Конституционное правосудие: теория судебного конституционного права и практика судебного конституционного процесса. Раздел I. Конституция и правосудие: судебное применение, толкование и правовая охрана Конституции (И. А. Кравец, 2017)

Нормативно-правовые акты:

1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (в ред. от 21.07.2014) // Официальный интернет-портал правовой информации http://www.pravo.gov.ru, 01.08.2014

2. О Конституционном суде Российской Федерации: ФКЗ РФ от 21.07.1994 N 1-ФКЗ (ред. от 08.06.2015) // СЗ РФ. – 1994. – № 13. – Ст. 1447.

Основная литература:

1. Бондарь Н.С. Судебный конституционализм в России в свете конституционного правосудия / Н.С. Бондарь. – М.: Норма; ИНФРА-М, 2011. – 544 с.

2. Витрук Н. В. Конституционное правосудие. Судебно-конституционное право и процесс: Учеб. пособие. 3-е изд. перераб и доп. – М: Норма, 2011. – 592 с.

3. Конституционный судебный процесс: учебник / Отв. ред. М. С. Саликов. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Норма: ИНФРА-М, 2015. – 352 с.

4. Кравец И. А. Российский конституционализм: проблемы становления, развития и осуществления. – СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005.– 675 с.

§ 1. О понятии конституционной герменевтики

Теория современного конституционализма основывается на определенных интерпретационных методологиях, которые предлагают осмысление конституционной теории в преломлении к толкованию и применению норм конституции. Термин «интерпретационные методологии» мы посчитали возможным заимствовать из журнала по конституционному праву, издаваемого в Сан-Франциско (Университет Калифорнии), тематический выпуск которого озаглавлен «Интерпретационные методологии: перспективы конституционной теории»[56]. В связи с тем, что в российской юриспруденции (а не только в конституционном праве) отсутствует устойчивое выражение, аналогичное английскому словосочетанию «interpretive methodologies», предложенный термин требует научного обсуждения. В данной работе мы предлагает два подхода к пониманию термина «интерпретационные методологии». Содержание тематического выпуска журнала по конституционному праву разнообразно и включает различные статьи о развитии концепции народного суверенитета в ранних американских конституционных дебатах, о судебном верховенстве и несудебной интерпретации конституции и др.

Интерпретационные методологии в конституционном праве, на наш взгляд, могут использоваться в широком и узком значении. В широком смысле интерпретационные методологии – это набор методов, объясняющих роль, предназначение, динамику развития отдельных конституционно-правовых институтов, их взаимосвязь в процессе реализации конституционных и других правоотношений. В узком смысле интерпретационные методологии – это система методов, способов, теорий конституционной интерпретации, которые применяются в процессе судебного и иного толкования конституции. Интерпретационные методологии показывают, что существует определенная связь между конституцией как писанным правовым актом и герменевтикой.

Герменевтика как искусство и теория истолкования текстов разрабатывается и применяется в различных областях обществознания: философии, филологии, психологии, праве. Использование этой концепции все более возрастает в современной философии, общественных науках, литературной теории и юриспруденции. Герменевтика имеет длинную историю происхождения, связанную с теологией и особенно греческой мифологией. Герменевтика, «искусство интерпретации», была обычно теорией и методом интерпретации Библии и других трудных текстов. Слово «герменевтика» происходит от имени Гермеса, посланца богов, принявшего на себя обязательство возвещать их волю[57]. Вместе с тем истоки этого слова находятся в греческом языке, в целом. Поэтому Грецию можно назвать этимологической родиной герменевтики. Ричард Палмер замечает, что «корни слова герменевтика лежат в греческом глаголе hermeneuein, обычно переводимого «интерпретировать» и существительном hermeneia, «интерпретация»»[58]. Греческие части речи имеют и другие значения: глагол обозначает также выражать, объяснять, переводить, а существительное часто использовалось для обозначения священного послания (сообщения)[59].

Герменевтика обычно понималась как исследование общих принципов интерпретации, включая текстуальную интерпретацию. Герменевтическое исследование более не ограничивается исключительно формулированием твердых (непоколебимых) правил, с помощью которых могут быть произведены корректные интерпретации, но также вовлекает вопрос об условиях всего человеческого понимания[60]. Для объяснения различных природных и социальных явлений, событий и фактов необходим познавательный процесс, который определяется как толкование. Профессор А.Ф. Черданцев верно утверждает, что термин «толкование» многозначен, он включает объяснение выражений, формул, символов, т. е. символов естественного и искусственного языка, а также совокупность значений (смыслов), которые придаются названным знакам[61]. Толкование как познавательный процесс является неотъемлемой частью герменевтики, которая разрабатывает правила и методы корректного толкования, определяющие результат человеческого понимания.

Взаимосвязь юриспруденции и герменевтики проявляется, прежде всего, в истолковании различных форм и источников права, относящихся как к историческим правовым документам, так и к действующим в современный период различным видам правовых актов[62]. Фундаментальную роль в правовой системе современного демократического государства играет писаная конституция – Основной закон страны, занимающий ключевое положение в системе действующих правовых актов. Интерпретация конституции является разновидностью юридической герменевтики.

Термин «юридическая герменевтика» достаточно распространен и применяется для характеристики интерпретации текстов различных правовых актов как действующих, так и отошедших в историю. Юридическая герменевтика, следовательно, изучает интерпретацию и значение писаного права. В отличие от устной аргументации и убеждения в судах ее лучше всего определять как текстуальную дисциплину, которая ведет начало от классических кодификаций греческого и римского права[63].

В отечественной юриспруденции юридическая герменевтика призвана формировать теорию и методы интерпретации правовых актов. В современный период понимание и интерпретация писаных правовых текстов имеет не только познавательное значение, но и служит практическим целям реализации правовых норм, принципов и институтов. В российской юриспруденции проблема толкования права или закона рассматривалась, прежде всего, в рамках общей теории права, а в ряде случаев – в рамках теории применения или правовых норм в целом, или норм отдельных отраслей права, как правило, гражданского или уголовного права.

В дореволюционный период изучением толкования различных форм (источников) права занимались А.Д. Градовский, Н.М. Коркунов, Е.В. Васьковский и другие правоведы[64]. В советский период проблематика толкования права разрабатывалась применительно к реалиям советской правовой системы А.С. Пиголкиным, А.Б. Венгеровым, А.Ф. Черданцевым, Н.Н. Вопленко, Т.Я. Насыровой и другими авторами[65].

Вместе с тем требует особого внимания изучение взаимосвязи конституции и герменевтики, или толкования. Применительно к нормам конституции, на наш взгляд, правомерно использовать термин «конституционная герменевтика». Впервые в наших исследованиях мы предложили использовать понятие «конституционная герменевтика» для обозначения философского и теоретико-правового истолкования конституционных норм[66]. Необходимость интерпретировать конституционные нормы подчас связывают с общей потребностью толкования права. Вместе с тем, хотя конституционная интерпретация является разновидностью юридической герменевтики, существуют особые, только ей присущие свойства или качества благодаря применяемой процедуре, влиянию, оказываемому на правовую систему страны, и юридическим последствиям, выходящим далеко за пределы конституционного права и вторгающимся в сферы других отраслей права.

В данной работе предпринята попытка обосновать особую природу толкования специфической разновидности правовых норм, содержащихся в конституции. Данный вид интерпретационной деятельности определяется как конституционная герменевтика, которая является эндемической для большей части современных индустриальных демократических государств, функционирующих в условиях как романо-германской, так и англосаксонской правовых систем. Рассматривая различные подходы к пониманию интерпретационной деятельности, в работе показывается взаимосвязь между процессом истолкования и реальностью действующей конституции. При этом толкование конституционных норм в условиях процесса демократизации и реформирования правовой системы определяется как один из важнейших факторов конституционализации правового порядка.

Выражение «конституционная герменевтика» используется в американском конституционном дискурсе наряду с понятием «конституционная интерпретация», однако, в российской правовой традиции длительное время не применялось[67]. Различные методы, теории конституционной интерпретации широко обсуждаются в американском конституционном праве. Их обсуждение происходит в контексте проблем судебной деятельности, судейского правотворчества и судебного активизма, применительно к различным субъектам толкования, историческому развитию Конституции США, соотношению намерений отцов-основателей конституции и проблемами и потребностями современного государственного и общественного развития. Переосмысление конституционных положений и границ интерпретации конституции, как правило, связано с существенным изменением вектора общественного развития или возникновением новых факторов социального и технического прогресса, которых не могли предусмотреть отцы-основатели в конце XVIII столетия[68].

Для целей настоящего исследования сформулируем общее понятие конституционной герменевтики.

Конституционная герменевтика – это искусство и теория истолкования норм конституции в процессе ее реализации и осуществления различных функций органом конституционного правосудия или органом судебного надзора, а также философское и теоретико-правовое обоснование и выявление конституционного смысла и значения различных нормативноправовых актов, попадающих в сферу деятельности конституционной юстиции.

Другие термины – «конституционное толкование», «конституционная интерпретация» или «толкование конституции», «интерпретация конституции», которыми неизбежно приходится оперировать, имеют специальное юридическое содержание и могут использоваться в нескольких смыслах. В современной конституционной теории ими обозначается:

1) теория уяснения и разъяснения смысла и содержания конституционных норм;

2) юридическая процедура объяснения положений конституции управомоченным государственным органом различным субъектам права;

3) институт в конституционном праве, который включает совокупность норм конституции, законов и других актов, которыми регулируются правила обращения и рассмотрения дел об официальном толковании конституции, их юридические последствия.

На наш взгляд, следует выделить основные признаки конституционной герменевтики, которые служат отправными точками при раскрытии ее природы и предназначения в правовой системе.

1) Конституционной герменевтике присущ амбивалентный характер. Истолкование конституционных норм имеет смешанную политико-правовую природу и осуществляется на фоне определенного культурного и идеологического контекста. В связи с этим результаты конституционной интерпретации всегда являются выражением определенной правовой политики, которую пытается провести государственный орган, обладающий правом давать авторитетное и обязательное для других субъектов права толкование. Причем толкование одних и тех же конституционных положений при различных политических и культурных условиях может иметь в одном случае позитивные, в другом случае – негативные результаты.

