7
– Ты что, плакала? – Верочка сочувственно смотрела на подругу.
– Да ну, ерунда, что-то в глаз попало.
– А… А мы сейчас в подъезд входили, из него Мишка, как оглашенный, выскочил. Костика едва не зашиб. – Верочка погладила по голове трехлетнего племянника.
– Угу, – мрачно отреагировала Ксанка. Маленький крикливый балбес, с которым подруга носилась с самого момента его рождения, не вызывал в ней ничего кроме брезгливости и неприязни. Во-первых, он был совершенно бесполезным, во-вторых, абсолютно бестолковым. В общем, этаким клоном своей такой же никчемной мамаши, вздумавшей родить от заезжего иностранца и вместо хорошей должности в больнице и места в ординатуре получить сопливого младенца с последующей перспективой выхода из декрета в лучшем случае на ставку фельдшера, а вероятнее всего, на скромную зарплату медсестры в ближайшей к дому поликлинике. Конечно, сама Ксанка до этого не додумалась бы, подсказали дворовые сплетницы и охочая до разговоров с ними мамаша.
– Главное, здоровенький, – изрекала Верочка, качая коляску с запеленутым Костиком, ту бесспорную истину, которой как бы защищались в их семье от необдуманного и недостойного советской девушки поступка Надежды.
– Хорошо, что не черненький, – заявляла Ксанка то, что слышала от матери.
– А хоть бы и черненький, все одно наш, – беззлобно откликалась Верочка, не сводя с младенца влюбленных глаз.
Ксанку пеленки, соски и погремушки, на которых просто помешалась подруга, сначала просто не интересовали, но вскоре стали раздражать и даже бесить. Маленький, невзрачный, постоянно орущий и требующий непрестанного внимания, Костик прочно занял в Верочкиной жизни первое место, отодвинув без каких-либо усилий Ксанку на совсем не почетное второе. Вопреки болтовне и предположениям местных кумушек, Надежду из института не отчислили и места в больнице не лишили. Видно, хоть и «непутевая» она была, и «слабой на передок» оказалась, специалистом все же обещала стать хорошим. То же самое, только, безусловно, другими словами, объяснила Верочке и мама: «Надюшу осудить всякий может, а необходима в данной ситуации только помощь». Верочку же ни о чем и просить не требовалось, она счастлива была в этой своей полезности и незаменимости. Всю первую половину дня до школы (учились они с Ксанкой во вторую смену) была она Костику и мамой, и папой, и нянькой. Ласкала, агукала, давала бутылочки, меняла пеленки и, отправляясь в класс, с неохотой оставляла свое дитя на попечение старенькой бабушки.
Через год Костика отправили в ясли, и Верочка теперь неслась из школы туда, чтобы скорее забрать малыша, пока его «не уронили, не простудили, не запачкали» и еще миллион всяких других «не», появлением которых в жизни «драгоценного мальчика» она была заранее напугана. Даже ее влюбленность в Мишку на фоне новой всепоглощающей любви перестала быть такой яркой и мучительной, а тихонько тлела себе где-то в потаенном уголке души. Да и знакомое, не желающее отлипать от нее прозвище «Колобок» перестало казаться обидным и унизительным. Верочка уже не рассматривала себя в зеркале с тоской, она могла сама весело подмигнуть и этим поросячьим глазкам, и коротким ножкам, и толстенькому выпяченному животу, и крысиному хвостику, свисающему с макушки несколькими сосульками, и махнуть рукой, прокричав: «Привет, Колобок!»
Конец ознакомительного фрагмента.