12
Странная смерть
Йона замер в самом низу лестницы, ведущей к кухне и спальне. Со второй ступеньки ему было видно нижнюю часть стеклянной двери и кусок кормы. По пыльному стеклу проплыла тень, неожиданно появилась рука. Кто-то медленно двигался вперед. В следующую секунду комиссар узнал Эрикссона. Толстяк укладывал у двери желатин, по пухлым щекам стекали капли пота.
Поднявшись в салон, комиссар осторожно перевернул принесенную из спальни сумочку над дорогим деревянным столиком и высыпал ее содержимое. Ручкой раскрыл красный бумажник. В нем оказались водительские права в поцарапанной пластиковой обложке. Комиссар увидел красивое серьезное лицо, освещенное вспышкой: фотография была сделана в кабинке-автомате. Девушка сидела немного откинувшись, глядя вверх, словно кто-то рассматривал ее. Темные курчавые волосы. Комиссар узнал девушку из прозекторской: прямой нос, те же глаза, латиноамериканские черты.
«Пенелопа Фернандес» – прочитал он на водительских правах и подумал, что где-то слышал это имя.
Йона мысленно вернулся в прозекторскую. Обнаженное тело на столе в комнате с кафельными стенами и трупным запахом, умиротворенные черты, лицо человека, который уже не проснется.
Снаружи, в лучах солнца, дециметр за дециметром перемещалось массивное тело Эрикссона – криминалист снимал отпечатки пальцев с поручней: возил кисточкой с дактилоскопическим порошком, клеил скотч. Осторожно осушал влажные поверхности, капал специальный реагент, фотографировал проявляющиеся отпечатки. Толстяк вздыхал так тяжко, словно каждое движение давалось ему ценой мучительного напряжения, словно он вконец обессилел.
Йона, прищурившись, посмотрел на палубу и увидел ведро с привязанной веревкой, рядом валялась кроссовка. Возле кухни пахло подгнившими картофельными очистками.
Комиссар снова взглянул на фотографию в водительских правах. Посмотрел на рот молодой женщины, на губы, вроде бы с трещинками, и вдруг понял: чего-то не хватает.
Он как будто что-то видел, хотел сказать об увиденном – но совершенно забыл, что именно он видел.
Комиссар дернулся – в кармане зажужжал телефон. Звонил Нолен.
– Йона.
– Это Нильс Олен, главный патологоанатом отделения судебной медицины в Стокгольме.
Йоне стало смешно. Они знали друг друга двадцать лет, и он узнавал голос Нолена безо всяких церемоний.
– Она ударилась головой? – спросил комиссар.
– Нет, – удивленно ответил Нолен.
– Я подумал – может, она нырнула и наткнулась на камень.
– Нет, ничего подобного. Она утонула, это и стало причиной смерти.
– Ты уверен? – настаивал Йона.
– Я нашел пенистый грибок в ноздрях, разрывы слизистой в горле – возможно, из-за сильных рвотных спазмов. В бронхах и трахее – бронхиальная секреция. Легкие нашей покойницы – типичные легкие утонувшего человека, они наполнены водой, тяжелее обычного и… да.
Оба замолчали. Комиссар услышал скребущий звук – как будто что-то ударилось о железную опору – и спросил:
– Ты что-то хотел?
– Да.
– Может, расскажешь?
– У нее в моче повышенное содержание тетрагидроканнабинола.
– Марихуана?
– Да.
– Но не от этого же она умерла.
– Не от этого, – спокойно ответил Нолен. – Просто я подумал, что ты как раз пытаешься реконструировать развитие событий… и что в головоломке есть неизвестная тебе небольшая деталь.
– Погибшую звали Пенелопа Фернандес.
– Очень приятно, – буркнул Нолен.
– Что-нибудь еще нашел?
– Нет.
Нолен засопел в трубку.
– Ну, говори, – подбодрил его Йона.
– Понимаешь, это не обычная смерть.
Нолен замолчал.
– Так что же ты нашел?
– Ничего. Но у меня есть ощущение…
– Браво, – похвалил Йона. – Моя школа.
– Ну да, звучит глупо, я знаю, но… То есть ясно, что речь идет о mors subita naturalis, совершенно естественной смерти… Но если это и естественная смерть, то это весьма странная естественная смерть.