2) Конституционная герменевтика оперирует различными философскими и правовыми категориями. Например, категории «позитивная» и «негативная» свобода применяются для раскрытия содержания основных прав и свобод, закрепленных в конституции. Категории «народный суверенитет», «государственный суверенитет», «разделение властей» и другие используются для анализа порядка формирования и деятельности органов государственной власти, установленных конституцией ограничений такой деятельности. Конечно, в процесс интерпретации вовлекаются преимущественно конституционно-правовые категории, которые являются содержательным ядром любого конституционного положения. Но не только они. Можно даже сказать, что конституционная герменевтика охватывает процессом интерпретации различные отрасли права и соответствующие им категории. Многоотраслевой характер применяемых категорий в конституционной герменевтике объясняется широтой охвата общественных отношений, которые регулируются конституцией. Поэтому в процессе интерпретации конституционных норм и принципов могут использоваться и реально привлекаются не только конституционные, но и международно-правовые, гражданско-правовые, уголовно-правовые, семейно-правовые, процессуальные и иные категории.

3) Конституционная герменевтика предполагает ценностно-ориентированную интерпретацию норм и принципов. Применение герменевтических усилий к конституции всегда основывается на определенных конституционных (или антиконституционных) ценностях. Выявление смысла отдельных конституционных положений заставляет интерпретатора «открыть», т. е. конституционные ценности, которых он будет придерживаться в процессе толкования. В связи с этим конституционная герменевтика может актуализировать через интерпретацию конфликт ценностей, интересов, которые необходимо примирить, создав авторитетный образ иерархии конституционных ценностей. Таким образом, в процессе конституционной интерпретации высвечивается взаимосвязь и определенная иерархия конституционных ценностей.

4) Конституционная герменевтика носит теоретико-прикладной характер, т. к. разъясняет правовые явления в контексте механизма правового регулирования или механизма их реализации. В процессе конституционного толкования разъясняются общие принципы или отдельные нормы не только для того, чтобы уточнить или выявить смысл общеобязательных положений, но и индивидуализировать возможность их применения конкретными субъектами права. Поэтому конституционная герменевтика, обладая силой высокой теории, способна влиять на поведение различных физических и юридических лиц, органов государства, обычных граждан в процессе, как непосредственной реализации прав и свобод, так и правоприменительной деятельности.

5) Конституционная герменевтика структурирует правовое мышление, показывая взаимосвязи между текстом конституции, нормами различных отраслей права, поведением и деятельностью различных субъектов права в процессе реализации прав, свобод, обязанностей и полномочий. С помощью методов конституционной интерпретации раскрываются структурные и функциональные связи между конституцией и другими элементами правовой системы, тем самым повышается эффект действия и реализации конституционных норм.

В целом проблема толкования свойственна правовым системам, в которых норма права понимается как общее правило поведения. В этом случае сущность истолкования правовой нормы видится в подведении конкретного случая под всеобщий закон. Однако распространение писаных конституций сделало эту проблему всеобщей. Конституционным нормам в большей степени, чем другим присущ общий характер. В конституции чаще встречаются нормы-принципы, нормы-цели, нормы-задачи – все они носят общерегулятивный характер. Потребность в интерпретации конституционных положений обусловливается возможностью неодинакового понимания норм конституции и неадекватной их реализации в процессе правотворчества или правоприменения. Герменевтические усилия призваны устранять подобную многозначность. Вместе с тем, по-видимому, односторонним является чисто техническое понимание юридической герменевтики, которая, по словам Г.Г. Гадамера, «ставит своей целью исключительно поддержку узаконенного правопорядка»[69]. Герменевтика служит и правильному (истинному) истолкованию и верному применению конституционных норм.

В современных правовых исследованиях отечественных и зарубежных авторов используется широкий спектр наименований, характеризующих природу и процесс интерпретации конституционных норм.

Применение терминов «конституционная интерпретация», «конституционный контроль», «конституционная юстиция», «судебный надзор за конституционностью правовых актов» нередко вызвано спецификой объекта исследования. Они не равнозначны по своему объему и характеризуют с различных сторон правовую деятельность, так или иначе связанную с толкованием конституции. На их соотношение и частоту использования в конкретной стране влияет тип правовой и судебной систем, в рамках которых осуществляется данная разновидность правовой деятельности. В США чаще применяется термин «судебный надзор» («judicial review») или «конституционный судебный надзор», под которым понимается полномочие федеральных судов проверять законодательные нормативные акты федерации и штатов и другие действия на соответствие нормам конституции[70]. В силу децентрализованного характера системы конституционного надзора эту функцию вправе осуществлять как федеральные суды, так и суды штатов по отношению, соответственно, к Конституции США, которую нередко именуют национальной, и к конституциям штатов. При этом особо подчеркивается власть Верховного Суда США в области судебного надзора. Его полномочие определять конституционность и поэтому юридическую силу актов других ветвей власти было твердо установлено, хотя и не сразу, как основной компонент американской системы правления. История данного органа может быть описана, как продолжающаяся попытка установить и утвердить это судебное полномочие[71]. Конституционное толкование и судебный надзор в США – неразрывно связанные между собой правовые феномены: толкование норм конституции возможно в ходе осуществления судебного надзора при рассмотрении конкретных дел. Оно является одним из факторов, ограничивающих практику судебного надзора. В отечественных исследованиях американской правовой и судебной системы для характеристики судебного надзора за конституционностью правовых актов в США часто используется понятие «конституционное правосудие» («конституционное судопроизводство») как эквивалент понятия «судебный конституционный надзор»[72]. Такой подход ближе для восприятия отечественной научной аудиторией, хотя обозначаемые этими терминами понятия в английском языке (соответственно «constitutional justice» и «constitutional judicial review») свидетельствуют и о различиях между двумя системами конституционного контроля (надзора) – американской и европейской в современном мире.

Термины «конституционный контроль», «конституционная юстиция» широко применяются в странах, относящихся к романо-германской правовой семье. Авторитет конституционных норм в этих странах поддерживается контролем над конституционностью различных правовых актов, хотя порядок формирования органов такого контроля и способы его осуществления весьма различаются в каждой конкретной стране. При том, если конституционный контроль как особая функция может принадлежать различным государственным органам, то конституционная юстиция – это осуществление конституционного контроля в форме правосудия[73]. Она является самостоятельным видом государственно-властной контрольной деятельности и в рамках европейской модели осуществляется специализированным судебным или квазисудебным органом: конституционным судом (Россия, Германия, Италия, Испания, Болгария, Венгрия), конституционным советом (Франция, Казахстан), конституционным трибуналом (Польша), – который не входит в систему судов общей юрисдикции[74].

В российской юридической науке существуют исследования, посвященные как теории и практике конституционного контроля, так и организации и функционированию конституционного правосудия, или юстиции[75]. Появились значительные работы, освещающие теоретические, процессуальные и практические проблемы толкования российской Конституции[76]. В советский период деятельность по толкованию Конституции не подвергалась научному изучению. Как отмечает Т.Я. Хабриева, «проблемы судебного толкования Конституции, ввиду практической невостребованности, не привлекали должного внимания ни специалистов по теории права, ни ученых-конституционалистов»[77]. Исключение представляли отдельные работы (например, А.Б. Венгерова) по судебному применению конституционных норм.

В данной работе термины «конституционная герменевтика», «конституционная интерпретация», «толкование конституции» будут использоваться в одном понятийном ряду.

Конституционное толкование осуществляется в странах с различной правовой системой и с разнообразными видами демократической формы правления, где реализуется как судебный надзор за конституционностью актов судами общей юрисдикции, так и конституционный контроль специализированным органом юстиции. Толкование конституции может иметь официальный нормативный и казуальный характер. Применение казуального толкования осуществляется в ходе судебного надзора в американской конституционной системе и при реализации функции конституционного контроля в государствах, имеющих европейскую модель конституционного правосудия. Казуальное толкование конституционных норм имеет более широкий ареал распространения в современном мире, хотя содержательно и по применяемым процессуальным формам этот вид интерпретационной деятельности различается от страны к стране.

Официальное нормативное толкование предполагает принятие в особом разбирательстве решения об интерпретации конституционной нормы вне связи с рассмотрением какого-либо конкретного дела судом. Такое разбирательство возможно в абстрактной форме по запросу субъектов, уполномоченных конституцией страны или специальным законом об органе конституционной юстиции. Этот вид конституционного толкования не получил широкого распространения в западноевропейских государствах, но применяется на постсоветском пространстве, в некоторых странах СНГ – Азербайджане, Казахстане, Молдове, Узбекистане, Украине[78], а также государствах Центральной и Восточной Европы – Албании, Болгарии, Венгрии, Словакии[79]. В России Конституционным Судом применяется как официальное нормативное, так и казуальное толкование.

§ 2. Общая потребность, цели и возможности конституционной интерпретации

Герменевтические вопросы конституционной теории впервые получили самостоятельное исследовательское значение в американской правовой и политической мысли. Они были тесным образом связаны с потребностью осмыслить, как следует понимать язык Конституции, написанной в конце XVIII века, для того, чтобы регулировать общественные отношения и разрешать юридические конфликты между субъектами права, живущими и действующими в настоящее время.

В 1988 году американский исследователь Грегори Лей отмечал, что «фермент, который сейчас характеризует конституционную теорию является частично продуктом возобновленного интереса к герменевтическим вопросам». По его мнению, часто обсуждаемые вопросы о том, как определять значение текста (конституции), в чем заключается статус намерений отцов-основателей, историчность языка и последствия концептуальных изменений в праве, – правильно понимать как герменевтические проблемы[80].

Длительное время в отечественной юриспруденции герменевтические проблемы не имели самостоятельного значения и исследовательского интереса применительно к конституционному праву. В советской и позднее российской общей теории права ученые-правоведы традиционно рассматривали толкование правовых норм как деятельность, направленную на уяснение и разъяснение нормативных положений в процессе правоприменения. В современных исследованиях отмечается более широкая значимость юридического толкования в механизме правового регулирования: оно может быть востребовано в сфере правоприменения, правореализации и правотворчества. Работы С.С. Алексеева, М.Н. Марченко, Т.Я. Хабриевой служат тому подтверждением[81].

Конституционное толкование – особый случай юридической герменевтики, применяемой по отношению к писаной конституции или конституционным законам, как это предусмотрено, например, в Албании и Словакии. В государствах, чьи правовые системы не основаны на писаной конституции, отсутствует и объективная потребность в конституционной интерпретации, механизм которой запускается, как правило, контролем или надзором за конституционностью правовых актов. Отсутствие конституционных норм, зафиксированных в правовом акте, обладающем высшей юридической силой, ведет к отказу от института судебного надзора за соответствием конституции иных правовых актов. Например, Великобритания отказалась от власти судебного надзора. Это произошло во многом потому, что в ней нет писаной конституции и конституционных законов с усложненной процедурой принятия, суверенитет парламента обеспечивает равную юридическую силу всем его актам, которыми могут быть изменены другие источники Британской конституции: конституционные обычаи и соглашения, судебные прецеденты, конституционная доктрина. В частности, в Великобритании, как и в некоторых других государствах, оспаривается демократическая законность власти судебного надзора. Дискуссии вокруг соотношения современного понимания демократии и судебного надзора за конституционностью актов служат важным аргументом в пользу принятия или отказа от конституционного правосудия[82].

