1. Феномен «концептуальное мышление»
Здесь обсуждаются внешние признаки решений и других умопостроений, которые отражают концептуальное мышление. На примерах показывается, что высокий менеджмент концептуального уровня может поддерживаться только мышлением, натренированным в концептуальных практиках. Проводится поучительная «линия» становления концептуального проектирования решений как интеллектуальной технологии работы со сложностями, равной которой по мощности пока нет в зарубежной практике. Показываются возможности концептуально выстроенных решений.
Свидетельства концептуального мышления
Верно говорят люди вслед за мудрецами, что «удивление – начало мышления». Всякое диво, чудо, невидаль, диковина, всякая редкость оживляют наше мышление, приводят нас в из-ум-ление, обнаруживая именно то, что до этого момента мышления-то и не было вовсе. Было разве что простое прикосновение привыкшего к «вещи» ума.
Но не всякий «изумленный» заметит, что здесь мог состояться еще и факт концептуального мышления. Он состоялся бы, если б вместе с удивлением возникла примерно такая мысль: «Стало быть, до сих пор я имел ложное представление об этой вещи, в которое не „помещалось“ то, что удивило меня. Но теперь мое представление иное. В нем возможно и то, что меня удивило, и, наверное, еще многое другое, чего я не вижу, но о чем я могу подумать…».
Факт человеческого предательства или, скажем, супружеской измены дает нам ту же возможность обнаружить или проявить концептуальное мышление. Если бы обида не затуманила рассудок, то обманутый смог бы понять, что произошло всего лишь разоблачение неверного представления о любимом. Это было представление, в котором измена воспринималась как невозможное.
Вот известный пример.
Компании так называемой «Большой детройтской тройки» («Дженерал-Моторс», «Форд», «Крайслер») долгие годы были мировыми лидерами в производстве автомобилей. Известный провал успеха этих концернов в 1986 год из-за наплыва надежной японской техники способствовал проявлению феномена концептуального мышления. «Оказалось», что успех был основан на представлении менеджеров этих концернов примерно такого рода:
– в автомобилях главное – стиль и отделка, а надежность – не так важна;
– наши компании делают не автомобили, а деньги;
– автомобиль – символ статуса, значит, он важнее качества;
– американский рынок автомобилей закрыт от всех;
– от рабочих мало зависит производительность труда и качество;
– каждый, связанный с системой производства, должен знать о бизнесе только то, что надо ему.[6]
В этом примере концептуальное мышление проявляется в признании некоторой концепции[7] (лат. conceptio – понимание, система, взгляд, представление), через которую то или иное явление осознается нами. Правда, это важное признание в приведенном примере состоялось стихийно, в критической ситуации, то есть непрофессионально.
Вот другой пример.
Известно, что в IV веке до нашей эры ученик Платона по имени Аристотель разработал учение о правилах построения умозаключений, при которых гарантируется удержание истины в ходе рассуждений – силлогистику. Это учение о том, как формы речи могут обеспечить истинность познавательного процесса, живет до сих пор. Силлогистика с той поры является неким когнитивным (познавательным) нормативом для ведения логически непротиворечивых рассуждений. С этим нормативом можно познакомиться в любом учебнике формальной логики.
Попробуйте ответить на такой вопрос: как мог бы выглядеть когнитивный норматив доаристотелевского типа рассуждений искателей истины? То, что сейчас происходит в вашей голове, когда вы пытаетесь ответить на этот вопрос, имеет признак концептуального мышления, поскольку вы пытаетесь определить так называемый «конструкт» – некую конструкцию из понятий, которая бы определяла целый класс явлений. Сейчас речь идет о классе способов умозаключений, которыми пользовались до появления силлогистики.[8]
Вот еще простенький пример – упражнение.
Сейчас вы держите в руках книгу какого-то определенного жанра. Скорее всего, это жанр монографии. А по какому основанию выделяют этот вид книжной продукции среди других? В поиске ответа на этот вопрос ваше мышление выполняет концептуальную работу – оно ищет логические основания суждений.
Здесь будет много примеров, но для начала пусть появится еще один из задачника концептуалистов.
У вас наверняка есть представление о том, что такое «изменение». Наверняка вы знаете, что будет происходить в мире, определяемым этим представлением, с учетом действия закона сохранения? Теперь следите за тем, как станут меняться ваши представления, когда вы будете отвечать на следующие вопросы.
– В чем будет состоять различие между эффектами, если в мире станут действовать два разных закона сохранения?
– Что произойдет, если окажется, что на самом деле действуют N законов сохранения?
– Что изменится в вашем представлении о переменах, если окажется, что каждое единичное изменение имеет «свой» закон сохранения?
– Какие явления вы станете ожидать от мира, в котором два разных закона сохранения относятся к двум различным, но связанным граням любого объекта?
Согласитесь, что, во-первых, каждый новый вопрос здесь вносит изменение в первоначальное представление (концепцию) о переменах. Причем с каждой новой созданной таким образом концепцией «появляется» новый мир с особенными свойствами. Во-вторых, за каждой новой концепцией можно развернуть новое особенное пространство различений. Профессионально устроенное концептуальное мышление совершает обе обозначенные процедуры (процедуру конструирования новых «миров» и процедуру порождения новых понятий) осознанно и инструментально.
Пожалуй, уже этих начальных нестрогих свидетельств некоторого особенного мышления достаточно для того, чтобы ввести в разговор первые признаки феномена «концептуальное мышление».
– Оно происходит там, где возникают попытки помыслить исток суждений и переживаний, исток рождающихся смыслов. Можно сказать иначе, это мышление, сознающее существование у его «хозяина» некоторого исходного представления о реальности. Это представление выступает как интеллектуальное условие, как некая когнитивная причина, определяющая наше восприятие реальности и конструирование смыслов. Прикосновение к такой причине наших суждений о «вещах» – признак концептуального мышления.
– Концептуальное мышление происходит там, где вместе с мыслимым осознаются и его логические основания, то есть способы, какими мысли рождают другие мысли.[9] Речь идет об основаниях, связанных со строгими формами умопостроений. Обращение к строгим правилам логики, использование понятий как строгих форм мышления в ходе прокладывания интеллектуального пути позволяет нам находить чистые, незамутненные терминологическим мусором, неискаженные эмоциями смыслы.
– Концептуальное мышление происходит там, где возникают попытки помыслить нечто универсальное через единичное и особенное.
Согласитесь, это странные попытки. Странно, глядя, например, на упавший на асфальт осенний лист, подумать не о листе, а, скажем, об увядании. Но не этот ли эффект является целью художника?! Ремесленника от художника-мастера отличает в первую очередь способность выразить абстрактную идею в конкретной форме. Именно это нас восхищает в рисунке, в песне, в фотографии. Хорошую фотографию всегда можно заметить по тому, насколько через схваченное мгновение автору удалось «показать „типическое“, характерное для многих таких же объектов или ситуаций».[10] В искусстве это называют «фотографичностью» или иногда «образностью» – за конкретным непременно должен появляться абстрактный образ.
Отличие этого эффекта от того, который возникает при возбуждении концептуального мышления, состоит только в том, что последнее заботится не о размытом и неясном образе, а о некоем отчетливом концепте. При таком мышлении мы, рассматривая конкретное опытное представление о чем-либо, в действительности имеем дело с одной из возможностей, с одной частицей некоторого концепта.
Однако сознавая свою роль как истолкователя сути концептуального мышления, мне важно создавать не только точные формулы в вашем сознании, но и образы. Я буду использовать для этого фотографии.
«За конкретным „схваченным“ мгновением здесь непременно появляется образ…».
Можно заметить, что свойство восходить к абстрактно-универсальному через конкретное есть не только и не столько признак концептуального мышления, сколько философской мысли вообще. Ведь именно «…она занимается главным образом такими исследованиями, которые способствуют разъяснению вопроса об общем на мир воззрении».[11] Действительно, эта особенность роднит концептуальное мышление с философским. Стоит ли здесь уже говорить о различиях между ними?
– Это мышление, готовое вскрыть множества в каждом мыслимом явлении. Концептуальное мышление за каждым понятием или даже словом различает разнообразия, подразумевает миры, которые возможны благодаря этим понятиям. Так, например, в понятии «танец живота» концептуалисту сразу же увидятся все формы, все разновидности, все стили танцев живота, которыми могут зажечь все возможные танцовщицы всех мыслимых зрителей. И лишь некоторым из них вспомнится только один-единственный танец одной-единственной танцовщицы… Вы понимаете почему. Итак, за единичным здесь мышление признает множественное.
Но не стремится поведать о нем немедленно, если нет такой необходимости. В этом проявляется способность ума и души удерживать многообразие вещей в некотором единстве.[12]
– Это мышление, в котором за всяким суждением замечается и признается след мыслителя, его исследовательские намерения (интенции) как индивидуальные источники порождаемых смыслов. Всякий концепт есть сплав мыслителя и мыслимого. По продукту концептуального мышления всегда можно восстановить его творца.[13] Он заметен по намерениям, которые послужили причинами так или иначе выстроенных предположений относительно мыслимого. В ходе концептуальной работы эти намерения становятся явными. Через автора концепта проходит предельная граница того мира, который создается плодами концептуального мышления. Личностно-пограничный характер интеллектуального труда – признак концептуального мышления. Это тоже роднит его с философским. Хорошо об этом свойстве философии писал Г. Зиммель:[14]
«Реакция философствующей мысли в действительности и по своему смыслу означает не поглощение мира индивидуумом, не его очеловечивание, а то, что, напротив, возникает типическая картина мира, в который включается также и индивидуум; образуется целое – именно такое, каким его может мыслить этот тип „человеческого“; и благодаря этому индивидуум, сознающий свою, несомненную реальность, установляет единство целого и сам может быть понят через него».
Это еще не все признаки концептуального мышления. Но пусть этих свидетельств будет пока достаточно для первого «прикосновения» к нему.
Теперь сделаем второе.
Облик хороших концептуальных решений
Мы уже рассуждаем о нашем предмете, хотя примера настоящей концептуальной работы, примера концептуального решения еще между нами нет Пусть он появится здесь как пример результата того самого «мышления по понятиям», которое мы пытаемся освоить.
С этого момента под концептуализацией мы будем понимать процесс перевода обычных, общепринятых представлений чего бы то ни было в форму продуктов концептуального мышления. Можно считать переход к концептуализации моментом «включения» концептуального мышления.
Согласитесь, весьма полезно для менеджера понимать свою организацию на концептуальном уровне. То есть понимать ее не как конкретных людей, занятых конкретными делами и заботами, а понимать ее по сути, различать в ней то, без чего она перестает быть организацией. Такого рода концептуальный взгляд на организацию позволит отличать некое сущностное «ядро» от «периферийной оболочки», родовое от второстепенного, выделять главное, демонстрировать отношение менеджера к организации как его возможную идею о ней. Будем рассматривать этот взгляд менеджера как решение в ответ на вопрос: «Что есть твоя организация на концептуальном уровне?». Покажу это на примере небольшого фрагмента некоей простой формы концептуализации такого явления, как организация. Рассмотрим сначала обычную (неконцептуальную) форму представления идеи организации, чтобы на ее фоне ярче показать концептуальную.
