Глава 1
Особенности источников нормативно-правового регулирования экономических отношений и институтов
1.1. Конституционные нормы
Немногочисленные на сегодняшний день конституции «первого поколения» (ими пользуется около десятка государств – Австралия и Аргентина, Бельгия и Нидерланды, Норвегия и США; к ним по ряду признаков тяготеют также конституции Финляндии, Франции и Японии) отличаются тем, что их составители оставили большую часть экономических отношений вне поля правового регулирования. Из этих конституций даже в их нынешнем варианте, после принятия к ним целого комплекса поправок и дополнений, невозможно понять, как данные государства относятся к институту собственности, функционирует ли там большинство отраслей (секторов) экономики: промышленность, ремесла, сельское хозяйство, банки, страховое дело. Даже устройство и взаимоотношения институтов публичной власти зафиксированы конституционалистами «первого поколения» без столь привычной нам скрупулезности и многословности. Цели и задачи (приоритеты) государственной политики, в том числе экономической, данные конституции и подавно обходят полным молчанием.
Численно преобладающие на правовой карте мира на сегодняшний день конституции «второго поколения» отличаются совсем другими, привычными нам качествами. Они непосредственно закрепляют право собственности, а также содержат развернутые характеристики статуса и полномочий глав государств, правительств, парламента, ряда правительственных ведомств, судов общей и специальной юрисдикции. Данные предметы закономерно являются в них объектами особенно подробного и обстоятельного конституционно-правового регулирования. Кроме того, в рамках второго конституционного «поколения» обычно делаются попытки сформулировать на уровне норм-деклараций цели и задачи государственной экономической политики.
Сказанное касается, с одной стороны, таких правовых демократических государств современности, как Австрия, Испания, Италия, Португалия, Южно-Африканская Республика, многие страны Восточной Европы. С другой стороны, среди развивающихся государств, именуемых также «странами второго эшелона», мы имеем основания указать в данной связи на Бразилию и Египет, Индию и Мексику, Турцию и Чили (данный перечень нетрудно продолжить).
При взгляде на страны – члены Европейского союза мы обнаружим, что конституционные нормы подавляющего их большинства подводят прочный правовой фундамент под право собственности, которое, как известно, образует неотъемлемую юридическую основу хозяйственных процессов и государственного воздействия на них. Указанные нормы закрепляют принцип неприкосновенности государственной и частной (а иногда и коллективно-акционерной) собственности, гарантируют свободу частной хозяйственной инициативы. В конституционных нормах указанных государств упомянутые положения обычно сопровождаются уместными оговорками: «без нанесения ущерба безопасности страны, индивидуальным свободам и человеческому достоинству» (ст. 42, 43 Конституции Итальянской Республики).
Высокий статус частной собственности и устойчивая неприязнь большей части социума ко всему, что может показаться прямым огосударствлением экономических отношений и институтов, принадлежат в конституционных демократических государствах к кругу исторически сложившихся реалий. Эти реалии не поколеблены социально-политическими потрясениями ХХ в. Тем не менее в вышеуказанных конституционных нормах законодатель закрепил право государственной власти на отчуждение частной собственности «в целях общественной пользы» и при условии «надлежащего компенсирования собственника». Данное право восходит к прославленной французской конституционной преамбуле – Декларации прав человека и гражданина 1789 г. Указанное положение, несомненно, нацелено на формирование и поддержание баланса между частными и публичными интересами.
Очень сходные по содержанию, смыслу и направленности нормы содержат многие другие современные конституции: германская (ст. 13), греческая (ст. 17), индийская (ст. 43, 46), испанская (ст. 33, 38, 128), швейцарская (ст. 101, 104), южноафриканская (ст. 11), японская (ст. 29) и др.
Зрелые конституционные государства отличаются от других помимо всего прочего тем, что они, признавая и защищая многочисленные права и свободы индивидуума, налагают на него адекватные обязанности и ограничения. Поучительны в этом отношении конституционные нормы многих стран – членов Европейского союза, например Итальянской Республики и Федеративной Республики Германии. Статья 44 Конституции Италии налагает «обязательства» на частную земельную собственность, не уточняя впрочем их характера. Итальянский конституционный законодатель, как мы видим, ставит вопрос о социальной ответственности только одного из слоев социума, обладающих частной собственностью.
