Розамунда
Если вам хоть раз удавалось дозвониться в утренний радиоэфир, не вспоминайте об этом с теплотой. Стоило умолкнуть вашему голосу, как гуру невидимых волн заключат, что на проводе был бездельник, задрот или дебил. И это еще не самые обидные ярлыки. Ведущие предрассветных часов недосыпают, лишены утреннего секса и невероятно тяжело переносят похмелье. Не будь цензуры, их диалоги, не попавшие в эфир, собирали бы более широкую аудиторию:
– Ну, что. Сейчас перебивка, а потом этого загламуренного голубка-Витаса ставлю.
– Да хоть Витаса, хоть Билана, хоть Моисеева… Все они – голубье и никчемные люди… Одна Лолита – настоящий мужик.
Но вы слышите примерно следующее:
– А сейчас, уважаемые радиослушатели, для вас споет обладатель действительно уникального голоса, мечта многих и многих женщин. Итак, волшебные переливы Витаса на волнах нашего радио!
Люди звонят, участвуют в интерактивах. Для меня это слово так и осталось загадкой. И, кстати, если есть «интерактив», то почему нет «интерпассива»? В смену «Ангорских пересмешников» Зигмунда и Ромы на волнах радио «РВС+» частенько звучал голос Розамунды. Розамунда – это не псевдоним благодарной слушательницы. Так опрометчиво нарекли девочку романтически настроенные родители. Они просто не замечали, как стремительно время. Первый раз Розамунда дозвонилась сразу после объявления о пропавшем волнистом попугайчике. На улице подморозило, влажность зашкаливала. Звонок хозяина птицы, скорее, был данью памяти.
– Зачем теплолюбивое пернатое покинуло домашний уют? – с грустью проговорил Зигмунд, выключив микрофон.
– Наверное, его били и выдергивали перья, – предположил Рома.
– Из жопы, – добавил редактор эфира Виктор.
В этот момент раздался звонок. Голос женщины был грудным. Говорила она с паузами. Выпив остатки «алказельцера», Рома поморщился и тут же бодренько произнес:
– Представьтесь, пожалуйста.
– Розамунда… Меня зовут Розамунда.
– Какое редкое и, я бы сказал, эротичное имя!
– Меня назвали в честь композиции Шуберта. Я рождена, чтобы порхать и дарить свет.
На этой фразе Рома с Зигмундом выразительно переглянулись.
– Так что там у нас с птичкой, о прекрасная незнакомка, порхающая в лучиках света?
– Сегодня утром я подошла к окну. Шапки сугробов, узкие тропинки, ведущие в небольшую рощу. Я отворила окно, чтобы впустить зиму!
Покрутив у виска указательным пальцем, в разговор вступил Зигмунд:
– С зимой вас, Розамунда! Но мы ищем не зиму. Мы ищем блудного попугая.
– Да, да… Конечно. Маленького волнистого попугайчика. Забавного шалунишку, выпорхнувшего из окна. Я видела его. Недалеко от моих окон растет красивая сосна. Он опустился на одну из ветвей дерева. И мне казалось, что он дрожал и молил о помощи.
– Но он вроде как не говорящий, – вставил Рома.
– Иногда достаточно взгляда…
– Ну у вас и зрение! А в каком районе вы живете, Розамунда?
– Все мы живем на Земле. А потом и в самой земле. Я живу на Красной Двине. И еще… Мне очень нравитесь вы, мои милые, озорные «Ангорские пересмешники».
– Должен вас огорчить, – еле сдерживая смех, сказал Рома, – но птичка пропала в Задвинье. Боюсь, до Двинки она долетела бы вряд ли. Не каждый волнистый попугай дотянет до середины Двины! Но все равно, спасибо за звонок!
– И вам спасибо. Спасибо, что вы есть!
