Вы здесь

Королевский двор в Англии XV–XVII веков. Морфология власти: королевский двор в институциональном пространстве английской монархии ( Коллектив авторов, 2015)

Морфология власти: королевский двор в институциональном пространстве английской монархии

Е. В. Бакалдина

Департаменты, службы и должности в хаусхолде Эдуарда IV

Оформление четких представлений о функциональной значимости королевского двора в его английском варианте совпадает со временем правления Эдуарда IV и материализуется в первом сохранившемся до наших дней регламенте двора, широко известном под названием «Черная книга Эдуарда IV». Данный регламент служит источником для реконструкции структуры королевского хаусхолда, его департаментов и обязанностей слуг.

Регламент «Черная книга Эдуарда IV»

Несмотря на то что регламент «Черная книга Эдуарда IV» дважды издавался (в 1790 и 1959 гг.), он практически не изучен; до сих пор не выяснено, кто является его автором или составителем, а также точная дата его написания. Главная трудность для ответов на эти вопросы— это отсутствие протографа[82], которое частично компенсируется наличием двенадцати более поздних списков, среди которых на данный момент историками не выявлено четкой преемственности. Общепринято считать, что протограф регламента исчез еще в 1610-х гг.[83]

Большая часть списков (из изученных нами семи[84] – пять) имеет название «Черная книга», написанное либо в английском варианте—«Black Book», либо в латинском – «Liber Niger»[85]. Термин «Liber» имел два значения: интеллектуальное (liber = работа, труд) и кодикологическое (liber=кодекс, переплет)[86]. Скорее всего, в данном случае речь идет о втором значении, так как прилагательное «черный» указывает на материал, из которого сделан переплет. Очевидно, придворный регламент получил свое название от черного цвета переплета, что было достаточно распространенным явлением в средние века (известно о «Черной книге Казначейства», «Черной книге Ордена Подвязки» и др.)[87].

Скорее всего, такое название было дано одному из последующих списков рукописи, а не протографу. Одним из доказательств этого может служить отсутствие какого-либо названия в ряде списков, которые нам удалось изучить. Так, в одном из них текст регламента сразу начинается словами «Domus Le magni…»[88], а в другом текст называется «Domus Regis Angliae 1 Е 4.»[89]. Сомнительно, что переписчик просто пропустил слова «Черная книга» по невнимательности или специально, и, вероятнее, само название появилось позже. Косвенным свидетельством этого является рукопись British Library. Harley Manuscripts. 293, имеющая фразы, в которых фигурирует название «Liber niger domus Regis in custodia…» в начале текста и «Hactenus exLibro nigro domus Regis» – в конце, вписанные другим почерком и другими чернилами[90]. Речь идет не о рубриках, а именно о вписанных позднее словах. Места под эти вписывания не было, и они были сделаны мелким убористым почерком. Схожая ситуация наблюдается с более поздним дописыванием названия в рукописях British Library. Harley Manuscripts. 369 и British Library. Harley Manuscripts. 610. Как представляется, название «Черная книга» появилось позже, когда один из списков был переплетен черным материалом. Более того, этот кодекс содержал не только список текста регламента, но и другие документы, относящиеся к хаусхолду, среди которых – провизии 1471 и ордонанс 1478, а также ордонанс Генриха VII. Тот факт, что в списке British Library. Harley Manuscripts. 610 рядом с добавленным названием стоит дата «1623», написанная тем же почерком, позволяет предположить, что название «Черная книга» для текста регламента двора Эдуарда IV уже с этого времени стало распространенным, и именно под этим названием регламент известен сейчас.

Все из изученных нами семи списков являются не единственными текстами в переплетенных кодексах. В четырех случаях[91] в кодексы вместе со списками регламента включены другие документы, связанные с деятельностью хаусхолда, – ордонансы Эдуарда IV 1478 г. и Генриха VII. Данная подборка текстов говорит о заинтересованности заказчика в сохранении собрания придворных текстов для последующего использования. Один из кодексов[92] содержит очень разные по своему содержанию тексты – регламент, описания процедур парламента и пр.

Значимым вопросом является выяснение того, что собой представляет «Черная книга Эдуарда IV». Некоторые историки полагают, что это трактат. В Англии XV в. слово «treaty» еще не употреблялось, но использовались несколько однокоренных слов. Во-первых, «trete», происходящее от французского слова «traite» – «трактат, научное сочинение», употреблялось с XIII в.[93] Во-вторых, «tretis» – тоже известное с XIII столетия слово, означавшее либо трактат, либо короткую поэму[94]. В-третьих, «tretyng» – «трактат», получило распространение в течение XV в.[95]Все перечисленные термины берут начало от латинского слова «tractatum», «дидактическое произведение, в котором автор рассматривает предмет или группу предметов в систематической манере»[96]. В русской традиции «tractatum» имеет несколько другое значение – «это научное сочинение в форме рассуждения, часто полемически заостренного, ставящего своей целью определить подход к предмету»[97].

Необходимо отметить, что регламент состоит из рассказов о двух департаментах—Domus Regie Magnificencie и Domus Providencie[98]. При публикации А. Р. Майерсом текст был разделен на 92 параграфа, содержащие каждый отдельный сюжет: историю становления английского королевского хаусхолда (§ 2–1), теорию предпочтения титулов и их иерархию (§ 11–28), а далее перечень должностей с пояснениями к ним (§ 29–92). Однако речь идет не о сплошном повествовании, поскольку включены целые фрагменты старых ордонансов хаусхолда и расчеты довольствий. Именно последнее и заставляет историков сомневаться в правомерности именования «Черной книги» трактатом.

То же самое обстоятельство позволило французской исследовательнице С. Кассань-Броке предложить называть «Черную книгу» «компиляцией ордонансов английского королевского хаусхолда»[99]. «Ордонансом – от латинского слова ordonation—называется акт власти, имеющий общий и торжественный характер»[100]. В самом тексте «Черной книги» то, что называется сейчас ордонансами, именуется статутами: «by the statute of noble Edward» или «old statutez or new of Inglond»[101]. Редакторы одного из современных словарей предлагают такое толкование этого понятия: «статут – это письменный акт, определяющий общество, ассоциации, имеющий определяющий характер, средства и правила функционирования»[102], а в русской традиции – «название закона в Англии и ряде других стран»[103]. Таким образом, термины «статут» и «ордонанс» были близки по своему значению, по крайней мере, не для специалистов, а для простых обывателей XV столетия. Тем не менее, как бы ни было заманчиво называть книгу «компиляцией ордонансов» (статутов), это не вполне корректно, так как в нее включены еще и другие фрагменты, не имеющие отношения к законодательным актам. Речь идет о цитатах из различных трудов авторов античности или из произведений Отцов Церкви. При этом иногда эти цитаты достигают нескольких станиц, как в случае с Фомой Аквинским и его определением термина «domus» в параграфе 68. Вследствие этого зачастую историки предпочитают не говорить о «Черной книге» как о цельном произведении, а характеризуют ее как «документы и наброски с предложениями по обустройству хаусхолда, скомпилированные в 1471–1472 годах»[104].

Другие историки, такие как К. Мертес, вообще предпочитают не давать конкретное определение жанра «Черной книги». Она предлагает подразделять все документы, касающиеся хаусхолда, на три группы: расчеты, ордонансы и описания, в результате «Черная книга» попадает в последнюю категорию[105].

Что касается более ранней традиции, то там использовались несколько терминов для определения статуса «Черной книги». Издатели XVII в. предпочитали говорить о «Правилах и порядке для управления хаусхолдом»[106]. Оба эти термина отсутствуют в средневековых словарях. Однако известно, что термин «ordre» означает норму, соответствие закону, а английское слово «rule»[107] соотноситься с французским «regle», и именно этот корень используют в XVIII в. издатели «Черной книги», называя ее «regulation»[108]. Так появился корень «regl-», от которого впоследствии вывели производное «reglement», означающее «свод правил, который определяет круг вопросов, относящихся к какой-либо группе и уточняет функционирование ее организации»[109]. Этот термин достаточно широкий и включает в себя не только описание чего-либо, но и фрагменты других произведений. В основном, данное понятие используется в отечественной историографии, в английской для XV в. его не применяют, во французской лишь у Ж. Геро, главного хранителя Национального архива, встречается замечание о том, что документы двора подразделяются на ордонансы, регламенты и счета[110], а так как «Черная книга» не является ни ордонансом, ни счетом, то она автоматически относится к категории регламентов.

Кроме термина «регламент», отечественные историки говорят также о «служебных инструкциях для обладателей придворных должностей, о всевозможных “правилах” придворной жизни, “журналах”, куда заносили имена принятых ко двору лиц с указанием положенных им окладов»[111]. М. А. Бойцов предпочитает называть такого рода документы «придворными распорядками» (оставляя словосочетание в кавычках), переводя с немецкого принятое в историографии понятие «Hofordnungen»[112]. Нам кажется, что термин «распорядок» также хорошо подходит для характеристики «Черной книги Эдуарда IV», как и понятие «регламент».

Одним из самых существенных вопросов при изучении регламента является его целостность. Очевидна незавершенность текста регламента: наиболее полная версия содержится в списке Society of antiquaries. Manuscripts. 211, которая, тем не менее, обрывается на параграфе о службе прачечной. Другие списки обрываются на параграфах о пекарне[113], о Счетной палате[114]. Кроме того, переписчики порою меняли последовательность параграфов: так, в рукописи British Library. Harley. Manuscripts. 293 параграф о прачечной записан ранее параграфов о кладовой свеч и кондитерской, которые в других рукописях расположены до него. В-третьих, копиисты могли, очевидно, по своему желанию или же по велению заказчика опускать параграфы или их части. Так, в списке Cambridge County Record Office. at Huntingdon. Manuscripts. DDM 64 начальные строки параграфа о королевском враче и параграфа о пекарне опущены. Возможно, в каждом конкретном случае переписывались только те части, которые считались необходимыми на тот момент. В связи с подобной выборочностью возникает вопрос: существовали ли параграфы о других службах, которых на данный момент нет в найденных списках. Например, рассказы о службах Холла или кухни: на протяжении всего текста они достаточно часто упоминаются[115], что дает возможность предположить, что далее им были посвящены отдельные части. Вследствие этого остается нерешенным вопрос о том, была ли «Черная книга» не закончена или же некоторые ее части и само окончание были утеряны со временем.

Вопрос об авторстве регламента также остается нерешенным, поскольку отсутствует информация об авторе (авторах) или составителе (составителях). Нет достоверных сведений и о том, кто являлся инициатором составления книги – монарх и высшие придворные чины с целью регламентации порядков в хаусхолде или кто-нибудь из ординарных слуг хаусхолда, чтобы обозначить или оговорить свое место в придворных структурах и очертить круг обязанностей и полагающееся довольствие.

В самом регламенте есть строчки, где перечислены люди, названные советниками при составлении регламента: «По совету лордов церковных и светских, кардинала и архиепископа Кентербери, Джорджа, герцога Кларенса, Ричарда, герцога Глостера, мудрых и честных судей, и других знающих, разумных и образованных людей Англии»[116]. Названные поименно лица входили в родственный круг короля. Пост архиепископа Кентербери в это время занимал Томас Бушье (1411–1486), младший брат Генри Бушье, графа Эссекса, дяди короля, благодаря своему браку с Изабеллой Йоркской. Таким образом, с одной стороны, кардинал входил в йоркскую королевскую семью, а с другой – долгое время был советником предшественника Эдуарда Генриха VI, занимая должность канцлера Англии с 1454 г. Томас Бушье сделал многое для возвращения Эдуарда после кратковременного восстановления династии Ланкастеров на английском престоле, чем, несомненно, заслужил как доверие короля, так и честь быть занесенным в список ближайших советников. Появление фигуры Джорджа (1449–1478), герцога Кларенса, в списке советников тоже легко объяснимо: он был не только братом короля, но и человеком, который разбирался сам или имел советников, сведущих в вопросах придворной жизни: в 1469 г. были составлены ордонансы его герцогского двора[117]. Третий персонаж, Ричард (1452–1485), герцог Глостер, младший брат короля, являлся все время верным сторонником Эдуарда, сопровождал его в изгнании и считался одним из самых талантливых полководцев.

Можно предположить, что все трое могли принимать участие в подготовке составления «Черной книги». Тем не менее, нельзя отвергать возможность того, что указание их имен было просто данью традиции, согласно которой родственники короля априори должны были привлекаться к королевским делам. Примером подобного служит хартия 1461 г., дарованную Лондону Эдуард IV и его «советниками» Кларенсом и Глостером, которым было в то время по 13 и 8 лет соответственно[118].

Поэтому есть основания предположить, что именно «другие знающие, разумные и образованные люди Англии» писали сам текст. Говоря о них, необходимо отметить два момента: во-первых, вероятно, они не занимали высокого положения, а, во-вторых, их можно скорее назвать не авторами, а составителями текста, так как «Черная книга» была скомпилирована из различных более ранних источников. Не вызывает сомнения тот факт, что эти люди принадлежали к королевскому двору, поскольку они знали во всех подробностях функционирование хаусхолда. Кроме того, как правило, подобные вещи составлялись слугами двора, например, церемониймейстер герцога Бургундского Оливье де ла Марш стал автором трактата по функционированию двора. Конкретные имена нам не известны, поэтому историки могут лишь строить предположения.

Так, А. Р. Майерс полагал, что эти должностные лица были связаны с областью финансов королевского двора, поскольку в тексте затронуто слишком много финансовых вопросов. В качестве возможных составителей Майерс называет слуг Счетной палаты – Ричарда Биндвина, Ричарда Дженни, Питера Бопье и Джона Элрингтона[119]. Ричард Биндвин, служивший сначала клерком кухни, стал гофмаршалом в 1463–1468 гг.[120]Ричард Дженни был долгое время сержантом кладовой мяса[121]. Питер Бопье (? —1480) числился при дворе с 1463 г., будучи клерком Гофмаршальской конторы, а затем клерком Счетной палаты. Джон Элрингтон (? —1483), известный как верный соратник Эдуарда IV и его брата Ричарда Глостера, занимал последовательно посты секретаря кухни, кассира и казначея королевского хаусхолда[122].

Э. Кроуфорд считает, что регламент совместно составили уже упомянутый Джон Элрингтон и Джон Говард, причем работу они начали еще в конце 1460-х годов, и «это сотрудничество кассира-казначея и одного из ведущих должностных лиц могло вылиться в составление регламента»[123]. Отметим, что в это время Говард был казначеем хаусхолда, а Элрингтон стал кассиром-казначеем в 1471 г. Кроме того, историкам известны «Книги хаусхолда Джона Говарда» за 1462—1471 и 1481–1483 гг.[124], что говорит об интересе Говарда к вопросам функционирования хаусхолда.

Французская исследовательница С. Кассань-Броке предложила другую кандидатуру на роль автора «Черной книги»[125]. По ее мнению, составил книгу помощник герольда, занимавший пост персеванта Голубого плаща. Информации об этой должности немного. Она была создана Генрихом V и входила в штат ордена Подвязки, герольд носил одежду голубого цвета, откуда и произошло название – bleau monteau (голубой плащ). Обладатель этой должности упомянут в названии манускрипта «Записи персеванта Голубого плаща» (Record of Bluemantale Pursuivant)[126]. За время правления Эдуарда IV персевантами Голубого плаща были Томас Холлингзуэрт, Ричард Чампниз, Генри Франк, Рожер Бромли, Джон Брайс, однако неизвестны точные даты, когда они занимали этот пост, поэтому не только нельзя назвать конкретного имени, но и нет уверенности, что текст писал именно кто-то из персевантов, так как Кассань-Броке не приводит никакого доказательства своего предположения. Не зная, кто конкретно был составителем регламента слуги Счетной палаты или герольды, можно с достаточной долей уверенности сказать, что они не являлись профессиональными переписчиками из-за обилия орфографических ошибок и помарок.

