, разводишь? Пальцы гнуть не устал? Деньги давай, мля, а то я за себя не ручаюсь, клянусь агрессией Спящего!

– Артефакт называется «Повелитель вероятностей», – спокойно произнес конец. – Очень ценная вещь. Раритет.

– Чего?

– Вот чего! – Харций с важным видом выложил на стол медальон на цепочке. – Раритет! Теперь таких не делают!

С одной стороны желтый диск покрывали причудливые концовские письмена, с другой в него был вплавлен зеленый камешек.

– Золото?

Уйбуй жадно схватил медальон.

– Какая же ты дуби… – Конец осекся: не следовало грубить еще не заглотившему наживку дикарю. – Копыто, ценность не в том, что это золото. А в том, что с этим артефактом ты будешь выигрывать в карты. Это «Повелитель вероятностей»! Раритетная вещь!

«Раритетный» артефакт сделал то ли дедушка, то ли прадедушка Харция. Был «Повелитель» одноразовым, после выработки магической энергии восстановлению не подлежал и от долгого хранения почти разрядился. Жить артефакту оставалось от силы пару дней, и наглые шасы, увидевшие сей недостаток, а также просчитавшие крайне невысокий уровень заложенного в медальон заклинания, предложили Харцию настолько смешную цену, что, даже отчаянно нуждаясь в деньгах, конец гордо отказался. В Тайном Городе подобные артефакты мало кого интересовали, продавать на сторону было опасно – за нарушение режима секретности Великие Дома по голове не гладили. Играть же с челами самостоятельно Харций после длительных раздумий не решился. Хоть он и верил в мудрость создавшего артефакт дедушки (прадедушки?), вероятность проигрыша все равно оставалась, а конец слишком серьезно относился к открытию клуба, чтобы рисковать. К тому же Великие Дома без восторга смотрели на использование игровых артефактов в человских казино Москвы, а уезжать из города Харций в ближайшее время не собирался.

– Видишь, какой я тебе подарок делаю? Царский подарок. А все из-за нашей с тобой дружбы.

– Так он эта… чтобы в карты выигрывать?

– Почти всегда, – подтвердил конец и прикусил язык.

– Что значит «почти»? – немедленно спросил Копыто. Действие виски еще не закончилось, и уйбуй оставался внимателен.

– Он управляет вероятностями, а не обеспечивает победу, – объяснил Харций, кляня себя за болтливость. – Делает вероятность твоего выигрыша максимальной.

– Это как?

– Ну, нужен тебе, скажем, валет. Какова вероятность, что он тебе придет?

– Не знаю.

– Маленькая вероятность, маленькая! – Конец решил не утомлять дикаря ненужными цифрами. – А «Повелитель» делает ее максимальной. Не стопроцентной, но максимальной. Очень большой.

– Кого ее?

– Вероятность.

Копыто прищурился, пытаясь припомнить, о чем Харций говорил только что.

– И валет придет?

– С большой вероятностью.

– Придет или нет?

– Скорее всего.

– А если не придет?

– Останешься без валета.

– И что?

– Ничего.

Уйбуй всерьез задумался. Харций побарабанил пальцами по столешнице, посмотрел на часы, мысленно застонал – пора, пора! – и с тщательно скрываемой злобой посмотрел на загибающего пальцы собеседника: дикарь что-то подсчитывал.

– Копыто!

– Харций, мы, в натуре, работали долго и еще сегодня ночью дралися. Это, мля, стоит больше, чем маленький золотой медальон и подозрительная цепочка…

Конец выругался громко и с наслаждением. Выругался цветасто, заковыристо, выругался так, как привык, работая в баре «Кружка для неудачника», единственном человском заведении Тайного Города. Вечные клубы табачного дыма вгоняли жизнерадостного конца в тяжелую хандру, и он так старательно учился выражать свое неудовольствие по этому поводу, что теперь его умение ругаться заставляло завистливо всхлипывать самых отъявленных матерщинников Тайного Города.

Когда конец закончил, уйбуй уважительно присвистнул и кивнул головой:

– Круто, мля. Научи!

– Копыто, артефактов, которые гарантированно дают тебе нужную карту, не существует, – устало произнес Харций. – Или ты берешь «Повелителя», или иди к своим бойцам и рассказывай, что деньги будут через месяц. Все. Мне надоело. А если ты меня убьешь, денег точно не увидишь.

– Расслабься, – посоветовал Шибзич, сгребая со стола медальон. – Возьму я твой артефакт. Только не сразу возьму, а как бы на проверку. Если он не работает и я, в натуре, проиграю, то верну его тебе. Договорились?

В данном случае это был наилучший вариант. Харций кивнул:

– Договорились.

– И еще две бутылки виски мы у тебя возьмем, – уверенно сообщил Копыто, почуявший, что Харций дал слабину. – И еще…

– Не увлекайся! Две бутылки виски, и все. – Конец протянул руку: – Дай я артефакт активизирую.

Офис клана Треми.

Москва, улица Вятская, 2 ноября, вторник, 19.03

Жители больших городов не часто задумываются над тем, что скрывают те или иные здания. К домам привыкаешь, они кажутся похожими друг на друга, на них не обращаешь внимания, и постепенно становится безразлично, что находится по ту сторону каменных стен. Да и что там может быть? Квартиры или офисы, гаражи или мастерские, склады или цеха – все, что угодно. Мельком увидев строение, мы машинально относим его к той или иной категории и сразу же забываем: чтобы привлечь внимание, городской дом должен быть весьма и весьма необычным. А мрачное, похожее одновременно и на склад, и на подержанную крепость строение на Вятской улице таковым не было. К шедеврам архитектуры не относилось. «Нечто промышленное», – подумает прохожий и пойдет себе дальше. Неинтересно. Обыкновенно. Откуда знать прохожему, что в здании разместился не гараж и не портняжная мастерская, а офис Треми, одного из кланов московских вампиров.

– Сегодня мы работаем в центре, – произнес Захар Треми. – С севера наша зона ограничена Садовым кольцом, с запада – Новым Арбатом, а с востока…

На стене кабинета, прямо за спиной епископа, висел огромный монитор, на который программисты вывели карту города. По мере того, как боевой лидер клана Треми определял границы, зона ответственности окрашивалась в синий цвет.

– Как видите, территория не очень большая, но «ласвегасы» дают высокую вероятность встречи с опытными воинами противника, так что надо действовать внимательно и осторожно. Проверяем каждую щель, каждый переулок, каждый дом.

– Не впервой.

– Да, – согласился епископ, – не впервой.

Юнцов «с кривыми иглами»[1] на инструктаже присутствовало трое, остальные – проверенные бойцы, побывавшие с Захаром не в одной драке и хорошо умеющие охотиться на мятежных соплеменников.

– Временем мы не ограничены. Работаем тщательно, до самого утра. Если заканчиваем раньше – начинаем заново.

– То есть не торопиться? – хмыкнул кто-то.

– То есть мы должны гарантировать, что в зоне нет ни одного мятежника.

Как и все собравшиеся в комнате вампиры, Захар предпочел одежду простую и прочную: удлиненная кожаная куртка, спортивного покроя брюки, мягкие ботинки. На плече вышита лунная корона – символ епископского титула, на спине замерла рогатая ящерица – герб Треми. Но и без этих, понятных любому жителю Тайного Города символов было заметно, что Захар привык приказывать, а не подчиняться. Повелительный взгляд, властные жесты, уверенный голос – епископ был прирожденным лидером.

– Прошлой ночью мятежники убили еще восьмерых. В том числе – троих жителей Тайного Города. – Захар обвел взглядом притихших соплеменников. – Вы все смотрите «Тиградком» и видите, что с каждым часом неудовольствие среди сограждан нарастает. В наших интересах отбить набег как можно быстрее.

Нападения мятежников из Саббат – отступников, ненавидящих Тайный Город, – не были редкостью. Темный Двор организовывал «походы очищения», мятежники отвечали неожиданными выпадами, так продолжалось не одно столетие, и главная задача при отбитии набега сводилась к минимизации потерь. В этом случае жители Тайного Города не успевали впасть в шовинистические настроения и перенести свою ярость на всех масанов, невзирая на секту, а заодно – на покровительствующих им навов. Обычно с нападением удавалось справиться быстро, но на этот раз в город проникло слишком много мятежников.

– Есть хорошие новости, – продолжил Захар. – Нас снова стало больше: подтянулись хваны.

– К финалу, – буркнул кто-то из задних рядов. – Когда надо было город патрулировать, они не спешили, а последних добить – пожалуйста.

– «Последних» может оказаться не меньше десятка, – холодно ответил епископ. – И это не молодняк, а опытные бойцы, так что поддержка четырехруких не помешает.

Если в первые часы набега мятежникам противостояли только воины Великого Дома Навь: гарки и масаны, то уже следующей ночью на улицы вышло гораздо больше охотников. Сантьяга, комиссар Темного Двора, объявил выгодный контракт на мятежные головы, и под его крыло сразу же потянулись свободные наемники, а следом за ними и воины других Великих Домов – грех не воспользоваться случаем.

– Теперь последние оперативные данные. – Захар посмотрел на монитор ноутбука. – Гангрелы обнаружили лежбище мятежников в Филях. Сейчас там идет бой.

– Как нашли?

– Саббаты откликнулись на Зов.

– Молодняк! – презрительно махнул рукой один из вампиров.

– Но злобы в них не меньше, чем в стариках. И убивают они не хуже, – отрезал епископ. – В общем, Гангрелы хорошо поработали, и мы, уверен, им не уступим.

Игорный дом «Два Короля».

Москва, улица Большая Каретная,

2 ноября, вторник, 21.21

– Нет, вы представляете? Он мне говорит: «Милочка…» – Леночка Жмурова, начинающая поп-певица, скривила губки и выразительно посмотрела на сидящего в кресле Никиту Крылова. – Представляешь? Мне! «Милочка»!

Тон и поза будущей звезды не оставляли сомнений в том, что она возмущена до глубины души.

– Ужасно, – неохотно буркнул мужчина.

Воодушевленная Леночка усмехнулась и с удвоенным пылом продолжила рассказ:

– Так вот. Потом он мне говорит: «Милочка, у вас очень слабый голос». У меня!

И вновь выразительный взгляд. Правда, на этот раз Никита не сразу понял, что пора поддержать разговор. Несколько секунд он молча смотрел на девушку, ожидая, что она продолжит повествование, не дождался и посочувствовал:

– Ужасно.