Это был сигнал. Многие горожане с удовольствием бы нарушили траурный этикет, и при определенных обстоятельствах произнесли бы в адрес «пересмешников»: «Спасибо, что вас больше нет». Но Розамунде нравился юмор блиндажей и окопов. Через день она «достучалась» до студии, чтобы поиграть в игру-дебилку «Любимый шарик». Развлечение это придумал какой-то ленивый аферист без фантазии. Игроки старались угадать, на каком выдохе редактора программы, Вити, шарик закончит свой жизненный путь. Розамунда сказала, что выдохов будет четырнадцать. Витя дунул в микрофон ровно четырнадцать раз. Подмигнув Роме, ткнул иголкой в заранее надутую резинку. Счастливица выиграла латышский крендель с копченостями и скидочный купон в магазин пластиковых интимностей. После пятничного эфира машину Зигмунда остановили на выезде с офисной стоянки. Открыв дверь, охранник протянул увесистый пакет:
– Какая-то женщина забрала крендель с купоном и просила передать вам вот это.
В салоне «тойоты» запахло котлетами и борщом. Такую благодарность за свою работу «пересмешники» получили впервые. Эпистолы не по возрасту зрелых девочек с пожеланиями отдаться в прямом эфире, поделки учеников коррекционной школы, письма водителей троллейбусов с пожеланиями достичь высот Дроботенко, – все это было. Но провианта до Розамунды никто не слал.
Пакет Зигмунд разобрал уже дома. Судок с борщом, завернутые в фольгу паровые котлеты, баночки с пюре и компотом. На самом дне пакета покоился серебристый конверт с инициалами Р. К.
Розамунда просила отведать приготовленные ее руками блюда и восхваляла порядком надоевший горожанам дуэт «Ангорских пересмешников». На словах «талантливо» и «гениально» Зигмунд довольно улыбнулся. У него был тот этап творческого пути, когда самолюбие может потешить даже комплимент человека, лишенного вкуса. Паек Зигмунд отдал алкашу-соседу. Непросыхающий индивид поинтересовался, можно ли ждать продолжения гуманитарной помощи.
Утром следующего дня Розамунде вновь удалось сделать то, что на протяжении долгого времени не удается сделать многим. Она с легкостью пробилась в эфир. «Пересмешники» устроили интерактивный опрос. Слушатель должен был красочно описать свою одежду. Картавый мальчик пытался рассказать о пуховике и джинсах. Его беспардонно отослали к логопеду. Девушка в ботфортах и норковом полушубке просила об экскурсии по радиостанции. Ее поблагодарили в момент, когда речь уже шла о стрингах с кристаллами от Сваровски. Пьяного товарища из сауны прервали на полуслове. Он рассказывал о полотенце в полосочку. Вот за ним и настала очередь Розамунды.
– Как вам понравились мой борщ и котлетки? – с задором произнесла женщина. Рома удивленно посмотрел на Зигмунда.
– Великолепно, Розамунда! Рома до сих пор облизывается, как кот в период вязания… То есть вязки, – нашелся последний. – Вы дадите фору любому ресторану нашего города! Так в чем же вы сейчас, наша самая активная радиослушательница?
– Я в ванной…
– Вы не одни, Розамунда? – перебил Рома.
– Конечно же, не одна. Я с вами, мои озорники.
На этих словах Виктор схватил со стола сигарету и, прошипев: «Ну вот и виртуальный double penetration!», выскочил из студии.
– Продолжайте, продолжайте, Розамунда, – подбодрил даму Роман.
– На мне розовый прозрачный пеньюар. Я лежу, вытянув ножки, и смотрю на волшебные пузырьки пены.
– Вы что, прямо в пеньюаре в ванной лежите? – изумился Зигмунд.
– Ну, конечно! Он облегает мокрое тело… Он стал прозрачен… И поверьте мне, я выгляжу очень эротично.
– Кто бы сомневался?! Влажная Розамунда, простите за каламбурчик… Влажная Розамунда в пенном пеньюаре.
Рома чуть не поперхнулся «Актимелем». Кофе и чай он не употреблял. Начитался о вреде танина и кофеина. В зависимости от самочувствия, по утрам пил «алказельцер» или «Актимель». Всерьез увлекался йогой и чечеткой.
– Жаль, мы не имеем возможности наблюдать вас, восхитительная наяда! Жаль, мы не видим эти плавные изгибы тела и можем надеяться только на нашу безудержную фантазию. Вы мечта фотографов и поэтов, Розамунда!