В Соединенном Королевстве сфера деятельности судов традиционно была ограничена доктриной парламентского суверенитета, которую никто не мог оспаривать. Однако процесс европейской интеграции привел к ситуации, при которой европейские судебные инстанции получили значительно больше власти над британским правительством, чем британские судьи. Британское законодательство может быть объявлено противоречащим договорным обязательствам Соединенного Королевства. Такой правопорядок, как отмечает Симон Ли, получил название новой внешней конституции Великобритании[83]. Вместе с тем даже в «бастионе парламентского суверенитета», по выражению Джереми Уолдрона,[84] предлагалось инкорпорировать Европейскую Конвенцию о защите прав человека и основных свобод во внутреннее право и предоставить судьям полномочие объявлять статуты неконституционными. Задолго до реализации этого предложения раздавались голоса, что подобный акт станет беспрецедентной передачей политической власти от исполнительного и законодательного органов судебным органам и фундаментальной реструктуризацией «политической конституции» Великобритании[85].

Данное предложение осуществилось в 1998 году, когда был принят акт Парламента (Human Rights Act 1998) – Закон о правах человека, инкорпорировавший Конвенцию в правовую систему страны с положительными результатами для ее применения и толкования английскими судьями. Этот акт Парламента вступил в силу для Англии и Уэльса 2 октября 2000 года[86]. Таким образом, конституционное толкование прав и свобод в Великобритании стало возможным под влиянием европейского права, европейских институтов и европейской интеграции. Как отмечает Т. Кэмпбелл, существует возможность, что Акт должен поощрять судебное творчество не только в интерпретации статутов, но также в развитии общего права в одной линии с юриспруденцией Европейских Прав Человека («European Human Rights»)[87].

Именно фиксированные (писаные) конституционные нормы, а в случае с Великобританией – положения Конвенции по сути конституционного характера, способны стать при их интерпретации критериями конституционности действующих в стране нормативных правовых актов, судебных решений и действий государственных органов.

Несмотря на очевидный факт, что ученые-конституционалисты разделены на множество фундаментальных направлений, конечно, большинство из них должно согласиться с тем, что любая конституция может включать и включает писаный текст. Содержание конституционных норм и установленные ими ограничения относительно полномочий властей и прав и свобод граждан могут быть различными. Однако конституция как писаный текст (независимо от содержания) предполагает применение к нему герменевтических усилий, которые требуют включения в процесс толкования, как категорий теории конституционного права, так и определенной философии герменевтики. Потому что объектом большинства конституционных интерпретаций является писаный текст, и потому что философская герменевтика пытается обнаружить неустранимые условия для понимания всех текстов, должно казаться, что герменевтика является соответствующим местом, с которого начинается серьезный анализ конституционной юриспруденции[88].

Факт существования в стране писаной конституции – объективная предпосылка необходимая, но недостаточная для появления теории и практики конституционной герменевтики. Конституция всегда действует в определенной правовой системе и социальной среде. Она может выступать как реальный фактор правового регулирования и социальных преобразований и как номинальный свод «отвлеченных деклараций» в виде конституционных норм и принципов, которые не применяются вообще или применяются в незначительной степени при разрешении конкретных дел. Именно активное воздействие конституции на правовую систему и общество в целом, особенно если речь идет о динамичном переходном периоде преобразования государства и права, формирует запрос на конституционное толкование. Оно является ключевым условием мирного консенсуального разрешения конституционных конфликтов и стабильного преобразования правовой системы в соответствии с новыми конституционными принципами и конституционной идеологией. Этим во многом объясняется столь широкое распространение в большинстве постсоциалистических государств института официального общеобязательного и казуального или только казуального толкования Конституции.

Во все времена герменевтическое мышление тогда испытывало определенный подъем, получая благоприятные импульсы для своего нового возрождения или обновления, когда речь шла о переломном этапе общественного развития. Такие периоды общественного перелома, в течение которых происходит активизация герменевтической мысли, исследователи определяют в качестве «герменевтических ситуаций» (например, периоды распада ранней греческой античности, поздней классики, разложения средневековья, Реформации)[89].

В современной России наряду с другими постсоциалистическими странами глубина и охват общественных преобразований, включая трансформацию правовой системы после принятия Конституции РФ 1993 года, свидетельствуют о появлении «герменевтической ситуации». Подобная ситуация требует истолкования и применения новых правовых и конституционных принципов. Как справедливо отмечается в современных исследованиях, с помощью соответствующих принципов истолкования тексты, имеющие в данном обществе обязательную силу, интерпретируются таким образом, что оказывают или стабилизирующее или дестабилизирующее влияние.

Толкование конституционных принципов, оказывающее дестабилизирующее влияние на правовую систему, как правило, подготавливает условия для конституционной реформы или частичного изменения конституции. Конституционная интерпретация, которая оказывает стабилизирующее воздействие на правовую систему, способствует проведению в жизнь конституционных принципов, распространяет действие конституции в реформируемых отраслях права, преобразует общественное сознание и в целом служит целям достижения общественного и профессионального (юридического) консенсуса по наиболее важным и конституционно значимым вопросам, которые охватываются герменевтическими усилиями.

Таким образом, можно выделить следующие обстоятельства, влекущие потребность конституционного толкования: 1) наличие писаной Конституции, выполняющей функцию активного правового регулятора общественных отношений и социальных преобразований; 2) расхождение между нормами Конституции и политико-правовыми реалиями, которое вызывает необходимость в приспособлении конституционных положений к изменяющимся общественным отношениям; 3) возникновение у субъектов права неадекватного понимания конституционных норм, которое может привести к юридическим конфликтам и нарушению единства конституционной законности; 4) стремление обеспечить продолжительную жизнь конституции, эволюционный характер ее развития[90].

Толкование конституции преследует ряд взаимосвязанных целей различного порядка. К таким целям относятся юридические, политические, социальные. Достижение этих целей определяет и возможности конституционной интерпретации. Реализованная возможность, как правило, достигает поставленной цели. Однако в тех случаях, когда конституционное толкование само в себе содержит неясные положения, поставленная цель (или набор целей) может быть не достигнута. В ситуации неясности конституционные положения, подвергнутые толкованию, не могут выполнить надлежащим образом заложенные в них намерения. Тем самым страдает эффективность конституционного регулирования и воздействия конституции на общественные отношения.

По мнению немецкого исследователя К. Хессе, интерпретация конституции «становится необходимой и проблематичной, когда нужно дать ответ на конституционно-правовой вопрос, который на основе конституции не может быть решен однозначно»[91]. Если конституционное положение вызывает различное понимание и, вследствие этого, разнообразные подходы к его реализации, толкование конституции снимает неопределенность и способствует легитимной унификации опыта реализации отдельных или взаимосвязанных конституционных норм и принципов.

Среди судей Конституционного Суда РФ высказывается мнение, что при толковании конституции необходимо руководствоваться идеей рациональной организации общественных отношений. Так, один из авторов книги «Предприниматель – налогоплательщик – государство» судья Г.А. Гаджиев отмечает, что Конституционный Суд РФ исходит «из идеи необходимости рациональной организации общественных отношений», когда устанавливает «связь между текстом Конституции РФ и многообразием экономических, социальных, национально-этнических интересов, политических устремлений»[92]. Понятие рациональности применительно к конституционному толкованию следует рассматривать как категорию, с помощью которой возможно согласование противоборствующих интерпретаций с целью получить наибольший эффект в вопросах защиты прав и свобод или наиболее полного осуществления доминирующих в обществе конституционных принципов.

Юридические цели и возможности конституционного толкования охватывают различные элементы правовой системы, но, в первую очередь, они воздействуют на сферу конституционного права и конституционной политики.

На наш взгляд, можно выделить шесть таких целей и возможностей.

1. Раскрытие системных связей конституционных норм и норм других отраслей права.

2. Определение возможностей законодателей в вопросах развития и конкретизации норм конституции.

3. Формирование правил и конкретизация пределов прямого действия конституции.

4. Прояснение границ полномочий конституционных органов государственной власти.

5. Выяснение объема регулирования вопросов, входящих в различные предметы ведения, и вследствие этого разграничение спорных вопросов предметов ведения Федерации и субъектов Федерации.

6. Уточнение степени нормативности конституционной и законодательной политики в государстве.

Политические цели и возможности конституционной интерпретации затрагивают различные уровни публичной политики и, в целом, заключаются в противодействии радикальному инструментализму в вопросах организации и осуществления публичной власти. Наиболее важными являются две политические цели и возможности:

1) конституционное толкование способствует примирению противоборствующих политических групп и интересов и обеспечивает цивилизованное разрешение политических конфликтов;

2) в процессе его осуществления происходит соизмерение различных политических и иных ценностей, которых придерживаются различные социальные слои, политические и профессиональные группы, и легализация их согласованной иерархии посредством обсуждения и толкования.

Социальные цели и возможности интерпретации конституционных норм служат ориентиром для всей системы общественных отношений, с их помощью происходит более общее и всестороннее регулирование различных подсистем общества, поддержание динамического равновесия в развитии отдельных частей и всей целостности социума. С позиций конституционной интерпретации наиболее значимыми являются три цели и возможности.

1. Обеспечение интеграции общественной и государственной жизни, различных по своему социальному, национальному и иному происхождению граждан в единое конституционное и социальное сообщество посредством уравновешивания противоборствующих интересов и лежащих в их основе ценностей.

2. Широкое общественное распространение через реализацию результатов толкования новых конституционных идей, принципов и правил.

3. Формирование конституционной идентичности российского народа.

§ 3. Юридическая природа конституционной герменевтики

Консенсус и разногласия в вопросах конституционной интерпретации. Закономерным является вопрос, какие различия между конституционной и юридической герменевтикой определяют специфику конституционного толкования? В целом эти различия вытекают из юридических свойств, присущих конституции как Основному закону страны. Ее место в иерархии источников права определяющим образом влияет на природу толкования конституционных норм. Такие свойства Российской конституции, как верховенство, высшая юридическая сила в материальном и формальном смысле, прямое действие и непосредственное применение судами, роль юридического фундамента правовой системы – требуют обеспечения конституционной законности и накладывают печать на процесс интерпретационной деятельности. Для эффективной реализации конституционных норм необходимы не только развитое конституционное законодательство и правосознание, но и новая концепция толкования конституции, базирующаяся на ценностях демократического конституционного государства и цивилизованного гражданского общества.