– Он сказал это о моем голосе, – уточнила будущая поп-дива.

– Ужасно, – в третий раз повторил Крылов.

Эльдар Ахметов, друг и компаньон Никиты, совладелец «Двух Королей», с трудом подавил смех – со стороны кресла послышалось лишь тихое всхлипывание. Его подруга, эффектная брюнетка Анна, взяла бокал и сделала долгий глоток коктейля.

Крылов едва заметно покраснел. Несмотря на положение, несомненный ум и богатство, Никите очень не везло с противоположным полом. В смысле, у него была дурная привычка увлекаться совершенно неподходящими женщинами: безголовые мастерицы клубных дел, хищные охотницы за состоянием, бесталанные певички. Крылов прекрасно знал о своей слабости, но поделать ничего не мог. Распрощавшись с очередным кошмаром, он едва ли не в тот же день ухитрялся отыскать новый, вызывая искреннее удивление у друзей, – ведь, помимо положения в обществе, Никита обладал недурной внешностью: спортивная фигура, светлые волосы, живые голубые глаза – викинг, да и только. И тем не менее…

– Никита, милый, зачем ты нашел мне этого старика?

– Георгий Станиславович лучший учитель вокала в Москве, – угрюмо ответил Крылов. – Я уже говорил.

– Я помню, – махнула ручкой Леночка. – Но ведь он такой старый, что уже совершенно ничего не слышит. И не понимает совершенно ничего! Он мне говорит: «Милочка, тяните ноту…» Господи, пошлость какая. Что я ему, оперная, что ли? Какие еще ноты? Компьютер в студии для чего? Я ему говорю: «Фабрику звезд» посмотрите! Разве там ноты тянут?» Надо быть современнее…

– А он? – заинтересовался Эльдар.

– А он мне: «Милочка, я развожу породистых скакунов, а не водовозных кляч». Это он-то разводит, да? Тоже мне авторитет выискался…

– В данном случае слово «разводить» использовалось в своем подлинном значении, – обронила Анна. – Смысл примерно такой: выращиваю, воспитываю. Георгий Станиславович не имел в виду, что отнимает у животных деньги.

Эльдар вновь хмыкнул. Никита внимательно посмотрел на Анну. И в очередной раз подумал, что Ахметов, в отличие от него, умеет выбирать женщин. Красивая, элегантная и умная Анна выглядела настоящей пантерой, Леночка на ее фоне смотрелась в лучшем случае домашней кошечкой. Безголосой и безголовой.

– Я тоже подумала, что старикан слова перепутал, – согласилась Леночка. – А это ужасное «милочка»?! Ты представляешь?

– С трудом, – улыбнулась Анна. – Он тебя все время так называл?

– Почти.

– Очень обидно.

– Он мне говорит: «Вам, милочка, и надо на „Фабрику звезд“. Мне!! Представляешь?! Я ему говорю: „Да у меня два клипа на MTV в ротации и на трех радиостанциях… Я Жмурова, а это, между прочим, имя!“

– В общем, с Георгием Станиславовичем ты поругалась? – подал голос Крылов.

– Милый, ты на меня не сердишься? – Леночка прильнула к Никите и умильно заглянула ему в глаза. – Я совсем-совсем не хотела ругаться. Но он…

– Забудь. Все в порядке.

Крылов понимал, что если и надо сердиться, то только на себя. Перед стариком Никита уже извинился, а заодно убедился в правильности мимолетного замечания Анны: «Может, имело смысл сначала научить девочку пению, а уже потом оплачивать видеоклипы?» Увидев себя по телевизору, Леночка перестала адекватно оценивать происходящее.

– Он был груб со мной.

– Да зачем тебе ноты, на самом деле? – негромко произнесла Анна.

Глубокий голос с легкой женственной хрипотцой, чарующий, привлекающий внимание. Анна произнесла слова тихо, но и Эльдар, и Крылов молниеносно обернулись в ее сторону.

– Вот и я говорю! – Леночка, обрадованная тем, что скандала не будет, охотно развила тему: – Жмурова – это имя! При чем тут «Фабрика звезд»? Я сама звезда!

Никита вздохнул и посмотрел на вошедшего в кабинет человека:

– Да, Володя.

– Есть тема, – негромко произнес мужчина.

– Какая?

Безопасностью игорного дома занимался Эльдар, Владимир Даньшин был его правой рукой, профессионалом, умело управляющимся и с персоналом, и с техникой. В свое время он прошел стажировку в Лас-Вегасе и заслуженно считался одним из лучших специалистов по безопасности игорных заведений в Москве.

– Приехали люди от Давида.

Крылов и Ахметов переглянулись. Анна, уловив возникшее напряжение, поднялась:

– Мужчины, мы подождем вас в ресторане.

– Я не хочу в ресторан, – надула губки Леночка.

– Пойдем, – улыбнулась Анна. – Я совсем забыла рассказать, что на Смоленке открыли новый бутик.

– Чей?

Волшебное слово «бутик» сыграло роль поводка, и можно сказать, что из кабинета Крылова вышла дама с собачкой.

Никита, дождавшись, когда за девушками закроется дверь, посмотрел на Даньшина.

– Кто приехал?

– Шестерки, – небрежно ответил Владимир. – Проверить, не передумали ли мы.

– Я не передумал, – отрезал Крылов. – Все останется как есть.

Давид Цвания был уважаемым и известным человеком в московском игорном бизнесе, владельцем казино «Изумруд», но все знали, что за Цвания стоит Автандил Гори, лидер весьма крупной преступной группировки. «Два Короля» приносили неплохую прибыль, входили в пятерку самых популярных игорных домов города, и не было ничего странного в том, что бизнесом заинтересовались. Крылову и Ахметову поступило предложение поделиться акциями, но друзья уперлись. Когда-то, в лихие девяностые, подобная принципиальность могла стоить им жизни, но теперь предпочитали договариваться, и некоторое время Давид поднимал цену, надеясь, что Крылов и Ахметов одумаются. Когда же это не помогло, прошли довольно жесткие переговоры, в ходе которых стороны решили выяснить отношения за карточным столом. Не самая здравая мысль, конечно, но Гори не хотел шума, и найденный выход был последней возможностью не переходить к горячему конфликту. Никита, которому тоже не хотелось воевать, согласился.

– Все останется как есть, – повторил Крылов. – Мы сыграем.

И его взгляд, как всегда в минуты раздумий, устремился к стеклянным дверцам стоящего напротив стола шкафа – предмета особой гордости Никиты. Триста двадцать семь экспонатов, связанных с азартными играми, прекрасная коллекция, включающая старинные карты и фишки первых казино Лас-Вегаса, гравюры, литографии и книги.

– Мы поставим на кон «Два Короля» и выиграем. – Никита перевел взгляд на Эльдара: – Пожалуйста, съезди к Давиду лично и обсуди с ним все подробности игры.

– О’кей.

– Володя, до среды ты должен быть предельно внимателен: нам не нужны провокации.

– А после среды?

– А после среды будет видно, – усмехнулся Никита, выбираясь из кресла. – Володя, я иду в туалет, а потом в ресторан. Сделай так, чтобы, когда я выйду в зал, приблудных шестерок поблизости не было.

Москва, улица Большая Каретная,

2 ноября, вторник, 23.52

Вернуться из набега на Тайный Город удавалось немногим, да и сама философия этих атак не предполагала возвращения: месть была их смыслом. Напитать проклятые камни ненавистной кровью, убивать, убивать и еще раз убивать. Высушивать, пока не затупятся иглы, пока не станет плохо от украденной силы, переводить дух – и снова высушивать. И погибнуть в бою с карателями. Погибнуть, но показать, что дух Саббат не сломить. Что масаны по-прежнему готовы отдавать жизнь за свободу и никому не удастся накинуть рабский ошейник на гордых воинов ночи.

Возвращались единицы, а потому Людвиг Робене считался в клане настоящей легендой: восемь набегов. Восемь вытатуированных на левом предплечье иероглифов «плак» – «свобода». И восемь шрамов на сердце – скорбь по потерянным друзьям. В каждый следующий набег Людвиг отправлялся еще более ожесточившимся и в то же время – еще более хладнокровным, выдержанным. Он никогда не думал о возвращении, никогда не уклонялся от схваток, но всегда просчитывал шансы, уверенно выбирая наиболее оптимальный способ действий, и покидал Тайный Город со щитом.

А вот Басул Турчи насчет ошейников и поводков не беспокоился, и вся его родня не беспокоилась, и вся семья тоже. И это несмотря на то, что шасы были вассалами Темного Двора столько тысяч лет, что даже Спящий сбился бы, подсчитывая их. Как склочным торговцам удалось прибиться к неуживчивым навам, историки спорили до сих пор. По всем выкладкам получалось, что темные должны были вырезать вечно недовольных всем и вся шасов при первой же встрече. В свою очередь, ненавидящие насилие торговцы обязаны были держаться от беспощадных навов как можно дальше. Но одни не вырезали, а другие не стали держаться подальше, так и жили с тех пор вместе, плечом к плечу преодолевая все катаклизмы, да еще умудрялись сосуществовать со сварливыми эрлийцами и осами, баллады которых могли свести с ума мага любого уровня. Темный Двор иногда сравнивали с кучей ощетинившихся ежей и при этом удивлялись: как получается, что практически все иголки направлены вовне?

Насчет иголок Басул Турчи тоже не волновался. Он продавал сувениры, а не швейные машинки. Басул Турчи беспокоился только насчет того, что начинает накрапывать холодный ноябрьский дождь, а он, задержавшись у телевизора, до сих пор не закрыл витрину металлическими ставнями. В принципе, нехитрая операция легко выполнялась прямо из магазина нажатием пары кнопок на пульте, но нижний край ставен рекомендовалось фиксировать на маленький замочек, что дотошный Басул аккуратно проделывал каждый вечер, перед тем как отправиться спать в квартиру на втором этаже.

Шас накинул плащ, взял зонтик, вздохнул и решительно направился к дверям: он не мог бросить хозяйство на произвол судьбы.

Людвиг сознательно не стал портить механизм ставен: учитывая осторожность шасов и то, что о набеге масанов не знают только самые пьяные Красные Шапки, хозяин лавки вряд ли отправится устранять неисправность самостоятельно, скорее вызовет ремонтную бригаду. Обследуя местность, вампир нашел торчащие из стены ушки, понял, что к ним крепится нижний край ставен, усмехнулся и принялся ждать, когда шас выйдет исполнить свой долг – в том, что торговец появится, Робене не сомневался. И не ошибся. Толстенькая фигура, укрывающаяся от стихии под огромным зонтом, появилась в дверях лавки за несколько минут до полуночи. Шас шмыгнул носом, проворчал пару слов в адрес едва накрапывающего дождя и уныло поплелся к витрине, на ходу пытаясь вытащить что-то из кармана плаща.