Точная дата создания «Черной книги» Эдуарда IV также неизвестна, и этот вопрос породил дискуссии в историографии, хотя историки и сошлись во мнении, что речь все же идет о второй половине правления короля—1471–1483 гг. Это связано с тем, что нет ни одного упоминания о регламенте в период 1461–1470 гг. Есть лишь факт заявления, сделанного в 1467 г. перед палатой общин, в котором король пообещал при финансировании двора рассчитывать только на «свои собственные средства»[127]. В качестве дополнительного доказательства А. Р. Майерс указывает на то, что при упоминании должности кардинала Кентербери имелся в виду Томас Бушье, бывший советником при составлении книги; а он, как известно, стал кардиналом только в 1467 г.[128], а в первый раз упомянут в качестве такового в английских источниках лишь в 1469 г.[129]Что касается 1469–1471 гг., времени смуты и отстранения Эдуарда от английского престола, то кажется маловероятным, что регламент был составлен в этот период.

В то же время после возвращения Эдуарда из изгнания вопрос об устройстве двора стал актуальным. Во-первых, возникли финансовые проблемы, поскольку после войны у короля не было необходимых финансов для содержания большого количества придворных слуг. Во- вторых, выявилась и стала особенно актуальной во время гражданской войны проблема лояльности. Оба вопроса проходят лейтмотивом через весь текст «Черной книги». В-третьих, во время изгнания Эдуард посетил двор своего шурина, герцога Бургундского, и, несомненно, находился под впечатлением от его великолепия и организационной системы, вследствие чего король обратился к бургундской стороне с просьбой предоставить возможность изучить их опыт. Эта миссия была возложена в 1471 г. на Ричарда Уэтехилла, бывшего контролером в Кале, который скопировал ордонансы[130], посвященные двору, и на Оливье де ла Марша, который по просьбе Эдуарда IV написал трактат о функционировании двора герцога Карла Бургундского[131].

Верхним пределом для составления книги считается 1478 год, при этом историки ссылаются на два обстоятельства. С одной стороны, ордонанс хаусхолда, опубликованный в 1478 г., содержит многое из текста «Черной книги», а, с другой стороны, после мая 1477 г. имя герцога Кларенса вряд ли могло войти в список советников[132], так как с этого времени он был в опале, а в 1478 г. казнен. А. Р. Майерс еще больше сужает временные границы возможного создания книги – до 1473 г., говоря об октябре 1472 г. Он объясняет это отношением короля к тому же Кларенсу, считая, что их взаимоотношения стали портиться с 1473 г.[133]Однако, скорее всего, говорить об исключении герцога Кларенса из числа советников Эдуарда IV можно лишь с момента полного разрыва их отношений, а до этого сохранялась видимость братских родственных связей.

«Черная книга» состоит из множества параграфов, в издании А. Р. Маейрса их 92. Этот историк соединил в один текст все параграфы, найденные в различных списках, ни один из которых не является полным.

В изданном Майерсом тексте проставлены номера параграфов, но в рукописях их нет; в них параграфы разделяются по-разному значками «./.»[134] и «/»[135] в конце фразы. Кроме того, возможны и отступления на две или три строчки перед следующим абзацем, и, наконец, в некоторых иллюминированных списках, каждый блок текста начинается на новой странице, и, даже если он занимает всего четыре-пять строк, новый параграф помещается на следующей странице[136], а в других списках несколько коротких параграфов размещены на одной странице[137]. Зачастую первые буквы слов в параграфах выделены цветом и жирным шрифтом[138]. Только в одной рукописи есть нумерация параграфов, но она не совпадает с нумерацией, введенной Майерсом. В данном случае номера записаны на полях тем же почерком, что и весь текст[139].

Параграфы могут состоять как из нескольких строк, так и из нескольких страниц, как, например, параграф о лорд-камергере. Кроме подразделения на небольшие параграфы, «Черная книга» разделена на две основные части: «Domus Regie Magnificencie» и «Domus Providencie». В данном случае ситуация такая же, как и с параграфами: либо переписчик отделял новую часть с помощью знака «/», либо начинал ее с новой страницы[140]. Этому может быть множество объяснений: отсутствие или наличие большого количества бумаги, а также предназначение рукописи.

В текст «Черной книги» вставлено множество фрагментов из других разнообразных источников, которые можно разделить на две подгруппы – надписи на полях и вставки в тексте. Из-за того что оригинал «Черной книги» утрачен, перед историками возникает вопрос об уместности собственных комментариев переписчиков на полях страниц. В том, что это именно их надписи, а не последующих читателей, нет никаких сомнений, так как они написаны одним и тем же почерком. Встречаются три вида подобных записей: объяснения, своеобразные резюме параграфов, а также дополнения. Так, иногда переписчик объяснял то или иное слово или выражение: «Edwardes houshold pages were none officers, nor yet long sene» и на полях «Pages noe officiers but ayde»[141] или же «whan as often as them nedith till the king hath youen or sold their lands», при этом на полях «this fale must bee understood to bee, noe other butt a merge grant of ther bodies & lands in warde during ther nomage»[142]. Случаи резюмирования параграфа встречаются чаще. Также копиист иногда уточнял количество слуг определенной службы или условия пользования транспортными средствами[143]. Были случаи, когда переписчик цитировал какие-либо сведения из другого источника: «euery man stuffed and renned at the kinges costes of suche defence as he coude best deale with all. This noble Liandex reigned thus in England 32 years», добавляя при этом сноску на полях: «This last claufe is not in the black booke, but I found it in a copie of it written in an hunde of about H.7th. time»[144].

Более того, можно предположить, что некоторые из подобных записей на полях впоследствии теряли статус ссылки на полях и включались в состав основного текста, и лишь изредка переписчик в самом тексте уточнял происхождение данной цитаты «what grete astate ellez that be present; as for his cupe, cupbourde, and disshes with doubell seruise, but none assaye» и на полях «all this is to bee added and was part of the booke»[145].

Итак, кроме множества записей на полях, имеются и вставки в тексте, при этом иногда они занимают несколько строчек и состоят из нескольких предложений. В тех случаях, когда вставлялась лишь небольшая фраза на латинском или французском языках, переписчик выделял ее[146].

Можно разделить подобные фрагменты на две категории. Во-первых, речь идет о цитатах с точным указанием источника и автора. Например, в тексте «Черной книги» есть много вставок из различных более ранних текстов, фразы подобно этой «…called by the noble king Edward the iijd. statutezclerkpurueour…’»[147]. При этом необходимо отметить, что вставки на французском языке обозначались знаками «[…]», в то время как латинский текст выделялся жирным шрифтом. Впрочем, далеко не всегда переписчики склонны были указывать точно место, откуда была взята цитата, или имя автора, иногда такое указание отсутствовало вовсе, в редких случаях приводятся неточные или даже фальшивые сведения.

Вставки и цитаты заимствованы из различных ранних текстов, начиная с эпохи античности и до работ XV в.; они взяты как из официальных документов, так и из литературных трудов, написанных и языческими авторами, и христианскими теологами. Однако в первую очередь необходимо обратить внимание на использование в «Черной книге» ордонансов предшествующих королей. Некоторые из них имеют отсылки к оригинальному источнику, другие же идентифицируются как вставки и цитаты по своей структуре и схожести с другими ордонансами, но не имеющие определенной отсылки к эпохе их составления.

Первая группа включает в себя ордонансы («statutes» согласно тексту) королей Эдуарда II и Эдуарда III. Эдуард II «сделал многое для утверждения добрых традиций хаусхолда»[148], в его время было издано два ордонанса в 1318 и 1323 гг. Что касается Эдуарда III, то его хаусхолд служил моделью королевского двора для авторов «Черной книги», ибо его двор был «домом церемониальным и цветущим»[149]. Следует упомянуть, что при цитировании того или иного ордонанса Эдуарда III составители регламента не указывали дату его опубликования, но историки считают, что речь все время идет преимущественно об одном документе – ордонансе 1338 г.[150] Кроме того, в тексте есть множество вставок из ордонансов без указания даже имени короля, их издавшего, а также представлены счета об оплате, использованные в более ранних документах о хаусхолдах (§ 9-10, 16–20, 25–26, 28–29, 50), также без указания даты.

Вторую группу цитированных источников составляют нарративные материалы, такие как хроники, например, Матвея Парижского (?-1259), написавшего хронику Англии за 1167–1253 гг. и Великую хронику (Chronica Majora). Другой отрывок повествует о секретарях службы торговли эпохи Иоанна Безземельного[151]. Еще один фрагмент представляет собой пятнадцать строчек поэмы[152] XII в., считающейся поэмой Генриха де Блуа, клюнийского монаха, историка и автора, достаточно часто цитируемого в XIV и XV столетиях[153]. Параграф 6 о великолепии двора заимствован из произведения Эгидия Коломны «Книга о принципах управления»[154].

Цитаты из произведений авторов античности также включены в текст «Черной книги», однако ее составители не всегда точно указывают авторов и не точно воспроизводят цитаты. Так, фраза Публия Теренция Афра[155] «vt homo est, ita morem geras»[156] была несколько изменена по сравнению с оригиналом в пьесе «Братья» (Adelphoe), в которой она звучит как «vt homost est, ita morem geras»[157].

В данном случае, скорее всего, невнимательность одного из переписчиков повлекла за собой эту ошибку, закравшуюся во многие списки рукописи. Зачастую автор цитаты назван не правильно, например, в случае со словами «Minor est quam seruus dominus qui seruos timet»[158]автором назван Сенека, а не Публий Сирий (Publii Syri) (I в. н. э.)[159], что является верным в действительности. Подобное можно объяснить как невнимательностью, так и невежеством составителей или последующих переписчиков «Черной книги».

В то же время авторы регламента старались использовать в тексте и произведения богословов, самое большое внимание привлекают выдержки из трудов Фомы Аквинского, например, его размышления о понятии Domus Providencie[160]. Помимо этого его труд «Сумма теологии» цитируется многократно. Однако в «Черной книге» представлены только те цитаты из произведений Фомы Аквинского, которые подкрепляют основную линию повествования; в то же время как другие его рассуждения, например, рекомендации не использовать инструментальную музыку в литургии[161] (что было распространено в Королевской капелле), полностью игнорировались.

Произведения менее известных авторов также привлекаются составителями «Черной книги», например, некого Бернарда, написавшего Epistola de cura et modo rei familiaris utilius gubernandae[162], фраза из сочинения которого «Famulum alti cordis repelle vt inicum»[163] встречается в тексте.

Такое большое количество цитат закономерно вызывает вопрос, каким критериям следовали составители «Черной книги», выбирая и цитируя те или иные фрагменты древних текстов, которые не всегда были уместны. С одной стороны, возможно, что они желали показать свою образованность, например, не было никакой необходимости использовать латинскую вставку в английской фразе «laborers takyth hit precio vesture»[164] вместо перевода ее на английский. Хотя, не исключено, что составители просто переписали источник, из которого и взяли такое словосочетание.

С другой стороны, доподлинно неизвестно, знали ли авторы регламента все цитируемые ими произведения. Это представляется сомнительным, учитывая путаницу в именах авторов и ошибки в цитатах; подобная ситуация, как правило, говорит о некомпетентности, незнании того или иного предмета, а также об использовании часто цитированных в средневековье фраз по поводу и без повода, фраз, возможно, взятых из специальных сборников цитат.

Еще одним моментом, объясняющим наличие в тексте большого количества разнообразных цитат, может быть желание составителей придать определенный вес и значимость тексту регламента в глазах читателей, которые воспринимали такого рода вещи как доказательства правильности тех или иных утверждений и позиций авторов и составителей.

После подробного анализа регламента хаусхолда видно, что это достаточно сложный и многогранный источник, позволяющий изучить огромное количество вопросов, касающихся не только видения функционирования королевского хаусхолда, но и менталитета людей XV столетия, а также терминологические вопросы.

Понятия, употреблявшиеся для обозначения королевского окружения в XV веке

Основополагающими для данного анализа являются термины «двор» и «хаусхолд», а также различные наименования придворных слуг. Для того чтобы избежать неясностей в исходном толковании терминов, обратимся к тому, как употребляли эти понятия люди XV столетия.

В «Черной книге Эдуарда IV» встречается большое количество слов, обозначающих окружение короля – «curia», «domus», «court», «housellyng», «house», «household», «familia», «hostiel»[165]. Такое обилие терминов было связано, в первую очередь, с тем, что текст регламента включал в себя фрагменты на нескольких языках: английском, французском и латинском. Выбор английских и латинских терминов обусловлен исходным следованием традиции раннего средневековья, которая основана на употреблении латинских терминов для характеристики придворных институтов и двора в целом. С помощью переводов значений основных латинских терминов, содержащихся в толкованиях словарей Promptorium Patvulorum и Catholicon Anglicum, возможно определить различные латинские и английские понятия, которые потенциально могли использоваться для описания институциональной природы английского двора. Ниже в таблице 1 обобщены зафиксированные в словарях XV столетия латинские термины и их английские эквиваленты, не только соответствующие, но и отличные от понятийных реалий «Черной книги»[166].

Из латинских терминов в регламенте хаусхолда Эдуарда IV были использованы только три – «domus», «curia» и «familia»; большая вариативность наблюдалась в употреблении понятий на английском языке. Анализ словарей XV в. показал, что латинское значение «curia» переводится на английский язык в обоих словарях как «cowrt[e]», а понятие «domus» как «house», а также как «house» и «menze» в другом словаре. Кроме вышеперечисленных понятий, в словаре Catholicon Anglicum упоминается термин «cowrtehouse», однако без перевода на латинский язык[167].

Таким образом, выясняется, что составители регламента употребляют два варианта терминов «curia» и «domus» с их переводами на английский язык «court» и «house».


Таблица 1. Данные словарей Promptorium Patvulorum и Catholicon Anglicum[168]


В то же время один раз составители регламента используют выражение «familiam et domum suam»[169], говоря о дворе Генриха IV. Исходя из данных словаря Promptorium patvulorum, термин «familia» означает «household», а термин «domus» – «house». Таким образом, зримым становится дистанцирование понятий «дом» и «хаусхолд». Как видно из анализа истории употребления этих двух терминов, проведенного Д. Херлихи, на протяжении античности и средневековья понятия то становились синонимами, то их разделяли как сказано выше[170], вследствие чего в историографии эти понятия смешались. Так, например, Л. Стоун считает, что «familia» – это «представители одной семьи, которые живут под одной крышей», а «household»—«люди, живущие под одной крышей»[171]. То есть понятие «семьи» уже, чем «хаусхолд», так как исключает не связанных родственными узами людей из своего круга. Однако, скорее всего, авторы «Черной книги» употребляли их как синонимы и, говоря о «rex cum familia»[172], имели в виду короля и его хаусхолд, а не только семью.

От практики, зафиксированной словарями XV в., переходим к анализу частоты употребления этих понятий – «curia», «domus», «court», «houselling», «house», «household», «familia», «hostiel» – в тексте самой «Черной книги». Наиболее употребляемыми понятиями являются «household» и «court» (363 и 332 раза соответственно). Остальные – «curia», «domus, «house», «housellyng», «familia», «hostiel» – упомянуты 11, 59, 50, 1, 2 и 1 раз соответственно. Латинские термины «curia» и «domus» встречаются либо в латинских фрагментах, что легко объяснимо, а также в названиях некоторых англоязычных параграфов – «Domus regis Edwardi tercij» или «Domus regis Salamonis»[173], в которых с помощью латинского языка подчеркивается значимость названия и дальнейшего текста. Стоит заметить, что понятие «curia» ориентируется на пространственные очертания («infra et extra curiam»[174]) и человеческие отношения («Pro 1 personis suis infra curiam regis»[175]), а «domus» – на институциональные («domus Regis anglie»)[176].

Из английских понятий термин «housellyng» в одном из списков «Черной книги» использован в сочетании «for the kinges housellyng», при этом в некоторых других списках он был заменен словом «household»[177]. Неизвестно, по какой причине один из переписчиков решил заменить один термин на другой, однако возможно, что слово «housellyng» просто вышло из употребления.

