Глава 1
Рядовой второго класса
We have the ship, and we have men,
And we have money too…[1]
Нарастающая вибрация, которая чувствовалась даже сквозь амортизированную экоброню, говорила о том, что командование все-таки решилось перейти к активной фазе операции. Крейсерский транспорт «Румба» подрабатывал импульсной тягой, в последний раз оптимизируя параметры десантирования.
Через несколько минут оптимизация завершится. Десантные катера будут катапультированы точно в яблочко – «зону L». От перегрузок в глазах померкнет свет, в ушах заревут голодные демоны смерти. Сегодня они нажрутся досыта.
– Джентльмены! Перед нами – четыре свежих бифштекса с кровью. Командование еще не видело их в деле. А потому не считало необходимым знать их имена. Мы звали их номерами. Вы догадываетесь, о ком идет речь. Номера GAI-7036, GAI-7037, GAI-7039, GAI-7041.[2]
GAI-7039 – это я.
Произносится «Гай Тридцать Девятый». «Семьдесят» отбрасывают, это код батальона, что толку его повторять? Хотя надо бы не «гай», а «джи-эй-ай», как объяснил мне один коренной землянин с Лос-Анджелесских островов.
Остальные номера – рекруты моей вербовки. Два пробела в нумерации, GAI-7038 и GAI-7040, пришли в учебную роту вместе со мной.
Гай Тридцать Восьмой – стройный паренек из веганцев. Мастер был художественной резьбы по мясу, татуировки, стало быть. Изукрасил пол-учебки сисястыми русалками и свастиками. Еще девизы умел. Вроде «Порок – это удовольствие, которое не надоедает» или «Бог – это победа!». Тридцать Восьмой был старше меня на два биологических года. Расстрелян за трусость перед лицом условного противника, проявленную во время учебной тревоги.
Гаю Сороковому по удивительному совпадению было ровно сорок лет – баснословный возраст даже для бронесил, не то что для штурмовой пехоты. Погиб во время тренировочного десантирования на Альфанге.
Официальная причина гибели – разгерметизация экоброни. Ходили слухи, что он поднялся в полный рост на ползковом треке, прямо под практическими пулеметами сержантской команды. Зачем он это сделал?
– Номер GAI-7036!
– Сениор! Номер GAI-7036 здесь, сениор!
– Назови свое полное имя.
– Сениор! Антонио Страда, сениор!
– Вы слышали, джентльмены? Поприветствуем Тони, самого тяжелого бойца в рядах правительственной штурмовой пехоты!
Захлопали и засвистели довольно оживленно. Рядовой первого класса Зигфрид Рунге выдудел из своей губной гармошки что-то мажорное.
Вообще-то играть Зигфрид не умеет. Даже «хэппи бёздэй ту ю» без фальши не изобразит. Да и гармошка та еще. На Марсе в похожие штуки дуют обычно болельщики на метабольных матчах. Звук – тошнотворнейший.
– Номер GAI-7036!
– Сениор! Номер GAI-7036 здесь, сениор!
– Отставить «номер». Отныне ты – рядовой второго класса Страда. Для меня и для нашего взвода – Тони Сицилия. Твой позывной – Этна. Введи новые данные в милитум. Пароль доступа – один-девять-восемь-ноль-ноль-четыре-семь-семь.
– Сениор! Так точно, сениор!
– Без первого «сениор». Понял? Повтори.
– Так точно, сениор!
– Номер GAI-7038!
– Сениор! Номер GAI-7038 здесь, сениор!
– Назови свое полное имя.
– Сениор! Чентам Делано Амакити, сениор!
– Поприветствуем рядового второго класса Амакити, джентльмены! Клянусь шевронами, это самый молчаливый пехотинец в Пространстве! Теперь ты – Чен Молчун. Твой позывной – Меч-рыба. Введи новые данные в милитум. Пароль доступа – один-девять-восемь-ноль-ноль-четыре-семь-семь.
Пароль был такой же, как и у Тони. Интересно, все сержанты такие ленивые или только наш? Наверное, и мой пароль…
По поводу Амакити у взвода особой реакции не было. Он с самого начала держался очень замкнуто. Только один раз, когда Заг прицепился к нему с расспросами «насчет вест-японских баб, у которых, говорят, это дело поперек», Амакити соизволил сказать нечто неуставное.
Заг хотел было применить свое излюбленное оружие – кулак размером с голову. После чего выхватил от вест-японца мировых пенделей. Только боязнь разбирательства на уровне полка удержала Зага от того, чтобы обратиться в госпиталь. Два треснувших ребра он заращивал походя, как собака.
Теперь моя очередь.
«Номер!»
«Сениор-твою-мать, раздолбай номер такой-то, твою-мать-сениор…»
«Имя!»
«Серж ван Гримм, прозванный марсианскими девочками Страходуем, а за что – не скажу».
Как обычно, короче.
– Серж ван Гримм, для тебя я припас пару особых слов. Скажу честно: лучшее, что ты можешь сделать, – подставить свою цельнолитую башку за своего командира. Тогда тебе повесят посмертный «Огненный Крест», а матушка твоя получит правительственный пансион и будет ходить на золото всю оставшуюся жизнь. Потому что твои геройства из личного файла наводят меня на интересные мысли. Думаю, трибунал тебе обеспечен…
Тут включилась ротная связь. Поток сержантских пророчеств благополучно прервался, и в наушниках зачирикал наш лейтенант. Двухминутная готовность, вот ведь как, оказывается.
– Рядовой второго класса ван Гримм!
– Я, сениор!
– Поговорим позже. Будешь Сержем. Прозвище можешь выбрать сам. Быстро!
– Сениор, я полагаю, вы правы, сениор. Трибунал мне обеспечен, сениор. Самое подходящее прозвище для меня – Висельник, сениор!
