Глава 2
История копей царя Соломона
Набивая трубку табаком, я медлил с ответом.
– Не доходили ли до вас слухи о дальнейшем маршруте моего брата? – Генри Куртис смотрел на меня с надеждой.
– Да, кое-что я слышал, – неохотно проговорил я, – и ни одна живая душа, кроме меня, и того, кто мне об этом сообщил, больше ничего не знает. Мне стало известно, что он направляется к копям царя Соломона.
– Где же они находятся? – вскричали оба моих собеседника.
– А вот на этот вопрос не могу вам ответить, – сдержанно произнес я. – Ходят какие-то слухи, да и то смутные. Правда, я однажды видел издали вершины тех гор, за которыми, как говорят, находятся Соломоновы копи, но перед ними на сто тридцать миль простирается безжизненная пустыня. Никому из белых людей, за исключением одного, никогда не удавалось пересечь это мертвое пространство… А теперь я скажу несколько слов о самих копях царя Соломона. Но прежде попрошу вас дать слово, что ничего из услышанного вы не станете разглашать без моего ведома.
– Разумеется, – нетерпеливо перебил меня капитан Гуд, а сэр Генри лишь утвердительно кивнул.
– Итак, – начал я свой рассказ, – вы должны знать, что охотники на слонов – это грубые, неотесанные мужланы, которых по обыкновению ничего не интересует, кроме житейских дел, выручки да местных обычаев, с какими волей-неволей приходится считаться. Однако изредка среди них можно встретить чудака, который собирает туземные предания и пытается восстановить хоть малую часть истории этой таинственной страны. Как раз от такого человека я впервые услышал легенду о Соломоновых копях.
Было это почти тридцать лет назад, во время моей первой охоты на слонов в Земле Матабеле. Звали этого чудака Ивенс. На следующий год бедняга погиб – был убит раненым буйволом и похоронен вблизи водопадов на Замбези. Помнится, на одной из ночевок я рассказал Ивенсу о необычных горных разработках, расположенных в той местности, которая теперь называется Лиденбургским районом Трансвааля. Я случайно натолкнулся на них во время одной охоты. В сплошных скалах была проложена широкая проезжая дорога, ведущая ко входу в пустую шахту, которую, судя по всем имеющимся признакам, рабочим – кто бы они ни были – пришлось спешно покинуть. На расстоянии двадцати шагов в глубине туннеля, уходящего в скалу, располагалась поперечная галерея, с отменным мастерством облицованная камнем, а внутри лежали груды золотоносного кварца, приготовленного для дробления.
«Ну-ну! – усмехнулся Ивенс. – А я поведаю тебе нечто еще более удивительное! Слыхал ли ты когда-нибудь, дружище, о так называемых Сулеймановых горах, которые тянутся к северо-западу от Земли Машукулумбве? Нет?.. Так вот, я случайно набрел в тех краях на развалины древнего города… А ведь именно там находились алмазные копи, принадлежавшие царю Соломону…» – «Почему ты так думаешь?» – спросил я. «Одна старуха в Земле Маника упрямо твердила мне об этом. Она говорила, что люди, обитающие за этими горами, – особая ветвь народа зулу. Наречие у них общее с зулусами, но они красивее и выше ростом. Среди них имелись великие маги и колдуны, и им была известна тайна чудесной копи, где добывают сверкающие камни… Кто такой, по-твоему, Сулейман, если не царь Соломон?..»
Лет двадцать я и не вспоминал об этом рассказе. Но спустя годы – а охота на слонов, господа, ремесло опасное, и редко кому из охотников удается прожить столь долго – я услышал нечто более определенное о Сулеймановых горах и о стране, лежащей за ними. Так вышло, что я застрял в поселке под названием Крааль Ситанди, расположенном за пределами Земли Маника. Скверное это было местечко: ни еды, ни дичи. У меня случился приступ лихорадки, и чувствовал я себя хуже некуда. Как раз в это время в поселок прибыл португалец, которого сопровождал только один слуга-метис. Этот человек разительно отличался от тех злобных и хитрых португальских торговцев, с которыми я привык сталкиваться. Высокий, худощавый, с темными глазами и волнистыми седыми усами, этот мужчина был вежливым, спокойным и отзывчивым. Мы скоротали вечерок вдвоем – он мог объясняться на ломаном английском, а я кое-что понимал по-испански. Звали португальца Хозе Сильвестр, он владел участком земли около залива Делагоа. На следующее утро, перед самым отъездом, сеньор Хозе пришел проститься со мной и, приподняв шляпу на старомодный манер, проговорил:
«Прощайте, мистер Квотермейн! Если нам и суждено когда-либо встретиться снова, то к тому времени я уже буду самым богатым человеком на земле. И тогда я не забуду о вас!»