Существует взгляд, что любая теория конституционной интерпретации испытывает ценностное напряжение под давлением критики осуществляемого выбора сторонниками иного подхода к соотношению различных конституционных ценностей. Любой метод конституционной интерпретации заключает в себе авторское видение рассматриваемого вопроса. Во введении к тематическому выпуску «Интерпретационные методологии: перспективы конституционной теории», давая беглый комментарий к статье каждого автора сборника, Эвен Т. Ли говорит: «Автор заключает, что каждая предварительно предложенная теория конституционной интерпретации является или непоследовательной или нормативно испорченной. Затем автор предлагает свой собственный метод конституционной интерпретации, провозглашая только его истинно легитимной или последовательной теорией»[93]. По мнению калифорнийского профессора, новые теории конституционной интерпретации будут иметь наивысшее затруднение в привлечении на свою сторону широко распространенного согласия, потому что существует слишком много мест, где согласие может провалиться[94].

Конечно, не может быть теории конституционной интерпретации, которая удовлетворяла бы интересам всех заинтересованных сторон. Очень мало шансов, что каждая новая теория конституционной интерпретации может привести к появлению базового консенсуса по поводу значения и содержания конституционных принципов. Внутри государственного органа, осуществляющего толкование (нормативное или казуальное) конституции, удовлетворительный консенсус может быть достигнут на основе принципа большинства.

В Конституционном Суде РФ решение принимается открытым голосованием путем поименного опроса судей. Причем председательствующий во всех случаях голосует последним. Решение считается принятым при условии, что за него проголосовало большинство участвовавших в голосовании судей. Это общее правило принятия решений. В случае, если при принятии решения по делу о проверке конституционности нормативного акта, договора между органами государственной власти, не вступившего в силу международного договора Российской Федерации голоса разделились поровну, решение считается принятым в пользу конституционности оспариваемого акта. Решение по спорам о компетенции во всех случаях принимается большинством голосов. ФКЗ о КС в первоначальной редакции закреплял, что решение о толковании Конституции РФ (в данном случае о нормативном, абстрактном толковании) принимается большинством не менее двух третей от общего числа судей (ст. 72 Федерального конституционного закона о Конституционном Суде РФ).

Однако в связи с изменением требования о кворуме и действующем составе Суда в 2014 годы появилась поправка, согласно которой решение о толковании Конституции РФ принимается большинством не менее двух третей от числа действующих судей (в ред. Федерального конституционного закона от 04.06.2014 № 9-ФКЗ)[95].

Стремление достигнуть консенсуса при обсуждении и принятии решения в Конституционном Суде РФ способствует проведению единой правовой политики в вопросах конституционной интерпретации и конституционного контроля. Через обсуждение принимаемого решения выявляется возможность достижение согласия на основе принципа большинства, и обнаруживаются расхождения во взглядах, позициях судей, которые могут послужить основой для принятия особых мнений. Открытое голосование важнейшая процедура конституционного правосудия для выявления вопросов консенсуса и разногласий. Как отмечается в комментарии к Закону о Конституционном Суде РФ, содержание решения составляют не только заключительная формулировка, но и приводимая в ее обоснование система аргументов, способная во многих случаях приобретать самостоятельное значение, в связи с чем процесс принятия решения неизбежно должен включать в себя детальное обсуждение всех его составных частей. После такого обсуждения, в ходе которого в основном судьи и выявляют свои позиции, процедура тайного голосования теряет всякий практический смысл[96].

Итоговые решения Конституционного Суда РФ – плод коллегиальных усилий и устремлений. Однако в самом акте Суда перечисляются судьи, участвующие в рассмотрении дела, судья-докладчик (может быть не один), но не отмечаются судьи (или судья, например докладчик), оформившие (написавшие) решение. Авторство актов Конституционного Суда РФ могло бы подтверждаться указанием на имена судей, участвовавших в изложении конечного варианта решения (по абзацам или пунктам итогового решения). К тому же действующий ФКЗ о КС не исключает варианта появления итогового решения, принятого на основе проекта, подготовленного не судьей-докладчиком.

В отношении отказных определений Конституционного Суда РФ Закон также не определяет требования об указании судьи, который его отписал. Согласно ст. 41 ФКЗ о КС (в ред. Федерального конституционного закона от 04.06.2014 № 9-ФКЗ) Председатель Конституционного Суда РФ в порядке, установленном Конституционным Судом РФ, поручает одному или нескольким судьям предварительное изучение обращения. Предварительное изучение обращения судьей (судьями) является теперь обязательной стадией производства в Конституционном Суде РФ. В период с 1994 по 2014 годы предварительное изучение обращения должно было быть завершено не позднее двух месяцев с момента регистрации обращения. В 2014 году указанный срок был исключен из статьи.

Отказное определение принимается после заслушивания заключения судьи, проводившего на основании ст. 41 ФКЗ о

КС предварительное изучение обращения (запроса, жалобы и др.). Судья, проводивший предварительное изучение обращения, отражается в вводной части отказного определения[97].

Все отказные определения подписываются Председателем Конституционного Суда РФ, хотя реально их оформляют (отписывают) конкретные судьи. Судья или несколько судей, предварительно изучавший (изучавшие) обращение и должны отражаться в определении Суда как его написавшие.

Дискуссии о правовой природе отказных определений в конституционной юриспруденции показывают, что необходимо в ФКЗ о КС закрепить их легальный смысл и правовую природу. Обсуждаются в литературе и различия между обычными отказными определениями и отказными определениями с позитивным содержанием. Некоторые авторы считают, что «отказные» определения КС РФ, содержащие его правовую позицию («отказные» определения с позитивным содержанием), являются нормативными прецедентами толкования[98].

Правила принятия решений в Конституционном Суде РФ хотя и основаны на принципе большинства, вместе с тем допускают появление особого мнения судьи (ст. 76 ФКЗ о Конституционном Суде РФ). Так, судья, не согласный с решением Конституционного Суда РФ, вправе письменно изложить свое особое мнение. Оно приобщается к материалам дела и подлежит опубликованию вместе с решением Конституционного Суда РФ. До поправок 2001 года особые мнения судей публиковались во всех источниках официального опубликования актов Суда. После поправок 2001 года только в «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации».

Особое мнение судьи – это способ и процедура институционализации разногласий в стенах Конституционного Суда РФ и одновременно – альтернативная аргументация в вопросах конституционного толкования и конституционного контроля. Правовая позиция судьи, изложенная в его особом мнении, может показывать направление дальнейшего развития теории конституционного права, а может выявлять содержательные противоречия в конституционной аргументации, изложенной в решении Суда. Тем не менее, особое мнение судьи переводит конфликт позиций по вопросам конституционного значения из стен органа конституционного правосудия в сферу публичного и научного обсуждения. Важно при этом, чтобы как решение Конституционного Суда РФ, так и особое мнение отдельного судьи (или судей) были проявлением честности, которая состоит в беспристрастности при принятии решений.

В вопросе принятия решений Конституционным Судом РФ применима позиция, отстаиваемая А. Макинтайром в отношении Верховного Суда США на основании собственной концепции морали. По мнению американского философа, «мы живем согласно разнообразным и многочисленным фрагментированным концепциям». Подобные концепции «используются в одно и то же время для выражения конкурирующих и несовместимых социальных идей и политик и наполняют нас плюралистической политической риторикой, функция которой состоит в сокрытии глубины наших конфликтов»[99]. Отсюда он делает важные заключения в отношении конституционной теории. Как замечает А. Макинтайр, «функция Верховного Суда должна заключаться в том, чтобы поддерживать мир между конкурирующими социальными группами, придерживающимися конкурирующих и несовместимых принципов справедливости, через проявление честности, которая состоит в беспристрастности при принятии решений»[100].

Следовательно, правовые позиции судей, выраженные как в решении Конституционного Суда РФ, так и в особых мнениях, должны отвечать требованиям беспристрастности, хотя существующие различия между ними основаны на разных конституционных ценностях.

За пределами органа конституционного правосудия границы разногласий по поводу принятого решения могут быть расширены благодаря вовлечению в процесс конституционного толкования ученых-правоведов, юристов-практиков, всего юридического сообщества. Поэтому в процесс осуществления конституционной герменевтики в широком смысле вовлекаются различные субъекты права. Широкое обсуждение вопросов толкования и значения конституционных норм позволяет говорить о существовании целого сообщества интерпретаторов конституции. Понятие «сообщество интерпретаторов конституции» объединяет различных субъектов права, включая судей, ученых-правоведов, юристов, должностных лиц, граждан, которые осуществляют официальное, доктринальное, обыденное и иное толкование конституционных норм. Совместными усилиями субъектов права, входящих в сообщество интерпретаторов конституции, могут быть выработаны общепринятые правила толкования конституционных норм.

В конституционной юриспруденции США используется понятие «интерпретационное сообщество», которое включает не только ученых-правоведов, юристов, судей, судей Верховного Суда США, но также, в конечном счете, и обычных граждан[101].

В российской конституционной юриспруденции вопросы интерпретации конституции решаются различными категориями лиц и институтов. Каждая категория вносит свой вклад в развитие теории и практики конституционной герменевтики. Официальное толкование Конституции РФ, осуществляемое в виде нормативного и казуального толкования Конституционным Судом РФ, создает нормативно-обязательный интерпретационный масштаб понимания конституционных норм для различных субъектов права.

Судебное неофициальное толкование Конституции РФ осуществляется различными судами Российской Федерации (общей и арбитражной юрисдикции) при разрешении по существу разнообразных категорий дел, но прежде всего высшими судебными инстанциями – Верховным Судом РФ и Высшим Арбитражным Судом РФ (до его упразднения в 2014 году) при разъяснении и формулировании правил применения отдельных норм и статей в российском законодательстве[102]. В данном случае все судебные инстанции обязаны следовать в правоприменительной деятельности нормативно-обязательному интерпретационному масштабу конституционных норм.

Доктринальное толкование Конституции РФ учеными-правоведами, юристами, адвокатами расширяет горизонты конституционной герменевтики, создает новые подходы к изучению конституции и ее связей с другими отраслями законодательства, способствует возникновению альтернативных перспектив правоприменительной деятельности в конституционных вопросах, формирует образовательные, научные, реформаторские каноны конституционных положений и норм. Ценность доктринального толкования заключается в том, что с его помощью юридическое сообщество может воздействовать на законодательную политику в вопросах реализации Конституции РФ, содействовать через экспертную оценку развитию доктрины и практики официального толкования Конституции РФ, выявлять проблемные места и вопросы применения конституционных норм различными государственными органами и должностными лицами.