Клыки Людвига против воли стали превращаться в иглы. Вампир почуял кровь представителя древней расы: пусть шасы и не были воинами, их сила немногим уступала людам или чудам, и толстяк мог надолго обеспечить масана запасом крови.

Робене выскользнул из-за угла и бесшумно приблизился к шасу.

– Дерьмо, – пробубнил себе под нос лавочник, борясь с чем-то, застрявшим в кармане.

Людвиг наклонился вперед, иглы едва не касались шеи пищи, на мгновение замер, предвкушая чарующий момент высушивания, и уже собирался резко дернуть шаса на себя, как…

– Наконец-то!

Басул вытащил из кармана пульт дистанционного управления и нажал на кнопку. Над витриной вспыхнуло несколько ламп.

Людвиг взвыл.

Наблюдатели Великих Домов могут – потратив массу дорогостоящей энергии – вычислить местонахождение всех масанов, но определить имя-отчество каждого уже выше их сил. Поэтому охотники работали по секторам: верные Темному Двору вампиры покидали определенный район города, после чего он тщательно сканировался наблюдателями, и карательные отряды гарок вырезали всех обнаруженных кровососов. Вторым способом поиска был Зов, телепатическая связь масанов. Все пьющие кровь обладали даром слышать друг друга, и вампиры Темного Двора не прекращали ощупывать каменные джунгли, выискивая затаившихся тигров. Чтобы ответить на Зов, достаточно всего одной мысли, одного проявления чувств, бывало, что прячущийся кровосос даже не замечал осечки и сильно удивлялся появившимся как из-под земли санитарам леса. Недолго удивлялся.

Но работа по секторам отнимала много времени, на Зов откликались только молодые вампиры, старые оплошностей не допускали, вот и приходилось Сантьяге выводить на улицы воинов, надеясь исключительно на их везение.

– У меня в лампах «Протуберанцы» стоят, – с гордостью поведал Турчи из-за металлической двери лавки. – Разорился еще в прошлый набег, думал, коту под хвост деньги…

«Он обожжен, это хорошо!» Захар машинально сделал шаг назад, подальше от освещенной витрины, и отрывисто спросил:

– Куда он побежал?

– Вверх по улице.

– Я его вижу! – Гаврила Треми, один из «кривых» юнцов, которого епископ оставил при себе, набросил на территорию сканирующую сеть. – Ему плохо!

И бросился вперед. Захар собирался последовать за юнцом, но…

– Э-э… любезный!

– Да?

– Вы не могли бы защелкнуть замочек под ставнями?

Ругаться с Басулом Треми не хотел – с шасами следует поддерживать дружеские отношения, а потому епископ молча развернулся и поспешил за помощником.

– Какая невоспитанность, – буркнул Турчи. – Впрочем, что взять с кровососа?

Он убедился, что рядом с лавкой никого не осталось, выскочил на улицу, щелкнул замком и стремительно юркнул обратно.

Людвиг сидел на корточках во тьме узкой арки. На нем были плотная куртка, перчатки, брюки и тяжелые ботинки – тело от «Протуберанца» не пострадало. Зато незащищенная голова представляла собой одну сплошную рану.

– Не будешь сопротивляться – умрешь быстро и безболезненно, – пообещал Захар, вытаскивая катану.

Во внутренних схватках Тайного Города не часто использовалось огнестрельное оружие. Некоторые жители были слишком быстры, чтобы надеяться поразить их из пистолета или автомата, некоторым пулевые ранения были не страшнее булавочного укола, а некоторые просто брезговали человским изобретением. Добрый клинок – другое дело, ведь отрубленную голову обратно даже нав не пришьет, а посему столкновения, как правило, принимали форму рукопашной.

Тем временем Гаврила отошел в сторону и тоже обнажил меч: епископ был классным воином, но страховка еще никому не мешала.

– Нанялся палачом к навам? – зло усмехнулся Робене.

Его руки слегка подрагивали – не от страха, от боли. Но голос был тверд, в нем можно было даже уловить насмешку.

– Почему палачом?

– А кто еще убивает беззащитных?

– Разве челы и шасы достойные соперники?

– Так ведь я презренный Саббат, – криво усмехнулся Людвиг. – Я дикий зверь, лишенный разума и благородства. Мне можно убивать кого угодно! Кого захочу. А ты, епископ? Каково тебе отрезать голову беззащитному брату?

– Оставить тебя в живых? – улыбнулся Захар. – Шас сообщил о нападении, и район будет прочесываться очень тщательно. Хочешь в Цитадель? – Робене молчал. – Хочешь?

Людвиг не хотел. Но и послушно подставлять голову под катану не собирался.

Он прыгнул.

Из положения сидя, мягко оттолкнувшись, взвился в воздух, изогнулся и сразу же оказался рядом с Треми.

– Умри!

Что он выхватил из-под куртки? Длинный кинжал? Какая разница? Захар ожидал нападения, понимал, что такой матерый масан ни за что не позволит зарезать себя, как свинью, и был готов к любому развитию событий. Элегантное движение в сторону – клинок Людвига пронзил пустоту, а еще через полмгновения голова Робене скатилась с плеч.

Фонтана крови не было: сердце масана бьется неспешно.

Епископ сделал два шага назад, позволяя обезглавленному телу упасть на асфальт, не спуская глаз с поверженного врага, медленно вытер клинок и только после этого посмотрел на замершего помощника.

– Уснул?

– Я? Нет… – Гаврила тряхнул головой. – Он молодец, да? Он не испугался.

– Для настоящего воина обстоятельства смерти имеют большое значение, – произнес Захар после паузы. – Броситься на врага с оружием в руках или умолять о пощаде, растирая по морде сопли и слезы. Мы всю жизнь приближаемся к смерти, зачем же портить столь волнующий момент?

– Он был настоящим воином?

– Да, – кивнул епископ, – он был настоящим воином. А вот ты еще нет.

– А что случилось? – Молодой масан удивленно посмотрел на Захара.

– Челы. – Епископ Треми указал на улицу. – Нас заметили.

– Проклятие! – Гавриле стало стыдно: увлекшись схваткой, он совершенно забыл, что должен был навести на место боя морок. – Я сейчас все исправлю.

– Вызови Службу утилизации, – буркнул Захар, – а с челами я разберусь.

Они частенько так поступали: выходили из казино и медленно шли по улице, разговаривая о чем-нибудь, делясь впечатлениями от прошедшего дня. Или просто болтали, наслаждаясь обществом друг друга. Анне нравилась ночная Москва, нравилось гулять по сонным улицам, купаясь в блеклом свете фонарей, нравилось видеть город опустевшим. На первых порах Эльдар воспринимал ночные путешествия как маленькую блажь, не самый худший недостаток, который может быть у красивой и умной женщины, а затем втянулся, и прогулки стали для Ахметова не менее приятными, чем восхитительный секс. Прогулки рождали близость.

Но не тогда, когда в разговорах затрагивались ненужные темы.

– Анна, извини, но это мои проблемы. Тебе о них знать не следует.

– Мне просто интересно, кто этот таинственный человек, из-за которого у тебя уже вторую неделю плохое настроение.

– Тебе не все равно?

– Нет. – Девушка помолчала. – Было бы все равно – использовала бы тебя только в постели.

– Использовала бы меня?

– А ты думаешь, я со всеми своими любовниками вот так гуляла по ночам?

Теперь задумался Ахметов. Несколько шагов они прошли в тишине, после чего Эльдар неохотно буркнул:

– Автандил Гори.

– Он хочет получить ваш бизнес?

– Да.

Ахметов покосился на Анну: странно, что ей оказалось знакомым имя московского уголовника.

– В свое время Автандил мешал людям, на которых я сейчас работаю. – Девушка словно прочла мысли Эльдара.

– Они отбились?

– Понятия не имею. – Анна улыбнулась. – Я не летаю настолько высоко, чтобы знать подноготную фирмы.

– Понимаю.

– А вы отобьетесь?

– Мы постараемся.

Увлекшись разговором, Анна совершенно перестала обращать внимание на происходящее вокруг. Повысился уровень магической энергии? Ну и что? Вполне возможно, в соседнем доме заработал артефакт или строит аркан маг – в Москве это происходит на каждом шагу. А когда девушка догадалась, что артефакт ни при чем, что вокруг крепко пахнет магией Крови, было уже поздно: они подошли к арке, и Ахметов услышал подозрительный звук. Удар? Шум упавшего тела? И тихие голоса.

Нахмурился и остановился:

– Кто там?

– Тебе не все равно? – Анна попыталась спасти положение. – Пойдем…

– Мне не все равно, – твердо произнес Эльдар. – Рустам, Шамиль, проверить!

Их прогулки не проходили в полном уединении: положение обязывало Ахметова никогда не расставаться с телохранителями. Вот и сейчас один медленно ехал за парочкой на «Мерседесе», второй шел по тротуару в трех шагах позади. Но даже если бы рядом не было двух боевиков, Ахметов все равно пришел бы на помощь – Анна не сомневалась в этом. Не потому, что Эльдар страдал обостренным чувством справедливости, а из-за отсутствия равнодушия. Ахметов поступал, как нормальный сильный мужчина, и девушке это нравилось.

«Вот только на этот раз лучше бы он прошел мимо!»

Телохранители двинулись к арке.

– Это ненадолго, – улыбнулся Эльдар.

Анна молча кивнула. Она прекрасно понимала, что шансов у громил нет, и искренне надеялась, что те, кто прячется в арке, почувствовали ее присутствие и обойдутся без радикальных мер.

Массивные фигуры остановились на самом краю освещенного участка, на границе заполонившей арку непроглядной тьмы.

– Что здесь происходит?

Ответа не последовало. Кто бы ни прятался в арке, он продолжал заниматься своим делом: до Анны долетели невнятное сопение и странный шорох. Рустам и Шамиль синхронно извлекли пистолеты и шагнули вперед. Девушка тихонько вздохнула: идти следовало одному, второй должен был прикрывать напарника, оставаясь на границе света и тьмы, а еще лучше – подогнать машину и осветить арку фарами. Но громилы были слишком уверены в своем превосходстве, а потому шагнули во тьму одновременно.

