ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Да, кстати, зовут меня Катя. Раз уж я решила рассказать вам свою историю, то не мешало бы, наверное, и представиться. И когда все это началось, мне только-только исполнилось девятнадцать лет. Э-эх, давно же это было!
Раньше я часто слышала от знакомых девчонок, что можно поехать в Корею или Японию и заработать неплохие деньги, развлекая местных своей «русской красотой», песнями, плясками и прочим. Я очень долго взвешивала все «за» и «за» (аргументов «против» почему-то не находилось) и, наконец, решилась.
Хотя я слышала и несколько неприятных историй, в которые попадали наши девушки, но большей частью они были связаны с Китаем, а не с Японией, в которую собиралась поехать я. Поэтому я сделала несколько фотографий, загранпаспорт и отнесла все это в фирму. Меня обещали устроить на работу в хороший клуб в Японии. Правда, когда виза была уже в паспорте, и я пришла подписывать контракт – выяснилось, что еду я не в Японию, а в Корею. Ну, Корея так Корея, хрен редьки не слаще.
Перед отъездом я раздобыла телефоны российского консульства в Сеуле, купила самое необходимое (неизменную «Мастер и Маргарита», пару дисков с российской музыкой да батон копченой колбасы) и поехала в аэропорт. Билеты мне оплатила фирма, с собой было некоторое количество свободно конвертируемой валюты, так что чувствовала я себя более-менее уверенно. К тому же, ехала я от «проверенной» компании и в их репутации, как и в собственном будущем не сомневалась.
Со мной летели еще двое. Первая девушка была невысокого роста и не слишком-то броской внешности. Она всю дорогу молчала. Вторая же, по имени Света, была полной противоположностью первой: высокая, худющая, с острыми чертами лица. Она сразу же показалась мне ну сли-и-ишком уж разговорчивой и бойкой девицей, чем категорически не понравилась. Уж и не знаю почему, но не симпатизировала я никогда болтливым людям, и все тут! Однако, как вскоре выяснилось, ее напористость и привычка «переть напролом» в Корее были весьма и весьма полезны.
Мы сошли с трапа самолета в аэропорту «Кимпо». Тогда еще не был отстроен международный «Инчен», но даже этот, в сравнении с нашим местным международным терминалом нам показался «ОГО-ГО!».
Мы без проблем прошли таможню и эмиграционный контроль, и пошли на выход. Нас встречал полноватый кореец с табличкой с названием нашей фирмы в руках.
– Привет! – почти без акцента сказал он и добавил, уже по-английски. – Летс гоу!
Мы пошли следом, вернее – побежали, волоча за собой пудовые чемоданы, так как этот отрезок пути он, видимо, проделывал тысячу раз, и ради нас притормаживать не собирался.
– Ну и хамло! Хоть бы с чемоданами помог! – сказала Светка тихо, на тот случай, если кореец все-таки понимал по-русски.
– Ага! Прям щас, разбежится, и поможет!
Я, не привыкшая к рыцарским манерам еще с России, не рассчитывала на них и там.
Мы дошли до стоянки и стали чего-то ждать.
Девчонки сразу же кинулись искать сигареты и жадно курить. Мало того, что в самолете курить нельзя, так ведь надо же попробовать, как оно, курить за бугром! А вдруг как-то иначе, чем у нас? Оказалось – нет, не иначе… но все равно – приятно.
Минут через десять к нам подошла старенькая кореянка и стала нас разглядывать, жестикулировать и, как нам казалось, ругаться. Как потом выяснилось, она не ругалась, – просто это у них язык такой: иной раз не поймешь, то ли они ругаются, то ли подавились, то ли о погоде говорят. После прослушивания этой непонятной речи толстенький кореец, коего звали мистер Ли, сообщил, что меня и Светку «мама» берет, а вот вторую, тихоню, он повезет в другой клуб.
Мы принялись возмущаться, что мол, только вместе поедем! Но мистер Ли наотрез отказался что-либо обсуждать и заявил, что в «мамином» клубе все высокие, и она совершенно не подходит клубу по росту. Мы, конечно, расстроились, но нас утешили тем, что едем мы, по крайней мере, все в один город.
В общем, погрузились все в микроавтобус и поехали. Ехали долго, часов пять. Наконец сонный мистер Ли сказал, что уже почти приехали.
Мы стали оглядываться по сторонам. Что ж, вроде неплохо: город немаленький, все искрится от ярких вывесок, кругом оживление и веселье… Но только мы все едем, …и едем,… и все никак не останавливаемся…
Вот уж и высотки все проехали, и яркие огоньки…, поля рисовые пошли. Тут мы уже всерьез стали беспокоиться.
Ли тем временем свернул на какую-то проселочную дорогу и по краям стали видны маленькие домики, больше напоминающие наши «свои» дома.
Наконец машина остановилась. Мы огляделись: улочка с четырьмя клубами, парочка домов-бараков, парочка ресторанов. Да-а, негусто.
– Какого…??? Мы где вообще? – по голосу Светки я поняла, что госпожа Паника наступает. Она завертела головой в поисках Ли.
– Почему мы здесь, что это за деревня?! – ее голос начал срываться почти на крик.
Кореец мельком взглянул на нее и спокойно так отвечает:
– А вы тут работать будете. Сейчас «мама» покажет вам квартиру, отдохнете и пойдете смотреть клуб.
После этого он молча открыл перед нами дверцу, вытащил наши со Светкой чемоданы на улицу, так же – молча – уселся обратно в машину, и… был таков.
Должна заметить, что наши паспорта он отдал «маме» еще в аэропорту, объяснив это тем, что их нужно будет сдавать для получения эмиграционной карточки. Так что, сами понимаете: бежать нам некуда и срыва – ноль. Ну да ладно.
Подошла старенькая кореянка, открыла перед нами двери в постройку, больше напоминавшую сарайчик, и показала, чтобы мы втащили внутрь чемоданы.
– Простите, а как нам вас называть? – спросила я по-английски.
– «Мама», – ответила она и улыбнулась.
«Ничего, улыбка, вроде, добрая. Авось пронесет и все будет нормально», – промелькнула слабая надежда.
– Нет, ну а все-таки, как вас зовут? – настаивала я, так как называть чужую тетю «мамой» у меня язык не поворачивался.
– «Мама»! Кинчана!
«Хм, и что еще за «Кинчана»? Фамилия, что ли, такая?» – думаю. Оказалось, что не фамилия. И даже не имя. По-корейски «кинчана» значит: «нет проблем».
Ладно, думаю, «мама» так «мама». Мне все равно.
По-английски она почти не понимала. Во всяком случае, если и понимала, то очень и очень плохо. А уж изъяснялась она на нем вообще ужасно! Но со временем мы научились понимать почти все из того, что она хотела нам сказать.
Притащив ящик лапши, «мама» оставила нас одних.
Мы со Светкой осмотрели свое жилище. Н-да, кухня замызгана жирными пятнами, тараканчики бегают толпами, кругом – пыль, грязь… Ладно, идем дальше. О, три комнаты, – уже лучше! Вошли в первую: здесь чисто, кровать «полуторка», ящик пластиковый для белья, зеркало, комод. Во второй стояла еще одна кровать, такой же комод… в общем, – дубликат первой. Третья комната была пустая. Кроме конструкции для сушки белья и вешалки там ничего не было.
«Видимо, гардеробная», – подумала я, и, перетащив в нее свой чемодан, принялась распаковываться.
– Ты что делаешь? С ума сошла?! Мы ни на минуту здесь не останемся! Ни на один день! Ты посмотри, куда нас завезли. Это же дыра какая-то! Я ехала в ХОРОШИЙ КЛУБ, а не в деревню Кукуево! Да у нас уборщицы лучше живут! – у Светки в глазах стояли слезы.
Из ее рассказов я поняла, что она из «приличной» семьи: папа – капитан, мама – бухгалтер, у самой Светки высшее техническое образование. На мой вопрос о том, а какого, собственно, рожна ее в Корею понесло, если у нее дома вроде все так прям в шоколаде с вафелькой, она ответила как-то уклончиво: обстановку сменить. Я еще удивилась тогда: «Ну, – думаю, – я могу понять: в соседний город к бабушке или в Москву на крайний случай, но чтобы вот так – в чужую страну, да от хорошей жизни!? Нет, что-то здесь не то. Ну да дело это не мое, захочет – сама расскажет».
В общем, плохо Светке было, – видно невооруженным взглядом. Мне-то еще ладно, я в маленьком городке полжизни провела, с дачей, посадкой картошки, горячей водой по праздникам, – так что мне не привыкать. А вот ей плохо было, это точно.
– Света! Не хочу тебя расстраивать, но ты подумай логично: за нас уже клуб деньги заплатил как минимум за месяц. Нас никто раньше месяца отсюда не заберет. Может, если мы будем хорошо работать, зарекомендуем себя, нас переведут в хорошее место. А сейчас пока об этом и думать нечего! Ну, оглянись, здесь не так уж и плохо. Мы тут все отмоем, таракашек потравим – даже миленько будет! Ну?! Что слезы лить? Мы не русские, что ли!? Где наши пропадали!? Да мы везде выживем и еще во-о-о-о как заживем!
Вроде немного помогло. Я и ее успокоила, и даже себя… немного. Говорила все это, а сама думала: «Ну, какие деньги можно тут заработать?! Что смеяться? По-моему, нам тут еще самим придется местным жителям помогать». Тем не менее, Светка, кажется, успокоилась, и мы принялись распаковываться.
Сначала решили, что уборку начнем утром, но все ж таки не утерпели и стали убираться сразу.
Так, от тараканов надо срочно избавляться! Эта гадость ни дай Бог ночью в ухо залезет, или в еду куда-нибудь! Бр-р-р!
Фантазия у меня, предупрежу сразу, очень бурная, и все ужасы того, что могут натворить тараканы, предстали пред моим взором в полном цвете. Поэтому полночи мы провели за уборкой, и лишь после этого приняли душ. Тараканами решили заняться чуть позже, когда выберемся в магазин и купим специальные ловушки для них.
Да, кстати, душ тоже заслуживает отдельного описания.
Представьте себе: маленькая комнатка; пол залит бетоном; такие же стены; из одной стены торчит кран и душ; в других стенах по двери (одна ведет в спальню, вторая – в гардероб, третья – на задний дворик, размером метр на полтора) и… много-много плесени везде, куда хватает взгляда! Чудненько, правда!? Нам тоже понравилось.
Незаметно наступило утро.
«Мама» пришла около полудня и повела нас кушать. С ней приплелась еще одна женщина лет сорока. Себя она представила как «Мадам». Все-таки проблемы у них с фантазией!
Вот, китайцы у нас, которые в России работают, – молодцы! Они понимают, что Суньхачай мы не запомним, вот и называют себя: Петя, Вася и т. д. Все по-разному. А эти только и знают себе: «мама» да «мадам». Ну да ладно, – их дело.
Пришли в ресторан. Они что-то там заказали. У нас ничего не спрашивали.
Сидим, ждем…
Через пять минут принесли гору листьев зеленого салата, сырые кусочки бекона, кучу каких-то салатиков и сковородку с плоской крышкой без ручки. Сковородку поставили на огонь, прямо посреди стола, и выложили на нее куски свинины.
Мы молча наблюдали. Что делать с этим дальше, где вилки, где хлеб… и как вообще себя вести – понятия не имели.
Еще через минуту нам принесли металлические палочки и показали, что ими нужно взять мясо, уложить его на листик зелени, сверху положить каких-нибудь салатиков и все это – свернуть трубочкой. Получившийся рулетик можно кушать.
Звучит процедура вроде бы просто. Но проблема состояла в том, что не только металлическими (а ними есть гораздо сложнее, чем деревянными!), но и вообще – никакими – палочками есть мы еще не умели. Так что это выглядело форменным издевательством: пахнет-то вкусно, но пока все это в рот попадет… – желудок к позвоночнику от голода прилипнет!
Вторая «кака» этого обеда состояла в том, что принесенная еда была абсолютно без соли! Некоторое время помучившись, мы не выдержали и попросили соль (о такой роскоши как вилки и хлеб мы боялись даже подумать). Хозяйка ресторанчика долго над нами смеялась, но солонку все-таки принесла.
После «обеда» мы пошли в магазин одежды для танцовщиц.
Для справки: до этого момента мы понятия не имели, что нам придется танцевать в бикини. Это, конечно, смущало. И если бы в конечном итоге танец превращался бы в заурядный стриптиз, то мы бы просто не вышли на работу и поехали обратно в Россию. Уж что-что, но ЭТУ границу я бы переступить не смогла. За любые деньги.
В магазине перед нами засуетилась его хозяйка, предлагая то один, то другой комплектик блестящих бикини. Я выбрала один из них и ушла в примерочную. Вышла, посмотрела в зеркало, – мне не понравилось: грудь вульгарно выпирала, словно я певичка дешевого кабаре.
А кореянкам кажется, напротив очень даже приглянулось:
– Очень хорошо! Грудь красивая! – Та, что была хозяйкой магазина, все похлопывала меня по попе да по груди и восхищенно прицокивала языком.
В конце концов, я психанула, отбросила от себя ее руку, и, буркнув «беру этот», вылетела из магазина. Позже мы узнали, что у этой женщины-продавца есть прозвище, которое очень ей подходило – «Лезбиянка». Именно так – через «з». С тех пор мы так ее между собой и называли.
По приходу домой я вырезала из чашек лифа весь поролон, чтобы грудь как бы «тонула» в образовавшихся пространствах, а не «вылезала» где-то в районе ушей. Видимо, вся эта куча поролона была рассчитана на плоскогрудых, в большинстве своем, кореянок.
Вечером мы со Светкой сходили в магазин, накупили овощей, потушили их и наконец-то нормально поели. С хлебом, колбасой и сладким чаем.
Вдруг Света засмеялась.
– Ты чего? – спросила я, прихлебывая чай.
– Вот ты скажи мне, зачем я, – взрослая девушка, с высшим образованием, из нормальной семьи, у которой и с деньгами особых проблем нет – сюда приехала!? Задницей в бикини перед мужиками крутить? Ну, зачем, а!?
– А правда, зачем? Для смены обстановки уж как-то слишком круто. Хотя, скажем прямо, цель достигнута. Обстановка оч-чень, мягко говоря, иная.
Света тяжело вздохнула:
– Я с мужем развелась. У нас серьезные проблемы были, и мне надо было уехать. Вот я и подумала: здесь меня точно никто доставать не будет. – Она опять вздохнула и уткнулась в кружку.
– Понимаю… – только и смогла проговорить я.
А что тут еще скажешь? Ну не объяснять же человеку, что слишком часто наши проблемы не решаются так легко.
– Кроме моих родителей никто не знает, где я. Даже подружки не знают. Я всем сказала, что в Нижний Новгород поехала к родственникам. Меня бы не поняли, если б я правду сказала.
Я подумала, что, пожалуй, тоже такого решения не понимаю, но промолчала. Чужая душа потемки. Откуда я знаю, что у нее за муж там? Может он псих какой?
Оказалось, что если и не псих, то, по крайней мере, буйный: побил ее пару раз. После одной такой бойни она на одно ухо слышит плохо. Так что она, может быть, правильно сделала, что уехала. Все-таки новые ощущения многое заставляют забыть и на многое взглянуть по-новому.
Пять вечера. В дверь постучали:
– Мама! Откройте!
Я открыла дверь. Перед нами стояла все та же «мама» – хозяйка клуба.
– Собирайтесь. Шесть. Клуб. Работа.
Из ее разрозненных слов на жутком английском удалось понять, что работать мы будем с шести. О'кей, – с шести, так с шести.
Мы оделись, накрасились. Около шести она вернулась и все вместе мы пошли в клуб.
– «Стерео», – прочитала я вывеску. – Значит, работать будем в «Стерео». Ясно.
Ничего, конечно, не ясно, но хоть с названием определились.
Внутри обстановка оказалась более, чем скромной. Небольшая сценка для танцовщиц, штук пятнадцать столов в четыре ряда, кресла, бар. В углу за столиком сидело около шести девушек непонятной национальности. Как потом оказалось – филиппинки. Все они были одеты в мини-платья, которые едва прикрывали их женские достоинства. Недостатки прикрыть ними было просто невозможно. Только одна из них была худенькой, все остальные – довольно упитанные.
Нас посадили за столик. Ровно в шесть часов одна из девушек поднялась и прошла в раздевалку за сценой. Через минуту она оттуда вышла, но уже в бикини. По лесенке поднялась на сцену.
Не могу сказать, чего именно я ожидала. Но, наверное, не совсем этого. Я, не имевшая никакой танцевальной подготовки, кроме дискотечной, и элементарного врожденного чувства ритма, была, тем не менее, поражена. На мой взгляд, эта девушка едва двигалась. Шажок влево, шажок вправо; два назад, два вперед. Вот и весь ее арсенал!
– И это все? А как же… в контракте ведь написано – танцовщица. Я, кстати, на бальные танцы ходила. Я думала, мы танцевать будем, как положено. – Свету, видимо, тоже сильно удивили ленивые телодвижения филиппинки.
– Блин, а я боялась. Думала, надо мной смеяться будут. Так мы им покажем, а, Свет!?
– Тю, блин, конечно! – она, похоже, тоже была рада, что мы будем выглядеть «на уровне», по сравнению с этими девушками. Все-таки дух конкуренции еще пока никто не отменял.
Дошла очередь и до меня. Скажу честно: страшно было до жути! Да и стыдно тоже.
Во-первых, все-таки перед кучей незнакомого народа танцевать в бикини, да еще и на ярко освещенной сцене, – это требует недюжинной отваги.
Во-вторых, я мужчин вообще всегда стеснялась, а тут мне танцевать перед ними было нужно. Так уж вышло, что я девушка «поздняя» и до этого у меня почти не было опыта подобного общения с мальчиками. Так что для меня это было похоже скорее не на танец, а на ночной кошмар.
Но, слава Богу, пока что в клубе мужчин не было. Я переоделась и вышла на сцену. Зажала гордость в кулак, запихала ее подальше и станцевала так, как будто от этого зависела моя жизнь. Танцевала скорее для себя, потому что кроме Светки и «мамы» больше никто не обращал на меня внимания.
«Отплясав» две песни, я передала эстафету Свете. Она тоже постаралась выложиться на все сто. Мы потом друг друга похвалили, прочувствовали собственную возвращающуюся гордость и вопросительно посмотрели на «маму».
– Очень хорошо, – она улыбалась.
Ну, слава те…, вроде обошлось.
После того, как мы оттанцевали, к нам подошла женщина, тоже там работавшая, и тоже одобрительно улыбнулась и похвалила.
Вообще, помимо хозяйки там было еще две женщины лет сорока-пятидесяти, работавших официантками-разводилами (догадайтесь, как они себя нам представили? Точно – «МАМА»!), одна женщина-посудница, две кореянки-хостесс лет тридцати-сорока и ди-джей.
Сперва я не могла понять: почему такие взрослые женщины работают в клубах? Объяснение этому оказалось простым. Дело в том, что подобные заведения – семейный бизнес, и ничего другого эти женщины делать попросту не умеют.
Нашему «Стерео» в том году исполнилось шестнадцать лет. А до этого хозяева держали клуб в другом городе.
Я, кстати, узнала немного и историю Эй-тауна (место, куда нас привезли, называется Америка-таун, сокращенно – Эй-таун). Делюсь.
Эй-таун, как и многие подобные ему деревеньки был построен возле военной американской базы. Военнослужащих командируют туда в среднем на год. Мужики, как правило, не могут привезти с собой жен и детей, даже если таковые имеются. И естественно по нормальным женщинам они скучают (сами понимаете, женщин-военных не много, а если и есть, то их моральный облик весьма далек от принятых норм).
Пятнадцать лет назад в Эй-тауне работали только кореянки и в основном занимались они проституцией. С тех пор многое изменилось, экономика Южной Кореи заметно улучшилась и секс-услуги стали нелегальными. Лично мне так и не удалось отыскать настоящей местной проститутки, хотя я и слышала, что где-то в центре Кунсана (того самого, с огоньками, который мы так безнадежно проехали в самом начале) есть «Красный Квартал». Но, чего не видела – того не видела, поэтому и утверждать не буду.