Разговор закончился, однако слова Нолена mors subita naturalis засели у Йоны в голове. В смерти Пенелопы Фернандес было что-то загадочное. Ее тело не просто кто-то заметил в воде и поднял на борт яхты. Она лежала на палубе. Разумеется, можно предположить, что обнаруживший девушку человек хотел позаботиться о ней. Но в таком случае он отнес бы ее в салон и положил на диван.
Единственно возможным комиссару представлялось следующее: о женщине позаботился кто-то, кто любил ее, кто хотел уложить несчастную в ее собственную каюту, в ее собственную кровать.
Но ведь она сидела на кровати. Сидела.
Может быть, Нолен ошибся? Может быть, она была еще жива, когда ее подняли на борт? А потом кто-то отнес или отвел ее в каюту… Допустим, легкие женщины серьезно пострадали и помочь ей было уже невозможно. Она почувствовала себя плохо, захотела прилечь, и ее не стали тревожить.
Но почему ее одежда не была мокрой, почему не было воды на теле?
Здесь есть душевая с пресной водой, вспомнил Йона и решил обследовать яхту до конца, заглянуть в каюту на корме, в ванную и кухню. Многое еще предстояло ввести в уравнение, прежде чем что-то станет вырисовываться.
Эрикссон поднялся и сделал несколько шагов; яхта закачалась под тяжестью его огромного тела.
Йона еще раз заглянул в салон через стеклянную дверь, и снова его взгляд наткнулся на ведро с веревкой. Оно стояло возле цинковой бадьи для стирки, в которую кто-то сунул гидрокостюм. Возле поручней лежали водные лыжи. Комиссар заставил себя взглянуть на ведро. Посмотрел на веревку, узлом завязанную на ручке. Круглый край бадьи сверкал на солнце, сиял, как серп луны.
Вдруг Йону осенило. Он понял все с ясностью, от которой бросило в дрожь. Комиссар подождал, пока сердце перестанет колотиться, и еще раз прокрутил в уме всю цепочку событий. Теперь он точно знал, что прав.
Женщина, которую идентифицировали как Пенелопу Фернандес, захлебнулась в стиральной бадье.
Перед глазами у Йоны возникла изогнутая отметина на ее теле, которую он заметил в прозекторской и которая так напоминала улыбающийся рот.
Женщину убили и посадили на кровать в ее каюте.
Мысли побежали быстрее, в кровь хлынула адреналиновая волна. Женщину утопили в соленой морской воде и перенесли на кровать.
Необычное убийство, необычный убийца.
В голове у комиссара зазвучал странный голос, торопливый и настойчивый. Голос все быстрее и громче повторял два слова: уходи с яхты, уходи с яхты.
Йона посмотрел в окно на Эрикссона. Тот сунул ватную палочку в пакетик, заклеил его и пометил шариковой ручкой.
– Ку-ку, – улыбнулся Эрикссон.
– Сходим на землю!
– Я не люблю лодки, они все время качаются. Но я только начал…
– Прервись ненадолго, – жестко перебил Йона.
– Да что с тобой?
– Пошли, пошли. И не притрагивайся к мобильнику.
Они сошли на пристань, и Йона отвел Эрикссона подальше от яхты. Он ощущал тяжесть в ногах, чувствовал, как пылают щеки и по телу растекается спокойствие.
– На борту может быть бомба, – негромко сказал он.
Эрикссон присел на край бетонного цоколя. По лбу толстяка струился пот.
– Ерунду болтаешь.
– Это необычное убийство. Есть риск…
– Убийство? С чего вдруг убийство?
– Дослушай. Я уверен, что Пенелопу Фернандес утопили в бадье, которая стоит на палубе.
– Утопили? Ты чего несешь?
– Она захлебнулась морской водой, которая была в бадье, а потом ее посадили на кровать. И я думаю, что по плану преступника яхта должна была затонуть.
– Но…
– И тогда… и тогда Фернандес должны были найти в затопленной каюте с водой в легких.
– Но яхта же не затонула, – удивленно возразил Эрикссон.
– Вот поэтому я и подумал, что на борту может быть взрывное устройство, которое по какой-то причине не сработало.
– Скорее всего, оно заложено в топливном баке или газовых трубах на кухне, – медленно сказал Эрикссон. – Надо оцепить район и вызвать саперов.