Что касается достаточно часто употребляемого термина «house», то обратимся к подсчетам, основанным на данных текста регламента, и проанализируем, какие слова употреблялись в сочетании с этим понятием. В данном случае были упущены союзы и предлоги, а полученные данные обобщены в таблице 2.


Таблица 2. Слова, употребляемые в сочетании со словом «house»[178]


Как видно из приведенных данных, в большинстве случаев речь идет об использовании устойчивых выражений наподобие «counting-house»[179] или «jewel house»[180]—данные словосочетания писались очень часто раздельно. Таким способом подчеркивалась обособленность, в том числе и архитектурная, служб Счетной палаты и сокровищницы Королевской палаты.

Кроме того, составители регламента употребляют понятие «house» в значении «household»: например, «new house of houses principall of Inglond.»[181]. Достаточно распространены такие выражения, как «king’s house», «prince s house» или «queen s house» – «королевский дом», «дом принца», «дом королевы». Французский эквивалент термина для определения окружения короля или принца «house» – «maison» часто использовался и на континенте; наиболее ярким примером такого употребления может служить название трактата Оливье де ла Марша L’Etat de la Maison du duc Charles de Bourgogne dit le Hardi[182]. Таким образом, стоит обратить внимание на формирование двух тенденций в употреблении понятия «house». С одной стороны, это определение всего института двора (king’s house), а с другой – указание на отдельную, архитектурно обособленную часть двора (counting house, jewel house).

Кратко проанализировав использование менее распространенных терминов для определения окружения короля, перейдем к часто встречающимся понятиям, использованным в регламенте, то есть к понятиям «двор» и «хаусхолд». Сразу же надо отметить, что в тексте «Черной книги» нет единого общепризнанного графического написания этих слов, поэтому для упрощения дальнейшего анализа сначала обратим внимание на встречающиеся различия. Речь идет о наличие или отсутствие буквы «е» на конце слова, использовании буквы «w» вместо «и» и других незначительных графических разночтениях. Слово «двор» имеет три графических начертания в тексте «Черной книги»: «corte» (72 раза), «court» (203) и «courte» (55). Что касается термина «хаусхолд», то здесь наблюдается большая вариативность: по одному разу встречаются написания «householdes», «housholdez», «householding», «housholding», «howsold», по два раза—«howsolde» и «housolde», по три раза—«howsholde», «housold», «housholdes», 25 раз—«householde», 54 – «household», 83—«housholde» и, наконец, 183 раза «houshold». Скорее всего, такое разнообразие графических написаний каждого термина является следствием того, что переписчик или составитель записывали слова так, как они их слышали. Очевидно, они не задумывались над какими-либо нормами орфографии, поскольку даже в одном предложении можно встретить различные написания одного и того же слова[183].

Для понимания использования слов «двор» и «хаусхолд» были проанализированы фразы регламента, содержащих эти два понятия. В данном случае применим тот же метод, что и в случае со словом «house», с той лишь разницей, что параллельно в таблице 3 были приведены данные о словосочетаниях как с термином «хаусхолд», так и со словом «двор». В данном случае можно выделить три группы возможных вариантов – с преобладанием какого-либо из этих двух терминов, а также равного употребления. Вторым отличием этого анализа стала более тщательная выборка словосочетаний, так как эти термины слишком часто употреблялись – 363 и 332 раза соответственно, были опущены артикли и предлоги, а также использованы лишь те слова, которые встречались больше двадцати раз.

Исходя из полученных данных, обобщенных в таблице 3, можно сделать вывод, что все вышеперечисленные слова в равной мере используются составителями регламента как в сочетании с термином «двор», так и со словом «хаусхолд». Тем не менее, отметим две особенности. С одной стороны, это доминирование фраз, содержащих слово «хаусхолд», в словосочетаниях, касающихся либо сферы финансирования придворных служб («Счетная палата», «казначей»), либо администрирования («часть» или «делить», «назначать»). С другой стороны, термин «двор» больше связан с сюжетами, включающими человеческий фактор («человек», «честный», «слуга», «грум»). В то же время оба термина одинаково часто используются с различными прилагательными.


Таблица 3. Слова, употребляемые в сочетании с терминами «хаусхолд» и «двор»


Полученные результаты уточняет график 1, в котором содержится информация о преобладании того или иного термина в различных частях «Черной книги», которую мы поделили на семь смысловых фрагментов, в соответствие с их значением, то есть на части, посвященные рассказам 1) о Королевской палате, 2) о Королевской капелле, 3) о Королевском гардеробе, 4) о финансировании, 5) о Холле, а также 6) прологу и 7) параграфам об английской титулатуре.


Рис. 1. Использование терминов «court» и «household» в различных частях «Черной книги»


При рассмотрении данного графика обращает на себя внимание то обстоятельство, что линии, отражающие использование обоих терминов, практически совпадают, за исключением лишь двух небольших отклонений. В первом случае это относится к прологу регламента, в котором отдается предпочтение слову «хаусхолд». Это отклонение объясняется тем, что в прологе излагаются история и традиции придворной жизни, преемственность в развитии этого института в историческом контексте. При этом именно слово «хаусхолд» употребляется во всех более ранних источниках, воспроизводимых в регламенте, за одним известным нам исключением, когда цитируется ордонанс Эдуарда I, в котором встречается слово «hostiel» «Senesshall tenez la baton du nostre hostiel»[184].

Второе отклонение связано с доминированием термина «хаусхолд» в параграфах, повествующих о финансировании двора. Таким образом, приведенные на рисунке 1 и в таблице 3 результаты дают основание утверждать, что авторы регламента не дистанцировали кардинально два термина («двор» и «хаусхолд»), а использовали их как синонимы с небольшим уклоном в институциональную сферу при использовании понятия «хаусхолд» или в сферу человеческих отношений, если речь шла о термине «двор».

По отношению к придворным слугам авторы регламента «Черная книга» употребляли семь терминов, обозначавших различные категории людей, так или иначе связанных со службой в королевском хаусхолде (domestici officarius, minister, laborers, officer, seruantes – 9,1,9, 2, 107 и 61 раз соответственно). Частота употребления этих понятий в тексте «Черной книги Эдуарда IV» зафиксирована на рисунке 2.


Puc. 2. Наименование служивших людей


Приведенные данные свидетельствуют об употреблении как латинских (domestici, minister, officarius), так и английских терминов (laborers, officer, seruantes). Корреляция этих понятий со значениями, встречающимися в англо-латинских словарях XV в., дает следующие результаты, представленные в таблице 4.


Таблица 4. Данные словарей Promptorium Patvulorum и Catholicon Anglicum[185]


Следует отметить, что в имеющихся в нашем распоряжении словарях XV в. нет только термина «laborer», который употребляется в тексте регламента два раза, а однокоренное ему слово «labor» встречается лишь один раз. Остальные термины достаточно распространены.

Исходя из предположения, что «Черная книга» была скомпилирована из многих источников, попытаемся рассмотреть, в каких частях и параграфах употреблялись зафиксированные нами термины (рисунок 3).


Рис. 3. Распределение терминов по частям книги


Вполне объяснимо, что латинские термины (domestici[186], officarius[187]) употребляются в первой части источника, которая скомпилирована из латинских источников. Наличие термина «minister»[188] в первой части источника объяснить сложнее. Возможно, оно определялось его сходным написанием как в латинском, так и в английском языках. Другим объяснением употребления термина «minister» в регламенте может служить следование традиции – в документах об англо-саксонских хаусхолдах часто встречается именно это понятие, где оно означает человека, принадлежащего ко двору, владеющего землей и проводящего там политику короля[189]. Кроме того, очевидно, что английское значение «minister» дистанцируется в тексте от термина «servaunt» и окрашивается дополнительным значением, связанным с особыми судебными полномочиями власти.

В отличие от «minister», термин «servaunt»[190] применялся для обозначения всех категорий королевских слуг и слуг вообще – в самом широком смысле. Этот термин вошел в употребление в Англии в XIV столетии и часто встречается в текстах завещаний[191]. Что касается «Черной книги», то в ней «servaunt» больше используется в параграфах о Королевской палате, в отличие от термина «officier», который употреблялся чаще в разделе о департаменте Domus Providencie.

Слово «должность» (office) применялось тогда, когда подразумевалась какая-либо функция или обязанности, которыми господин наделял определенного человека[192]. Во французской традиции термином «officier» называли того, кто «действовал от имени короля и осуществлял часть его функций»[193]. Более того, с нашей точки зрения, термин «officier»[194]используется в том случае, когда речь идет о своеобразном контракте между господином и слугой, связанным с выполнением того или иного поручения. В отношении слуг хаусхолда это выражалось в принесении клятвы, так, например, лорд-камергер должен был «принести клятву королю и его совету»[195]. Впрочем, королю приносили клятву также некоторые государственные служащие и советники.

Среди королевских слуг, служивших при дворе Эдуарда IV, нами найдены в различных источниках, в основном в Календарях патентов и «закрытых писем»[196], 65 человек, должности которых никак не обозначены в документах. В этих случаях авторы документов использовали выражения на подобии «of household», «officer of household» и «servant of household», встречающиеся по 36, 25 и 4 раза соответственно. Таким образом, видно, что составители текстов патентов предпочитали избегать использования «servant of household» и употреблять термин «officer».

Кроме вышеупомянутых терминов, в тексте «Черной книги» два раза встречается слово «laborer.» в параграфах об одном из подразделений департамента Domus Providencie – пекарне. Уже в XV в. попытки определить значение этого термина сводились к указанию на определенную близость по значению с «servant», поскольку каждый человек, который служит, по определению может называться «servant»[197]. Отметим, что близость «laborer» с «servant» не была буквальной, так как «laborer» мог, помимо обычного смысла, означать еще и того, «кто работает на земле, то есть крестьянина»[198]. Очевидно, употребленный в регламенте только дважды, этот термин мог означать королевского слугу низшего ранга. Подтверждением этого может служить фраза из регламента – «другие семь грумов, именующихся “laborers”, должны были быть назначены для уборки, ношения воды, поддержания огня и других необходимых вещей»[199]. Известно, что грумы в XV в. занимали низшую ступень в придворной иерархии, то есть стояли после клерков, секретарей и йоменов. Предположение, близкое к вышеизложенному, было выдвинуто П. У. Флемингом, согласно которому все слуги подразделялись на две категории: в одну входили камергеры, йомены, привратники, в другую – грумы и работники (laborers)[200].

Департаменты и службы королевского хаусхолда

Благодаря регламенту «Черная книга Эдуарда IV» известно о делении королевского хаусхолда на два департамента—Domus Regie Magnificencie[201] и Domus Providencie[202]. Слова «magnificencie» и «providencie» в англо-латинских словарях XV в. имеют несколько переводов, представленных в таблице 5.


Таблица 5. Данные словарей Promptorium Patvulorum и Catholicon Anglicum[203]


Исходя из употребления слов в XV в., словосочетание Domus Regie Magnificencie означало «лучший, великолепный, бывший предметом гордости королевский дом», а Domus Providencie – «дом, отвечающий за снабжение и поставки [продовольствия]». В современном нам словаре «magnifentia» означает «великолепие», «пышность»[204]. В. С. Ковин в своей диссертации «Королевские слуги и яковитский двор в Англии 1603–1625» термин Domus Regie Magnificencie переводит как «Департамент Королевской Палаты», а Domus Providencie—как «Департамент Дворцового Хозяйства». Если второе понятие, в целом, отражает действительность XV в., то Domus Regie Magnificencie при Эдуарде IV включал в себя наравне с Королевской палатой большое количество других придворных служб, которые, согласно регламенту «Черная книга», не входили непосредственно в состав палаты[205]. Из-за этого несоответствия и громоздкости вышеуказанного перевода мы предлагаем использовать в дальнейшем латинские варианты для названия обоих департаментов.

Таким образом, департамент Domus Regie Magnificencie, и, в особенности, одна из его служб – Королевская палата, служил средством демонстрации великолепия королевского окружения, а департамент Domus Providencie (и его центр – Холл) отвечал за хозяйственные вопросы[206]. Как показывает Т. Ф. Таут, первоначально Domus Providencie и Domus Regie Magnificencie были известны как «aula regia» (Холл) «camera regia» (Королевская палата) еще в эпоху Меровингов, но не были кардинально дистанцированы до начала XIV в.[207] Историки отмечают, что такое деление основывалось на архитектурных особенностях жилищ, так как средневековые дома имели два основных помещения – палату и холл. К. Гивен-Уилсон так описывает эту структуру: «каждая резиденция лорда в Средние века имела два помещения, в которых были построены камины, – палату и холл». Они символизировали собой «высшие» и «низшие ступени» хаусхолда, то есть слуг, которые находились либо в холле, на первом этаже, либо в палате – на втором[208]. Такое деление отвечало представлениям об иерархии: должности департамента Domus Regie Magnificencie были более привилегированными по сравнению с постами в департаменте Domus Providencie.

Однако далеко не все историки согласны с подобным делением хаусхолда на две части. Так, например, Д. Морган, тоже следуя архитектурно-пространственной теории, выделяет еще и третью часть двора – конюшню, которая, как правило, имела отдельное помещение. Служба конюшни занимала важное положение при хаусхолде, так как, с одной стороны, двор оставался кочевым, а с другой, конюшня была связана с устроением охоты, одного из самых распространенных развлечений знати[209]. Кроме трехчастного деления пространства дома, можно встретить и деление помещений на пять групп. Так, в трактате Александра Некама (1157–1227) De Utensilibus (около 1190 г.) разграничивается пять частей хаусхолда: холл (corpus aule, cors le sale), палата (camera, la chaumbre), погреб (celarium, celer), кладовая (dispensa, dispensatorium) и кухня (coquina, quisine)[210]. В «Черной книге Эдуарда IV» все вышеперечисленные службы, за исключением палаты, относятся к департаменту Domus Providencie.

Королевская палата (Kinges chamber) при Эдуарде IV возглавлялась лорд-камергером (Lord chamberlain). Его многочисленные обязанности можно разделить на группы: с одной стороны, он был главой всех слуг департамента Domus Regie Magnificencie, назначал, судил и снимал их с должностей[211], а с другой – обладал государственными обязанностями— был членом Королевского совета, с третьей – имел церемониальные обязанности, например, при встрече послов. В непосредственном подчинении у лорд-камергера находились королевские рыцари (knight of the body), королевские оруженосцы (squire of the body), камергер-привратники (gentleman usher), оруженосцы хаусхолда (squire of household), йомены короны (yeoman of crown), врач (doctoure of physyque), хирург (surgeoune), цирюльник (barber), камергеры (gentlemen), грумы-привратники (groom porter). При этом многие должности Королевской палаты были привилегированными, предназначенными только для церемоний: так например тафельдекер (king’s sewer) и форшнейдер (king’s carver) прислуживали только королю, а остальную работу выполняли должностные лица из службы Холла.

В Королевской палате существовала своя иерархия должностей: на вершине служебной лестницы располагались королевские рыцари и королевские оруженосцы, далее йомены, грумы и пажи, а на низших ступенях— слуги вышеперечисленных должностных лиц. Каждой из этих должностей в «Черной книге» посвящено по параграфу, абзацу или его части, в которых четко регламентированы обязанности слуг, приводятся сведения о довольствиях как денежных, так и вещественных (топливо— russhes, tallwood и еда – messe, gallon [of ale]).

Кроме Королевской палаты, под руководством лорд-камергера находились службы Королевского гардероба (Kinges Wardrobe) и Королевской капеллы (Kinges Chapell). Ранее они обособились из структуры Королевской палаты. Этот процесс был назван Т. Ф. Таутом «go out of court»[212]и подразумевал, что каждая из служб, ставших впоследствии государственными, выделилась из хаусхолда; в самом хаусхолде таким же образом происходило образование новых подразделений.

