ТОНЯ ЗАНИМАЛАСЬ ГИМНАСТИКОЙ
У Гриши было вдоволь свободного времени, и он рисовал каждый день.
Но показывал свои рисунки он избирательно – что-то показывал Тоне, что-то – отцу, а некоторые не показывал никому.
Бывало, что он доставал давно выполненный рисунок и советовался с Тоней или с отцом, если ему рисунок казался недостаточно точным. Такие случаи бывали тогда, когда Гриша считал нарисованное не в полной мере отвечающим его требованиям к портрету.
Иногда Тоня – или отец – не могли уловить, что же именно не устраивает художника, но практически всегда Гриша переделывал портрет …
Тоня занималась утренней гимнастикой на балконе.
Гриша не рисковал и занимался в комнате у открытой двери на балкон, а Свиридов устраивал пробежки по расчищенным дорожкам на улице, наводя ужас на редких встречных своим голым торсом – все-таки минус 25 градусов, хотя и небольшой по здешним местам морозец.
К его приходу с улицы Тоня и Гриша уже успевали освободить душ, и он умывался и выходил к столу с мокрой головой.
– Доброе утро!
– Доброе утро, милый!
– Доброе утро, папа!
Часы можно было не проверять – они показывали ровно семь часов утра. Правда, это бывало не всегда – чаще Свиридов просыпался еще раньше и уходил, оставляя Тоню и Гришу в сонном состоянии.
– А ведь сегодня праздник.
– Что? Какой праздник, Тоня? Чей-нибудь день рождения?
– Нет, Гриша. Сегодня три месяца, как мы сюда приехали. Ешь, не отвлекайся.
– Верно, Тонечка, сегодня три месяца, – задумчиво сказал Свиридов. – Подумай только – уже три месяца … Еще только три месяца …
– И ты очень много сделал. Да, много. Пусть не все видно, или видно совсем не то, что нужно и важно. Ты у нас молодец. Правда, Гриша?
– Ну, какие могут быть сомнения?
СПРОС НА МАЛЬЧИКОВ
На мальчиков был большой спрос – Даша это специально отметила в своем дневнике. Сперва к ним пришла знакомится Оля Петрова, старший лейтенант из отряда капитана Воложанина. Вернее, сюда ее привел знакомится Андрюша Васин.
Ольга вошла к детям без своих темных очков и сразу позабыла свои страхи и опасения – мальчики не стали обращать внимания на ее шрамы, и только потом, когда и она, и мальчики освоились и Дима уже сидел у нее на коленях, он осторожно коснулся пальцами ее лица.
– Тебе не больно? Мне можно погладить? – спросил он.
«Дьявольщина какая-то! – подумала Ольга. – То же самое и теми же словами!»
Это было при их третьей – или четвертой? – встрече в лесочке около института – ВВ еще даже за руку ее не брал, а вот так же коснулся шрама на лице и сказал то же самое …
Потом пришел Свиридов с ужасно любопытной женщиной по имени Ангелина Митрофановна. Она всему удивлялась – и тому, что мальчики без труда освоили ее имя и отчество, и как легко они могли складывать и вычитать, и как читали на русском и английском языке. А потом она ужасно удивлялась, что мальчики могут разговаривать мысленно и даже узнавать, про что такое она сейчас думает.
Потом Ангелина Митрофановна играла с мальчиками в какую-то странную игру, когда мальчики рисовали то, что она им называла, а потом надо было вспомнить по рисунку, что именно она называла.
Когда Сережа ей сказал, что эти тесты на ассоциативное мышление слишком примитивны, она опять очень удивилась и согласилась с ним, и они эту тему очень дружно обсудили и решили, что надо будет подобрать что-нибудь поинтереснее …
А когда Даша забирала у Суковициной свой дневник про мальчиков, то узнала, что Свиридов интересовался лошадьми, которые есть в городе.
РАБОТЫ ПО МИНИРОВАНИЮ ВЫПОЛНЕНЫ
– Командир, все работы по минированию корпуса интерната выполнены полностью. Линии проверены. Все замаскировано. Арестованные переведены туда, сидят в камерах – кроме Оратынцева. Камеры одиночные, Шипук сидит далеко от остальных. Для подъезда ко входу проложена новая дорога, дорога накатана, старая со стороны центра засыпана снегом. К подрыву все готово, взрывники дежурят постоянно.
– Хорошо. Думаю, генералы прибудут завтра. Всем быть в боевой готовности. Больше двух человек охраны с каждым из генералов я туда на территорию не пущу, исходите из этого …
ГРИША ПОКАЗЫВАЕТ РИСУНКИ
– Гриша, на рисунки-то времени хватает? – Скворцов наконец выбрал время.
– Хватает. Мы еще с Тоней занимаемся музеем памяти, я портреты рисую. Вот, посмотри – узнаешь?
– Ты знаешь, мне очень нравится … А это? Ты с натуры рисовал?
– Нет, они все умерли … погибли.
– Но как же ты мог передать … как ты мог увидеть … Тьфу, не знаю, как сказать! Как ты мог нарисовать их мысли? Они же мыслят, они думают, они … они живые!
– Тут есть папин тезка, он здесь с самого начала и всех знает. Он тоже удивлялся, как я мог нарисовать их такими похожими. Я думаю, что это не совсем так.
– Что – не так? Они не похожи?
– Да, они не похожи. В фотографическом смысле. Они больше похожи на воспоминания о них. Здесь больше изображено то, что о них рассказывали другие – те, кто их знал.
– А кто эта красавица? Нет, правда, она изумительно красива … она по ту сторону смерти? Ты это рисовал? Но подожди, еще …
Виктор всматривался, отворачивался, крутил головой.
