Глава 5
В пустыне
Нам пришлось потратить некоторое время, чтобы отпилить бивни, перетащить и тщательно закопать их в песке под громадным деревом, которое было видно с расстояния в несколько миль. Подобной слоновой кости мне давно не приходилось видеть: каждый клык весил в среднем от сорока до пятидесяти фунтов. А пара бивней громадного самца, растоптавшего бедного Хиву, весила примерно сто семьдесят фунтов. Что касается самого Хивы, то мы похоронили его в глубокой пустующей норе муравьеда и, следуя зулусскому обычаю, положили в могилу его ассегай – на тот случай, если ему придется обороняться по пути в лучший мир.
Днем позже мы снова двинулись в путь, надеясь, что в случае удачи по возвращении прихватим наш охотничий трофей. После долгого и утомительного перехода наконец-то показался Крааль Ситанди, расположенный у реки Луканги. Собственно говоря, только теперь должно было по-настоящему начаться наше путешествие. Я хорошо запомнил, как мы туда прибыли.
Крааль Ситанди находится на самой границе плодородных земель. Слева от него простирается огромная бескрайняя пустыня, справа располагается крохотный туземный поселок, состоящий из нескольких жалких лачуг и обнесенных оградами из камня загонов для скота. На клочках обработанной земли у самой реки туземцы выращивают и собирают свой скудный урожай; за ними тянутся необозримые просторы вельдов – саванн с высокой густой травой, в которой обитают бесчисленные мелкие животные.
Мы разбили свой лагерь немного выше русла Луканги. Двадцать лет назад по каменистому откосу ее противоположного берега вернулся сюда несчастный дон Сильвестр после отчаянной попытки достичь копей царя Соломона. Как раз за этим откосом и начиналась безводная пустыня, поросшая колючим чахлым кустарником.
Ближе к вечеру, предоставив Джону Гуду заниматься хозяйством, я пригласил Генри Куртиса прогуляться, и мы отправились взглянуть на пустыню. Воздух был чист и прозрачен, и на краю горизонта можно было различить неясные голубоватые очертания снежных вершин гор Сулеймана.
– Присмотритесь получше, сэр, – проговорил я после непродолжительного молчания, – это те неприступные стены, которые окружают копи царя Соломона. Одному Всевышнему известно, сможем ли мы когда-нибудь на них взобраться!
– Там мой брат, – прозвучал краткий ответ.
– Ну что ж, будем надеяться на лучшее! – вздохнул я и повернулся, чтобы идти обратно в лагерь, как вдруг заметил, что на откосе мы не одни.
Неподалеку от нас, устремив пристальный взгляд на далекие горы, стоял наш величественный зулус Амбопа.
Почувствовав на себе мой взгляд, он приблизился и обратился к сэру Генри, к которому, как я заметил, уже успел сильно привязаться.
– Так это там лежит страна, куда ты хочешь идти, Инкубу? – Амбопа указал широким наконечником своего ассегая на пустыню. – Переведи мои слова, Макумазан.
Сэра Генри туземцы прозвали «Инкубу», что означает «слон», и это меня сердило, так как я не слишком-то люблю эти их тарабарские клички. Я тут же возмущенно спросил, с какой это стати зулус решил обратиться к нам в таком фамильярном тоне. На это Амбопа только усмехнулся:
– Откуда тебе знать, что я не ровня вождю, которому служу? Конечно, мой господин принадлежит королевскому роду: это видно по его росту и осанке, но, может, я тоже не бродячий пес? Побудь пока моими устами – мне нужно с вами поговорить!
Видно, он и в самом деле был не простым туземцем и почему-то вызывал невольное уважение. Я подчинился, взяв на себя роль переводчика, – хотя зулус и знал полсотни английских слов, но пользовался этим языком с неохотой.
– Ты прав, Амбопа, – произнес сэр Генри, – я намерен идти в ту страну.
– Пустыня не имеет пределов, в ней нет воды, а горы высоки и покрыты снегом. Ни один человек не может сказать, что лежит за горами, в которых прячется солнце. Как ты доберешься туда, Инкубу, зачем туда идешь?
– Некий человек одной со мной крови ушел туда уже давно, и теперь мне надо его найти. – Генри Куртис спокойно взглянул на слугу.
– Это правда. – Амбопа кивнул. – Я недавно встретил одного бродягу, и он рассказал, что два года назад какой-то белый мужчина ушел в пустыню и направился к тем горам. С ним был слуга-охотник. Они не вернулись.