«Обычное» представление решений
Существует огромное количество попыток выражения идеи организации. Причем с каждым новым представлением этой идеи может быть связана определенная Школа организационного управления. Вот некоторые примеры.
В так называемой «социотехнической» школе организационной мысли (М. Паркер, Э. Мэйо, Э. Герцберг и др.) организация деятельности представляется как совокупность людей, объединенных разнообразными отношениями и управляемых на основе специальных (поведенческих) технологий. Идею (концепцию) такой организации можно обобщенно представить в виде некоторой целостности, в которой важные различия объединены общей связью. Собственно организация при таком видении представляет собой некоторый порядок между людьми, технологиями и отношениями.
Модель организации в «социотехнической» школе организационного управления.
С позиции ряда школ системного миропонимания (Л. фон Берталанфи, Р. Акофф, М. Мессарович, К. Буолдинг) организация это такая целостность, в которой главными компонентами выступают следующие:
– содержание деятельности – как некоторый предмет коллективного труда людей;
– структуры – как некоторые упорядоченные самостоятельные «единицы», образованные людьми, подразделениями, процессами и другими элементами;
– связи – как разнообразные виды отношений между участниками деятельности, средствами деятельности и прочими компонентами;
– процедуры принятия решений относительно основных процессов деятельности.
Понятно, что этот взгляд на организацию исходит из других предположений. Его тоже можно представить в виде некоей фигуры.
Идея организации в системной школе организационного управления.
В современном менеджменте хорошо известна модель организации Д. Надлера и М. Ташмена, как часто используемый инструмент анализа организационной деятельности. Согласно этому представлению организация есть некий «механизм» трансформации входных элементов (стратегии, ресурсов компании в контексте ее истории и внешнего окружения) в выходные элементы деятельности (результаты). Основными компонентами организации здесь выступают люди, решаемые людьми задачи, так называемые «организационные механизмы», неформальные отношения между людьми.
Полагается также, что каждая пара компонентов должна быть конгруэнтна, то есть внутренне согласована, «состыкована».
Модель организации по Д. Надлеру и М. Ташмену.
Можно привести еще много примеров представлений организации Каждое из представлений отличается особенным опытом исследователей, который в них воплощен. Любое такое представление наделяет их пользователя существенными различениями относительно ключевых компонентов организации. На основе этих представлений можно находить в реальных организациях (компаниях) проблемы, связанные с каждым компонентом концепции, пытаться согласовывать и улучшать компоненты, делать еще что-то полезное и умное с полученными различениями… Но не более того.
Сознаю, что эти представления даны схематично и весьма кратко – в действительности каждой из них посвящены объемные монографии с доказательствами утверждений авторов, с примерами и прочими комментариями. Но для нашей беседы теперь есть все необходимое – охарактеризованы сами идеи, способ представления идей и даже в некотором смысле типы состоявшегося мышления их авторов.
Во всех этих и подобных представлениях, безусловно, есть признаки концепций. Все они – чьи-то взгляды, идеи. Но абсолютное большинство из них сделано в неконцептуальной форме. Здесь не было концептуальной работы в том смысле, который задается феноменом современного «концептуального мышления».
А теперь поступим так, как поступают при позиционировании в маркетинге, помните: «Вот „обычный порошок“, а вот „наш“ порошок». Будем считать, что «обычное» представление состоялось. Пусть теперь состоится представление другое – концептуальное. Я построю его здесь не полностью и не со всей строгостью, но так, чтобы стали заметны отличия между «обычной» и «концептуальной» формами мышления.
Пример концептуальной формы решения
Вначале – несколько суждений, уточняющих взгляд на организацию.
Организация в том смысле, в котором состоится пример концептуальной работы, выстраивается вокруг некоторой деятельности. С ее определения и начнем.
Возьмем общепринятое определение деятельности как «формы отношения людей к процессам преобразования, совершаемым с некоторыми целями». Это энциклопедическое определение вполне приемлемо для нашего случая, поскольку хочется (замечу, что «хочется» – это нормальный термин в концептуальных техниках) здесь вести разговор на уровне конкретности, близком к тому, который неявно поддерживался в уже рассмотренных примерах организации. Это уровень различения лишь нескольких, трех-четырех, основных компонентов организации. Предположим, что мы собираемся с помощью строящегося представления различать организации по характеру использования в них осмысленных технологий, тогда для нас будет важно учесть в своем представлении об организации еще и такую ее грань, как способы или технологии, которыми пользуются люди в ходе осуществления деятельности.
Эти вводные суждения как-то определяют (правильно сказать, еще и ограничивают) нашу концепцию организации и создают ее определенную картину. В «обычной» форме это будет некая целостность, включающая в себя людей, цели, процессы и технологии.
А теперь построим ее облик в концептуальной форме, чтобы на сравнении двух форм чуть глубже понять суть концептуальной работы с идеями.
Базисными в технологии концептуального мышления называют те исходные понятия концепции, глубже или детальнее которых постижение реальности в конкретном случае мышления не происходит. Базисные понятия, таким образом, задают уровень конкретности строящегося представления.
Идея организации для примера концептуальной работы.
Введем исходные, так называемые базисные понятия, в которых зафиксируем нашу исходную позицию и одновременно исходный уровень глубины конкретности концепции организации.
В качестве базисных понятий возьмем следующие.
Люди – это активные субъекты деятельности. Это могут быть как отдельные личности, так и коллективы людей – для нашего случая это не важно.
Цели – мотивы поведения людей в организации.
Процессы – изменения, которые осуществляются людьми (по Аристотелю, это «деяния», то есть деятельности без деятелей и целей).
Технологии – упорядоченные совокупности осмысленных способов (методов) осуществления процессов.
Этим базисным понятиям можно дать развернутое определение. Точнее, этим исходным понятиям непременно нужно давать определения, поскольку от того, как мы их будем понимать, зависит вся последующая картина. Но для простоты нашего упражнения ограничимся тем, что сказано по каждому из базисных понятий – ведь и так понятно, что имеется в виду.
Теперь введем отношения на этих понятиях как отношения между объектами, которые определяются этими понятиями. Они придадут нашему представлению конкретность и важные черты. Каждое отношение должно быть обосновано нами и отражать либо наблюдаемую реальность, либо доказанное кем-то прежде суждение, либо гипотезу, либо предположение. Характер этих обоснований вызовет тот или иной уровень доверия к концепции, уровень ее надежности (обоснованности, достоверности). Следите за этим, и по мере возможности не сопротивляясь введенным далее обоснованиям отношений. При очень строгом подходе они могут быть и другими, но для примера типа концептодеятельности это несущественно.
Итак, отношения.
1. Отношение «взаимодействия» это отношение между людьми, которое сформулируем так: «Некоторые люди взаимодействуют с некоторыми другими людьми».
Это утверждение восходит, например, к идее Питерима Сорокина относительно сути организаций. Еще в своей «ранней социологии» он доказывал, что организация прекращает существование, как только люди перестают взаимодействовать.[15] При этом учтем еще и известные факты реальности: не все люди в организациях взаимодействуют друг с другом, но при этом организации все же существуют.
2. Отношение «устремленности к целям» это отношение между понятиями «Люди» и «Цели». Оно имеет следующее свойство: «Каждый субъект устремлен к одной или нескольким целям».
Этим отношением утверждается такая реальность, такая организация, в которой не будет бесцельных людей. И если кто-то в организации что-то выполняет внешне бесцельно, то в нашей картине действительности это будет означать, что цель, некий мотив к деятельности все же есть, только он не сознается. Согласитесь, мы же так живем?!
3. Отношение «выполнения процессов» это отношение между людьми и процессами: «Каждый человек выполняет один или несколько процессов». Это утверждение восходит к идее о том, что, например, «недеяние» – это тоже поступок, то есть деяние, но с отрицательным «знаком». Практика показывает, что часто так и бывает. Нужна ли нам концепция, которая описывает миф?
4. Отношение «использования технологий» это отношение между понятиями «Люди» и «Технологии». Отношение формулируется так: «Некоторые люди используют одну или несколько технологий осуществления процессов». Все больше видов деятельности в организациях технологизируется. Уровень технологичности деятельности определяет уровень развитости организаций. Однако в реальных организациях не все совершаемые процессы технологичны. Благодаря этому отношению в наших представлениях об организации в дальнейшем будут различаться высокоразвитые и слаборазвитые в технологическом плане компании.
Теперь, когда пример постулирования отношений между базисными понятиями состоялся, позволю себе ввести еще некоторые отношения уже без публичных обоснований. Примите их как есть. И если вы посчитаете, что здесь введены не те отношения, или не так, или не все, то в своей концепции организации сделайте все как «надо». Что означает это «надо»? Оно означает, что есть какая-то другая реальность деятельности организаций, в которой существуют какие-то другие явления или закономерности, которые здесь не отражены, но вы о них знаете. Если установить отношения для выражения этих явлений, то получится другая концепция и другой концепт организации. Мы будем говорить и об этом. Но пока примите логику приведенных в моем примере рассуждений, чтобы «увидеть» простой пример концептодеятельности. Итак…
5. Отношение «быть объектом процессов» это отношение между людьми и процессами преобразования: «Некоторые процессы совершаются над некоторыми людьми». Этим выражена суть менеджмента, не правда ли?!
6. Отношение «назначения процессов» между целями и процессами: «Некоторые процессы предназначены для достижения одной или нескольких целей». Этим, в частности, утверждается, что при реальной организации деятельностей не все процессы направляются к целям. («Задумали одно, а получилось как всегда!» – кто станет спорить, что так бывает?)
7. Отношение «соответствия» – между технологиями и процессами: «Каждому процессу может соответствовать одна или несколько технологий, с помощью которых они могут быть выполнены». Согласитесь, этим утверждением мы не допускаем, что какие-то процессы не могут быть технологизированы.
8. Отношение «порядка» – это отношение между процессами: «Среди некоторых процессов существует порядок». Например, один процесс следует точно за другим, или параллельно, или как-то иначе.
Для содержательной полноты концепции нужно бы постулировать еще и другие отношения или эти же, но тщательнее. Но ради наглядности примера стоит ограничиться этими, поскольку количество смыслов, созданных уже этими утверждениями, чрезвычайно велико.
Заметим пока следующее.
– Базисные понятия и отношения – это либо уже кем-то и когда-то доказанные утверждения о реальности, либо аксиомы. Аксиомы это то, что доказать сложно или невозможно, но чему вам предлагается поверить, если у вас нет этому опровержения. Можно заметить, что тем самым концепт всегда выстраивается на некоем уже известном знании или на знании, которое в силу неразвитости еще находится в форме аксиоматических утверждений. Аксиоматическая природа хода и результатов концептуального мышления – обычное явление, особенно в тех случаях постижения реальности, где еще не появлялась научная мысль, но уже требуется что-то понимать.