Гардероб выделился из Королевской палаты лишь в начале XIV столетия, что нашло свое отражение в ордонансе 1324 г.[213] Это было связано тем, что с того момента гардероб был разделен на две части. Основная часть вещей, постоянно остававшаяся в помещениях Тауэра, которую не брали во все разъезды все еще кочевого королевского двора, называлась «privy wardrobe within the Tower of London»[214]; в то время как меньшую часть, необходимую королю в обозримом будущем, перевозили вместе с переезжающим с места на место двором. Возможно, что служащие гардероба в Тауэре рассматривали свои должности как номинальные, так как они зачастую имели еще и другие посты в хаусхолде, обязывающие их переезжать вместе с королем, а не оставаться на месте своей службы. Так, Роберт Аллертон, привратник королевской палаты, начиная с 1476 г. был также смотрителем гардероба в Тауэре[215]. Кроме этого деления существовало еще одно разделение внутри гардероба – гардероб одежды (warderobe of robis) и гардероб постельного белья (warderobe ofbeddes). Среди должностных лиц Королевского гардероба числились хранитель гардероба (keeper of the great wardrobe), портные (tailor of the great wardrobe), скорняк (skinner of the great wardrobe), а также грумы и пажи.

Функции слуг Королевского гардероба не объяснены детально в регламенте «Черная книга Эдуарда IV», но есть информация об их оплате и о довольствиях, выраженных в раздаче ливрейной одежды. По цвету ливреи можно было определить хозяина хаусхолда, а из одного пункта ордонанса 1478 г. видно, что «каждый рыцарь, оруженосец, в том числе и королевские оруженосцы, а также и другие слуги хаусхолда должны были носить ливреи тех цветов, которые им распределили от имени короля. Те же слуги, кто нарушал это правило, должны были заплатить штраф»[216]. Ливреи выдавались секретарями-контролерами Счетной палаты[217] или слугами гардероба[218]. Некоторым категориям слуг наряду с ливреями выдавалась и другая одежда. Так, пажи Королевской палаты могли рассчитывать на получение рубашек и дуплетов[219]. Вполне вероятно, что подобного рода дополнительная одежда предоставлялась наименее имущим слоям слуг. Распределение одежды происходило два раза в год – зимой, в канун Рождества, и летом[220], скорее всего, в его начале, и ее хватало для ношения в течение полугода. Однако иногда осуществлялись и внеплановые раздачи одежды, считавшиеся подарками и приуроченные к каким-либо знаменательным событиям, вроде приезда в Англию в 1480 г. Маргариты, герцогини Бургундской, сестры Эдуарда IV, когда многочисленные придворные слуги короля, обязанные ее встречать и сопровождать в королевский хаусхолд, премировались новыми одеждами[221]. Впрочем, служащие при дворе клирики, в силу своего церковного послушания, не нуждались в светской одежде, и поэтому им вместо выдачи ливрей выплачивались суммы компенсирующие стоимость одежды[222].

Клирики занимали посты как в штате Королевской палаты в качестве капелланов, так и в Королевской капелле. В Королевской палате числились капелланы «в количестве четырех человек или более, если пожелает король, двое из которых всегда должны были присутствовать в палате, а остальные – в Холле»[223]. Однако эти капелланы входили в штат Королевской палаты, в отличие от служащих Королевской капеллы.

Королевская капелла, как и Королевский гардероб, выделилась из Королевской палаты за счет разрастания ее штата. Первое упоминание о Королевской капелле датировано правлением Генриха I, окончательное выделение капеллы в отдельную службу произошло при Эдуарде III[224], а при предшественнике Эдуарда IV Генрихе VI за Королевской капеллой закрепилось значение центра английской музыкальной культуры.

Главой Королевской капеллы считался назначаемый епископом декан (dean), в подчинении у которого находились двадцать шесть капелланов (chaplain), два йомена, девять мальчиков-хористов (children of chapel) и два секретаря[225]. Королевская капелла, так же как и сам хаусхолд, постоянно переезжала вместе с королем. В этом смысле состав капеллы не следует ассоциировать только с капеллами Святого Георга в Виндзоре или Святого Стефана в Вестминстере, которые являлись лишь одними среди множества церквей, в которых происходили службы, совершаемые капелланами Королевской капеллы при переездах двора.

Кроме того встречались случаи, когда слуги Королевской капеллы обладали еще и другими постами. Так, например, Уильям Дадли, декан Королевской капеллы, в 1471 г. получил в дополнение пребенды капеллы Святого Стефана в Виндзоре и капеллы Девы Марии в Бригнорте[226]. Тем не менее, далеко не всегда была такая взаимосвязь: так, декан капеллы Святого Стефана в Вестминстере, Роберт Киркхем, не получил одновременно должность декана Королевской капеллы[227].

Кроме того, в изученных нами источниках много раз упоминается термин «свободные королевские капеллы» («royal free chapel of the household»[228]), то есть церкви, которые предоставляли на время место для церковного служения капелле кочевого королевского двора. Большинство «свободных капелл» располагалось в центральных графствах Англии, в которых, главным образом, и кочевал королевский двор; самыми известными из них во времена Эдуарда IV были капеллы Святого Георга в Виндзоре, Святого Стефана в Вестминстере и Святого Петра в Тауэре. Такие церкви имели особый статус, так как их главами являлись, в большинстве своем, королевские клирики, и они не подчинялись напрямую местным епископам, поскольку король имел право производить в этих капеллах все назначения[229]. Как замечает Т. Ф. Таут, говоря о начале XIV в., существовала тенденция назначения клириков-слуг хаусхолда на должности в такие «свободные капеллы». Подобная политика наблюдается и век спустя при Эдуарде IV: Питер Кортни, королевский секретарь, стал деканом капеллы Святого Стефана в Вестминстере[230]; Эдмунд Элбон, королевский врач, получил пребенду в капелле Солворп в Вустершире[231], а Джон Ганторп, распределитель милостыни, – в капелле Святого Стефана в Вестминстере[232].

К департаменту Domus Regie Magnificencie примыкали службы, отвечающие за репрезентативные функции. Положение менестрелей при дворе было двояким. С одной стороны, они числились должностными лицами хаусхолда Эдуарда IV[233], а с другой, образовывали собственную организацию и назывались королевскими менестрелями[234], впоследствии, при Ричарде III, оформившись в гильдию. Вероятно, таким способом разграничивалась их оплата: когда они присутствовали непосредственно при дворе, их довольствие выплачивалось из казны хаусхолда, если же они были заняты другой работой, то хаусхолд уже не оплачивал эту работу. Как правило, менестрели присутствовали на всех торжествах[235], происходящих в хаусхолде, сопровождали короля в его торжественных выездах. В штат менестрелей входили глава менестрелей (marshal of minstrels), сержант менестрелей (sergeant of ministrels), менестрели (ministrel), трубачи (trumpeter).

Кроме менестрелей за репрезентацию королевской власти отвечали герольды (herolds) и их помощники – персеванты (pursevants), а также верховные герольды, получившие звание гербовых королей (kings of arms). Герольдов можно было узнать по одеянию – далматике, украшенном гербом господина[236]. Изначально в задачи герольдов входили функции, связанные с ведением войны (узнавания гербов противников, переговоры о мире, декларирования решений), потом к ним добавились участие в дипломатических миссиях и ведение публичных церемоний, таких как посвящение в рыцари, а также коронации и похороны монархов и знати[237]. Герольды и персеванты традиционно входили в королевский хаусхолд. В регламенте Эдуарда IV один из параграфов посвящен этим должностным лицам с подробной информацией об их довольствиях[238]. Из других источников известны названия этих должностей: гербовые короли Норрой (Norroy King ofArms), Глостер (Gloucester King ofArms), Подвязка (Garter King of Armes), Марш (March King of Arms), Ирландия (Ireland King of Arms), Йорк (York King of Arms) и Кларенсо (Clarenceux King of Arms); персеванты Красного креста (Rougecroix pursuivant), Сокола (Faucon pursuivant) и Голубой мантии (Blumantele pursuivant); герольды Ланкастера (Lancaster Herald), Лейстера (Leicester Herald), Йорка (York Herald), Леопарда (Leopard herald), Честера (Chester Herald), Ричмонда (Richmond Herald), Сокола (Faucon Herald), Кларенсо (Clarenceaux Herald), Виндзора (Windsor Herald).

В департаменте Domus Regie Magnificencie также числились посыльные (messagers), аптекарь (apotycary), личный духовник короля (clerk of the king’s closet), воспитатель почетных пажей (maister of henchmen), учитель грамматики (master of gramer) и многие другие службы, такие как служба по организации браков (At the Wardes Maryages), служба по раздачи милостыни (Office of king’s alms), ризница (Office of Vestuary).

Второй департамент Domus Providencie во главе с лорд-гофмаршалом (Lord Steward)[239] отвечал за хозяйственные нужды короля и его окружения; центром этого департамента считался Холл (Hall). В его штате числились сержанты (sergeant), секретари-контролеры (clerk), йомены. Кроме Холла было множество других служб – пекарня (panetrie), погреб (seller), кухня (kechyn) и др. К департаменту Domus Providencie примыкала также финансовая служба. К сожалению, дошедшие сведения о Холле достаточно ограничены, так как основной источник «Черная книга Эдуарда IV» неожиданно обрывается на параграфе, посвященном прачечной. В силу этого обстоятельства можно говорить с определенностью только о части его служб.

Необходимо отметить то, что все службы департамента Domus Providencie были очень специализированы. Например, существовало разделение на хозяйственные[240] и продовольственные службы, и последние, в свою очередь, подразделялись на различные службы напитков и продуктов (office of buttery)[241], мяса (office of lardere)[242], специй (office of spicery)[243], винный погреб (office of cellar)[244]. Каждое из перечисленных отделений обслуживалось назначенными для этого слугами, воспроизводившими ту же унифицированную регламентом иерархию, что и в Королевской палате, – сержанты, секретари, йомены, грумы и пажи.

Кухня (Kechyn) также была разделена на несколько специализированных служб: сама кухня[245] с разделением на две части – для короля (for the kings mouth) и для всех остальных, хлебопекарня (office of bakehouse)[246], кондитерская по выпеканию вафли (office of wafers)[247], кондитерская по изготовлению конфет (office of confeccionarye)[248], кухня для приготовления соусов (office of salserye)[249] и буфетная эля (office of butelary of ale)[250]. Такая же детальная специализация наблюдается и у других служб департамента Domus Providencie: прачечная (office of lauendrye)[251], посудомоечная (office of squillery)[252], комната для кипячения (office of scaldinghouse)[253], котельная (office of boylers)[254], кастелянская (office of ewery and napery)[255].

За порядком в хаусхолде следили слуги, занимавшие посты в Холле; в штат входили церемониймейстеры (marshal of the hall), сержант (sergeant), секретарь-контролер (clerk), привратник (usher), йомены (yeoman) и грумы (groom)[256], а также коронеры (coroner). При Холле была тюрьма (Marshalsea), куда помещались арестованные, в том числе и слуги хаусхолда, в основном – за нанесения увечий и за кровопролитие. Приговор выносился главой департамента Domus Providencie лорд-гофмаршалом[257].

Не только хозяйственные службы относились к департаменту Domus Providencie: к XV столетию в королевском хаусхолде обосабливаются службы, ведающие финансами – Счетная палата (Comptinghous) и Гофмаршальская контора (Greenclothes). Официально главой всех этих служб является один человек, лорд-гофмаршал, а казначей остается лишь его помощником и исполнителем обязанностей в случае отсутствия первого[258].

Счетная палата при Эдуарде IV приобрела исключительные полномочия. Для того чтобы понять это, необходимо отметить, что до этого времени все доходы поступали в казначейство, которое выделяло средства для содержания королевского двора. Однако при Эдуарде IV произошли кардинальные изменения: с одной стороны, основной службой, ведающей финансированием двора, стала Счетная палата хаусхолда, хотя нижняя палата казначейства продолжала проверять расходы. С другой стороны, верхняя палата казначейства потеряла право контролировать доходы с королевских земель, полностью поступавшие на личные нужды короля[259]. Подобные изменения являлись только относительными новшествами, так как до правления династии Йорков при дворе существовали другие службы, отвечающие за финансирование хаусхолда. Например, при Эдуарде I финансовые вопросы решали должностные лица службы Королевского гардероба[260].

В целом, несмотря на то что за казначейством оставались некоторые функции, все финансовые поступления переходили к Счетной палате хаусхолда, при этом между двумя финансовыми службами заключается контракт[261]. Значение Счетной палаты можно оценить по данному ей в регламенте названию Domus Compoti Consilii et Judicii[262]. Также, наряду со Счетной палатой, словом «domus» составители «Черной книги» определяли два основных департамента двора Domus Regie Magnificencie и Domus Providencie. Штат Счетной палаты был достаточно многочисленным, его составляли казначей (treasurer of household), гофмаршал (comptroller of household), кассир-казначей (cofferer), секретари (secretary), секретари гофмаршала (clerk of controlment), секретари Гофмаршальской конторы (clerk of greencloth), придворные стражи (wait), грумы и пажи[263].

В обязанности персонала Счетной палаты входило ведение трех книг отчетности. Во-первых, книга счетов, в которую ежедневно заносились все расходы двора (данные предоставлялись привратниками разных служб[264]) и которая ежедневно проверялась сержантом и главой секретарей[265], а также подвергалась ежегодной генеральной проверке[266]. Во-вторых, велась книга остатков (book of remanentes), составляемая секретарем гофмаршала[267]. В эту книгу заносили ранее выданные слугам, но неизрасходованные хозяйственные предметы, такие как свечи, солома и прочие, подлежавшие возврату в Счетную палату. В-третьих, секретарь гофмаршала и секретари гофмаршальской конторы вели книгу (book of remembrance), в которую записывали расходы на все виды снабжения (еду, освещение, отопление)[268]. Таким образом, все тщательно фиксировалось, а если выявлялись недоимки, виновный помещался под арест в тюрьму хаусхолда[269], а далее его судили должностные лица Счетной палаты[270]. Кроме этого из Счетной палаты выплачивались все виды довольствия слугам хаусхолда обоих департаментов (суммы на одежду для некоторых категорий слуг, денежные выплаты)[271].

По установленным регламентом правилам должности казначея, следившего за доходами, и кассира-казначея, отвечавшего за расходы, не должны были совмещаться[272]—таким способом надеялись избежать подтасовок счетов.

Кроме Счетной палаты, финансовые вопросы были в ведении казначея Королевской палаты (treasurer of chamber), который числился в штате департамента Domus Regie Magnificencie. Этот пост до 1483 г. совмещался с должностью хранителя королевских ювелирных изделий. Казначеем Королевской палаты обычно назначался близкий к королю человек. За все время правления Эдуарда IV эту должность занимали лишь два человека: Уильям Порт в 1461–1465 гг. и сэр Томас Воэм с 1465 по 1483 г. Об Уильяме Порте почти ничего неизвестно, а сэр Томас Воэм до того, как стать казначеем, был некоторое время королевским оруженосцем. Помимо казначея, в штат сокровищницы Королевской палаты входили секретарь, йомен, грум и два стража[273]. Деятельность сокровищницы, в том числе и все доходы, должна была фиксироваться и впоследствии проверяться либо лорд-камергером, либо же самим королем[274].

Из сокровищницы Королевской палаты выплачивались суммы, необходимые для экстраординарных случаев. Во-первых, это деньги для организации срочных миссий[275]. Во-вторых, оттуда возмещались расходы слуг, сделанные ими вне двора[276]. В-третьих, из сокровищницы Королевской палаты совершалась оплата закупок вещей, необходимых для слуг департамента Domus Regie Magnificencie, например, медикаментов для врачей[277], приборов для цирюльника[278]. В-четвертых, во время торжественных церемоний, когда ко двору приглашались герольды, они снабжались всем необходимым – украшениями и дорогой одеждой, находящимися в ведении казначея Королевской палаты[279], так как он являлся одновременно хранителем королевских драгоценностей.