– Я полагаю, победитель сегодняшнего дня определен, – вступил Зигмунд. – Розамунда, какую песню вы бы хотели услышать в честь вашей победы? Вашей и вашего розового пеньюара.
– Эталоном мужчины для меня является Меладзе, мои пересмешнички. И я бы хотела…
– Вы бы хотели услышать песню про ту, что вся внутри соленая! – вновь перебил Рома. – Я угадал, наша балтийская тропикана-женщина Розамунда? Будем слушать про всю внутри соленую?
– Не угадали! Я бы хотела послушать про девушек из высшего общества.
Зигмунд объявил, что для обладательницы влажного розового пеньюара споет грузинский скальд Валерий Меладзе. Розамунда рассыпалась в благодарностях и обещала звонить еще. Появление таких персонажей спасало «пересмешников». На их шутки не реагировали даже поклонники Петросяна и Дроботенко. А вот выпуск в эфир людей, ищущих компромисс с собственным мозгом, пользовался успехом. Все как с городскими сумасшедшими: у кого-то они вызывают смех, а у кого-то – сожаление. До Розамунды был Игорек. Он так и представлялся – Игорек. Любил рассказывать о снах. Нормальный человек после недели таких сновидений упросил бы Господа о скорейшем финале, а Игорек рассказывал о них со смехом. Он частенько появлялся в еще одной идиотской игре «Синоптик-всезнайка». Звонки начинали принимать в восемь утра. Рома с Зигмундом поочередно интересовались: «Так сколько же, по-вашему, будет на термометре ровно в одиннадцать ноль-ноль?» Люди называли числа с точностью до десятой. Термометра за окном студии не было. Дозвонившись, Игорек бредил. Один раз сказал, что его бабка преставилась именно в одиннадцать утра с температурой тела сорок девять градусов по Фаренгейту. Жаловался на ртутные градусники, которые нужно использовать ректально.
Конкурс Игорька и сгубил. «Пересмешники» решили поиграть в рифму. Нужно было закончить двустишие. Рома громко зачитал строки:
– На горе стоит Акакий под луною голубой… Ваши варианты, пииты!
Игорек дозвонился первым. Поздравил с надвигающимся Днем десантника и резво выпалил:
На горе стоит Акакий
Под луною голубой.
В зад его дерут макаки,
И доволен он собой.
Один из особо внимательных радиослушателей нажаловался в Национальный совет по телевидению и радиовещанию. Написал о попранных основах толерантности, сетовал на постоянные унижения гомосексуалистов. На письмо отреагировали. В адрес радиостанции пришло предупреждение. Цепная реакция задела Игорька. Больше его в эфир не выпускали. Говорят, потом его голос слышали на другой частоте. Все те же рассказы о кошмарах, которые он относил к обычным сновидениям.
На время Розамунда исчезла. Затихла подобно одноименной композиции Шуберта. Лопались шарики, полз столбик мифического термометра. «Ангорские пересмешники» продолжали хохотать над своими шутками. В сетке вещания появилась еще одна передача. Над названием долго не думали, слямзили у одного из российских телевизионных каналов. Ток-шоу называлось «Глас народа». Динамики рвало от криков борцов за социальную справедливость. Древняя старушка обещала повеситься, если мэрия не возьмется за уничтожение бродячих котов и собак. Вешаться ее отговорили. Завуалированно посоветовали утопиться. Юный скаут прокричал на всю Ригу, что Ивар Смирновс из седьмого «Б» занимается онанизмом в кабинете биологии. У мальчика спросили, как его фамилия, и в прямом эфире посоветовали Ивару Смирновсу отучить одноклассника Игоря Берззиньша от стукачества и пожелали успехов в тренировке кистевых суставов.
В один из таких эфиров дозвонилась и Розамунда. После долгих расшаркиваний Зигмунд попросил женщину рубануть правду-матку.
– Я расскажу о нашем соседе Улдисе. Мы с мамой живем в коммунальной квартире.
– А сколько маме лет? – поинтересовался Рома.
– Маме семьдесят два года. А что?
– Да ничего в принципе… Привет маме передайте. Привет и спасибо за такую сознательную и активную дочь. Продолжайте, Розамунда.