Обычные граждане испытывают влияние и официального, и доктринального толкования конституции в процессе оказания им юридической помощи со стороны юристов при судебной и иной защите прав и свобод. Обыденное толкование конституции обычными гражданами менее значимо, однако и оно может создать условия или способствовать появлению случаев для спорных конституционно-правовых вопросов, нуждающихся в конституционной интерпретации. Ведь часто конкретные нарушения отдельных прав и свобод и их конституционное значение для обычных граждан, выступающих с собственным прочтением положений конституции, являются источником необходимости конституционного толкования по делам, возникающим из конституционных жалоб.

Конституционная герменевтика должна основываться на определенных правилах, которые являются первичными при осуществлении интерпретации конституционных положений. В целом такие правила носят объективный характер в связи с тем, что их появление вызваны особой ролью конституции в правовой системе страны, специфической юридической природой конституции как основного закона, обладающего высшей юридической силой и другими юридическими свойствами, характером юридических процедур, используемых для нормативного и казуального толкования норм конституции.

Во-первых, текст конституции представляет собой систему норм, которые взаимосвязаны языковыми и содержательными компонентами. Поэтому главное правило заключается в том, чтобы конституция толковалась как система принципов и правил, имеющих иерархические нормативные взаимосвязи. Во-вторых, в деле конституционной интерпретации важным является выбор тех принципов конституции, которые занимают доминирующее положение по отношению к другим статьям и нормам. В-третьих, конституция должна интерпретироваться как публичный процесс, в котором происходят позитивные изменения, отвечающие условиям правового и социального прогресса. В-четвертых, если осуществляется казуальное толкование конституции, необходимо установить приоритетное положение интерпретируемых конституционных принципов и правил по отношению к нормам оспариваемых правовых актов.

Представляется, что всем отмеченным правилам в той или иной степени следует Конституционный Суд РФ, реализуя полномочия по официальному нормативному и казуальному толкованию Конституции РФ.

Конституционная герменевтика и толкование законов. Интерпретация Конституции РФ – важнейшая функция Конституционного Суда России. Можно выделить несколько сфер интерпретационной деятельности федерального органа конституционной юстиции:

1) официальное нормативное толкование Конституции РФ, которое впервые появилось в 1993 году (ч. 5 ст. 125 Конституции РФ);

2) конституционное толкование, осуществляемое в ходе проверки конституционности нормативных актов, внутригосударственных и международных договоров (ч. 2 ст. 125 Конституции РФ);

3) интерпретация конституционных норм при разрешении споров о компетенции между органами государственной власти (ч. 3 ст. 125 Конституции РФ);

4) толкование конституционных норм при рассмотрении жалоб на нарушение законом конституционных прав и свобод граждан и проверке конституционности законов по запросам судов (ч. 4 ст. 125 Конституции РФ).

Полномочие по официальному толкованию Конституции имеет самостоятельное значение и направлено на разъяснение любого конституционного положения, содержащегося в отдельной статье и группе взаимосвязанных между собой статей Конституции. Такое толкование можно называть абстрактным, не связанным с рассмотрением какого-либо конкретного дела, и общеобязательным для всех субъектов права, осуществляющих применение и непосредственную реализацию конституционных норм. При этом решение о толковании Конституции не приводит к утрате юридической силы какого-либо акта, как это происходит в случае проверки конституционности нормативных актов, договоров, спорах о компетенции. Все иные сферы интерпретационной деятельности Конституционного Суда связаны с реализацией полномочий по разрешению конкретных дел, поэтому конституционное толкование в этих случаях именуют казуальным.

Следует отметить, что понятие «казуальное толкование конституции», используемое в отечественной конституционно-правовой литературе, отличается от аналогичного понятия, существующего в странах англосаксонского права с писаной конституцией и судебным надзором над конституционностью правовых актов. В целом такое различие вытекает из специфики европейской (относительно централизованной) и американской (децентрализованной) систем конституционного контроля или надзора. Можно констатировать, что один и тот же термин используется для выражения параллельных понятий. В американской системе конституционного надзора казуальное толкование означает, что суд интерпретирует конституцию при рассмотрении дела по существу и осуществляет попутно функцию судебного надзора за конституционностью применяемого правового акта. В российской системе конституционного контроля, которая в целом отвечает требованиям европейского варианта, казуальное толкование не предполагает разбор дела по существу. Конституционный Суд проверяет только конституционность различных нормативно-правовых актов в порядке абстрактного и конкретного контроля и в ходе такой проверки интерпретирует Конституцию РФ для обоснования судебного решения. Таким образом, содержание термина «казуальное толкование» отличается в деталях в разных правовых системах. Как отмечает голландский ученый по поводу соотношения языка и права, отличие между содержанием терминов существует, «поскольку две правовые системы все же являются несоизмеримыми (в корне отличными), что порождает различное юридическое толкование»[103].

В юридической литературе предлагается разграничивать содержание понятий «конституционное толкование» и «толкование Конституции». Первое понятие, по мнению профессора Т.Я. Хабриевой, шире второго и включает в себя интерпретацию законов в свете Конституции и деятельность по толкованию самой Конституции[104]. Признавая необходимым различать названные виды интерпретационной деятельности Конституционного Суда, мы считаем, что для целей нашего исследования необоснованно придавать особое значение термину «конституционное толкование». Эти термины («конституционное толкование» и «толкование Конституции») – различные вербальные формулировки, которые могут использоваться для обозначения интерпретации конституционных норм. В более поздних работах профессор Т.Я. Хабриева стала использовать термины «конституционное толкование» и «толкование конституции» как идентичные[105].

Однако следует учитывать специфику сфер интерпретационной деятельности Конституционного Суда. Официальное нормативное толкование Конституции предполагает интерпретацию только конституционных норм, когда у субъектов права возникло неодинаковое их понимание и поэтому существует неопределенность в вопросе применения конституционных положений. Так, одним из критериев допустимости запроса о толковании федеральной Конституции является регулирование ею вопроса, который требует толкования. И запрос о толковании Конституции не является допустимым, если в нем ставятся вопросы, которые не получили разрешения в Конституции[106]. Деятельность Конституционного Суда по казуальному толкованию Конституции в связи с реализацией других полномочий по разрешению конкретных дел носит более сложный содержательный характер. Например, при сопоставлении проверяемых на конституционность норм законов и иных нормативных актов с нормами Конституции РФ Конституционный Суд вынужден не только интерпретировать конституционные нормы, но и давать конституционное толкование нормативного правового акта, положения (статьи, нормы) которого оспариваются заявителем. Без интерпретации конституционной нормы невозможно реализовать функцию конституционного нормоконтроля: проверить соответствует ли Конституции оспариваемый акт или его отдельное положение – это, значит, раскрыть смысл и содержание действующей конституционной нормы. Вместе с тем положения нормативного правового акта также истолковываются в свете действующих конституционных норм и принципов. Следовательно, казуальное толкование конституционных норм делает необходимым интерпретацию законов и других нормативно-правовых актов, чья конституционность ставится под сомнение.

В правовой системе России не предусмотрена возможность аутентического толкования Конституции в связи с тем, что она была принята на референдуме. Однако федерального законодателя (Федеральное Собрание) никто не лишал права на аутентическое толкование законов, хотя конституционные нормы непосредственно такое право не закрепляют. Против подобного права парламента может быть высказано возражение, что орган государственной власти, наделенный публично-властными полномочиями, должен действовать в соответствии с принципом «запрещено все, что прямо не разрешено». Отсюда можно заключить: раз Конституция не предписала прямого указания на полномочие толковать законы, значит такого права у парламента нет. Действительно, Конституция не закрепляет правомочие федерального законодателя принимать специальный правовой акт толкования как особую форму права. Самостоятельный правовой акт толкования права для реализации полномочий парламента не предусмотрен. Тем не менее, отдельные элементы толкования положений законов, могут содержаться и содержатся в самих федеральных законах, например, в специальном словаре терминов, используемых в отдельных федеральных законах. Особенно часто в последнее время федеральный законодатель стал использовать специальный понятийный аппарат с толкованием используемых в законе терминов, предваряя им основную содержательную часть федерального закона. Например, в ст. 2 Федерального закона от 24 июня 1999 года «О принципах и порядке разграничения предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации» были раскрыты легальные определения, используемые в законе, такие как «предмет ведения Российской Федерации», «предмет совместного ведения Российской Федерации и субъекта Российской Федерации», «предмет ведения субъекта Российской Федерации», «компетенция органа государственной власти», «полномочия органа государственной власти» и другие[107]. После того, как данный федеральный закон утратил юридическую силу, общие принципы разграничения полномочий между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъекта российской федерации стали закрепляться в ФЗ № 184 (Глава IV.1.)[108]. Однако в данном законе отмеченные термины как юридические конструкции не раскрываются.

Законодательное толкование понятий, нашедших легальное закрепление, в этом случае составляет неотъемлемую часть самого закона. Однако, для прояснения понятий, терминов, определений законодатель вправе внести соответствующие изменения в федеральный закон через принятие другого федерального закона. Это так называемое законодательное толкование дефиниций, используемых в парламентских законах.

Следовательно, можно сделать вывод, что федеральный парламент вправе осуществлять законодательное толкование дефиниций через процедуру принятия первичного федерального закона или через внесение в него поправок (изменений, дополнений) при помощи другого федерального закона.

При этом возможна ситуация, когда сталкиваются результаты судебного конституционного толкования законов в связи с казуальной интерпретацией Конституционным Судом норм Конституции и итоги аутентического толкования законов федеральным законодателем. В этом случае, исходя из смысла ст. 79 Закона о Конституционном Суде, более высокой юридической силой и приоритетным применением должны пользоваться именно правовые позиции Конституционного Суда.

Отдельные исследователи предлагают наделить федеральный орган конституционной юстиции самостоятельным правом толкования не только Конституции, но и законов, иных нормативных актов[109]. Целесообразность подобного полномочия, как самостоятельной сферы интерпретационной деятельности органа конституционной юстиции, многими российскими юристами правомерно оспаривается. Вряд ли найдутся позитивные примеры существования подобного права в западноевропейских государствах. Ссылки же на опыт Конституционного Трибунала Польши по толкованию законов оказался неоправданным. Так, по мнению Л. Гарлицкого, этим правом Трибунал пользовался довольно активно с 1989 года, что порождало многочисленные конфликты и нарекания, поэтому новая польская Конституция 1997 года такое право ему не предоставила[110].