И когда проституция стала нелегальной, корейцы придумали, как продолжать зарабатывать деньги на скучающих американцах более-менее законным способом. Они понастроили клубов размером с наши кафешки, понабрали симпатичных и не очень (там все прокатывает) девчонок и объяснили суть: если клиент хочет поговорить (только поговорить, остальное там было строжайше запрещено, по крайней мере – официально) с девушкой, то он должен купить ей сок, цена которому десять долларов. Девушке с этого перепадает от полутора до пяти долларов, в зависимости от национальности. Филиппинки получали меньше всех – полтора. Русские – от двух до трех. Кореянки, соответственно, – пять. Такая вот дискриминация. Нам, можно сказать, еще повезло – «мама» платила нам по три тысячи вон с каждого стакана сока (одна тысяча вон равнялась тогда одному доллару). А вот девчонкам, которых привезли в наш же клуб, но месяцем позже, платили уже не по три, а по две с половиной тысячи вон. По какой такой причине, – не знаю.
В среднем мы должны были выпивать сок за десять-пятнадцать минут. Если мы вдруг забывались и пили сок дольше, одна из «мам», проходя мимо, ненавязчиво так давала неслабый тычок в бок.
Вот примерно в этом и заключалась наша работа в клубе. Да, еще нужно было танцевать, когда приходила твоя очередь. Ну, это – само собой.
В целом, если подумать, – неслабо так! За десять минут болтовни грабить людей на десять баксов! Но дело тут вот в чем: парни платили такие деньги не просто за болтовню, а за возможность познакомиться с девушкой и, если уж совсем повезет, – завести постоянную подружку. И так как в «тауне» работало в общей сложности всего около трехсот девушек, а парней на базе было около трех тысяч, то с помощью нетрудных математических вычислений вы поймете, почему они не жалели денег на болтовню.
Девчонки парней находили себе там моментально. Конечно, ведь среди них конкуренция огромная, вот ребята и стараются: один другого обходительней, ухаживают все красиво, обещают горы золотые и луну с неба в придачу! Ну, как тут не влюбиться!? Как голову не потерять?!
Клуб пока был пуст, клиентов еще не было. Вдруг дверь распахнулась, и вошел первый посетитель. Росту он был маленького, внешне похож на еврея, но рыжий.
Он бухнулся в кресло за соседним столиком и поздоровался:
– Хеллоу, меня зовут Джерамайя, а вас как?
Мы представились.
– Вы новенькие?
– Первый день.
– Я вам вот что скажу, – произнес он заплетающимся языком (парень был явно «под мухой», и неслабой). – Не верьте никому…!
Тут его речь прервала одна из «мам» криком: «Покупай сок или не разговаривай с ними!»
Поначалу я не поняла, о каком соке идет речь и в чем причина столь грубого отношения к клиенту, но виду не подала. На всякий случай.
Тем временем Джерамайя оббежал вокруг стола и присел на корточки возле Светы:
– Здесь все врут: американцы, корейцы… Никому не верьте! Никому!
«Мамашка» принялась гоняться за ним вокруг стола, грозя кулаком, а он – со смехом убегать.
– А тебе верить можно? – с серьезным, насколько это было возможно в данной ситуации, лицом спросила я.
Он на секунду задумался.
– Мне – тоже нельзя… Я вообще – плохой, – На этом Джерамайя как-то сразу загрустил, и под крики кореянок вышел на улицу.
Мы посмеялись, но особого значения его словам не придали.
Новости о вновь прибывших девчонках всегда распространяются по городку со скоростью звука. Поэтому в тот же вечер наш клуб был переполнен. Яблоку негде было упасть!
Вот еще минуту назад клуб был пуст, но тут завалила толпа и враз заполнила собой все имеющееся пространство. Как волна цунами, ей Богу! Описать весь наш ужас перед этой шумной, прыгающей под тяжелый рок, и уже слегка подвыпившей толпой очень сложно. Мы с трудом понимали, что вообще происходит.
Американцы очень сильно отличаются от русских. И дело не только в одежде, но и в жестах, лицах, поведении. Например, наши никогда не будут прыгать под музыку, пока не «накатят» грамм по двести-триста. А этим – все равно: прыгают себе и прыгают, гогочут, да пьют потихоньку. Мы же как-то больше привыкли к застолью, посиделкам, болтовне под водочку… ну а потом уже и к танцам да к «мордобитию»…Да и не только это, вообще, – все в них было как-то по-другому, иначе, чем у наших.
В первый момент мы совсем было растерялись, и не знали, что же нам с ними делать. Никто ведь толком и не объяснил: а в чем, собственно, заключается наша работа?
Но слишком долго находиться в неведении нам не позволили. Как только в клубе появились первые, после визита Джерамайя, посетители, к нам подошла «мадам» и уверенно повела к одному из столиков. Усадила нас к паре американцев и приказала: «Разговаривайте». Интересно, – о чем?
Ну, мне-то еще как-никак проще, я английский хотя бы на уровне школы знала. А вот Светка – немецкий изучала. Весь вечер я проработала переводчиком, хотя и сама еще плохо понимала чужую речь. Как ни крути, но изучала я именно «английский» язык, а не «американский», а это – очень разные вещи. От британского английского, коему учат нас в школе, американский отличается тем, что состоит, в основном, из сленга и отсутствия какой бы то ни было грамматики.
– Здравствуйте, меня зовут Катя, – промычала я, чувствуя себя снова школьницей.
– Как? Кача? – переспросил парень, на вид лет двадцати пяти-тридцати.
– Ка-тя, – повторила я по слогам.
– Катья? – снова спросил он. – А я – Джон!
– Очень приятно, – я согласилась на то, чтобы меня называли «Катья». Ну, в самом-то деле, не бить же мне его, если не может он выговорить такое простое, на мой взгляд, имя. Кстати, у большинства американцев возникают сложности при переходе с согласной на мягкую букву «я», – они всё время пытаются дополнительно смягчить согласный звук. Вот и получается у них вместо Кати – Катья, вместо Ани – Анья, ну и так далее.
– Ты недавно приехала?
– Да, сегодня мой первый день в этом клубе.
– Нравится? – спросил Джон.
– Пока не знаю. Наверное, не очень.
Нет, ну что за вопрос!? Я тут без году неделя, откуда я могу знать, нравится мне здесь или нет!? Не определилась я еще!
Мы болтали о пустяках: откуда я, он, сколько лет, женат ли, дети есть? Да, один ребенок, разведен, сам из Орегона. Из Хабаровска, не замужем, детей пятеро. Как, пятеро!? Шучу, – нет детей.
Через пару минут после нашего со Светкой приземления за столик подошла «мадам» и спросила парней, купят ли они нам сок.
– Да, конечно, – ответили они хором. Ну, хоть это радует, не зря мучаемся.
О том, чтобы получать удовольствие от беседы пока что не было и речи. Музыка орала так, что я не слышала собственного голоса, плюс мой английский (он же – американский) тогда еще был далек от совершенства.
Светка и «ее» американец сидели, уткнувшись в англо-русский словарь и, видимо, говорили о том же, о чем и мы с Джоном: дети, родина, возраст.
Нам принесли соки: стаканчики граммов на сто с неизвестным содержимым. Я попробовала: на вкус – вроде как апельсиновый с персиком, но на дне еще плещется что-то красное, и вся эта смесь отдает каким-то алкоголем. В первый день работы нам, видимо, решили плеснуть в сок немного алкоголя, – для храбрости. Потом мы попросили «маму» не делать больше этого. А то так и спиться было не долго.
Мне такой дорогой сок пить было жалко, ну прямо рука не поднималась, поэтому и цедила я его минут пятнадцать, пока не подошла «мадам» и не пихнула меня в бок.
– Пей быстрее! – прошипела она на ухо.
Я от такой бесцеремонности чуть не поперхнулась. Да уж, отношение к нам, скажу прямо, было не ахти. Я допила сок, и «мадам» тут же спросила парней, не хотят ли они купить нам еще.
Их хватило на три сока каждой из нас. Мы поговорили еще о России, целях нашей поездки в Корею и т. п. Парни попросили наши телефоны, которых у нас, конечно, не было и ушли, пообещав прийти на следующий день.
За вечер мы «насобирали» примерно по пятнадцать соков, заработав в дополнение к основной зарплате «за танцы» примерно по 45 долларов каждая. Что ж, для начала неплохо.
Мы жутко нервничали, ведь не каждый день знакомишься сразу со столькими парнями, да еще и американцами. Но все они задавали одни и те же вопросы и получали одни и те же ответы. И к концу вечера голова гудела от повторяющихся «как-зовут-ты-откуда-сколько-лет-ты-замужем-дети-есть?».
Домой мы вернулись около часу ночи и еще долго обсуждали первые впечатления. Светка твердо решила за месяц вызубрить английский. Приступить решила немедленно. Она записала основные фразы, повторила по пять раз «перед сном» и положила листок под подушку. Чтобы уж наверняка запомнилось.
Утром мы пошли искать телефон, чтобы позвонить домой. Отыскали автомат. Зашли в магазин и купили карточку для международных звонков. А вот как звонить – понятия не имели. И автомат с кучей кнопочек и карточка были на корейском.
Мы стояли, почесывая репы, когда увидели невдалеке девушку.
– Она русская, точно тебе говорю! Давай у нее спросим, как звонить! – стала настойчиво предлагать Света.
– Девушка! Вы нам не поможете? Мы не знаем, как позвонить в Россию, – обратилась я.
Девушка была высокая, стройная, симпатичная. Одета была в майку, джинсы и кепку на коротко стриженой голове.
– Да, конечно. Вы новенькие? Где работаете? – спросила она. Голос был у нее приятный, низкий.
– Мы вчера приехали. В «Стерео» работаем, – ответила Света за нас двоих.
– «Стерео»? Ну, неплохой клуб. Правда, наших девчонок там нет, всех увезли на днях. Бедные вы, скучно, наверное, одним-то?
– Ну, плохо тем, что объяснить толком некому, что к чему. А что до клуба… и чем же он так хорош? По-моему, дыра-дырой, – высказала свои сомнения моя подруга.
– Да нет, с виду он, конечно, замызганный, но америкосы туда ходят. Они рок любят, а «Стерео» – это рок-бар. Так что деньги у вас более-менее будут. Главное – уши не слишком развешивайте. Врать-то они все мастаки: наобещают с три короба, а девчонки им верят. Вы ведь сюда за бабками ехали? Вот и разводите их, как только можете! На шоппинги там, жрачку, подарки… – улыбнулась она.
Улыбка получилась какой-то усталой: то ли ночь выдалась слишком длинная, то ли по жизни она вся такая «уставшая», – не понять.
– Ладно, сами как-нибудь во всем разберетесь. А звонить вот как, смотрите. Снимаете трубку, нажимаете красную кнопочку, кореянка начинает трещать по-своему. Вводите вот этот номер с карточки, потом опять красную кнопку, потом этот номер, решетка, номер телефона, и опять решетку… Понятно? – девушка посмотрела на нас выжидающе.
Мы переглянулись:
– Да вроде. Спасибо!
– Ну, давайте, свидимся еще, таун маленький. Я в «Парадайсе» работаю, если что. Пока! – она махнула рукой на прощание и вскоре скрылась за поворотом.
Меня не покидало странное ощущение, что за ночь городок будто бы вымер. Одиннадцать утра, а на улице – никого!
– Куда все подевались? Ничего не понимаю, – я повернулась к Светке, ожидая «понимания» от нее, но она уже набирала номер и тыкала красную кнопочку. – Свет, ты б матери не описывала все в ярких красках. Говори, что все отлично, а то она там с ума сойдет, – искренне посоветовала я.
– Да ты что! Она сюда первым же рейсом примчится, если узнает, в каких мы тут условиях живем! Ни в коем случае! – замахала руками она и стала ждать ответа в трубке.
Я пошла в соседнюю кабинку. Набрала номер. Мама ответила сразу же: видать, «сидела» на телефоне, ожидая моего звонка.
– Доча! Как ты там? Как доехала? Все нормально? – кричала она в трубку.
– Мам, ты не кричи, я слышу! У меня все хорошо, доехала нормально. Клуб замечательный. Квартира трехкомнатная, обстановка отличная. Нас кормят нормально. Все хорошо, – врать, конечно, нехорошо, но кое-что из сказанного все-таки было похоже на правду.
– Ну, слава Богу! Я так волновалась, а что ты вчера не позвонила?
– Я не смогла. Мы только приехали, как нас кушать повели, потом – в магазин. Пока распаковались – уже поздно было.
– Ну ладно. Не трать карточку. Лучше звони понемногу, но чаще. Я хоть знать буду, что ты жива-здорова, – в мамином голосе слышалось облегчение. А на мои глаза наворачивались предательские слезы. Так далеко от дома, родных и близких я никогда еще не была.
– Хорошо, я на днях позвоню. Ты не волнуйся, у меня, правда, все отлично. Целую! Всем привет!
– Ладно, Котенок, всего тебе хорошего!
Я повесила трубку. Слезы уже лились градом. Повернулась к Светке, – та тоже рыдала крокодильими слезами.
– Ты как? – спросила я.
– Ны… ны… нормально.
– А чего ревешь тогда!? – спросила я и утерла слезы. Сначала себе, потом ей.
– Себя жалко! Они там борщ варят, а тут даже свеклы нет! И хлеба черного нет! И колбасы вареной не-е-ет! Гыыыыы…
Я ее понимала,… очень хорошо понимала. Хлеб скоро закончится, колбаса тоже. В магазине из того, что хоть как-то напоминает русскую еду, были только овощи и курица. Даже окорочков куриных, и то – не было! Только целые тушки. Что будем делать, как жить?
– Ладно, пошли, чего тут стоять, народ соплями пугать? – я взяла ее под ручку и стала буксировать в сторону дома.
Мы проходили мимо магазина Лезбиянки, когда в окне мелькнула знакомая мне откуда-то физиономия.
– Светка, ну-ка стой! По-моему там, в магазине, моя знакомая! – я не могла вспомнить, где точно я ее видела, но лицо мне было явно знакомо. Внешность для России у нее запоминающаяся (мама ее была явно азиатских кровей, вот и она, видимо, в нее пошла), но здесь, в Корее, она за «свою» легко проходила.
Мы зашли в магазин, и тут меня осенило: «Да я же видела ее в своей школе!»
– Привет! – поздоровалась я с девчонками, придирчиво осматривавшими верхние половинки бикини.
Одна, которая показалась знакомой, была примерно моего возраста, ну, может года на два-три постарше. Вторую девушку, выглядевшую гораздо старше меня, я видела в первый раз.
– О! Вот это да! Так я ж тебя знаю! Мы в одну школу ходили, и ты года на три меня младше, – откликнулась моя знакомая незнакомка. – Я – Таня, – представилась она первой.
– Слушай, это же надо – так далеко от дома встретить знакомые лица! – обрадовалась я и тоже представилась. – Меня Катя зовут, а это – Света. Мы вчера только приехали. А вы когда?
Я все еще не могла поверить! Ну, надо же!? Ходили в одну школу, жили, скорее всего, тоже рядом, и встретились тут, в Корее, в местных Дубках! Да уж, как говорится: «неисповедимы пути твои, Господи!»
– А нас утром привезли. Вот, пришли бикини выбирать, – ответила Таня и продолжила крутить в руках блестящий веселенький топ. Потрогав поролон на чашечках, она повеселела. – Ишь, как здорово! У меня хоть грудь наконец-то появится! А то с моим минус первым, ушитым, только в бикини и танцевать перед мужиками! – звонко рассмеялась она.
Похоже, местный колорит ее нисколько не смущал. Все-то ей весело было! Я поначалу удивилась, а потом порадовалась. Ведь когда рядом с тобой оптимист – это всегда плюс!
– Да, а мне что делать!? Как я свой третий сюда запихаю? – протянула соседка Татьяны.
– А-а-а… это ничего! Ты дома поролон вырежи. Нормально будет. Я так же сделала, – посоветовала я, памятуя свой вчерашний визит сюда же.
– А чёй-то эта тетенька меня всё трогает? – спросила Таня и покосилась на Лезбиянку.
– А ты ей по рукам дай. Похоже, это у нее механическое, – засмеялась я.
– Девчонки, а вы где живете? Может, в гости к нам зайдете сегодня? – почти хором предложили наши новые знакомые.
– Да можно. Мы-то тут рядом. Следующая дверь отсюда. А вы где? – уточнила Света.
– А мы тоже неподалеку, внизу, – ответила Таня и точно описала дорогу до их дома.
Оказалось, что он – в сорока секундах пешком от нашего.
Что сказать, тут все – рядом. Весь таун можно было обойти прогулочным шагом минут за тридцать.
– Ну, все, к трем мы придем. Ждите в гости! – пообещала я.
Мы вернулись домой, пообедали, переоделись и накрасились для работы.
Потом сходили к девчонкам, – поболтать и поделиться первыми впечатлениями.
Они тоже оказались в Корее в первый раз и тоже понятия не имели, в чем, собственно, эта самая работа заключается. Квартирка у них оказалась однокомнатная, вместо кровати – матрас на полу да пара одеял. Так мы поняли, что нам еще можно сказать повезло, и условия для жизни могли оказаться гораздо хуже.
А еще девчонки нас удивили условиями, поставленные им их «мамой» и «папой». Первое: после работы никуда не выходить. Их предупредили, что будут проверять, и если их не окажется дома – штраф сто долларов (и это при зарплате в пятьсот плюс деньги с соков, – грабеж средь бела дня!). Далее, никаких мужиков дома, иначе – тоже штраф, и в том же размере. Днем из дома выходить также было нежелательно.
Нам таких условий пока не ставили, но, возможно, все еще было впереди.
Мы поболтали еще немного о том, о сем, и пошли на работу.
Глава 2
Прошла неделя.
Работа вроде бы удавалась, мы обзавелись постоянными клиентами и постепенно начали ко всему привыкать. Нас регулярно стали приглашать пообедать в центре Кунсана, на прогулки в парках и т. д. Еще через неделю мы даже и не думали о том, чтобы проситься в другой клуб, и, тем более, город.
У меня появился ухажер, которому я тоже очень симпатизировала. Звали его – Джейсон. За Светкой ухаживал его друг – Кларк. Все вместе мы несколько раз съездили в центр: покушать, погулять и порезвиться на игральных автоматах.
Через пару дней после приезда «мама» все-таки сказала нам, что после работы мы должны находиться дома, но про штрафы ничего не упоминала. Мы не решались ослушаться и встречались с парнями только днем и за пределами квартиры.
Со временем мы познакомились с девчонками и из других клубов. От них узнавали особенности нашей работы и обменивались впечатлениями.
В целом, все было неплохо. У нас появилось много друзей и знакомых, а через какое-то время мы все-таки решились на походы по вечеринкам после работы и начали, наконец, радоваться жизни вдали от дома.
Через две недели после нашего приезда в клуб привезли еще двоих девчонок. Юлю и Вику. Обе были очень симпатичные блондинки, стройные, среднего роста. Вика была на полгода младше меня, а Юле тогда было лет двадцать пять, но может и меньше. У Юли уже был ребенок, и приехала она, с ее слов, заработать деньги на квартиру и на обеспечение ребенка. Мужа не было.
Сначала их обеих устроили в клуб в другой город. Американцев там не было, и работали они преимущественно с корейцами. Я слышала, что в корейских клубах девочки зарабатывают много больше, но и работать там сложнее. Хотя, кому как.
Помимо всего прочего, в корейский клуб могут позволить себе пойти далеко не все корейцы, а только достаточно обеспеченные, поэтому и чаевые девчонки получали неплохие. Система оплаты там тоже другая: девочки получали чаевые «со стола» (а это что-то около двадцати долларов).
Юле с Викой больше нравилось работать с корейцами. Те гораздо спокойнее в «гулянках» и под рок не бесятся. Поэтому сначала девчонки американцев побаивались, да и языка они совсем не знали. К тому же сама идея «развлекаловки» клиентов за сок, с которого они получали бы по три доллара, их не привлекала. Они наотрез отказывались самостоятельно подходить к клиентам и знакомиться, так что первое время не обошлось без грозных окриков со стороны «мамы».
Девчонки явно хотели, чтобы их перевели обратно в корейский клуб, но этого так и не случилось.
Прошел месяц.
Жизнь в тауне наладилась, и мы даже стали привыкать к сверх-острой корейской пище, постоянной жуткой влажности от бесконечных рисовых полей и веселым вечеринкам на выходных.
Я по-прежнему встречалась с Джейсоном. Мне казалось, что я влюбилась в него, а он – в меня. Все было очень романтично и красиво, прямо так, как мечталось в детстве…
Как-то раз я, Джейсон, Света и Кларк поехали в Кунсан. Эти поездки стали обычным делом. Мы пообедали в пиццерии, и пошли прогуляться. Проходя мимо цветочного магазина, Джейсон потянул меня внутрь.