– Никак не пойму … Но она же говорит мне! Что!? Она … ждет ребенка!?
– Эту женщину любил дядя Саша Баранов. Она погибла. Осталось несколько фотографий, старых, когда она училась в университете. Я боюсь показывать это дяде Саше и Лене Карцевой … Не могу …
– Гришка … Ты же гений! Я не знаю, похожа она или нет, но это великолепная работа!
– Папа тоже так сказал. Он знал ее. Ее звали Василиса …
Некоторое время Виктор рассматривал рисунки молча.
– Ты молодец … А это? Стой, я их видел!
– Да, ты их видел в кафе – это мои названные тетки. Папа с ними побратался и теперь они ему названные сестры. Это у них мальчики … особенные. Ладно, так и быть – посмотри мальчиков.
Гриша достал еще одну папку и вывалил на стол ворох рисунков. Скворцов взял наугад – на листе было несколько незавершенных набросков разных мальчишечьих лиц. Они все были как живые – они играли, читали, слушали, говорили, но всех их объединяло одно общее выражение лиц. Они думали, они мыслили, они жили – и все по разному, по своему.
– Гриша, но ведь это же чудо какое-то! Они же все у тебя живые!
– Да ладно …
– А своих ты рисуешь – отца, Тоню?
– Рисую … Я тебе потом покажу … Мне почему-то их труднее рисовать … Мне зарисовки легче даются … Вот, смотри. Это на установке. Сварщики, монтажники. Тетя Лена Долгополова. Михеич. Ты знаешь, мы к нему ездили в баню попарится. Вот его жена, тетя Маша. Вот дочка их, Аришка. Вот их пес – серьезный такой зверь по имени Дизель …
Гриша еще долго показывал Скворцову свои новые рисунки, выбирая и откладывая в сторону некоторые из них. И когда пришла Тоня Гриша аккуратно уложил свои папки.
– Он и мне далеко не все показывает. – шепнула Тоня Скворцову. – Никак с Толей не можем уговорить его выставку устроить. Помог бы …
ИВАНИЩЕВА и УМАРОВ
– Эрнест Умарович, мне нужна ваша поддержка.
– В чем дело? Вы чем-то расстроены, Ангелина Митрофановна?
Чуть заметный акцент Умарова превращал имя и отчество Иванищевой в нечто мягкое и ласковое.
– Это мягко сказано. Я полностью деморализована. Этот мальчик, ему нет еще шести лет, и он обсуждает со мной психофизические тесты! Это со мной, доктором наук, профессором – и как обсуждает! Да ладно бы обсуждал – он понимает сущность этого теста не хуже меня! Вы можете это себе представить?
– Могу, Ангелина Митрофановна. Я с подобным мальчиком столкнулся еще два года назад.
– А я, доктор наук, профессор … Да я чуть в обморок не хлопнулась как зеленая первокурсница в резекционном кабинете, когда он стал со мной разговаривать об этом …
– Не слишком ли часто вы упоминаете свои титулы? Я их помню. Надеюсь, вы не очень показывали им свое волнение?
– Я старалась держаться. Спасибо, Эрнест Умарович, поплакалась вам, полегче стало. А то кроме вас мне поплакаться-то и некому …
– Моя жилетка всегда к вашим услугам.
– Поможете мне прикинуть стратегию обследований?
КАК СЧАСТЛИВЫ БЫЛИ МОИ СТАРУШКИ
– Лео, ты не представляешь, как счастливы были мои старушки! Вчера привезли рояль, сегодня его настроили …
– Да ты ешь!
– Я ем. А потом приехали Семен Гаврилович Черномырдин с Олегом и Дмитрий Германович Лопаткин … Это правда, что он доктор наук?
– Правда, правда. Ешь, пожалуйста.
– Я ем, ем. И Лопаткин стал играть на рояле. Это было что-то потрясающее! Мои старушки его окружили, потом мы принесли стулья … Он играл бесподобно.
– А мальчик?
– Что – мальчик? Олег сидел около Черномырдина.
– Они держались за руки?
– Кажется … А что?
– Лопаткин один играть не может. Просто не может играть сам по себе. Играет Мальчик с Лопаткиным. А тут, видимо, и с Черномырдиным.
– Ты хочешь сказать, что этот мальчик … индуцирует то, что играет Лопаткин?
– Примерно, хотя на самом деле это, видимо, значительно сложнее. Это сложное взаимодействие.
– Но Свиридов играет и поет и без Олега?
– Конечно. И Лопаткин с ним играет. Но с Мальчиком – лучше.
– Значит, нужно будет попросить Свиридова … А мои старушки так аплодировали, так их благодарили! Просили приходить еще.
– Ты будешь есть, наконец?
– Лео, не сердись. Я и так достаточно толстая. А мне пришла одна интересная мысль – как бы устроить танцы? Мои старушки еще совсем не так стары … Как ты думаешь?
– Думаю, что ты права. И посоветуйся со Свиридовым.
– И даже такие вопросы решает только он?
– Ты не совсем правильно поняла. Во-первых, действительно, здесь все решает только он, и, возможно, это правильно. А во-вторых, это не так-то просто – найти кавалеров для твоих старушек. Не всякого мужчину можно туда пригласить. Они ведь многих помнят – кто знает, что произойдет, если увидятся старые знакомые. Не исключено, что каждый из них уже считал другого умершим …
– Об этом я не подумала. Ты совершенно прав, мой милый Лео … И еще меня очень беспокоят мои беспамятные старушки … У них идет какая-то скрытая умственная работа, непонятная для них самих …
ВИТЯ, ЭТО ДЛЯ ТЕБЯ
– Витя, это для тебя.