– Отношения, введенные на базисных понятиях, выступают здесь как некоторые родовые по отношению к тем, которые возникнут потом как следствия из принятых утверждений. Дело в том, что после построения концепции организации мы будем использовать ее. Из нее мы будем выводить определения различных свойств организации, будем что-то особенное понимать в ее «устройстве». С помощью построенной концепции мы будем мысленно различать в организации какие-то ее незаметные, но важные грани. Так вот, по отношению ко всему этому введенные нами утверждения будут выступать как некие родовые, а все остальное – как видовые утверждения. Род и вид (разновидность в роде) будут дальше помогать нам понимать сложные предметные области.
Здесь и далее под родовыми отношениями следует понимать те, которые для каждой новой концепции, для каждого нового представления устанавливаются как первичные, как те, которые определяют свойства целых классов явлений, задаваемых концепцией. Частные свойства конкретных явлений, согласующихся с этой концепцией, будут выступать по отношению к этим родовым отношениям как видовые отношения.
– Всякий раз понятие «рода» теперь будет связано с каждой (!) новой концепцией, с каждым новым видением одной и той же реальности. Это на первый взгляд странно, поскольку всегда по отношению к любому явлению или предмету можно найти то, частью чего (видом какого рода) оно является. Например, семья – это род по отношению ко всем ее членам. Но семья – это вид, разновидность другого рода, например, нации или государства. Понимать под родовым понятием каждую (!) новую концепцию конструктивно. В противном случае нам пришлось бы всякий раз начинать и вести свои рассуждения от Бога, от божественной идеи всякого мыслимого предмета как от родовой идеи. Я уверен, что в большинстве случаев это было бы полезно. Но все же на практике и из экономии сил стоит где-то ограничивать мысленную связь своих идей с божественной идеей, удобно признавая в качестве исходной (родовой) для многих суждений идею своей концепции.
Все, или почти все, сказанное можно выразить с помощью некоторого графического образа. Здесь это будет выглядеть так:
– базисные понятия выразим кругами,
– родовые отношения – дугами, соединяющими базисные понятия.
Облик концепции организации в атрибутивной форме.
Такая форма представления концептуальных конструкций удобна, поскольку понятия в виде кругов, точнее, в виде «таблеток», хорошо ассоциируются со множествами, которыми удобно представлять объемы понятий. А дуги – удобный образ отношений между понятиями. У такого способа представления продуктов концептуализации есть и название – диаграммы Эйлера-Вена.
Известно же, что у всякого понятия есть объем и содержание. Объем – это множество объектов, которые определяются понятием. Содержание – совокупность существенных отличительных признаков этих объектов.
Заметьте, графический образ сформированной нами смеси базисных понятий и родовых отношений, хотя ничего не прибавляет к самой концепции организации, все же создает некий порядок в голове.
В профессиональной технологии концептуального мышления подобный способ выражения представления называют атрибутивным, а вид концепции – атрибутивный.[16]
Лат. atributum – данная, приписанная, неотъемлемая принадлежность чего-то.
Атрибутивный – относящийся к определению, употребляемый в качестве определения. В этом смысле атрибутивный облик концепции – это облик, выстроенный из образов, выступающих в качестве определений.
Теперь зададим себе вопрос: что со всем этим можно делать?
Во-первых, то же самое, что и с «обычными» концепциями. Но при состоявшихся различениях это подобно умножению двузначных чисел… с помощью Интернета. Мне хочется, чтобы этот образ обратил ваше внимание на то, что мы имеем «в руках» сильную по возможностям смыслопорождения концептуальную конструкцию. Было бы примитивно использовать ее, так сказать, на уровне базисных понятий, оставляя ее потребителя в состоянии благодарности за демонстрацию крепкого и важного «союза» четверки ключевых граней организации: людей, целей, процессов и технологий. Концептуальная работа была бы не завершена.
Этапы использования концептуально построенных представлений.
С этого момента только и возможна действительная эксплуатация концепции. В практике концептуальной работы это совершается двояким образом (позже мы расширим этот взгляд):
– в виде развертки построенного представления;
– в виде интерпретации ее содержания.
Как это?
Две возможности концептуально сделанной концепции
Возможность первая – развертка концепции
Развертка построенной концепции по сути представляет собой порождение «новых» понятий. Речь идет о тех видовых понятиях, которые определены в концепции (часто говорят «заданы») с помощью базисных понятий и родовых отношений. В явном описании концепции этих понятий нет – она построена из базисных понятий и отношений. Но вспомните то, что мы говорили о роде и видах рода, – каждым базисным понятием в концепцию внесены множества элементов объема этих понятий. Получается, что определяя отношения между базисными понятиями, мы тем самым определили отношения между элементами их объемов. Тем самым мы создали разнообразие частных структур из видовых понятий Так вот, раскрытие этого разнообразия и есть развертка концепции. Об этом разнообразии можно говорить как о разнообразии новых понятий пока лишь в переносном смысле, в кавычках, имея в виду, что они новые лишь для разработчиков концепции, поскольку при ее создании этих понятий не было. В будущем мы поговорим и о новизне понятий в другом, в абсолютном смысле, а пока оставим так.
В концептуальном смысле строго построенная концепция подобна спелому плоду – он наполнен семенами как возможностями будущих плодов. Это ситуация, которую пытается воспроизвести и художник, когда одним-единственным схваченным мгновением обращает нас ко множеству подобных.
«…одним-единственным схваченным мгновением художник обращает нас ко множеству подобных…»
Видовые понятия, которые могут и должны быть выведены из концептуально сделанной концепции, и есть те множества-плоды, которые должны проявиться при ее встрече с плодородной «почвой» нашего мышления. Я хочу сказать, что эти «новые» понятия выводятся мышлением как логически строгие следствия из суждений, принятых при построении концепции.
Вот простые примеры выведения «новых» понятий из построенной нами концептуальной схемы. Выведем их сначала из отдельных базисных понятий. Так при анализе базисного понятия «Люди» с учетом сформулированных отношений можно логически вывести следующее:
– взаимодействующие друг с другом люди в организации (это список членов коллективов в организации, но не групп);
– все не взаимодействующие ни с кем люди (это список «одиночек»);
– люди, выполняющие какие-либо процессы (это «работяги»);
– люди, являющиеся объектами каких-то процессов в организации (это либо подчиненные, либо клиенты);
– люди, использующие некоторые технологии (это молодцы, специалисты, профессионалы, то есть знающие, с помощью чего они делают то, что делают);
– люди, выполняющие процессы, но не использующие никакие технологии (это «ремесленники» в худшем понимании этого слова, то есть непрофессионалы);
– люди, выполняющие процессы и использующие технологии, не соответствующие этим процессам (это вредители);
– люди, устремленные к некоторым целям и выполняющие процессы, которые не предназначены для этих целей (это «неразбуженные»).
Список понятий-следствий, которые можно выводить из базисного понятия «люди», включенного во все построенные нами отношения, еще не исчерпан – его можно продолжать. Но ради разнообразия покажу другие примеры. Вот что выводится из базисного понятия «процесс»:
– процессы, связанные некоторым порядком;
– неупорядоченные процессы;
– процессы «над» людьми;
– все выполняемые процессы;
– все невыполняемые процессы;
– процессы над людьми, не «имеющие» технологий;
– процессы над людьми, «имеющие» технологии;
– выполняемые процессы над людьми, не «имеющие» технологий;
– выполняемые процессы, для которых нет целей…
А вот пример более сложного понятия, которое выведено из связки нескольких базисных понятий.
Взаимодействующие люди, устремленные к целям и выполняющие некоторые процессы; сами процессы, предназначенные для этих целей; используемые этими людьми технологии, которые не соответствуют этим процессам (похоже, что это коллектив наивных вредителей, не так ли?).
Заметим несколько обстоятельств всей этой работы.
– Во-первых, все выведенные понятия и те, которые еще можно вывести, имеют характер «новизны» по отношению к исходным утверждениям концепции. Согласитесь, о них не было речи при постулировании исходных утверждений. Однако многие из этих концептов-следствий не новые в абсолютном смысле (в смысле своих денотатов – тех объектов, которые ими выражаются, то есть такие объекты уже могли быть известны человечеству). Согласитесь, в каждой организации есть и молодцы-профессионалы, и неразбуженные, и вредители… То есть новые понятия по отношению к родовым утверждениям концепции еще не новые по отношению к реальности, которую мы знаем. Однако будут и такие.
– Во-вторых, количество понятий-следствий хотя и огромно, но теоретически не бесконечно. Это означает, что все понятия-следствия могут быть получены некоторым регулярным способом, то есть, строго. Такие понятия относят к классу видовых по сравнению с базисными. Их количество определяется полным перебором элементов базисных понятий и отношений между ними. Сумма видовых понятий образует объем концепции. Уже наш пример показывает, что даже на четырех базисных понятиях можно получить гигантский объем смыслов, множество оттенков смыслов. Здесь надо быть осторожнее – «не умножать сущности без надобности».
– В-третьих, разнообразие видовых понятий существенно зависит от качества работы сознания концептуалиста при постулировании исходных понятий и отношений концепции. Именно там ограничивается или расширяется поле будущих смыслов, которые можно будет вывести из родовых утверждений. Это обстоятельство придает чрезвычайную ответственность концептуальной работе на стадии формирования концепции. Согласитесь, такой ответственности не возникает при неконцептуальных формах мыследеятельности, когда не сознаются основания и строгие последствия, которые могут быть выведены из суждений.
Видовыми выступают в ходе концептуальной работы те понятия, которые выводятся как следствия из базисных понятий и родовых отношений.
Еще один примечательный факт – в ходе развертки понятий часто появляются такие, для которых еще и нет имен в обыденной риторике. В примерах вы, наверное, не всегда соглашались с моими комментариями к понятиям-следствиям – это след терминологической неоднозначности понятий. Обыденное общение чаще всего не нуждается в строгости и вполне удовлетворяется лишь примерными указаниями на то, о чем идет речь. После каждого нового понятия в скобках я давал название этому понятию, чтобы показать и эту грань концептуального мышления – грань, связанную с термино-творчеством. За порождением понятий неизбежно следует задача придумывания имен. Оцените здесь состояние исследователя – оно подобно состоянию родителя, придумывающему имя для своего ребенка. Это состояние восторга от сознания свободы и непременно ответственности. Однако свободна ли свобода при ответственности?
Развертка концепции может осуществляться еще и в другом направлении. Но об этом, Бог даст, будет позже. Здесь надо бы завершить наш пример.[17]
Возможность вторая – интерпретация концепции
Интерпретация (лат. interpretatio) – посредничество, разъяснение, толкование.
Интерпретация построенной концепции заключается в истолковании, объяснении полученных в ней понятий ради облегчения ее использования. Согласитесь, только теперь, когда строго и обоснованно получено разнообразие смыслов «организации», когда мы, можно сказать, концептуально овладели этой пока еще мыслимой реальностью, можно заняться ее действительными примерами!
Работа мышления здесь заключается в сопоставлении полученных понятий соответствующим объектам реальности. Попросту, это работа мышления по воплощению понятий. Так, например, при обращении к конкретной компании, к конкретной организации интерпретация такого видового понятия, как «процессы над людьми, совершаемые без технологий», будет заключаться в том, что мы попытаемся реально найти, выделить такие, понятное дело, неэффективные процессы ради их коррекции. В этом смысле интерпретировать понятие, например, «недоперепил» означает осуществить его в точности с теми признаками, которые есть в этом понятии. Уточню – недоперепил – это когда выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел.