Кое-кто из наших позволил себе тихонько реготнуть.
– Отставить! В моем отделении не было и не будет дохлятины! Пусть у Феликса служат разные «зомби», «лазари», «вурдалаки»! У меня в отделении – крепкая закваска! Мне нужны живчики! Барракуда! Ты понял меня? Серж Барракуда! И чтобы в бою ты дрался так, как дрался в учебной роте! Двадцать две потасовки! Вы слышали, джентльмены?! Этот моральный урод однажды разогнал семерых танкистов! В одиночку! И чем?! Обломком антенны, который он вывернул из танковой башни! Он спасся от распыла только потому, что все семеро жестянщиков были под кайфом! Дознавателям оставалось только развести руками! Барракуда!!!
– Я, сениор!
– Если ты просрешь та-акое прозвище, я отправлю тебя в линейную пехоту! В дезактиваторы! В говнососы! Трапперов гонять! Ты понял?!
– Да, сениор! Благодарю за доверие, сениор!
Позывные четвертого свежеиспеченного рядового по имени Георгий я прослушал, потому что возился с милитумом своей экоброни. Пароль был тем же самым, что у Антонио-Тони и Чентама-Чена. Один-девять-восемь-ноль-ноль-четыре-семь-семь.
Лазерный проектор выбросил на внутреннюю поверхность смотрового окошка экоброни, справа, полную информацию по взводу.
Нас – двадцать три. У Георгия позывной – Пальма, у меня – Клык.
Надо полагать, Георгий получил прозвище Джо Папуас.
Ага, точно – его и получил. На что еще могло хватить фантазии нашего сержанта? Правду говорит народная мудрость: «Кто в армии служил, тот в цирке не смеется»…
– Захлопнуть шлемы!
Укол в шею – это экоброня ввела стимуль – и сразу же вслед за ним – обмотки магнитной катапульты аж взвизгнули! – мы начали! – мы начали! – пошли! – мамааааааааа!..
Это позже я узнал, что график операции пополз по швам, когда наш катер, наши крохотные по меркам воздушно-космических сил «Пунцовые губки» в первый раз поцеловались с атмосферой Глокка.
А тогда, под семикратной перегрузкой, разглядывая в дюйме от своей переносицы стайку размазанных ускорением инфузорий пси-происхождения и вслушиваясь в рев демонов смерти, – что я мог знать? Что я мог знать, если даже имя свое от страха позабыл?
Потом подействовал стимуль.
О! Я – тигр! Я – орел! Я – барракуда!
Барракуда? Да-а!..
Серж Бар-ракуда!.. Супер-Барракуда!.. Мега-Барракуда! Барракуда форевер!
Я скорее всего запел. По крайней мере рот мой был широко распахнут. И очень зря. Зубы мои лязгнули так, что пол-языка могло бы остаться в аккурат на смотровом стекле.
Ничего, язык у меня крепкий…
– Пошли!
Ох и красиво же раскрывается десантный катер! Будто бутон лилии или какой другой розы-мимозы. Только побыстрее, побыстрее…
Поднялись керамитовые плиты, кое-где присобираясь гармошкой, кое-где проворачиваясь-доворачиваясь и вытягиваясь по сторонам вверх. Как лепестки.
Одновременно с этим выплеснулись вверх на телескопических мачтах и сориентировались по сторонам света рокет-автоматы – наше непосредственное прикрытие. Точь-в-точь – тычинки с увесистыми коробочками пыльцы.
Потом шесть секций десантного отсека вывернулись из нутра «Пунцовых губок», и все мы посыпались в близкую изумрудную траву с экзотическим синеватым проблеском.
Это заняло меньше пяти нормативных секунд. Вокруг нас на почтительном удалении уже бушевал огонь. Вырезанные низовыми взрывами грандиозные пласты матерого дерна, теряя на лету клочья пылающей травы, подымались в воздух. Переворачивались. Разваливались на куски. Осыпались пылью.
Значит, рокет-автоматы не засекли противника в непосредственной близости и ведут типовой заградительный огонь. На всякий случай.
Глидеры автоматически включились и подстроились под высоту здешней травы.
Я обнаружил, что весь наш взвод болтается где-то в метре над самыми высокими выстрелами местных одуванчиков с такими пушинками, что из них можно было бы делать парашюты для хурманчей и других лилипутских псевдогуманоидных рас.
Я тоже болтался там вместе с остальными. Как кусок говна.
– Глидерам – минус пять! – приказал лейтенант.
Его слышал весь взвод, но сержанты все равно отрепетировали приказ.
Разумно. Даже я – сопля зеленая, скатий десерт, салабон – понимал, что разумно.
«Одуванчики» здесь росли довольно редко. Несмотря на внушительные размеры этой оголтелой травки, я бы не сказал, что за нею можно заподозрить особую крепость. На моих глазах Чен Молчун сшиб головку одного из одуванчиков ленивой отмашкой глидера.
Похоже, даже на большой скорости столкновения с этими одуванчиками ничем не чреваты. Для нас. А для местной флоры – извините.
Итак, мы все переместились на пять метров вниз. Чем ниже пойдем – тем больше у нас шансов добраться до Копей Даунинга живыми. А то ка-ак саданет стрекошвейка…
Рокет-автоматы прекратили пальбу и настороженно замерли.
Далеко за горизонтом ухало посерьезнее. Судя по зарницам, работал Флот Большого Космоса[3] – фрегаты, а то забирай и покруче.
– Посмотрите направо, джентльмены. Посмотрите налево. Посмотрите куда угодно. Седьмая эскадра ведет плановую огневую работу по изоляции «Зоны L». Сквозь такое пеклище не смогут прорваться не то что турбоплатформы, даже червь-танки кровернов! – Сержант Гусак был на подъеме.
