Глава 10
Все свободны
Полина проснулась, открыла глаза. Мысли заползали в голову, как маленькие предатели, обнажая безрадостные реалии бытия. Беглый взгляд на часы привел ее в чувство: в эту самую минуту начинался рабочий день в галерее.
«Опоздала!» – Полина вскочила и ринулась в ванную.
Просто удивительно, как быстро она оделась, и уже с сумочкой в руках заметила на столе рисунок и записку Сергея:
«Ушел рано. Надеюсь, ты не проспишь».
Она взяла рисунок, положила его в сумку и вышла из дома.
Ей хотелось стать невидимой, пройти до своего кабинета так, чтобы ни одна живая душа не заметила, а главное, не узнала ее. Именно в такие моменты случается то, чего меньше всего хочется. Из бокового коридора навстречу ей вывернула Еремкина, в глазах которой уже горел садистский огонь.
– Вас все ищут, – сказала она. – Вы опоздали на сорок минут. Это, милая моя, почти прогул.
– Короче, – перебила ее Полина.
– Хотите короче? – Елена Феликсовна посторонилась, уступая ей дорогу. – Вас вызывает Альберт Иванович.
– Варовский? – для чего-то спросила Полина.
В ее голосе прозвучало то, что хотела услышать Еремкина. Страх.
– Идите, – велела Елена Феликсовна.
У Полины не было выбора, она направилась в кабинет директора.
– Здравствуйте, Полина Сергеевна, – Варовский поздоровался, оставаясь сидеть в кресле. Он был любезен и пребывал в хорошем расположении духа. – Надеюсь, сегодня мы с вами договоримся.
Полина села на стул и с удивлением для себя обнаружила, что закинула ногу на ногу.
Альберт Иванович, казалось, не заметил такой вольности. Он миролюбиво проговорил:
– Вы наверняка помните наш последний разговор. На мое предложение уволиться по собственному желанию вы ответили отказом. Позвольте обосновать это мое решение, возможно, вы чего-то не поняли. – Варовский встал с кресла и прошелся по ковровой дорожке. – Все работники галереи, все мы, несем ответственность за доверенные нам ценности. Мы имеем дело с общенациональным достоянием, с сокровищами мировой культуры…
Полина окинула его изучающим взглядом. Наткнувшись на него, Варовский остановился, как будто забыв, о чем говорил.
В дверь постучали.
– Я занят! – крикнул Альберт Иванович и быстро прошел к двери.
Его хорошее настроение на глазах улетучилось.
– Боюсь, что у меня нет больше времени, поэтому повторю свой вопрос. Вы напишете заявление?
– Нет. – Полина удивилась тому, как спокойно это сказала.
– Что ж, я был готов к такому ответу. – Варовский распахнул дверь и коротко бросил: – Зайдите.
В кабинет с раскрытой папкой в руках зашел начальник отдела кадров. Он положил папку перед Полиной:
– Это приказ о вашем увольнении. Причина увольнения – утрата доверия. Поскольку мы имеем дело с общенациональным достоянием…
– Это мне уже объяснили, – не выдержала она.
– Тем лучше. Вы должны расписаться.
– Я не буду расписываться в вашем приказе.
На этот раз к двери направился начальник отдела кадров:
– Заходите, – пригласил он кого-то.
В кабинет один за другим зашли Кириченко и Еремкина. Они встали напротив Полины. Взгляд Кириченко уперся в ее колени.
Кадровик взял в руки папку:
– Поскольку вы отказались ознакомиться с приказом, – начал он, обращаясь к Полине, – я зачитаю текст в присутствии двоих свидетелей…
При этих словах Елена Феликсовна сглотнула слюну. Алексей Григорьевич хлопнул ее по спине, как будто из опасения, что она поперхнется.
После озвучивания приказа Кириченко и Еремкина в нем расписались.
– По истечении двух недель, положенных по закону, вы получите денежный расчет и трудовую книжку, – произнес кадровик и вышел из кабинета.
– Не задерживаю вас, Полина Сергеевна, – сказал Варовский, потом повернулся к Еремкиной и Кириченко: – Вы тоже свободны.
Пока Полина шла до своего кабинета, за ней по пятам, как такса и доберман, следовала «сладкая парочка». Причем на добермана походила Елена Феликсовна. Ее жилет, как черный чепрак, покрывал круглое тело. Маленькая голова и тощие «лапы» делали сходство абсолютным.
У Кириченко были кривые ноги, продолговатое тело и длинный нос. Чем не такса? К тому же он был истинный кобель.
Еремкина пребывала в воинственном настроении. Будь ее воля, она догнала бы Свирскую и зубами вцепилась в ее лодыжку. Елена Феликсовна знала природу такого желания. Ей казалось, что процедуру подписания приказа бессовестно сократили. У нее украли возможность насладиться чужим унижением.
Елена Феликсовна всегда исполняла роль деловой женщины, считая себя специалистом во всех областях, включая юриспруденцию, мелиорацию и горнодобывающую промышленность. Многолетняя привычка существовать не работая закрепилась в ней намертво. Она блестяще использовала мимикрические приемы, тактические фенечки и психологические финты. Морщинистое от старости и злоупотребления косметикой лицо существовало под грифом «и рада бы поработать, да некогда». Походка Елены Феликсовны была стремительной, несмотря на то, что спешить ей было некуда.
Разговаривая, Еремкина будто кривлялась. В остальном она была само совершенство.
– Тебе никогда не нравилась Свирская, – сказал Кириченко. – Теперь ты довольна?
– Ей уже не отмыться.
– Сука ты, Лена.
Елена Феликсовна оглянулась на своего спутника и, проследив за его взглядом, уставилась на Полину.
– Ревнивая сука, – добавил он. – Я только один раз сказал, что у нее красивые ноги.
– Маленький негодяй, – Еремкина смерила негодующим взглядом низкорослого Кириченко и, развернувшись, направилась в противоположную сторону.
А он, улыбаясь, бросил ей вслед:
– Я там на стол сливочную помадку тебе положил… Све-е-еженькая.