Однако способ интерпретации концептов как их истолкования не так прост, как я это попытался показать. Он зависит от характера использования концепции и концептов. Например, если с помощью готовой концепции предполагается кого-то научить ее различениям, то интерпретация будет заключаться в пересказе ее значений на языке обучаемых. Если построенные понятия предполагается «объяснить» компьютеру, то интерпретация будет состоять в сопоставлении их компонентов каким-то машинным кодам или программам. Словом, интерпретация бывает разнообразной. И это тоже концептуальная работа.
Еще пример
Концептуальное мышление всегда «работает» со множествами, даже когда обращается к единичному, конкретному. Приведу еще один простой пример этого труда.
В современном российском законодательстве установлено, что в дополнительном образовании существует две ступени профессионального развития: повышение квалификации и переподготовка. Обе эти ступени определены в аудиторных часах, в документах, которые обучающиеся получат на выходе и так далее. Этот «обычный» взгляд на систему дополнительного образования и обучения прост и удобен. Это удобно для образовательных учреждений – ориентируясь на закон, можно готовить те или иные программы обучения и предлагать их миру. Но это неудобно для компаний, в которых разнообразие образовательных нужд гораздо шире этих двух ступеней.
Так, в каждой развивающейся организации есть нужда в том, чтобы работники вырастали в своей специальности, внутри своей функциональной области, продвигаясь к мастерству. Согласитесь, мастер это тот, кто знает, с помощью чего он делает то, что делает, ведь профессионализм мы связываем с искусством владения методами исполнения деятельности.
Кроме того, организация – это целостность, устроенная иерархически. В ней непременно есть некая управленческая «лестница», движение по которой обычно называют «карьерой», а по сути – это развитие управленческого мастерства в некотором направлении деятельности.
А еще в любой организации существует несколько направлений деятельности: маркетинг, финансы, производство и другое. В динамичных компаниях работники часто переходят из одного направления деятельности в другое. С этим тоже связано их развитие и обучение.
Как видите, мы уже начали подготавливать «материю» для концептуального решения о неких универсальных ступенях развития и обучения работников компаний. Эта «материя» вырастает из наблюдения практики организационной жизни. Она послужит нам примером построения некоего упорядоченного концептуального пространства внутриорганизационного развивающего обучения. Такое пространство должно помогать руководителям компаний, и в первую очередь служб управления человеческими ресурсами отвечать на вопросы: кого и чему необходимо обучать в компании.[18] Продолжим…
Опираясь на представления о реалиях организационной жизни компаний, постулируем, что пространство внутри-организационного развивающего обучения образуется на трех понятиях:
– М – уровни мастерства внутри специальности;
– К ступени карьерного роста внутри одного направления деятельности (внутри одной специальности);
– С направления деятельности в компании (специальности).
Каждое из этих понятий может мыслиться как множество: множество уровней мастерства, множество карьерных ступеней, множество специальностей. Все три понятия связаны отношением «взаимного дополнения».
Концептуальная структура типового пространства внутриорганизационного развивающего обучения.
Это означает, что любой шаг, любое изменение в развитии работника в ходе обучения можно рассматривать как изменение одновременно во всех трех множествах.
Если попытаться мысленно упорядочить все элементы множеств, скажем, от простого к сложному (от низкого уровня мастерства к высокому и так далее), то мы придем к облику некоего концептуального пространства.
Концептуальное пространство внутриорганизационного развивающего обучения работников.
В этом концептуальном пространстве можно выстраивать любые индивидуальные траектории обучения работников.
В этом пространстве:
– профессионализация внутри специальности – это обучение и образование работников всех категорий, направленное на непрерывное повышение их компетентности по существующей у них специальности (повышение квалификации);
– карьерное развитие – это обучение и образование, направленное на непрерывный рост личной карьеры работников внутри одного направления деятельности компании;
– расширение специальностей – это обучение и образование, направленное на расширение области компетентности в смежных с основной специальностью направлениях.
Пример состоялся, хотя и не до конца. Концептуальная работа будет завершена, когда мы развернем концепцию и интерпретируем ее. Сделайте это мысленно, если пример профессионально интересен вам – установите реальные уровни мастерства, которые важны для вашей компании, определите количество и смысл карьерных ступеней, выстройте в какой-нибудь ряд все специальности как направления деятельности в вашей компании и… ответьте на те самые практические вопросы: кого и чему надо обучать в компании. Для наглядности постройте в этом пространстве некие «траектории» развивающего обучения сотрудников.
Проектные «линии» обучения работников компании.
И не забудьте про менеджеров верхнего уровня управления – про их «траектории» в профессиональном образовании часто забывают в компаниях.
Найдите десять отличий
Теперь примеры концептуального конструирования рассмотрены до конца. Их уже можно сравнивать с теми примерами концепций, которые, как я теперь понимаю, не вполне этично назвал «обычными», имея в виду лишь то, что они «сделаны неконцептуально».
Примеры можно сравнивать пока лишь по внешней форме, как результаты мышления, которые состоялись в ходе разработки концепций – сам процесс мышления еще не виден до конца. Мне представляется полезным сравнить их по таким позициям:
– богатство порождаемых смыслов;
– эвристичность как пригодность для открывания новых смыслов;
– простота представлений;
– строгость как следование неким правилам;
– широта возможностей использования результатов мышления;
– открытость как возможность развития представлений;
– полнота представлений;
– обоснованность концепций;
– смысловая глубина как количество смысловых уровней;
– красота как соотношение интеллектуальных усилий на создание концепций к возможностям, которые открываются в них.
Попробуйте найти эти десять отличий сами.
Скорее всего, вы заметите, что редко путь и сами результаты концептуального мышления бывают проще «обычных» аналогов. Однако проигрыш в простоте – эта та плата за качество продукта мышления, которая существенно ниже его достоинств. По мере сил буду доказывать это на следующих страницах.
И все же обобщение характерных признаков продуктов концептуального мышления и через них – его самого, не будет лишним перед серьезным исследованием его природы.
«Сделано концептуально»… Как это?
Вы чувствуете разницу: «концептуальные решения» и «концептуально выстроенные решения»? Конечно же разница есть! Первое – это об уровне решений, о том, что решения относятся к области неких установочных, базовых представлений, к некоторым исходным различениям какой-то сложной предметной области, которые определяют в последующем все суждения о ней. Второе – это о способе «изготовления» решений, о том, что они сделаны в логике, основанной на работе с концептами. Но теперь следующий вопрос – стоит ли концептуальные решения делать неконцептуально? Иначе говоря, велика ли польза от решений концептуального уровня, если они лишены тех возможностей, которые возникают у концептуально строгих изделий? Если из них нельзя вывести всех значимых следствий? Если они не приводят к новым различениям и смыслам? Если они не могут быть последовательно, логично, непротиворечиво развиты в своих положениях?
Для усиления позиции, которую легко почувствовать в моих вопросах, прошу вас поразмышлять над упражнением 6 из Практикума. Думаю, что теперь я без оговорок могу говорить о концептуальных решениях как о тех, которые должны быть сделаны концептуально и никак иначе!
Итак, оставаясь в нашем разговоре о концептуально выстроенных решениях пока на уровне их внешнего облика, зададим вопрос: что в нем должно быть такого особенного, что позволяло бы отличать «правильные» решения от других? Что может свидетельствовать о том, что состоявшееся решение есть продукт концептуального мышления, а не интеллектуальной забавы политиков от управления.
Примите, пожалуйста, такую логику моего рассказа: «Продукты концептуального мышления – это такие, которые…»
– Отражают качество мыслимых предметов, а не количество их каких-нибудь свойств. Речь идет о качестве в философском смысле, то есть о том, что составляет сущность вещи.[19] Согласитесь, в примере с организацией результат концептуальной работы содержит весьма объемное, тщательно собранное и конкретное перечисление ее свойств. Наверное, теперь, имея «в руках» концепцию организации как некий различитель свойств, менеджеры могли бы заняться количественным подсчетом, например, того, сколько в организации «процессов над людьми, не имеющих технологий», или сколько в ней человек, направленных к конкретным целям, выполняют процессы, направленные к другим целям, и так далее. Но эти подсчеты – уже вторичны, они возможны лишь после утверждения понятий и отношений. Можно сказать так: концептуальные конструкции являются условиями построения количественных моделей действительности.[20] Правда, концептуалист должен уметь математически точно ответить, по крайней мере, на один количественный вопрос. Это вопрос типа: «Сколько свойств предмета допускает построенная им (концептуалистом) концепция?». Согласитесь, знать это – означает мысленно владеть качеством предмета, исчерпывать суждения о нем до дна.
– Отражают только значимый для некоторой познавательной ситуации каркас идеи или объекта, каркас, лишенный малосущественных деталей. Пример с организацией показывает, что в итоговом концептуально построенном решении отражено лишь то, что связано с процессами, технологиями, целями, людьми и отношениями между всем этим. В нем никак не отражаются такие реалии организационной жизни, как, например, конфликты между сотрудниками и отделами, любовь и ненависть, карьерный рост, мотивация и многое другое, что непременно есть во всякой реально существующей компании. Просто в нашем случае, при нашем исходном намерении для принятого нами подхода к организации все это не имеет никакого значения – ведь перед построением концепции мы изначально определились с тем, что именно мы хотим понять в организации. Мы хотели понять ее как неким образом организованную целостность, занятую деятельностью. Поэтому детали, не относящиеся к этому замыслу, просто не захвачены нашим мышлением. То же самое относится и к примеру с пространством обучения работников компании – в нем есть только уровни развития мастерства, но нет, скажем, техник обучения, оценок обучения и прочего. Но если поставить задачу отразить и эти грани жизни компании, то будет построена новая концепция, будет получен новый концептуальный продукт. Эта новая концепция будет так же полна в отражении тех свойств организации, которые образуют ее «материю».
«…не находя смысла в бесполезной и невероятной попытке в одном-единственном акте увидеть и понять все на свете…».
Оцените, пожалуйста, эту замечательную черту концептуального мышления, выбирать, определять в существенных признаках и развивать только то, что нужно для конкретной познавательной ситуации, а остальное оставлять… на потом. Не так же ли мудро поступают и там, где пытаются схватить, глубоко, полно и по-особенному выразить какую-то значимую грань действительности, не находя смысла в бесполезной и невероятной попытке в одном-единственном акте увидеть и понять все на свете – в художественном искусстве? Или вы все же надеетесь хотя бы для какого-то предмета дать одно универсальное определение раз и навсегда?
– Представляют собой понятия, чаще всего не простые. Строго говоря, плоды концептуального мышления – это определения, дефиниции.