Свиридов поправил гитару.
Лунный свет над равниной рассеян,
Вдалеке ни села,
ни огня.
Я сейчас уезжаю на север -
Я спешу,
извините меня.
На холодных просторах
великих
В бесконечные дали маня
Поезда
Громыхают на стыках…
Я спешу,
извините меня.
Незатейливая мелодия, простые слова, негромкий голос.
Он так мягко извинялся за причиненное беспокойство, за звонок …
Говорю вам,
Как лучшему другу,
Вас нисколько ни в чем не виня,
Соберитесь на скорую руку -
Я спешу,
извините меня.
Такое возвышенное волнение было скрыто в этих словах, такая страстная надежда быть понятым …
Не хотите?
Ну, что вы, ей богу…
Тихо дрогнули
Рельсы, звеня.
Хоть присядьте
со мной
на дорогу -
Я спешу,
извините меня…
Растерянность, неуверенность, горечь невозвратимой утраты…
Может быть,
Вы раскаетесь где-то
Посреди
Отдаленного дня,
Может быть,
вы припомните это:
«Я спешу,
извините меня».
Жизнь прожить
Захотите сначала
Расстоянья и ветры
ценя…
Но как поменялся человек, поменялся голос. Стал жестким, уверенным, непреклонным.
Вот и все.
Я звоню вам с вокзала.
Я спешу.
Извините меня.
Все кончилось. Он так решил.
Осталась только суховатая вежливость просто знакомого с ней человека.
И жалость к ней, к той, которая, скорее всего, проморгала самое главное в своей жизни.
По крайней мере, его жизнь ей уже больше не принадлежит.
Вот и все.
Я звоню вам с вокзала.
Я спешу.
Извините меня.
И это был уже совершенно другой человек, решительный и целеустремленный.
Он был уже не здесь, а где-то там, далеко …
Мелодия распалась и снова возродилась, и все пошли танцевать.
Гриша пригласил на танец Дину.
Она не удивилась – Гриша танцевал часто и не только с Тоней, но и с другими женщинами.
– Молодой человек, вы отменно танцуете! – удивилась Дина тому, как сильно и уверенно Гриша вел ее.
– Вы тоже совсем неплохо танцуете, тетя Дина. Интересно, как вы танцуете модные танцы типа рока и твиста …
– Возможно, когда-нибудь увидишь … Хотя я уже столько времени их не танцевала … Что ты меня разглядываешь? У меня что-нибудь не в порядке?
– Не волнуйтесь, все хорошо. Я просто приглядываюсь, хочу вас нарисовать.
– Я столько слышала о твоих рисунках … Но еще не видела …
– Что же вы остановились? Вы ведь хотели сказать – покажи мне?
– Мне иногда приходится выбирать … выражения.
– Выражения приходится выбирать всем, но не до такой же степени.
– А до какой, молодой человек? Что вы знаете обо мне?
– Все.
– Как это все?!
– Да так – все. Все есть все. Нет, ну, конечно, я не знаю всяких мелочей …
– И ты не боишься … общаться со мной?
– Дура ты, как сказал бы мой папа. Но мне так говорить нельзя, и я поэтому говорю, что вы просто неправы.
– Ты хороший сын и приятный молодой человек … Ты хотел просить меня позировать тебе?
– Возможно. Только попозже, не сейчас. Мне нужно сперва приглядеться, я не могу сразу работать с натурой.
– Я готова тебе позировать. Скажи, когда будешь готов.
Гриша отвел Дину на место, подвинул ей стул.
– Я благодарю вас за доставленное удовольствие, – он наклонил голову. – Спасибо, Лев Вонифатьевич.
– Интересный мальчик, правда?
– Я бы сказала – интересный молодой человек.
– Даже так? Я ревную!
– Милый Ле-ва!
– А меня сегодня отругал Свиридов. Почему я не привожу тебя в бассейн. Намекнул, что иначе пригласит тебя сам.
– Ах, Ле-ва! С тобой – куда хочешь, можно и в бассейн!
ЗАЯВЛЕНИЕ НА ЖЕНИТЬБУ
– Юра, я написал заявление. Наверное, надо передать командиру?
– Давай, посмотрю. Жениться надумал? Поздравляю.
– Нам надо побыстрее. Нина беременная. Третий месяц.
– Понял. Я тебя понял, Коля. Ты молодец, настоящий мужик. Поздравляю вас с Ниной и желаю счастья. Ты первый принес заявление, но не последний. Поговорим вечером, ладно?
Вечером собрались почти все офицеры, по крайней мере, все заинтересованные лица.
– Мужики, есть разговор. Сели тихо.
Капитан Воложанин выждал и продолжил.
– Николай Петроченков подал мне заявление с просьбой разрешить ему жениться на Самохиной Нине Павловне.
– Ну и молодец!
– Глянь, всех обогнал!
– Тихо. Я так понимаю, что у него появятся последователи. Или я неправ?
– Прав, командир, прав. Давайте, ребята, кто созрел. Напишем?
– Так. Поднимите руки, кто из вас созрел. раз, два … семь человек. Нормально.
– А ты что руку не поднимаешь, командир? Аль не созрел?
– Созрел. Поднимаю.
– Вот и славненько! Восемь свадеб зараз – это же убиться можно!
– Точнее – упиться … Так писать, командир? Ольге надо сказать …
– Да она уже все поняла, не слепая … А к Свиридову тебе идти, командир. Ух, и будет тебе!