Эта самонадеянность меня немного развеселила, хоть я и был еще слишком слаб даже для того, чтобы улыбнуться. Португалец добавил, что направляется на запад, к великой пустыне, и я подумал: «Вот так сумасшедший! Что же он там рассчитывает найти?»
Через неделю я был почти здоров.
Однажды вечером, расположившись перед брезентовой палаткой, которую обычно возил с собой, я обгладывал остов тощей птицы, купленной мною у туземца за кусок ткани баснословной цены. Передо мной простиралась бескрайная пустыня, у самого горизонта багровело раскаленное солнце. Неожиданно на склоне ближайшего холма я заметил движущуюся фигуру. Присмотревшись, я понял, что это мужчина, и, судя по всему, одет он был по-европейски. Поначалу он полз на четвереньках, затем поднялся и, шатаясь, прошел несколько ярдов, после чего вновь упал и продолжил ползти. Поняв, что с незнакомцем творится неладное, я отправил ему на помощь одного из моих охотников. И кто бы, вы думаете, это был?
– Хозе Сильвестр! – воскликнул капитан Гуд.
– Именно. Вернее, его скелет, обтянутый пергаментной кожей. От лихорадки лицо португальца было темно-желтого цвета, а глаза, казалось, вылезли из черепа – так он исхудал. Сеньор Хозе был без шляпы, его всклокоченные волосы, прежде темные и густые, совершенно поседели.
«Пить…» – прохрипел он потрескавшимися губами, еле ворочая черным распухшим языком.
Ему дали воды, разбавленной молоком; бедняга набросился на нее и выпил не меньше двух кварт за раз. Тут мне пришлось его остановить. Затем у него начался приступ лихорадки, и он свалился. Хозе Сильвестр бредил о горах Сулеймана, об алмазах и проклятой пустыне. Я уложил его у себя в палатке и постарался облегчить страдания португальца, насколько это было возможно. Ближе к полуночи больной немного затих, а я прилег отдохнуть и уснул. Едва рассвело, я открыл глаза и в полумраке палатки увидел его тощую, словно изломанную фигуру. Хозе Сильвестр сидел на койке и пристально смотрел в сторону пустыни. На широкую равнину упал первый солнечный луч, окрасив розовым цветом вершину одного из самых высоких пиков гор Сулеймана, высившихся на расстоянии более сотни миль от нас.
«Вот она! – воскликнул португалец. Его вытянутая вперед рука дрогнула. – Но мне уже не добраться до вершины… И никто никогда туда не доберется! – Сеньор Хозе умолк, погрузившись в размышления, а затем проговорил, обращаясь ко мне: – Друг мой, вы здесь? У меня темнеет в глазах…» – «Да, – сказал я. – Я рядом с вами. А теперь прилягте и отдохните…» – «Зачем? – слабо отозвался он. – Впереди у меня целая вечность для отдыха. Мне известно, что я умираю, а вы были так добры ко мне… Я оставлю вам один документ. Быть может, когда-нибудь вы доберетесь туда, если выдержите адский переход по пустыне, которая погубила и меня, и моего бедного слугу…»
Дрожащими пальцами Хозе Сильвестр вынул из-за пазухи предмет вроде бурского кисета для табака, изготовленного из кожи саблерогой антилопы и крепко перетянутого тонким кожаным ремешком. Он попытался справиться с узлом, но не смог и передал кисет мне. «Развяжите…» – прошептал умирающий. Я тут же выполнил его просьбу и вынул оттуда обрывок пожелтевшего полотна, исписанный ржавыми буквами; внутри находилась еще и бумага. Сеньор Хозе тихо проговорил: «На бумаге моей рукой написано то же, что и на обрывке ткани. Я потратил многие годы, чтобы все это расшифровать… – Силы его были на исходе, и он, задыхаясь, торопливо продолжал: – Слушайте же! Мой предок, политический эмигрант из Лиссабона, был одним из первых португальцев, высадившихся на этой земле. Он написал этот документ кровью, когда погибал в горах, куда ни до, ни после него не ступала нога белого человека. Это случилось триста лет назад, и звали его Хозе да Сильвестра. Раб, который поджидал моего предка по эту сторону гор, отыскал его труп и доставил этот клочок ткани в Делагоа. С тех пор послание хранилось в нашей семье, но никто даже не пытался что-либо разобрать, пока оно не попало ко мне в руки. Я сумел понять написанное, и, как видите, за эту тайну мне придется расплатиться жизнью… Только не отдавайте это никому, отправляйтесь туда сами, и вы станете самым богатым человеком в мире…»
После этих слов он рухнул навзничь, начал бредить, и час спустя все было кончено.