Интересно, опытным воякам тоже вкалывают стимуль, или их уже безо всяких стимулей колбасит, по привычке?
– Только что пришел приказ из батальона, – это уже был лейтенант. – Действуем согласно плану. Отделение Альфа разворачивается на правом фланге и идет строем «коса», курс двести пять, скорость сто пятьдесят. Отделение Бета – левый фланг, строй фронта, курс двести, скорость сто пятьдесят. Огневая секция – строго за отделением Бета. Движение начинать по моей команде. Огонь открывать либо по моему приказу, либо в ответ на огонь кровернов. Стреляйте только по ясно различимым целям. Денек будет длинный. Как поняли?
Поняли, поняли. Кому-то денек будет длинный, а кому-то – до первого термита…
Вскоре мы уже мчались вперед, за считанные мгновения оставив развороченную рокет-автоматами полосу за спиной. Антигравитационные ботинки, они же – глидеры, они же в некоторых батальонах – «коньки», тащили нас в проклятущую неизвестность.
И хотя неизвестность эта выглядела как залитая оранжевыми лучами солнца саванна, на душе у меня все равно скребли кошки. Очень большие тигрообразные кошки с налитыми кровью глазами.
Признаться, я бы предпочел оказаться в огневой секции, за спинами долдонов сержанта Феликса из отделения Бета. Тех самых, с загробными погремухами: Зомби, Эль-Дьябло, Крюгер, Лешак…
Но, к сожалению, при всех моих поддавках на тестировании мне все-таки насчитали повышенный коэффициент общего развития. К нему добавился удвоенный рейтинг агрессивности. А это значило, что долбаный номер GAI-7039 достоин почетного места в долбаном отделении смертников Альфа.
Альфа всегда впереди. Альфа лучше всех.
Альфа наносит удар первым!
Если только коварный враг сам не ударит в спину стрелкам огневой секции и отделению Бета. Но такое случается редко. А потому солдаты из альфа-отделений – это семьдесят процентов потерь любого взвода. Неплохо, да?
На такой скорости пейзаж не успевает наскучить. Мы проскочили равнину с «одуванчиками» за несколько минут.
За нашей спиной грузно валились в траву огромные семена-парашютики, а мы уже перескочили через гряду безлесых холмов. Я ахнул от восторга.
Спору нет – это было красиво.
ВАС ОТВЕЗУТ В КРАСИВОЕ МЕСТО.ВАМ ДАДУТ ОРУЖИЕ, ВЫ ВСТРЕТИТЕ ДРУЗЕЙ.ВЫ БУДЕТЕ СВОБОДНЫ.АРМИЯ – ЭТО СВОБОДА.
Агитка лгала: армия – это каторга. Друзей не будет. Выбирать за тебя будут сержанты. Но в красивое место тебя все-таки притащат.
Озеро. И немаленькое. Налево и направо оно тянулось почти до самого горизонта. На противоположном берегу виднелись несколько оранжевых черепашек. «Геодезическая станция», – вспомнил я.
Благо вспоминалось легко: навигационная подсистема милитума регулярно комментировала местность. В полном соответствии с базой данных и той информацией, что поступала от бортовых сенсоров и внешних источников по каналу Оперативный Штаб – батальон – рота – взвод. Компьютер моей экоброни видел местность не хуже, а пожалуй, и лучше, чем я сам.
Но геостанция это ерунда. Главное – лес.
Деревья с раскатистыми плоскими кронами высотой метров под семьдесят напомнили мне картинку с замшелого диска, который я во время оно раскопал в дедовском барахле. Кажется, она принадлежала художнику эпохи Раннего Освоения, но, возможно, я путаю с Ранним Возрождением.
На картинке был вот такой же точно лес, даже ракурс и освещение показались мне знакомыми. Тогда, в детстве, я чуть не расплакался – до этого я не встречал ничего прекраснее. Кроме девочек, конечно.
Девочки у нас в нулевой школе попадались очень хорошенькие. Прямо секс-мутантки какие-то. Половое чувство во мне проснулось лет в пять.
Но, возможно, лес был прекраснее даже моих одноклассниц. По крайней мере в памяти моей все перемешано: золотистые прядки Мишель, загорелые лягвии Яси, худенькие предплечья Клариссы и густо-зеленые облака листьев на узловатых ветвях толщиной с женский торс…
– Повторяю: скорость – ноль, все на грунт! Барракуда, тебе что, персональное приглашение выслать, говорящей открыткой?
Только теперь я сообразил, что успел изрядно удалиться от берега. В то время как пунктир красных точек, обозначающий на лазерном планшете моих корешей-по-оружию, замер вдоль кромки воды.
– Виноват, сениор! Похоже, связь барахлит!
Я поспешно повернул назад и бухнулся в мягкий песочек. Что такое, почему остановка?
– Я тебе устрою «барахлит»! Я же тебя до последней косточки вижу! У тебя все работает, как Солнце!
В сержантской экоброне есть дополнительный экранчик, где написано и про наше здоровьице, и про работу нашей простой солдатской экоброни. Гусаку лучше не врать, а то можно попасть под циркуляр «О сознательном саботаже перед лицом врага».
Этот документик в последнюю войну работает, что твоя циркулярная пила. «Вжжжик» – и голова с плеч.
– Сейчас появятся «Фалькрамы», – сообщил сержант Гусак. – Советую всем включить полные фильтры, а новеньким – заткнуть задницу.
Фильтр я включил, два раза просить не надо было. Хоть я и салабон, но что такое «Фалькрамы», знаю.
Как и положено настоящим штурмовикам, «Фалькрамы» появились практически бесшумно. Даже когда они пролетали прямо над нашими заткнутыми задницами, я не услышал ничего, кроме едва уловимого гудения.