– А что? Что будет-то? Или Свиридов сам слепой? Он, что, никого из нас не видел вечерком на прогулке? Или не заметил, что комнаты свиданий не пустуют?
– Все, мужики. Кончилась ваша холостая жизнь!
– Ишь, завистник нашелся! Глядеть надо было вовремя, не прозевал бы. А таких, как наши, хрен найдешь. Дайте мне бумагу и ручку, я писать буду!
РЫБАЧКОВ и ДЖУБАНОВСКАЯ
– Толенька, милый … А Олег только о тебе и говорит … чуть что – все дядя Толя да дядя Толя …
– А ты? – Рыбачков поцеловал Дзюбановскую.
– А что я? – ответила поцелуем она. – А я тоже …
Она придвинулась к нему еще ближе и обняла за шею. Его руки гладили ее спину. Ее рука робко пробралась под куртку и несмело прикоснулась к груди Рыбачкова.
– Я тебя люблю, Лера …
– И я тебя …
Его рука осторожно спускалась по спине вниз и тело женщины отвечало на эту невинную ласку нетерпеливым подрагиванием. Рука опустилась до талии, потом ниже, потом перешла на бедро. Рука женщины гладила его грудь, а губы искали его губы.
– Ты знаешь, сегодня ребята писали заявления …
– Заявления? О чем?
– С просьбой разрешить жениться …
– На наших девочках? А … ты?
– Я тоже написал. Прости, не спросил тебя, хочешь ли … согласна ли ты.
– Милый Толенька … Ты же видишь – я согласна … – и ее рука расстегнула пуговицу его куртки, которая мешала ей проникнуть поглубже …
ПРИЛЕТЕЛИ ТРИ ГЕНЕРАЛА
– Привет, Свиридов.
– Привет, Назар. Что нового?
– Прилетели три генерала. Остановились на нашей квартире. Главный хочет тебя видеть. Конфиденциально. – Брызга старательно выговорил это длинное и необычное для него слово.
– Когда?
– Попозже.
– Чем занят гость московский?
– Собирается почитать материалы. Ему передали перечень – тот … Про Шипука спрашивал. Я ответствовал, что он всецело у тебя и никакой связи у меня с ним нет.
– Сколько народа привез с собой?
– Немного, но двое – чистые уголовники.
– Передай главному, что мы ждем визита и к нему готовы.
– Понял. Передам. Бывай.
МАЛЬЧИКИ СМОТРЯТ РИСУНКИ
– Тетя Даша, можно нам пойти в гости к Грише? Он позвал нас посмотреть свои рисунки. Он их не показывает никому, а нам хочет показать.
– А мне можно с вами пойти?
– Тетя Даша, я тебе потом отдельно покажу, ладно?
– Ладно, Гриша. Договорились.
Мальчики гурьбой переместились в номер Свиридовых.
– Это папина комната, – объяснил им Гриша. – Мы с Тоней спим в другой. А тут я только рисую, а всякие другие дела я делаю там, у нас в комнате. Одна тумба в столе – моя, а другая папина.
Он достал из тумбы стола несколько больших папок с завязочками, начал развязывать. В гостиной тем временем с книжкой в руках пристроился дежурный – старший лейтенант Подлеснев.
Гриша выложил целую кипу листов.
Дима осторожно взял верхний лист.
На рисунке молодая женщина склонила голову и осторожно приложила пальцы к своему большому животу. Веки ее были опущены – то ли она смотрела на свой выпирающий живот, то ли просто отгородилась от окружающего мира. Лица ее почти не было видно за спустившимися волосами, но оно было так красиво и все светилось внутренней радостью, и она так нежно и ласково касалась своего живота.
– Она беседует со своим ребенком … Гриша, откуда ты знаешь, что мама может разговаривать со своим ребенком? Ты мог разговаривать?
– Что ты, я не помню.
– А я помню. И мы все – помним. Наши мамы иногда разговаривали с нами, хотя они и не знали, что мы их понимаем. Мы это помним до сих пор. А если приложить руку в маминому животу, то можно разговаривать и другим.
– Правда? Значит можно поговорить с любым ребенком еще когда он не родился? А как он ответит?
– Ответить он может только маме, но свои чувства ребенок может выразить движением … Когда станет побольше. Вот у тети Нины он пока еще так не может …
– Но мама считает, что дядю Колю он уже узнает, – сказал Вася. – Мама мне говорит, что ему очень нравится, когда с ним дядя Коля разговаривает.
– Но как же ты смог это нарисовать, если не знаешь, что ребенок разговаривает?
– Я не знаю.
Гриша показал свои рисунки для музея памяти.
– А вот с этим дядей моя мама работала, – узнал по портрету Дима. – Она помнит его. Она так его боялась сперва, когда начинала работать… она часто ошибалась … Они потом с моим папой … с настоящим моим папой придумали усовершенствование, которое теперь есть на всех установках. Это такой прибор на пульте, они его называют «люпус» …
В ГОРОДЕ НАЧАЛИ РЕМОНТ
Безлюдные деревенские улички на окраине города, где жили в основном вольнонаемные работники научного центра, оживились.
Сперва по ним прошлись снегоочистители и занесенные снегом промежутки между рядами домов с извилистыми узкими тропинками стали похожи на улицы.
Затем по этим расчищенным улицам начали ездить грузовики со строительным материалом и у некоторых домов появились штабели бревен и досок. За ними пришли строители – у наиболее ветхих домов закипела работа. А от самого конца, от опушки леса электрики начали тянуть по столбам новые провода и черный кабель. И от этого кабеля к каждому дому шел отвод из такого же черного блестящего кабеля – оказалось кабельное телевидение.