Примерно через полминуты Эльдар стал проявлять беспокойство.

– Рустам! Шамиль!

Ответа не последовало.

Анна задумалась. Как правильно вести себя сейчас? Забиться в истерике? Крикнуть: «Эльдар, уходим!», вцепиться в рукав и утащить в машину? Сыграть перепуганную курицу было бы самым правильным, вот только вряд ли Ахметов послушает. Эльдар не отступит, а терять лицо девушке не хотелось.

– Рустам!

Анна закурила. Огонек зажигалки на мгновение осветил тонкое лицо, полные губы, огромные глаза, словно вобравшие в себя всю чернильную чернь ночи. Спокойно выдохнула дым. Эльдар посмотрел на подругу с легким удивлением, но ничего не сказал, вернулся к изучению темного провала арки.

– Шамиль!

Анна не чувствовала опасности. Она просканировала местность, уловила остаточные следы поединка и запах масанской крови, поняла, что основная драка закончилась и охотники не горят желанием атаковать мирных челов. «Не успели навести морок и теперь соображают, как выйти из ситуации». Девушка едва не хихикнула.

– Оставайся здесь, – коротко приказал Эльдар.

У Ахметова не было оружия, но он шагнул в арку. Шагнул после того, как в ней сгинули двое вооруженных телохранителей. Он не мог поступить иначе. Дурь или гордость? Где грань между ними? Девять из десяти вызвали бы полицию, но Анна знала, что тогда бы ее здесь не было: заурядные мужчины девушку не привлекали.

– Рустам! Шамиль!

Ахметов скрылся в тени, откуда почти сразу же донеслась неразборчивая фраза: то ли приказное ворчание, то ли повелительный хрип. Слов девушка не разобрала, зато увидела спину Эльдара – друг шагнул назад. Медленно и не столь решительно, как при входе в арку. Причина покладистости Ахметова выяснилась почти сразу: из темноты появился пистолет, дуло которого упиралось в лоб Эльдара, затем рука, а потом мужчина в черной одежде. Лицо незнакомец закрывал платком.

– Девушка, вы не будете кричать?

– Не буду, – пообещала Анна, стряхивая пепел на асфальт. – Вам отдать драгоценности?

Эльдар зарычал.

– Не надо, – качнул головой незнакомец, – я не грабитель. Просто хочу, чтобы мне не мешали.

– Что вы сделали с моими людьми? – Даже под дулом пистолета Ахметов с трудом сдерживал гнев.

– Они живы, – скупо ответил незнакомец. – Кстати, хорошо, что напомнили: пожалуйста, перенесите своих громил в машину. Я этим заниматься не буду. – Мужчина отнял пистолет от головы Эльдара и встал рядом с Анной. – Только без глупостей: одно неверное движение, и я пристрелю вашу подружку.

Ахметов угрюмо кивнул и шагнул к арке.

– Кстати, я забрал у телохранителей оружие.

Анна докурила сигарету и бросила ее в урну.

– Вы в облаве?

Несмотря на платок, девушка легко узнала Захара Треми.

– Саббат ловим.

Эльдар, переносящий к машине второго телохранителя, не слышал тихий разговор.

– Увлеклись?

Захар удивленно посмотрел на нахальную ведьму, но промолчал и повернулся к подошедшему Ахметову:

– Уезжайте немедленно. Вот пистолеты, патроны я забрал, не обессудьте.

Эльдар сел за руль, завел двигатель, дождался, когда Анна опустится на соседнее сиденье, и надавил на газ. «Мерседес» пулей пролетел по улице, но перед самым Бульварным Ахметов резко затормозил и, не глядя на девушку, попросил:

– Дай закурить.

Анна дотронулась рукой до подбородка Эльдара, заставила повернуть голову, посмотрела в черные глаза и серьезно сказала:

– Я тобой горжусь.

Пару мгновений он пытался уловить в ее голосе издевку. Не нашел. Расслабился. И недовольно буркнул:

– Я никому не помог.

– Ты не испугался, а это главное.

На заднем сиденье сопели не пришедшие в себя телохранители. Мимо проехал белый фургон интернет-магазина «PRODAM.RU». Эльдар и Анна целовались.

Муниципальный жилой дом.

Москва, Лялин переулок, 3 ноября, среда, 08.08

Ночью ударил мороз. Без снега. Холод лишь попробовал город на вкус, остудил подъезды, подернул лужи дымкой ломкого льда, покусал неподготовившихся людей. И ушел. Как уходят передовые отряды, разведавшие подступы к крепости, – ненадолго, с уверенным обещанием скоро вернуться.

Анна сделала большой глоток обжигающе горячего кофе, с наслаждением втянула в себя зябкий утренний воздух, прозрачный и ледяной, и посмотрела вниз, во двор, где спешили к машинам люди. Новый день, новые заботы, новые планы, новые мечты. Ночь – это уже вчера. Анна снова поднесла к губам кружку.

«Кстати, о вчера… Понял ли Эльдар или кто-нибудь из его телохранителей, что произошло в арке? Будем надеяться, что нет. – Девушка раскурила сигарету и с улыбкой покачала головой: – Нет, не так: естественно, нет! Захар Треми никогда не позволит случайным свидетелям увидеть больше положенного. Эльдар уверен, что столкнулся с преступниками или стал невольным свидетелем тайной полицейской операции. Но он не сомневается, что видел обычных людей. – Анна сделала глубокую затяжку. – Копать Ахметов не будет, он не дурак, а значит, не следует напоминать о вчерашнем».

Легкий порыв морозного ветра забежал под тонкое кимоно, скользнул по бедрам, потянулся выше, к груди. И одновременно с соседнего балкона послышалось негромкое покашливание.

– Доброе утро, Анна.

– Доброе утро, Петр Анатольевич.

– Вы прекрасно выглядите.

– Спасибо.

Они встречались каждое утро: моложавый мужчина, обремененный семьей и высокооплачиваемой работой, и красивая черноволосая девушка в легкомысленном наряде. Анна прекрасно понимала, что нравится Петру Анатольевичу, не имела ничего против мужчин в возрасте, но держала соседа на расстоянии, ибо интрижка была чревата крупным скандалом – о властном характере супруги Петра Анатольевича окружающие слагали легенды, а девушке не хотелось уезжать из хорошего дома в центре Москвы.

– Печально думать, что скоро наши утренние встречи прекратятся, – вздохнул мужчина. – Наступит зима, снег, морозы.

– И до весны мы будем видеться только на лестничной площадке…

– Самым случайным образом, – с грустью вздохнул Петр Анатольевич. – И я не буду знать, увижу вас или нет.

Он не в первый раз заводил этот печальный разговор, неуклюже пытаясь сделать Анне недвусмысленное предложение насчет встреч предстоящей зимой. Но, как понимала девушка, всякий раз перед глазами моложавого соседа вставал образ любимой женушки, и пылкие слова увязали в районе гланд, как поляки в известных болотах.

– И я…

– Анна!

Девушка бросила сигарету вниз и повернулась к балконной двери:

– Извините, Петр Анатольевич, меня зовут.

– До завтра, – кисло ответил сосед.

Анна вернулась в спальню, медленно подошла к кровати, присела и провела рукой по груди проснувшегося Эльдара.

– Доброе утро.

– Доброе утро. – Он потянулся и поцеловал девушку в губы. – С кем разговаривала?

– С соседом.

– Хм… – Ахметов приподнял брови и выразительно посмотрел на тоненькое белое кимоно. Призванное не скрывать, а демонстрировать, оно самым выгодным образом подчеркивало все достоинства великолепной фигуры Анны.

– Тебя что-то смущает?

– Мне не нравится, что он пялится на тебя.

– Но ведь он только пялится, – мягко сказала девушка, – ничего больше.

– Мне не нравится.

Анна нежно улыбнулась, склонилась к Эльдару – черные пряди защекотали грудь мужчины, внимательно посмотрела в глаза. Жест был нежный, доверчивый, податливый… Вот только ответила девушка совсем не так, как хотелось Ахметову.

– Эльдар, мы, кажется, не договаривались о праве собственности. Ты свободен, я свободна. Разве не так?

Ахметов недовольно сжал губы в тонкую линию. Но промолчал.

Анна хорошо относилась к Эльдару, но не собиралась становиться его игрушкой. Примерно раз в месяц Ахметов, как и любой нормальный мужчина, забывался и пытался навязать женщине условия. Девушка относилась к этим вспышкам философски и никогда не жалела пары минут своего драгоценного времени, чтобы привести любовника в чувство.

– Нам хорошо вместе, но мы ничего друг другу не обещали. Поэтому ты больше не будешь говорить со мной таким тоном и не будешь выставлять претензии. Тем более – глупые.

В какой-то миг Анне показалось, что Эльдар ее ударит. Девушка прекрасно изучила горячий нрав друга и не удивилась бы такому развитию событий. Но Ахметов сдержался. Он, в свою очередь, прекрасно понимал, что такой поступок навсегда прекратит их взаимоотношения.

Эльдар дотянулся до прикроватной тумбочки, вытащил из пачки сигарету, раскурил, глубоко затянулся и, потянувшись за пепельницей, произнес:

– Мне все равно не нравится, что ты вертишься на балконе почти голая.

В голосе Ахметова прозвучали извиняющиеся нотки.

– Я его дразню, – улыбнулась Анна.

– И меня.

– И тебя.

Анна легла на спину, подложила под голову руки и задумчиво посмотрела на отражение в зеркале на потолке. Тонкая ткань кимоно соскользнула, открывая взгляду Эльдара стройные ноги девушки.

«Я не хочу ее терять! – Впервые эта мысль пришла в голову Ахметова столь отчетливо. – Я хочу, чтобы эта женщина всегда оставалась рядом со мной!»

Он медленно пустил пару дымных колец, задумчиво проследил за их разрушением, вновь поджал губы. Эльдар не знал, что делать.

Она не была содержанкой. Она сразу дала понять, что выбрала его не из-за денег и останется с ним до тех пор, пока сочтет нужным. Она сочтет нужным. Анна работала в крупной компании, хорошо зарабатывала и привыкла сама выбирать мужчин. Сначала Ахметов не был против условий. Ему льстила победа над столь изысканной женщиной, нравилось чувствовать восхищенные взгляды друзей и знакомых, нравилось наблюдать за атаками записных донжуанов и видеть их разочарованные лица. За последние четыре месяца Эльдар ни разу не изменил Анне. Он уже не мог представить себя без нее.