– Откуда ты знаешь, что это был мой брат? – быстро спросил сэр Генри.
– Я этого не сказал. Но когда мне описали, каков он с виду, я понял, что у него были твои глаза и черная борода. Охотника, который шел с ним, звали Джимом. Он из племени бечуанов и носит одежду белых.
– Сэр! – воскликнул я. – Нет никакого сомнения, что это был ваш брат! Я хорошо знал Джима!
– Джордж с детства отличался невероятным упрямством и настойчивостью: что вобьет себе в голову, уже не отступится. Раз он решил одолеть Сулеймановы горы, он их одолел, если, конечно, не случилось какого-либо несчастья.
Я перевел только последнюю фразу.
– Это дальний путь, Инкубу, – мрачно заметил зулус. – Там, за перевалом, тоже все… – Он внезапно оборвал свою речь на полуслове, и горделивое выражение вновь появилось на его красивом лице. – Я пройду с тобой через пустыню и горы! Может быть, и я ищу брата по ту сторону гор…
Я подозрительно покосился на зулуса и спросил:
– Что ты хочешь этим сказать? Тебе что-то известно об этих горах?
– Очень мало. Говорят, за ними лежит прекрасная страна, полная чудес и тайн. Там проходит Великая Дорога, есть высокие деревья, чистые бурные реки и белоснежные вершины. Это страна храбрых воинов. Но стоит ли об этом сейчас думать? Уже садится солнце. Кому суждено, тот увидит его снова.
Я недоверчиво взглянул на туземца. Он определенно что-то скрывал.
– Не бойся меня, Макумазан, – снова усмехнулся Амбопа. – Я не рою ловчую яму, чтобы в нее упал белый человек, и не замышляю недоброе. Если нам когда-нибудь доведется перейти эти горы, я открою все, что знаю. Но помни – смерть бродит на их вершинах. Мудрый отступил бы и вернулся обратно. Снова занялся бы охотой на слонов. Я сказал.
Зулус – или кем он там был на самом деле – поднял в заключение свое копье, повернулся и направился в лагерь. Когда мы тоже вернулись туда, Амбопа, напевая, чистил ружье как самый обычный кафр-слуга.
– Какой странный человек! – шепнул мне сэр Генри.
– Весьма странный, – согласился я и добавил: – Поведение Амбопы не внушает мне доверия. Он что-то знает, но говорить не хочет. Впрочем, этот таинственный зулус – самая подходящая персона для такого безумного предприятия, как наше.
Весь следующий день мы посвятили подготовке к переходу через пустыню. Тащить через раскаленные каменистые равнины все оружие и прочее снаряжение было, конечно же, немыслимо. Мы расплатились с носильщиками и договорились с одним пожилым кафром, чтобы он позаботился о наших вещах до той поры, пока мы не вернемся. У меня сердце разрывалось при мысли, что наши великолепные охотничьи ружья останутся у этого прохвоста, – от одного их вида у него вспыхнули глаза и он не мог оторвать от них жадного взгляда.
Поэтому пришлось принять некоторые меры предосторожности: я зарядил все ружья, взвел курки и объяснил старику, что, если он до них дотронется, наказания не избежать. Не поверив, он тут же схватил мою двустволку. Грохнул выстрел, и пуля пробила солидную дыру в боку одного из его быков, которых как раз загоняли в крааль, а сам он от отдачи ружья свалился на пыльную землю.
Перепуганный кафр тут же вскочил на ноги, но, едва придя в себя, стал требовать компенсации за убитого быка.
– Тогда спрячь это дьявольское отродье в солому, – буркнул он, когда я в ответ пригрозил ему еще более серьезным наказанием, – иначе оно перебьет весь мой скот!
Правда, после этого старый лис поклялся, что будет беречь наши вещи, как дух своего покойного отца.
Освободившись от лишнего груза, мы отобрали только самое необходимое для дальнейшего путешествия снаряжение. Но и при этом на каждого из нас пришлось до сорока фунтов чистого веса. Мы взяли с собой три винтовки системы «экспресс», два магазинных винчестера – для Амбопы и Вентфогеля, по двести патронов к каждому стволу, три револьвера «кольт» и к ним по шестьдесят патронов. Кроме того, мы наполнили пять походных фляг, каждая емкостью в четыре пинты, взяли по одному одеялу на человека и двадцать пять фунтов билтонга – вяленого на солнце мяса. Плюс десять фунтов самых лучших бус для подарков туземцам, походную аптечку и прочую мелочь: компас, спички, карманный фильтр для воды, табак, небольшую лопату и бутылку бренди.