Вместе с тем Конституционный Суд России реально осуществляет взаимосвязанную с конституцией интерпретацию законов и иных нормативных правовых актов, конституционность которых проверяется по обращениям управомоченных Законом о Конституционном Суде субъектов права. При таком взаимосвязанном толковании преследуется двуединая цель: обеспечить применение только конституционных нормативно-правовых актов, исключив из сферы реализации не соответствующие Конституции акты или их положения, и сформировать правовую позицию по конституционно значимым вопросам, которая подлежит обязательной реализации не только в конституционном праве, но и в других отраслях права. Ведь проблема конституционности нормативно-правовых актов выходит далеко за пределы одной отрасли и касается отраслей и публичного, и частного права. Конституционное прочтение законов в этом случае способствует развитию гармоничной взаимосвязанности различных отраслей законодательства с конституционными положениями, а также расширяет правовое поле нормативно-интерпретационной конституционализации правового порядка.

Конституционная герменевтика связана и с проблемой законодательного толкования Конституции. Законодательное толкование рассматривается как разновидность несудебной интерпретации Конституции. В американской юриспруденции существуют исследования, специально посвященные проблемам «законодательного конституционного толкования»,[111]а также вопросам соотношения концепции судебного верховенства и несудебной интерпретации Конституции[112].

Исследователь из Джорджтаунского университета Н.К. Катьял полагает, что в исследованиях большое внимание было уделено вопросу, как Конституция интерпретировалась в судах, и гораздо меньшее внимание уделялось вопросу, как Конституция интерпретировалась где-нибудь в других ветвях власти. Конституция США, по его мнению, «говорит нам, что Конгресс, Президент, и законодатели штатов, и суды должны придерживаться ее терминов, но она не только не говорит нам, как много интерпретационной власти должен иметь каждый актор, но и не предписывает правила для каждого актора», которые нужно использовать, когда интерпретируется текст[113]. Однако он считает возможным говорить о конституционной интерпретации Конгрессом, которая существует и должна быть совсем отличной от конституционной интерпретации судов. Для характеристики законодательной конституционной интерпретации, которая является повторяющейся проблемой в конституционном праве, он использует понятие «конгрессиональная интерпретация» Конституции США. В своей работе исследователь доказывает способность Конгресса изменять конституционные решения через обычное законодательство, так как Конгресс может принимать законы, которые подвергают сомнению определенные решения Верховного Суда США[114].

В более широком плане суть рассматриваемой проблемы заключается в двух вопросах: во-первых, могут ли законодатели, парламент толковать конституцию страны и, во-вторых, если да, то в какой степени судебное толкование конституции и законодательная интерпретация являются симметричными? Кто является финальным или окончательным интерпретатором конституционных положений? В этом случае интерпретация понимается как широкий процесс, вовлекающий законодательную и судебную власть в реализацию конституционных положений посредством тех форм и методов осуществления полномочий, которыми располагает согласно Конституции каждая ветвь государственной власти. В германском конституционном праве К. Хессе предлагает разграничивать понятия «толкование» и «актуализация» конституции. По его мнению, «не каждое осуществление конституционно-правовых нормирований является «интерпретацией», в то время как конституция в процессе интерпретации постоянно актуализируется»[115]. Поэтому если речь идет об обычной реализации содержания конституционных норм, то можно говорить скорее не об интерпретации, а об актуализации конституции. Конечно, при этом не должно быть сомнений в конституционности подобных действий.

Если Конституция предусматривает жесткую модель разделения властей, то для обоснования прерогатив законодательной и судебной властей могут быть использованы конкурирующие концепции парламентского верховенства и судебного верховенства, каждая из которых имеет своих сторонников и противников. Сторонники демократического идеала отдают предпочтение доктрине парламентского верховенства, как обеспечивающего приоритет в конституционной политике политической воле народных избранников. Сторонники судебного надзора и судебного активизма отдают предпочтение судебному верховенству как принципу, способному осуществлять примирение противоборствующих ценностей и интересов в ходе рассмотрения конкретных дел, в том числе более эффективно защищать права различных меньшинств.

Российская Конституция закрепляет смешанную модель разделения властей, которая не отдает явного предпочтения той или иной концепции. Поэтому ни одна из концепций: парламентского верховенства или судебного верховенства, – не является доминирующей в российском конституционном праве. Однако концепция верховенства конституции позволяет согласовать роль конституционного правосудия, других ветвей судебной власти и парламента страны в вопросах толкования и реализации конституционных норм. Верховенство конституции требует авторитетного понимания и разъяснения конституционных норм и их законодательной конкретизации для всесторонней реализации и осуществления в правоприменительной деятельности.

Исходя из положений Конституции РФ (ст. 125) Конституционный Суд РФ является наиболее авторитетным интерпретатором конституционных норм. Обязательный характер его постановлений согласуется с законодательными полномочиями парламента по конкретизации конституционных положений через процедуру принятия федеральных конституционных законов и федеральных законов. Конституционный Суд, интерпретируя Конституцию, может предусматривать возможность принятия новых законов, необходимых для реализации конституционных положений, или ограничивать законодателя в вопросах надлежащего понимания пределов ограничения прав и свобод. Федеральное Собрание как парламентское учреждение развивает положения Конституции РФ через принятие федеральных конституционных законов и федеральных законов, непосредственно предусмотренных ее нормами. При этом федеральный законодатель обязан придерживаться конституционных принципов, закрепленных в главе 1 «Основы конституционного строя», или выведенных из ее положений конституционным правосудием в процессе нормативного или казуального толкования Конституции РФ. Развивая конституционные принципы, парламент должен принимать во внимание «народные ценности и верования»[116].

В отношении конституционной роли Парламента России вряд ли применимо выражение о том, что он «формулирует конституционные принципы». Конституция предоставляет возможность развивать установленные конституционные принципы. В конституционной системе России самостоятельность парламента в развитии конституционных принципов через законодательную деятельность связана и ограничена двумя факторами: эксплицитным закреплением таких принципов в тексте Конституции РФ и имплицитным выведением их в процессе конституционной интерпретации.

К роли Конституционного Суда РФ в вопросах конституционного толкования применимо высказывание немецкого исследователя К. Штарка. Толкование конституции создает условия, когда «возможности, границы и даже обязанности законодателя становятся предметом юридической науки и, что еще важнее, объектом правосудия». Следовательно, законодатель «больше не свободен в том, как понимать конституцию; он может быть связан ее толкованием, исходящим от конституционного суда»[117].

Свобода законодательного усмотрения в понимании и актуализации конституции ограничена судебным толкованием и судебным конституционным контролем, которые осуществляются органами конституционного правосудия для поддержания принципа верности конституции, стабильности конституционного строя в условиях динамического разделения и баланса властей в государстве.

Нормативно-правовые акты:

1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (в ред. от 21.07.2014) // Официальный интернет-портал правовой информации http://www.pravo.gov.ru, 01.08.2014

2. О Конституционном суде Российской Федерации: ФКЗ РФ от 21.07.1994 N 1-ФКЗ (ред. от 08.06.2015) // СЗ РФ. – 1994. – № 13. – Ст. 1447.

Основная литература:

1. Бондарь Н. С. Судебный конституционализм в России в свете конституционного правосудия / Н.С. Бондарь. – М.: Норма; ИНФРА-М, 2011. – 544 с.

2. Витрук Н. В. Конституционное правосудие. Судебно-конституционное право и процесс: Учеб. пособие. 3-е изд. перераб и доп. – М: Норма, 2011. – 592 с.

3. Конституционный судебный процесс: учебник / Отв. ред. М. С. Саликов. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Норма: ИНФРА-М, 2015. – 352 с.

4. Кравец И. А. Российский конституционализм: проблемы становления, развития и осуществления. – СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005.– 675 с.

§ 1. Судебное гарантирование конституции как судебный конституционализм и его ограничения

В исторической ретроспективе отмечается существование античного, средневекового и современного конституционализма. Многие компоненты современного конституционализма основываются на доктрине и практике верховенства конституции. Данного принципа конституционализма (или юридического свойства конституции) не было как в античных правовых системах, так и в период средних веков. Создание концепта верховенства конституции связано с периодом конца XVIII века, значительный импульс развитию концепта верховенства конституции в XX столетии придал появившейся институт конституционного правосудия.

Формирование российского конституционализма как правового явления немыслимо без надлежащего обеспечения и проведения в жизнь принципа верховенства конституции. Следует согласиться с лаконичной формулировкой Ю. Лимбах о том, что «концепт верховенства конституции присуждает высшую власть в правовой системе конституции»[118]. На пути к реализации этого принципа России удалось преодолеть пока только частично ключевые трудности и проблемы.

Конституции присущи аксиологические свойства. Аксиологизм конституции – ценностные основания современного конституционализма. По мнению Н.С. Бондаря, именно аксиологическими свойствами определяется уникальность Конституции с точки зрения ее юридических, политико-идеологических, философско-мировоззренческих и иных характеристик. Ценностная значимость присуща как Конституции в целом (с точки зрения, прежде всего, таких ее юридических характеристик, как верховенство, высшая юридическая сила, прямое действие, сочетание стабильности и динамизма и т. п.), так и конкретным ее нормам, которые являются в этом случае отражением фактически сложившихся и юридически признаваемых представлений о социальных приоритетах и наиболее оптимальных моделях обустройства общественной и государственной жизни, о соотношении ценностей власти и свободы, равенства и справедливости, рыночной экономики и социальной государственности и т. д.[119]

Для обоснования обеспечения верховенства конституции могут применяться две концепции гарантирования конституции:

1) концепции судебного гарантирования конституции, когда ее гарантом провозглашается специализированный орган конституционного контроля – Конституционный Суд или суд общей юрисдикции;

2) концепция политического гарантирования конституции, когда ее гарантом провозглашается глава государства, обеспечивающий реализацию конституционных норм и определяющий основные направления законодательной политики и деятельности правительства.

Концепция судебного гарантирования конституции опирается на идеи Ганса Кельзена о судебной гарантии конституции и конституционной юстиции[120], которые получили оформление в кельзеновскую модель конституционного контроля, послужившую теоретической основой для европейских систем конституционного правосудия, в том числе для создания российской модели Конституционного Суда РФ.

Концепция политического гарантирования конституции главой государства восходит к идеям Карла Шмитта, разрабатывавшего теорию политической теологии и связывавшего функцию гаранта конституции с политическим сувереном (политическим богом), каким считал главу современного государства. В работе 1931 года «Гарант конституции», посвященной поиску выхода из системного конституционного кризиса Веймарской республики, К. Шмитт призывает заменить плюралистическое государство конкурирующих партий субстанциальным порядком с единой государственной волей, для чего необходима президентская диктатура в качестве гаранта конституции[121].

Обе концепции гарантирования конституции находят отражение в Конституции РФ 1993 года, которая закрепляет Президента РФ в качестве гаранта конституции, прав и свобод человека и гражданина (ч. 2 ст. 80), и устанавливает в ст. 125 полномочия Конституционного Суда РФ в сфере судебного конституционного контроля и толкования конституции.