И не мог представить себя с ней.

Потому что семья Ахметова придерживалась старых традиций, и родители даже в шутку не станут рассматривать возможность подобного альянса.

Понимала ли это Анна? Наверняка. Может быть, поэтому она держала Эльдара на расстоянии, не позволяла себе чересчур увлекаться? Может, поэтому подчеркивала свою независимость? Ахметов не был уверен ни в чем, кроме одного: он влип. Нельзя уйти, нельзя остаться, но при мысли о том, что Анну будет обнимать кто-то другой, у Эльдара сводило от бешенства скулы.

– В воскресенье прилетает отец.

– Надолго?

– До вторника.

– Значит, мы не увидимся целых три дня. – Девушка поднялась с кровати. – Я сварю кофе.

И вышла из спальни.

Эльдар не сразу понял, что имела в виду Анна. А когда понял, изо всех сил ударил кулаком по подушке.

Южный Форт, штаб-квартира

семьи Красные Шапки.

Москва, Бутово, 3 ноября, среда, 18.33

Резиденция Красных Шапок, по общему мнению – самой дикой семьи Тайного Города, исторически располагалась довольно далеко от центра, в тихом Бутове, в большой московской квартире. Много лет назад, когда городские власти приняли решение превратить окраину столицы в густонаселенный район, Великие Дома забеспокоились: близкое соседство дикарей и непредсказуемых челов могло привести к самым неожиданным результатам. Звучали даже предложения о переселении Красных Шапок, но дикари отбились, уговорили лидеров Тайного Города не нарушать традиций, поклялись, что будут вести себя максимально тихо, и – редчайший случай! – сдержали слово. Внутри Форта и за пределами Бутова Красные Шапки вели себя в привычном ключе, а на территории района – тише воды, ниже травы. И местные жители даже представить не могли, что порой творится за толстыми стенами аляповатого кирпичного здания, возвышающегося неподалеку от МКАД.

– Шулер, мля!

– Да кто, в натуре, шулер?!

– Ты шулер, мля!! Ты у меня все деньги выиграл!!

– А не умеешь играть – не садись! Тут тебе, в натуре, не шахматы!

– Я те ща сяду!! Я те так сяду, что ты у меня забудешь, как Спящего зовут!

Подобные ссоры не были для кабака «Средство от перхоти» чем-то необычным, наоборот, служили обязательным фоном – атмосфера вечной оргии требовала выхода отрицательной энергии, и драки в заведении вспыхивали с дивной регулярностью. Тем более – в самом дальнем углу, который по давным-давно заведенному порядку оккупировали любители азартных игр. Любители сики, если точнее, ибо ни во что другое Красные Шапки между собой не играли: разночтение сложных правил частенько приводило к тому, что партия, даже не начавшись, заканчивалась поножовщиной. Сика же дело другое. Ее правила каждый дикарь знал с детства, неоднократно применял на практике, а посему среднестатистическая игра длилась довольно долго и драка начиналась не скоро. Только когда один из проигравших начинал выяснять отношения.

На этот раз ссора вспыхнула в компании трех уйбуев: Оглобли Гнилича, Булыжника Дурича и Копыто Шибзича, до поры мирно шлепавших засаленными картами по грязной, покрытой подозрительными лужицами столешнице. Примерно час от их столика доносились исключительно счастливые/несчастливые (нужное подчеркнуть) вопли болельщиков и счастливые/несчастливые (нужное подчеркнуть) выкрики самих игроков. Но по мере того, как содержимое бумажников перекочевывало к победителю, атмосфера накалялась, и Оглобля, продувший все сбережения десятки, не сдержался:

– Ты… ты… ты…

– Ну, чо, ослабло у тебя? Забыл, что сказать хотел? – с издевкой осведомился Шибзич.

– Ты шулер, Копыто! – собрался с духом Оглобля. – Ты!

И его указательный палец с обгрызенным ногтем исполнил свое основное предназначение: указал. Но смутить Шибзича было не таким простым делом, как рассчитывал Оглобля.

– Докажи! – предложил Копыто, мудро переводя зарождающийся скандал в плоскость дискуссии.

– Чо доказывать, если ты у нас в карты выиграл?! – удивился Гнилич.

Скопившиеся вокруг зрители одобрительно заворчали: ситуация действительно не требовала особых подтверждений. Часть наблюдателей уже мечтательно прикидывала, как будет потрошить карманы мертвого Копыто, но…

– А где написано, что выигрывают только шулеры?

Удар пришелся ниже пояса – ничего такого Оглобля действительно не читал. Собственно, он вообще ничего не читал, кроме названий кабаков и показаний спидометра, а потому заткнулся, сраженный талантливой репликой оппонента. Гнилич почти сдался, но неожиданно ему на помощь пришел Булыжник.

– Тогда почему я тоже проиграл?

В отличие от простоватого Оглобли, Булыжник играл куда осторожнее и сумел спасти хотя бы часть денег. Но горечь утраты терзала его не меньше, чем бестолкового Гнилича. Не ожидавший столь острого вопроса Копыто замялся, и Дурич развил атаку:

– Почему ты один выиграл? Я тоже хочу!

– Надо было учиться играть! – нашелся Копыто.

– Тебя не про школу спрашивают, а про деньги! – заорал ободренный поддержкой Оглобля. – Нам по фигу, где ты на шулера учился! Тока нас разводить не надо, понял?!

– Ты такой тупой, что тебя даже разводить не надо – сам деньги принес!

Ошалевший от огорчения и взбешенный оскорблениями Оглобля потянулся за оружием. Его десятка, до поры лишь мрачно переживавшая проигрыш общественных фондов, сплотилась, весьма неодобрительно поглядывая на Копыто. Впрочем, бойцы Шибзича, окрыленные выигрышем вожака, приготовились защищать добычу.

– Не фига здеся ятаганами размахивать!

– А ты чо молчишь? – Перспектива драки десять на десять Оглоблю не устраивала, и он злобно посмотрел на второго страдальца. – Чо он нас за лохов держит, а? Дурич, тебе не обидно?

Булыжник задумался. С одной стороны, безумно жаль проигранных денег, с другой – Копыто считался самым верным псом одноглазого Кувалды Шибзича, и ссора с ним, а тем паче – смертоубийство могли навлечь на десятку гнев великого фюрера. Да и повода для скандала не было: за руку Копыто никто не ловил. Дурич колебался и, затягивая время, обратился к стаканчику виски.

– Таким жуликам надо ухи отрезать!

– Канделябром!

– У нас, между прочим, тоже ружья есть!

– Ты со своим прикладом не суйся, мля!

– Ща я тебе суну!

– Контейнер, дай ему в ухо!

– А чо, типа, сразу Контейнер?

– Ты чо, Контейнер? Кто твой уйбуй, в натуре?

– Дык я просто не понял, типа, что надо в ухо! Ща дам!

– Я те дам!

– Помалкивай, урод, подставляй ухо!!

– Пацаны, вы чо смотрите?! Мочите Копыто!

Булыжник, не отрываясь от стакана виски, заинтересованно озирался. Бойцы его десятки, видя осторожность шефа, помалкивали. Но Копыто понимал, что нейтралитет Дурича временный, стоит тому решить, что можно принять сторону Оглобли, и все, пиши пропало, против двух десяток не устоять. Для спасения жизни требовался стратегический ход, и в тот самый момент, когда Булыжник уже хотел заняться силовым возвращением бездарно проигранной наличности, решение было найдено: Копыто заметил висящий на грязной стене портрет великого фюрера.

– Шибзичей мочить вздумал? – заверещал уйбуй, протягивая руку к спасительному изображению вождя. – Может, тебе и фюрер наш не нравится?!

Перевод скандала в политическую плоскость вызвал в стане противника смятение. Оглобля притих, его бойцы подались назад, а поперхнувшийся Булыжник принялся думать о том, что не так уж много денег потеряно.

Ссора сошла на нет. Великий Кувалда охотно уничтожал всех, кто не проявлял достаточного обожания, и малейшего подозрения в нелояльности было достаточно, чтобы оказаться на виселице. Этим и воспользовался хитрый Шибзич.

– Может, ты шпион какой, мля? – продолжал надрываться Копыто, таращась на не знающего, куда деваться, Гнилича. – Или террорист?!

– Бен Лабух, – авторитетно добавил начитанный боец Иголка.

– Может, ты нашего любимого фюрера отравить хочешь?

– Я нашего любимого великого фюрера очень люблю, – поспешил заявить Оглобля. – Все знают, что среди Гниличей я больше всех нашего любимого великого фюрера люблю. Я даже голосовал за него на прошлых выборах. Потому что люблю.

Булыжник проглотил виски, торопливо рыгнул и не остался в стороне:

– Я тоже фюрера люблю.

– И после этого вы, в натуре, говорите, что я шулер? – продолжал наседать Копыто.

– Мы про нашего любимого фюрера ничего такого не говорили.

Проигравшие окончательно запутались в выстраиваемых Шибзичем логических цепочках. Единственное, что поняли Оглобля и Булыжник: обвиняя Копыто в шулерстве, они каким-то образом оскорбляют великого фюрера…

– Идите, мля, – высокомерно махнул рукой Копыто. – Идите, пока я не решил, что здесь заговор.

– Может, проведем расследование? – скандальному Иголке очень хотелось кого-нибудь убить.

– Никаких расследований, мля!

Копыто приложился к бутылке виски и нежно погладил распухший от наличных бумажник.

Цитадель, штаб-квартира

Великого Дома Навь.

Москва, Ленинградский проспект,

3 ноября, среда, 19.19

Комната для совещаний ничем не отличалась от сотен тысяч своих сестер, используемых с той же целью в разных уголках Земли. Длинный стол, за которым могло с легкостью уместиться не менее тридцати человек, простые стулья, компьютер, на одной из стен – огромный жидкокристаллический экран, рядом с ним – металлическая доска с разноцветными маркерами. Так что, если бы не хрустальный шар, установленный на позолоченной бронзовой треноге, комнату можно было легко спутать с аналогичным помещением Генерального штаба, например. Шар же, с помощью которого маги восстанавливали события гораздо точнее видеокамер, напоминал, что дело происходит в Цитадели, самой неприступной крепости Тайного Города, и за столом собрались отнюдь не человские военные.

– Хочу отметить, господа, последняя ночь нам определенно удалась. – Сантьяга, комиссар Темного Двора, внимательно оглядел собравшихся на совещание подчиненных. – Объединенными усилиями удалось обнаружить восемь масанов Саббат.