Каждый день приезжал быстрый и деловой человек из научного центра, и приезжал он в разное время, и рабочие не знали – когда ждать проверки, а когда можно расслабиться.
Но уже ходили жуткие истории про уволенных бездельников и наказанных лентяев.
А еще многим понравилось, что можно чинить дом самим – давали любые материалы и оформляли отпуск со среднесдельной оплатой!
Строители-то были свои, местные и нередко хозяева трудились вместе с ними, укрепляя и подновляя свое износившееся жилище.
А автобус, отвозивший местных жителей на работу в научный центр и привозивший их обратно, теперь доезжал до самого края поселка, до опушки леса, а не ждал всех на краю городской застройки, откуда начинались деревенские домики.
СУКОВИЦИНА ГАЛИНА
– Василий Андреевич, Суковицина Галина …
– Да … Да …
– Я сейчас с диктофона распечатаю и вам принесу … Поручения Свиридова всех касаются – и штаб, и снабжение, и УКС, и Евменова. Отдельные поручения по отделу медико-биологических проблем под руководством Иванищевой …
– Еще командующий просил вставить в план работы штаба отчеты Цесаревского и Валеева по вопросам «сотки». Срок – два дня …
– Да что вы, Василий Андреевич, я сама забегу, принесу …
ДАША и ВОЛОЖАНИН
Каждый раз, когда Воложанин уезжал, Даше казалось, что время тянется очень медленно. Вот и на этот раз – Воложанина не было всего-то один день, а она соскучилась, как-будто не виделись вечность. Он увидел ее днем мельком и только успел шепнуть, что придет вечером часам к десяти.
Даша не могла дождаться вечера. Выкупав и уложив с помощью Ольги детей, она стала собираться на свидание. Ольга вышла к дежурному, чтобы не мешать ей.
Даша открыла шкафчик и стала выбирать из своего небогатого гардероба, чтобы бы такое ей надеть.
«Нет, гулять сегодня не пойдем. Посидим … Ой, мамочка! Знали бы вы, о чем думает ваша дочка! А дочка думает, как ей одеться, чтобы ему было удобнее … ласкать ее … Ему? Нет, чтобы ей было приятнее от его ласк … Чулки – это хорошо … Трусики. Лифчик, а какой? А вдруг он сегодня … А может …»
Она достала кофточку, которую никогда не носила и неизвестно зачем она вообще оказалась в ее шкафчике.
«Очень нахально будет? Куда уж наглее … А почему? Вот возьму и надену, и вообще … Интересно, я могу сколько угодно гулять с ним по улице, и мне хорошо и не скучно, а ведь там он меня не ласкает … А в комнате он меня … ласкает, и мне тоже очень хорошо, и бывает так жаль отпускать его … И то, что я балдею от его рук, не мешает нам разговаривать …»
Воложанин ждал ее как обычно за приоткрытой дверью комнаты свиданий. Даша вошла, задвинула задвижку и сжимая руками ворот халата осталась у двери.
– Что, Дашенька? – Воложанин встал и подошел к ней.
– Юрий Николаевич, что же вы со мной сделали … Что же вы сделали со мной … Я стала … даже не знаю, какой я стала бесстыжей …
Даша распахнула халат, сбросила его и осталась в темной совершенно прозрачной кофточке, надетой на голое тело. Ее крепкие груди в такт ее быстрому дыханию поднимали невесомую ткань, темнели пятна сосков …
– Вот … Ты видишь, какая я пришла … Потому что хочу, чтобы ты … – она обвила его шею руками и жадно прильнула к его губам.
Потом она немного отстранилась, давая возможность его рукам переместится со спины вперед. Конечно, она не ожидала, что он начнет щипать и выкручивать ей груди, но он с такой бережностью и осторожностью коснулся их, что у нее остановилось дыхание.
Его ладони нежно охватили их снизу, пальцы гладили и ласкали их, а когда пальцы добрались до сосков – Даша почувствовала такую слабость, что была вынуждена опереться о его руки.
– Милый мой … Родной мой … Ну, объясни, почему мне так хорошо … Почему мне ни капельки не стыдно …
Даша закинула руки за голову, нашаривая застежку, грудь ее поднялась и такую нежность и сладость вызвали его руки, что она даже застонала. Сбросив через голову кофточку, она уселась к нему на колени, закрыла глаза и откинулась, чтобы ему было удобнее целовать ее.
– Юрочка, родненький … Милый … Почему мне так хорошо с тобой … Я хочу все … Я все хочу … Почему ты не ласкал меня так раньше?
– Если все сразу – то что же на потом останется … И женится я хочу на девушке, чтобы все было, как полагается – и первая брачная ночь и все прочее …
Он то целовал ее торчащие соски, покрывал поцелуями ее налитые груди, то целовал ее жадные губы … Даша накрыла его руки, ласкающие ее груди, своими, и оторвалась от его губ.
– Юрочка, милый … У меня терпения не хватит, женись на мне поскорее … Не то я в следующий раз голая приду и устрою такую брачную ночь … безо всяких там формальностей …
– Завтра иду к командиру с заявлениями … И с моим тоже.
– Правда? Ой, страшно …
– Чего? Тебе разве плохо со мной?
ТЕТЯ ЛЕНА, ПОКАЖИ МНЕ «ЛЮПУС»
– Тетя Лена, покажи мне прибор, который называется «люпус».
– Пойдем. Откуда ты знаешь про «люпус»? Это только старые операторы его так называют.
– А тетя Вера Толоконникова – старый оператор? Она же совсем не старая.