И исчезли все три сквада штурмовиков практически мгновенно, уйдя свечкой вверх и с разворотом через две «полубочки» – назад, туда, откуда явились.
Они улетели, освободившись от боезапаса, составлявшего половину их полетного веса. Всего лишь несколько секунд потребовалось кассетам, чтобы щедро разбросать бомбы. Тем временем из-под оранжевых куполов геодезической станции потекло нечто блестящее.
Не потекло, это мне только показалось, что потекло. Фильтр мешает. На самом деле – побежало.
Пресловутые термиты кровернов, многоцелевые роботы размером с собаку.
Там все-таки была засада! Может, весь лес ими кишмя кишит. Молодцы штабисты, предусмотрели, держали наготове тяжелую авиацию!
А на том берегу… На том берегу!..
Если бы лес был нарисован на стекле и потом кто-то пшикнул на картинку плавиковой кислотой… Или если бы стекло швырнули в кипящую сталь…
Все, что я видел, стремительно потекло вниз, растворяясь в жирном фиолетовом тумане. Потом силуэты деревьев подросли. Превзошли почти вдвое свою первоначальную высоту. И исчезли в жарком мареве.
Озеро пыхнуло клубами пара, будто в него уронили уголек размером с астероид.
Милитум запиликал и сообщил, что температура воздуха близка к критической. Он, видите ли, вынужден задействовать дополнительное охлаждение. Казалось, мне прямо в позвоночный столб заливают жидкий гелий. Ноги чуть не отнялись.
Однако уже совсем скоро я почувствовал себя как в сауне. Морозилка экоброни работала вовсю, но даже ей приходилось нелегко. Если бы у меня в руке была сырая индейка, на тот берег озера я принес бы уже жареную.
Хорошо, что индейки не было. Все равно пожрать мне бы не дали, пришлось бы выбросить.
И хорошо, что «Стил Скин Девелопмент» – проверенная фирма. Подозреваю, экоброня «Дженерал Урал-Мадрас Моторз» скисла бы вместе со своим содержимым.
Фиолетовый туман удивительно быстро выпал на землю черными хлопьями. Коагулировал, значит. Водяной пар резво раздергало по сторонам сильными порывами ветра.
Геостанции больше не было. Термитов – не было. И леса тоже. Вообще.
Земля, на которой лес стоял, – и та исчезла. Озерная вода, стремительно замутняясь от тяжелых спекшихся крупиц того, что раньше было лесом и почвой, заполняла новое ложе.
Ложе было неглубоким, но просторным.
Пейзаж адский, просто адский.
В агитационном ролике вербовщиков не помешали бы, пожалуй, такие слова:
ВАМ ПОКАЖУТ КРАСОТУ И УБЬЮТ ЕЕ НА ВАШИХ ГЛАЗАХ ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ?ПРЯМО НА ВАШИХ ГЛАЗАХ!
Путь был свободен.
Через одиннадцать минут отделение Альфа вышло к объекту атаки, то есть к Копям Даунинга. И атаковало его.
Промышленный объект, занятый противником, – это страшный сон любого офицера штурмовой пехоты. Нельзя вызвать штурмовики, чтобы они стерли с лица земли проклятые сортировочные блоки и стоящие под погрузкой челноки кровернов. Танкам нельзя стрелять на полную мощность – можно уничтожить ценнейшее сырье, из-за которого затеяна вся операция.
К тому же в индустриальном лабиринте любой безвредный кибермех сослепу сойдет за боевого робота противника. Расстреливать приходится каждую подозрительную железяку. А ведь после неаккуратной стрельбы на тебя то и дело норовит завалиться башенный кран!
И наконец, в любое мгновение ждешь грандиозного взрыва. Кто знает, как поведут себя кроверны? Почему бы им не взорвать свой корабль вместе с половиной местного плюгавого континента?
Почему бы им, в конце концов, не растормозить любой из промышленных реакторов? Почему не удрать, предоставив выжечь эту фабрику «однодышащих» своим планетарным крейсерам?
К счастью, нас было много. Только для боя непосредственно в Копях Даунинга командование выделило больше дюжины взводов.
Были и танки. Эти, впрочем, не столько воевали, сколько стояли на стреме. Оно понятно: танк в промзоне – что слон в посудной лавке.
Мы выходили к Копям одним из самых длинных маршрутов. За это время с севера, запада и востока к ним успели уже подойти взводы других ударных рот нашего батальона.
Это было что-то! Громадный по площади, но сравнительно скромной высоты купол, накрывающий всю производственную территорию. В куполе здесь и там – преизрядные дырки.
Число дырок стремительно росло. В промзоне шел бой.
Когда кроверны внезапно обрушились на Копи, охрана и рабочие все-таки оказали сопротивление. Судя по обрывочным сообщениям, которые они успели выплюнуть через запасной узел связи, им даже удалось завалить несколько скатов. Я в это не очень-то верю, но если все-таки удалось – честь им и слава.
Но самым главным были не убитые скаты, то есть кроверны. А то, что примерно триста человек персонала смогли собраться в пределах аварийного контура. Аварийный контур – это вместительный герметичный бункер, который любая компания обязана строить на внеземном промышленном объекте.
Случаи-то разные бывают: землетрясение, радиоактивная опасность, вирусы, неразумные хищные существа, которых в свое время проморгала биоразведка. О, какие бывают хищные существа! Очень неразумные и ужасно прожорливые…
Итак, нашей целью было уничтожить противника. Это первое.
Второе: принять тяжелые транспортные катера, которые вывезут отсюда иридиевый концентрат и прочие вещички подороже золота.