– Я знаю, ты лилии любишь. Выбери какую-нибудь. Мне бы хотелось, чтобы у тебя было приятное напоминание обо мне, когда я не рядом.
Я посмотрела на корзину, полную цветов и потянула один. Оказалось, что посередине цветок раздваивался, образуя как бы два бутона.
– Кать, возьми другой. Плохая примета. Как на похороны, ей Богу, – с тревогой в голосе попросила Света.
Я заупрямилась:
– Я не верю в приметы. Чему быть – того не миновать, – и взяла именно этот, двойной.
– Ну, смотри, я тебя предупредила, – предостерегла меня Светка, с некоторой обидой в голосе.
Позже я об этом вспомнила. Кто знает, возможно, некоторые приметы не врут?!
Однажды в пятницу мы как обычно вышли на работу. Весь рабочий персонал пребывал в каком-то странном возбуждении, все что-то бурно обсуждали. Как только мы вошли, нас отвели в складскую комнату.
Одна из «мам», которая более-менее могла изъясняться по-английски, выглядела очень взволнованной:
– Сегодня надо быть очень осторожными! Будет проверка эмиграционной службы. Пока все нормально, но как только я скажу, – сразу уходите от клиентов!
– Почему? – не поняли мы.
– Потому, что по контракту вы – танцовщицы. Соки – нелегальный бизнес. Вам можно только танцевать. Разговаривать с клиентами – нельзя. Если спросят – никаких соков!
Мы стояли ошеломленные. Оказывается, мы целый месяц нелегально «пили соки»! Абсурд самой фразы вызывает смех. Ну что, спрашивается, плохого в том, чтобы развлекать людей разговорами, попивая при этом сок? Но, факт – вещь упрямая.
– После работы из дома – ни шагу! Все поняли? – она смотрела на нас выжидающе.
– Да, конечно, – мы заверили, что все поняли и после работы будем дома.
Вечер прошел нормально, никакой «эмигрэшки» так и не было, из чего мы сделали вывод, что тревога была ложная. Эх, если бы я только знала…
Под конец рабочего дня зашел Джейсон, позвал меня и купил сок. Я присела к нему.
– Мы сегодня устраиваем вечеринку в отеле «Вестерн». Девчонки из «Парадайса» будут, Кларк, другие пацаны. Придешь? – с надеждой спросил он.
– Я не знаю, «мама» говорит, что будет проверка эмиграционной службы. Я не знаю, смогу ли. Но я постараюсь, – мне казалось, что раз эмигрэшки в клубе не было, то проверка отменилась. Я не видела особых причин для беспокойства.
После работы мы направились домой. По дороге я встретила пару девчонок из других клубов. Спросила, слышно ли что о проверке. Все сказали, что такое бывает: предупреждают, что будет проверка, но так никто и не приходит. После этих слов я окончательно успокоилась, подождала дома почти час, чтоб уж наверняка, и пошла на стоянку такси.
В «Вестерн» я приехала около половины второго ночи. В номере, где проходила вечеринка, уже собралось довольно много народу. Ребята все подобрались веселые: мы играли в карты, пили пиво, рассказывали смешные истории из жизни.
К четырем часам все разбрелись по своим номерам, и мы с Джейсоном остались наедине. Я решила задержаться еще на пару часов, пока не рассветет, и только потом вернуться домой.
Мне не хотелось торопить события с моим молодым человеком, и он к этому отнесся с пониманием. Мы просто лежали в обнимку и дремали, когда услышали настойчивый стук в дверь.
Джейсон подскочил:
– Кто там?!
– Откройте! Эмиграционная полиция.
Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица, рук, сердца и убежала куда-то, далеко-далеко. Все вокруг замерло, как в стоп-кадре. Меня словно мешком по голове ударили. Все тчк. Пропало тчк.
Джейсон схватил меня за руку и затолкал за дверь в ванной. Я стояла, затаив дыхание. Послышался звук открывающейся двери, следом шаги.
– Вы в номере один? – послышалось издалека на ломаном английском.
– Да.
– Нам нужно осмотреть номер, – добавил незнакомый голос. – Разрешите!?
– Да, конечно, – ответил Джейсон.
Я слышала шорох ног по комнате, по коридору… Шаги приближались.
Начала открываться дверь ванной комнаты, где стояла я.
Лицо корейца. Прямо передо мной. Не сказав мне ни слова, он развернулся и вышел. Прятаться дальше было бессмысленно. Я вышла из ванной.
– Покажите документы, – обратился ко мне один из трех корейцев, стоящих в комнате.
– У меня с собой нет документов. Мой паспорт находится у хозяйки клуба, где я работаю, – промямлила я, стоя на ватных от ужаса ногах.
Жесткий взгляд, кивок головой в мою сторону:
– Собирайтесь.
Пока я собирала вещи, они ходили по номеру и что-то искали: проверили мусорное ведро в ванной, в комнате; собрали простыни с кровати; зачем-то заглянули в унитаз… Я не могла понять, что они хотели там найти, но мне было и не до этого.
– Куда вы ее ведете? – заволновался Джейсон.
– Не волнуйтесь. Все будет в порядке. Нам только необходимо проверить ее документы и связаться с менеджером, – вполне, как мне тогда показалось, добродушно ответили ему.
Я собрала сумку, хотя с собой у меня была самая малость: фотографии, которые отдал мне Джейсон накануне, пачка сигарет, косметика, жевательная резинка и записная книжка. Из номера с собой пришлось прихватить шампунь и кондиционер для волос, так как что-то подсказывало мне, что дома я окажусь еще ох как нескоро.
На меня надели наручники, и повели вниз. Мой бойфренд так и стоял, как вкопанный, посередине комнаты. Сделать он все равно ничего не мог.
Меня довели до микроавтобуса с зарешеченными окнами. Внутри сидели еще две девушки. Вид у всех был более чем мрачный.
– Влипли, блин, – протянула одна. Я ее не знала.
– Я – Лера. А тебя как? – спросила другая.
– Катя, – ответила я, хотя, казалось, что сил не было даже на это.
– Меня – Яна, – присоединилась к разговору еще одна. – Ты из какого клуба?
– «Стерео», – я отвечала механически, словно на автопилоте. В голове ощущалась полная пустота.
На время мы замолчали, так как привели еще двоих девчонок. Господи, сколько же их там?!
Этих я уже знала. Они были у нас в номере, на вечеринке. Догулялись, блин!
И ведь предупреждали же! Нет, и как можно было такой тупой уродиться???!!! Господи, дай мозгов!
Мы сидели молча. На всех – наручники.
– Вы шутите?! Зачем наручники? Мы что, убили кого? – обратилась к полицейскому одна из тех, кого привели последними. Звали ее Ира, ее подругу – Настя.
– Приедем в офис – снимем, – отрезал кореец и захлопнул дверь.
Ехали мы часа два. Куда, – понятия не имели. Все молчали. Каждая думала о своем и в то же время об одном и том же: «Что с нами будет?».
– Депортируют, как пить дать, – словно читая мысли других, грустно произнесла Ирка.
– За что? – не поняла я.
– А за все хорошее! Сейчас в Корее Суперкубок по футболу. Страну чистят от нелегалов. Так что особо разбираться не будут, – ответила она.
Еще лучше! Месяц как приехала, и – на тебе!
Ну, что ж, за собственную глупость надо платить. Как всегда. Ничего нового.
Мы подъехали к трехэтажному зданию офисного типа. Нас отвели на второй этаж. Пришла женщина, которая нас обыскала, забрали зажигалки, маникюрные принадлежности и отвела в камеру. Там уже сидела одна филиппинка.
Итого, нас оказалось шестеро идиоток, догадавшихся уйти из дома после работы в дни проверок.
Я огляделась: на полу – куча одеял, в одном углу – телевизор на тумбочке, на стене – полка с книгами на корейском, в другом углу – отделенная стенами туалетная комната. В туалете – душ, торчащий из стены в полуметре от пола, таз для мытья, унитаз, кусок мыла, туалетная бумага. Горячей воды не было.
От основного офиса нас отделяла массивная железная дверь. Еще имелось два окна: одно маленькое, на самом верху, через него были видны лишь барашки облаков; другое – на полстены, оно выходило на соседнюю камеру. Там сидели два азиата. Судя по внешнему виду – китайцы или северные корейцы.
Мы разместились на полу и стали ждать.
– Интересно, долго они нас будут так держать!? – не выдержала Лерка. – Два часа уже прошло!
– Да Бог его знает? Наверное, допрашивать будут. Я об этом знаю не больше, чем ты, – огрызнулась Настя. Нервы уже у всех были на пределе.
Спустя час дверь со скрежетом отворилась.
– Здравствуйте, – по-русски, довольно чисто произнес вошедший мужчина. Внешностью похож на корейца, но вполне мог оказаться и из России. – Я – переводчик. Меня позвали объяснить вам, что вы находитесь в офисе эмиграционной службы. Вас не отпустят, пока не выяснят, по каким причинам вы оказались в отелях. Мы сообщим о вашем задержании вашим менеджерам, и они привезут вам необходимые вещи. Так как сегодня суббота и все работники, кроме охраны, отдыхают, вас не будут допрашивать до понедельника. Вопросы есть?
– Как до понедельника?! Да вы что! А что же дальше?! Сколько нас тут держать будут?! Нам нужно позвонить домой! – вопросы посыпались на него градом. Мы были ошеломлены тем, что нам предстоит провести в «офисе» несколько дней. Хотя это и не было тюрьмой, но камера – она и в Антарктиде камера.
– Что ж, позвонить домой, конечно, не получится, но звонок по Корее организовать можно, – милостиво разрешил он.
Переводчик вышел на несколько минут, а когда вернулся, сообщил:
– По одной вас будут уводить, чтобы позвонить.
Когда до меня, наконец, дошла очередь, я разрывалась между желанием позвонить Джейсону и необходимостью извещения менеджера. Но для начала решила набрать номер офиса фирмы.
– Алло, я слушаю, – послышался голос мистера Кима. В фирме «главным боссом» был он, а Ли был всего лишь его помощником.
– Здравствуйте. Это Катя из «Стерео». Я в эмиграционной полиции, помимо меня еще двое от вашей фирмы. Вы можете приехать?
– Да, конечно. Когда вас забрали? – в голосе я не слышала особого удивления. Видимо, – не впервой.
– Сегодня рано утром. Сказали, что до понедельника нас точно продержат, – упавшим голосом добавила я.
– Хорошо, я в понедельник приеду, – ответил мистер Ким и положил трубку.
Да-а, разговор с менеджером настроения не улучшил. Так и осталось непонятным, сможет ли он чем-то помочь.
Я набрала номер Джейсона, молясь, чтобы он оказался дома. Трубку сняли сразу.
– Алло, – в голосе слышалось беспокойство.
– Привет, это я. Я в эмиграционной полиции. Пока не знаю, сколько нас тут продержат, но не один день, – быстро проговорила я.
– С вами нормально обращаются? Я могу чем-то помочь? – спросил он.
– Я пока ничего не знаю. Обращаются нормально, но до понедельника новостей не будет. Я постараюсь позвонить еще раз.
– Хорошо. Как только что-то будет известно – сообщи мне. И если хоть что-то понадобится…
– Да, да, я знаю. Ну, все, меня уже торопят. Пока, – я заметила нетерпеливый жест сидящего рядом охранника, мол, – завязывай, и поспешила закончить разговор.
– Пока, – попрощался Джейсон, и я повесила трубку.
Меня отвели обратно в камеру.
Девчонки вовсю обсуждали свои разговоры с любимыми, менеджерами, подругами. В тауне нас потеряли. Никто не знал, куда мы пропали, хотя все, конечно, догадывались.
– Я Киму звонила, – сказала я.
Лера и Яна смотрели на меня выжидательно. Они тоже были от компании Кима (хотя из Хабаровска в Корею их отправляла другая турфирма, не та, от которой приехала я), но пока еще звонить не ходили.
– Ну, и что говорит? – нетерпеливо потребовали они.
– Да ничего толкового. В понедельник приедет, – грустно ответила я.
– Ну что ж, тогда можно обустраиваться. Два дня нам тут точно сидеть! – мрачно подвела итог Лера.
«Хорошо, если только два», – подумала я, но промолчала.
А ведь переводчик сказал, что еще и допрашивать будут. Да, похоже, что и впрямь, можно обустраиваться. Хотя, что тут обустраивать, если вещей никаких нет?
Мы распределили, где кто будет спать, поделили одеяла: получилось по два на каждого, – на одном спать, другим укрываться. Решили принять душ.
Дверь в туалет и, соответственно, ванную была стеклянная. В сторону двери, снаружи, смотрит камера. Это что же получается, они нас видят? Я отошла вглубь ванной, чтобы проверить, видно ли нас в камеру. Вроде бы нет. А даже если и да, что теперь, – не мыться, что ли? Вода была холодной, поэтому помылись все с крейсерской скоростью.
Вскоре открылось маленькое окошко в двери, и мы заметили знакомый металлический короб, в котором обычно развозят еду. Обрадовались все чрезвычайно, так как был уже вечер, а мы с прошлого дня так ничего и не ели.
Через окошко на пол поставили кучу тарелок, дали палочки и ложки. Мы с нетерпением сняли пленку со всех тарелок, и в нос ударил резкий запах. Не могу сказать, что он был приятный, но все же это был запах еды.
Ложки предназначались для каши, внешне напоминавшей манную (точно я так никогда и не узнала, что это было на самом деле, но явно не она). Также нам принесли разные салатики, жареные яйца и молоко в картонных коробках. «Манку» я попробовала, но съесть так и не смогла. Во-первых, это была все-таки не манка, а во-вторых, даже если бы это была и она – я с детства ее не любила. Яйца съели все, салатики только те, которые были более-менее съедобными. Молоко, к счастью, пили не все, так что тут мне повезло – хоть им напилась до отвала.
После того, как поели, мы собрали посуду и поставили на пол возле окошка. Вскоре подошел охранник и стал забирать пустые тарелки.
– Извините, – обратилась к охраннику Яна, – а можно нам покурить?
Из всех нас не курили только Ира да филиппинка. Уши «пухли» страшно. Мало того, что обычно я выкуривала по пачке в день, так еще и такой стресс пережить! Мне уже казалось, что за сигарету убить все-таки можно. Думаю, остальные считали так же.
– Можно, – на удивление всем нам ответил охранник.
Мы кинулись к сумкам и достали сигареты.
Ах, насколько было бы все проще, если б нам оставили зажигалки! Через решетку парень по очереди поднес нам зажигалку и затем ушел.
Тот, кто не курит – никогда не поймет, а кто курит, тому и объяснять не надо. Проклятый дым показался нам райским облаком! На мгновение мы забыли обо всем.
Нехотя затушив бычки, мы стали думать, чем бы заняться. Решили посмотреть телевизор. Отыскали канал на английском и попали на фильм «День сурка».
– Ничего так комедия. Может на нем и остановимся? – предложила Настя.
Посмотрев фильм, легли спать. Я ворочалась на неудобной лежанке и пыталась представить, что нас ждет. Скорее всего, нас просто допросят и отпустят. Все-таки ничего криминального мы не совершили: не украли, не убили, и даже не дебоширили. За что же нас депортировать? Мне и в голову не приходило, что мы – нежеланные гости в этой стране и что для них мы, можно сказать, – отбросы общества, нелюди, «быдло».
– Насть, ты спишь? – услышала я Иркин шепот.
– По-моему, тут пока никто не спит. В голову всякая гадость лезет: нары, туалет по расписанию и шитье простыней в местной колонии, – пробубнила Яна.
– Да не, до этого вряд ли дойдет, – с сомнением в голосе возразила Настя.
– Вряд ли?! Что значит вряд ли?! Какие нары?! Вы с ума все посходили? Да нас на следующей же неделе отправят домой! – громко заявила Ира.
– Так ты думаешь, что нас все-таки депортируют? – с надеждой на отрицательный ответ пискнула из своего угла я.
– Ну конечно, это даже без вопросов, – уверенно подтвердила она.
– А мы с моим Томом жениться собираемся. Даже не знаю, как теперь быть. Наверное, придется в России расписываться, – с тоской протянула Настя.
– Да мы с Ником тоже, ток теперь я уж и не знаю как, – добавила Ира.
Обе подруги, как они рассказали, проработали в тауне почти год. Встречались со своими парнями около полугода и собирались жениться.
Мы в шутку называли между собой таун городом невест, так как очень часто работа девчонок именно этим и заканчивалась, – замужеством.
Настя с Ирой жили со своими женихами в трехкомнатной квартире. Конечно, их «мама» этого не одобряла, но они умудрялись держать свои отношения в тайне, и бизнес от этого не страдал.
– Девчонки, а вас где взяли? Вас же вроде в «Вестерне» не было? – обратилась я к Лере с Яной.
– Мы в другом отеле были, в Кунсане, – за двоих ответила Лера.
– Тоже со своими пацанами?
– Не совсем. Мы с корейцами были. Нас «мамашка» продала.
– А вы че, прям так, взяли и пошли? Вас припугнули чем-то или просто денег решили подзаработать? – не унималась я.
– И то и другое, – несколько раздраженно буркнула Лерка. – У меня мать дома больная, мне деньги на ее лечение высылать надо. А тут «мамашка» и говорит: «Не пойдете – отправлю в Россию»… Ну и что мне оставалось? – уже без раздражения спросила она, ожидая от нас хоть какой-то поддержки.
Никто ничего не ответил. Здесь каждый сам выбирает, сколько зарабатывать и как.
Я знаю, в России плохая репутация у девчонок, которые работают в Корее или Японии, но далеко не все занимаются там проституцией. Я бы даже сказала, что это – большая редкость. И среди моих близких знакомых (именно близких, а не так – шапочных) не было ни одной, кто занимался бы ЭТИМ.
Во-первых (я смею надеяться именно – во-первых!), все-таки русские девушки не такие распущенные, как, скажем, филиппинки. Если последних чуть не с появлением первых признаков растущей груди пытаются выдать замуж или пристроить к богатому любовнику сами родители, то в России мамы обычно все-таки учат дочерей, что до замужества лучше себя «хранить». Конечно, из всего населения России может от силы один процент себя «хранит», но все-таки мы понимаем, что спать со всеми подряд – это аморально.
Во-вторых, за нами «мамы» и «папы» клубов присматривали. Рисковать клубом решались только самые жадные из них. Пару раз и нам со Светкой предлагали «подзаработать» вне стен «Стерео», а однажды даже угрожали отправкой домой. Но мы сразу поняли, что они блефуют, и на «подработку» такую не согласились.
В-третьих, таун – город маленький. Новость о том, что в таком-то клубе «девки снимаются» разлетелась бы со скоростью ракеты, и американцы просто перестали бы туда ходить. А они, как ни крути – приносят основной доход хозяевам клубов. Так что хотите – верьте, хотите – нет, но таких, как Лера и Яна, в Корее – единицы. Я это называю даже не проституцией, а глупостью и жадностью.
С горем пополам мне удалось уснуть. Ночью я без конца просыпалась и долго не могла понять, где нахожусь.
Наступил новый день, но для нас почти ничего не изменилось. Всё та же камера, всё те же лица.
Чтобы хоть как-то «убить» время, мы рассказывали друг другу истории своих жизней, вспоминали смешные ситуации на работе, травили анекдоты и пели песни. В общем, развлекали сами себя как могли.
Хорошо, что у каждой из нас нашлись кое-какие средства гигиены: у меня был с собой шампунь и кондиционер, которые я прихватила из номера отеля, когда собиралась, у Иры – крем, а Насте разрешили взять с собой маленькие «кусачки» для маникюра. Иначе нам бы еще до-о-лго пришлось ходить с шелушащейся от холодной воды кожей, отросшими как попало ногтями и всклокоченными грязными волосами.
Нам принесли завтрак: яичница, салатики, супчик из морской капусты. Супчик вонял так, что мы все поспешили закрыть его обратно пленкой и убрать подальше.
После завтрака нам снова разрешили выкурить по сигарете.
– Ирка, ты ж не куришь? Будь другом, подкури, а потом нам отдай, – попросила я.
Одной сигаретой никто не накуривался, и моя идея всем понравилась. Позже мы приобщили к нашему обману и филиппинку.
– Девчонки, ну чем заняться!? А то уже мозги закипают от безделья! – застонала я.
– Ну, иди вон Библию полистай. Тебе, как преступнице, не мешало бы узнать, в какой из кругов ада ты попадешь. Жаль только, Библия на корейском. Но ничего, времени у нас тут навалом, так что осилишь заодно и корейскую грамоту! – с издевкой предложила Ира.