– Старый – не значит старый человек. Старый оператор – это опытный оператор, давно работает. Вот, смотри, вот этот прибор мы называли «люпусом». Видишь, тут две стрелки, а тут окошечки с огоньками. Там светодиоды стоят, они показывают, на каком диапазоне ты работаешь и в какой части диапазона. А вот этой ручкой ведется настройка, а вот так переключаются диапазоны.
– А этот прибор – он всегда такой был?
– Странно, – с удивлением посмотрела на Гришу Карцева. – Откуда ты можешь знать такие вещи? Очень давно, когда мы еще только начинали работать, прибор был не такой и регулировать было трудно. Переходить с диапазона на диапазон плавно не удавалось. А потом прибор переделали.
– А ты знаешь, что это придумали Вера Толоконникова и отец Димы?
– Это тебе Дима рассказал?
– Да. А как выглядел этот прибор тогда, раньше?
– Дай вспомнить … Вот эта шкала была такая же, только стрелка была одна … Здесь ничего не было, включенный диапазон индицировали лампочки около переключателя … Да, и прибор был расположен вверх ногами!
– Вверх ногами? Почему?
– Когда делали щит, то еще не знали, что оператору будет удобнее следить вот за такой шкалой. Да, еще была одна модель – там лампочки диапазонов были над шкалой!
ДАША и ВОЛОЖАНИН
– Тебе разве плохо со мной?
– Глупый! Я даже объяснить не могу, до чего хорошо! Смотри, как им хорошо …
Даша наклонила голову и его пальцами погладила свою грудь, соски.
– Неужели не чувствуешь, как я обалдеваю от этого?
– Будто я не обалдеваю …
– Правда, милый?
Она вытянулась у него на коленях.
– А как … мне … тебя … ласкать? Ведь тебе тоже нужно, чтобы я тебя ласкала? Где?
– Ну, ну, ты не очень … Если еще ты меня начнешь ласкать так, как я тебя ласкаю, то мы уж точно устроим первую брачную ночь прямо сейчас …
Даша сняла его руку со своей груди и положила на ногу, и придвинула согнутую ногу ему поближе.
– Я хочу там …
Он начал снизу, нежно прошелся пальцами по голени, погладил колено, стал подниматься выше. Но пальцы его остановились и не пошли выше резинки чулок.
– А если бы я была без чулок, что бы ты делал? Где бы остановился?
Даша засмеялась, потом наклонилась и стала снимать чулки. Справившись с обоими, она опять откинулась на край дивана.
– А теперь? Ой, только не щекотись!
Пальцы его опять стали подниматься по внутренней стороне согнутой ноги и вновь остановились там же.
– Как это ты определил?
– Так тут же меточка от резинки …
Она глянула вниз, на его руку, охватывающую ее полную ногу, и тут только заметила, что ему давно были видны ее трусики под задранной юбкой.
– Ой, Юрочка! Прости, ради бога! Я совсем не заметила … – она хотела одернуть подол, но только ткнулась лицом ему в шею.
– И чего ты не заметила?
– Тебе видно … трусики … Прости меня, дуру распущенную …
– И не проси – все равно не прощу … Очень приличные трусики, по-моему … Беленькие такие …
– Если не сердишься – то почему … выше … меня … не … гладишь?
– Потому, что хочу оставить на потом … Думаешь, мне не хочется тебя приласкать … и там?
– Хочется? Правда, хочется? – она оторвалась от его шеи и, зажав его руку между ног, одернула подол. – И ты сдерживаешься? А почему я не могу сдержаться? Видишь, сижу перед тобой гологрудая, как последняя … куртизанка …
– Милая моя куртизанка …
– Пусти … Дай я чулки надену …
Она начала надевать чулки, но смутилась, повернулась к нему спиной.
– Не смотри …
– Знала бы ты, как это прекрасно – когда ты надеваешь чулки … Нагибаешься … Твоя грудь – это само совершенство …
Она опять устроилась у него на коленях, заправила подол юбки между ног.
– Вот теперь тебе не будет видно того, чего не надо … и лишняя преграда, правда?
– Да, такая преграда! – он кончиком пальца дотронулся до кончика ее соска. Даша вся выгнулась, подставляя себя его руке, а потом прильнула к губам, прижимая его руку к своей груди.
– Что же ты делаешь … Я же не выдержу …
– Тогда пойди и оденься … Да лифчик потолще надень … на меховой подкладке …
РИСУНОК ГРИШИ
– Дядя Слава, я хочу показать тебе один рисунок. – Гриша протянул Маленькому лист бумаги.
Молоденькая девчушка с испугом смотрела на стрелку прибора. Но прибор, стрелка и лампочки над шкалой были изображены как бы отражающимися в стекле и девушка была за этим стеклом.
– Неужели Вера? Гришка, неужели Вера? Веруня, иди скорее! На, посмотри!
Вера взяла лист, всмотрелась, недоуменно взглянула на Гришу, на Маленького.
– Как же это? Откуда? Где ты мог это увидеть? – она не могла оторваться от рисунка. К ним подошли Зина и Катя, тоже всмотрелись в рисунок.
– Гриша, как же это?
– Где ты мог такое увидеть?
– А Верка-то какая молодая! Ну, точно, как тогда!
– И «люпус» такой. Они только-только тогда с Константином познакомились и начали прибор переделывать …
– А Доктор ворчал на них … И доворчался до того, что Димка родился …
Вера тихонько плакала, а Маленький гладил и успокаивал ее.
– Гришка, ты такой … такой … Ну, чтоб тебя … не знаю, какой! – он ласково погладил своей огромной ладонью Гришу.