Дефиниция (лат. definitio определяю) – определение понятий
Когда мышление «работает» без стремления к концептуальной точности, для него совершенно не обязательно давать строгие определения мыслимым объектам. Вполне достаточно в этих случаях лишь указывать на тот или иной объект: вот поползла черепаха; вот девушка краснеет; идет дождь, как из ведра; ты меня любишь?.. Но переход к концептуальному мышлению предметов всегда означает переход к работе с понятиями ради понимания этих предметов и построения новых понятий о них. Эта работа совершается по определенным правилам.[21] Промежуточные и конечные продукты мышления – это всегда новые понятия. Обычно это более сложные конструкции из понятий, чем те исходные базисные понятия, которые были приняты сознанием в начале концептуального пути. А поскольку понятия – это одна из наиболее совершенных форм мышления (наряду с суждениями и умозаключениями), то можно утверждать, что продукты концептуального мышления – это наиболее совершенные изделия ума. Позже мы увидим, что не только ума, но и души и даже духа.
– Они всегда отражают контролируемый сознанием аспект мыслимого явления. У концептуалистов есть существенный «недостаток» – они не могут рассуждать обо всем сразу. В любой момент времени они сознают ту грань обсуждаемого явления, о которой идет речь. В следующий момент времени, возможно, пойдет речь о другой грани, другом аспекте явления. Но это будет в другой раз, и рассматривать явление они станут уже в другом аспекте, который не будет без необходимости смешиваться с первым. Скажем, если сейчас речь идет о молотке как о плотницком инструменте, то в следующем разговоре, возможно, речь пойдет о молотке как о товаре, но эти два «разговора» будут связаны в сознании концептуалиста с совершенно разными мирами. В первом случае – это мир использования молотка, во втором – это мир купли-продажи. И в каждом из этих миров у молотка будут обнаруживаться разные свойства. (Кстати, собственно «молотком» он останется только в первом мире.) Примерно такая работа сознания в философии называется феноменологической редукцией – считыванием только той грани явления, которая выделена некоторым конкретным, сознаваемым здесь и сейчас намерением (интенцией).[22] Тщательность, с которой мысленно выделяется, сознается и удерживается значимая для некоторой ситуации грань явления – непременный труд концептуального мышления. Таким образом оно защищается от бесконечности свойств любого объекта и от концептуального беспорядка.[23]
– Они в явном виде содержат возможность для конкретизации представления. Обратимся к нашему примеру с организацией. В нем возможна конкретизация представления двоякого рода. Во-первых, через выведение видовых понятий как строгих следствий из родовой концептуальной конструкции. Согласитесь, что появившийся в ходе развертки концепции организации список понятий конкретизирует ее, открывает детали, которые хотя и содержатся в концепции, но не показаны явно. Это возможность получения разнообразных конкретных описаний мыслимого предмета. Во-вторых, конкретизация возможна через более детальное раскрытие базисных понятий. Например, можно раскрыть понятие «ТЕХНОЛОГИИ» через другие понятия. Пусть, например, «технология – это некоторым логическим образом упорядоченная совокупность методов осуществления процессов». Теперь если в построенной ранее концепции организации осуществить замену базисного понятия «ТЕХНОЛОГИИ» на такое его определение, то образуется другая более конкретная концептуальная конструкция.
Пример конкретизации концепции организации деятельности.
В этой новой конструкции теперь фигурируют методы, логики связки методов, люди, процессы, цели. Развертка такой концепции приведет и к новым видовым понятиям, которых не было в предыдущей концепции до ее конкретизации. Этот пример показывает, что в технологии концептуального мышления существует возможность контролируемого нашим сознанием уточнения постулированных представлений. Это возможность развития представлений, удобная для многих случаев их использования.
Здесь хочется спросить – не такую ли работу совершает наука, решая свои задачи с нарастающим уточнением их постановок? Скажем, сначала это была задача оценки эффекта соударения твердых тел с учетом их скоростей. Потом задача усложнилась – оценка эффекта соударения с учетом температурных явлений. Потом – с учетом ряда нелинейных явлений и так далее… Процессы внешне похожи. Только концептуальное мышление не стремится, как наука, постичь последние свойства явлений. Оно стремится представить и понять в каждом конкретном акте только то, что нужно для некоторой познавательной задачи. И если для нее не нужно учитывать, скажем, четвертый член уравнения, то он и не будет учитываться. Зачем плодить сущности без надобности?!
– Они приспособлены для разнообразной формы представления самих себя. Здесь уже состоялась демонстрация двух выразительных форм концепции: лингвистическая и атрибутивная (попросту – словами и значками). Первая представлена текстами с описанием определений. Вторая – значками, символами, рисунками. Возможно, появятся здесь и другие формы: теоретико-множественная, родоструктурная и другие. Наблюдайте, пожалуйста, за тем, что именно приобретает и чего лишается представление (концепция) в зависимости от той или иной выразительной формы. Здесь хочется обратить внимание на то, что со сменой формы представления концепций возникает не только эффект удобства, так сказать, «выразительности», но и нечто большее.[24]
– Они очень нуждаются в интерпретации. Это необходимость разъяснения плодов мышления тем, кто станет ими пользоваться. Это потребность в осуществлении, в «овеществлении» понятий. Это необходимость доступности мыслеобразов одного сознания другому. Увы, концептуалисты часто удовлетворяются понятой ими самими реальностью, не стремясь поделиться радостью постижения с другими. Однако не все – эта книга тому пример.
Всеми этими и рядом других свойств концептуального мышления и создаются условия для их уникальных возможностей. Мы освоим их. А пока сделаем еще один шаг к уточнению внешнего облика концептуального мышления.
Вопросы, на которые должен отвечать концептуалист
Если в какой-нибудь поисковой программе в Интернете набрать прилагательное «концептуальный» (концептуальное, концептуальная…), то можно почувствовать приближение к бездне человеческой фантазии. Вот малая россыпь ее свидетельств: тетради предметные – концептуальная черная, концептуальная серия домашних кинотеатров от Sony, концептуальная премьера от TOYOTAна Парижском автосалоне, концептуальная кофейня Республики Башкортостан, концептуальное пьянство на народные деньги, концептуальная обложка журнала, концептуальная попойка, концептуальное избиение релятивизма, концептуальная кружка с замочком…
Найдутся и тексты с пояснениями. Например, автор «концептуальной теории управления» (КТУ) обосновывает свой выбор прилагательного так: «…мое понимание и умение в области управления я вынужден был трансформировать в некую теорию управления, которую я назвал концептуальной в силу ее особой значимости и всеохватности…. Концептуальная Теория Управления (КТУ), о которой речь пойдет далее, – вещь довольно серьезная по осмыслению». Здесь «концептуальный» означает «особо значимый, всеохватный, серьезный». Подобное в современной публичной риторике распространено широко – мышление и даже жизнь «по понятиям» становятся популярными. А некоторые примеры «концептуальной работы» просто волнуют воображение.
Трудно удержаться от одного примера текста из Интернета: «У концептуальной табуретки должно быть две ножки. Три-четыре ножки – это неконцептуально, а тривиально. На двух ножках, правда, устойчивость оказывается условной величиной, поэтому трудно не свалиться с табурета… но тут мы делаем не менее концептуальный ход – прибьем к каждой ножке лыжу. Для продвинутых возможна замена обычных лыж на роликовые. Ножки делаются из титана, для эстетов – с хохломской росписью. Дизайн табуретки – определенно зеленый. В белую зебру, потому что это концептуально. Что касается высоты табуретки, то тут расклад такой: высокая напоминает насест, на котором гордо высиживают колумбово яйцо; на маленькой – колени оказываются выше ушей, и „почувствуй себя кузнечиком“; нормальная табуретка – это тривиально и неконцептуально».
И если бы не доля иронии, которая все же заметна в этом тексте, то можно было бы… призадуматься. Однако иронии здесь немного, поскольку это отрывок из произведения, претендующего на изыск в так называемом «концептуальном искусстве». О нем можно было бы не вспоминать в нашем разговоре, поскольку концептуализм как художественное искусство – это другое. Однако в связи с расширением ряда публикаций этого направления деятельности сознания все же проведу хотя бы короткую черту между ним и искусством концептуального мышления.
Вот как «говорит» о себе самом авангард художников, поэтов, писателей, отождествляющих себя с концептуализмом, причем с московским.[25] «В основе этого проекта лежит очень простое соображение, состоящее в том, что концептуализм имеет дело с идеями (и чаще всего – с идеями отношений), а не с предметным миром с его привычными и давно построенными парадигмами именований. Мир идей (тем более идей отношений и отношений между идеями) – в каком-то смысле мир „несуществующий“, и способы его „воспроизводства“, если можно говорить об этом по аналогии с миром предметным, „существующим“, значительно отличаются от таковых, принятых и понятных нам в „мире обыденного“. В московском концептуализме, как он представляется здесь, в словаре терминов, происходит называние не только и не столько каких-то „ментальных миров“ и их „обитателей“. По большей части здесь исследуются и выстраиваются методы и принципы эстетического дискурса, который является центральным мотивом концептуализма. Здесь, в отличие от философии, мы имеем дело с поэзисом понятий. Если и существует такое явление, как „философская поэтика“, то именно концептуализм (по крайней мере в его „теоретической“ части, представленной словарем) акцентирует в этом словосочетании поэтическое, подчеркнуто „несуществующее“ – то, что сначала требует ничем не оправданного доверия к себе, а уж потом понимания».
Очевидно, концептуализм как художественное направление своими «творениями» пытается по-своему отвечать на вопросы эстетического характера – «красиво ли, оригинально ли то, что можно сделать из слов-идей?».
У концептуального мышления совершенно другие вопросы к миру и все они связаны прежде всего с пониманием его. Однако среди этих вопросов не найти такого: сколько должно быть у табуретки ножек? И все же, на какие вопросы отвечает концептуальное мышление?
Приглашаю вас к небольшому упражнению, если вы его еще не делали.[26] Вам будет легко выполнить его, если вы владеете различением концептуальной работы, если вы представляете себе тот круг вопросов, на которые должен уметь отвечать менеджер-концептуалист, занятый разработкой концептуальных решений. Вот некоторые вопросы из этого круга.
– Что это такое…?
– Что нужно учесть для того, чтобы…?
– При каких условиях возможно…?
– Чем это отличается от…?
– Какое логическое основание позволяет судить о…?
– Какая часть отношений между понятиями составляет содержание знаний о…?
– В каком отношении находятся…?
– Как…?
– Каким образом…?
– Какого типа…?
– Какие варианты…?
– Каков смысл этого… имеется в виду?
– О чем свидетельствует…?
– Каковы исходные утверждения о том-то?
– С какой позиции может быть установлено, что…?
– В каких задачах можно так-то рассматривать объект?
– Какие следствия вытекают из следующих утверждений…?
– Каково разнообразие…?
– Частью какой целостности является то-то?
Можно сказать и так – это те вопросы, на которые должны отвечать изделия концептуалиста – его решения. Вы желаете расширить этот список? Однако и он вполне определенно отражает основной характер продуктов концептуального мышления – их качественный (не количественный) характер.
Откуда все это взялось?
Все уже было!