Таким образом, регламент выстраивал четкую систему финансирования двора, в центре внимания которой был жесткий контроль над доходами и расходами. Это отвечало желанию Эдуарда IV сократить расходы. Введенная при нем система финансирования королевского двора применялась и Тюдорами. Известно, что Генрих VII восстановил ее в 1491 г., после того как в первые годы его правления финансирование снова осуществлялось через Казначейство[280].

Ни в регламенте «Черная книга», ни в провизиях 1471 г., ни в ордонансе 1478 г. нет информации о структуре Королевской конюшни. Однако благодаря другим источникам сохранились некоторые сведения. В частности, в Calendar of the Close Roll есть упоминания о должностях шталмейстера (master of the horses), секретаре-контролере конюшни, йомене-шорнике (yeoman saddler), что позволяет говорить о самостоятельном характере этого подразделения в составе королевского хаусхолда.

Исходя из вышесказанного, можно отметить, что при Эдуарде IV в королевском хаусхолде наметился и реализовывался процесс обособления и детализации различных служб двора. В данном случае речь идет не только о значительных службах, подобно Королевскому гардеробу или Королевской капелле, так и о более мелких, сугубо хозяйственных подразделениях, например, о кладовых тех или иных продуктов и предметов. Подобное вычленение отдельных придворных служб приводило к конкретизации должностных обязанностей, к определению точного числа необходимых постов, что, в свою очередь, открывало возможность для внедрения четкой системы функционирования королевского хаусхолда.

Должности королевского двора

При королевском дворе существовала своя иерархия должностей, основанная на принципе наличия определенных обязанностей, которые должен был выполнять каждый нанятый слуга. Согласно этому принципу, все посты можно разделить на три основные категории. Во-первых, это должности, которые не требовали исполнения каждодневной работы и выполнялись лишь изредка. Во-вторых, должности для слуг, у которых не было необходимости постоянно присутствовать в хаусхолде и которые назначались только на определенный срок. В-третьих, существовали придворные посты с каждодневными обязанностями.

Согласно данным регламента, главы двух департаментов английского королевского двора—Domus Regie Magnificencie и Domus Providencie—лорд-камергер и лорд-гофмаршал должны были постоянно присутствовать при дворе. Однако оба должностных лица имели помощников, выполнявших их обязанности, если они отсутствовали: в случае с лорд-камергером это был специально прикрепленный к нему один из королевских оруженосцев[281], а с лорд-гофмаршалом – казначей хаусхолда[282]. Эти обстоятельства дают возможность говорить, что такие должностные лица, как лорд-камергер и лорд-гофмаршал, находились в привилегированном положении по отношению к остальным придворным постам. Однако назвать эти должности только почетными невозможно, поскольку ни в регламенте, ни в ордонансах нет упоминаний о том, что эти должностные лица могли бы избегать своих обязанностей постоянно, а также передавать их по наследству. Эдуард IV намеренно исключал саму вероятность использования практики почетных должностей, хотя подобное существовало при его предшественниках: пост лорд-камергера королевского хаусхолда был закреплен за семьей де Веров[283], и даже в случае малолетства какого-либо из представителей этой семьи, он все же считался придворным слугой и получал все виды довольствий, а его обязанности выполнялись другим человеком[284]. Таким образом, должность стала восприниматься как почетная, то есть ее обладатель не должен был выполнять предписанные обязанности, разве что во время пышных церемоний. При Эдуарде IV такой ситуации просто не могло возникнуть, так как монарх с целью не допустить уклонения слуг от выполнения своих обязанностей приказал в регламенте четко все прописать. Поэтому, даже если учитывать, что многие должностные лица имели в своем распоряжении личных помощников, они не могли уклониться от выполнения большинства возложенных на них функций. Следовательно, речь идет о соединении обязательных функций и тех заданий, которые могли быть переданы помощникам. В связи с этим можно говорить лишь о привилегированном положении лиц, занимающих высшие придворные должности.

Обязанности, которые нельзя было передать заместителю, относились в первую очередь к участию в различных церемониях. Все высшие должностные лица должны были присутствовать на торжественных приемах, таких как коронации, мессы по большим религиозным праздникам[285], приемы почетных гостей. Поэтому неудивителен тот факт, что в воспоминаниях многих посетивших хаусхолд гостей воспевалось великолепие английского королевского двора. Одно из подобных прославлений двора Эдуарда IV было написано спутником Людовика Буржского, сеньора Грютоза и графа Уинчестера, во время его пребывания в Англии. Автор рассказывает, что именно лорд-камергер прислуживал королю (а не только присутствовал) при обеде и во время переодевания[286]. Ежедневно же эти процедуры совершали слуги, занимавшие более низкие посты. Таким образом, можно считать подобные действия лорд-камергера показательным спектаклем для иностранных очевидцев, разыгрываемым с целью создания общественного мнения о великолепии двора и особом преклонении перед персоной монарха. В другом источнике, повествующем о церемонии приготовления постели для короля, рассказывается, что «все стадии этой церемонии не совершались постоянно, а только в случае, когда король приказал сделать это»[287].

Описываемые выше должности можно разделить на две категории. Во-первых, посты, получившие статус привилегированных благодаря тому, что они принадлежали к верхней части иерархии должностей. В департаменте Domus Providencie к таким постам относится должность лорд-гофмаршала, поскольку его обязанности, согласно регламенту, могли выполняться и казначеем хаусхолда[288], и кассиром-казначеем[289]. В департаменте Domus Regie Magnificencie почетных должностей было сравнительно больше. Можно предположить, что это было связано с более привилегированным положением слуг этой части хаусхолда. Кроме того, обязанности слуг департамента Domus Regie Magnificencie могли выполняться как слугами этого же департамента[290], так и второго[291], в противоположность департаменту Domus Providencie, в котором функции слуг не могли исполняться должностными лицами из департамента Domus Regie Magnificencie[292], так как это не соответствовало их более высокому статусу и принижало бы их положение.

В то же время среди должностей королевского хаусхолда были и другие, которые также можно считать привилегированными. Держатели этих должностей назначались только на время торжественных церемоний, таких как коронации, свадьбы или похороны. Так, например, сэр Роберт Финнз был назначен церемониймейстером Холла только на время коронации Елизаветы Вудвилл (в мае 1465 г.), а сэр Томас Монтгомери, сэр Уильям Парр, Уильям Миддлетон, Томас Тирелл, Джон Сапкот, Джон Рислей стали участниками похоронной процессии Эдуарда IV[293]. Большинство из перечисленных лиц и так занимали должности хаусхолда Эдуарда, но на время его похорон они получили дополнительные почетные посты. Однако необходимо отметить, что подобные привилегированные обязанности поручались только наиболее близким к королю лицам, что, несомненно, было связано с особым признанием таких добродетелей, как лояльность и верность в эпоху войны Роз с ее постоянными войнами и сменами королей.

С понятием и признанием верности связана и другая возможностью получения привилегированной должности. Речь идет о людях, отдавших многие годы служению династии Йорков, в частности, еще отцу короля Эдуарда IV, герцогу Ричарду Йоркскому. Так, Джону Кендалу, который «дни своей юности провел на службе у отца короля и самого короля, но сейчас стал старым и немощным», была дарована номинальная должность смотрителя за королевскими работами с соответствующим довольствием[294].

Между тем, должностей только с «синекурными» обязанностями было при Эдуарде IV не так уж и много, скорее это были исключения из правил. Основная же масса должностей имела целью исполнение реальных обязанностей. Однако и такие посты не были однородны, так как ими приписывались либо каждодневные обязанности, либо лишь периодическое присутствие при дворе.

Эдуард IV стремился уменьшить количество постов хаусхолда, и одной из мер стало лишь редкое привлечение дополнительной рабочей силы, которую не было необходимости оплачивать регулярно. Такие временные посты можно разделить на две группы: с фиксированным сроком найма и с нефиксированным сроком, рассчитанным на выполнение поставленной задачи. В большинстве своем дополнительные посты с фиксированными сроками были связаны со сферой церемониала и развлечений. Более того, некоторые ученые, такие как К. Мертес считают, что артисты вообще не включались в число слуг хаусхолдов[295], но эти выводы основаны на ее исследовании дворов лордов, а не королевского двора, в котором, согласно регламенту двора «Черная книга Эдуарда IV», менестрели числились на постах хаусхолда, хотя они и приглашались туда лишь изредка. Кроме менестрелей, в эту категорию слуг входили и близкие к ним по призванию герольды, персеванты и гербовые короли. Они призывались ко двору во время больших экстраординарных событий и пяти самых чтимых религиозных праздников – в День всех святых, в Рождество, в Пасху, в день Святого Георга и в Троицу[296]. Таким способом король значительно экономил свои расходы, поскольку оплачивались только проведенные при дворе дни[297]. Схожее расписание службы было и у менестрелей, созываемых на время пиров и праздников[298] и получавших оплату только за эти дни[299]. По данным регламента, лишь двое из тринадцати менестрелей постоянно присутствовали в хаусхолде[300], однако историки сомневаются в том, что подобное предписание выполнялось, и Дж. Марш утверждает, что одновременно при дворе находилось большее число менестрелей[301]. Также для пиров временно пополнялся и штат поваров: в регламенте встречается упоминание о том, что персонал кондитерской по выпеканию вафель на время праздников увеличивался[302].

Другим примером должностей с фиксированными сроками является найм лиц для поставки тех или иных предметов и продуктов в хаусхолд. Практически всегда эти задания давались на шесть месяцев. Так, Генри Форт получил приказ от 12 марта 1464 г. «доставлять рогатый скот, соленную и свежую рыбу, а также другие необходимые продукты для хаусхолда до 12 сентября 1464 года»[303]. Или Роберт Грегори должен был в течение шесть месяцев «взять и доставить сено, овес, солому и другие необходимые вещи…»[304].

Кроме дополнительных постов с фиксированными сроками найма, существовали также должности с неопределенными временными рамками для случаев, когда все зависело от решения поставленной перед должностным лицом задачи. Наиболее симптоматичным примером могут служить посты секретарей службы королевских работ. Эти должности были несколько обособлены от основной массы придворных постов благодаря тому, что занимающие их слуги получали оплату из казначейства Англии [305]. Второй особенностью был тот факт, что этот пост, как правило, совмещался с другими должностями как государственными, так и придворными. В связи с этим такие посты могли считаться синекурами, но данное утверждение было бы верно для более ранней эпохи, ибо при Эдуарде III они были достаточно прибыльными[306] и не требовали выполнения большого объема работы, однако Эдуард IV ограничил оплату и увеличил обязанности таких слуг.

В то же время большинству придворных должностей приписывались каждодневные обязанности, которые следовало тщательно выполнять. Как отмечается в регламенте, «король желает, чтобы старинные и современные правила, статуты, обычаи и предписания выполнялись»[307]. В случае же невыполнения накладывались санкции: «при первом нарушении слугу предупреждали, при втором – удерживали часть оплаты, при третьем – помещали в тюрьму, при четвертом – лишали поста без возможности когда-либо занимать должности в хаусхолде»[308]. С помощью таких мер Эдуард IV надеялся установить жесткую дисциплину при выполнении слугами своих обязанностей.

Между слугами департаментов Domus Regie Magnificencie и Domus Providencie было существенное различие в расписании должностных обязанностей. Более конкретные инструкции были прописаны для постов департамента Domus Providencie, для которых устанавливалось четкое расписание службы, которое, главным образом, касалось обязательного присутствия слуг при дворе. «Все слуги обязаны находиться в Холле», – говорилось в ордонансе, – «а, если кто-либо отсутствовал, то он наказывался в размере его оплаты за шесть дней»[309]. Тем не менее, существовали и исключения: во-первых, слуги, командированные куда-либо королем[310]; во-вторых, заболевшие, которые были обязаны покинуть пределы двора в целях предотвращения эпидемий (при этом им сохранялись довольствия)[311]; в-третьих, получившие специальное разрешение на отъезд из хаусхолда от лорд-камергера или лорд-гофмаршала[312].

Присутствующие при дворе слуги департамента Domus Providencie должны были начинать работать в восемь часов утра[313]. Что касается точного времени окончания работы, то об этом нет конкретных сведений, однако, возможно предположить, что одна из фраз регламента касательно закрытия королевского хаусхолда в семнадцать часов[314], когда никто уже не мог ни войти, ни выйти за пределы двора без специального разрешения, может служить свидетельством того, что это время (или немного позднее для обслуги) было временем завершение работы для подавляющего большинства слуг. Скорее всего, столь раннее окончание рабочего дня было связано с коротким световым днем и имело целью экономию средств, в частности, на приобретение свеч и факелов. Однако некоторые категории слуг не отправлялись на покой в семнадцать-восемнадцать часов. Так секретарь гофмаршала хаусхолда не отдыхал ночью, а должен был подготавливать на следующий день сметы и планы[315], в которые входили сведения о том, сколько человек будут находиться при дворе, сколько порций нужно готовить для них, и другую информацию.

Представители департамента Domus Regie Magnificencie имели более свободное рабочее расписание, чем слуги другого департамента, – у них не было точно фиксированного рабочего дня. Так, каждый из числа должностных лиц был обязан находиться в Королевской палате лишь до тринадцати часов[316], а после они дежурили по очереди. Как говорится в тексте «Черной книги», «король желает, чтобы лорд-камергер присутствовал во время приема пищи короля один раз в день, королевские рыцари и оруженосцы – по два раза в день»[317]. Таким образом, видно, что хотя бы от присутствия на одном приеме пищи королем некоторые должностные лица могли быть освобождены. Так как ни в регламенте, ни в ордонансах не уточнялось точное время присутствия для каждого слуги, то вероятнее всего оно согласовывалось особо между королем, лорд-камергером и слугами. Между тем, отсутствие какого- либо слуги департамента Domus Regie Magnificencie при приеме пищи королем не означало его отсутствие в хаусхолде, ибо в случае такового он был бы наказан по той же схеме, которая приводилась при рассказе о слугах департамента Domus Providencie[318].

Время окончания ежедневной службы для держателей постов департамента Domus Regie Magnificencie, скорее всего, было тем же, что и для слуг департамента Domus Providencie[319]– пять-шесть часов после полудня. При этом многие не покидали своих мест и позже. Так, стражи (waits) отвечали за безопасность двора в течение всех суток – они подразделялись на три смены в летнее время и на четыре в зимнее[320]. Кроме стражей, королевские рыцари и королевские оруженосцы охраняли персону короля по ночам[321]. Королевские рыцари и оруженосцы были подразделены на две «смены»: пока одни присутствовали непосредственно при короле, другие выполняли поручения короля за пределами двора. Каждая смена длилась шесть месяцев: по данным провизий 1471 г., в первую группу королевских рыцарей входило шесть человек, во вторую— пять[322].

Таким образом, хаусхолд включал в себя как привилегированные должности, так и посты с обязательным выполнением каждодневных обязанностей. Однако для обеих категорий было две общие тенденции: во-первых, Эдуард IV установил четкие обязанности, и, во-вторых, король старался уменьшить число синекур и стремился как можно больше нагрузить работой слуг хаусхолда. Последнее находит подтверждение в практике поощрения совместительства нескольких постов в хаусхолде.

Совмещение должностей для слуг хаусхолда Эдуарда IV было характерно не только для внутридворового пространства, но и за его пределами. Можно выделить возможные варианты совмещения в одном и том же учреждении, то есть в королевском дворе, а также совмещения функций придворных слуг с экстраординарными поручениями и с государственными постами.