– Гришенька, спасибо тебе … тебе Дима помог, да? Спасибо, это такая память …
ДАША и ВОЛОЖАНИН
Даша посмотрела на свои ноги – одна, согнутая в колене, прижата к его груди, а другая свесилась с его колен на пол, над чулками виднеются оголенные ноги …
– Юрочка, я очень … неприлично выгляжу?
– Ну, спохватилась … А ты сама как думаешь?
– Думаю, что очень неприлично … Только мне хорошо, что ты … тут … что твоя рука тут …
Она взяла его руку и повела ею по своей ноге. Это было так хорошо, так волнующе, что она закрыла глаза и зажала его руку между ног.
– Юрочка, милый … Накинь на меня свою куртку … и руки убери … а то мне плохо будет …
Он укутал ее, обнял, легонько касаясь губами ее лба.
– Как мы назовем нашего первенького?
– Федькой или Клавкой … Как получится. Или ты сразу двоих мне выродишь?
– Милый, да я хоть пятерых вырожу – только бы можно было бы …
– Сколько будет, столько и будет. Перебьемся.
– Ты соображаешь, что говоришь? Я, что кошка тебе, каждый год рожать?
– Ах, ты милая моя кошка! Да о чем ты говоришь? Все образуется …
– Ну, да, ты же у нас мужчина опытный … С женщинами дело уже имел … Ой, Юрочка, прости, пожалуйста! Прости меня, дуру глупую! Было – значит было, так теперь-то нету … Нету?
– Дашенька, милая, у меня никого нет, кроме тебя. Жаркая моя …
– Просто положи руку, и пусть она себе лежит … Если двигать начнешь, я опять зайдусь – не уймешь …
В спальню она пришла поздно, вернее, рано и, счастливо улыбаясь, вынула из кармана халата злополучную кофточку.
Ольга исподтишка наблюдала за ней.
«А не надень я эту кофточку – сколько бы он еще собирался …» – подумала Даша снимая халат. Груди еще хранили, казалось, его прикосновения, и она их легонько погладила.
И счастливо, но чутко заснула.
К СВИРИДОВУ с ЗАЯВЛЕНИЯМИ
Суковицина положила перед Свиридовым конверт посетителя, на нем было написано «Воложанин».
– Зови! – удивился Свиридов. Капитан Воложанин входил в число лиц, имевших право входить к нему в любое время без доклада.
– Здравия желаю, товарищ командующий!
– Здравствуйте, Юрий Николаевич. Прошу.
Свиридов вышел из-за своего стола и сел напротив Воложанина.
Тот вынул пачку листов и положил перед Свиридовым.
– Так, значит. Свадьбы у нас намечаются. Это – дело хорошее. Заявления от офицеров, но я надеюсь – невесты не возражают? Да, заявление капитана Воложанина и лейтенанта Огородниковой – вместе. Я тебя поздравляю, Юра. Рад за вас – такая хорошая пара получилась. Таким образом формальный момент разрешен – командование в моем лице не возражает и даже приветствует.
– Как устраивать семейную жизнь, командир? Хоть народ и без особых претензий, но не хотелось бы по общежитиям ютится.
– Пойдем-ка с тобой, поглядим… А потом побеседуем.
Свиридов привел Воложанина на третий этаж 400-го корпуса, взял у дежурных ключи. Пройдя в самый конец коридора он открыл дверь последнего номера.
– Вот, смотри. Однокомнатная квартира. Прихожая, ванна с туалетом, большая комната с кухонным уголком, спальня, лоджия. Здесь на этаже десять таких номеров. Как смотришь, годится для молодой семьи?
– Совсем неплохо, командир! А дети?
– Пойдем. Там, в начале коридора, три типовых распашонки – трехкомнатных номера. Один – для неженатых офицеров твоего отряда, один – для детей. В коридоре комнат свиданий устраивать не будем, там пусть ребятишки занимаются, читают, мастерят. Думаю, пока им лучше побыть вместе, но если захочется – всегда можно убежать к маме с папой. Как мыслишь?
– Вы заранее все предусмотрели, командир? Мне нравится.
– Мне тоже. Очень хочется, чтобы вам всем было хорошо. А кончим работу здесь – там, у себя, в Москве, получите все по отдельной квартире. Если кучу детей к тому времени не нарожаете – трехкомнатную!
– Думаю, дети будут. Мы с Дашей … планируем.
– Не познакомился еще с родителями?
– Нет, собираюсь.
– Кого в сваты хочешь пригласить?
– Вас, командир. Больше некого …
– Спасибо. Своим-то написал?
– Написал. Думаю, возражать не будут – все равно показать не смогу. Тем более Даша торопит … Нет, вы не подумайте чего, командир – просто она побыстрее хочет.
– Да и другим-то чего тянуть. Давайте соберемся вечерком, покумекаем – что да как. У Даши хоть ее родители тут, под боком, а у других никого рядом нет. Пусть особенно не переживают, что фотографий послать не могут – глядишь, в отпуск съездят, познакомятся. А ваша с Дашей квартира – вот эта, поближе к отряду. Там внутренняя дверь есть – прямой проход мимо коридора. Ну, как?
– Благодарю, командир. От себя и от имени всех … заинтересованных лиц.
– Будет вам хорошо – и мне хорошо. Но вас всего восемь – а остальные? Вас пятнадцать, без Ольги – четырнадцать, без вас – шестеро. Они-то как?
– Я не скажу, что все они аскеты или монахи … Но у некоторых девушки остались в Москве. У других процесс знакомства … протекает не так быстро, как … как у других. Но исключать возможность женитьбы я бы не стал …
– Понятно. Но вы, женатики, не обижайте их, не отталкивайте от себя.