Я глянула на нее хмуро, но к полке с книгами все-таки прошла. Авось повезет, и найду что-нибудь на английском. Я долго рылась и перебирала книги, но так ничего и не нашла. Однако я заметила, что во всех книгах первые три-четыре страницы пустые. Недолго думая я выдрала их и понесла к своей «лежанке».
– Ты чего удумала!? А если они увидят, что ты государственное имущество портишь? – спросила Ирка безразлично, но с легкой иронией.
– Ну, подумаешь, значит – депортируют быстрее, пока все не перепортила. Я просила у них бумагу и ручку. Вместо ручки дали фломастер, а вместо бумаги – ничего не дали. Так что сами виноваты.
– Но это ж Библия! КОРЕЙСКАЯ! – округлив глаза и с интонацией алкоголика, на глазах у которого разбили бутылку водки, воскликнула она.
– О да! Ужас! Гореть мне в корейском аду, синим пламенем! – было в самую пору шутить, вот мы и развлекались черным юмором, как могли.
Я взяла листочки, аккуратно разорвала их на тридцать шесть частей и принялась разрисовывать. Через час все было готово.
– Кто в дурака будет? – громко и радостно спросила я.
Все сбились в кучку, кроме филиппинки.
– Блин, жалко мне ее, девчонки. Мы-то хоть друг друга понимаем. А ей каково? Сидит себе там одна, в углу… – тихо сказала Настя.
– Да, действительно, ей, наверное, хуже всего приходится. Но, извините, что мы можем ей предложить? Научить в дурака резаться? Да она ни в жизнь не запомнит. Это, во-первых. Во-вторых, как ты ей объяснишь, что такое «козырь»? Лично в моем словарном запасе таких высокопарных слов на английском нет, – ответила я.
– Э-эй, тебя как зовут? – обратилась Яна к девушке по-английски.
– Мария, – удивленно и едва слышно представилась филиппинка. Она так привыкла к своему одиночеству, что кажется, испугалась нашего внезапного интереса.
– Ты как, в порядке?
– Да-да, спасибо. У меня все о’кей, – торопливо закивала головой и заулыбалась она.
– Хочешь в карты поиграть? Ты игры знаешь какие-нибудь?
– Нет, я не умею. Да все о’кей, вы за меня не волнуйтесь.
– Ну ладно, о’кей так о’кей, – пожали плечами мы и раздали самодельные карты.
Сыграли несколько партий в дурака, потом Ира предложила сыграть в тысячу.
– Да ну, это долго, – протянула Лера.
– А ты что, торопишься куда? У тебя, может, свидание с кем, или на работу бежать надо? – съязвила Ирка.
– Ладно. Давай в тысячу, – расстроено буркнула Лерка и уткнула подбородок в колени.
От вечного сидения на полу седалищный нерв начинал отниматься и мы все время ерзали, пересаживались, садились на корточки, делали разминку.
Теперь мы поняли, почему все кореянки отличаются такой плоской конструкцией мягкого места, – от постоянного сидения на жестком полу.
– Слушайте, мне надоело играть. Я пойду, телевизор посмотрю, – сказала вдруг Настя.
Она включила телевизор и стала искать канал на английском. Через пару минут нашла.
Шел «День сурка». Опять. Мы все рассмеялись.
– Да, не велик выбор. Там еще есть канал жрачки. Он хоть и на английском, но так как там просто постоянно что-то готовят – можно посмотреть. Хоть вспомнить, что такое нормальная еда, – предложила Яна.
Настя переключила на канал еды. Бойкий парнишка готовил что-то божественное. Руки порхали над баночками с приправами, тарелочками с соусами и отменными кусками стейка. Мы уставились на телевизор, как зачарованные.
– Кто-нибудь, – дайте салфеточку, по-моему, я слюной футболку запачкала, – со взглядом очумевшего от «дихлофоса» таракана промямлила Лерка.
– Кончились, я все на свою майку истратила. Девки, не издевайтесь, а!? – жалобно попросила я.
Мы решили, чем так мучиться, уж лучше посмотреть «День сурка» еще раз. Потом пообедали, покурили (теперь уже по полторы сигареты: спасибо Ире и Марии), еще поиграли в карты, поужинали, поболтали перед сном и легли спать. Так прошел еще один день.
Завтра начинался понедельник – день допросов.
Глава 3
Где-то внизу живота явственно чувствуется тугой узел напряжения, скопившегося от невыносимого ожидания последних дней. Мы все ужасно переволновались, помня о том, что сегодня нас начнут допрашивать, и еще неизвестно, чем эти допросы для нас закончатся.
И в то же самое время в глубине души каждая из нас надеялась, что ее либо отпустят работать дальше, либо просто отправят домой. По сравнению с перспективой провести долгие годы в камере, даже принудительная высылка на Родину казалась нам не столь уж страшной. После двух дней, проведенных здесь, нам уже было все равно: куда и как. Лишь бы на свободу!
Я до сих пор, когда вижу в кино заключенных, сразу же вспоминаю свои размышления того периода: «Ладно еще, когда ты знаешь, что через год или два тебя выпустят, – можно жить и ждать, когда это произойдет. А вот как себя чувствуют те, которые сели на всю жизнь? Зачем они живут?! Чего ждут?! Чуда, что может быть когда-нибудь и их отпустят? Можно ли жить, имея лишь призрачную надежду на свободу?! Мне казалось, что – нет. По крайней мере, я бы – не смогла».
Вот такие грустные мысли меня посещали.
Да-а, вот кому здесь раздолье, – тому, кто любит пофилософствовать о смысле бытия. Похоже, что тюрьма – лучшее место для подобных размышлений. Обычно у нас не хватает на них времени. Здесь же время – единственное, что у нас осталось.
Но, не буду больше нагружать вас своей философской белибердой, а вернусь к моей истории.
– Девчонки, смотрите, не проболтайтесь про соки! Если они узнают, что мы еще и соки пили, – начнется разбирательство. «Мамашек»-«папашек» клубных да менеджеров начнут таскать по судам, а нас вообще отсюда не выпустят, – серьезно начала Ира. – А вы, – она обратилась к Лере с Яной, – не вздумайте признаться, что с корейцами за бабки ходили. Скажете, что они – ваши знакомые. Позвали побухать. Все ясно?
Ира с Настей пробыли в Корее дольше всех нас и, соответственно, знали о местных особенностях куда больше нашего. Вот мы и старались прислушиваться к их советам.
– Во всем остальном – лучше не врать, а то не дай Бог сами запутаетесь, – весомо добавила Настя.
– Ладно, уж, – поняли, – понуро закивали девчонки.
Раздался скрежет замков, дверь отворилась, и вошли двое охранников.
– Валериа Говрилова, – громко, старательно выговаривая незнакомые слова по бумажке, огласил один из них, – и Ирина Паноева.
Девочки встали и направились к выходу.
– Ни пуха! – хором крикнули мы.
– К черту! – ответили нам дружно, в один голос.
Их не было около часу. Когда вернулись – на обоих лица не было.
– Как вы? Как все прошло? Что спрашивали? Вы нормально? – засыпали мы их вопросами.
– Янка, мы попали. Там корейцы были, с которыми мы ездили. Их тоже допрашивали, – упавшим голосом сообщила подружке Лера. – Отпираться бесполезно. Они уже во всем признались: и сколько «мамашке» заплатили, и сколько нам… Я все рассказала.
– Ой, б…ть! Ну, попали! – в ужасе прошептала Яна.
– Яна Сысоева и Анастасия Кобанова! Пошли, – охранник сурово взглянул на наш бурный обмен информацией и требовательно позвал на выход следующую партию «смертничков».
– Ни пуха, – уже с меньшим энтузиазмом напутствовали мы.
– Да к черту! – нервно отозвались Яна с Настей.
Я поняла, что из-за Леры с Яной у нас у всех еще могут возникнуть проблемы. Раз эти двое были с корейцами за деньги, то с чего им верить остальным!? Наверняка они думают, что все мы именно проституцией в Корее и занимаемся.
Я бросилась к Ире и скомандовала:
– Рассказывай!
– Да капец! С чего начать-то…? – вид у нее был растерянный. Было такое ощущение, что она под асфальтовым катком побывала. – Сперва кореец через переводчика спрашивал, с какой целью я была в гостинице и кем мне приходится Ник. Когда я сказала, что мы жениться собираемся, он стал расспрашивать о нашей интимной жизни: сколько раз за ночь мы занимались любовью, сколько раз в неделю, как часто он и я кончали… Когда я спросила, зачем ему это надо знать, он ответил,… не поверишь, – ТАК ОН УЗНАЕТ, ЛЮБИМ МЫ ДРУГ ДРУГА ИЛИ НЕТ! – перейдя в последней фразе на крик, закончила рассказ Ира.
У меня на глаза навернулись слезы. Я представляю, каково было ей: вот так, запросто, взять и выпотрошить перед каким-то говнюком все самое ценное и дорогое, все личное и глубоко интимное, принадлежащее только им двоим; превратить воспоминания о близости с любимым человеком в банальную похабщину в угоду этим моральным уродам с искаженным восприятием ценностей… Мне стало тошно. Физически тошно.
Ира отдышалась, уняла дрожь в руках и продолжила уже спокойнее:
– Спрашивал, как долго мы встречались. Про соки спрашивал несколько раз в разных формулировках: все запутать пытался. Еще спрашивал, сможет ли Ник приехать, чтобы подтвердить мои слова. Я позвонила своему, но он говорит, что у них учения начались и приехать не сможет, – база закрыта. Вот, собственно, и все, – с тяжелым вздохом закончила она.
– Ты не расстраивайся. Самое худшее уже позади. Жаль, конечно, что Ник не приедет. Но все равно все будет хорошо! Ты как, нормально? – я продолжала произносить «правильные» слова, хотя и понимала, что они ничем не помогут. Ей сейчас очень тяжело, и единственное, что могло бы помочь – это встреча с любимым человеком. Но он не приедет.
Ира ничего больше не сказала, и притихла, свернувшись в комочек на одеяле.
От дикого волнения меня начала колотить дрожь. Пальцы рук заледенели, ногти приобрели лиловый оттенок. У меня всегда так бывает, когда сильно волнуюсь.
На душе было гадко и хотелось выть. Не подумайте, что это метафора, – мне и в самом деле хотелось задрать голову и завыть от тоски и отчаяния, как воют волки в холодную ночь.
Очередной скрежет замка. Открывается дверь.
Сердце стукнуло и провалилось.
Вошли Яна с Настей. Позади них топтались охранники.
– Екатерина Гладкова и Мария Мугос.
Я еле как доволокла ноги до двери: слушаться они не хотели.
«Господи помоги! Господи помоги! Господи помоги! Господи-помоги-господи-помоги-господи-помоги…!» В голове настойчивым молоточком стучала лишь эта фраза-заклинание.
Нас провели по коридору в комнату, напоминающую офис солидной компании. Меня посадили в один конец помещения, Марию – в другой.
– Хотите кофе, сигарету? – вежливо поинтересовался переводчик.
– Да, пожалуйста. И то и другое, – ответила я благодарно.
Мужчина принес мне кофе в картонном стаканчике и дал сигарету. Я с жадностью прикурила и отпила кофе. Напряжение, кажется, понемногу стало отпускать.
– Ваше полное имя, дата рождения, – произнес он. Все это время он лишь переводил вопросы, задаваемые полицейским, сидящим за столом напротив меня.
– Екатерина Алексеевна Гладкова. Шестнадцатое июня тысяча девятьсот восемьдесят первого года.
– Где вы работаете?
– Город Кунсан. Америка-таун. Клуб «Стерео», – чеканила я без запинки.
– Как долго вы там проработали?
– Один месяц, – вздохнув, ответила я.
Переводчик посмотрел на меня с нескрываемым удивлением, но промолчал.
– Кем вам приходится Джейсон Шеппард? – задал он очередной вопрос.
Теперь уже настала моя очередь удивляться: «откуда он знает его имя?».
Но потом я вспомнила, что при осмотре номера его также просили предъявить документы и переписали все данные в протокол.
– Он мой друг.
– Вы встречались? Он ваш парень?
– Да, мы встречались.
– Как долго?
– Около трех недель.
– У вас были сексуальные отношения?
– Нет, не было.
Я отвечала спокойно, без пауз и лишних эмоций. Благо, после рассказа Ирины я уже была готова к подобным вопросам.
– А почему не было?
– Я не хотела торопиться.
– Но он же вам нравился? Так почему не было? – настаивал он на своем. Похоже, им очень хотелось услышать подробности нашей интимной жизни. А вот фиг вам! Я не собиралась выдумывать того, чего не было, только затем, чтобы потешить их нездоровое любопытство.
– Меня мама учила, что до свадьбы себя хранить надо. Вот поэтому и не было, – ответила я. Надеюсь, они не заметили иронии в моем голосе.
– И ваш парень не возражал?! – он даже не пытался скрыть недоверия.
– Не, он у меня джентльмен.
– И у вас ни разу не было секса?! – полицейский, как и переводчик, все еще отказывался мне верить.
– Не было, – упорно стояла я на своем. – Вы ведь простыни из номера именно для этого забрали, – чтобы проверить, был у нас секс или не было. Зачем еще и меня по сто раз об этом спрашиваете?! – не выдержала я.
– Ну ладно, ладно… Вы утверждаете, что с Джейсоном у вас были серьезные отношения. Как часто вы встречались? Что делали?
– В парк ходили гулять, обедали в ресторане, просто так по Кунсану гуляли… – принялась перечислять я.
– А он вам подарки делал? – прервал меня полисмен.
– Ам-м… цветы дарил, – после секундной паузы выдала я.
– И это – все? – протянул он разочарованно. – Ни ценных подарков, ни денег он вам не дарил?
Ах, вон к чему он клонит! Пытается прознать, встречалась я с Джейсоном просто так, аль за дорогие подарки да за деньги. Ну-ну…
– Нет, ничего ценнее цветов не дарил. Но они краси-и-и-ивые были, ужас! Лилии. Я люблю лилии, – я уже не могла удержаться от сарказма.
Тут что-то всплыло в моей памяти, мозги зашевелились активнее, еще активнее: лилии, лилии… что-то такое, связанное с ними… Боже, ну да! Ведь я вытянула из корзины лилию с двумя цветками, а Светка сказала, что это – плохая примета! Вот черт! Права была. Яркая вспышка воспоминаний пронеслась в моем сознании, и я «уплыла» в события недельной давности.
Вот мы гуляем по Кунсану. Я периодически подношу цветок к лицу и вдыхаю немного резковатый, но абсолютно неповторимый, особенный запах лилий. Джейсон держит меня за руку и шепчет какие-то глупости, приятные и понятные лишь нам двоим… В моей голове проносились наши встречи, прогулки, чувства, возникшие так неожиданно и поглотившие меня целиком.
– Значит, подарков он вам не делал. А на работе он вам выпивку покупал? – был задан очередной вопрос, но я его даже не заметила, «уплыв» туда, где мне было так хорошо.
– Прошу прощения! – сквозь дымку воспоминаний до меня, наконец, донесся голос переводчика, заметно повысившего тон.
Я «вынырнула» в реальность:
– Да, извините. Что вы сказали?
– Покупал ли ваш друг выпивку вам на работе? – переспросил он.
– Нет, я вообще редко пью, а на работе – тем более.
– У вас есть совместные фотографии?
– Да, но у меня забрали их. При аресте, – напомнила я.
– Одну минутку, – переводчик извинился и отошел.
Полисмен остался сидеть на месте, продолжая разглядывать меня с откровенным презрением.
«Не верит, – подумала я. – Ну и ладно, я здесь не для отпускания грехов».
Переводчик вернулся минут через пять с бумажным пакетом. Вскрыл его и извлек на свет мои вещи: кошелек, фотографии, блокнот.
– Эти фотографии? – спросил переводчик и посмотрел на меня.
– Да, эти.
Он стал просматривать фотографии: вот мы в Кунсане, в парке, в «Стерео». Я неожиданно вспомнила, что на одной из фотографий мы сидим за столом, и передо мной стоит сок. Вот черт!
Естественно, он обратил внимание именно на нее.
– Что это за напиток? – спросил он сухо.
– Коктейль. Мы ходили в бар до работы, и я выпила коктейль. Праздник был.
– А что в коктейле, какой это был бар и что за праздник?
– Коктейль обычный: сок, немного ликера и что-то еще. Название бара не помню. А праздник был – Первое Сентября, – с ходу соврала я, не моргнув и глазом.
– Это вы до работы сфотографированы или после?
– До.
Хм, и к чему это он клонит? – пока не понимала я.
– А вы всегда так по-вечернему одеваетесь средь бела дня? – с интонацией «ага, попалась!» уточнил переводчик.
– Нет, только по праздникам. Первое сентября – большой праздник в России, – с улыбкой «меня так просто не проймешь» отрезала я.
Лицо полисмена, когда переводчик передал ему мой ответ, еще заметнее исказилось злостью и презрением, а глаза – еще больше сузились.
– Вы можете попросить своего друга приехать, чтобы он подтвердил ваши слова? – спросил он.
– Я могу позвонить, но не уверенна, что он сможет приехать, – я была почти уверена, что он не приедет. Ведь Ник сказал уже Ире, что у них начались учения и с базы никого не выпускают.
Но на всякий случай решила уточнить:
– А где мы вообще находимся? Куда ему ехать-то, если он все-таки сможет?
– Ченджу.
– Скажите,… нас депортируют? – волнуясь и слегка запинаясь, я задала и самый главный, давно мучивший всех нас вопрос.
– Да. Пока что не могу сказать точно, – сможете вы впоследствии вернуться в Корею или нет, но что депортируют – это точно. Так что если ваш друг приедет, пусть привезет ваши вещи.
Сердце, похоже, ухнуло куда-то вниз, да так там и осталось.
Негнущимися пальцами я набрала привычный номер.
– Алло? – немедленно откликнулись в трубке.
– Привет, это я. Меня сейчас допрашивают и, похоже, нужно чтобы ты приехал. Это важно. Ты сможешь? – скороговоркой выпалила я, втайне надеясь, что он все-таки сможет вырваться и приедет.
– Да, конечно. Куда нужно ехать? – с готовностью откликнулся Джейсон.
– Ченджу. Я точно не знаю, где это. Мне тут девочки сказали, что у вас учения. Я думала, что база закрыта, – с волнением уточнила я.
– Я приеду завтра. Никаких учений сейчас нет. Ты в порядке?
– Да. То есть, не очень… меня депортируют, – последние слова я буквально выдавила из себя по капле. Почему-то даже произносить их было страшно, больно и физически трудно.
– Как? Это точно? Но почему?! – он уже почти кричал в трубку.
– Они ничего не объяснили. У меня к тебе просьба: зайди к Свете и забери все мои вещи, – добавила я.
– Хорошо, я съезжу к ней сегодня, – грустно пообещал Джейсон. – Мне очень жаль, что так вышло. Я обещаю, все будет хорошо! – добавил он, пытаясь хоть как-то подбодрить меня.
– Да, конечно. И спасибо, что согласился приехать. Для меня это очень важно, поверь, – голос начал предательски дрожать, глаза защипало от подступающих слез. – До завтра, – выдохнула я.
– До завтра, – эхом отозвался он.
Смысл происходящего, наконец, начал доходить до меня со всей своей очевидностью: завтра будет наша последняя с Джейсоном встреча. Моя сказка на этом закончилась. Я уеду от него навсегда!
Слезы полились по щекам, и я не могла больше держать эмоции под контролем.
От нахлынувшей боли я согнулась пополам и зарыдала. Меня охватило отчаяние: впервые за много лет я наконец-то была счастлива, но все это вот-вот закончится. Господи, ну почему все должно было прекратиться, едва начавшись!? За что, Господи-и-и!!!???
Я почувствовала на плече чью-то руку.
– Не плачьте. Вполне возможно, что все еще образуется, – сочувственно произнес переводчик.
– Он приедет. Завтра, – собрав волю в кулак и стараясь больше не плакать, слегка запинаясь, проговорила я. – Но ничего уже не образуется. Ни-че-го… У вас еще есть вопросы ко мне?
– Нет, можете идти, – разрешил кореец и подозвал взглядом охранника.
Меня привели обратно в камеру.
Когда дверь открыли, девчонки бросились ко мне с расспросами:
– Что с тобой? Ты чего плачешь? Твой приедет?