– Мы с мамой купаемся раз в три дня.
Зигмунд закрыл рот ладонью. Сморщившись, махнул пятерней у кончика носа:
– Правильно, Розамунда! Женщина должна пахнуть!
– Чем?
– Собой, конечно. Никакие парфюмы не заменят природного запаха женщины. Мой партнер Роман выбирает женщин именно по запаху.
Зигмунд ушел в очередной зигзаг пошлости. Но он знал, что жена Ромы радио не слушает. Розамунда продолжила:
– Мы с мамой, как я уже говорила, моемся раз в три дня. Но вот что я заметила. Так как у нас совмещенный санузел, то посещаем мы его не только на предмет купания…
– В розовых пеньюарах, – перебил Рома.
– Роман, дайте мне досказать, пожалуйста. Так вот. Иногда, сидя… То есть иногда, заходя в ванную, я замечаю, что наш кусок мыла поблескивает от влаги и в те дни, когда мы с мамой не моемся. А так как кроме соседа Улдиса в нашей коммуналке никто не живет, то ответ на вопрос лежит на поверхности. Нашим мылом пользуется Улдис. А мы с мамой очень брезгливые. Я это к чему – Улдис человек выпивающий. Иногда водит к себе женщин легкого поведения. И страшно подумать, что они, как и Улдис, тоже куском этого мыла моют свои… Ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Представляете, если мы с мамой заразимся каким-нибудь венерическим заболеванием? Мама этого вообще может не перенести. И не только в физическом, но и в моральном плане. Вот, собственно, все, что я хотела вам рассказать.
Первым отойти от приступа смеха удалось Зигмунду. По его голосу и не сказать было, что мгновенье назад этот человек хохотал в выключенный микрофон, сложившись вдвое.
– Розамунда! Имя! Имя, сестра!
– Я же сказала – Улдис.
– А фамилия любителя горячительного и доступных женских телес?
– Круминьш. Улдис Круминьш. Слесарем на фирме «Астроник» работает.
– Улдис Круминьш! Слесарь с фирмы «Астроник»! Мы обращаемся к вам. Прекратите воровать мыло у великолепной Розамунды и ее не менее великолепной мамы! Купите мыльце с отдушкой ландыша и порадуйте им свои интимности и интимности курсирующих к вам женщин! Занавес, Розамунда! Вы, как всегда, были лучшей.
Сразу после передачи раздался звонок из представительства парфюмерной компании. За незабываемый рассказ хозяин решил презентовать Розамунде коробку французского мыла. Зигмунд перезвонил женщине, поздравил с сюрпризом и предложил забрать подарок в конце недели. Розамунда за коробкой не заехала. Не появилась она и еще через семь дней. Во время одного из выходов Рома вспомнил о пропавшей. Сказал, что уже две недели на волнах радио не звучит голос одной из самых колоритных радиослушательниц, и решил дозвониться до нее в прямом эфире.
– Куда вы пропали, о прекрасная Розамунда?! – воскликнул Рома, услышав короткое «алло».
– Я в больнице.
– Как – в больнице?.. Простите, а что стряслось? Чем мы можем помочь?
– Все произошло после моего рассказа об Улдисе Круминьше. Оказывается, на его фирме тоже слушают вашу станцию. И передачу, где я про мыло говорила, тоже слушали. Вечером Улдис пришел домой в подпитии. Обзывал нас с мамой суками. А потом взял и заколотил двери в наши комнаты. Мы в полицию позвонили, они обещали приехать, но сильно задерживались. Мама нервничать стала. Тогда я решила на простыне со второго этажа спуститься, чтобы доски с дверей отодрать. Когда до земли совсем немного оставалось, простыня треснула и порвалась. В итоге перелом ноги и сильный ушиб копчика.
…В салоне «тойоты» пахло бульоном и телячьими отбивными. Рома укладывал в багажник коробку с мылом.
– Стареем, мой друг Зигмундо! Стареем и добреем… Раньше фестивалили с благодарными слушательницами, молодыми и на все готовыми. А теперь вот отчаливаем в больницу к пожилой женщине, пострадавшей за правду.
– И за твой длинный язык.