Мир его праху! Мой случайный знакомец умер спокойно, я похоронил его и положил на могилу большие валуны, чтобы никто не осмелился побеспокоить его. Затем я покинул поселок.
– А документ? – Оба моих слушателя с жадным интересом уставились на меня. – О чем в нем говорится?
– Терпение, господа… Я никогда никому его не показывал, а старый пьяный португальский торговец, с которым мы разбирали то, что написал покойный Хозе Сильвестр на бумаге, начисто все забыл уже на следующее утро. Послание на холсте и бумага на португальском находятся у меня дома, в Дурбане. Однако в моей записной книжке имеется английский перевод и копия карты, если ее вообще можно назвать картой. – Я вынул из кармана блокнот. – Вот что значилось на обрывке холста:
«Я, Хозе да Сильвестра, умирая от голода в тесной пещере на голом северном склоне вершины ближайшей к югу горы, одной из двух, которые я назвал Груди Царицы Савской, пишу это собственной кровью обломком кости на клочке моей одежды в год 1590-й. Если мой раб доберется сюда, найдет эту записку и принесет ее в Делагоа, пусть друг (имя неразборчиво) даст знать королю о том, что здесь изложено, чтобы его величество мог послать сюда армию. Он станет богатейшим королем в мире. Его армия должна преодолеть пустыню и горы, победить свирепых кукуанов и их дьявольское колдовство, для чего следует взять с собой надежных и бесстрашных священнослужителей. Я видел собственными глазами несметное число алмазов в сокровищнице Соломона. Но из-за вероломства Гагулы, охотницы за колдунами, я ничего не смог унести и едва спас свою жизнь.
Пусть тот, кто отправится туда, придерживается указаний карты, а затем взойдет по снегам левой Груди Царицы Савской, пока не доберется до самой вершины. На северном склоне начинается Великая Дорога, проложенная Соломоном, по которой три дня пути до его царских владений. Первым делом надо убить Гагулу. Молитесь о моей душе. Прощайте. Хозе да Сильвестра».
Когда я окончил чтение и показал копию карты, в каюте воцарилась глубокая тишина.
– Поразительно, – наконец проговорил Джон Гуд, – я дважды объехал вокруг света и где только ни побывал, но пусть меня повесят на рее, если мне когда-либо приходилось слышать подобную историю.
– Да, все это странно и удивительно, – задумчиво произнес Генри Куртис. – Надеюсь, вы не разыгрываете нас, мистер Квотермейн? Иной раз старожилы подшучивают над новичками.
– Если вы так полагаете, сэр Генри, тогда лучше сразу покончим с этим. – Я сунул записную книжку в карман и поднялся, чтобы уйти. – Мне не по душе, когда меня принимают за человека, который лжет и хвастает перед приезжими своими якобы необычайными охотничьими приключениями.
Куртис тоже встал и с виноватым видом сказал, опустив свою большую руку мне на плечо:
– Простите великодушно, мистер Квотермейн. Мы не хотели вас оскорбить, просто ваш рассказ уж слишком необычен… Мир?
– Как только мы прибудем в Дурбан, вы увидите подлинную карту и документ. – Я несколько успокоился и снова сел. – Но ведь не это главное… Ваш брат… Я знал его слугу Джима, который отправился вместе с ним. Это очень умный туземец родом из Бечуанленда, к тому же отменный охотник. Я видел Джима в то утро, когда мистер Невилль готовился к отъезду. Слуга сидел рядом с моим фургоном и резал на доске запас трубочного табака в дорогу…
Сэр Генри напряженно ловил каждое мое слово.
«Джим, – спросил я, – куда это вы собрались? За слонами?» – «Нет, баас, – хмуро отвечал он, – мы с белым господином идем на поиски кое-чего получше, чем слоновая кость…» – «А что же это такое? Золото?» – «Нет, нечто еще более ценное…»
Джим как-то странно усмехнулся, и я больше не задавал вопросов, даже отвернулся, потому что не хотел показаться чересчур любопытным. Однако, признаться, он меня сильно заинтриговал. Вдруг Джим перестал резать табак.
«Баас!..» – тихо проговорил он. «Да, дружище, в чем дело?» – отозвался я. «Мы отправляемся за алмазами. Ты слышал когда-нибудь о Сулеймановых горах?»
Я подошел поближе и утвердительно кивнул.