Для такого опасного и рискованного предприятия снаряжения было совсем немного, однако ноша весом в сорок фунтов и без того была тяжеловата для пешего похода по раскаленным пескам. Мне едва удалось уговорить трех трусливых кафров из селения пройти с нами двадцать миль – первый этап путешествия. Каждому из них было поручено нести большую тыквенную бутыль, в которую вмещался галлон жидкости, – за это я обещал подарить им по охотничьему ножу. Мы рассчитывали запастись водой и двинуться в путь ночью, пока будет сравнительно прохладно. В пустыне во множестве водились страусы, и я сказал кафрам, что мы отправляемся охотиться на этих птиц. В ответ на это местные жители принялись нас отговаривать, утверждая, что страусов мы не найдем, а если и найдем, то не догоним; вместо этого нас всех сожжет солнце и мы погибнем от жажды. Но поскольку эти трое, согласившиеся отправиться с нами, страстно мечтали заполучить ножи, то они стали возражать соплеменникам, заметив, что это, в сущности, не их дело.
Весь следующий день мы только и делали, что спали и отдыхали. На закате, плотно поужинав жареной говядиной, мы напились крепкого чаю; при этом Джон Гуд с грустью заметил, что неизвестно, когда нам придется его пить в столь комфортных условиях в следующий раз. Осталось лишь дождаться восхода луны.
И вот наконец светило появилось во всем своем великолепии.
Дикие просторы безмолвной пустыни затопило серебряным сиянием, и мы, трое белых людей, остановились на ее границе, словно на мгновение заколебавшись. В нескольких шагах впереди застыл Амбопа с ружьем за плечами и ассегаем в руке; он пристально смотрел вдаль. Вентфогель и нанятые нами кафры с бутылями в руках молча стояли позади нас.
– Друзья! – нарушил тишину сэр Генри, обратившись ко мне и капитану своим низким звучным голосом. – Мы отправляемся в неведомое, и едва ли наше путешествие окончится благополучно. Нас сейчас трое – и что бы с нами ни случилось, мы будем стоять друг за друга до последнего вздоха. Я думаю, нам следует помолиться перед дальней дорогой!
Он снял шляпу и, закрыв лицо ладонями, прочел краткую молитву; мы с Джоном вторили ему – каждый на свой лад. Оба моих спутника были людьми набожными. Я же, как и большинство охотников, молюсь без особого рвения, однако после этого небольшого ритуала мне стало как-то легче на душе.
– Ну, – торжественное выражение лица сэра Генри сменилось твердым и суровым, – а теперь в путь!
В сущности, идти нам приходилось почти наугад, ведь кроме отдаленных горных хребтов на горизонте и примитивной карты, начерченной триста лет назад на клочке холста полусумасшедшим стариком, стоявшим на пороге смерти, положиться нам было не на что. Меня также беспокоило, удастся ли нам найти тот крохотный водоем с «плохой водой», который, судя по отметкам на карте португальца, находился посреди пустыни, то есть в шестидесяти милях от Крааля Ситанди и на таком же расстоянии от вершин, получивших название Груди Царицы Савской. Шансы отыскать воду в огромном море песка, щебня и колючего кустарника были ничтожны. Если даже предположить, что Сильвестра верно указал местоположение водоема, разве не мог он за эти три столетия высохнуть под палящим солнцем? А может, его затоптали обитатели пустыни или засыпало песками, которые несет раскаленный ветер?
Беззвучно, словно тени, мы продвигались в ночном мраке, порой увязая в глубоком песке и натыкаясь на колючий кустарник. Нам приходилось постоянно останавливаться, чтобы очистить одежду от колючек и вытряхнуть песок из обуви. И все же наш небольшой отряд значительно продвинулся вперед, несмотря на частые остановки и трудность перехода, – ночная прохлада, смягчившая удушливость дневной жары, помогала нам в этом. Не обошлось и без забавного происшествия, которое сначала напугало, но затем развеселило нас.
Джон Гуд шел в авангарде, держа в руках компас, с которым он, как моряк, отлично умел обращаться; мы же цепочкой брели позади него. Неожиданно Джон громко вскрикнул и исчез. Раздалось фырканье, стоны и торопливый тяжелый топот копыт. Несмотря на почти полный мрак, мы, хотя и с трудом, различили смутные очертания странных существ, поднимавших за собой клубы пыли.