Современный российский конституционализм, следовательно, основывается на сочетании (соотношении и взаимном влиянии) доктрины и практики политического гарантирования конституции главой государства и судебного гарантирования конституции (органом конституционного правосудия). В исследованиях получает развитие как концепция судебного конституционализма (современная версия судебного гарантирования конституции), так и концепция политического гарантирования конституции Президентом РФ. Доктрина судебного конституционализма развивается в работах современных исследователей, судей Конституционного Суда РФ[122].

Политический гарант конституции в условиях российского конституционализма призван использовать законодательные и согласительные процедуры для обеспечения действия конституционных норм и только в исключительных случаях обращаться в судебный орган конституционного контроля.

Судебный гарант конституции как арбитр по конституционно-правовым спорам и коллизиям включается в обеспечение верховенства конституции только в случае обращений уполномоченных органов государства и должностных лиц, а также граждан и их объединений.

Как судебный, так и политический гарант конституции могут быть носителями динамических и консервативных элементов конституционализма. В условиях стабильного конституционного строя политическая гегемония главы государства сдерживается и умеряется судебным гарантированием конституции, благодаря которому Конституционный Суд имеет возможность оценивать результаты законодательных инициатив Президента.

В условиях интенсивной конституционной модернизации и реформирования правовой системы страны глава государства приобретает политическую возможность инициировать не только реформы в различных областях государственной и общественной жизни, в различных отраслях права, но и быть решающим субъектом конституционной модернизации, инициатором наиболее важных поправок к Конституции и изменений конституционного текста.

Гегемония политического гаранта конституции в вопросах конституционной модернизации может уравновешиваться только при условии существования у Конституционного Суда функции предварительного конституционного контроля в отношении предлагаемых главой государства поправок к Конституции.

Сочетание динамических в политическом отношении и консервативных юридических элементов в российском конституционализме позволяет выработать конституционную политику устойчивого развития, которая нацелена на сохранение, но и прогрессивное развитие основ конституционного строя, на политическое руководство конституционной системой в интересах раскрытия творческого потенциала конституционных норм.

В России существование двух гарантов Конституции – судебного гаранта в лице Конституционного Суда РФ и политического гаранта в лице Президента РФ может усиливать гарантирующий эффект конституции, а может взаимно уравновешивать политические и судебные аспекты гарантирования. В условиях политического преобладания главы государства и активной роли в формировании законодательной политики его гарантирующая функция может ограничивать судебное гарантирование конституции.

Формирование доктрины и практики судебного верховенства Конституции необходимо согласовывать с конституционной политикой Главы Российского государства. Конституционный статус судебного гаранта Конституции позволяет в России формировать доктрину и практику судебного верховенства конституции и рассматривать Конституционный Суд РФ в качестве окончательного арбитра в вопросах судебного гарантирования Конституции. Однако насколько будет осторожен Суд, когда встанет вопрос о проверке конституционности федерального конституционного закона, федерального закона, инициированного Президентом РФ и принятого Федеральным Собранием? Представляется, что для согласования авторитетов двух гарантов Конституции и в целях предупреждения умаления престижа президентской власти, можно было бы предусмотреть предварительный конституционный контроль проектов федеральных конституционных законов и федеральных законов, инициированных Президентом РФ. Такой контроль мог бы осуществлять Конституционный Суд РФ на стадии их прохождения через палаты Федерального Собрания.

Помимо этого, преобладание главы государства в вопросах конституционной модернизации страны, инициативы поправок к Конституции РФ ограничивает возможности судебного гарантирования конституции в связи с отсутствием юридической процедуры предварительной проверки законов о поправках к Конституции на соответствие основам конституционного строя и положениям главы 2 Конституции РФ о правах и свободах человека и гражданина. В России конституционная система, опирающаяся на административные ресурсы государства, обеспечивает приоритетную возможность рассмотрения и принятия предложений о поправках к Конституции РФ главе государства. Такие поправки, как показывает российский опыт 20-летия Конституции, принимаются в юбилейные годы (в 2008 и в 2013 годах) по инициативе Президента РФ.

Исследование конституционно-правового статуса Президента РФ и его полномочий занимает видное место в современной науке конституционного права[123]. Предстоит осмыслить конституционные и законодательные полномочия Президента РФ с позиций формирующегося президентского конституционализма, который усиливается становлением новой государственно-правовой традиции обращаться с посланиями к Федеральному Собранию РФ в день Конституции РФ, в том числе в юбилейный год.

Особое внимание заслуживает и вопрос о характере влияния президентских законодательных инициатив, нормотворческой и управленческой деятельности главы государства на процесс конституционализации правового порядка и правовой системы России. Новейшие исследования в данной сфере показывают, что наступил «модернизационный» этап конституционализации законодательства. По мнению Т.Я. Хабриевой, цель данного этапа – преодоление негативных явлений, размывающих роль законодательства в имплементации конституционных ценностей и норм. Особо подчёркивается смещение вектора законодательного развития в направлении социальногуманитарных вопросов, гармонизацию предметов и пределов законодательного регулирования Федерации и ее субъектов, совершенствование правоприменительной практики[124].

В современном мире используются различные модели судебного гарантирования Конституции наряду с внесудебными способами защиты и правовой охраной конституции. Модели судебного гарантирования конституции, как правило, отражают сложившиеся и поддерживаемые государством системы конституционного контроля и конституционного правосудия. Модели судебного гарантирования конституции (американская, европейская и смешанная) опираются на особенности правовой и судебной системы, существующие в государстве, особенности государственного режима могут влиять на эффективность работы судебного гаранта Конституции.

§ 2. Ограничения судебного гарантирования конституции

Ограничения судебного гарантирования конституции, как правило, имеют объективный характер и вызваны особенностями правовой и судебной системы, государственной политикой в судебной сфере, исполнения (или реализации) решений органов конституционного правосудия, однако, такие ограничения могут быть связаны с принятыми и реализуемыми способами и методами толкования конституционных норм, доктриной самоограничения и профессиональными установками судей при решении вопроса о допустимости обращений или степени влияния конституционного правосудия на иные компоненты правовой и судебной системы страны.

В данной работе обсуждается несколько видов ограничений судебного гарантирования конституции применительно к опыту Российской Федерации в контексте мирового конституционного процесса.

1. Ограничения, связанные с существованием в России двух гарантов Конституции – судебного гаранта в лице Конституционного Суда РФ и политического гаранта в лице Президента РФ. Формирование доктрины и практики судебного верховенства Конституции необходимо согласовывать с конституционной политикой Главы Российского государства. Конституционный статус судебного гаранта Конституции позволяет в России формировать доктрину и практику судебного верховенства конституции и рассматривать Конституционный Суд РФ в качестве окончательного арбитра в вопросах судебного гарантирования Конституции. Конституционный Суд РФ уполномочен в соответствии со ст. 125 Конституции РФ и ст. 3 ФКЗ о КС проверять конституционность федеральных конституционных законов и федеральных законов независимо от того, какой орган или должностное лицо были инициаторами таких актов. Однако насколько будет осторожен Суд, когда встанет вопрос о проверке конституционности федерального конституционного закона или федерального закона, инициированного Президентом РФ и принятого Федеральным Собранием? Представляется, что для согласования авторитетов двух гарантов Конституции и в целях предупреждения умаления престижа президентской власти, можно было бы предусмотреть предварительный конституционный контроль проектов федеральных конституционных законов и федеральных законов, инициированных Президентом РФ. Такой контроль мог бы осуществлять Конституционный Суд РФ на стадии их прохождения через палаты Федерального Собрания. Такая процедура не препятствует осуществлять предварительный парламентский контроль проектов федеральных конституционных и федеральных законов.

2. Ограничения, связанные с юридическими возможностями, предусмотренными Конституцией РФ, но не используемыми Конституционным Судом РФ. Ограничивает судебное гарантирование конституции отсутствие в течение 20 лет посланий Конституционного Суда РФ палатам Федерального Собрания. Не обеспечивается реализация нормы Конституции РФ о посланиях Конституционного Суда РФ, и не гарантируется (двумя гарантами Конституции) мониторинг состояния конституционной законности с опубликованием и общественным обсуждением (ежегодно по аналогии с посланиями Президента РФ или с иной периодичностью). Исследование методологических вопросов проблемы посланий Конституционного Суда РФ, его возможной структуры предпринято в научной литературе[125]. Среди исследователей – судьи Конституционного Суда РФ, предлагающие рассматривать Послания как одно из средств овеществления государственной политики. В этом случае послания, по мнению А. Н. Кокотова, имели бы качество своеобразных предправовых источников социального регулирования (как и послания Президента Федеральному Собранию, доклады Уполномоченного по правам человека)[126].

С одной стороны, формат посланий удобен для выделения на основе анализа конституционно-судебной практики системных проблем российского законодательства и правоприменения, для устранения которых помимо изменений законодательства могут быть задействованы и конституционно-судебные средства, такие как прояснение содержания конституционных положений в процедуре официального толкования Конституции РФ[127].

С другой стороны, послания могли бы играть роль обобщения судебной практики по конституционно-правовым спорам и одновременно (в специальном разделе) отражать направления конституционной законодательной политики, инициативы Конституционного Суда РФ в сфере совершенствования законодательства, определять итоги реализации и проблемные зоны реализации правовых позиций и постановлений Конституционного Суда РФ.

Актуальной проблемой конституционного правосудия является определение правовой природы и структуры послания Конституционного Суда РФ, периодичность посланий и место (орган государства), в котором возможно оглашение послания Конституционного Суда РФ. По мнению Председателя Конституционного Суда РФ В. Д. Зорькина, каждое постановление Суда является мини посланием, следовательно, Суд выполняет свою миссию обращения к различным органам государства, гражданам, их объединениям. Следует поддержать данную позицию, и вместе с тем отметить, что самостоятельная роль посланий может формироваться в правовой системе России после внесения поправок в текст ФКЗ о КС, если за посланиями закрепить роль итогового документа Суда, обобщающего за определенный период (2–3 года) практику конституционного правосудия. В этом случае послания становятся инструментом влияния на эффективность исполнения (или реализации) постановлений Конституционного Суда РФ.