Увеличение числа совмещений обязанностей объясняется выгодой, получаемой обеими сторонами – как хозяином хаусхолда, так и слугами. Так, Эдуард IV позволял и даже поощрял совмещения, но за небольшим исключением: не могли совмещаться посты лорд-камергера и лорд-гофмаршала, так как король боялся сосредоточения слишком большой власти в одних руках. Другим примером невозможности совмещения должностей служит запрет на занятие одним лицом постов в службе финансов, таких как кассир-казначей и казначей[323]. С помощью подобного запрета надеялись избежать подтасовки счетов, ибо казначей следил за доходами хаусхолда[324], а кассир-казначей был ответственен за расходы[325]. В то же время менее значимые должности могли совмещаться, чтобы, главным образом, сократить общее количество слуг хаусхолда. Именно поэтому король даже настаивал на совмещении некоторых постов, например, глава секретарей был зачастую оруженосцем хаусхолда[326], а королевский врач был одним из йоменов Королевской палаты[327]: вероятно, считалось, что у врача могло быть немного работы. Вторым стимулом поощрения совместительства для королевской власти была уверенность в лояльности слуг хаусхолда, чувство доверия. Поэтому, если совмещение не слишком усиливало власть какого-либо конкретного слуги, то оно позволялось монархом.

Придворные слуги также ратовали за практику совмещения должностей, так как это существенно увеличивало их доходы, поскольку каждый пост имел свои довольствия. Кроме материальной выгоды, слуги получали также возможность значительно усилить свое влияние, что, в свою очередь, порождало непотизм и увеличение дополнительных материальных доходов от тех, кто использовал придворных слуг как инструмент для получения доступа к персоне монарха.

Существовало несколько категорий придворных постов, которые можно было совмещать. В первую очередь речь идет о совмещении постоянных должностей с временными. Наиболее типичным примером может служить совместительство какого-либо поста с должностью секретаря королевских работ. Так, Жервас Клифтон наряду с постом королевского оруженосца был секретарем королевских работ, а сэр Джон Кендал совмещал этот пост с должностью кассира-казначея хаусхолда в 1462, 1475 и 1481 гг. Не было противодействия и совмещению постов, которые подчинялись одному и тому же главе: снова обратимся к примеру совместительства постов королевского врача и йомена Королевской палаты, подчинявшихся лорд-камергеру[328], который и решал, какую именно службу должен был выполнять в тот или иной момент слуга, занимавший эти два поста. Тем не менее, иногда совмещались должности, подчинявшиеся разным начальникам: Джон Чейни был в одно и тоже время воспитателем королевских воспитанников, то есть почетных пажей, и подчинялся лорд-камергеру, а также главой Королевской конюшни, находившейся в ведении лорд-гофмаршала. Кто из этих двух начальников решал, что должен делать в какой-нибудь момент (день) Чейни, неизвестно. Вероятно, данный слуга имел заместителей и помощников, которые за него выполняли основную работу. Однако, несмотря на приведенные примеры, совмещение должностей в самом хаусхолде было реже, чем совмещение придворных постов с дополнительными непридворными. Таковых насчитывалось множество, однако можно выделить несколько категорий.

Одним из важнейших моментов является использование королем придворных слуг как проводников своей политики в графствах. Такой подход к использованию приближенных уже встречался с англо-саксонской эпохи; также известно, что нормандские короли назначали придворных слуг на должности шерифов[329]. Есть сведения о том, что Ричард II ввел новые функции для королевских рыцарей; он постарался установить традицию, согласно которой его приближенные занимали посты на местах в графствах в качестве своеобразного противовеса местным магнатам[330] для проведения политики, необходимой королю. В то же время нет сведений о порядке службы придворных при дворе и вне его. Лишь известно из биографии Альфреда Великого, что после истечения своего срока службы, а служили они месяц через три, придворные разъезжались по домам[331]. Пять веков спустя схема служения королевских рыцарей и оруженосцев оставалась той же, лишь изменилось количество смен (при Альфреде – три, при Эдуарде IV – две) и срок дежурства (месяц и два месяца соответственно)[332].

Таким образом, при Эдуарде в свободное от придворной службы время рыцари были нагружены также дополнительными обязательствами. Следовательно, он продолжил выгодную для королевской власти политику своих предшественников, чем заслужил похвалу одного из современников, так как «ни одна попытка восстания не была совершена его подданными в графствах королевства, ибо он [Эдуард] был хитрым, он назначил повсеместно своих верных людей на места, где когда-то были волнения»[333]. Речь идет о втором периоде правления Эдуарда IV.

Вышеупомянутые должности можно подразделить на три категории. Во-первых, это посты хранителей замков, лесов и парков. В одной их хроник встречается фраза: «Он [Эдуард] распределил наиболее верных ему людей во все края королевства, он назначил их на должности хранителей замков, маноров, парков»[334]. Все вышеперечисленные домены можно отнести к хаусхолду, ибо словосочетание «королевский хаусхолд»[335] подразумевало место, где живет король, а так как двор был кочевой, он останавливался (или мог остановиться) в любом из своих замков. Обычно королевское пребывание в одном месте длилось от двух недель до двух месяцев[336]; среди любимых резиденций Эдуарда IV наиболее известен Элтем и Шин, часто упоминаемый в рассказах герольда Томаса Уайта[337]. Каждая резиденция управлялась наместником, которого называли стюардом, однако к XIV-XV вв. эта должность постепенно превратилась в синекурную, что, тем не менее, не означает, что стюарды не были в курсе основных насущных проблем во вверенных им владениях[338]. Многие придворные слуги получали должности смотрителей и хранителей королевских лесов, при этом в понятие «королевский лес» включались не только лесные массивы, но и пустоши, луга и заболоченные территории. Эти лесные территории охранялись Лесными хартиями; таким образом, хранители и смотрители парков и лесов должны были контролировать их выполнение: они должны были следить, чтобы никто не рыбачил и не охотился на королевских территориях без специального разрешения короля, а браконьеров должны были ловить и штрафовать[339]. Если бы эти функции выполнялись непосредственно слугой хаусхолда, то у него бы не оставалось времени на присутствие при дворе, поэтому идеальным выходом, по мнению короля, были назначения королевских рыцарей и королевских оруженосцев на эти посты на время после окончания их смены при дворе.

Другой возможностью для использования придворных слуг на локальных должностях являлись должности шерифов и судей. При этом как люди уже имевшие посты в графствах могли стать придворными слугами, так и наоборот. Так, Гилберт Даубени, королевский оруженосец и рыцарь[340], стал шерифом в графствах Сомерсет и Дорсет в 1480 г. и Девоншир в 1481 г., а сэр Джон Фогг, занявший пост казначей хаусхолда, был уже на тот момент мировым судьей и шерифом Кента[341]. На основании имеющейся у нас информации из 350 найденных патентов о назначениях придворных слуг Эдуарда IV на должности в различных графствах и городах были подсчитаны случаи совмещения постов в хаусхолде и локальных должностей в различных графствах Англии и сведены на рисунке 4.

На графике видно, что в 21 % случаев не представляется возможным идентифицировать регион Англии по названию манора или парка. В остальном, за исключением этого недостаточно ясного момента, видно почти полное отсутствие предпочтения какого-либо региона для назначения придворных слуг, и только в район Лондона было назначено более 5 % придворных слуг. Последнее можно объяснить двумя разными обстоятельствами. С одной стороны, тем фактом, что король старался навязать свою политику в Лондоне. С другой, широко известно, что лондонцы, в том числе и городские должностные лица, которые итак поддерживали Эдуарда в его борьбе с Генрихом VI, могли в награду за это получить придворные должности.


Рис. 4. Регионы, в которых получали назначения слуги хаусхолда


Что касается других графств, то гипотеза о желании Эдуарда IV укрепить свою власть с помощью назначения верных ему слуг полностью подтверждается, при этом он не выделяет так называемые ненадежные области, графства, в которых преобладали сторонники Ланкастеров, а потом Невиллов. Подобные данные немного удивительны, поскольку до сих пор историки придерживались мнения, что короли (в том числе и Эдуард IV) предпочитали назначать наиболее преданных слуг в графства, во главе которых находились их потенциальные или реальные противники, либо же в графства, где освобождались должности после смерти и ухода в отставку или же появлялись новые должности в связи с конфискациями, частыми в эпоху войны Роз. Как правило, виновным в измене признавали главу семейства, и не лишали его наследников прав[342], но все владения малолетних подпадали под опеку тех или иных сторонников Йорков, в том числе слуг королевского хаусхолда, и последние получали назначения в данные владения.

Представленная на рисунке 5 карта дает наиболее полное представление о географическом расположении графств, в которые назначались слуги хаусхолда. Во-первых, отметим, что не было найдено ни одного упоминания о назначениях в Нортумберленд, Уэстморленд, Ланкастершир и Дарем. Первые два региона контролировались верными Эдуарду IV людьми на протяжении всего его правления: сначала семьей Невилл, потом Перси. Что касается двух последних графств, то они имели особый статус «королевских земель». Скорее всего, по этим двум причинам не было необходимости дополнительно направлять в них слуг хаусхолда. В остальные графства назначалось примерно равное количество придворных слуг.


Рис. 5. Процентное соотношение назначений слуг хаусхолда в разных графствах


Отдельно необходимо обратить внимание на назначения придворных слуг на должности, связанные с финансовой сферой. Так, Уильям Хатклифф, королевский врач и секретарь, был назначен на пост контролера таможни в Ипсвиче[343], что давало последнему дополнительный приработок и обеспечивало контроль за работой таможни со стороны королевской власти.

Таким способом Эдуард IV установил своеобразную систему контроля за региональными властями с помощью слуг хаусхолда: сэры Джон Фогг и Джон Скотт играли важную роль в графстве Кент[344], семья Стенли и Гастингсы доминировали в Чешире и Мидланде[345]. При этом зачастую семьи слуг получали владения и должности в «неродных» для них графствах и, как следствие, не обладали там безоговорочным влиянием. Благодаря этому королю частично удалось разрушить традиционные связи знати и установить равновесие между наиболее влиятельными семьями регионов. Вторым важным моментом было установление новых региональных коалиций, которые в то же время не были достаточно сильны, чтобы считаться независимыми от королевской власти[346].

Кроме назначения на локальные должности, слуги хаусхолда также могли рассчитывать на занятие некоторых государственных постов. Однако заметим, что такая возможность предоставлялась только придворным слугам высших уровней, и нередко служба в королевском хаусхолде воспринималась лишь как ступень для занятия государственных постов. Генри Бушье, бывший некоторое время лорд-гофмаршалом, стал впоследствии казначеем Англии; сэр Джон Говард получил тот же пост казначея после того как несколько лет числился форшнейдером Эдуарда IV. Обратная тенденция также встречается: лорд Джон Типтофт, числившийся в 1452–1454 гг. казначеем Англии, был назначен в хаусхолд Эдуарда IV на пост лорд-гофмаршала; кроме того, он одновременно находился и на государственной должности канцлера Ирландии. Часть придворных слуг входила в состав Королевского совета. Так, в Королевском совете были представлены слуги высших эшелонов хаусхолда – главы департаментов (лорд-камергер и лорд-гофмаршал), казначей и гофмаршал, секретари короля и королевские рыцари[347].

Кроме совмещения нескольких должностей, слуги хаусхолда имели и военные обязанности. Все служащие хаусхолда короля без исключения были мужского пола, так как официально при дворе короля не служили женщины. Последние нанимались только на время пребывания при дворе королевы для ее обслуживания[348]. Таким образом, мужчины и готовили, и убирали, и мыли посуду. Этот феномен был связан с одной из ролей хаусхолда как военного объединения. Английские историки даже используют термин «вооруженный хаусхолд»[349], так как он хорошо характеризует тот институт, который выкристаллизовался во время постоянных войн XIV–XV столетий, когда военные действия велись небольшими отрядами, и одним из них являлся королевский хаусхолд. Не только хаусхолд английского короля имел вид военного отряда или нескольких отрядов, это была общеевропейская традиция. В трактате Оливье де ла Марша часто встречается упоминание о герцоге-полководце: «когда принц собирался на войну, все, кто составлял его дом, собирались вместе с ним»[350]. При этом речь идет не только о рыцарях и оруженосцах, но и «секретари, йомены, грумы… с самых верхних слоев до низших отправлялись в военные походы»[351]. На время правление Эдуарда IV пришлось сразу несколько военных конфликтов. С одной стороны, шла междоусобная война с Ланкастерами, с другой – король продолжал политику своих предшественников в отношении королевств Франции и Шотландии, целью которой было их ослабление. Так, Эдуард считал себя законным наследником престола Франции и именовался «Божьей милостью королем Англии и Франции»[352], следствием чего стал поход во Францию 1475 г.

Таким образом, Эдуард IV был королем, постоянно ведущим войны, и, конечно, его хаусхолд (или его часть) постоянно сопровождал короля в походах. Такая военная активность слуг щедро вознаграждалась: из рассказа Филиппа Комина известно о том, что в тексте договора в Пикиньи 1475 г. король Франции Людовик XI обязывался выплачивать пансион не только английскому королю, но и его слугам, в числе которых «монсеньор Гастингс (лорд-камергер—Е.Б.) получал две тысячи экю в год…; монсеньор Монтгомери (королевский рыцарь— Е.Б.) и другие также получали соответствующие суммы серебром…»[353]. Желая еще подзаработать, некоторые придворные слуги после 1475 г. остались на военной службе у шурина Эдуарда герцога Карла Бургундского[354]. Среди них наиболее известен уже упомянутый выше Томас Монтгомери, который при этом сумел не потерять место королевского рыцаря хаусхолда Эдуарда IV.

В условиях продолжавшейся гражданской войны королевский хаусхолд участвовал и в военных кампаниях на острове. Однако король не всегда являлся непосредственным главой этого отряда. Так, Эдуард IV «отправил группу людей из своего хаусхолда для взятия города Ньюкасла»[355] в 1463–1464 гг., при этом отряд возглавил человек, не состоящий на службе при дворе, лорд Скроп. Еще один пример касается Джона Старжеона, королевского оруженосца, и Джона Элрингтона, казначея хаусхолда, принявших участие в шотландской кампании 1481–1482 гг., которую возглавлял Ричард, герцог Глостер. Слуги хаусхолда были обязаны королю не только личным присутствием в войске, они должны были возглавлять собственные отряды нанятых ими же людей. Зачастую эти нанятые люди не являлись слугами королевского хаусхолда и имели только личные контракты с главой отряда. Благодаря такой схеме придворные слуги играли роль вассалов, собиравших под свои знамена арьер-вассалов. Возникновение этой практики было вызвано несколькими причинами: 1) уменьшение с XIII в. числа вассалов, так как большое количество англичан не желали становиться рыцарями и иметь соответствующие обязанности[356]; 2) вассалы служили лишь сорок дней в году, в то время как слуги хаусхолда обязаны были быть при короле постоянно; 3) вассалы нуждались в вознаграждении землями или деньгами, а слуги уже имели оплату и довольствие; 4) вассалы не всегда были лояльны к королю, а слуги хаусхолда набирались из вернейших королю людей, которые впоследствии зависели только от его милости, что являлось немаловажным фактором в эпоху гражданской войны.

За исключением вышеперечисленных функций, не включавших в себя хозяйственные обязанности, король назначал придворных слуг посыльными; хотя, по данным регламента, такая должность в хаусхолде существовала[357]. Первоначально пост посыльного появился в 1252 г.; число занимавших его лиц варьировалось в зависимости от необходимости[358], но во время Эдуарда IV оно было четко ограничено четырьмя вакансиями[359]. Однако этого количества оказалось недостаточно, вследствие чего привлекались и другие слуги хаусхолда. Так, в письме Джона Пастона говорится, что «одиннадцатого октября король сказал, что отправит два приказа, которые должны были доставить два йомена Королевской палаты»[360]. Скорее всего, король назначал в качестве посланников примерно один и тот же круг людей, что, вероятно, зависело от их личностных качеств и способностей. Кроме простых миссий с посланиями или приказами, король использовал придворных слуг и в дипломатических миссиях. Например, Эдуард IV отправил Александра Ли, распределителя милостыни, в Шотландию[361], Уильяма Хатклиффа, королевского врача и секретаря, в Бретань[362] и к императору Священной Римской империи[363] с дипломатическими миссиями; подобные задания были и у Джона Гантропа, декана Королевской капеллы, в Кастилии[364]. Однако в большинстве случаев слуги хаусхолда составляли лишь часть дипломатического корпуса, направленного на переговоры: Уильям Гастингс входил в свиту графа Уорвика во время миссии к герцогу Люксембурга[365]. Более того, иногда под прикрытием дипломатических миссий слуги хаусхолда становились шпионами короля. Известно о Джоне Фрислее, секретаре службы конюшни, который был отправлен в Шотландию, чтобы «узнать правду о ситуации вокруг шотландского короля»[366]. Дополнительно отметим, что подобные задачи могли быть поручены только близким королю людям, к которым, несомненно, относились слуги хаусхолда.