Я не могла заставить себя отвечать. Мне хотелось одного: поскорее забиться в угол и уснуть. Однако я понимала, что так просто они от меня не отстанут. Придется ответить.
– Завтра приедет. Нас точно депортируют, но они не сказали, сможем мы вернуться сюда или нет, – кое-как промямлила я.
– А как же он приедет, если у них учения? – искренне удивилась Ира.
– Нет никаких учений, – отрезала я. Было ясно, что их парни либо бояться ехать в корейскую полицию, либо просто не хотят.
Мне было немного жаль их разочаровывать, но я сказала правду. В данный момент по-настоящему мне было жалко только себя, и плевать я хотела на остальных.
С одной стороны, меня радовало, что Джейсон все-таки приедет, и завтра я его увижу. Ура! Он не струсил и он – не подонок! Два раза – ура!
С другой стороны, я понимала, что это – наша последняя встреча. Да, нам было очень хорошо вместе, все шло к красивому хэппи-энду, но… до ареста мы даже близко не подошли к тому, чтобы заговорить о нашем совместном будущем. Мы думали, что у нас еще будет для этого время. Теперь же у нас нет ни времени, ни будущего.
Для меня наши отношения были первым сильным и значимым чувством. И хотя до Джейсона у меня уже были мужчины, но ни к кому из них я не испытывала настолько сильных эмоций. Мне нравилось в нем все: внешность, смех, чувство юмора, манера ухаживать, внимание к моим желаниям… Думаю, что впервые в жизни я встретила настоящую любовь.
В тот день, когда я поняла, что ее у меня забрали, мне стало так холодно и одиноко, как никогда. Лучше бы я и не встречала ее вовсе. Тогда бы мне не было так больно.
Вокруг была какая-то суета, всхлипывания, но я никак не реагировала на происходящее. Сквозь полудрему я слышала, как кто-то из девчонок просит сотовый, куда-то звонит,… потом принесли обед, унесли тарелки… А я все лежала и думала о том, как жить мне дальше и чем я буду заниматься по приезду домой.
К вечеру я более-менее отошла. Мне по-прежнему было плохо на душе, но все же предвкушение встречи с Джейсоном взяло верх, и я нашла в себе силы рассказать девочкам о моем допросе поподробнее.
Ира и Настя были сильно расстроены поведением своих парней. Я даже не пыталась представить себя на их месте: не смогла бы.
Мы вяло перекидывались фразами, – силы из нас словно высосали.
К вечеру решили посмотреть телевизор. По привычке отыскали канал на английском. Зазвучали знакомые слова, замелькали знакомые кадры…
– Да они что, издеваются!? – услышала я голос Леры. Нам снова показывали «День сурка».
Мы переглянулись и расхохотались:
– Ну, точно – день сурка! Каждый день одна и та же еда, стены и даже фильм! – чуть не катаясь по полу в приступе смеха, грозящего перейти в истерический, выдавила я.
Если кто не помнит: главный герой фильма переживал один и тот же день снова и снова. Не менялось ничего, только он сам.
Со временем мы успокоились и переключились на канал «Еда» (кое-кто даже начал записывать рецепты). Потом от нечего делать решили сделать зарядку, приняли по очереди душ и отправились спать.
Я долго не могла уснуть, ворочаясь от переизбытка мыслей и эмоций.
Я представляла себе нашу с Джейсоном встречу. Что он скажет? Как себя поведет? Что скажу я?… Хотя, а что тут скажешь?! Все кончено, это и так ясно.
Впоследствии оказалось, что все не столь однозначно.
Я проснулась рано, приняла душ и стала ждать.
Время не просто остановилось: такое ощущение было, что стрелки шагают в обратную сторону. Прошло не более часа (в моем собственном измерении – как минимум сутки), когда дверь в камеру открылась.
– Екатерина Гладкова. Пройдемте, – скомандовал охранник.
Я подскочила и поторопилась на выход. Сердце билось со скоростью шагов бегуна на стометровке. Может это сон?
Меня провели в знакомый офис. Джейсон стоял передо мной. Я бросилась ему на шею и прошептала:
– Ущипни меня! Ты, правда, здесь? – на глаза накатывались предательские слезы.
– Здесь я, здесь, – с улыбкой ответил он.
– Спасибо, что приехал, я так рада! – с благодарностью сказала я и добавила, спохватившись. – Ни слова про соки!
Джейсон взглянул на меня и кивнул в знак понимания.
– Садитесь, – скомандовал переводчик по-английски.
– Ваше имя, дата рождения, где работаете? – спросил он.
– Джейсон Бредли Шеппард, тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения, двадцать первого сентября. Работаю на военной американской базе в Кунсане, – ответил Джейсон.
– Вы были в гостинице «Вестерн» с Гладковой Екатериной?
– Да, я.
– Кем она вам приходится?
– Она моя невеста.
– Вы имеете в виду – подруга? – уточнил переводчик.
– Нет, именно невеста. Мы собираемся пожениться, – добавил Джейсон.
Я посмотрела на него с непониманием. Что он такое говорит?! Он перехватил мой взгляд и прошептал на ухо: «Мы ведь поженимся? Ты не против?»
Во рту у меня пересохло. Может, все-таки мне это снится? Во всяком случае, ощущения были именно такие. Нереальность происходящего меня пугала и я все щипала себя украдкой за ладошку.
– Да, конечно, – заплетающимся языком произнесла я. Соображала я также плохо, как и говорила.
Переводчик тем временем задавал вопросы о наших взаимоотношениях: как часто встречались, где, когда, про секс. Слава Богу, Джейсон ответил на все вопросы так же, как и я. Под конец ему дали подписать какую-то бумагу. Я с интересом посмотрела, что это.
Выглядела бумага примерно как бланк заявления в милицию о краже: имя, фамилия, дата рождения, текст. Единственное, что зацепило мое внимание, была графа «является ли Екатерина Гладкова проституткой?» и варианты ответа – «да» или «нет». Джейсон поставил галочку напротив «нет» и расписался.
– А что теперь? Мы можем ехать? – спросил Джейсон. Он, видимо, решил, что, получив ответ, что я не проститутка, они извинятся передо мной, и мы сможем уехать. Ага, размечтался!
– Нет. Невесту вашу отправят в Россию, но позже. Пока она побудет у нас, до решения всех вопросов с менеджером о ее нарушениях, – с довольной ухмылкой произнес кореец.
– Какие такие нарушения?! Я же приехал, все объяснил! Неужели тот факт, что мы хотим пожениться, ничего не меняет? – с непониманием вопрошал мой неожиданный жених.
– Она нарушила правила нахождения в Корее и контракт, в котором говорится, что она может ночевать только в отведенном хозяйкой клуба помещении. Это – во-первых. Во-вторых, она не имеет права на общение с клиентами вне стен клуба, – отчеканил он как по заученному.
– Так что, по-вашему, она должна сидеть в четырех стенах и вообще никуда не выходить? – возмутился Джейсон.
– По контракту она танцовщица. Это ее работа. И она здесь по рабочей визе. Это значит, что в Корее она имеет право только на работу, а не на развлечения и любовные романы. Хотите – женитесь в России, – с улыбкой гиены отрезал он. – У вас есть пять минут. Потом вы должны покинуть наш офис. Спасибо за сотрудничество.
На несколько минут, показавшихся секундами, нас оставили наедине.
– Катя, мне очень жаль, что так вышло. Это я виноват…, – начал Джейсон.
– Да нет, я сама виновата, предупреждали ведь. Послушай, я понимаю, что такая ситуация… Спасибо, конечно, что попытался меня выгородить, но про женитьбу не обязательно было говорить, – прервала его я, хотя и надеялась в душе, что эти слова не были сказаны лишь для того, чтобы защитить меня.
– Вообще-то я серьезно. Я узнал, мне нужно сделать паспорт и приехать в Россию. Я клянусь, что месяца через два мы уже увидимся, – со счастливой улыбкой пообещал он.
– Правда?! Я так рада! Я буду ждать! – я обняла его за шею и зажмурилась от счастья.
– Вот тут я вещи привез. Света все собрала, даже деньги от «мамы» передала за соки, – произнес Джейсон, указав на большую сумку.
– Спасибо огромное, а то мне даже переодеться не во что было.
К нам направлялся охранник. Мы поняли, что время истекло.
– Скоро увидимся, не скучай. Я взял у Светы твой телефон в Хабаровске. Она, кстати, звонила твоей маме и передала, что с тобой все в порядке. Я позвоню, как только ты приедешь домой. Ты только сообщи мне, когда будешь дома.
– Хорошо. Ну, до встречи. Пока, – сказала я на прощанье, и охранник указал Джейсону на выход.
Я смотрела ему вслед. Мне очень хотелось, чтобы он обернулся, и чтобы я смогла увидеть в его взгляде немое «обещаю, все будет хорошо», но он так и не обернулся. Я отбросила в сторону странное чувство тревоги и зашагала, подхватив сумку, за охранником. Мне разрешили взять что-нибудь из вещей с собой в камеру.
Я, счастливая и окрыленная, перебирала собственные вещи. Боже, никогда еще я не была ТАК рада собственному барахлу. Переодеться в чистые вещи казалось мне верхом блаженства.
Выбрав несколько футболок, трико, свитер и несколько комплектов белья я пошла обратно в камеру. За мной закрыли дверь.
– Ну, как? Как все прошло? – с нетерпением в голосе спрашивали девочки.
– Мне предложение сделали! Руки и сердца! Ну, ни романтично ли, прямо в тюрьме!? – со счастливым смехом ответила я.
– Да ты что?! Серьезно? А вы что, собирались? – на меня смотрели пятеро вытянувшихся от удивления лиц, отказываясь верить своим ушам.
– Нет, не собирались. Сказал, что в Россию приедет через пару месяцев, – меня прямо распирало от счастья, которым хотелось поделиться буквально со всеми.
Я в подробностях расписала нашу встречу. Девчонки сели возле меня в кружок и кто с радостью, кто с тоской слушали.
День пролетел более-менее незаметно. Я, правда, снова долго не могла уснуть, но на сей раз уже от приятного возбуждения после такого неожиданного поворота событий. В голове был полный сумбур: лицо мамы, когда я сообщу ей такую новость, свадьба, совместная жизнь с любимым человеком…
Наконец, я заснула со счастливой улыбкой на устах.
На следующий день ближе к обеду меня снова позвали на выход.
«Что на сей раз? – с тревогой думала я. – Неужели опять допрос?!»
Я прошла вслед за охранником по уже знакомому коридору. Все в том же офисе меня ждали «мама» из «Стерео» и ее сын – ди-джей.
В первую секунду я испугалась, что они начнут ругать меня, поучать, высказывать свое мнение о моем маленьком запасе серого вещества, и даже приготовилась защищаться. Но как оказалось, они пришли совсем не за этим.
– Катя, – обняв меня за плечи, произнесла старая кореянка, – ну как же ты так?!
Похоже, я зря испугалась, – никто здесь не собирался обвинять меня в чем бы то ни было.
– Простите, я так перед вами виновата. Я знаю, вы предупреждали. Глупая я, простите! – не переставая, извинялась я.
Я действительно чувствовала себя очень виноватой перед этими людьми: из-за меня у них наверняка возникла куча проблем.
– Да ничего страшного. Ты про соки ничего не говорила? – с волнением спросила «мама».
– Нет, ничего не сказала, – успокоила я их.
– Ладно. Про зарплату не волнуйся, тебе менеджер все заплатит. Джейсон деньги передал?
– Да, вчера приезжал, все передал. Большое спасибо.
– Мама штраф заплатила, две тысячи долларов, – вклинился в разговор ее сын.
Ого, ничего себе! И после этого она меня еще и утешает?!
– Мне очень жаль, – выдавила я. А что еще можно сказать на это?
– Вас скоро домой отправят. Заботься о себе, – успокаивала меня «мама».
– Спасибо за все, – ответила я искренне и мы попрощались.
Эта встреча меня очень удивила. Меньше всего я ожидала увидеть здесь «маму», да еще и так хорошо ко мне относящуюся. Учитывая, сколько проблем я им доставила, огромный штраф и прочую головную боль, – это было за гранью моего понимания.
В состоянии некоторого шока я вернулась в камеру и рассказала девчонкам о моих посетителях.
– Вот это да! – была реакция девчонок. – Интересно, а наши приедут?
– Может быть, вы-то дольше моего проработали. Да и кто-то же должен вам вещи привезти, – предположила я.
И действительно, на следующий день к девочкам тоже приехали хозяева их клубов и привезли вещи.
Впоследствии оказалось, что тех корейцев, которые «продали» Леру и Яну ожидали серьезные проблемы. Их клуб закрыли, а им самим предстоял суд за сутенерство. «Папа» этого клуба умер от инфаркта спустя два месяца после инцидента, не дотянув немного до начала слушаний.
Я узнала обо всем этом от своей подруги Светы уже в Хабаровске.
На следующий день к нам приехал менеджер. Определенности относительно нашего ближайшего будущего эта встреча не добавила. Ясно было только одно: всех нас депортируют. Но вот когда, – не известно.
Основная проблема была связана с Лерой и Яной: пока не разберутся с хозяевами их клуба, всех нас не отпустят. Сколько времени на это уйдет? Недели?! Месяцы?! Мы не знали.
Высылать нас без этих двоих полицейские не собирались. Почему? Просто им лень было сопровождать нас в аэропорт дважды.
Прошло ровно две недели, пока нас вместе с вещами не погрузили наконец-то в микроавтобус, надев предварительно наручники, и не повезли в Сеул.
Через несколько часов путешествия мы притормозили около одноэтажного здания с решетками на окнах.
Меня отвели в маленькую комнатку, где уже ждал менеджер.
– Через два дня вы полетите домой. Здесь зарплата за месяц, – он протянул мне пачку корейских купюр.
Я была потрясена! Учитывая уплаченные за меня штрафы, я не ожидала получить вообще никаких денег.
– Большое спасибо! – сказала я с благодарностью. – А почему нас только через два дня домой отправят?
– Потому что рейсов на Хабаровск нет до послезавтра, – ответил он.
Ну что ж, логично.
– Понятно. Спасибо за все и извините, что я так сглупила.
– Ладно, бывает. Пока, Катя, – попрощался Ким.
– До свидания, – произнесла я и вышла.
Нас поместили в камеру (Боже, опять? Когда же это кончится?!). К тому моменту в ней уже находились две женщины, а помещение было раза в четыре меньше, чем предыдущее наше пристанище.
Выданные одеяла воняли за километр, как из солдатской казармы. Не скажу, чтобы я была близко знакома с солдатской казармой, но ассоциации почему-то были именно такие.
Стены камеры были очень грязными и сплошь испещренными надписями на разных языках. Казалось, что они тоже воняли.
Вонь была везде! Казалось, она лезла под одежду, проникала в легкие и пропитывала собой все тело. Насквозь.
– Господи, лучше бы нас в Ченджу эти два дня додержали, – застонала Ира.
М-да, впечатление она производила действительно угнетающее.
– Да вы устраивайтесь, не стойте. Вы откуда? – подала голос одна из женщин. На вид ей было около сорока.
– Из Хабаровска и из Новосибирска. А вы? – спросила Настя.
– Узбекистан. Пять лет нелегалкой тут прожила, – с тоской ответила она.
Она очень хорошо говорила по-русски, абсолютно без какого-либо акцента.
– И как вам удалось так долго здесь продержаться? – очумело осведомилась я.
Поймите мое удивление: я-то здесь находилась вполне легально, и то двух месяцев не смогла продержаться.
– А у нас там проверки редко были. В моей деревне иностранцев толком и не было, а я на кухне в ресторане работала, и никому особенно не мешала. Просто месяц назад пьяная разбушевалась, вот меня и арестовали. А когда документы проверили – отправили в эмигрэшку, – пояснила она.
– Поня-ятно, – задумчиво протянула я. Оказывается, и в сорок лет мозгов бывает слишком мало. Это ж надо додуматься, чтобы, будучи нелегалкой, «бушевать по пьянке» в чужой стране! М-да, наш народ везде найдет, как отличиться. Что русские, что узбеки, – разницы нет. Все мы вышли из СССР, и менталитет у нас у всех схожий.
– У меня там квартирка была. Съемная. Хорошая такая, – продолжила свой рассказ «дебоширка». – Я и мебель в нее купила. Теперь все корейцам достанется… Б…ь! – смачно припечатала она.
– А я – из Монголии, – подала голос вторая женщина. Эта помоложе будет, – на вид лет тридцати пяти, не больше. – Я на фабрике здесь работала. Виза кончилась, а тут проверка.
В ее речи хоть и чувствовался легкий акцент, но все равно ее русский был почти идеален. Господи, откуда только она его знает!?
Мы расселись по углам и стали болтать о том – о сем.
– И как на фабрике вам работалось? – продолжила расспрашивать я монголку.
– Тяжело, – вздохнула она. – Не женский это труд. Я на мебельной работала. Все время пылью древесной дышишь. Кашель появляется, поясница отваливается. А вы-то сюда как попали? – заинтересовано уточнила она.
– А мы хостесс работали. Проверка была, а мы в отелях кто с кем, – отчиталась за всех Ира.
Женщины оказались разговорчивыми, и вечер пролетел незаметно.
В отличие от предыдущего места заточения, кормить нас здесь никто не собирался, – в этом здании кормежка в принципе не была предусмотрена. Ни для кого. Поэтому нам пришлось договариваться с охранниками и через них заказывать еду в соседнем кафе. Так что хорошо, что у всех у нас были с собой деньги. Страшно представить, что было бы, если бы оных у нас не оказалось.
Оставшиеся до перелета домой часы текли раздражающе медленно. Вот хуже всего это: ждать и догонять.
Но рано или поздно все кончается. Наступил день отлета.
Едва войдя в аэропорт, мы обратились к нашим соглядатаям чуть ли не хором:
– Нам нужно деньги поменять: воны на доллары.
Ни в одном обменнике Хабаровска корейскую валюту не принимают и, соответственно, наша просьба была вполне объяснима.
– Нельзя, – вяло отмахнулся кореец.
– Как… нельзя? – растеряно пробормотали мы.
– В России поменяете, – достаточно раздраженно буркнул второй сопровождающий нас полицейский.
– Нет, в России не принимают! Нам здесь нужно поменять, – настаивали мы.
– А мне – все равно! Нельзя! – твердо стоял он на своем.
Ну, все! Их упрямство меня достало, и я бухнула чемоданом об пол:
– Мы никуда не пойдем, пока не поменяем. Хоть волоком нас отсюда тащите!
Вообще-то я редко выхожу из себя, но после всего того, что мы пережили за последнее время, еще и перспектива вместо денег привезти домой никому не нужные «фантики»?! Это уже слишком! Так что сами понимаете, – настроена я была крайне решительно.
Девчонки дружно меня поддержали и так же демонстративно побросали сумки на пол. Охранники грозно на нас посмотрели, но, увидев, что настроены мы решительно, все-таки согласились.
Мы радостно, чуть не вприпрыжку, понеслись за ними, но, подходя к окошку «Обмен валют», затормозили:
– Эй, народ, а как мы бабки поменяем, если нам паспорта еще не отдали? – попыталась уточнить я.
Мы решили еще раз обратиться к охранникам:
– Дайте нам паспорта. Пожа-а-алуйста! На время, только деньги поменять.
– Паспорта вам отдадут в России ваши милиционеры. Давайте деньги сюда, я поменяю, – протянул руку один из них.
Мы быстренько посовещались, но делать-то – нечего. Так что отдали ему всё, запомнив, кто – сколько и стали ждать. Через несколько минут нам принесли доллары и повели на самолет. Как раз только что объявили посадку на Хабаровский рейс.
Ира и Настя улетали в Новосибирск в тот же день, но их вылет был чуть позже нашего. Прощаясь, мы обменялись адресами и телефонами, поплакали на дорожку и пообещали друг другу не теряться из виду. За эти две недели мы все стали очень близки друг другу.
Посовещавшись с русскими стюардессами через переводчика, охранники передали им наши паспорта и отчалили восвояси.
Наконец, мы оказались в самолете, таком родном и до боли «российском».
– Господи, аж не верится, что домой летим! – воскликнула Лерка с радостью.
– И правда, скорее бы уж домой попасть, – согласилась я. Мне не терпелось увидеть маму и брата. За эти два месяца я соскучилась по ним смертельно.
Глава 4
Через два с половиной часа мы увидели огни Хабаровска. Почему-то именно в этот момент мне вдруг резко захотелось обратно, в Корею. Я захотела вернуться к Джейсону, к друзьям, к Светке, в клуб…
– Блин, вроде еще два часа назад так домой хотелось! А сейчас как глянула на родные болотца, так сразу назад потянуло, – задумчиво пробормотала Яна.