Третье, самое щепетильное: эвакуировать из аварийного контура тех, кому повезло пересидеть оккупацию.
План Копей Даунинга был введен в наши милитумы с точностью, доходящей до абсурда. Более того: для каждого из нас были расписаны основной и пять-шесть запасных маршрутов движения с вариантами перехода с маршрута на маршрут.
И даже более того, джентльмены! Штаб проанализировал и забил в милитумы все потенциальные опасности, которые должны подстерегать солдата по мере прохождения им своего маршрута…
Мы вломились под купол Копей Даунинга через свежую дымящуюся дыру размером с танкодесантный катер. Дыру пробили пушки бронированных монстров из знаменитого батальона «Крестоносцы».
Все по плану. Вот он – мой основной маршрут!
Узкий проход между двумя шагающими погрузчиками. Я хотел было рвануть прямо в него на полной скорости, да милитум намекнул, что надо бы садануть по кабинам обоих шагоходов.
Тоже дело. Подаю команду голосом.
Я привык голосом, а многие пользуются так называемым пальцеванием. Выходит чуть-чуть быстрее, зато голосом – надежнее, да и навыков особых не нужно.
Из спинного обтекателя экоброни выдвигается и подлазит в аккурат под правую руку мое штатное стрелковое оружие – реактивный автомат «Сьюздаль».
Скорость активной пули, выпущенной из этой штуки, такая, что все три центнера экоброни вместе с пехотинцем должны из-за отдачи улетать на полкилометра. Либо, если стрелять от бедра, правую руку отрывает на хрен, вместе с ключицей.
Кстати, бывали случаи.
Но чтобы случаи такие бывали редко, в амортизаторе «Сьюздали» при каждом выстреле происходит микровзрыв и реактивная струя бьет из-под правого локтя стрелка, компенсируя энергию пули.
Потому и называют «Сьюздаль» реактивным автоматом. А вовсе не потому, что она стреляет ракетами, как полагают некоторые репортеры. Пустобрехи, мать их так.
Два одиночных выстрела. Кабины погрузчиков разносит вдребезги.
Активная пуля – это вам не какая-то дурацкая «ракета». Это подлинная квинтэссенция смерти, как говаривал наш лейтенант. Знать бы еще, что такое «квинтэссенция».
Что дальше, милитум?
Сто метров вперед.
За погрузчиками – остановка.
Четыре термита.
Стреляю, сразу ухожу влево вверх. У этих уродов отличная реакция, но сервоприводы вертикальной наводки отстают от систем наведения.
Нас так учили. Но передо мной, кажется, усовершенствованные модели.
Луч – точнее, сверхтонкая струя – кислотного лазера впивается мне в левую ногу чуть пониже колена. Так быстро?!
Завывает «Сьюздаль».
Взмывают куски термитов вперемежку со страховидными ошметками черно-желтой металлической конструкции. Один из них проходит совсем близко от моей головы.
Сразу же падаю на землю. Еще не хватало, чтобы на уровне складских крыш стрекошвейка на мне крестики вышила. Рожденному ползать лучше летать пониже.
Экоброня спешно латает дырку. Это плохо.
То есть хорошо, что латает. Но очень плохо, что мне досталось при первом же огневом контакте. В этой операции запас регенератива нам снизили до минимума. Вместо этого добавили по два навесных аккумулятора и вибробур.
Командование успокаивало: кровернов на заводе мало, активность низкая! Вражеские подкрепления к Копям Даунинга не пройдут! Их не пропустят отряды огневого контроля Седьмой эскадры, «Фалькрамы» и «Спаги». А вот повозиться с эвакуацией людей из подземного аварийного контура придется, да. И вибробуры будут там полезнее, чем целые баки регенератива.
Что верно то верно. Когда подали горячее, регенератив нашему взводу не потребовался.
Самое противное – я не знаю, дошел луч-струя до самой ноги или нет. Экоброня могла сразу же заблокировать мою нервную систему вокруг участка поражения. Так делается, чтобы пехотинец вместо распускания соплей продолжал бой.
Пальцы на ноге шевелятся вроде. И на том спасибо.
Дальше маршрут проложен вдоль трубы в два моих роста. Здесь рекомендовано перевести глидеры в режим пешей ходьбы, жаться к трубе и смотреть в оба.
Иду. В наушниках – обычная боевая трепотня. Пока вроде все нормально.
На трубе написано:
Держитесь правой стороныПересекать желтую черту запрещеноОхраняется рокет-автоматом
Эге. А желтой черты что-то не видать. Параллельно трубе, на расстоянии метров эдак в пятнадцать, тянутся однотипные черные кубы без окон, без дверей. Между кубами – узкие проходы. Сквозь них видно, как кто-то по кому-то стреляет.
В воздухе вспыхивают трассы от активных пуль. Скорость у них такая, что след в любой атмосфере видно – воздух ионизируется и слабенько так искрит.
Ясно, эти кубы – какие-то химические блоки скорее всего. Секретные?
На матовой поверхности одного из кубов – длинный свежий потек. Микротрещина? Какая дрянь из нее подтекает?
И где же обещанная желтая полоса?
Тут только я замечаю, что желтая полоса все-таки есть. От нее осталось не сказать чтобы очень много. Нет-нет да и проглянет тусклое пятнышко, еле различимое на темном полимериде.
Почему так? Кажется, здесь произошла маловразумительная реакция. Некая жидкость вытравила напрочь краску, которой была нанесена желтая полоса.
В голове мельтешат неоформленные мысли о всякой химии, в которой я разбираюсь как прозектор в косметической хирургии. Вспоминаю некстати, что кроверны иногда используют при климатизации планет так называемые химические реакторы.
Кроверны – короли планетарных преобразований. Мы тоже это умеем, но у кровернов подход покруче.