Взгляд на становление концептуального мышления в его современной прогрессивной форме – это еще одна попытка глубже рассмотреть его как феномен. Известно, что исторический взгляд бывает конструктивным тогда, когда «история» не столько связывает какие-то важные события с календарем, сколько пытается помыслить свой предмет в развитии. Сделаем это в виде некоей краткой аспектной истории становления концептуального мышления. Представляется, что дело было так…
Все уже было! Этим утверждением мне хочется отразить особенность нашей исторической экскурсии. Ее не удастся совершить по аналогии с открытием родословной типа «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его…». Скорее всего, то, что легло в основу современного концептуального мышления, не является родственным друг другу. Оно собрано здесь по принципу отбора необходимого и лучшего. Поэтому речь пойдет о том, что «присвоило» себе концептуальное мышление из результатов познавательного процесса в ходе своего становления, взятого нами в историческом рассмотрении его значимых событий. Итак…
Значимые события развития мышления.
Взгляд на становление концептуального мышления.
Про логику
…Уже была логика Аристотеля
Не будет большой ошибкой начать рассмотрение с логики, построенной Аристотелем, с ее центральной части – с силлогистики. Известно, что им впервые были упорядочены правила словоупотребления, которые гарантировали удержание истины в ходе рассуждений. Им были разработаны основания той самой логики как инструмента строгого мышления, которая изучается в современных вузах как формальная (классическая). Можно сказать, что уже в IV веке до н. э. были сформулированы логические законы мышления, созданы правила определения рода, вида, классификации, вывода, посылок и прочего.
Все это позволяло и позволяет рассуждать, а значит, и как-то мыслить, не теряя истины… если она была в начале рассуждения. Вот это последнее замечание пусть пока послужит интригой для тех, кто пытается свести концептуальное мышление лишь к логически строгому, формализованному мышлению. Это неверное сведение. Логика у Аристотеля носила и носит теперь характер упорядочивающий, но не сущностный (онтологический). А этого мало для полноты и мощности познавательного, проникающего в суть явлений свойства мышления.
Но главное состоялось: созданный формальный аппарат для удержания истины внес порядок не только в рассуждения, но и в само мышление. Аристотелева логика, особенно силлогистика как порядок рассуждений, образует, можно так сказать, ткань современного концептуального мышления. И если бы из мозаики событий мы стали складывать рисунок современного концептуального мышления, то формальная логика была бы в нем первым элементом… но не единственным.
Среди того, что сохранено от аристотелевой логики в концептуальном мышлении, в наибольшей мере неизменными являются правила логического вывода и законы мышления. Все остальное Стагирит Аристотель, скорее всего, не узнал бы. Особенно хочется обратить внимание на развитие одной созданной им линии смыслов.
В одной из своих рукописей, названной им «Категории», Аристотель заметил, что в нашем мышлении и в рассуждениях мы имеем дело с «вещами», с именами вещей и с определениями этих вещей – понятиями. Скажем, сейчас я смотрю на небольшую икону Георгия Победоносца, которая стоит на моем письменном столе. Как «вещи» икону, стол и даже меня можно потрогать. Имя этих «вещей» я назвал и тем самым передал вам картинку, которую я вижу. Если вы знаете что такое икона, кто такой Георгий Победоносец, что означает «письменный стол», «стоит», что означает все остальное, то мышление Ваше создаст представление, которое, скорее всего, совпадет с тем, что вижу я. Если чего-то вы не знаете, скажем, что такое «икона», то мне понадобится дать определение этой «вещи» – я должен буду назвать ее признаки, скажем, так: «Икона – это изображение, образ чего-либо, в нашем случае святого Георгия, создающее возможность для мысленного, эмоционального и, главное, духовного соприкосновения… и так далее».[27]
Итак, речь идет о некотором треугольнике компонентов, которыми оперирует наше мышление. Все это просто… но лишь там, где мышление не встречается с некоторым сходством. Например, вещь одна, а имена у нее разные – это случай разных языков. Или вещь одна и та же, а определения ее и, возможно, имена разные – это случай различного опыта и понимания.
Треугольник компонентов, которыми оперирует наше мышление.
Но самый интересный для нашего разговора случай, это когда у одной и той же вещи при одном и том же имени возникают разные определения. Я специально говорю «возникают», чтобы мы сейчас представляли мышление как некоторый живой процесс, в котором то возникают, то исчезают смыслы вещей, то есть их значения для нас. Этот случай Аристотель обозначает как одноименность (омонимия). С точки зрения содержания и характера мышления это случай необычный – это случай двусмысленности «вещей».
Омонимия (греч. homonymia) – одноименность, одинаковость звучаний слов при различии значений.
Вот именно этот момент, момент осознания двуосмысленности вещей и есть событие, которое по особенному отразилось в современном концептуальном мышлении. Это произошло в Средние века.
Про двойные смыслы
Уже состоялась риторика о двуосмысленности «вещей»
Опираясь на исследование С. С. Неретиной,[28] станем полагать, что впервые такой феномен мышления, как двуосмысленность, «поднял» и «раскрыл» средневековый философ Боэций. Этот феномен является теперь проблемной точкой в языкознании. Но почему идея двуосмысленности может рассматриваться как своего рода предтеча концептуального мышления?
Контекст (лат. contextus) – тесная связь, соединение, законченный в смысловом отношении фрагмент содержания мысли, определяющий значение ее компонентов.
Дело в том, что признание у «вещей» двух и более смыслов возбуждает вопрос о выборе того или иного из них для конкретного момента мышления. Ведь в самой «вещи» или в ее имени никаким образом не содержится то значение, которое актуально в данный момент для нас. Это значение (смысл) определяется контекстом, то есть тем, с чем эта «вещь» соединяется в мыслях. Именно результат «схватывания» конкретного смысла «вещи» среди возможных смыслов и есть концепт. А мышление, совершающее эту работу неким специальным образом, можно считать концептуальным. Не всякое оживление мысли приводит к появлению смыслов-концептов.
Забавную историю о «схватывании» смысла рассказал однажды С. П. Никаноров. Во время защиты дипломной работы некий студент при произношении слова «дом» всякий раз имел в виду разное. Это было то сооружение, то жилище человека, то место в пространстве, то геометрическая фигура, то еще что-то, чего студент не сознавал. Профессор задает студенту вопрос:
– Что для вас означает слово «дом»?
Студент насторожился. Профессор продолжает его «заваливать»:
– Скажите, «дом» – это параллелепипед?
Студент чувствует «засаду», но еще не видит ее:
– Ну, да…
– Вы хотите жить в параллелепипеде?
– Как это?
– Вы лично хотите жить в параллелепипеде?
– Ну, нет…
– Тогда в каком смысле для вас «дом» – это параллелепипед?
Сопротивление «подъему» мышления продолжалось… И в этом нет вины студента – это средневековая тяжба.
Словом, уже в Средние века был сформирован взгляд на концепт как на результат выделения конкретного смысла из всех возможных. По С. С. Неретиной – это было обусловлено особенным типом средневекового мышления, когда высокая (подлинная) внутренняя речь должна была произноситься при «Боге свидетеле», то есть нести характер непременного «схватывания» вещи (идеи) в уме как бы перед Ним и откровенно выражать это схватывание. Эти акты «схватывания» должны были выражаться в речи публичной, проявляя тем самым смысл мыслимых «вещей».
Концепт (лат. conceptus) – мысль, понятие.
В одной из своих книг[29] С. С. Неретина попыталась выделить существенные признаки средневекового мышления как мышления, отличающегося от античного. Среди прочих (немногочисленных) признаков она выделяет: а) идею дву-осмысленности (эквивокации) мира; б) связанную с этим идею концепта, ориентированного на признание того, что за любой «вещью» всегда есть субъект, всегда есть чье-то намерение смотреть на нее так или иначе.
По ее мнению, проявлением признаков концептуального мышления служило активное развитие тропов (оборотов речи, основанных на употреблении переносных значений слов (метафора, метонимия, синекдоха и др.). Существование поворотов точек зрения на одну и ту же вещь, проявляющихся в тропах, можно рассматривать как свидетельство признания многообразия граней истины. Таким образом, в Средние века тропная речь приобрела характер особенного, сущностного отличия способа мышления, а не только словесной эквилибристики.
Уже в Средние века было понятно, что концепты есть не только и не столько готовые и особенные формы рассудка, сколько плоды «схватывающего» ума. Смыслы понятия – это следы помыслов. Стало быть, понятие – некий итог познания предмета, застывший в виде определения или теории, подобно тому, как фотоснимок – застывший, выделившийся на миг поток игры бесконечных свойств действительности.
«…подобно тому, как фотоснимок – застывший, выделившийся на миг поток игры бесконечных свойств действительности…».
У любой вещи много свойств и, значит, с нею может быть связано много смыслов. Но в концепте выделяется нечто конкретное. Это происходит потому, что в начале этого познания, в начале любого понятия лежит чье-то субъективное намерение так или иначе помыслить свой предмет. Стало быть, любой концепт, любое определение «вещи» есть результат синтеза чего-то «универсального», что есть в каждой вещи, и «схваченного, выраженного в речи». Получается, что концепт всегда субъективен, ведь речь – это пространство души.[30]
Про рациональность
Уже были известны принципы рационального познания
Публичная история философии прочно связывает становление принципов рационального познания (мышления) с именем Рене Декарта. Влияние этого французского философа и математика на философию, на гносеологию, на конструктивные формы мышления огромно. Здесь из его учения я выделю только то, что, по моему мнению, расширяет характеристику феномена концептуального мышления.
Существо метода рационального познания Р. Декарт выразил просто:
«…вместо большого числа правил, составляющих логику, я заключил, что было бы достаточно четырех следующих, только бы я принял твердое решение постоянно соблюдать их без единого отступления.
Первое: не принимать за истинное что бы то ни было, прежде чем не признал это несомненно истинным, то есть старательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму так ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению.
Второе: делить каждую из рассматриваемых мною трудностей на столько частей, на сколько потребуется, чтобы лучше их разрешить.
Третье: руководить ходом своих мыслей, начиная с предметов простейших и легко познаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном порядке вещей не предшествуют друг другу.
И последнее: делать всюду настолько полные перечни и такие общие обзоры, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено».[31]
Нам стоит обратить внимание на два обстоятельства, скрывающихся в этой простоте и имеющих значение для понимания нашего предмета.
Первое: Р. Декарт указывает на то, что мы познаем только те предметы, относительно которых мы сознаем еще и способ, каким они даются нашему мышлению. То есть история нашего осмысления любого предмета, логические предпосылки мышления, сам путь исследования и то, как мы «смотрим» на свой предмет, влияют на результат «схватывания» смыслов и должны быть понятны нам в каждом акте мышления.
На второе обстоятельство декартовской логики познания отчетливо обратил внимание М. Мамардашвили. В «Картезианских размышлениях» он пишет: «Чтобы в мире что-нибудь понимать, считал Декарт, нужно научиться думать, что ничего еще не вытекает из того, что дело обстоит именно так, как оно обстоит, заданное прошлым. Все еще можно!».[32] В этой декартовской идее сомнения как метода мышления содержится призыв к постижению предметов через их зановосозидание, которое всякий раз должно состояться вместе с нами, при участии нашего сознания.
Согласитесь, это призыв к производству мыслей, вместо их «складывания». Это призыв к метафизике, то есть к мышлению того, что продолжается в нашем сознании «после физики».
Вот эта свобода в производстве смыслов предметов, свобода мышления, контролирующего себя самого от момента возникновения намерения «посмотреть» на предметы так-то и так-то, и составляет одну из ярких черт концептуального мышления.