«Мысли она читает, что ли?» – удивилась я.
Думаю, все мы привязались к Корее. Но если уж говорить совсем откровенно, то не совсем к Корее, а к той беззаботной жизни, которая была у нас там.
Сейчас же мы возвращались домой: к каждодневным проблемам и повсеместному хамству; к зарплате, которой едва хватает на самое скромное пропитание; к злым продавцам и платным пакетам в «супермаркетах»; к забитым автобусам и непозволительной роскоши пользования такси; к грубым сантехникам и недовольным паспортисткам.
Тем не менее, мы с нетерпением ждали встречи с близкими. И, в общем-то, были рады возвращению домой.
Мы вышли из самолета и направились к зданию терминала. Нас провожала одна из стюардесс, неся в руках паспорта.
– С этими разберись, – бросила она одному из дежурных, протянув документы.
– Ну, пройдемте, – скомандовал он, и мы посеменили следом. – Вот, берите бумагу и пишите объяснительную, почему вас депортировали.
– То есть как? Все с самого начала? Где взяли и за что? – не поняла Яна.
– Да на кой мне ваше «где» и «за что»?! Ну, напишите, что за нарушение паспортного режима, – нетерпеливо пояснил он.
Мы нацарапали объяснительные и отдали дежурному. Он пробежал глазами исписанные листочки и выдал нам паспорта.
Пройдя паспортный контроль и получив сумки, мы потянулись на выход.
Странно, но меня никто не встречал. Я в растерянности огляделась: ни-ко-го!
Вот так новости! И что мне делать? Рублей на дорогу у меня не было, а пункт обмена давно закрыт. Я решила подождать Леру с Яной:
– Девчонки, вас кто-нибудь встречает? – спросила я.
– Вон, менеджер из нашей фирмы, – Лера кивнула головой в сторону полноватой женщины, направлявшейся в нашу сторону. – Повезло, что хотя бы она здесь.
– Ну, здравствуйте, лягушки-путешественницы, – с иронией поздоровалась подошедшая женщина. – Как вам «кутузка» корейская?
– Лучше и не спрашивайте, – виновато промямлила Янка.
– Та-ак, а это у нас кто? – обратилась она ко мне.
– Я – Катя. Но я не от вашей фирмы.
– Знаю, что не от моей. Ладно, все местные?
– Да, все.
– Тогда – за мной! По дороге все и обсудим, – женщина она была боевая, решительная.
Заметно приободрившись, как бы «подпитавшись» ее решительностью, мы бодренько потопали следом.
Загрузившись со всеми пожитками в старенький японский микроавтобус, мы тронулись в сторону города.
– Объясняю. То, что вас депортировали, – грустно. Но не смертельно. И это еще не значит, что в Корею вы больше не вернетесь. Делаете так: идете в ЗАГС, подаете документы на смену имени и фамилии. Через месяц получаете новый паспорт. Потом идете ко мне, и я вас отправляю обратно в Корею. Понятно? – закончила она свое краткое объяснение.
У меня аж челюсть отвисла.
– Как? А разве это можно: поменять и имя, и фамилию? Как же это? – мне не верилось, что проблема решается так легко.
– Как, как?! Да обыкновенно! Сейчас у нас в стране все можно, даже фамилию экс-президента можно взять, если угодно, – со смехом ответила она.
– А как же наши отпечатки пальцев? Нас же там поведут в эмигрэшку для получения карточки и регистрации. Наши-то отпечатки в компьютере! – продолжала сомневаться я.
– Ничего страшного. Мы это уже проходили. Потом подробнее объясню. Пока все понятно? Вот и действуйте! – подвела она итог.
Мы задали еще несколько уточняющих вопросов по срокам и необходимым документам, и распрощались, пообещав друг другу созвониться.
Я стояла перед подъездной дверью. С улицы было видно, что свет горит в зале и на кухне. Скорее всего, и мама, и брат дома, но сегодня они меня не ждут. Иначе бы обязательно встретили в аэропорту.
Я подхватила чемодан и зашла в подъезд. Сердце громко ухало. Мне не терпелось увидеть родные лица. Позвонив в дверь, уже через секунду я услышала топот несущихся ног.
– Кто там? – раздался из-за двери радостно-настороженный голос младшего брата.
– Это я. Открывай!
Дверь распахнулась, и Сергей обнял меня за плечи.
– Ну, слава Богу! – выдохнул он с облегчением.
Тут же на меня набросилась с поцелуями мама, и мы обе расплакались.
Наконец, уняв немного эмоции и вытерев слезы, я перетащила сумку в зал, и тут же направилась в ванную. Пока мама готовила ужин, я отмывалась.
Проторчав под душем около часа, я вышла оттуда розовощекая и пахучая, как майская роза.
На столе призывно расположились наваристый ярко-бордовый борщ со сметанкой, мой любимый черный хлеб и солененькая селедочка, м-м! Все еще не веря своему счастью, мой желудок нетерпеливо заурчал.
– Боже, как я хочу есть! Как я хочу НОРМАЛЬНО поесть! – с воплем бросилась я к столу.
– Нет, это прямо невезение какое-то, – начала мама.
– Уфу, – с набитым ртом согласилась я, – по дфуфому и не нафафешь!
– Да я не о том! То есть, оно-то, конечно, не повезло. Я так волновалась за тебя, думала с ума сойду: где ты да что с тобой. Хорошо, хоть Света позвонила! Но я вот о чем: самолеты из Кореи летают два раза в неделю. Как Света позвонила и сказала, что ты скоро приедешь, я тебя уже пять раз в аэропорт ездила встречать. Сегодня в первый раз не поехала. Думала, что ты все-таки заранее позвонишь из Сеула, и не поехала. А ты раз, и именно в этот день и приехала!… Катюша, я так рада, что с тобой все нормально! Я так переживала, так переживала!
– Да, дурдом получился. Я сама там чуть с ума не сошла, – согласилась я. – Мам, я, наверное, замуж скоро выйду, – выпалила я тут же, без предварительного перехода.
– То есть как?! За Джейсона?! И когда же вы это решили? – ошарашено смотрела на меня мама.
– Давай я расскажу тебе все по порядку, – предложила я. – Только мне сперва позвонить надо, – я вспомнила, что скоро Джейсону нужно будет уходить на работу, поэтому побежала к телефону.
Набрав номер, услышала любимый голос:
– Алло, это я. Перезвони мне домой, о’кей?
– Да-да, сейчас, – отозвался он и через минуту перезвонил.
– Доехала нормально? Я так переживал, даже позвонил пару раз тебе домой. Наверное, твоя мама ответила. Я спросил «дома ли Катя». Мне ответили «нет», а больше я по-русски ничего и не знаю. Как ты?
– Да все нормально. Я скучаю по тебе.
– Я тоже. Но ничего, я скоро приеду, – попытался подбодрить меня он.
– Да, было бы хорошо. Ты в «Стерео» заходил?
– Да, все по тебе скучают и очень волнуются. Я завтра туда съезжу и передам Свете, что ты дома.
– Хорошо, спасибо.
– Ну, мне на работу пора. Я тебе завтра позвоню, хорошо?
– Да, конечно. Ну, пока, – попрощалась я и положила трубку.
Я вернулась к маме на кухню и начала обещанный рассказ. На него у меня ушло часа два, не меньше.
Несколько раз мы начинали плакать, раз десять выходили на балкон для перекура, продолжая разговор и там… В паре мест даже посмеялись. До слёз.
Когда я дошла до конца повествования, мама вздохнула:
– Ну что ж, посмотрим. Если приедет – хорошо. А насчет свадьбы, – там видно будет.
Разговаривали мы долго, и спать легли только под утро. При соприкосновении моего измученного и уставшего тельца с любимым матрацем, а головы – с подушкой, я поверила в рай. Вот он, этот самый рай, – прямо на земле! Это когда можно спать не на полу, на тонком покрывальце, а на кровати с любимой подушкой и под пуховым одеялом.
Я утонула во всей этой мягкости и отключилась. Почти на 20 часов.
Проснувшись, я рассказала маме о том, что посоветовала мне менеджер накануне.
Мы долго думали, подавать документы на смену фамилии или нет. С одной стороны, я ждала приезда Джейсона, и смена паспорта была бы совсем не кстати. С другой – я была не слишком-то уверена, что он сможет так скоро приехать ко мне, как обещал.
– Ну, подожди с месяц, и если он так и не сможет приехать – подавай документы, – посоветовала мне мама.
На том и порешили.
С утра пораньше я побежала в Интернет-кафе проверить почту. Меня ожидали четыре письма от Джейсона. Он писал, что очень за меня волнуется, рассказывал о моих подругах из «Стерео», о том, как за меня все переживали, и о том, что скоро он приедет и все у нас будет хорошо.
Я ответила на все четыре письма и вернулась домой.
Вечером он снова позвонил:
– Привет! Я тебе письмо отправила. Ничего особенного, просто соскучилась.
– Я знаю. Я уже получил и тоже ответил. Ходил в «Стерео». Света сказала, что позвонит тебе сегодня. Она не звонила?
– Нет пока. Ты что-нибудь узнавал о поездке сюда? – поинтересовалась я.
– Да. Но дело в том, что я не уверен, что смогу взять отпуск раньше, чем через три месяца, – ответил он.
Я загрустила.
– Понятно… Мне тут подсказали вариант, при котором, возможно, я сама смогу приехать в Корею. Но на это уйдет пара месяцев.
Раз уж его приезд так надолго откладывается, то придется мне воспользоваться советом и заняться-таки сменой фамилии.
– Это было бы здорово! А как? – спросил Джейсон.
Я объяснила.
– Отлично! Ну ладно, напиши мне, если узнаешь что нового. У меня карточка кончается. Я тебе через пару дней позвоню.
– Хорошо, я напишу. Целую.
– Пока.
Я повесила трубку и призадумалась.
Так, значит, будем менять фамилию. А что для этого нужно?!
Я нашла справочник телефонов и позвонила в ЗАГС своего района:
– Здравствуйте. Подскажите, пожалуйста, я могу у вас подать документы на смену фамилии? – поинтересовалась я.
– Да. В любой день, кроме понедельника и выходных, – короткой скороговоркой «выплюнули» ответ и бросили трубку.
Я посмотрела на календарь. Сегодня суббота. Придется ждать до вторника.
В воскресенье Джейсон не позвонил, но я получила от него пару писем по Интернету.
В одном из них меня несколько озадачили слова, смысл которых до меня никак не доходил. Вот они: «Что бы там ни говорили мои друзья, я приеду. Ты мне очень нужна».
Я рассказала об этом маме, но она лишь развела в ответ руками:
– Не знаю, что он имел в виду. Но мне это уже не нравится… Выходит, друзья отговаривают его от поездки сюда!? – нахмурилась она.
Я, конечно, расстроилась, но виду старалась не подавать, успокаивая саму себя тем, что он меня любит и на половине пути уже не остановится.
Вечером позвонила Света. Она очень обрадовалась, что я, наконец, дома, получила зарплату в полном объеме и, возможно, даже еще вернусь в Корею. Также она добавила, что накануне Джейсон приходил в клуб, и еще раз сказал ей, что собирается ехать в Россию.
Я была рада услышать, что он подтвердил свое обещание и перед моей подругой. Значит, зря я расстраивалась, – все у нас будет хорошо!
Во вторник я взяла паспорт и пошла в ЗАГС. Заполняя бланк на смену фамилии, я впервые задумалась: «И какое же имя и фамилию мне взять? Ведь „как вы лодку назовете, так она и поплывет“».
Вариант «Ада Миронова», всплывший откуда-то из подсознания, показался мне достаточно благозвучным и вполне приемлемым. Отчество я решила оставить прежним. В качестве причины замены указала: «хочу носить фамилию бабушки». Разумеется, никто и не собирался проверять, действительно ли моя бабушка носит такую фамилию (или, может, она носила такую фамилию в девичестве). А что до имени, то здесь я объяснила причину так: «имя „Екатерина“ считаю неблагозвучным».
Хм, имя свое, вообще-то, я считаю вполне даже «благозвучным», но другой достаточно веской причины я придумать так и не смогла, а в «шаблоне/подсказке» указана была именно эта.
Я отдала заявление хмурой тетеньке в приемной. Она, просмотрев мои документы, строго поинтересовалась:
– И чем это «Екатерина» так неблагозвучна?
Только тут я заметила, что на бэйджике у нее значится «Екатерина Строкова» и, как бы извиняясь за невольный «наезд» на красивое имя, сочла нужным пояснить подробнее:
– Да ничем, просто причины, по которым я хочу поменять имя и фамилию, – личные, и я не хотела бы их раскрывать. Вот и написала, не задумываясь, то, что в шаблоне было указано.
Она еще раз перепроверила мои документы, поставила в паспорте штамп «Подлежит обмену», и сообщила, что ждать придется около месяца.
– А побыстрее никак нельзя? – с надеждой спросила я. – Мне срочно нужно.
– Ну, не знаю даже, – пожала женщина плечами, – можно попробовать, наверное.
Я поняла, как именно «можно попробовать», вложила в паспорт двести рублей и протянула ей снова:
– Вы проверьте данные еще раз, вдруг что-то не так записали, – сладко протянула я.
Легким движением пальцев гражданка Строкова незаметно вытащила купюры и вернула мне паспорт обратно:
– Приходите через неделю, – улыбнулась она почти ласково.
Я поблагодарила ее от всей души и побежала домой.
Так, начало положено. Совсем скоро у меня будут новые документы, и я смогу вернуться в Корею. Я была на седьмом небе от счастья!
Джейсон позвонил только в четверг. Голос его каким-то неуловимым образом изменился. Он по-прежнему заверял меня, что приедет, как только сможет, но делал это уже без особого энтузиазма. Вроде бы и слова были все те же, а скребущее чувство, что «что-то не так» меня не покидало.
Тогда я решила позвонить Свете и уточнить обстановку.
Она рассказала, что вчера Джейсон опять приходил в «Стерео». Он все так же говорил всем, что хочет поехать в Россию, но вот выглядел при этом мрачнее обычного. Еще она заметила, что он долго разговаривал о чем-то с одной из девушек, привезенных в клуб вскоре после нас со Светкой. Правда при этом ничего предосудительного в их поведении она не заметила.
Я в свою очередь порадовала Свету тем, что подала документы на смену фамилии, и возможно совсем скоро мы с ней встретимся снова.
В ожидании замены документов время тянулось невыносимо долго. Я каждый день ждала, что мне вот-вот позвонят и сообщат, что все готово, поэтому без особой надобности старалась не выходить из дома надолго. Но они все не звонили и не звонили…
Такое бесплодное ожидание каждый день, неделю за неделей, ужасно выматывало. Единственное, что поддерживало во мне силы и веру в то, что все еще будет хорошо, – общение с Джейсоном.
Я жила от звонка до звонка. Я существовала в промежутках между нашими письмами. Я не могла больше думать ни о чем другом, кроме как о нем и о том, что ждет нас впереди…
У меня напрочь пропали сон и аппетит. Я сидела на кухне ночи напролет, выкуривая одну сигарету за другой и поглощая литрами наикрепчайший кофе. Утром я шла в Интернет-кафе, где в сотый раз перечитывала письма Джейсона. В каждом из них были одни и те же слова, которые поддерживали во мне надежду: «я люблю тебя», «я скоро приеду», и «все будет хорошо, ты просто верь мне». Днем я несколько часов спала, а вечером снова начинала ждать его звонка.
Мама на тот момент не работала. Несколько месяцев назад она перенесла небольшую операцию, после которой неожиданно возникли осложнения, и ей самой часто нужна была моя помощь и поддержка.
Она всегда находилась рядом, стараясь хоть как-то подбодрить и успокоить меня, но это почти не помогало. Я безумно боялась, что Джейсон разлюбит меня, находясь так долго и так далеко, и от этого навязчивого страха меня ничто не могло отвлечь.
Так прошло две или три недели после возвращения домой.
И тут как-то вечером мне позвонила Света. Я посмотрела на часы: странно, сейчас она должна быть еще на работе.
– Кать, я даже не знаю, как тебе сказать. Может все и нормально, – тебе решать. В общем, нам тут три дня назад девок новых привезли. Одна – Инна – симпатичная такая… – начала она издалека. – Так вот, твой Джейсон ей сегодня два сока купил, – голос у Светы был очень расстроенный, и даже какой-то виноватый. – Ты только не расстраивайся раньше времени, может он просто так, – чуть не плача добавила она.
– Свет, ты что, серьезно?! – я была просто в шоке. Горло сжало невидимой рукой, а в глазах предательски защипало.
– Не, ну надо же, гад, какой! Ты из-за него две недели в эмигрэшке просидела, столько всего натерпелась…, а он!? Я глазам своим поверить не могла! – начала она распаляться, пытаясь хоть как-то смягчить только что сообщенную новость.
– Понятно. Ладно, Свет, спасибо, что позвонила. Держи меня в курсе дела, – выдавила я.
– Хорошо. Ты только не принимай близко к сердцу, может все не так плохо. Просто я подумала, что ты должна об этом знать… Я еще позвоню, – сказала она и повесила трубку.
По стенке я бессильно сползла на пол. «Неужели это правда? Вот так, просто? Спустя каких-то пару недель?!» – вяло думала я.
Ко мне подбежала мама и стала расспрашивать, что случилось. Я кое-как рассказала о Светином звонке.
– Вот так-так… А, все они такие! Мужиков нельзя надолго одних оставлять, тут же к другой побегут!… Мда-а, не надолго его великой любви хватило, – вздохнув, резюмировала она.
Я доползла до своей комнаты и зарыдала в подушку. Неужели это возможно, – вот так скоро все взять и перечеркнуть? Я не могла, я не хотела в это поверить!
Через два часа раздался телефонный звонок.
– Катя, тебя Джейсон, – крикнула мне мама, неся трубку.
– Алло, – чужим голосом произнесла я.
– Привет. Как ты? – спросил он, ничего не заметив.
– Мне Света звонила, – ответила я.
– И что она говорит?
– Ты с Инной долго разговаривал и купил ей два сока.
– Да я просто так! Они новенькие, вот мне и захотелось им чем-то помочь, – оправдывался он.
– Ты мне не звонил, потому что карточки не было. Ты сказал, что денег нет. А на соки ты двадцать баксов нашел?! – со злостью почти выкрикнула я.
– Да нам вчера только зарплату дали, а карточку я еще не успел купить, – оправдывался он. – Извини, я не знал, что ты так на это обидишься. Я больше никому и никогда не буду покупать соков! Обещаю! – с жаром заверил меня Джейсон.
– Пожалуйста, не покупай больше.
– Хорошо. А как с документами? – сменил он тему.
– Новое свидетельство о рождении получила. Подала документы на паспорт, но он только через две недели будет готов.
– Понятно. Ну, я тебе на днях позвоню. Не скучай там. Пока.
Я попрощалась и повесила трубку.
Дни снова потянулись невообразимо медленно.
Я все ждала и ждала звонка от Джейсона, но он все не звонил.
Пару раз я позвонила сама, но его сосед по комнате неизменно отвечал, что Джейсона нет дома.
Через пять дней после нашего последнего разговора я, как обычно, пришла в Интернет-кафе проверить почту. Меня ждало письмо Джейсона. Первое за эти дни, и очень-очень короткое: «Мне очень жаль, но я не смогу быть с тобой. Я много думал о наших отношениях и принял такое решение. Все произошло слишком быстро. Я сожалею, что стал причиной всех твоих проблем, но нам лучше перестать общаться. Прости меня. Джейсон».
Я медленно поднялась со стула и вышла на улицу.
Все вокруг стало нереальным и каким-то расплывчатым. Я была словно под наркозом. Мимо медленно протекала толпа, машины, время… Все в этом мире исказилось и потеряло прежнее значение.
Слезы текли из глаз сами собой, оставляя мокрые дорожки на щеках. На лице же не отражалось никаких эмоций. Оно окаменело.
Я пересекла дорогу. Странно: машины истерически сигналят, визжат тормоза… Но мне – все равно. Мне все – безразлично. И если бы я в тот момент умерла, то все равно ничего бы не почувствовала.
У меня словно что-то отняли, какой-то внутренний стержень. Меня сломали и растоптали. А потом выбросили. Как надоевшую игрушку.
Я добралась до площади Ленина и села на скамейку.
Было сложно понять, от чего именно мне было так больно.
Была ли я влюблена? Не знаю. Может быть. Не это главное.