По-другому, гораздо шире ставит и решает этот вопрос германский и греческий законодатель. В статье 14 Основного закона ФРГ содержится заимствованное из ст. 153 Веймарской конституции знаменитое, невзирая на его лаконичность, положение: «Собственность обязывает. Обладание ею должно служить общему благу», относимое при его толковании судами Германии в равной мере ко всем формам собственности. Названный принцип равновеликой «социальной ответственности» всех собственников (и в том числе государства-собственника!), косвенно отражающий и их равную защищенность законом, выражает и другую идею – поддержания равновесия между правами и обязанностями собственника. Данные принципы в развернутом (иногда в излишне подробном) виде мы без труда найдем в конституционных нормах Скандинавских стран, Греции, Португалии, а за пределами Евросоюза – в конституциях многих латиноамериканских республик, Индии, Китайской Республики (Тайваня), Японии, значительной части стран – членов Содружества Независимых Государств. В этом ряду выделяется конституция Греции, которая нормами ее ст. 24 возлагает на собственников недвижимости обязанность без денежной компенсации участвовать в благоустройстве застраиваемых и застроенных территорий населенных пунктов – пример, заслуживающий распространения.
Конституция Ирландской Республики содержит положение о собственности несколько другой тональности: она предписывает регулировать «осуществление права собственности в соответствии с принципами социальной справедливости» (ст. 43). Но и здесь собственность рассматривается как основа основ экономического развития.
Самобытную формулировку регулирования отношений между интересами собственников и публичным интересом предлагает конституция Андорры: «Право собственности признается в пределах ограничений, вытекающих из общей пользы» (ст. 27). Здесь точкой отсчета законодатель сделал именно общую (общественную) пользу, а не институт собственности как таковой. Последний рассматривается как производное от общественной пользы. Позиция заслуживает одобрения.
Необходимо отметить, что многие современные конституционные нормы включают ряд уточненных установок, которые очерчивают так или иначе рамки экономических полномочий институтов публичной власти. В частности, были и остаются злободневными конституционные нормы, регулирующие изъятие собственности в общественных интересах.
Практически во всех конституциях стран со смешанной экономикой правовыми нормами закреплены предпосылки и порядок изъятия собственности (частной, акционерно-корпоративной, муниципальной и др.). Во многих государствах законодатель закрепил вслед за материальными гарантиями прав собственника еще и процессуальные гарантии. Статьи многих конституций очерчивают пределы действия принципа неприкосновенности собственности (обычно в этой связи законодатель указывает на «общественную пользу», «общественную необходимость», «интересы общества», а не на потребности государства и его институтов) и определяют средства защиты интересов собственника – материальное возмещение ущерба, возможность судебного разбирательства. Особенно подробно трактует данные вопросы Конституция Греческой Республики (см. приложение).
Далее, положения целого ряда конституций «второго поколения» посвящены непосредственно экономической функции государства. Они обязывают органы исполнительной и законодательной власти способствовать развитию тех или других отраслей (секторов) экономики – чаще всего ремесел, рыболовства, земледелия, реже – промышленности. Таковы, например, конституции Греции, Индии, Польши, Танзании, Сингапура, Эквадора.
В конституционных государствах вопросы регулирования налогового права – среди самых животрепещущих. Конституционные акты ФРГ и Швейцарии ценны в этом отношении тем, что они отводят по нескольку статей правовому регулированию источников налоговых доходов государства в целом и его административно-территориальных единиц – кантонов, причем нормы этих статей не только имеют императивный характер, но и содержат цифровые ориентиры, закрепляющие взимание и перераспределение налоговых доходов с точностью до одного промилле.
Конституция Испании в ст. 130 и 137 провозглашает «особенное внимание» институтов публичной власти к нуждам и запросам горных и островных районов испанского государства (Астурии, Леона, Наварры, Канарских и Балеарских островов). Конституционализм Испании в этом плане не оригинален. Нормы многих конституций «второго поколения» провозглашают повышенное внимание институтов публичной власти к нуждам «отстающих районов». Существование таковых признано на конституционном уровне, кроме Испании, в Бразилии, Китайской Народной Республике, Нигерии, Судане, Филиппинах, Японии. Иногда законодатель даже уточняет, о каких именно регионах государства идет речь – о горных и островных (Испания, Швейцария, Эфиопия), о юге страны (Италия) или же о ее северных территориях (Канада). Ценность таких конституционных положений лимитируется, однако, их декларативностью.