Про порождение разнообразий
Уже было понятно, как движется мысль в порождении разнообразия «вещей»
Хотя прежде других об отношениях между понятиями, с помощью которых наше мышление постигает действительность, написал Аристотель, но все же саму логику развития представлений по-настоящему исследовали и объяснили его последователи и последователи его учителя – Платона, так называемые неоплатоники. Согласно их представлениям каждое новое и все более детальное представление о некоторой «вещи» развивается в виде размножения ее первого представления.
Так, Плотин писал: «Процесс происхождения вещей (в мышлении – А. Т.) идет не по восходящей, а по нисходящей линии, так что чем дальше он идет, тем больше выступает множественность, тогда как (любое) начало на каждой ступени всегда обладает большей простотой, чем то, что из него происходит».[33]
Процесс происхождения вещей.
В современном концептуальном мышлении как в технологии это отразилось в логике развертки понятий через конкретизацию. И особенно ярко – в организации целостных линий конкретизации представлений.
Но действительное могущество этот взгляд приобрел гораздо позже, когда состоялось понимание способа, каким наше сознание, оперирующее абстракциями (понятиями), постигает конкретное.
Про движение к конкретному
Уже было выяснено, как мышление, оперируя абстракциями, постигает конкретное
Речь идет о так называемом методе восхождения от абстрактного к конкретному. Линия судьбы этого метода представляется мне весьма извилистой. Впервые сложное обоснование идее возникновения представлений о конкретном дал Г. В. Ф. Гегель в своей «Логике».[34] Разъяснение этой идеи и демонстрацию на примере политической экономии осуществил К. Маркс в «Капитале». Но действительное открытие «восхождения» как некоего механизма мышления, как метода или даже закона мышления совершил, по моему мнению, А. А. Зиновьев в 1954 году.[35] Согласно этому методу всякое понятие о конкретном формируется нашим мышлением путем сложной работы с абстракциями, которыми являются понятия по сути. То есть путь к представлениям о конкретном выстраивается нашим мышлением через абстракции. Об этом А. А. Зиновьев писал так.
«Познание начинается с чувственного отражения эмпирических фактов. Это бесспорно. Но мы говорим не о познании вообще, а уже о познании предмета посредством мышления, то есть посредством абстракций. А в этом случае даже такой поверхностный факт говорит о движении от абстрактного к конкретному: чтобы отразить предмет с массой его сторон посредством абстракции, человек должен последовательно отвлекать его стороны и идти ко все более полному отражению предмета посредством абстракций. Конкретное понятие, как сочетание ряда абстракций, есть не исходный пункт, а результат».[36]
Строго говоря, восхождение к конкретному представляет собой двухэтапный (двухколенный) процесс, если начинать мысленно двигаться по нему от момента встречи сознания с какой-либо конкретной «вещью» до формирования мышлением представления о нем. И в интерпретации К. Маркса конкретное проявляется в процессе восхождения дважды – в начале познания как его исходный пункт (назовем его чувственно-конкретным) и по завершении познания как итог (мысленно-конкретное). «Конкретное потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного. В мышлении оно потому выступает как процесс синтеза, как результат, а не как исходный пункт, хотя оно представляет собой действительный исходный пункт созерцания и представления».[37]
В технологии концептуального мышления это отразилось в процедурах построения сложных представлений действительности из простых строгими средствами синтеза понятий.
Пора заметить, что наша «историческая мозаика» уже начинает проявлять рисунок, который пока еще весьма отдаленно, но все более отчетливо указывает на некоторый облик концептуального мышления.
Добавим к этой мозаике еще несколько деталей.
Про пользу абстракций
Уже был найден способ строгой работы с абстракциями
Если сущностные корни концептуального мышления прорастали в философии, то формальные – могли появиться только в математике.
Наверное, в ходе пристрастного исследования можно было бы найти самые древние следы попыток придать завершенную, математическую строгость логике. Однако это состоялось лишь в прошлом веке. Укажу лишь на вершинную «точку» этого интеллектуального пути – на построение Д. Гильбертом целостной теории доказательств или метаматематики. В 1925 году он писал: «Надо согласиться, что состояние, в котором мы находимся сейчас в отношении парадоксов, на продолжительное время невыносимо. Подумайте: в математике – в этом образце достоверности и истинности – образование понятий и ход умозаключений, как их всякий изучает, преподает и применяет, приводят к нелепостям. Где же искать надежность и истинность, если даже само математическое мышление дает осечку? Но существует вполне удовлетворительный путь, по которому можно избежать парадоксов, не изменяя при этом нашей науке».[38]
Для доказательства непротиворечивости математических теорий, с которым и связаны действительные основания математики, Д. Гильберт предложил так называемый аксиоматический метод, или аксиоматическую точку зрения.
Аксиоматический метод (или аксиоматическая точка зрения в узком смысле) заключается в том, «что из всего материала реальных представлений, используемого для формирования основных понятий данной теории, при аксиоматическом ее построении мы принимаем в расчет лишь то, что в виде некоторого экстракта формулируется в ее аксиомах, а от всего остального содержания абстрагируемся…. В аксиоматической теории нам приходится иметь дело с некоторой фиксированной системой вещей (или даже с несколькими такими системами), образующей область субъектов для всех тех предикатов, из которых строятся высказывания этой теории».[39]
Предикат (лат. praedicatum) – логическое сказуемое; то, что в суждении высказывается о предмете суждения, о субъекте.
Впоследствии именно аксиоматический метод определения понятий придал не только математике, но и концептуальному мышлению конструктивную силу. Утверждение аксиоматической точки зрения на логику доказательств послужило мощным толчком, прежде всего, для развития математики, и лишь существенно позже – для развития концептуального мышления.
Между этими событиями состоялось еще одно – сращивание аксиоматического метода с теорией множеств. В наиболее завершенной форме это сделали в середине 60-х годов прошлого века французские математики, объединившиеся под собирательным псевдонимом Николя Бурбаки. В теории множеств они нашли универсальный язык для всей математики и, как оказалось потом, для любого строгого логического рассуждения.
«Аксиоматический метод, собственно говоря, есть не что иное, как искусство составлять тексты, формализация которых легко достижима. Он не является новым изобретением, но его систематическое употребление в качестве инструмента открытий составляет одну из оригинальных черт современной математики. <…> Если прежде могли думать, что каждая отрасль математики зависит от специфических интуиции, дающих ей первичные понятия и истины, и потому для каждой отрасли необходим свой формализованный специфический язык, то сегодня мы знаем, что, логически говоря, возможно вывести практически всю современную математику из единого источника – Теории множеств».[40]
Дальше мы заметим, что аксиоматический метод в соединении с теорией множеств наилучшим образом отвечает потребностям логики построения родовых понятий и выведения видовых следствий из них; потребностям восхождения, потребностям конструирования смыслов строгими средствами… Правда, если известно, как мышлению «даются» эти смыслы.
Но и это уже было.
Про «схватывание» смыслов
Уже было известно, как происходит «схватывание» смыслов в мышлении
В 80-х годах прошлого века В. В. Налимов показал просвещенной публике основания непрерывности человеческого мышления.[41] Среди многих откровений этого замечательного исследователя надо бы выделить главное – вскрытие континуальности (непрерывности) потоков сознания и указание на особенный способ появления смыслов, которые мы «выхватываем» мышлением с помощью слов и фраз.
«…нам известно слово – кодовое обозначение смыслового поля и некое неясное описание этого поля, данное через другие, такие же кодовые обозначения. Все многообразие смыслового содержания остается скрытым; оно выявляется только через потенциально заложенную возможность построения безграничного числа новых фраз. Но перед нами нет этого заранее приготовленного набора фраз. Континуальное смысловое содержание, стоящее за дискретными
символами языка, оказывается принципиально неизмеримым. Нам доступны отдельные его фрагменты, возникающие у нас при интерпретации тех или иных фраз. Важно обратить внимание на то, что каждый язык имеет свою особую систему входа в континуальные потоки сознания… Если осмысливание нашей повседневной речевой коммуникации происходит на континуальном уровне, то можно высказать предположение о том, что само мышление принципиально континуально[42]».
В этой мысли В. В. Налимова обратим особенное внимание на идею «входов» и «выходов» в непрерывные потоки сознания, в непрерывное смысловое поле, которым оперирует мышление. В простых случаях, скажем, при осмыслении обыденных «вещей», мы легко определяем их значения (их смыслы) по именам.
Например, я говорю «кирпич», «вода», «камертон»… и, скорее всего, в голове каждого из нас возникает одно и то же. А теперь я скажу так: «Это белендрясы!» И, чтобы понять меня, наверняка многим понадобятся дополнительные, причем обычные, распространенные, знакомые слова, которые помогли бы установить смысл этого старорусского слова.
Нетрудно представить себе, какую непростую работу совершает мышление в постижении сложных «вещей»! В таких случаях успех интеллектуальной работы напрямую зависит от того способа, каким мы устанавливаем смыслы явлений, как из непрерывного потока сознания выделяем значения явлений для нас. Понимая сложное, мы должны уметь «входить» в непрерывные процессы осмысления явлений и «выходить» из них. Именно на этих способах и построена технология концептуального мышления.
В этом контексте можно сказать, что концептуальное мышление – это работа сознания по конструированию смыслов в наиболее сложных случаях постижения действительности, какой бы она ни была. Для простых случаев инструменатрий концептуального мышления слишком велик.
Позже вы познакомитесь с некоторыми техниками концептуальной работы – с методами «концептуальной расчистки», «мобилизации конструктов» и другими. А пока обращу внимание на ту очевидную вещь, что в подобных методах результатом их употребления должен быть смысл, представленный нашему сознанию неким наглядным образом.[43]
Мне хочется привлечь вас к размышлению о выразительности нашей интеллектуальной работы. И здесь, надо признаться… все уже было.
Про выразительность
Уже была известна роль выразительных средств в концептуальной работе
Со ссылкой на крупного французского математика Ж. Адамара В. В. Налимов обратил внимание на такую «тонкость» мышления, как его выразительные средства:
«Я утверждаю, что слова полностью отсутствуют в моем уме, когда я действительно думаю… Я думаю, что существенно также подчеркнуть, что я веду себя так не только по отношению к словам, но и по отношению к алгебраическим знакам. Я их использую, когда делаю простые вычисления; но каждый раз, когда вопрос кажется более трудным, они становятся для меня слишком тяжелым багажом: я использую в этом случае конкретные представления, но они совершенно другой природы».[44]
На более фундаментальные различения в этом смысле указывает и С. Неретина, обращая внимание на то, что уже в Средние века существовало понимание зависимости концептов от структур речи.
Если внимательно исследовать и наше собственное мышление в различных ситуациях, то мы тоже убедимся в этом – для разных по интеллектуальной напряженности случаев мы используем различные средства, которыми мы выражаем смыслы даже для себя. И чем богаче «алфавит» наших выразительных средств, тем вероятнее, что построенные нашим мышлением смыслы будут полнее.