Туземцы тут же побросали свою поклажу, намереваясь удрать, но, вспомнив, что бежать некуда, рухнули ничком на песок и принялись вопить что-то о дьяволе. Мы с сэром Генри остановились и были еще больше ошеломлены, когда внезапно увидели в лунном свете капитана, несущегося во весь опор. Нам померещилось, что Джон Гуд восседает на лошади, которая мчится в направлении гор. При этом капитан время от времени испускал дикие вопли. Все кончилось, когда он, взмахнув руками, расстался со скакуном, покатился по песку и замер.
Крикнув спутникам, чтобы они оставались на месте, я бросился к Гуду, но, только оказавшись вблизи, понял, что произошло: в темноте мы наткнулись на стадо спящих низкорослых квагг, ныне очень редких южноафриканских непарнокопытных. Капитан, споткнувшись, рухнул на спину одного из животных, которое в испуге вскочило и помчалось вместе с седоком. Я вздохнул с облегчением, увидев, что он нисколько не пострадал при падении; даже монокль по-прежнему красовался на его смущенном и несколько испуганном лице.
Затем мы продолжали переход уже без всяких приключений. Около часа ночи, остановившись на привал, мы сделали по глотку воды, с полчаса подремали и двинулись дальше. Мы шли до тех пор, пока небо на востоке не заалело румянцем. Рассвет наступил стремительно, окрасив пустыню в огненно-золотые тона. Звезды побледнели, затем вовсе исчезли, а дальние горы окутались дымкой голубоватого тумана. Нам предстоял жаркий безоблачный день.
Мы решили продолжать путь, хотя нас и тянуло передохнуть перед тем, как солнце основательно прокалит пустыню. Примерно через час вдали показались скалы, возвышающиеся над равниной. Едва волоча ноги от усталости, мы поплелись туда и с радостью обнаружили, что одна из них сильно выдается вперед, образуя навес, который мог послужить неплохим убежищем от зноя. Земля под скальным навесом была покрыта мелким песком. Наш небольшой отряд торопливо укрылся в тени. Мы выпили немного воды, съели по небольшому куску вяленого мяса и тут же уснули мертвым сном.
Было уже три часа пополудни, когда нас разбудили громкие голоса носильщиков-кафров. Они, уже сытые по горло пустыней, только и ждали нашего пробуждения, и никакие ножи на свете не заставили бы их идти дальше. Мы с наслаждением опустошили фляги, вновь наполнили их драгоценной водой из тыквенных бутылей и отпустили туземцев домой.
Спустя пару часов мы снова тронулись в путь. В пустыне царила мертвая тишина – на всем пространстве бесконечной песчаной равнины, кроме нескольких страусов, не было видно ни единого живого существа. Для хищников и копытных здесь было слишком сухо и, за исключением нескольких кобр и ящериц, мы никого не повстречали. Зато обычных мух тут было с избытком – они роем вились над нашими головами и вели себя так, будто шпионили за нами. Крупные и мелкие, они были вездесущи, и я не сомневаюсь в том, что, когда придет последний час последнего человека на земле, это насекомое будет жужжать где-нибудь поблизости, выжидая подходящего момента, чтобы усесться бедняге на нос.
На закате мы сделали привал и стали ждать восхода луны. Едва она появилась на небе, мы потащились дальше. Лишь еще раз немного передохнув, наша изнуренная донельзя компания плелась всю ночь напролет, пока не взошло солнце. Выпив несколько глотков воды, совершенно измученные, все замертво повалились на песок и тут же уснули. В охране мы не нуждались; единственными нашими врагами были жара, жажда и мухи. Но я бы скорее согласился подвергнуться опасности со стороны человека или дикого зверя, чем иметь дело с этой кошмарной триадой. К сожалению, в этот раз никакой защиты от солнца у нас не было, и, проснувшись в семь часов от нестерпимой жары, я испытал такое чувство, будто меня, словно кусок филе, насадили на вертел и вращают над раскаленными углями.
Остальные чувствовали себя не лучше. Мокрые от пота, мы сидели, едва переводя дыхание.
– Пошли вы к дьяволу! – в изнеможении зарычал я, разгоняя тучу мух, жужжавших над моей головой.
– Смахивает на то, что мы… – проговорил сэр Генри.
– Да уж, припекает не на шутку! – перебил его Джон Гуд.
Нам негде было укрыться от этого адского пекла – вокруг простиралась голая раскаленная пустыня. Не было ни бугорка, ни камня, ни единого деревца – ничего, что могло бы дать хоть клочок тени.
Конец ознакомительного фрагмента.