– Обнаружили девятерых, – поправил комиссара Захар Треми. – Но последнему удалось скрыться.

На совещание Захар, как и Сантьяга, явился в костюме человского покроя, правда, черном, а не светло-сером. И носил свой наряд масан с куда меньшим изяществом, что, впрочем, неудивительно – комиссар оттачивал элегантность веками.

– Да, последнему удалось скрыться, – кивнул Сантьяга. – Печальный факт.

Двое других участников совещания спорить не стали. Помимо Захара и комиссара, в комнате присутствовал Ортега, один из ближайших помощников Сантьяги, и Кортес. Шумные сборища комиссар устраивал в исключительных случаях, предпочитая обсуждать ситуацию с избранными: Ортега донесет принятые решения до гарок, Захар до масанов, Кортес до всех принимающих участие в операции наемников, в том числе – до людов и чудов. Чем меньше участников совещания, тем больше дела.

– Упустили вчера, поймаем сегодня, – буркнул Кортес.

– Кстати, насчет «поймаем», – молниеносно среагировал Сантьяга. – Мы так и не сумели взять хотя бы одного из мятежников живым. Следовательно, до сих пор не понимаем, чем вызвана атака на Тайный Город.

– Я думал, все ясно. – Треми удивленно поднял брови. – Два месяца назад мы провели большой «поход очищения» в Лос-Анджелесе. После столь шумных событий всегда следует ответная реакция. Они огрызаются.

Сантьяга внимательно посмотрел на епископа, чуть кивнул и, поднявшись на ноги, медленно прошел вдоль стола:

– Тем не менее мне хотелось бы узнать, что об этом думают сами масаны. По оценкам «ласвегасов», в городе до сих пор скрываются не менее четырех старых бойцов Робене. И я настоятельно прошу взять живым хотя бы одного из них.

– Всего четверо? – удивился Кортес.

– Да, – кивнул комиссар. – «Ласвегасы» считают, что молодняк мы уже… – Сантьяга покосился на Захара и решил сгладить углы: – …что проблему молодых кадров мы уже решили и осталось урегулировать вопрос с их командирами.

«Ласвегасы», личные аналитики комиссара, ошибались редко.

– Завтра в городе должно быть тихо.

– Будет, – усмехнулся Ортега. – Теперь мятежники года три в Москве не покажутся.

Захар и Кортес согласно кивнули: как показывал опыт, огрызнувшись коротким выпадом, масаны надолго оставляли в покое обитателей Тайного Города.

– Не покажутся, – задумчиво повторил Сантьяга.

Вилла Луна.

Италия, пригород Рима,

3 ноября, среда, 20.05 (время местное)

Саббат и Камарилла. Две отчаянно враждующие половины семьи Масан.

«Вольные охотники, отстаивающие свое право делать все, что сочтут нужным, и послушные рабы, принявшие унизительные Догмы Покорности». Так пытались представить причину разногласий масаны Саббат.

«Где границы вседозволенности? Что сильнее: инстинкт или разум? Убивая без оглядки, ты превращаешься в тупое животное, ставящее под угрозу существование всей семьи». Сторонники Камарилла взывали к здравому смыслу.

Когда-то Александр Бруджа искренне верил в идеалы Саббат, искренне презирал ушедших в Тайный Город трусов и с удовольствием пил их кровь. Нельзя сказать, что он сильно изменился с тех пор, но определенная переоценка давних событий произошла. Это нормально для тех, кому удалось прожить достаточно долго, чтобы увидеть, к чему привели те или иные действия; для тех, у кого в достатке мужества беспристрастно взглянуть на себя и на свое прошлое. Это нормально для умных. Если ты все делал правильно, переоценка будет минимальной, небольшая поправка на возраст и уменьшение огня в крови. Если же была допущена ошибка, то…

Жизнеспособность любой идеи проверяется в мирное время. ТОЛЬКО в мирное время. На войне все понятно: инстинкт самосохранения не позволяет сомневаться, под каким бы флагом ты ни воевал. На войне надо драться. В мирное время надо жить, и вот тогда-то начинают всплывать недостатки идеологии. «Походы очищения», периодически предпринимаемые Темным Двором против наиболее распоясавшихся мятежных кланов, трудно назвать полноценной войной, а посему получается, что вот уже несколько сотен лет Камарилла и Саббат живут в относительном мире, и барону не очень нравилось то, что он наблюдал. Не признавая властные структуры и превознося личную свободу, масаны Саббат все равно были вынуждены сбиваться в стаи, власть в которых захватывали наиболее сильные и наглые. Александр же искренне полагал, что править должны умные. Кроме того, пропагандируя презрение к челам, считая их не более чем пищей, охотники забывали о высокой организованности человского общества и не единожды ставили под удар своих братьев.

В отличие от остальных вождей Саббат, Бруджа не боялся сказать себе, что его идеи оказались хороши только для войны. Что они плохо работают, когда не пахнет порохом, что пройдет еще триста лет, и Саббат окончательно прекратит свое существование как секта. Барон видел, что подвел тех, кто когда-то доверился ему, и всеми силами старался изменить ход событий. Шкатулка же – Александр искренне в это верил – могла помочь. Собственно, она была создана для того, чтобы помочь ему реализовать грандиозный, давно задуманный план объединения семьи. Барон мечтал собрать под свои знамена всех вампиров Земли, встряхнуть мир и на равных сыграть с Тайным Городом. Двести лет назад Бруджа уже стоял в шаге от своей мечты, хитростью и силой добился многих побед, но… потерял шкатулку. Он попытался действовать без нее, но цепь неудач свела на нет все его усилия, замысел рассыпался, как карточный домик. Шкатулка, невосстановимая шкатулка, была необходимым звеном планов, важнейшей деталью, и именно поэтому Александр решил сам отправиться в Москву – доверить операцию по возвращению артефакта постороннему Бруджа не мог. Каким бы преданным ни был слуга, узнав, что скрывается в шкатулке, он оставит артефакт себе.

– Если бы соплеменники знали о моей шкатулке, то назвали бы ее еще одним Амулетом Крови, – пробормотал барон. – Вот только кто им позволит узнать…

Ярко-красные губы разошлись в усмешке, но Александр тут же согнал ее – предстояло серьезное дело.

Бруджа находился в одном из тех подземных помещений виллы, в которые посторонним запрещалось входить под страхом смерти. В своем святилище. Он сидел за огромным столом, положив обнаженные руки ладонями вверх. Он уже прочитал заклинание и теперь ждал, когда аркан заработает, когда начнется удивительная церемония, до сих пор вызывающая благоговейный трепет в его зачерствелой душе. По опыту Александр знал, что ожидание может продлиться и десять минут, и четыре часа, а потому сидел молча, стараясь полностью сосредоточиться на предстоящем действе, но мысли постоянно сбивались на шкатулку.

«Не думать о шкатулке! После!»

У стены, ярдах в шести от барона, возвышался деревянный крест, на котором, в духе римской традиции, был распят обнаженный масан. Но не прибит гвоздями, а привязан заговоренной веревкой, полностью исключающей возможность освобождения. Высота подземного зала была достаточно большой, так что пятки масана находились примерно в двух ярдах от пола.

Распятый улыбался.

Между ним и бароном расположилась Бледная хризантема, удивительно красивое чудовище, заботливо выращенное Александром из семечка Алого Безумия. Крупный бутон – в нем можно было с легкостью спрятать человского младенца – еще спал, и Бруджа с нетерпением ожидал раскрытия. И даже чуть дрожал от возбуждения. И от предвкушения.

А распятый улыбался.

Головоломный процесс наполнения рубина силой занимал не один день. Первыми в подвале барона умирали семь челов, отобранных по специальной формуле, учитывающей особенности крови, наследственности, места и времени рождения. Семь дней их кормили специально приготовленной пищей, поили особой смесью вина и крови, а затем приводили на Рудный алтарь и отдавали масану в тщательно вычисленной последовательности, сопровождая процесс сложнейшими ритуалами. Но как бы ни был голоден вампир, он не способен высушить за один присест семь челов, поэтому масана тоже готовили особо: специальный обряд превращал его в охваченного постоянной Жаждой идиота, готового пить кровь непрерывно, совершенно не задумываясь о последствиях. После того как седьмой чел был высушен до последней капли, Александр помещал осоловевшего, похожего на бурдюк масана на крест и проводил последнюю часть церемонии.

На этот раз ожидание ограничилось двадцатью минутами.

Бутон стремительно раскрылся. Бледно-розовые лепестки разошлись, превратившись в восхитительный цветок, в сердце которого пылал крупный рубин. В нос ударил терпкий запах, и Бруджа сжал кулаки, напрягся, заставляя вздуться вены на руках. «Сейчас…» Первое щупальце вонзилось распятому масану в шею, следующее в живот, а потом к жертве устремился целый поток гибких тонких стеблей, и Александр отвернулся, сосредоточившись на тех двух щупальцах, что медленно приближались к его рукам. «Сейчас…» Острые иглы вонзились в вены, их сок огненным ручейком побежал к сердцу, и в груди барона расцвел еще один цветок, вспыхнул еще один рубин.

– Да! – Бруджа никогда не мог сдержать крик.

Дивная энергия Алого Безумия наполняла тело, разрывала на части, делала его великим. Он давно уже не пил кровь, не высушивал добычу, не наслаждался поглощаемой жизнью. Он давно уже должен был умереть, но сила Алого Безумия вела барона вперед.

– Да!!

И наливалась жертвенной кровью Бледная хризантема, и тонкие, пастельных тонов лепестки становились бархатистыми, бордовыми, напоминающими знаменитые розы Малкавиан.

И пылал в ее сердце рубин, жадно впитывающий в себя суть магии Крови.

И визжал на кресте безумец.

Жан-Жак нашел Александра в каминном зале, ставшем в последний месяц излюбленным местом пребывания барона. С тех пор как в доме появился русский чел, Бруджа проводил в этой комнате гораздо больше времени, чем где бы то ни было. В ней он вел совещания, работал с бумагами – бизнес требовал внимания, – а оставшись один, пил тяжелое красное вино, валялся на диване и смотрел на постоянно горящий в камине огонь. Но если некоторых членов клана поведение вожака удивляло, то Жан-Жак прекрасно знал, что хозяин не хандрит и не впал в депрессию – он думает, просчитывает варианты, разрабатывает планы. Подобные приступы всегда заканчивались неожиданными решениями или дерзкими операциями, призванными увеличить влияние Бруджа среди Саббат, укрепить власть барона.