– Что вы, командир! Они пасутся у нас … то есть я хотел сказать – у женщин в комнатах, как свои там. Правда, до ревности и там всяких глупостей не допускаем. Ольга сейчас очень хорошо помогает – она так смотрит за ребятами! В курсе всего, ребята советуются с ней по самым щекотливым вопросам …
– Молодчина Ольга! Пусть группу спецподготовки с мальчиками организует – она это умеет. Да и отвлечется от московских воспоминаний. Так до встречи?
– Ждем вас, командир!
ЭКСПЕРИМЕНТ с ЛЕНОЙ
#Лена, ты где? – Свиридов мысленно позвал Карцеву.
#Я у грузовых ворот, в приямке. Что, Толя? – тотчас же откликнулась Лена.
#У меня есть свободные полчаса – не попробуем телекинез?
#Прямо тут? Давай. Только я вылезу из этой канавы.
#Поднимайся в комнату отдыха, я буду ждать тебя там.
Лена пришла вся в космах паутины, скинула халат.
– Грязи там! Трубы надо менять – проржавели все.
– Здравствуй, занятая женщина!
– Здравствуй, Толя! Что, прямо здесь и попробуем?
– Ты оставайся здесь, а я пойду в камералку. И скажу, чтобы в эти комнаты не ходили.
#Ну, как, ты готова?
#Готова. А что делать будем?
#Что-нибудь такое, что оставляет безусловные следы.
#Возьмешь что-нибудь или передашь?
#Это не очень надежно – мало ли что, это могло быть передано заранее.
#Ты собираешься доказывать кому-то?
#Нет. Для начала давай попробуем установить контакт рук.
#Я пытаюсь.
Свиридов представил себе Лену, ее руки, протянул свои и ощутил прикосновение ее рук. Глаза его были закрыты, но он видел Лену, ее руки и ощущал их тепло и движение.
Он погладил ее пальцы.
#Как хорошо … Ты тоже чувствуешь? Я закрыла глаза и вижу тебя.
#Я тоже вижу тебя. У тебя на блузке верхняя пуговка расстегнута.
#Расстегни дальше … Ну, что ты? Ты начал меня стесняться?
Свиридов начал расстегивать пуговицы на ее блузке, открылась светло-сиреневая комбинация.
#Вижу сиреневую комбинацию.
#Правильно. Сними с меня кофту. Снимай, снимай!
Она повернулась спиной и помогла ему стащить за рукава кофту.
#Раздевай меня … Толя, ну это же эксперимент!
Свиридов чувствовал руками ткань блузки и комбинации, и нежную теплоту кожи, и нервную дрожь ее тела. Он осторожно спустил с плеча бретельки.
#А теперь расстегни …
Свиридов провел руку ей за спину, нащупал застежку и расстегнул бюстгальтер. Освободил ее увядшую и немного отвислую грудь.
#Все это ты могла неосознанно сделать сама …
#У тебя есть шариковая ручка? Распишись прямо на груди.
Свиридов сунул руку в карман, достал ручку. Приподняв ее левую грудь он расписался на ней и еще раз ниже.
#Ой, щекотно! А теперь укради у меня что-нибудь.
Свиридов потянул к себе бюстгальтер. Пришлось снимать его с другого плеча, освобождать из-под комбинации. Лена послушно поворачивалась под его руками. Он скомкал бюстгальтер и спрятал его в карман.
#Поцелуй меня … Пожалуйста.
Свиридов обнял ее за обнаженные плечи и поцеловал в губы. Лена ответила ему, и поцелуй получился совсем не такой, каким они иногда обменивались при встрече. Свиридов чувствовал на своей шее ее руки.
#Утащи и ты что-нибудь.
Рука Лены прошлась у него под пиджаком, нащупала в нагрудном кармане кучу ручек и карандашей и вытащила один.
#А теперь иди ко мне.
Она ждала Свиридова обнаженная по пояс и с зеркальцем в руке.
– Смотри, вот твои подписи, мне их видно только в зеркало.
Свиридов увидел на ее обнаженном теле две свои подписи.
– Бессовестный соблазнитель … Отдай лифчик! – Лена чуть прикрыла обнаженную грудь рукой. – Ну, что ты так меня разглядываешь – голую бабу не видел? Что ты чувствовал, что видел? Вот твоя ручка – я ее все-таки утащила!
Свиридов отдал ей бюстгальтер и Лена стала одеваться.
– Думаю, наши ощущения были весьма близки – и друг другу и реальности. Например, у тебя вот тут шершавая кожа. Так?
– Так … Я даже не замечала … Но когда ты меня хватал за грудь …
– Ну уж и хватал!
– Еще как – по-хозяйски! Но мне все равно это было приятно …
– Что – телесекс?
– А почему бы и нет? Может, попробуем? Извини, глупости говорю, но по существу … По существу это может быть … сам понимаешь … Это тебе не виртуальная реальность, а кое-что похлеще …
– Да, тут кое-что похлеще, ты права.
Свиридов помог ей надеть кофту.
– Не забудь смыть следы преступления, а то Саша меня прибьет.
– Знаешь, я своим дряблым телом перед ним не хвастаюсь … Смою, смою! А ты не хочешь попробовать на расстоянии? Тут все было рядом.
– Попробуем.
В машине Свиридов подумал о необходимости проверить две вещи – возможность сексуальных действия и возможность физических воздействий в условиях невозможности непосредственного контакта и значительной отдаленности от объекта.
И главное – если объект такими телекинетическими способностями не обладает.