Атараксия
Когда мне исполнилось четырнадцать, наша семья перебралась в город. Отец устроился на новую работу и получил от предприятия служебную квартиру, что было невероятным везением, учитывая экономическое состояние страны вообще и бедственное положение отдельных предприятий в частности. Тем не менее это произошло. Новая квартира не походила на царские хоромы, да и располагалась на окраине города, но по сравнению с нашей бывшей коммуналкой в забытом богом поселке выглядела эталоном роскоши. Все это произошло весной, шел учебный год, так что я незамедлительно отправился в новую школу.
Дарья Семеновна – мой новый классный руководитель, женщина лет сорока, с твердым холодным взором поверх узеньких очков и с поджатыми губками (верхнюю покрывал белесый пушок). От нее исходил стойкий запах старых книг, чем-то напоминающий нафталин… Она коротко представила меня классу: «Знакомьтесь, это ваш новый товарищ», – и начала урок русского языка. Свободных мест было три. Первое – в центральном ряду на предпоследней парте. Там сидел, откинувшись на спинку сиденья, парень и равнодушно смотрел, как я иду к нему.
– Свободно? – спросил я его, приблизившись.
Вместо ответа он забросил на пустующее место ногу и выразительно так на меня уставился. В левом ухе у парня была сережка, одет он был в джинсовый костюм (довольно приличный), обут в белые кроссовки Nike. Не то что мои трикотажные брюки и джемпер отечественного производства! Понятное дело, куда челяди с барином тягаться!
– Хорошие кроссовки, – сказал я ему, улыбнулся и направился к другому свободному месту.
Я сел за одной партой с худенькой девочкой. У нее было бледное лицо и веснушки на вздернутом носике. Звали мою новую знакомую Наталья, то есть Наташка. От нее пахло кошками. Я тихонько спросил, как зовут ее кота, получил в ответ улыбку и информацию о том, что котов у них целых четыре и всех назвали в честь римских императоров. Мы обменялись рукопожатиями (у нее была узкая, костлявая и холодная ладонь) и приступили к изучению русского языка – этого громаднейшего наследия homo informativus.
Как только звонок возвестил перемену и Дарья Семеновна покинула классное помещение, парень с серьгой в ухе и в белых кроссовках оглянулся на меня и, презрительно смерив с головы до ног, продекламировал:
– Это надо ж было так вырядиться! Клоун клоуном!
«Ну вот, теперь мы знаем Самого Центрового Парня класса!» – подумал я.
Молодежь притихла, несколько ребят с готовностью изобразили на лице ухмылку, некоторые загыгыкали. Будь у меня время подготовиться, возможно, я бы нашелся, что ответить получше. Но времени мне не дали, и я ляпнул первое, что пришло в голову:
– А я и не знал, что здесь школа модельеров. Думал, обычная. Ты, смотрю, в уроках кройки и шитья преуспел – неплохой самострок. На фирму похоже.
В классе стало совершенно тихо. На меня таращились все. Они смотрели и думали, что я не понимаю сути происходящего. Наташка даже легонько дернула меня за рукав – такой беспомощный жест, словно хотела сказать: ты что, не надо так! Но я все прекрасно понимал и все отчетливо видел. Я спокойно смотрел в сверкающие злостью глаза и улыбался. Я знал, что конфликт назревает и избежать его не получится, а потому сознательно шел на обострение. Хотя, конечно, и не лучшим для меня способом.
– Ты это… После уроков домой не торопись, – ухмыльнулся Самый Центровой Парень класса, закинул за плечи рюкзак и с важностью церемониймейстера прошествовал к выходу, демонстрируя окружающим свой подбородок. За ним потянулись еще двое.
– Побьют тебя, – грустно заключила соседка по парте.
– Выше голову, Наташа! Все будет хорошо! – заверил я одноклассницу достаточно громко, чтобы окружающие услышали нотки озорства и сумасшествия в моем голосе.
Я закинул за плечо сумку и, во весь голос распевая «Последний бой – он трудный самый!», покинул притихших одноклассников.
По окончании уроков в парке за школьным двором меня поджидали три моих новых товарища по учебе. Я увидел их сразу, как только вышел за ограду школьного двора, а потому прямиком направился в их сторону. Парень в кроссовках Nike и серьгой в ухе стоял посредине.
– Как поживаете, парни? – задал я риторический вопрос, сопровождая слова лучезарной улыбкой. – Собрались на кружок кройки и шитья?
Мое спокойствие вгоняло их в недоумение. Оно и понятно, ведь спокойствие – отличная маскировка, за ней совершенно не видно, какие козыри на руках у противника. Но главного хулигана не так-то просто было смутить. Он демонстративно сплюнул, процедил:
– А ты чё такой борзый, а? Может, тебе урок вежливости устроить? Так это легко…
– Одну минутку, уважаемые, – сказал я и вытянул руку ладонью вперед. Одноклассники, уже было сделавшие шаг в моем направлении, замерли. – Прежде чем вы начнете… преподавать, я хочу кое-что прояснить. Во-первых: мне совершенно плевать на ваше главенство в классе или где-то там еще. Я на него не претендую. Во-вторых: я никогда не ввязываюсь первым в неприятности, но если они все же случаются, решаю их довольно жестко. И в-третьих: ситуация, которая сейчас происходит между нами, несправедлива по отношению ко мне, потому что я ее не затевал. Поэтому, если мы сейчас не разойдемся мирно, то, разумеется, мне достанется. Но! Я вам обещаю, что потом вы об этом будете сильно сожалеть и всячески корить себя за глупость.
Этот манифест и, главное, невозмутимость тона подействовали на них как ингибитор – забияки впали в замешательство на несколько долгих секунд, но предводитель быстро взял себя в руки, с преувеличенной бравадой выкрикнул: «Да чё он гонит!..» – и бросился в атаку. Псы последовали примеру своего хозяина.
Я не очень-то отбивался, в основном старался уйти от ударов и закрывал голову, пах и почки. К тому времени опыта уличных драк у меня было не так уж и много, поскольку я, как ни крути, человек довольно мирный и коммуникабельный. Там, где я рос, меня вообще никто никогда не трогал. Разве что пару раз случалось поцапаться с парнями из соседнего поселка, то есть с чужими. Но как раз в данном случае я и был чужой. В общем, выиграть этот поединок я и не рассчитывал. Моей главной задачей было уцелеть с наименьшим ущербом, на ней я и сконцентрировался. В конце концов меня повалили на землю и принялись пинать ногами. К этому моменту мои потери насчитывали разбитую бровь, губу и нос, не считая кучи синяков и ссадин на теле. Конечно, я испытывал боль, но страха не было и в помине. К своим четырнадцати годам я вообще начал забывать, что это такое – страх.
Катали меня по земле минут десять, то есть довольно долго, но не очень качественно, потом гвардейцы уличных поединков умаялись.
– Хорош, – тяжело дыша, сказал старший и сделал шаг назад. Остальные последовали его примеру.
– Ну, и кто из нас пожалел? – пролаял один из псов.
Поняв, что экзекуция окончена, я поднялся, сфокусировав внимание на том, чтобы стоны и охи не просочились наружу, медленно подобрал свою сумку, сказал:
– Ну что ж, господа, если вы закончили, то я, пожалуй, пойду.
Их лица выразили озадаченность. Я отвернулся и неспешно побрел по аллее в глубь парка. Трава уже густо зеленела, на березах распускались первые почки, солнце слепило и насыщало воздух теплом. Майские жуки деловито гудели в кустарнике, и пахло сиренью. В целом было хорошо.
Конец ознакомительного фрагмента.