3. Ограничения, вызванные отсутствием юридической процедуры предварительной проверки законов о поправках к Конституции на соответствие основам конституционного строя и положениям главы 2 Конституции РФ о правах и свободах человека и гражданина. В России конституционная система, опирающаяся на административные ресурсы государства, обеспечивает возможность внесения проектов Законов РФ о поправке или поправках Конституции РФ различными субъектами права на конституционную модернизацию[128]. Хотя перечень субъектов, имеющих право инициировать пересмотр Конституции РФ и внесения поправок в Конституцию РФ, отражает опыт и идеологию XIX–XX веков, и не соответствует современным техническим и демократическим возможностям современного государства (для этого необходимо формировать новую парадигму Конституции XXI века), рассмотрения и принятия предложений о поправках к Конституции РФ, как показывает российский опыт, имеет императивный характер только когда инициатором становится глава Российского государства. Такие поправки, как показывает российский опыт 20-летия Конституции, принимаются в юбилейные годы (в 2008 и в 2013 годах) по инициативе Президента РФ.

4. Ограничения, вызванные отсутствием полномочий у Конституционного Суда РФ обеспечивать верховенство ч.6 ст. 76 Конституции РФ. Данные положения не обеспечиваются ни конституционным, ни законодательным, ни процессуальным механизмом реализации. Их нужно или устранять или обеспечивать. Конституционный контроль (в абстрактной форме) за нормативно-правовыми актами, принятыми субъектами РФ в порядке ч. 6 ст. 76 Конституции РФ, находится вне компетенции Конституционного Суда РФ и осуществляется другими федеральными судами или органами конституционного (уставного) контроля соответствующего субъекта Федерации. Однако органы регионального конституционного правосудия имеют ограниченные средства контроля над законодательством субъектов РФ, принятым по вопросам их собственного ведения. В случае «вторжения» федерального законодателя с помощью императивных норм в вопросы ведения субъектов РФ, конституционные (уставные) суды таких субъектов не вправе признавать федеральные законы противоречащими законам субъектов РФ, принятым в соответствии с ч. 6 ст. 76 Конституции РФ. Представляется важным или упразднить положения ч. 6 ст. 76 Конституции РФ, которые в настоящее время не обеспечены надлежащим механизмом реализации («спят»), или создать действенный механизм, гарантирующий реализацию данных положений.

5. Ограничения, вызванные отсутствием обязательной процедуры проверки международных договоров, не вступивших в силу для Российской Федерации. Верховенство конституции имеет много общих черт с пониманием верховенства международного права, однако, если рассматривать соотношение норм международного права и конституции через призму свойства их взаимного верховенства, то следует признать, что такое верховенство носит взаимно ограничивающий характер. Можно предположить, что доктрина «ограниченного верховенства» наиболее подходящий концепт, который способен объяснить не только формально-юридическое, но динамическое материально-содержательное соотношение конституции как высшего и одновременно основного закона страны и норм международного права с их конституционно установленным приоритетом внутри правовой системы страны. Судебная оценка международных договоров, не вступивших в силу для Российской Федерации, применяемая в качестве обязательной процедуры могла бы стать гарантом оптимального сочетания принципа верховенства конституции и верховенства международного права. Необходимо отказаться от устоявшейся государственно-правовой традиции неучастия Конституционного Суда РФ в судебной оценке международных договоров. Введение обязательного предварительного конституционного контроля международных договоров, не вступивших в силу для Российской Федерации, позволило бы Конституционному Суду РФ формулировать правовые позиции по вопросам имплементации норм международного права и международных договоров РФ, расширило бы сферу судебной оценки международных договоров с позиций действующей Конституции РФ и стало бы важным этапом конституционализации норм международного права и международных договоров.

§ 3. Два гаранта Конституции: совместимость конституционализма и сильного государства?

Могут ли сосуществовать конституционализм и сильное государство одновременно в одной стране? И если это государство – Россия, как в рамках действующей конституции согласовать и обеспечить не эфемерное осуществление принципов российского конституционализма и сильного государства, ответственного за социальную и экономическую политику, способного преодолевать проблемы злоупотребления правами и противодействовать коррупции в публично-правовой сфере.

Научное осмысление реализации Конституции РФ 1993 года, которая в 2013 году отмечает 20-летие своего действия в конституционном пространстве России, происходит в условиях реального возвышения президентской власти и власти Председателя Правительства РФ. Президенстко-правительственный дуумвират федеральной государственной власти снижает роль судебных органов и особенно, конституционного правосудия в реальном обеспечении верховенства и прямого действия Конституции РФ, свидетельствует о достаточно четко формирующейся тенденции превращения российского интегрированного конституционализма в президентский конституционализм, при котором актуализация норм и положений действующей в стране Конституции во многом зависит от их понимания главой государства и от законотворческих инициатив Президента РФ и Председателя Правительства РФ. Из двух гарантов Конституции, предусмотренных её нормами (глава государства и Конституционный Суд), приоритетное положение в правовой системе и системе органов государственной власти приобретает глава государства, который благодаря определению основных направлений внешней и внутренней политики, законотворческим инициативам, арбитражной и контрольной деятельности формирует широкую социально-политическую и правовую матрицу понимания и актуализации конституционных норм и принципов в различных сегментах правовой системы страны. Конституционная политика балансирования интересов является одним из главных направлений деятельности Конституционного Суда РФ.

Конституционализм следует рассматривать как предмет конституционной политики государства. Наука конституционного права, как правило, поддерживает разграничение между правом и политикой. Поэтому термин «конституционная политика» редко встречается в российской научной литературе по конституционному праву. Однако в последние годы ряд исследователей стали рассматривать конституционную политику как разновидность правовой политики. В американской конституционной юриспруденции термин «конституционная политика» используется гораздо реже (о чем свидетельствуют книги и статьи), чем термин «конституционное право».[129]

Сравнительное конституционное право основывается на методологическом плюрализме.[130] В условиях интеграции России в международное и европейское правовое пространство значимость обратного влияния на российское внутригосударственное право теории и практики планетарного конституционализма необходимо рассматривать в контексте соотношения национальных особенностей и глобальных закономерностей развития и совершенствования основных принципов и институтов современного конституционализма. В международных политических исследованиях обосновывается потребность осмысления нового понимания черт и природы конституционализма, выходящего за пределы национального государства[131].

Концепция правового государства стала ответом абсолютистскому государству, которое характеризовалось отсутствием свобод, концентрацией власти и безответственностью власти перед обществом, а юридические гарантии правового государства соответствовали требованиям современного конституционализма. По мнению Д. Валадеса, конституционализм включает в себя два базовых элемента, которые по прошествии времени стали рассматриваться как синонимы правового государства, – это верховенство конституции и разграничение функций при осуществлении власти[132]. В каждой стране различные концепции обязывающей силы права создали характерную для данной страны систему конституционализма[133].

Понимание проблемы установления пределов государственной власти существовало в теории конституционализма в XIX веке. Границы вмешательства государственной власти определялись сферой гражданского общества. С точки зрения современного конституционализма, мера усложнения общественных отношений требует от конституции установления пределов государственного вмешательства в сферу общественного саморегулирования с таким расчетом, чтобы это вмешательство не могло повредить институтам и механизмам саморегулирования[134]. Такой взгляд на конституционализм может быть принят, если институты и механизмы саморегулирования способствуют реализации субъективных прав и свобод человека и обеспечивают их защиту, а собственная ценность саморегулирования общества не должна преобладать над ценностями прав и свобод личности. Либеральный конституционализм подвергается переосмыслению применительно к российским условиям современного демократического развития.

Существуют объективные условия пересмотра доктрины ограниченного правления либерального конституционализма применительно к современному этапу развития Российского государства. Во-первых, в России происходят одновременные преобразования политико-правовой и социально-экономической сфер жизнедеятельности общества, которые требуют активной функциональной роли государства. Во-вторых, в связи с тем, что государство выступает основным инструментом социальных преобразований, наиболее возможным и адекватно отражающим преобразовательную деятельность становится особый тип конституционализма – государственнический конституционализм. В-третьих, изживание российских традиций авторитаризма совершается через правовую деятельность самого государства, через обретение правовых форм при осуществлении государственных функций и формирование конституционно-правовой ответственности органов государства. В этом смысле государство предпринимает ряд правовых мер по самоограничению власти.

Применительно к конституционно-правовой сфере можно говорить об использовании неолиберальных инструментов правового регулирования деятельности государства, в том числе по отношению к экономической системе. Такая государственная деятельность порождает феномен государственнического конституционализма, который имеет ряд особенностей. Такой конституционализм инициируется самим государством в ходе преобразований правовой системы страны. С помощью конституционно-правовых механизмов государственная власть проводит социально-экономические и политико-правовые реформы и одновременно создает гарантии реализации основных прав и свобод личности. В силу большой реформаторской деятельности государства необходимы дополнительные правовые механизмы ограничения государственной власти, которые находят выражение в формирующихся институтах конституционно-правовой и федеративной ответственности органов государства.

На современном этапе конституционного развития в Российском государстве усиливаются элементы президентского конституционализма в условиях политического дуумвирата Президента РФ с Председателем Правительства РФ. Президентский конституционализм опирается на пропрезидентское большинство в Государственной Думе Федерального Собрания РФ и на руководство Советом Федерации, в котором доминируют представители пропрезидентской партии.

В рамках государственнического конституционализма два гаранта конституции олицетворяют судебно-правовой механизм обеспечения конституции и политическое господство над системой органов государственной власти. Важным является согласованное функционирование двух гарантов Конституции, позволяющее обеспечивать реализацию конституционных ценностей и политический динамизм прогрессивного развития. Однако оба гаранта могут выступать в качестве взаимодействующего механизма конституционного консерватизма в российской правовой системе.

Два гаранта конституции создают условия для эффективного гарантирования конституционного правопорядка при условии, что возможности судебного гаранта конституции оценивать конституционность нормативных правовых актов и договоров не будут ограничены перспективой политического доминирования главы государства в вопросах формирования как законодательной политики (инициирования значительного круга ФКЗ и ФЗ), так и политики конституционной модернизации (инициирования поправок к Конституции РФ).

Перспективы развития президентского конституционализма в России связаны с дальнейшим укреплением института президентской власти, однако как политическое явление президентский конституционализм может постепенно изживать персоналистские черты и показывать положительную динамику формирования в России элементов рационализированного парламентаризма в условиях смешанной полупрезиденсткой, полупарламентской республики.

Контрольные вопросы:

1. Как определяется конституционный контроль и конституционный надзор?

2. Назовите признаки американской модели конституционного надзора.

3. Какова география распространения американской модели конституционного надзора?

4. Назовите признаки европейской модели конституционного контроля.

5. Какова география распространения европейской модели конституционного контроля?

6. Какие формы конституционного контроля применяются в практике конституционного правосудия?

7. В чем отличие последующего и предварительного конституционного контроля?

8. В чем отличие абстрактного и конкретного конституционного контроля?

9. Какая модель конституционного контроля получила развитие в России?

10. Как соотносится конституционализм и демократия в практике конституционного правосудия?