Таким образом, Эдуард IV все больше и больше нагружал обязанностями слуг своего хаусхолда, используя все свои возможности и их таланты, чтобы создать группу наиболее преданных и вознаграждаемых за это людей. Именно поэтому встречаются совмещения не только должностей хаусхолда с постами местной администрации и государственными постами, но и дополнительные функции, такие как военные.

Подводя общий итог, можно утверждать, что хаусхолд Эдуарда IV не выделяется из череды ему подобных. В данном случае речь идет не о новшествах и реформах, а о новом представлении о функциях придворных служб, их регламентации, соблюдении всех тех норм, которые уже выполнялись или предписывались ранее. Новым представляется лишь более четкое оформление тех служб, которые раньше оставались в тени. Данная тенденция со временем превращалась в доминирующую.

Что же касается самого придворного регламента «Черная книга Эдуарда IV», то он сохранял свою актуальность на протяжении XVI–XVII столетий, многократно переписывался, использовался всеми английскими монархами вплоть до XVII в., когда они утверждали штат своего двора и определяли должностные обязанности королевских слуг. Можно говорить о том, что на достаточно долгую историческую перспективу этот памятник определил структуру английского королевского двора и его основные отличия от европейских аналогов.

Приложение

Департаменты и службы двора Эдуарда IV и прикрепленные к ним должности[367]

Таблица 1. Domus Regie Magnificencie[368]


Продолжение таблицы 1


Продолжение таблицы 1


Окончание таблицы 1


Таблица 2. Domus Providencie


Продолжение таблицы 2


Продолжение таблицы 2


Продолжение таблицы 2


Окончание таблицы 2

В. С. Ковин

Королевский двор Якова I Стюарта: королевская спальня, ее слуги и все остальные

Шотландский король Яков VI Стюарт вступил на английский престол под именем Якова I весной 1603 г. Считается, что его воцарение придало новый импульс развитию абсолютистских тенденций в Англии. Хотя вначале, после смерти Елизаветы Тюдор, расстановка политических сил была такова, что Яков I не смог установить контроль ни над Тайным советом, ни парламентом, ни над другими государственными институтами. Основная масса государственных постов осталась в руках елизаветинской знати. На это, видимо, и рассчитывал государственный секретарь Англии Роберт Сесил, лоббируя приглашение короля Шотландии на английский престол. Первоначально современникам даже показалось, что Сесилу и его сторонникам удалось достичь желаемого. Летом 1603 г. наблюдатели считали, что советники «были в большей власти, чем прежде», им удалось победить шотландцев, которые «главным образом, охотились за деньгами». Говорили, что «король в настоящее время совершенно в руках Совета: (он) оставил советникам такую абсолютную власть, что они сделались сильнее, чем прежде»[369]. В данной ситуации королевский двор стал фактически первой и во многих отношениях единственной опорой власти нового монарха. На практике усиление власти Совета оказалось временным и весьма ограниченным явлением, ибо вне контроля советников оказалась деятельность ближайших королевских слуг. Якову I и его приближенным потребовалось некоторое время на адаптацию к новым условиям. Уже осенью 1603 г. Совет признал свою неспособность ограничить королевскую щедрость и возросшую активность ближайших королевских слуг. Неудачу в установлении контроля над правительственными структурами Яков I компенсировал убедительной победой при дворе.

Королевский двор раннего Нового времени можно рассматривать в трех аспектах: пространственном, институциональном и социальном. Понятие «королевский двор» включает в себя три подсистемы: королевская резиденция, или «дом» (house, palace); «хаусхолд» (household), то есть совокупность придворных служб; а также придворное сообщество или «двор» в узком смысле (court), то есть королевское окружение в целом.

Королевская резиденция создает архитектурно-пространственную основу двора, составляет и организует пространство, на котором разворачивается частная и публичная жизнь монарха и его окружения, определяет его границы, формирует внутреннюю административно-хозяйственную структуру королевского хаусхолда. Королевская резиденция представляет собой комплекс апартаментов (chambers), многие из которых имели статус отдельных королевских служб (offices), формировали собственный церемониал и штат должностных лиц и слуг со специфическим набором функций и полномочий.

Королевский «хаусхолд» представляет собой институциональный аспект феномена двора как совокупности почетных, церемониальных, хозяйственных, охранных, увеселительных, религиозных служб и должностей. Именно в этом смысле двор можно рассматривать в качестве одного из государственных органов, служащие и подразделения которого (департаменты и субдепартаменты) были наделены определенными функциями, обязанностями, полномочиями, действовали на основе установленных норм, правил и традиций. Различные службы «хаусхолда», обеспечивали реализацию повседневных потребностей монарха, придворных и слуг двора, организовывали деятельность всего придворного сообщества.

Само придворное сообщество (то есть высшая и низшая знать, имевшая доступ ко двору, а также высокопоставленные иностранные гости и дипломаты) не было аморфным образованием уже только потому, что, помимо прочих, к нему принадлежала значительная часть королевских слуг и должностных лиц, которых официальный статус обязывал регулярно присутствовать при дворе. Кроме того, при «дворе» складывались различные социальные и политические группы и группировки (так называемые придворные фракции).

Можно предположить, что королевский «хаусхолд» и был «ядром», первоосновой «двора». Яков I со слугами и придворными часто путешествовал по стране и на продолжительное время покидал главную резиденцию – Уайтхолл, но при этом не оставался без «двора». Были периоды, когда почти вся придворная знать и другие присутствующие по каким-либо причинам оставляли монарха (например, Яков I остался «один» на новогодние торжества 1606–1607 гг., что вызвало его крайнее недовольство), но и в этом случае нельзя говорить о том, что «двор» на какое-то время прекращал свое существование. И только тогда, когда Яков I с небольшим количеством самых ближних слуг из королевской спальни отправлялся на охоту в один из загородных дворцов, современники сообщали о том, что король оставил свой «двор» (то есть «хаусхолд») и отбыл без остальных слуг и придворных служб.

Вступившему на престол после английской королевы Елизаветы Тюдор, шотландцу Якову I Стюарту пришлось решать несколько непростых задач относительно организации королевского двора. Ему предстояло вновь превратить двор из «женского» в «мужской», из чисто английского по своему составу – в смешанный англо-шотландский, а также укрепить политические позиции и социальный статус своих ближайших шотландских слуг. Благодаря его усилиям, направленным на утверждение персонального правления, в условиях исторически сложившегося и достаточно сложного английского государственно-бюрократического механизма ключевую роль приобрело именно ближайшее придворное окружение нового монарха – королевские слуги.

С восшествием на престол Яков I притягательность двора значительно возросла. После долгих лет елизаветинской экономии и сдержанности в расходах, специфического стиля государственного управления самой Елизаветы ожидалось, что новый король будет более щедр к своим новым подданным. Королевский двор мгновенно наполнился знатью, преуспевающими джентри и амбициозной молодежью, ищущими королевской милости, щедрости и доходных мест. Каждый из претендентов приводил ко двору собственных слуг и клиентов. Сам же Яков I проявил чрезвычайную разборчивость в распределении королевской щедрости, отдавая явное предпочтение приближенным шотландцам и избранным представителям английской знати.

Общая структура английского хаусхолда в основе своей сложилась при Тюдорах. Поэтому некоторые исследователи отвергают значимость нововведений Якова I, считая их формальными и незначительными[370]. В действительности эти новшества привели к существенному смещению акцентов в расстановке политических сил при яковитском дворе.

Выделение новых служб хаусхолда и изменение сферы деятельности старых департаментов, учреждение новых должностей и восстановление прав, а также более четкое определение обязанностей уже существующих должностных лиц, усовершенствование и усложнение церемониала— все это было направлено на то, чтобы вывести короля и его хаусхолд из-под политико-административного и финансового контроля Тайного совета, государственных ведомств и отчасти Парламента.

Политика Якова I повлияла на персональный и социальный состав двора. Ему удалось сохранить в Англии своих ближайших шотландских слуг[371]. Тюдоровская аристократия постепенно была почти полностью вытеснена из ближайшего королевского окружения и смещена с постов, дающих прямой доступ к монарху. Елизаветинцы, сохранившие места в придворной администрации, испытывали постоянное давление[372]. Так, например, Яков I настойчиво требовал от лорда Джона Стенхопа передать свой пост вице-камергера королевской палаты одному из шотландцев. Роберту Сесилу стоило больших усилий уговорить Якова I сохранить за лордом Говардом, графом Суффолком, пост лорд-камергера двора[373]. Обманулись в своих ожиданиях также и те представители английской аристократии, которые находились в опале при Елизавете Тюдор и, поддерживая кандидатуру Якова Стюарта на английский престол, надеялись на продвижение по службе.

Английский хаусхолд в начале XVII в. имел традиционную для европейских дворов трехчастную структуру. Он состоял из придворных департаментов «королевской палаты» (King’s Chamber or Household upper stairs), дворцового хозяйства, или «королевского хаусхолда» (King’s Household or Household below stairs), и «королевской конюшни», или службы шталмейстера двора (King’s Stables or Office of the Master of the Horse). Каждый из департаментов состоял из различных служб, которые выполняли строго определенные функции по обслуживанию лично монарха или двора в целом. Высшими должностными лицами королевского двора были руководители этих трех главных придворных департаментов: лорд-стюард (Lord Steward) возглавлял «королевский хаусхолд», лорд-камергер – «королевскую палату» и шталмейстер – «королевскую конюшню». Лица, занимающие эти должности, относились к числу высших государственных деятелей и входили в состав Тайного совета.

Претенденты на эти должности назначались лично королем и, как правило, из числа пэров Англии. Они были главным управляющими королевского двора, возглавляли так называемый «белый штат» хаусхолда (White staves) – группу высших придворных слуг, наделенных административной властью на территории двора и соответствующими привилегиями.

Слуги королевской палаты (King’s Chamber) – высшего придворного департамента («хаусхолд высших ступеней» – Household upper stairs) были призваны регулировать сложившийся при дворе порядок жизни монарха и церемониал. Именно они обеспечивали выполнение представительских функций монарха как символа государства и нации. Слуги, входившие в состав этого департамента, выполняли важные организационные, церемониальные, повседневные и иные функции и были, безусловно, более приближены к государю, чем слуги других придворных служб. К Службе в королевской палате привлекались лица более высокого положения, чем в других придворных ведомствах. Слуги палаты составляли почетное окружение государя. В силу особой близости к монарху члены королевской палаты могли оказывать влияние на политическую жизнь.

К началу XVII в. внутренняя организация королевской палаты прошла многовековую эволюцию и имела достаточно сложную внутреннюю структуру. Изначально «высший хаусхолд» формировался вокруг архитектурно-пространственного центра двора – собственно королевской палаты (сатera regis), центрального и самого безопасного помещения в резиденции монарха. В период правления Якова I королевская палата состояла из нескольких пространств, имевших статус придворных служб (offices) или субдепартаментов: «королевская спальня» (Bedchamber), «приемная палата» (Presence Chamber), «ближняя или рабочая палата короля» (Privy Chamber) и ряд других. Каждая из них имела свой штат придворных слуг. Существенное внутреннее разделение королевской палаты произошло еще при первых Тюдорах. В ней выделился закрытый для посторонних мир «личных королевских покоев» (privy lodgings) c центром в так называемой «ближней палате» (Privy chamber). Оставшиеся «внешние комнаты» (outer chambers) стали служить лишь для официальных церемоний, выходов короля к подданным. С выделением «личных королевских покоев» внутри двора фактически была проведена граница между публичной и частной жизнью монарха. Однако при Елизавете штат «королевских покоев» был заполнен фрейлинами и служанками, которые не имели какого-либо значительного политико-административного влияния.

В правление Якова I Стюарта конфигурация служб королевской палаты постепенно трансформируется. На ведущее место в придворных и политических кругах выдвигаются слуги «королевской спальни» (King’s bedchamber). Как самостоятельный субдепартамент двора «королевская спальня» получила значительную независимость от высших чинов двора, а обязанности ее слуг постепенно вышли далеко за рамки личного обслуживания короля. Спальня стала центром не только личной, но и политической жизни монарха, церемониальным центром двора. Эта часть пространства двора оказалась как бы «вырезана из остальной палаты[374]».

Как уже отмечалось, главой королевской палаты являлся лорд-камергер королевского двора (Lord Chamberlain). В отечественной литературе конца XIX – начала XX в. он нередко именовался, по аналогии с российским императорским двором, министром двора[375]. Формально это была вторая по своему положению придворная должность после главы «нижнего хаусхолда» – лорд-стюарда. В действительности это был важнейший и влиятельнейший пост в масштабах всего королевства. В качестве главы департамента лорд-камергер выполнял важные административные и церемониальные обязанности. Он осуществлял общее руководство деятельностью служб королевской палаты и контролировал назначение на многие придворные должности. Своим авторитетом лорд-камергер гарантировал права и привилегии королевских слуг. Например, в 1604 г. депутаты сомневались в том, имеют ли они право самостоятельно наказать провинившегося во время церемонии открытия первого стюартовского парламента королевского стражника, или это находится исключительно в полномочии лорд-камергера. Видимо, было признано последнее, поскольку депутаты ограничилась лишь устным внушением незадачливому стражнику[376].

Кроме того, глава королевской палаты выполнял ряд представительских и церемониальных функций. Лорд-камергер отвечал за проведение особо важных государственных церемоний, таких как коронация, крестины, свадьбы, похороны королевских особ. Он руководил торжественными обедами в присутствии монарха, контролировал соблюдение порядка следования (расположения участников церемоний в соответствии с их рангом) и разбирал возникавшие в связи с этим споры[377]. Он также руководил организацией приема иностранных представителей, выдавал предписания (orders) на осуществление соответствующих мероприятий службам двора. Кроме того, он мог потребовать от лондонских горожан предоставления жилья иностранным гостям[378].

При дворе Якова I основным пространством владений лорд-камергера стала так называемая «приемная палата». Именно здесь лорд-камергер как глава королевской палаты встречал иностранных послов или членов королевской семьи во время разнообразных церемоний, в то время как слуги хаусхолда располагались в различных помещениях дворца согласно «их месту службы» (office)[379]. Специальной обязанностью лорд-камергера был контроль над деятельностью лондонских театров, их лицензирование и цензура спектаклей, для чего в его подчинении находился небольшой штат цензоров.

Как правило, на должность лорд-камергера назначался один из фаворитов монарха[380]. В основном это были представители влиятельнейших английских фамилий и придворных фракций (например, Говарды и Хандзоны при Елизавете).

В начале мая 1603 г. Яков I Стюарт, прибыв в дворец Теобальдс, где он принял английский двор и государственное управление, под влиянием Сесила назначил на должность лорд-камергера Томаса Говарда, впоследствии графа Саффолка. Это было одним из ключевых назначений нового двора. Томас Говард был католиком, сыном герцога Норфолка[381]. Говард занимал пост лорд-камергера с 1603 по 1614 гг. В первые годы яковитского правления уже в качестве графа Суффолка он был одним из лидеров происпанской и прокатолической фракции Говардов при дворе. Он принял активное участие в переговорах о заключении мира с Испанией в 1604 г. Являясь руководителем королевской палаты, Саффолк был членом большого количества правительственных комиссий и комитетов, в том числе и по расследованию «Порохового заговора».