«А баас знает, что там есть алмазы?» – «Разное болтают, Джим». – «Это не болтовня… Я когда-то знал женщину, которая пришла из тех краев со своим ребенком и добралась до Наталя. Она сама рассказывала мне об этом. Теперь ее уже нет в живых», – упрямо произнес он. «Твой хозяин пойдет на прокорм хищным птицам, если не откажется от затеи добраться до страны Сулеймана… Да и тобой они тоже полакомятся, старина…» – мрачно буркнул я.
Он с вызовом взглянул на меня: «Всякое может быть. Человеку все равно суждено умереть. А мне хотелось бы попытать счастья. К тому же здесь скоро перебьют всех слонов…»
Спустя полчаса я увидел, как фургон Невилля тронулся в путь. Вдруг Джим спрыгнул с козел и подбежал ко мне.
«Послушай, баас, – торопливо пробормотал он, – не хочу уезжать, не попрощавшись с тобой, потому что, пожалуй, ты прав: обратно мы не вернемся…» – «Так твой хозяин в самом деле собрался в Сулеймановы горы или ты соврал?» – «Нет, – ответил Джим, – так оно и есть. Господин сказал, что ему нужно во что бы то ни стало раздобыть денег, – так почему бы не попытаться разбогатеть на алмазах?» – «Погоди-ка, Джим, – проговорил я, – я дам тебе записку для твоего хозяина, но поклянись, что вручишь ее ему только тогда, когда вы достигнете Айнайти, что в ста милях отсюда…»
Он терпеливо ждал, пока я наспех писал на клочке бумаги: «Пусть тот, кто пойдет туда, восходит по снегам, лежащим на левой Груди Царицы Савской, пока не доберется до самой ее вершины. На северном склоне начинается Великая Дорога, проложенная Соломоном».
«Джим, – я протянул ему свернутый вчетверо листок, – когда ты будешь отдавать записку своему хозяину, скажи, что он должен точно следовать этому совету. Помни: ты не должен передавать ее сейчас, потому что я не хочу, чтобы он повернул обратно и стал задавать мне такие вопросы, на которые у меня нет ни малейшего желания отвечать. А теперь беги, дружище, фургона уже почти совсем не видно…»
Я долго смотрел им вслед. Вот и все, что мне известно о вашем брате, сэр Генри. Но боюсь, что…
– Мистер Квотермейн, – прервал меня Генри Куртис, – я принял решение отправиться на поиски брата. Следовательно, я пройду по его пути до Сулеймановых гор, а если потребуется, то и дальше. Пока не отыщу Джорджа или не узнаю, что он погиб. Вы готовы последовать за мной?
Признаюсь, это предложение не только ошеломило, но и напугало меня. Ввязаться в такое предприятие – почти наверняка обречь себя на гибель. Кроме того, уж не говоря обо всем прочем, я должен был помогать сыну и поэтому не мог позволить себе так скоро свести счеты с жизнью. Вот почему я твердо произнес:
– Благодарю вас, сэр Генри, за доверие, однако вынужден отказаться. Я слишком стар для того, чтобы принимать участие в столь сумасбродных затеях, которые, несомненно, окончатся так же, как окончились для бедного португальца. У меня есть сын, который нуждается в моей поддержке, и я не имею права рисковать.
– Мистер Квотермейн, – взглянул на меня Куртис, – в любом случае я не собираюсь отступать. К тому же я располагаю внушительным состоянием. За свои услуги вы можете потребовать любое вознаграждение, и оно будет выплачено вам до нашего отъезда. Вместе с тем я приму меры, чтобы в случае нашей гибели ваш сын был должным образом обеспечен. Я считаю ваше участие в экспедиции абсолютно необходимым. Если же нам посчастливится достичь копей царя Соломона и найти алмазы, вы разделите всю добычу поровну с капитаном Гудом. Меня драгоценные камни не интересуют. Я, как и вы, серьезно сомневаюсь в том, что нам удастся туда добраться, но думаю, что в пути мы сможем неплохо поохотиться. Поэтому и прошу: назовите ваши условия!
– Сэр, – я поднялся с дивана. – Бедному охотнику лестно слышать такое щедрое предложение. Однако мне еще не приходилось участвовать в столь опасном предприятии. Требуется время, чтобы все это обдумать. Во всяком случае я дам вам ответ до нашего прибытия в Дурбан.
– Вот и прекрасно, – кивнул сэр Генри.
Затем я пожелал обоим джентльменам доброй ночи и отправился к себе в каюту. До самого утра мне мерещились сверкающие алмазы и давным-давно умерший дон Хозе Сильвестр.