На образцовую климатизацию Марса Содружество потратило восемьдесят лет. Наши двоякодышащие недруги сварили Эсквемелин за десять стандартных суток.
Говорят, кроверны могут «просчитать» целую планету. С ядром и мантией, плитами континентов и океанами, вулканами, горами, впадинами и ледниками. И якобы благодаря этим своим расчетам кроверны знают, как одним пальчиком разрушить на планете прежний экобаланс. На всей планете! И устроить новый, по своему вкусу…
Много думать вредно. Здоровенная «мамаша» выпрыгивает из прохода между двумя кубами. Да так неожиданно, что задумавшийся о премудростях химии салабон Серж ван Гримм даже не успевает как следует перетрухнуть.
Любопытно: проход таки охранялся рокет-автоматами. Но самое любопытное: они были включены!
Кто и когда привел их в действие – знать не знаю. Может даже статься, что их никто не включал, а кровернам просто не хватило ума их выключить. За целую неделю? Сомнительно.
«Мамаша» поймала сытный заряд, разваливший ее на куски прямо в воздухе.
Лохмотья неопрятной, хлюпающей плоти завалили меня с ног до головы. Слабенькие разряды затрещали между металлизированным костяком монстра и трубой.
А вот если б эта улиточка была, так сказать, в сборке, меня ожидал бы мегавольтный электрический разряд.
Не могу сказать, что экоброня на это не рассчитана. Я, пожалуй, немного еще потрепыхался бы. Но что бы я делал в тяжеленной мертвой скорлупе, у которой отказала вся энергетика?
Успел бы, наверное, пару раз матернуться. А потом крепкий, как закрылки «Фалькрама», клюв меоравиоля отыскал бы слабое место в моих умерших доспехах…
Меоравиоль – так «мамаша» называется. Но кто же это выговорит?
Дальше – больше. Вслед за электрическим моллюском из прохода выскочил… человек. И никакой рокет-автомат его не срезал.
Просто – человек. Не штурмовой пехотинец.
Он был одет в рабочий комбинезон, густо замазанный кровью и, кажется, содержимым этих перегонных кубов. Комбинезон аж дымился.
Да на нем даже перчаток не было, не то что экоброни! Впрочем, левая кисть отсутствовала, что снижало потребность в перчатках ровно вдвое.
Неизвестный герой довольствовался легкой кислородной маской. В правой руке он держал ажурное железное бревно. За бревном волочился шланг толщиной в три пальца.
Кому, как не мне, бывшему монтажнику-подводнику, было узнать в этом варварском агрегате сварочный плазмомет старой модели! Отличная штука. Можно скалы резать, можно при должной квалификации консервы открывать.
Изредка применяется и по прямому назначению. А сегодня вот оказалось – в качестве импровизированной замены рокет-автомата тоже сгодится.
Мужик – а это был, конечно, здоровенный, смуглокожий мужичара, иначе как бы он уволок в одной руке эту хреновину? – подковылял ко мне.
Я показал ему большой палец. Молодчина. Спасибо. Ты – номер один. Я твой должник. Двойной бурбон – за мой счет.
Он что-то орал и вид имел скорее гневный, нежели обрадованный спасением жизни правительственного штурмового пехотинца. Что за язык такой?
Милитум осведомился, требуется ли перевод. Он еще спрашивает!
«Язык – испанский. Встречаются слова из индейского языка „киче“, – сообщил милитум. Какого еще, к черту, „киче“?
– Уматывайте! Быстро! Тут никого нет! Никого! – орал мужик на этом самом языке.
С виду вроде не сумасшедший. Как же это – «никого нет»? А он кто? Да если кроверны позволили разгуливать здесь персоналу Копей, так, может, и все остальные уже на поверхность вылезли, а?
– Сейчас всему крышка! Тернарный компонент потек! Ты что, не видишь?! – Он гневно завращал глазами, тыча своей железкой прямо под ноги.
Тернарный компонент чего? Я, конечно, олух, но, по-моему, для крупных неприятностей нужны еще по меньшей мере два. Два компонента, два других сорта химического дерьма. Иначе какой же он «тернарный»?
– Объясни внятно! – рыкнул мой речевой синтезатор на испанском. – Кто ты? Что здесь происходит?!
Мужчина наконец скумекал, что лучше перейти на интерлингву.
– Офицер биологической безопасности Чака Дюмулье. Вчера они прорвали контур. Здесь все не так, как вы думаете. Людей больше нет. Последние передачи были не от нас, это обман кровернов. Мы ничего не могли сделать. Шибальба!
– А что компонент?
Дюмулье аж зарычал от злости. Кризис коммуникации у нас наметился, значит. Не петрит ничего собеседник. Ка-акой тупой солдафон попался, это ж надо!
– Им не нужен иридий, – просипела его кислородная маска. – На Копях их интересовали только синтез-машины. Благодаря нашей трофейной технике кровернам не пришлось завозить почти ничего своего. В синтез-машинах, – Дюмулье кивнул на черные кубы, – уже наработаны реагенты. Осталось меньше часа. Возможно – минуты. И кроверны начнут климатизацию. Но неуправляемая климатизация будет прямо сейчас, потому что я выкрутил пару предохранителей.
– Вы понимаете, что подставили по меньшей мере восемьсот человек?
– Откуда же я знал о вашей операции? Я думал, что убью сотню кровернов и целую армию термитов. Я вывернул предохранители. Вышел из аппаратной. И тут раздались первые выстрелы. Да я понятия не имел о вашем десанте! Я думал, что честно исполнил свой долг.
– До того, как идти в аппаратную, вам следовало бы задержаться на одну чашечку кофе.
Дюмулье не улыбнулся.
– Я выполнял свой долг, – повторил он.