На этот раз Александр находился в комнате не один. Едва открыв дверь, Жан-Жак увидел стоящую у камина Клаудию. Как обычно, вызывающий макияж: темно-синяя помада скрывает истинный цвет тонких губ, а огромные глаза кажутся еще больше из-за длинных, отнюдь не накладных ресниц, тоже темно-синих. Манерная поза – хрупкая девушка куталась в шаль, делая вид, что ей холодно. Прямые черные волосы стрижены «под мальчика». Тихий голос – слуга едва расслышал, о чем Клаудия говорила Александру.

– Впереди много тьмы, много непонятного и пугающего, но главный вывод остался прежним: предприятие будет успешным. Многое не сложится, многое придется менять на ходу, но общий прогноз благоприятный… – Девушка помолчала. – Как ни странно.

Помимо того, что манерная Клаудия была дочерью барона, она являлась лучшей предсказательницей клана, и Бруджа очень серьезно относился к ее словам.

– Ты нервничаешь.

– Я устала. Смотреть в будущее Тайного Города сложно: маги Великих Домов сильны, предсказывать их действия трудно.

– Так было всегда, – мягко прошелестел голос барона. – Но сейчас ты взволнована. Отчего?

Клаудия плотнее закуталась в шаль, зябко повела тоненьким плечом, отвернулась.

– Я должна отправиться с тобой.

Барону пришлось взять дочь за локоть, чтобы заставить ее посмотреть в свою сторону.

– Что ты увидела?

– Не при слугах, Александр, не при слугах.

Голос Клаудии прозвучал с усталой высокомерностью. Бруджа поморщился. Жан-Жак остался невозмутим. Он медленно подошел к хозяину и бесстрастно сообщил:

– Самолет готов, барон. Мы должны выехать в аэропорт через час.

Несколько мгновений Бруджа смотрел на слугу, а затем, когда смысл сказанного дошел до его занятого другими мыслями мозга, кивнул:

– На Москву, мой друг, на Москву! – На груди сверкнул кровавым пятном камень. – Жан-Жак, вы чувствуете себя Наполеоном?

– Правильнее было бы сказать – одним из маршалов Наполеона, – склонил голову слуга.

– Пусть так, – согласился Александр. – Чувствуете?

– Нет, барон.

– Вот и хорошо, – рассмеялся Бруджа. – Корсиканец плохо кончил.

И покосился на Клаудию. Девушка не сводила глаз с пылающего в камине огня.

Игорный дом «Два Короля».

Москва, улица Большая Каретная,

3 ноября, среда, 23.14

– Ты видел? «Пиковая дама»! – Крылов с гордостью продемонстрировал Эльдару старую книгу. – Знаешь, сколько стоит?

– Открываешь библиотеку?

– Очень смешно. – Никита бережно вернул раритет в шкаф. – Это, между прочим, прижизненное издание.

Ахметов подошел к бару и смешал себе коктейль.

– Кит, как и любой коллекционер, ты постепенно сходишь с ума. Зачем, скажи на милость, тебе Пушкин? Ты ведь собираешь только предметы, связанные с игрой…

– «Пиковая дама» воспевает игру, – заметила сидящая на диване Анна.

– Верно, – кивнул Крылов и подумал, что вряд ли хоть одна из его подружек читала Пушкина. – Кстати, у меня есть прижизненное издание «Игрока».

– Покажи! – Анна подошла к шкафу.

– Сумасшедшие! – Эльдар добродушно хмыкнул и повернулся к приоткрывшейся двери: – Да?

– К Никите Степановичу человек пришел, – доложил Даньшин.

– Кто?

– Мамоцких.

– Чего хочет?

– Проигрался.

– Это я понимаю, – рассмеялся Ахметов. – Чего он хочет?

– С Никитой Степановичем поговорить.

– Азартный игрок? – Анна посмотрела на Крылова.

– Азартный неудачник, – буркнул Никита. – Любой другой на его месте давно бы понял, что казино придумали не для таких, как он. А этот…

Крылов недоуменно пожал плечами.

– Не будь таких мамоцких, мы бы зарабатывали куда меньше, – продолжая смеяться, заметил Эльдар.

Никита кивнул Даньшину:

– Приведи.

– Мне уйти? – Анна вопросительно покосилась на Ахметова.

– Оставайся, – махнул рукой Эльдар. – Это весело.

– Скорее грустно, – поморщился Крылов. – В первый раз он взял у нас в кредит тридцать тысяч под залог машины. Хороший был «БМВ». Потом Мамоцких взял полторы сотни… двухкомнатная квартира на Якиманке. Сейчас Ефим живет на даче в Переделкине, от тестя осталась. – Никита посмотрел на компаньона. – Тебе не нужна дача в Переделкине?

– Большая?

– Сейчас узнаем.

– А сколько он уже должен?

– Двадцать тысяч.

– Начало большого пути, – хмыкнула Анна. – Дача, как я понимаю, стоит раз в десять дороже?

– Играть ему не переиграть. В смысле не выиграть.

– Мы его на улицу не выгоним, – весело пообещал Эльдар. – Купим однокомнатную квартирку где-нибудь в Жулебине. Нам проблемы не нужны.

– И часто такие наркоманы попадаются? – скривилась девушка.

– Бывают.

– Только долго не задерживаются.

– Профессиональные лузеры.

– Со знаком качества.

– Говорят, это излечимо.

– Я не верю.

– Я тоже.

Эльдар и Никита пожали друг другу руки и рассмеялись. Анна с улыбкой похлопала в ладоши:

– Я оценила вашу откровенность.

– Я люблю игру, я люблю играть, – неожиданно серьезно ответил Крылов. – Но я никому не позволю управлять собой. Настоящий игрок должен уметь останавливаться, должен чувствовать игру, ее дыхание, ее ритм. Мамоцких не игрок. Он слабак и неудачник.

– И поэтому ты жесток с ним?

– Не я, так другой. Он мог подсесть на любое московское казино. – Никита повернулся к дверям и широко развел руки: – Ефим, старина, давно не виделись!

– Я думал, ты нормально относишься к нашему бизнесу, – прошептал Эльдар, увлекая девушку к бару: не следовало находиться в поле зрения Мамоцких.

– Нормально я отношусь, – буркнула Анна. – Мне стало интересно.

– Что?

– Не что, а кто. Вы мне стали интересны, вы. Вы редко откровенничаете.

– Мы не звери, – медленно произнес Ахметов. – И к игорному столу мы за уши никого не тащим.

– Не оправдывайся. – Девушка поцеловала Эльдара в щеку. – Давай слушать.

– Никита, у меня большие перемены.

Ефим Мамоцких, худой и какой-то облезлый молодой человек лет тридцати семи, потрогал себя за унылый нос и пугливо посмотрел на Крылова влажными воловьими глазами. Одет он был в дешевый коричневый костюм, водолазку и полуботинки, на которых отметилась вся московская грязь, и принес довольно большой прямоугольный сверток, который пристроил под столом.

– Я решил, что достаточно погулял, пора начинать новую жизнь.

– Правильно, – одобрительно кивнул Крылов. – В твоем возрасте, Ефим, это важно. Ты можешь раскрыться! Да так раскрыться, что я буду гордиться знакомством с тобой.

– Я знаю.

– Я тоже.

– Меня на приличную работу зовут.

– Приятно слышать.

Крылов вежливо улыбнулся. Мамоцких нервно дернул правым глазом. Анна сделала маленький глоток вина. Эльдар невозмутимо раскурил сигарету. Пауза затягивалась.

– Никита, пойди навстречу, а? – умоляюще произнес Мамоцких. – Я ведь у тебя все оставил, все, что было! Ты ведь круто на мне заработал.

– Не настолько круто, чтобы прощать тебе двадцать тысяч, – спокойно ответил Крылов. – Ты ведь понимаешь, Ефим, что их надо вернуть. Это большие деньги… – В голосе послышался металл: – Ты когда сумму поднимешь?

– Не быстро. – Мамоцких еще больше опустил плечи, и казалось, что его нос вот-вот уткнется в стол.

– Тогда придется говорить о процентах, – пожал плечами Крылов. – Ты ведь взрослый мужчина, Ефим, ты понимаешь, что деньги требуют определенного отношения?

– Понимаю.

– Я тоже тебя понимаю, – проникновенно произнес Никита. – Ты решил изменить свою жизнь, начать все заново, небось девушку завел?

Мамоцких кивнул.

– Я всегда говорил, что у тебя все будет хорошо! Ты сильный мужчина, Ефим, ты твердо знаешь, что тебе надо. Ты смотришь вперед!

Как Анна ни старалась, она не услышала в голосе и не увидела в глазах Крылова намека на издевку. Никита говорил искренне и уверенно, спокойно обволакивая Мамоцких паутиной слов. Эльдар, понявший, о чем думает девушка, подмигнул и шепотом спросил: «Молодец, да?»

– Молодая жена, карьера, перспективы! Когда ты сможешь вернуть долг? Через месяц сможешь?

– Нет.

– Ладно, пусть не сможешь… – Крылов на мгновение задумался. – Только для тебя, Ефим, только для тебя: два месяца. Я просто не могу тебе не помочь. Я радуюсь за тебя, я хочу, чтобы у тебя все получилось, но бизнес есть бизнес. Плевать! Ради тебя, Ефим, я нарушу все правила. Два месяца. Я сказал.

– Но…

– И первые две недели никаких процентов! Ефим, я в тебя верю!

– А потом? – робко спросил Мамоцких. – Через две недели?

– А через две недели наш обычный процент. – Крылов вздохнул. – С меня ведь тоже спрашивают, Ефим. Я и так иду на большую жертву.

– Я вижу. – Мамоцких закусил губу: – Я не подниму такие деньги за два месяца. Да и за три не подниму.

Ну, об этом он мог Крылову не говорить: Никита прекрасно понимал положение Ефима. Какую бы перспективную работу он ни нашел, такие деньги за два месяца не заработать. И в долг ему не дадут – никто не станет связываться с игроком.

– С твоими-то мозгами? – удивился Крылов. – Ефим, не обижай меня, а то я решу, что общаюсь с кретином. Ты ведь умный мужик?

– Да.

– Вот видишь. Ты всегда найдешь выход из положения. – Никита вновь выдержал небольшую паузу: – Ты где сейчас живешь?

– На даче.