Меня обманули. Я чувствовала себя ребенком, которому Дед Мороз принес на Новый Год долгожданный подарок. Тот, которого так долго ждала, и о котором так сладко мечталось. Но вдруг пришел какой-то злой мальчишка и подарок этот отобрал. И нет его больше у меня. И нет больше ощущения счастья, переполнявшего меня минутой раньше. Осталась только боль.
Но что за чувство вызывало во мне такую невыносимую боль?
Была ли это обида на мальчика? Или это была злость на себя за то, что упустила, что не уберегла? Или это было отчаяние от того, что так глупо попалась? Что не смогла все предвидеть и предугадать, чтобы хоть как-то обезопасить себя от злого мальчишки? Что не разглядела в нем сразу врага?
Я достала из сумочки блокнот. В него я записывала понравившиеся фразы из книг. Иногда мне это помогало: перечитывая чужие, но мудрые мысли, а зачастую и банальные, прописные, истины я чувствовала себя чуточку мудрее.
Хотя, какая к черту мудрость в мои годы! Я только-только начинала накапливать свой жизненный опыт, который, как известно, приходит с годами. Мне еще столько всего нужно будет узнать, понять, осмыслить; столько собственных ошибок предстоит совершить и столько шишек набить…
«Чему быть – того не миновать» и «Что ни делается, все – к лучшему». Вот две аксиомы, которые помогали мне во всем и всегда. Главное – верить. Верить, и продолжать надеяться на лучшее. Когда пропадает вера – пропадает и желание жить. И по большому счету даже не важно, во что верить, лишь бы надежда не пропадала. Тогда не пропадет и желание жить.
Я перечитывала знакомые цитаты, пытаясь вернуть себе веру. Ну, или хотя бы надежду.
Неожиданно я наткнулась на фразу, о которой уже и сама позабыла. Я припомнила, когда записала ее: в тот день я впервые пришла на фирму подавать документы для работы в Корее.
У меня сжалось сердце. Вот уж правду говорят: «Будь осторожен в своих желаниях, – иногда они исполняются».
Мне было восемнадцать с половиной, и все мои подруги уже имели какой-то опыт тесного общения с мужчинами, а мне все как-то было не до этого. И вот однажды я решила, что пора бы и мне влюбиться, как другие. После этого у меня случилась-таки парочка ничего не значащих для меня романов, но вот влюбиться мне так и не удалось.
Тогда-то я и сделала эту запись в блокноте: «Я начинаю сомневаться, что могу любить. Я не могу открыться, не могу принять чужого человека, его душу в себя. Господи, дай мне прочувствовать, что это такое. Хоть на один день я хочу полюбить».
Струна, сдерживающая боль, эмоции, резко оборвалась. Я зарыдала в голос: «Зачем?! Ну, зачем я об этом попросила?».
– Значит, так было нужно, – ответила другая я. – Ведь чему быть – того не миновать.
– Отвали! – огрызнулась я самой себе и поднялась со скамейки. – Оставь свои философские бредни для более уместного случая. Не видишь, хреново мне?!
На этом диспут оборвался.
Привычка разговаривать самой с собой появилась у меня давно. Ведь когда так нужен близкий друг, которому ты можешь довериться, а под рукой его нет, кто может его заменить? Конечно – вы сами! Ведь никому кроме вас самих вы не интересны настолько, чтобы он мог часами выслушивать ваши бредни и давать при этом ценные советы.
Глава 5
Я продолжала заниматься сменой документов. И изо всех сил старалась не думать больше о Джейсоне. Хотя пару раз, когда была не слишком трезвой, я не смогла сдержаться и набирала его номер. Естественно, сосед неизменно отвечал, что его нет дома.
На следующий день было самой за себя стыдно: «Ну, и зачем звонила?! И что бы ты сказала, если бы он все-таки взял трубку?! Ага, сказать-то нечего!»
Иногда звонила Света и сообщала новости. В том числе и такие: «Джейсон стал встречаться с девушкой из другого клуба».
Мне было больно и неприятно слышать это. В конце концов, я попросила Свету ничего мне о нем больше не рассказывать. Никогда.
Спустя два месяца у меня на руках было два новых паспорта: российский и заграничный.
На дворе была уже середина декабря: Амур давно закован в лед, дороги – как стекло, постоянно дует колючий, пронизывающий насквозь ветер…, и очень хочется вернуться туда, где потеплее.
Я сделала пару фотографий и отправилась в знакомую уже фирму сдавать документы на визу. Объяснила, что хочу поехать в тот же город и в тот же клуб. Женщина, работавшая там, при мне уточнила такую возможность у мистера Кима по телефону, и сообщила, что он готов взять меня обратно. Мне пообещали, что виза будет готова примерно через месяц.
Я не устраивалась на работу по возвращении из Кореи, поэтому деньги, на которые нам пришлось жить всей семьей (мама ведь тоже сидела дома из-за проблем со здоровьем), заканчивались с катастрофической скоростью.
И когда еще через месяц мне сообщили, что виза еще не готова, я поняла, что пришла пора искать работу в Хабаровске. Пролистав газету объявлений, я устроилась продавцом в отдел по продаже видео– и аудио-продукции. Работа была не пыльная, да к тому же – недалеко от дома. Ничего такого «супер» я и не искала, так как знала, что здесь я не надолго, и скоро вернусь в Корею. Для меня это стало идеей фикс. Я не могла больше думать ни о чем другом.
В середине января мне позвонила Таня, та самая, с которой я училась в одной школе:
– Привет! – обрадовалась я, узнав ее голос. – А ты где? Откуда звонишь?
– Я в Хабаровске. Вчера вернулась. Давай встретимся, – предложила она.
Мы договорились о встрече и через пару часов уже обнимались и смеялись посреди улицы.
– Пошли ко мне! Тут недалеко, – болтать на улице было как-то не очень комфортно, вот я и предложила зайти к нам, прикупив по дороге пивка.
Таня рассказала, что они с подругой, с которой вместе работали, решили не продлевать контракт до целого года, а остановиться на шести месяцах.
Их «мама» пообещала сделать им приглашения на работу от себя, и таким образом «отвертеться» от ежемесячных комиссионных менеджеру. Это позволило бы увеличить их зарплату почти вдвое. Девчонки согласились, поэтому и оказались сейчас дома.
Мы долго говорили: я рассказала ей о депортации, о Джейсоне, о смене фамилии и об ожидании со дня на день готовых документов.
– А как у тебя на личном фронте? – поинтересовалась я.
– Да, встречаюсь тут с одним. Предлагает пожениться. «Люблю, куплю и полетим», – все как обычно. Посмотрим. Мне он оч-чень нравится, но – сама понимаешь. Они же такие: сказать все, что угодно могут, а вот сделать…
По задумчивости во взгляде я поняла, что парень ей действительно далеко не безразличен.
– А сколько ему лет?
– Двадцать три… И детей – трое, можешь себе представить!?
Я застонала:
– Ох, ни фига себе! И когда ж это он успел их столько настрогать? Или он в Африке жил, где про средства защиты никто никогда не слышал? – засмеялась я.
– Кать, ты ж сама знаешь, у них это – нормальное явление. Кого ни спросишь, – в двадцать с небольшим все уже разведены, детей куча и алименты. И чем думают, – непонятно! – фыркнула Танька.
– Это как раз таки и понятно, чем думают, – грустно вздохнула я.
Краткая справка: проанализировав свои личные наблюдения, я сделала вывод, что молодые люди в Америке, как правило, очень рано женятся. По крайней мере – в первый раз.
Да, официальная статистика утверждает: в развитых странах средний возраст впервые вступающих в брак неуклонно растет, так как молодежь предпочитает сначала получить образование, сделать карьеру, и уже после этого начинать серьезные отношения и обзаводиться детьми. И я думаю, что эта статистика верна. Но лишь отчасти, и отражает она скорее то, что происходит в высшем и верхнем уровне среднего класса. Все остальные же, по крайней мере, в Америке обзаводятся семьями и детьми очень рано. Почему? Да от нечего делать!
Представьте: школа уже окончена, а в бары и клубы еще не пускают. И алкоголь еще не продают. И чем можно заняться молодому американцу в свободное от работы время? Правильно – только сексом (этим им почему-то можно свободно заниматься и до достижения двадцати одного года, в отличие от всего остального), и, как правило, – со своими же бывшими одноклассницами, которые также мучаются от безделья.
Но потом наступает момент, когда они становятся совершеннолетними и понимают, что с семейной жизнью поторопились. Ведь в мире есть еще столько всего интересного и веселого: вечеринки, выпивка, доступные девушки и прочее! Именно после двадцати одного года многие из них и разводятся. Вот такой пердимонокль! А вы говорите – пуританская Америка, пуританская Америка…
Мы с Танюхой повздыхали еще немного о том – о сем (за разговорами время незаметно подобралось к отметке «хорошенько за полночь») и улеглись спать.
Очень скоро мы сделались лучшими подругами. Нам всегда было о чем поговорить. В Таньке мне очень нравился ее неиссякаемый энтузиазм и оптимизм. За все время нашей дружбы я видела ее плачущей, от силы может раза два. Ее внутренняя стойкость меня вдохновляла.
Даже когда ее бойфренд сообщил ей примерно в тех же словах, что и мне когда-то Джейсон, что «он ее не достоин и ей следует его забыть», Таня не потеряла оптимизма.
Конечно, что-то или кто-то на время в ней сдалось. Но лишь на время.
Как-то раз, сразу после ее разрыва с женихом, мы сидели у меня на кухне и разговаривали о нас – таких несчастных, и о них – таких неверных:
– Да чтобы я еще хоть раз повелась на их вранье!? Я их поняла: американцу соврать, – как два пальца об асфальт! Для них сказанное «люблю» еще совершенно ничего не значит! – в сердцах высказывала Таня наболевшее. – Все, решено: буду теперь так же, как они, поступать. Не хотят по-хорошему, – будет по-плохому. На бабки буду разводить, врать буду на каждом шагу…
– А ты знаешь, и то – верно! Мы туда за деньгами едем, вот и будем на них зарабатывать! – согласилась я.
Мы торжественно поклялись друг другу, что вот прямо с этого самого момента, сию минуту перестаем верить мужикам и становимся «стервами». Самыми что ни на есть стервозными стервами!
Для начала своего превращения в «стерву» я собрала все фотографии, где была запечатлена вместе с Джейсоном, и порвала их на мелкие кусочки. Мне полегчало.
– Все, Танюха! Начинаем новую жизнь!
За это мы и выпили.
Постепенно проходили дни, недели…
Визу я так и не получила: то наш Новый Год, то корейский, то китайский. Мне лишь сообщали каждый раз, что скоро, ну прямо со дня на день, все будет готово.
Достаточно быстро выяснилось, что и у Тани не все гладко с документами: «мама» так и не смогла сделать ей приглашение, как обещала. А так как старая виза еще не закончилась, но въехать по ней в Корею она не могла из-за отсутствия какого-то там штампика, то, недолго думая, она тоже решила поменять себе имя и фамилию.
Так что через месяц Таня подала документы в ту же фирму, что и я.
У меня же с визой по-прежнему была тишина. Я сильно переживала по этому поводу, бесконечно ругалась с девчонками-менеджерами, но результатов это не приносило. Лишь обещания, обещания, обещания…
В марте наконец-то выяснилось, что мы с Таней попали в одну группу. То есть ехать в Корею мы будем вместе. Как так вышло, что между подачей наших документов было два месяца разницы, а попали мы в одну группу – непонятно. Но факт остается фактом.
Весна тем временем набирала обороты.
Однажды мы с Танькой решили выбраться куда-нибудь, чтобы развеяться хоть немного. Пошли на местную дискотеку. Проведя там часа полтора, мы поняли, что надо уходить.
Обкуренные подростки, – наглые парни, считающие, что, покупая стакан пива для тебя, они получают взамен если не всю твою жизнь, то, по крайней мере – совместный вечер в сауне; пьяные девицы, вешающиеся на всех подряд, без разбора; повальное хамство и отсутствие элементарной вежливости… Все это подавляло. Что ни говори, а американцы хоть и врут безбожно, но, по крайней мере, они не смешивают девушек с дерьмом.
Конечно, не все русские мужчины такие, но в тот вечер других нам как-то не попалось. А может, мы просто место выбрали неудачное. Но, так или иначе, ни в бары, ни на дискотеки в Хабаровске мы больше не ходили.
Как-то я сидела на работе, скучала из-за отсутствия покупателей и читала книжку.
– Ну и чего мы тут сидим?! А работать, – кто будет? – послышался знакомый голос.
Я подняла голову:
– Здорово! Ты каким ветром сюда? – спросила я Таньку. Хотя нет, ответ я и так знала. Если она пришла, значит, есть новости с фирмы. По ее лицу мне на миг показалось, что новости эти – плохие.
– Не томи, а? – заискивающе попросила я.
– Да ни фига! Отказали, – со скорбным лицом пробормотала она.
– Как… отказали? Совсем?! – оторопела я.
– Да шучу я! Все, через неделю отчаливаем! – со смехом «раскололась» она.
Я вылетела из-за прилавка и обняла ее что было силы:
– Слава Богу! Ну, наконец-то! – я не могла поверить в такое счастье.
Прошло уже полгода с того дня, как я вернулась в Россию. Дома, конечно, хорошо, но в Корею меня тянуло так, словно там не просто медом намазано, а разлито литров сто этого самого меда!
Мы, естественно, отметили получение визы и стали собирать чемоданы.
Внешне я была радостной и спокойной, но в душе все равно переживала: и из-за моих отпечатков в эмигрэшке, и из-за того, что, скорее всего, снова увижусь с Джейсоном. При воспоминании о нем сердце по-прежнему сжималось. Я снова и снова представляла себе нашу возможную встречу: как она пройдет, что мы скажем друг другу, увидимся ли вообще…?
Помимо меня и Тани в нашей группе было еще две девушки. С ними я пока знакома не была, но мне это было и не к чему. Девчонок везли в тот же город, но вот в какой клуб, – было еще неизвестно. Что касается меня, то здесь я знала точно: работать я буду в «Стерео».
Настал день отъезда.
Я основательно к нему подготовилась: мы с мамой заранее нашили мне кучу бикини, заказали в ателье несколько выходных платьев и закупили все необходимое для жизни в Корее.
Меня снова провожали мама с братом. Они были расстроены, а я – до неприличия счастлива.
В аэропорту я присоединилась к компании из нашего русского менеджера, Тани и еще одной, незнакомой мне девушки. До моего прихода они о чем-то озабоченно переговаривались.
– Так, одна барышня, кажется, решила не ехать, – увидев меня, подвела итог менеджер.
Мы огляделись: кругом было полно девушек, таких же, как мы, едущих на заработки в Корею, но «нашей» среди них не оказалось.
Заполнив таможенную декларацию и сдав чемоданы в багаж, мы прощались с родными:
– Кать, ты больше так не глупи, ладно, – попросила меня мама.
– О чем ты говоришь?! Мне двух недель в местной эмигрэшке «во», как хватило! – успокоила я ее.
– Ну, пока! Не скучай там без нас, – напутствовал брат.
– Не буду, – искренне пообещала я и обняла их обоих.
Четвертая девушка так и не появилась, и мы отправились на посадку без нее.
Перелет прошел отлично. Правда, сначала я немного переживала, что меня узнают прямо в аэропорту и тут же отправят обратно в Россию. Но, видимо, коротко остриженные и радикально перекрашенные специально для этой цели волосы сыграли свою роль, и я прошла пограничный контроль, так никем и не узнанная.
Нас встречал Ли:
– Добро пожаловать обратно! – радушно поприветствовал он нас, и добавил уже знакомое «Летс гоу!».
И снова долгий переезд, знакомые огни Кунсана и бесконечные рисовые поля…
В дороге Ли постоянно куда-то звонил и, как мне казалось, жутко ругался. Но нет, – как оказалось, мне это не показалось, извиняюсь за тавтологию.
Не доехав немного до Америка-тауна, мы остановились в каком-то жилом квартале Кунсана. Нам предложили выйти и проследовать за Ли.
Зайдя в незнакомый нам дом, мы оказались лицом к лицу с немолодой парой корейцев: мужчиной и женщиной лет сорока-пятидесяти.
Мы с девчонками расселись по диванам и стали ждать. Корейцы принялись о чем-то эмоционально переговариваться.
В какой-то момент я заметила, что они как-то слишком уж часто на меня поглядывают и тычут в мою сторону пальцем. У меня по спине пробежали мурашки: «Что на сей раз?». Бурные переговоры длились около часа. Наконец, нам скомандовали идти за Ли.
– Есть проблемы? – на всякий случай решила уточнить я.
– Тебя в «Стерео» обещали устроить? – вопросом на вопрос ответил Ли.
– Да. А что?
– Нельзя, – промычал Ли.
– Что значит нельзя?! – не поняла я.
– «Маме» «Ориенталя» пообещали трех девушек. Она уже заплатила, а третья в аэропорт не явилась. Придется тебе вместо нее в «Ориентале» работать, – ошарашил меня он.
Ничего себе, – проблемка! Меня такой поворот событий не устраивал совершенно.
Во-первых, я хотела работать только в «Стерео». Я чувствовала себя виноватой перед «мамой», да и мне там просто нравилось. Во-вторых, я знала, что в «Ориенталь» ходят только корейцы, а с ними мне работать не хотелось. Нет, я ничего не имела против корейцев в целом, но Кунсан – город портовый, и контингент в подобных клубах собирался ему подстать: сплошь грубые, неотесанные рыболовы. К тому же туда, куда ходят корейцы, обычно не ходят американцы. А такая перспектива меня совершенно не вдохновляла:
– Нет, – отрезала я. – Делай что хочешь, но я буду работать только в «Стерео».
– Пойми, – нельзя!
– Звони Киму, пусть он улаживает этот вопрос.
Ли ничего не ответил и сел за руль. Через пятнадцать минут мы прибыли в таун. На въезде меня встречали «мама», «папа» и Светка. Я выскочила из машины и по очереди всех обняла:
– «Мама», меня в «Ориенталь» продают! Сделайте что-нибудь! – взмолилась я, обращаясь к старой кореянке.
– Ах, как же так! – запричитала она и чуть не бегом направилась к Ли.
Они долго совещались, ругались и, наконец, сообщили:
– Тебе придется немного поработать в «Ориентале». Как только им привезут третью девушку, – мы тебя заберем.
– Но как долго? Я не хочу у них работать! Я хочу только в «Стерео», – простонала я.
– Это не надолго. Но так надо, – ответила она расстроено.
Я попросила Свету быть на связи и в случае изменений тут же мне о них сообщать. Она провела меня до дома, где жила «мама» «Ориенталя», и где временно поселили нас, и ушла к себе.
Я сидела в комнате чужого и неприятного мне дома. «Мама» «Ориенталя» обратилась ко мне:
– Почему ты не хочешь у меня работать? Я тебе не нравлюсь?!
– Я работала в «Стерео» и мне нравится там, – коротко ответила я.
Она выругалась матом и оставила нас одних. Через час прибежала Светка и сообщила, что «папа» «Стерео» очень зол. Он сказал, что если я хоть день проработаю в «Ориентале», то меня не возьмут обратно.
– Как же так?! «Мама» сказала одно, «папа» – другое! А мне что делать? – не понимала я.
– Хватай чемодан и пошли. «Мамашка» ваша спит? – спросила она.
– Спит.
Я, как могла тихо, вытащила чемодан, и мы бросились к дому «Стерео». Позади тут же послышались возня и ругань. За нами следом бежала «мама» «Ориенталя»:
– Сейчас же вернитесь! Я вас обеих в Россию верну! – кричала она вдогонку.
Мы, не оборачиваясь, мчались изо всех сил, волоча за собой мой тридцатикилограммовый чемодан. Где-то на середине пути кореянка от нас отстала.
Из-за горизонта уже поднималось усталое солнце.
Зайдя домой, мы увидели «маму» и «папу» «Стерео», и рядом – Ли. Все выглядели очень уставшими и злыми.
– Мне Света сказала, что «папа» меня обратно не возьмет, если я в «Ориентале» хоть день проработаю, – объяснила я свое появление.
«Мама» усмехнулась:
– Да нет, ничего подобного.
Я устало села на стул:
– Так что мне делать?
– Жить будешь здесь, – ответила она, – но поработать дня три в «Ориентале» все-таки придется.
Я вздохнула: «Ну, хоть так, – ладно». Было уже семь утра и больше всего на свете мне сейчас хотелось спать. «Мама» с «папой» и Ли ушли, а я без сил бухнулась на кровать и тут же уснула.