Ага. Это типаж. Герой-самоубийца. Умираю, но не сдаюсь типа.
Впрочем, его можно понять. В самом деле, сам факт операции был строго засекречен. Не говоря уже о точном времени.
Он думал – кровернам удастся уйти от возмездия. И сам решил стать карающим мечом.
– Можно ли вернуть предохранители на место?
– Уже поздно. Компонент потек.
Мое дело – не думать, а доводить информацию до командования.
– Альфа-один, вызывает Клык! Вызывает Клык! Повторяю: Клык на связи. Бета, Кси: кто меня слышит?
Ни гугу. Я расширил диапазон до батальонного уровня. Имею право – информация экстренная.
Вот будет сейчас климоклазм… Вот окажусь прямо в эпицентре… Ураганный ветер – сильнее того, что был в дни творения, – отделит кожу от мяса, мясо от костей. Разберет меня по кусочкам. Растреплет по всей планетке.
Но если мое сообщение засекут в штабе – «Огненный Крест» мне гарантирован. Посмертно, конечно.
И матушка моя, по меткому замечанию сержанта Гусака, будет всю оставшуюся жизнь ходить на золото. Даром что она майор специальных сил и получает от правительства такие бабки, рядом с которыми компенсация за непутевого сынка-рядового просто не угадывается… пара фаршированных омаров и шубка-шар от престижного модельера…
– Взвод-два рота-один вызывает батальон. Всем, кто меня слышит. Всем, кто меня слышит!
А никто не слышит.
Ну и дела…
Может, всех уже того?
Ума хватило – запустил телезонд. Это мои запасные глаза, уши, а если повезет – то и язык.
Ясно же, что эфирная обстановка в таких местах может быть любой степени говенности. Да и кровернам уже пора было глушилки включить.
Телезонд повис под арматурой поврежденного купола и сообщил, что приступил к сканированию.
Ну наконец-то. Отозвались. Оказалось, мой разговор с Дюмулье слушал Гусак.
Интересно только, как он нас слышал, если я только что докричаться не мог и до батальонного начальства? А, не чешет. Значит, у меня на выход все работало нормально, а коротковолновый вход был перекрыт. Может, электрический кусок «мамаши» что-то не то закоротил, я же себя со спины не вижу.
Ну, прекрасно. Гусак в курсе, лейтенант в курсе, эдак скоро и до Оперативного Штаба дойдет. В любом случае – не пришлось пересказывать всю историю с начала. Наверху, как оказалось, уже жутчайший переполох.
Соображали там, впрочем, на удивление быстро. Итак, приказ номер раз: все прочь с площадки синтез-машин. Зарыться в землю, да поглубже!
Меня просить два раза не надо было.
Я приказал Дюмулье выбросить плазмомет и вцепиться в меня покрепче.
Он расстался со своим оружием весьма неохотно. Думаю, если б был уверен, что длины шланга хватит – оставил бы при себе.
Глидерам пришлось малость поднапрячься. Мы – я и пристроившийся на моей левой ноге как орангутанг на пальме Дюмулье – взмыли над трубой.
Я скосил глаза вправо, изучая тактическую разметку, спроецированную милитумом на смотровое стекло. В тяжелую годину климоклазма я буду рад сдохнуть вместе со своими задушевными корешами: Загом, Зигфридом и Гусаком.
Ага, вот и они. Скучились в районе второго вентиляционного ствола.
Ох, что я увидел, пока летел!
Наша пехота сновала над заводом целыми стаями. Мне, похоже, достался один из самых глухих маршрутов – возможно, как новенькому. Потому что в основном наши работали секциями по три – пять человек.
И сейчас все эти секции спешили убраться от синтез-машин подальше.
Я прошел на бреющем полете над сворой неподвижно замерших термитов. Как новенькие – только черные. Это потрудилась плазменная пушка, главный козырь огневых секций.
А вот кому-то из наших не повезло. Голова отдельно, тело выдавлено наружу через трещины в экоброне. Внутренний взрыв.
Интересно, чем это его так?
Оставшийся без хозяина «Сьюздаль» носился как заводной, стукаясь с оглушительным звоном о штабеля швеллеров.
В «Сьюздале» закоротило разделитель стрельбы. Автомат плевался реактивными струями, но не стрелял.
Вот это ярость, я понимаю.
Тут-то вибробуры и пригодились.
Когда я подлетел к своему отделению, то обнаружил, что под фундаментом свинофермы – да-да, там была свиноферма, рабочие Копей не желали жрать консервы! – под фундаментом уже выкопан великолепный бункер. В него-то мы с Дюмулье и занырнули.
– Это он? – осведомился Гусак.
– Ясный перец… эхм, виноват… Так точно, сениор!
Гусак смерил Дюмулье взглядом.
– Лучше бы вы, офицер, не аппаратную захватили, а узел связи, – проворчал он. – И растолковали нам что к чему.
– А вы-то сами узел связи захватили? – парировал Дюмулье.
С моей точки зрения, разговор был исчерпан.
Ан нет. Сержант утащил Дюмулье в глухой уголок и стал у него что-то потихоньку выпытывать, отключив передатчик. К моему удивлению, не прошло и минуты, как к ним присоединился возникший словно из-под земли капитан.
Капитан, джентльмены! Капитан Рафаил де Веракрус собственной персоной! Похоже, командование жаждало от Дюмулье новых откровений.
Тем временем Тони Сицилия посвятил меня в дела наши скорбные.
Эвакуировать нас просто не успевали. И судя по всему, не очень-то хотели. Мы прилетели сюда не для того, чтобы сразу дернуть обратно, а чтобы вывезти вещички подороже золота.
Бой за взлетную полосу другие взводы закончили вот только что. И теперь, несмотря на угрозу климоклазма, хапали все, что только можно было захапать.