– Но ведь ты не повезешь туда молодую жену? Не по-мужски это. Надо гнездышко в столице свить. Квартиру, хотя бы двухкомнатную, с ремонтом и мебелью.

– Была у меня квартира, – угрюмо заметил Мамоцких.

– Согласись – здорово? – И эту фразу Никита произнес предельно серьезно, так, словно понятия не имел, что случилось с дорогой недвижимостью игрока. – Я вот что думаю: дача у тебя хорошая. Прямо скажем – классная дача. Сколько там квадратиков?

– Сто восемьдесят.

– И находится в приличном месте. Ты ее продай, Ефим, и купи для семьи квартиру в Москве. Если не зарываться и взять двухкомнатную в муниципальной новостройке, то и на ремонт денег хватит, и на обстановку, и долг вернуть. А я ради такого дела подожду. Месяц с тебя проценты брать не стану.

– Если не зарываться, то деньги даже останутся, – промямлил Мамоцких.

– Значит, и еще кое на что хватит, – прозрачно улыбнулся Никита.

Ефим непонимающе посмотрел на Крылова. Сообразил. Задрожал:

– Нет, с этим покончено.

– Да я что? Я так, поинтересоваться. Варианты излагаю. – В руке Крылова появилась золотая фишка. Никита с небрежной ловкостью пропустил ее через пальцы, на мгновение задержал кругляш перед глазами Мамоцких и положил на стол. – Ты сам должен все решить, Ефим. Ты ведь умный. Не хочешь дачу продавать – ищи деньги. Два месяца. Или меньше.

– Ты же говорил – два.

– А еще я говорил, что нарушаю все возможные правила, – напомнил Крылов.

– Да, ты говорил. – Мамоцких сглотнул. С огромным трудом отвел взгляд от лежащей на столе фишки, что-то прошептал себе под нос и тихо сказал: – Я хочу предложить тебе… В счет долга.

– Что предложить?

Ефим наклонился, поднял и водрузил на стол принесенный пакет, аккуратно развернул оберточную бумагу.

– На даче нашел. Лазил по чердаку и нашел. Давно там лежала. – Заинтересовавшись, Эльдар и Анна подошли ближе, но Мамоцких не обратил на них никакого внимания – он смотрел на Крылова: – Тебе понравится.

Ефим принес изящную палисандровую шкатулку, длиной около двадцати дюймов. Золотые уголки, аккуратный замочек и чеканный медальон на верхней крышке: веретено и клубок ниток.

– Что это? – Только Ахметов уловил раздражение в голосе Никиты.

Мамоцких молча открыл шкатулку. Две колоды карт на зеленом бархате.

– Подарочный набор? – разочарованно скривился Эльдар.

Что именно Ахметов ожидал увидеть в шкатулке, осталось неизвестным. Но вот один интересный момент он из-за своей несдержанности упустил: в тот самый миг, когда Ефим откинул крышку, Анна вздрогнула и удивленно распахнула глаза. Но тут же взяла себя в руки и кинула быстрый взгляд на Эльдара – тот ничего не заметил.

– Мой прадед изъял шкатулку у…

– Изъял? – Никита брезгливо скривился. – Скорее – отнял?

– Красная цена этому барахлу: пять сотен, – махнул рукой Ахметов. – В арбатских ларьках бывают наборы и получше.

– Карты и шкатулку изготовили в восемнадцатом веке, – насупился Мамоцких. – Это не современная подделка. Прадед изъял шкатулку у графа Сергея Чернышева. Она очень ценная.

– Неужели? – презрительно протянул Никита.

– Бабка рассказывала, что граф Чернышев обещал отвести прадеда к спрятанным фамильным сокровищам, обещал отдать все, если его отпустят с этими картами.

– Какой же ты идиот! – Аарон Мамоцких от души ткнул Сергея в зубы. – «Отдам фамильные драгоценности»? Да ты и так их мне выдашь, буржуйская морда. Сам выдашь!

Кулачок у комиссара был маленький и костлявый. И сам он был маленьким, щуплым, поминутно шмыгал вислым носом и облизывал губы. От призыва на Первую мировую гимназист Мамоцких спасся, прикинувшись дурачком, и с тех пор никак не мог избавиться от некоторых привычек, приобретенных во время кратковременного пребывания в сумасшедшем доме.

– Говори, сука, где камушки? Где золото спрятал?!

И снова тычки в зубы, удары по заплывшим глазам, по почкам. Аарон только примеривался к настоящим пыткам, разминался и с жалостью думал о том, что проклятый граф успел вывезти куда-то семью. Отдать бы его жену революционным матросам «на перевоспитание»! Да заставить смотреть, как втягивается женщина в тяжелое пролетарское учение. Не каждый дворянчик выдерживал подобное зрелище, случалось, с ума сходили, но чаще рассказывали откровенно о припрятанном добре, наивно полагая, что это избавит их от пыток. В гостиной Мамоцких видел большой, в рост, портрет стройной женщины с русыми волосами. Выяснил – графиня. Затрепетал. Начал мечтать, какие экзамены устроит красавице балтийская братва, и вдруг такое разочарование.

– Где золото, тварь?!

Силы особой в ударах не было, только злоба, бешеная злоба. Но Мамоцких не надо было быть сильным – товарищи надежно связали графа.

– Где золото?

Какой-нибудь час назад граф говорил с Аароном куда более вежливо, спокойно, даже шутил – в тот момент Сергей хотел договориться. Теперь же, почти потеряв надежду на благополучный исход, Чернышев лишь изредка цедил короткие фразы. И, несмотря на разорванную одежду и кровь на лице, граф умело демонстрировал Мамоцких презрительное высокомерие.

– Повторяю в последний раз, господин комиссар. Вы освободите меня, дадите одежду, немного денег, оружие и шкатулку. За это я расскажу вам, где клад. Ассигнаций и ценных бумаг там нет, только золото и драгоценности, примерно на полмиллиона рублей. Отпустите меня, и это будет ваше. – Чернышев помолчал. – Вам ведь это надо.

Еще как надо! При одном упоминании о кладе язык Аарона принимался судорожно елозить по губам – полмиллиона! Вот она – основа благополучия семейства Мамоцких. Но странное предложение графа не менее сильно возбудило интерес комиссара. Отдать все за одну-единственную шкатулку! За какие-то карты! И Аарон был полон решимости выяснить, в чем тут дело.

– И про шкатулку ты мне расскажешь, графская морда. Все расскажешь.

– Нет, – презрительно усмехнулся Чернышев. – Не расскажу.

– Расскажешь, – усмехнулся Мамоцких. – Когда я тебя к коням привяжу – все расскажешь. Когда потроха твои вынимать стану – расскажешь. – Аарон начал потихоньку сбиваться на крик. – Все расскажешь, тварь! Сапоги мои лизать будешь! Я тебе, скотина, покажу черту оседлости!!

– Прадед так и не выяснил, чем знамениты эти карты, – негромко продолжил Ефим Мамоцких. – После Гражданской войны он наводил справки и узнал, что Чернышевых считали счастливчиками, баловнями судьбы. То есть не то чтобы им везло постоянно и во всем, но удача улыбалась этой семье чаще, чем остальным.

– Они много выигрывали в азартные игры? – с неприкрытой иронией осведомился Никита.

– Э-э… и в карты тоже. – Ефим почесал нос. – Им просто везло: удачные знакомства, благоприятные стечения обстоятельств. Прадед считал, что все дело в этой шкатулке.

– В этих картах? – уточнил Крылов.

– Да, в этих картах. Прадед пытался найти ключ, но безуспешно.

– А ты? – быстро спросил Никита.

– Что я? – не понял Мамоцких.

– Ты не пробовал найти ключ?

Анна внимательно посмотрела на Крылова.

– Нет.

– Почему?

Ефим молчал почти полминуты, затем опустил голову. Руки его дрожали.

– Я…

– Потому что нет никакого ключа!! – взорвался Никита. – Потому что ты придумал все это дерьмо, чтобы я простил тебе двадцать штук долга!! Ты что думаешь, Мамоцких, если я коллекционер, мне можно лапшу на уши вешать? Да я тебе башку оторву, урод!

В сторону Ефима полетела дешевая пластиковая пепельница – Крылов специально держал ее под рукой как раз для таких случаев. Мамоцких втянул голову в плечи.

– Ты за кого меня держишь? Ты думаешь, это смешно? А за пургу свою ответить не хочешь?!

Анна вопросительно посмотрела на Эльдара. Ахметов вздохнул, чуть улыбнулся и качнул головой: все в порядке. Никита был великолепным актером, и его внезапный приступ яростного гнева мог провести кого угодно, но только не старого друга. О страсти Крылова к коллекционированию слышали многие, ему частенько, в том числе в качестве уплаты долга, приносили различные талисманы, колоды всех сортов, а то и ломберные столики. Никита относился к подобным визитам с юмором, а на Мамоцких разорался по простой причине: надо убедить Ефима продавать дачу. Ничего личного. В глубине души – Эльдар знал это на сто один процент – Крылов оставался спокоен, как спящий носорог.

– Ты за идиота меня держишь? Ты кого поиметь решил? Ты о чем думал, когда сюда шел?!

Никита неожиданно вскочил с кресла, перегнулся через стол, схватил колоду из шкатулки и…

Эльдар ожидал, что карты полетят в лицо Мамоцких, но Крылов неожиданно замер. Остановил движение и несколько секунд простоял в неудобной позе, вызвав изумленные взгляды присутствующих. Впрочем, Анна только старалась казаться удивленной.

– Кит, ты чего? – не выдержал Эльдар.

Крылов невидяще посмотрел на друга, затем на зажатую в кулаке колоду. Медленно вернулся в кресло.

– Пиши расписку, Ефим.

Эльдар издал сдавленный звук: не то кашлянул, не то подавил рвущееся наружу ругательство. Анна улыбнулась. Спокойно, словно ожидала подобной развязки. Не верящий своему счастью Мамоцких несмело поднял глаза:

– Что?

– Пиши расписку, Ефим, – повторил Никита, не сводя глаз с зажатой в руке колоды карт. – Я, Мамоцких Ефим Семенович, передаю в дар Крылову Никите Степановичу…

– Ты что, серьезно? – Эльдар подошел к компаньону.

Никита придвинул к себе шкатулку, бережно положил в нее колоду, на мгновение замер, глядя на карты, после чего кивнул:

– Абсолютно. – И снова посмотрел на Мамоцких. – Пиши, Ефим, пиши. Ты мне больше ничего не должен.