К обеду я встала с опухшими глазами и лопнувшими от стресса капиллярами на скулах. «М-да, давненько я так паршиво не выглядела… В самый раз для этого чертового клуба видок!» – злорадно заметила я, оглядывая себя в зеркало.
Из спальни я направилась на кухню выпить кофе.
В кресле сидела девица в одних трусах и курила:
– Здорово! Ты – Катя?
Я кивнула в ответ.
– Я про тебя много слышала. Светка тут всем уши уже прожужжала: Катя – то, Катя – се! Давно хотелось познакомиться. Меня Инна зовут.
– Очень приятно, – ответила я, и оглядела ее уже с интересом: смуглая кожа, карие глаза… Чуть полновата, на мой взгляд, но в целом – достаточно милая. Значит, это с ней Джейсон разговаривал тогда и покупал ей соки!? Правда, ничем эти разговоры так и не закончились, но все равно было любопытно узнать, что же такого он в ней нашел.
– Я тут поправилась – ужас! Пятнадцать кило набрала за полгода, – вдруг пожаловалась она, видимо почувствовав, что я с интересом поглядываю на ее фигуру.
– Так есть надо меньше и спортом заниматься, – не удержалась я от сарказма и попыталась поддеть «экс-соперницу».
– Знаю, – вздохнула Инна, кажется, так и не заметив моей попытки. – Я ведь сама – учитель физкультуры по образованию… Мне силы воли не хватает, – с улыбкой призналась она.
Несмотря на первоначально негативный настрой по отношению к ней, в целом, она мне понравилась: открытая, общительная, без комплексов.
Следом за нами проснулись и остальные девчонки. Вику и Юлю я уже немного знала, а с остальными тремя встретилась впервые.
Одну из них звали Наташей: высокая, стройная блондинка, до безобразия напоминающая куклу Барби. Огромные голубые глаза на круглом лице дополняли общую приторно-слащавую картинку. Вторая звалась Валей: длинные рыжие волосы и не очень красивое лицо. Обе они были молчуньями, и узнать их поближе мне так и не удалось. Третью звали Леной: блондинка с короткими волосами, стройная, высокая, очень веселая и общительная. Она мне понравилась сразу.
Нет, это еще не та Лена, которая проживает в Японии. С той Леной мы не работали вместе, хотя она тоже побывала в Корее.
Пообщавшись с девчонками, я стала собираться на работу. Брюки в клубах носить нам не разрешали, именно поэтому я и остановила свой выбор на них. Переодевшись, я пошла в «Ориенталь». Таня и вторая девушка, приехавшая вчера вместе с нами, уже были там.
– Привет. Ты как? – тихонько поинтересовалась подруга.
– Да нормально. Сказали, что жить буду в «Стерео», а работать – пока здесь.
– Понятно.
Вдруг ко мне подошла «мама» «Ориенталя» и небрежно бросила:
– Иди в свой «Стерео». Ты свободна.
Я радостно брякнула «спасибо» и побежала в свой родной клуб.
Чуть не высадив двери головой, вихрем влетела внутрь. «Мама» смотрела на меня весело: видимо, они обо всем уже договорились.
Я плюхнулась в свободное кресло около Светки:
– Все! Меня отпустили! – радостно объявила я.
– Отлично. Сразу бы так.
– И не говори! Вечно у меня все не как у людей. Все через пятую точку! – засмеялась я.
– Все хорошо, что хорошо кончается. Правильно?
– Так точно, товарищ начальник! – настроение было отличное, хотелось шутить и балагурить без остановки. Как раз такой настрой и был, в общем-то, нужен для нашей работы.
Постепенно клуб начал заполняться посетителями.
За время, которое прошло с моего последнего дня работы, я многое поняла и достаточно сильно изменилась.
Во-первых, я, наконец, поняла, как устроен таун: здесь все врут. Все это знают, но это уже никого не смущает. Во-вторых, я перестала панически бояться общения с парнями и старалась просто завести приятную беседу. К тому же я решила для себя, что больше не буду задавать избитые вопросы и все время придумывала новые, неожиданные.
– Привет. Как поживаешь? Могу я присесть? – спросила я у первого вошедшего клиента.
– Да, конечно. Как тебя зовут? – спросил мой собеседник лет тридцати пяти.
– Кэт. Называй меня Кэт, – я решила, что у «новой» меня должно быть и новое имя. На «Аду» я упорно не отзывалась (слишком уж непривычно оно звучало), а вот «Кэт» – в самый раз. Да и недалеко от моего настоящего имени.
Я спрашивала всякую ерунду, что угодно, но только не порядком уже надоевшие всем: «откуда ты? сколько лет? женат?». После пяти минут вопросов типа: «Поешь ли ты в душе? Самое необычное место засыпания в пьяном виде? Знает ли он хоть один рецепт блюда из лука и хлеба?», народ начинал по-настоящему веселиться и вспоминать забавные случаи из жизни.
Народу в тот день было много, и только часа через два я заметила, что в клубе есть и один мой знакомый. Знала его я плохо, он приходил всего пару раз, но нам всегда было о чем поговорить. Звали его Санни, и он был старше меня на одиннадцать лет.
Я решила подойти поздороваться:
– Привет! Вот так люди! – обрадовано сказала я. Я действительно была рада увидеть кого-то, с кем познакомилась полгода назад. Правда, то, что он был еще здесь, меня удивило: обычно американцы заключали контракт на работу в Корее только на один год, а после этого переводились в какое-нибудь более приличное место.
– О-о-о, привет, а ты когда вернулась!? Я слышал, что ты больше не вернешься, – он, как и я, был явно рад меня увидеть. – А тебе Света мой электронный адрес не передавала? – спросил он.
– Не-ет… Может, забыла? – предположила я.
Санни купил мне несколько соков, пока мы разговаривали, и пообещал зайти через неделю. Мы тепло распрощались и я, воспользовавшись минутной свободой, подошла к Свете:
– Санни заходил. Ты его видела? – спросила я.
– Какой такой Санни?! – она смотрела на меня с явным непониманием.
– Ну, лысый такой, высокий, – напомнила я.
– А-а-а, этот. Да, он спрашивал как-то про тебя… Слушай, я забыла передать тебе его е-мэйл! – наконец-то вспомнила Светка. – Прости.
– Да ладно – проехали. Ну, не буду отвлекать, – сказала я и отправилась искать себе новую «жертву».
В целом, вечер прошел отлично. В первый после возвращения день работа явно шла хорошо: я обзавелась новыми знакомыми и была действительно рада своему возвращению. Так что настроение у меня было превосходное.
Домой мы пришли около полуночи и как обычно, еще долго болтали и делились впечатлениями от прошедшего дня.
Света, Инна и Лена дома не ночевали. Ленка в эту ночь как обычно умотала на вечеринку. Светка уже несколько месяцев жила с парнем, которого звали Майкл. Она была в него влюблена по уши, но парень никаких обещаний ей не давал и замуж не звал. Отношения у них были открытые, без всякой там романтической болтовни, хотя Света и надеялась на лучшее. Инна тоже жила в отдельной квартире с американцем, которого чаще всего мы называли не «Инкин бойфренд», а «фашист».
Дело в том, что у Инны была дочка, страдающая проблемами с сердцем. Что там у нее было точно – не знаю, но девочке требовался особый уход, санатории и, соответственно, деньги. А бойфренд Инны не только не помогал ей деньгами, но еще и сидел у нее на шее. Инна покупала ему еду и одежду, стирала, убирала и готовила. В общем, не хостесс, а какая-то жена декабриста. Может из-за этого бойфренда, которому она верила так глупо и безоговорочно, и прилепилось к Инке прозвище «Деревня»? Скорее всего.
Девчонки очень злились на Инну за то, что вместо дочери она тратит деньги на какого-то «козла», но на их едкие замечания она никогда не обижалась. В целом, девушка она была хорошая, добрая. Но ведь одной добротой сыт не будешь! Хотя я, конечно, не вправе кого-либо осуждать. Возможно, навешай мне кто-нибудь лапшу на уши так же, как ей, и я поступала бы так же. Но так как своей порцией лапши я уже «накушалась» и твердо решила стать стервой, то подобной ситуации я бы уже не допустила.
Однажды Инне ее «фашист» рассказал, что платит бывшей жене огромные алименты на троих детей и зарплаты получает – пятьдесят долларов. Ха! Никто, кроме Инны в жизни бы ему не поверил! А она – сразу же повелась, и принялась жалеть его еще больше.
Когда я это услышала, то прибавила себе жизни лет на пять, посмеявшись от души! Жаль только, что «прокурила» я уже лет десять, а так бы, глядишь, прожила лет до ста.
После работы мы решили приготовить что-нибудь на ужин. А то в животах одни только соки булькали.
Я заглянула в холодильник: пустота. Морозилка же была до отказа забита какими-то коричневыми пакетами.
– А это что?! – с недоумением спросила я, достала один из пакетов и принялась разглядывать.
– Это «Деревни». Американцам во время учений пайки выдают, только они их не едят. А она – собирает, хочет дочке посылкой отослать. Там то ли шоколадки, то ли конфеты. Я толком не знаю, но боюсь, что если они даже с голодухижрать это не хотят, то вряд ли оно будет полезно ребенку, – объяснила Юля.
Я прочитала надпись на одном пакете: арахисовая паста. Другой оказался разнообразнее: M amp;M и Snickers. Это меня развеселило. Нет, ну разве догадался бы кто-нибудь из американцев заморозить шоколадки и арахисовую пасту, чтобы потом детей своих ими угощать?! Уму непостижимо!
Я засунула пакеты обратно в морозилку и отправилась в магазин. На сей раз, денег с собой у меня не было (последние, из тех, что я заработала полгода назад и еще не успела проесть в Хабаровске, пришлось оставить маме с братом, так что приехала я с пустым кошельком), но я знала, что там можно взять продукты в долг. Я купила кое-каких овощей для салата, хлеб, расписалась в «книге кредита» и потопала домой.
Кругом сновал народ: русские, филиппинки, американцы-контрактники (обычным военным запрещалось находиться на улице во время комендантского часа – с часу ночи до пяти утра – и они, как правило, там и не появлялись). Все куда-то спешили: кто на вечеринки, кто домой, кто к бойфрендам. После полуночи жизнь в тауне только начиналась. Я же сегодня больше никуда не спешила.
Так прошел мой второй «первый рабочий день» в Южной Корее.
Проснулась я около одиннадцати от настойчивого стука в дверь.
– Кто там, – услышала я голос кого-то из девчонок.
– Это Таня, из «Ориенталя».
Я обрадовано подскочила и выбежала на кухню.
В кресле сидела Ленка. На ней почему-то было надето бикини.
Я открыла входную дверь и впустила подругу.
– Привет всем! – как всегда весело поздоровалась она. – Я не поняла, это ты все еще в бикини или уже!? – обратилась она к Лене.
Ленка как-то странно заулыбалась, пролепетала «все еще» и тут мы поняли: пьяна мать, пьяна! Мы рассмеялись и уточнили, где ее носило всю ночь.
– Да меня корейцы покушать позвали. С нами еще девчонки из «P.O.» были. Мы в ресторан ходили. Там «бульдоги» с рисом кушали… А еще там было много па-а-априки, – со счастливой улыбкой протянула она. И так она смешно сказала это слово «па-а-а-прика», что после этого мы так и стали ее называть – «Паприка».
Вообще придумывать всякие прозвища друг другу было там обычным делом. Имена девчонок часто повторялись: всяких Юль, Лен, Оль и Ань там было пруд пруди. Вот, чтобы не путаться, мы и придумывали друг другу прозвища.
На удивление, за все годы, проведенные в тауне, мне не встретилось больше ни одной Кати. Возможно, именно поэтому у меня так и не появилось своего прозвища.
Мы еще покуражились немного над «Паприкой» за ее затяжную гулянку и выпихнули в комнату отсыпаться.
– Как у вас там работа? Не сказали, когда вам третью привезут? – спросила я у Таньки.
– Работа как работа: одни «коряки». А девчонку через два дня обещают привезти… Ду-урдом! Ты же корейцев знаешь, – сами пиво ящиками хлещут и нам предлагают. А нам и соки пить надо, и пиво. И ведь пока все пиво не выпьем, – они не уйдут. Вчера пришли одни, заказали три ящика. Их четверо и нас столько же, – замучились пить. Уже на пол сливали, по щиколотку налили, а они еще ящик заказали. Я думала, – лопну! – с искренним возмущением рассказывала она.
– Вот-вот, поэтому я и не хотела в корейском клубе работать. Как голова-то? – с сочувствием поинтересовалась я.
– Да как-как!? Лучше бы сдохла вчера! На одни таблетки после этой Кореи работать будешь!… Чай есть? – спросила она с надеждой.
– Чая нет. Кофе будешь?
– Не, я кофе не пью, ты же знаешь. Сто раз уже говорила, а ты все равно предлагаешь. Воды давай.
Я протянула стакан.
– Я чего пришла-то? Меня тут на обед «костюмер» один позвал. Ниче так мужик. Мы встречаемся в два в «Мама-ресторане». Приходи, вроде как случайно. Хоть поешь по-человечески, – предложила она.
Для справки, о каком таком «костюмере» шла речь: просто «customer» (с рязанским акцентом произносится почти как «костюмер») – в переводе с английского и означает «клиент», вот мы и называли частенько наших постоянных клиентов «костюмерами».
– Да неудобно как-то, – засомневалась я.
– Неудобно какать стоя! Все остальное – нормально, так что приходи.
– Ну ладно. Я тебя тоже как-нибудь «нечаянно» приглашу, – засмеялась я.
Мы на время распрощались. В два часа я решила прогуляться и, так уж вышло, совершенно случайно проходила мимо «Мама-ресторана» (он на самом деле именно так незамысловато и назывался). Танька махнула мне рукой, и я зашла внутрь.
Она представила меня парню лет тридцати. Внешность он имел неброскую, и чем-то даже был похож на «ботаника». Потому Танька и сказала, что мужик он неплохой, – обычно такого, как он, «развести» на что угодно можно.
Мы поболтали с ним, заодно и покушали. Затем парень заплатил за обед и мы, поблагодарив его от всей души, распрощались.
– Некрасиво, наверное, получилось, – почесав затылок, предположила я, – хороший вроде парень, а мы его почти на тридцатник развели.
– Ага, все они хорошие! С ними по-другому нельзя. Мы же, кажется, решили, что сюда деньги приехали зарабатывать?! Вот и давай зарабатывать, а не сопли жевать!
Совесть нас, конечно, мучила, но желание нормально поесть мучило еще больше, а денег на это не было. Поэтому где-то с месяц мы так и питались. Ну, если не каждый день, то, по крайней мере, достаточно часто. То я предупреждала Таньку, куда прийти, то она меня. Мы старались выручать друг друга, как могли.
Через месяц, когда мы получили первую зарплату, надобность в таких уловках отпала.
Как-то утром к нам в дверь постучали. Я выползла, потирая глаза и разгоняя остатки сна, и открыла дверь. На пороге стоял мистер Ли.
– В эмигрэшку надо ехать, карточку делать и регистрацию, – объяснил он свое появление.
Я мысленно похолодела: там будут отпечатки брать, а мои-то пальчики уже засвечены!
Я сказала об этом Ли.
Он, недослушав, перебил:
– Все будет о'кей! Отпечатки проверяют, только если ты попадешься на чем-то. А так у них и без того работы хватает. Знаешь, сколько девчонок каждый день к ним приходит? Ну, не проверять же их всех без разбора?!
Я немного успокоилась.
Мы приехали в эмигрэшку Кунсана, и я мысленно порадовалась, что здесь меня не знают в лицо. Как и полагалось, у меня взяли отпечатки, записали данные и через пятнадцать минут выдали карточку иностранки.
Где-то с недельку после этого я все-таки боялась, что вот сейчас придут строгие дядечки и арестуют меня снова, но ничего такого не происходило. Постепенно мандраж, связанный с эмигрэшкой, у меня прошел.
Однажды вечером, возвращаясь с работы, я случайно наткнулась на Джерамайю. Почему-то его я была особенно рада видеть. Прав он оказался тогда, когда предупреждал нас, что никому верить нельзя.
– Привет! – хлопнула я его по плечу.
Джерамайя навел резкость в очах и, спустя минуту, узнал меня.
– Привет! – обрадовался он. – Ты вернулась?! Я слышал, тебя депортировали. Ну, рад, что все обошлось.
– Я тоже. А ты опять пьяный? – со смехом спросила я.
– Не-а, я всегда пьяный, – пошатываясь, уточнил он. – Помнишь, я тебе говорил: не верь никому!
– Говорил-говорил. Ну, что поделаешь, – теперь больше не буду.
Я обняла его на прощанье и пошла домой.
Дома я застала Юлю с Викой, надевающих трико и майки. Они явно куда-то собирались.
– А вы куда это, на ночь глядя? – спросила я.
– Да мы тут недалеко тыкву видели. Она вроде ничейная, растет на обочине. Решили кашу тыквенную сварить. Но, если нас арестуют, значит, у тыквы хозяин все-таки есть, имейте в виду, – серьезно предупредила Юля, и они скрылись в ночи.
Ко мне в гости после их ухода пришла Танька, и мы проболтали всю ночь. Так что легендарное возвращение «тыквоискателей» мы не проспали.
Вернулись девчонки только на рассвете. Без тыквы и хорошо «навеселе».
– А где же тыква? – с иронией спросила моя подруга.
– А мы до нее не дошли-и-и, – пропела Вика, – нас на вечеринку по дороге пригласи-и-или.
– Все ясно. Значит, каши не будет, – подытожила я.
Мы разбрелись по койкам, а Танюха вернулась к себе. Да-а, что ни говори, а жизнь в тауне была, – не соскучишься!
Со Светой мы виделись только на работе. Целыми днями она пропадала у бойфренда.
Они с Майклом снимали дом напополам с еще одной парой. Соседку ее звали Оля, но иначе как «Идеальная» никто из нас ее не называл.
И ведь было за что, скажу я вам! Внешность – чуть ли не голливудская: спортивная фигура, прекрасное «классическое» лицо, белые ровные зубы, длинные каштановые волосы… Светка мне про нее все уши прожужжала: Оля то, Оля се, Оля умница, Оля красавица, Оля деньги умеет зарабатывать.
Наконец, она решила нас познакомить и пригласила Олю зайти к нам перед работой.
Хоть мне и говорили, что деваха она красивая, но я все равно оторопела. Действительно, внешность у нее была просто идеальная!
– Привет-привет! – с восхитительной улыбкой пропела она. – Мне Света про тебя столько рассказывала! Рада познакомиться.
– Я тоже. Взаимно. Света мне про тебя тоже много рассказывала, – ответила я, но взаимности реально почему-то не испытывала.
Уж и не знаю, что тут сработало. То ли интуиция, то ли обычная женская зависть к такой красотище проснулась, но Оля мне почему-то сразу не понравилась. По ней было видно, что слова из известной сказки: «Свет мой, зеркальце, скажи…», знакомы ей не понаслышке. Позже я убедилась в правильности своего первого впечатления: за все время я так и не услышала от нее ни одного хорошего слова, ни об одной из знакомых девушек.
– Слышала про твою историю с Джейсоном. Если честно, урод еще тот! С ним девушка из нашего клуба встречалась, – бросила потом. Идиот идиотом!
Видимо, таким образом она решила меня поддержать, но мне вдруг стало неприятно. Все-таки этот человек был в свое время мне небезразличен.
– Ясно. Но мне не очень хочется вспоминать о нем, так что давай, – не будем, – предложила я.
Разговор как-то не клеился, поэтому я быстренько попрощалась, переоделась уже для работы и вышла на улицу.
Сегодня пятница, значит, народу в клубе будет много. По дороге я решила зайти в местный ресторанчик, – выпить кофе. Зайдя внутрь, очень удивилась, обнаружив полное помещение девчонок из разных клубов. Как оказалось, каждый день здесь собирались русские девушки и делились друг с другом информацией. В этом ресторане можно было, например, узнать, кто из твоих «костюмеров» ходит в другие клубы и покупает соки другим девчонкам. Или кто из них женат, но факт этот тщательно скрывает. Ну и так далее. Я тут же почерпнула для себя много интересного. Оказалось, что парочка моих постоянных клиентов отчаянно вешают лапшу на уши не только мне, но и еще двоим-троим девчонкам. Ну, что и требовалось, собственно, доказать.
Конец ознакомительного фрагмента.