В интересах семьи Говардов Саффолк поддержал развод своей дочери с графом Эссексом ради ее брака с шотландским фаворитом Якова I Робертом Карром. В интересах шотландских слуг нового короля Саффолк стал своего рода разменной монетой в отношениях между Яковом I и тюдоровской аристократией. Возглавив королевскую палату, он, тем не менее, был лишен возможности вмешиваться в деятельность шотландских слуг королевской спальни. Ему пришлось играть роль их покровителя при дворе, а позже уступить свою должность тому же Роберту Карру.

Роберт Карр, граф Сомерсет, занимал пост лорд-камергера с 1614 по 1615 гг. Еще в 1603 г. в качестве пажа Карр сопровождал Якова Стюарта в Англию, но быстро потерял место при дворе. Некоторое время Карр находился во Франции, а после возвращения был принят в свиту ведущего тогда королевского фаворита и советника Джорджа Хоума. В 1607 г. Карру удалось обратить на себя внимание короля. Король включил его в состав королевской спальни. В 1609 г. Яков I обеспечил Карра землей, конфисковав имение у Уолтера Рэли. В 1611 г. Карр получил титул виконта Рочестера и кавалера Ордена Подвязки. В 1613 г. он стал графом Сомерсетом и, наконец, в 1614–1615 гг. занимал должность лорд-камергера двора.

Третьим лорд-камергером Якова I – с 1615 по 1625 гг. – был Уильям Герберт, граф Пемброк, лидер «протестантской» фракции при дворе. В первую половину правления Якова I Пемброк активно поддерживал политику государственного секретаря Роберта Сесила. В 1611 г. Герберт был включен в Тайный совет. Таким образом, ему удалось закрепиться при яковитском дворе, где его ярыми соперниками стали члены клана Говардов. Один из Говардов, лорд-адмирал граф Нортгемптон, после смерти Р. Сесила в 1612 г. злорадствовал по поводу того, что кроме Пемброка почти «никто не проронил слезы о смерти Сесила»[382]. Католики Говарды еще при Сесиле видели своих главных оппонентов не в профранцузски настронных шотландцах, а в политическом пуританизме, который олицетворял Пемброк и его союзники. Пемброк пытался установить отношения с лидером шотландцев – королевским фаворитом Робертом Карром, но вскоре они стали соперниками из-за должности шталмейстера. Пемброк рассматривал пост королевского конюшего как возвращение части семейной собственности: ранее пост принадлежал его родственникам графам Лейстеру и Эссексу. К тому же Карр вступил в брак с представительницей католического клана Говардов. Обстановка при дворе накалилась, но Пемброк был весьма прагматичным политиком. Он осознал, что в данный момент (1612–1613) открытая конфронтация была бессмысленна, и решил отойти в тень. Это несколько успокоило Якова I и создало видимость согласия при дворе. Король стал подумывать о том, чтобы передать пост лорд-камергера Пемброку, но его опять обошел Карр. Только после падения фаворита и краха семьи Говардов Пемброк получил долгожданный пост. Это была своеобразная уступка со стороны короля. Яков I никогда не оказывал ему особенного покровительства, но считался с графом и уважал.

Возглавив королевскую палату, Пемброк не изменил политические взгляды. Граф попытался восстановить авторитет поста лорд-камергера. В частности, он старался ограничить внешнеполитическую активность слуг королевской спальни, препятствуя их контактам с иностранными послами[383]. Кстати, по свидетельству герцога Ньюкасла, Пемброк сам всю жизнь стремился «войти в спальню»[384]. Вскоре у него возникли трения с новым королевским фаворитом Джорджем Вилльерсом, герцогом Бэкингемом, из-за прав лорд-камергера на контроль над младшими и средними слугами двора. В последующие годы граф Пемброк вел активную парламентскую деятельность, критикуя внешнюю политику Бэкингема. В последующие годы Пемброк был вынужден примириться с Бэкингемом в интересах своего наследника – племянника Филиппа Герберта, который был женат на дочери фаворита.

Поскольку лорд-камергер принимал активное участие в политической и придворной жизни, он перекладывал значительную часть своих придворных обязанностей на подчиненных, оставляя за собой общее руководство департаментом и церемониальные функции.

Ближайшим помощником лорд-камергера и его заместителем был вице-камергер (vice-chamberlain) хаусхолда. Должность вице-камергера считалась одним из высших постов при дворе. Лица, занимавшие пост вице-камергера, также нередко входили в состав Тайного совета. При Тюдорах вице-камергер осуществлял ревизии штата королевской палаты, чтобы выявлять среди ее слуг тех, кто по болезни, некомпетентности или из-за отсутствия определенных качеств не должен был служить в высшем департаменте двора[385]. Кроме того, вице-камергер был хранителем ключей королевского дворца. На практике когда при дворе находился лорд-камергер, то формально не было необходимости в присутствии вице-камергера. Но в случае длительного отсутствия главы королевской палаты при дворе его заместитель должен был быть призван в хаусхолд. Например, так произошло в 1619 г., когда лорд-камергер хаусхолда граф Пемброк вместе с другими высшими королевскими слугами был послан Яковом I в Шотландию, а вице-камергер Джон Дигби прибыл ко двору, чтобы «заменить [его] и представлять эту должность»[386].

При Якове I Стюарте должность вице-камергера часто совмещалась с постом казначея королевской палаты (Treasurer of the Chamber). Он отвечал за расходы департамента, его казну, рассчитывал годовой бюджет палаты и выплачивал жалование ее слугам. В его распоряжение казначейство передавало средства, предназначенные для содержания всего королевского двора[387].

С вступлением на престол Якова I Стюарта королевская палата стала постоянно испытывать нехватку средств. Суммы, поступавшие из казначейства, с трудом покрывали растущие расходы департамента и его слуг. Большая их часть уходила на устройство придворных церемоний, развлечений (маскарады, спектакли, игры, рыцарские турниры) и выплату жалования слугам. Пытаясь преодолеть первоначальную стесненность в средствах, новый монарх выделил часть поступавших в королевскую палату ассигнований в распоряжение личного королевского казначея (keeper of the privy purse, буквально – хранитель «личного кошелька»). Личный казначей короля хранил наличные деньги для оплаты повседневных расходов монарха.

Должность личного королевского казначея была учреждена Генрихом VII, но до начала XVII в. она объединялась с постом королевского постельничего. При Якове личный казначей – самостоятельная фигура в составе «королевской спальни». Как правило, этот пост занимал один из королевских фаворитов. Личный королевский казначей, единственный из всех финансово-ответственных лиц двора, не отчитывался ни перед кем, кроме самого короля. Отчеты о его расходах прекратили поступать в казначейство именно при Якове I (с 1605 г.), когда пост занял Джордж Хоум – один из ближайших королевских слуг из числа шотландцев[388]. В 1611 г. хранителем «личного кошелька» Якова I также стал один из шотландских королевских слуг Джон Марри[389]. Он сохранил его до конца яковитского правления. Марри, позднее шотландский граф Аннандейл, занимал одно из ключевых мест в системе патронатно-клиентных и политических отношений раннестюартовского двора. Вскоре к нему перешел контроль за личной королевской печатью.

Показательно, что расходы «личного королевского кошелька» за первые пять лет правления Якова I возросли в 5 раз по сравнению расходами за тот же период в последние годы правления Елизаветы. Это один из самых высоких показателей роста королевских расходов[390]. С приходом к власти Якова I роль «личного королевского кошелька» резко изменилась. Теперь это были не только расходы на повседневные нужды монарха. Главное место в расходах личного королевского казначея заняли денежные награды, подарки, пожалования ближайшим слугам Якова I. «Личный кошелек» превратился в своего рода личную финансовую службу монарха по обеспечению важных услуг и неотложных дел в интересах короля[391].

Произошло изменение и источников пополнения личной королевской казны. Казначейство не было способно на регулярной основе обеспечить непостоянные и чрезвычайные по своему объему потребности нового короля. Возросло количество экстраординарных средств, поступавших в обход государственного казначейства[392]. Например, в июле 1614 г. 5400 фунтов поступило от новых барристеров (serjeants-at-law) в качестве их должностных вступительных взносов, а в 1619 г. – 6000 фунтов поступило от города Лондона за подтверждение хартий. В 1620-е годы значительные средства поступали через герцога Бэкингема от продажи титулов и должностей.

Личный королевский казначей числился в составе «королевской спальни» (Bedchamber), которая стала социально-политическим и пространственным центром раннестюартовского двора, ведущей придворной службой с момента восшествия на престол Якова I.

Выделение «спальни» как отдельного субдепартамента королевской палаты началось еще при Генрихе VIII с ограничением доступа в опочивальню короля и выделением так называемой «ближней палаты». При Марии и Елизавете Тюдор это разделение не имело большого значения, поскольку штат личных апартаментов был заполнен фрейлинами и служанками. Политическое влияние елизаветинских фаворитов в большей степени зависело от личного расположения королевы, чем от их места в придворных структурах.

При Якове I слуги «королевской спальни» взяли на себя всю заботу о повседневной деятельности монарха. Они составили его постоянное окружение. Королевская спальня была предметом личной юрисдикции монарха. Яков I сам определял численность и персональный состав ее штата. Ее слуги лишь формально подчинялись лорд-камергеру двора.

В первые годы правления штат спальни был строго ограничен. Там служили только шотландцы, политически и лично преданные королю. Они ограничили влияние на короля английской аристократии и старых елизаветинских придворных слуг. В то же время придворная жизнь Якова I стала более открытой по сравнению с елизаветинской эпохой. Ограничив доступ в спальню, Яков достаточно часто покидал ее пределы, чтобы принять участие в очередном придворном празднестве или ином действии. Более того, отношение короля со своим окружением было гораздо более близким, чем у его предшественников. Выделение «спальни» как обособленного внутри королевской палаты субдепартамента сочеталось с большей открытостью нового монарха перед своими подданными. Таким способом он надеялся завоевать симпатии остального английского придворного сообщества.

Первоначально в состав «королевской спальни» входило четыре камергера-спальника (Gentlemen of the Bedchamber), шесть камер-юнкеров (грумов) (Groom of the Bedchamber), шесть камер-пажей (Page of the Bedchamber). Они участвовали в процессе облачения короля, готовили королевскую постель, сопровождали суверена во время торжественных церемоний и загородных прогулок. Члены спальни всегда были деятельными участниками королевских охот, забав и развлечений.

Действительным руководителем «королевской спальни» стал оберкамергер двора (First Gentleman of the Bedchamber), или «постельничий» (Groom of the Stole). Формально старший камергер – следующая должность после вице-камергера двора, но в действительности она имела гораздо более высокое политическое значение. По одной из версий, название должности произошло от королевской мантии (stole), которую монарх надевал по особо торжественным случаям и за которую оберкамергер нес ответственность. По другой версии, и более реальной, название происходило от королевской ночной вазы (stoole – стул, стульчак), за которую также отвечал «королевский постельничий». Последняя обязанность делала его самым близким слугой короля, что создавало своего рода интимную основу для его влияния.

Обер-камергер должен был прислуживать монарху, куда бы тот ни направлялся и где бы он ни находился. Только обер-камергер сопровождал государя в карете во время поездок. Каждое утро постельничий возглавлял ритуальное облачение короля. Он также наблюдал за качеством королевского белья. Как первый слуга короля он имел право проживать в ближайшей к королевской спальне комнате, а по указанию своего господина – спать на тюфяке в ногах королевской постели. Кроме того, он прислуживал королю во время обеда. Именно постельничий представлял монарху тех, кто получил право на личную аудиенцию в спальне, и, естественно, сам мог устроить подобную встречу. Через обер-камергера двора проходила значительная доля документов и прошений, требовавших персональной подписи короля. В силу особой близости к монарху обер-камергер обладал значительной автономией от лорд-камергера. Постельничий часто выполнял конфиденциальные миссии вне двора, но его административные полномочия никогда не выходили за границы «королевской спальни».

Почти с самого начала и до конца правления на должности обер-камергера двора находился Томас Эрскин, с 1606 г. виконт Фентон, а с 1619 г. граф Келли. Он воспитывался вместе с Яковом в Шотландии. Еще в 1585 г. Эрскин стал камергером королевской спальни. Он пользовался огромным доверием короля после того, как в 1600 г. был ранен при подавлении заговора лидера шотландских ультра-протестантов Джона Рутвена, 3-го графа Гоури, за что получил треть земель заговорщика. За время службы Якову I Эрскин получил от него большое количество земельных пожалований. Должность обер-камергера позволила ему сохранить свое влияние как на короля, так и на политику на протяжении всего правления Якова I. И это несмотря на частую смену фаворитов, которые претендовали на неформальное лидерство при дворе. Особо острым было его противостояние с Бэкингемом в последние годы правления первого Стюарта. Как и многие из шотландцев, Эрскин был настроен профранцузски.

Эрскина вряд ли можно назвать королевским фаворитом в том смысле, в каком фаворитами были Карр или Бэкингем. Его отношения с Яковом I были ровными и доверительными, но не более того. Он не обладал особо выдающимися способностями и не проявлял самостоятельной политической активности, не был инициатором создания политических группировок и союзов. Но должность, которую занимал виконт Фентон, придавала ему общественно-политический вес. Поэтому с ним приходилось считаться всем придворным «партиям». Эрскин был действительно преданным слугой короля, всегда верно исполнял королевскую волю, хотя мог иметь отличное от своего господина мнение. И этим, безусловно, он устраивал Якова I. Не случайно Яков I, очень заботившийся о своей безопасности, назначил Фентона капитаном королевской стражи. Неоднократно именно через своего постельничего Яков I реализовывал те или иные изменения во внешней и внутренней политике. В первые годы Эрскин был связующим звеном между королем и Сесилом. Он сообщал государственному секретарю о намерениях короля и передавал королевские распоряжения, при этом и сам пытался добиться через министра улучшения своего материального положения[393]. Позднее он сблизился с лорд-казначеем Нортгемптоном.

Другая причина политического долголетия Эрскина, возможно, кроется в том, что он напоминал Якову I о его шотландских корнях. Фентон всегда представлял и отстаивал интересы шотландцев при дворе. Он не желал ассимилироваться и превратиться в англичанина, в отличие от других шотландцев. Символом антианглийской позиции стала церемония возведения Фентона в рыцари Ордена Подвязки в 1615 г. Яков I стремился представить парное возведение шотландца Эрскина и англичанина Ноуллза как проявление паритетной придворной политики. На деле церемония вылилась в персонифицированное соперничество между нациями, между старой тюдоровской аристократией и новой яковитской знатью, между королевской спальней и остальным двором. В церемониальную свиту Фентона вошли только шотландцы и только слуги спальни.

Фентон как бы символизировал стабильность яковитской придворной модели, в отличие от часто сменяющих друг друга королевских фаворитов. Он нередко испытывал чувства ревности и зависти по отношению к ним, поскольку и Монтгомери, и Хей, и Хоум, и Карр, и Бэкингем претендовали на неформальное первенство в спальне и получали от Якова I несравнимо большие пожалования. С утверждением в качестве фаворита Роберта Карра Фентон на некоторое время потерял контроль над спальней.

Как уже отмечалось, Эрскин в качестве обер-камергера первоначально способствовал вхождению Бэкингема в состав слуг спальни, но впоследствии, напротив, стал одним из его самых серьезных противников. Так, используя свое служебное положение, в апреле 1624 г. в разгар возглавлявшейся фаворитом и принцем Карлом антииспанской кампании, Фентон устроил в королевской спальне несколько встреч Якова I с испанскими послами. В противовес Бэкингему, Эрскин совместно с другим шотландцем из спальни – лордом Хаддингтоном пытался предотвратить импичмент лорд-казначея Кранфилда. Видимо, Эрскин тяготился ситуацией, когда он постоянно находился подле «фонтана чести», а все самое ценное доставалось другим. Неоднократно Фентон пытался интриговать с возможностью оставления поста оберкамергера[394], но всякий раз менял свое решение.

Конец ознакомительного фрагмента.