Замочная скважина
Вибрация голосовых связок, воспринимаемая людьми как речь, требует воздушного потока, выпускаемого легкими. Мара же пытался говорить, стараясь по максимуму удержать внутри марихуановый дым. От этого его речь походила на вещание радиоприемника: скрипучая, с частыми короткими задержками. Я подумал, что так может говорить человек, которому перетянули веревкой гениталии, но до состояния беспричинного хохота я еще не дошел, а потому молча и сосредоточенно внимал его словам. Мара наставлял:
– Представь, что все наши органы чувств – всего лишь замочная скважина, через которую мы смотрим на мир. Ну, не только смотрим, а еще слушаем, нюхаем, ну и все, что мы там еще делаем… В смысле ощущений. Понимаешь, о чем речь? А теперь представь, что кто-то снес перед тобой дверь вместе с замком и той замочной скважиной, через которую ты пытался чего-то там подглядеть. Тебе башку оторвет, парень! Ты даже представить себе не можешь, что ты там увидишь!
– Ты это… не грузи, – тихонько попросил Кислый, но никто не обратил на него внимания.
Я принял косяк, затянулся и попытался представить то, о чем вещала радиостанция Мары. Сказать откровенно, ничего особенного мое воображение не рисовало. Вернее, я отчетливо представил себя стоящим перед дверным проемом. Дверь была сорвана с петель и лежала возле моих ног, плоскость стены вокруг проема была темно-зеленого цвета и обильно украшена трещинами, надписями черным маркером и бороздами от гвоздя или еще чего-то острого. Но что было за дверным проемом, мне разглядеть не удавалось. Мое воображение останавливалось на пороге и переступить его категорически отказывалось – все, что было дальше, растворялось в непроглядной черноте. Отчего-то я был уверен, что там ничего нет, но разум говорил, что так быть не может: если я что-то видел сквозь замочную скважину, то по крайней мере это же должен был увидеть и в открытую дверь. Следом я подумал, что и в замочную скважину ничего особенного не видел. Да и вообще, смотрел ли я сквозь нее?…
Я выдохнул и передал «жезл» нашей эстафеты Кислому, пытаясь разобраться в сложнейшей словесной головоломке: дверь, замочная скважина, непроглядная муть. Кислый затянулся с присвистом, так жадно, что у него глаза полезли наружу. Он поспешно передал Маре «торпеду», а сам почти весь сполз со стула, пытаясь найти наиболее комфортное положение тела, чтобы как можно дольше удерживать в легких дым. В следующее мгновение Кислый свалился на пол. Из-под стола донесся глухой кашель.
Марихуановое облако висело над журнальным столиком. Дым медленно закручивался в шершавые вихри, рисовал едва различимые спирали, смахивающие на ураганы в атмосфере Юпитера, извивался кривыми Безье, а то вдруг прорывался тоннелями чистого воздуха, чтобы тут же сомкнуться снова. Облако текло и менялось…
Косяк, замыкая треугольник, снова вернулся ко мне. Пришлось прервать созерцание скоротечности пространственно-временного континуума. Я сделал добрый «пас», покопался в памяти, отыскивая последнюю тему беседы, вспомнил про дверь и замочную скважину, сказал:
– Мара, я ничего там не вижу.
– Где? – поинтересовался тот.
– О чем ты, Гвоздь? – сквозь слезы пропищал из-под стола Кислый.
Должно быть, я надолго задержался в помещении с зелеными стенами. Или это марихуановое облако украло время?…
– За дверным проемом, – пояснил я.
– За каким еще проемом, парень?
– Так… Стоп. Ты мне о чем только что говорил?
– А-а-а… Так вот, эта штуковина… Представь, что все наши органы чувств – всего лишь замочная скважина, через которую мы смотрим на мир…
Мне показалось, что я уже это слышал, но голос Мары звучал так, словно ему ремнем перетянули яйца. Я перебил его:
– Мара, будешь так накуриваться, сделаешься кастратом!
А потом меня согнуло пополам, и наружу вырвался Ниагарский водопад хохота.
– Во, Гвоздя торкнуло, – с завистью сказал Кислый, выглядывая из-под стола, и добавил к моему потоку тоненький ручеек визгливого смеха. Кислый даже ржал на халяву.
Я смеялся долго и качественно, так, что скулы свела судорога, а мышцы живота отказывались разогнуть туловище. Наконец я ладонями собрал щеки в кучу, то есть вернул их на место, и приказал себе успокоиться. Где-то внизу тихонько повизгивал Кислый. Мара добивал «пятку» и спокойно поглядывал на меня. Я спросил его:
– Так что там про дверь?
– В следующий раз, парень. Сегодня ты уже не в состоянии адекватно воспринимать информацию. Пока что достаточно, если ты просто запомнишь: все, что мы видим и чувствуем, – всего лишь жалкая толика того, что есть на самом деле.
Минут пятнадцать я размышлял над замечанием Мары насчет того, что информации на сегодня мне более чем достаточно, и наконец решил, что это вполне справедливо.