А челноки кровернов пришлось сбить при попытке к бегству. Жаль, конечно, – в идеале их тоже следовало бы захапать.
Кроме того, наверху не желали мириться с тем, что целая планета превратится в бурлящее варево из гиперактивных биохимических компонентов и вторичных реагентов. Глокк считался очень перспективной колонией.
Так что вместо эвакуации командование придумало кое-что покруче – термическую обработку. Будь нам заранее известно, что кроверны сумеют использовать наши синтез-машины в своих целях, с этого следовало бы начинать всю операцию.
Кто успеет быстрее – «Фалькрамы» или неумолимо растущее давление, которое вскроет емкости с остальными двумя компонентами тернарной смеси?
Чтобы штурмовики смогли влететь прямо на территорию завода, танковые пушки полностью размолотили северный и южный скаты купола. Стеклопластик испарялся огромными кусками – от каждого выстрела ухало так, что ходила ходуном земля под ногами.
Хорошо, что все свиньи на ферме сдохли еще во время нападения кровернов. Отравились местной атмосферой из-за разгерметизации купола, а может, от страха окочурились. Не то от их свинячьего визга мы бы все там на месте и чокнулись бы, точно говорю. Я сам хотел визжать, как резаный – так страшно было.
Не хочу «Огненный Крест»! Хочу домой, на базу, к резиновым бабам.
Мы снова включили фильтры.
Сразу вслед за тем рвануло так, что мало не показалось. Я потом только узнал, что то была еще не бомбардировка – просто один из «Фалькрамов» не вписался в дыру в куполе.
А потом что-то тихонько свистнуло-пискнуло вдалеке. И наступила тишина.
Бомбы «Фалькрамов» сделали с синтез-машинами то же самое, что незадолго до этого – с лесом. Грубо вырезали из ландшафта и переместили в небытие.
Успели!
Успели, короли воздуха, драная гвардия поднебесья!
Говорят, за тот вылет всех пилотов четырнадцатого сквада повысили в звании. Всех уцелевших пилотов, я имею в виду.
Они спасли всех нас, а заодно и планету Глокк. Даром что ненадолго.
Мне бы так! Нажал на пару кнопок – и уже лейтенант.
Командование на то и командование, чтобы командовать. Если события развиваются в соответствии с намеченными планами – зачем нужны командиры? Знай слушай себе милитум и делай, чего он скажет.
Но планы – их любят сперва составить, а потом на лету поменять. Для этого нужно вдохновение, а вдохновение компьютеру иметь по уставу не положено.
Сперва план был все захватить, кровернов перебить… Э, ребята, а видел ли кто живого кроверна? Не, здесь не видели. Только меоравиолей. И термитов, ясно.
Да. Кровернов, значит, перебить и всех людей из мрачных подземелий вывести к свету и радости.
Потом наложили в штаны и думали, что планы уже не нужны будут: всех климоклазм накроет.
Климоклазм проехали. А тем временем и Дюмулье допросили.
Он не уверен, что все погибли. Точной уверенности у него нет. То есть присягнуть в том, что триста восемнадцать женщин, мужчин и детей были растерзаны термитами, он не может.
Присягнуть – не может. Но если головой подумать, вот просто взять и подумать: герметичность аварийного контура нарушена, кислородных масок – только на каждого пятого.
И термиты…
Они дурные, конечно. Но тепловые сенсоры у них имеются, заодно с прочими. Даже если там была тьма кромешная – все равно ведь всех видно как на ладони. Засек термит красное пятнышко – и кислотным лазером туда!
В общем, правильно Дюмулье считает, что погибли абсолютно все.
Сам он, если ему, конечно, верить, отстреливался до последнего патрона. В отсеке перебили всех, прямо на его глазах. Потом отрубился свет.
Дюмулье приготовился к встрече с демонами смерти, но прогремел взрыв.
Он нашел себя в кольцевом коридоре периметра. Там аварийное освещение все-таки работало.
Дюмулье спасся благодаря баллону с жидким гелием и офицерской закалке. Он ведь все-таки офицер, хотя и не правительственный!
Заливая пол гелием, чтобы погасить свой тепловой след, он добрался до переходника из аварийного контура к лифтам. Термитов там, к счастью, не оказалось.
Лифты, конечно, не работали. Зато сыскался секционный силикатовый баллон.
Обычно такие используют, когда нужно наглухо залепить отсек, через который происходит утечка воздуха. Загоняют в него гелий под давлением, баллон раздувается, силикат благодаря своей аморфности принимает в точности форму отсека и прилипает ко всем поверхностям. Разумеется, так он законопачивает и все дыры в стенках поврежденного отсека.
Ладно, Дюмулье никаких дыр конопатить не собирался. Наоборот, ему было нужно, чтобы силикат ни к чему не прилип. Для этого он обрызгал его гелием снаружи, а потом уже подогнал секции баллона под диаметр шахты лифта и накачал его. Так он и выбрался на поверхность – через шахту, на своем персональном воздушном шаре.
Звучала история дико. Может, потому Дюмулье и не очень-то поверили насчет гибели остальных рабочих.
И тогда наше благородное командование, ведомое соображениями высокого гуманизма, вернулось к первоначальному плану.
Поскольку внезапную климатизацию планеты удалось предотвратить, а Копи Даунинга были вроде как захвачены, возникло желание все-таки послать под землю один взвод на предмет общей разведки и спасения тех, кого – кто знает? – может, еще можно спасти.
Не зря я хотел назваться Висельником. Как чуял! Потому что эту сомнительную честь поручили нашему взводу. Он, видите ли, был единственным, который до сего момента не имел потерь в личном составе.
Все должно быть по справедливости. Решительно все.