Правда, мне встречались и прямо противоположные случаи. Так, например, после одной из лекций, которую я сопровождал большим количеством рисунков и схем, ко мне подошел несколько взволнованный человек. Он сказал, что ему, скорее всего, будет трудно учиться, поскольку… он совсем не умеет рисовать даже простые схемки. Я не поверил, что такое бывает. Он показал мне свой конспект только что состоявшейся лекции. Все мои рисунки в ней были описаны… словами. Но там было все! Этот человек был профессиональный юрист.
Мне представляется, что настоящий мастер по конструированию смыслов – это еще и мастер выразительности. В идеале это тот, кто свободно владеет словом, математическим знаком, образом, звуком, жестом… Разве не это мастерство волнует нас, скажем, в художниках, поэтах, музыкантах? Но мне хочется обратить внимание на одну важную черту выразительности.
Если вы когда-нибудь слушали исполнение песен Александром Вертинским, то непременно согласитесь с тем, что голосом и интонациями этот мастер выразительности творил чудеса.
Но настоящее чудо совершалось для того, кто при этом мог еще и видеть артиста! Сплав его музыки, слов, пения и жестов создавал образ, который никогда не возник бы без какого-то хотя бы одного из компонентов выразительного пространства Вертинского.
«В бананово-лимонном Сингапуре, в бури.
Когда поет и плачет океан.
И гонит в ослепительной лазури
Птиц дальних караван…
В бананово-лимонном Сингапуре, в бури.
Когда у вас на сердце тишина.
Вы, брови темно-синие нахмурив.
Тоскуете одна…»
На этом примере мне хочется показать, что каждое выразительное средство обладает своей особенной силой, истолковывающей смыслы. У слов одна сила, у математических знаков – другая, у рисунков – третья. Работа с этими различными «силами» тоже стала техникой концептуалистов. Для построения концептов ими сознательно применяются различные выразительные средства. Причем каждое выразительное средство используется для конкретной, вполне определенной познавательной цели, поскольку обладает своими особенными экспликативными возможностями.[45]
Экспликация (лат. explicatio) – истолкование, объяснение.
И поскольку речь зашла о свойстве истолкования, нельзя не отметить еще одно событие, которое существенно повлияло на эту грань концептуального мышления.
Про сложное через простое
Уже состоялась системология как наука о представлении сложного через простое
С большой долей вероятности можно предположить, что из десяти профессиональных исследователей систем девять со словом «системология» свяжут представление о другой интеллектуальной заслуге этой науки. Действительно, системы и системные дисциплины возникли и развиваются, в первую очередь как реакции сознания на поиск целого среди раздельного, на необходимость объяснения связей между внешне разрозненными явлениями, но действующими в согласии.
Так первые шаги к системной науке были сделаны в попытках найти основания организационных эффектов в социальных целостностях. Еще в 20-х годах прошлого века наш соотечественник и врач по образованию А. Богданов[46] для обозначения сути таких эффектов ввел специальный термин «тектология», под которым предлагал понимать «организационный комплекс», то есть объединение того, что действует как целое, организованно. Такой взгляд позволил ему выделить особенные признаки организованного целого, такие как коньюгация, динамическое равновесие, дополнительные связи, бирегуляция и другие, которые в совокупности объясняли особенные – системные свойства целого.
В 30-х годах прошлого века австрийский биолог Л. фон Берталанфи разработал так называемую «организмическую концепцию», в которой представил живой организм как некую систему, обладающую организованностью и целостностью, которую он рассматривал в постоянном изменении. «…Организм напоминает скорее пламя, чем кристалл или атом.» Для познания таких объектов, считал Берталанфи, нужен был особенный метод мышления. Этот метод он представил в виде методологических принципов исследования целостностей в рамках теории открытых систем. Именно он в последующем призвал ученый мир к разработке общей теории систем.[47] Далее системология развивалась в руслах общей и специальной теорий систем.
Однако в богатстве откровений системной науки мне хочется выделить особенную, имеющую ключевое значение для концептуального мышления – принцип «редукционизма». Он заключается в правиле познания сложной системы через простые, но представленные во взаимосвязях так, чтобы сохранялись все признаки сложного целого.
Редукция (лат. reductio) – возвращение, отодвигание назад, упрощение.
Согласитесь, что принцип редукционизма выражает естественное поведение нашего ума. Наше естественное стремление, постигая мир, делить его на части, возникает от ограниченности нашего сознания, которое до известной поры «не умеет работать» с миром как с бесконечностью. Мы постигаем бесконечное посредством ограниченных форм, доступных осмыслению. Мы делим бесконечный объект на части, которые связываем в своем сознании разнообразными отношениями. В этом смысле система или, точнее, структура это зачастую единственное, что позволяет нам понять сложный объект, пользуясь конструкциями более элементарными.[48]
Этот путь мышления прямо противоположен художественному восприятию и постижению мира. В нем нет мысленного дробления, нет связывания частей, нет попыток понять целое покомпонентно. Здесь одно целое постигается через другое целое, малое указывает на большое, а целое неделимо.
«…Здесь одно целое постигается через другое целое, здесь малое указывает на большое. Здесь целое неделимо…».
Термин «система» возникает и используется там, где нам удобно понимать и разъяснять мир, представляя его особенным образом поделенным на части, которые связаны друг с другом так, чтобы образовывать целое. Это означает, что любому объекту может быть приписано столько систем, сколько мы можем придумать. Каждая система одного и того же объекта выражает лишь его определенную грань.
Так, коллектив кафедры, в котором я тружусь, можно представить весьма разнообразными системами:
– как систему распределения полномочий;
– как систему, образованную отношениями между мужчинами и женщинами;
– как систему ученых степеней и званий;
– как систему симпатий и антипатий (слава Богу, последнее – только при специальном усилии воображения);
– как систему информационных потоков;
– как систему распределения рабочих мест и т. д.
И все это будет пониматься нами и исследоваться как разное, но представляющее одно и то же.
Вот эта сознательная работа по порождению нужных для той или иной познавательной ситуации систем и по уничтожению систем, «отработавших» свои познавательные роли,[49] составляет в современном концептуальном мышлении ключевую методическую грань.
Наверное, для полноты исторического описания событий, повлиявших на становление современного облика концептуального мышления, следует вспомнить еще очень многое. Но ради сохранения целостности вашего ознакомительного представления о концептуальном мышлении стоит приостановить эту экскурсию в то, что «уже было». Удивительным и непостижимым образом, то есть именно так, как, наверное, и происходит всякое «схватывание» глубинной сути вещей, все это соединилось в целое.
Все это выстроилось в осмысленное искусство задействования рассудка и интуиции, которое мы дальше рассмотрим как технологию концептуального мышления, как высокое искусство.
Это соединение состоялось благодаря талантам многих исследователей и в первую очередь С. П. Никанорова. Именно он сумел разглядеть в мозаике социальных достижений, состоявшихся в области системологии, логики, математики и других областях знания, возможность для построения целостной и красивой интеллектуальной технологии – технологии концептуального анализа и синтеза сложных предметных областей познаваемой реальности, основанием которой является концептуальное мышление. С 70-х годов концептуальное мышление развивается внутри научной школы Концептуального анализа и проектирования систем организационного управления (КП СОУ).[50]
Я уверен, что С. П. Никаноров рассказал бы совершенно иную историю становления концептуального мышления и дал бы ему иную характеристику как феномену. Собственно, эти рассказы известны.
«То, что здесь мы будем называть „концептуальным мышлением“, представляет собой разновидность принудительного, нормативного мышления, имеющего существенно инструментальный характер. Оно отличается от обыденного мышления тем, что обыденное мышление „происходит“, то есть его процесс волевым актом не устанавливается, а концептуальное мышление „включается“ субъектом тогда и в такой форме, какая в этот момент необходима. Оно отличается от „научного“ мышления тем, что претендует на универсальность и не может следовать познавательным нормативам данной научной дисциплины. Оно отличается от философского мышления тем, что конструктивно, всецело ориентировано на получение практически или теоретически значимых результатов.
Концептуальное мышление является продуктом исторического развития и возникло как следствие междисциплинарности, сложности и новизны областей, где недисциплинированное и узкодисциплинированное мышление оказывается недостаточным. Оно может рассматриваться как результат осознания развития системотехники, системного анализа, теории систем и системного подхода. Оно наследует некоторые парадигмы диалектической методологии и опыт создания метадисциплин (металогики, метаматематики). Его основой является отделение „мышления о мышлении“ от самого мышления».[51]
Мне представляется, что в риторике о культуре концептуального мышления, которая в силу исторических особенностей своей эволюции исходит в основном от инженерно-технической сферы его применения, остаются до сих пор нераскрытыми те удивительные возможности, которые заключены именно в этой «отделенности», о которой пишет Спартак Петрович Никаноров – отделенности «мышления мышления» от самого мышления. Я говорю о возможностях освобождения человеческого сознания от построенных им же пут, в плену которых оно находится до осмысленной концептуальной расчистки.
Именно это убеждение придает мне уверенность в возможной пользе развернувшегося во мне сочинительства и увлекает дальше.
Смыслы «концептуальных» приговорок
По многим причинам современная смысловая нагрузка прилагательных типа «концептуальный», «концептуальное», «концептуальная» и им подобных чрезмерно разнообразна и, чаще всего, далека от того значения, которое составляет суть концептуального мышления. Вот короткий обзор некоторых типов концептуальных «приговорок».
Концептуальные «прилагательные» к решениям
В самых простых вульгаризованных формах концептуальные «приговорки» имеют такой смысл: «концептуальный» это все равно что неточный, выраженный словами, предварительный. В таких случаях считается, что «концептуально» – это на простом языке, с использованием нестрогой, возможно, наивной логики.
«Давайте сначала все это обговорим концептуально, на словах, а потом уже будем думать и решать…»
В более развитых формах словоупотребления под прилагательным «концептуальный» понимается примерно такой смысл – это некий «идейный», «придуманный», «воображаемый».
«Вы не могли бы пояснить свои концептуальные представления на этот счет?..»
Этот смысл «теплее». Он исходит от справедливого отождествления идеи и концепции. Действительно, концепция (лат. conceptio – понимание, система) – это идея, особым образом (чаще всего руководящим) трактующая явления. Еще можно сказать так: это конструктивный принцип поведения или построения объектов, систем; это перспективный и целостный взгляд. Приглашение поделиться концептуальными представлениями справедливо означает приглашение сформировать облик ключевой идеи, которая влияет на все последующие суждения ее автора.
В конструктивных дискурсах у «концептуальных прилагательных» возникает смысл «концепта» (лат. conceptus – понятие) как содержательного значения имени (знака) понятия.
«…попробуйте теперь выразить свою мысль концептуально строже.»
Приглашения к концептуальной строгости в таких случаях означают приглашения к расшифровке терминов, к переходу от разговора, основанного на использовании терминов, к разговору, основанному на пояснении их значений, то есть понятий, концептов. В этих случаях термином «концептуальный» обозначается характер процесса (разговора, описания, представления и т. д.) или объекта (модели, структуры, результата и т. д.), отличающийся тем, что качественная определенность явлений передается здесь в форме понятий. В таких случаях, когда говорят «концептуальный», имеется в виду «понятийно сделанный», то есть «сделанный из понятий или в виде понятий».
Конец ознакомительного фрагмента.