Конституционные нормы целого ряда развивающихся государств (в том числе Алжира, Венесуэлы, Бразилии, Индии, Мексики, Судана) узаконивают аграрную реформу – совокупность политико-административных мер, направленных на легитимное перераспределение обрабатываемого земельного фонда в пользу малоимущих групп социума, готовых трудиться в аграрном секторе экономики. В рамках Евросоюза сходные нормы закреплены конституцией только одного государства – Португалии (что косвенно указывает на неактуальность земельного вопроса в Европе). Составители португальской конституции в статье уделили внимание проблемам разукрупнения помещичьего землевладения и реструктуризации мелких и мельчайших бедняцких хозяйств (см. приложение). Тем самым конституционные нормы упомянутых государств закладывают правовые основы статуса и функционирования некоторых специализированных профильных экономических ведомств (см. главу 3).
При дальнейшем экономическом анализе конституционных актов мы обнаружим что конституция Итальянской Республики в ст. 47 гарантирует физическим и юридическим лицам сохранность банковских сбережений во всех их формах, чем, насколько можно судить, содействует поддержанию доверия ко всем действующим на территории Италии финансовым институтам и тем самым – сохранению основ здорового экономического климата. Заметим, что итальянский законодатель в указанной конституционной статье совсем не делает различия между государственными, муниципальными и частными финансовыми институтами; отношение государственных институтов к ним унифицировано.
В значительной части зарубежных конституций «второго поколения» мы все чаще обнаруживаем попытки законодателя определить направленность государственной экономической политики, дать характеристику ее приоритетов.
По мере развития процессов европейской экономической интеграции нарастают тенденции к унификации конституционного закрепления все большего круга обязанностей государственных институтов. В частности, в принятых в 2000 и 2010-х гг. поправках к конституциям многих стран – членов Евросоюза (Греции, Ирландии, Италии, Португалии) закреплен финансово-экономический ориентир сбалансированности государственного бюджета.
Сверх того конституция Испанского королевства в ст. 39 обещает стране политику «экономической стабильности». Конституция Швейцарской конфедерации в ст. 100 говорит о «стабилизации хозяйственной конъюнктуры» как одной из центральных функций государственной экономической политики. Сходные, практически идентичные нормы содержат конституционные акты Аргентины, Бразилии, Венесуэлы, Португалии, Македонии, Турции, Филиппин, Хорватии, а также многих африканских государств.
Конституция Пакистана в ст. 22 демонстрирует совсем другой пример подхода к ключевым экономическим проблемам общества. Она провозглашает одним из приоритетов государственной политики не достижение устойчивого экономического роста (экономический приоритет), а предотвращение концентрации богатств в руках немногих (социально-политический приоритет). Впрочем, законодатель не указывает ни средств, ни тем более сроков реализации данного приоритета.
Зато конкретно звучит ст. 49 Конституции Хорватской Республики: «Иностранному инвестору гарантируется свободный вывоз прибыли и вложенного капитала». Из этой и прочих статей конституции не вытекает, распространяется ли данная гарантия на граждан самой Хорватии. Преувеличенное уважение к иностранным инвесторам можно истолковать как норму антипатриотического содержания – разновидность дискриминации хорватских граждан со стороны их собственного государства. Конституция Болгарской Республики содержит более широкие по их предмету и более «патриотические» по нацеленности, но и гораздо более расплывчатые гарантии: она обещает «охрану законом инвестиций и хозяйственной деятельности» не только иностранных, но и болгарских граждан (ст. 19). Уравнение в правах граждан страны с иностранными гражданами заслуживает одобрения. Между тем на примере Хорватии видно, что там процесс унификации данных экономических прав не закончен. Остается, правда, неясным, подпадает ли в законодательстве и в судебной практике Болгарии под понятие «охраняемого законом» право на свободный вывоз капитала и инвестиций из пределов юрисдикции страны.
По мере перехода демократического конституционализма из первого во второе поколение обращает на себя внимание все более подробное закрепление и развернутое определение зарубежными конституционными нормами статуса финансовых и контрольно-ревизионных институтов публичной власти. Исходный пункт пристального внимания к закреплению экономического контроля и надзора на конституционном уровне был создан авторами конституции III (1795) Первой Французской Республики. В ее тексте законодатель счел нужным отвести тематике, касавшейся «национального казначейства и счетоводства» (отчетности. – С.Д.) 11 статей из общего количества 87, причем регулированию налогового права в этой конституции было посвящено еще больше места – 12 статей. Мотивы поворота конституционалистов Первой Республики «лицом к контрольным институтам и процедурам» были вескими. Еще не завершились, зато успели расшатать основы законопослушания потрясения Великой революции 1789–1799 гг. Государственные перевороты, экономическая разруха и прочно связанная с ними неразбериха в государственном управлении отучили многих французов от уплаты налогов. А «Девятое термидора» – свержение якобинской диктатуры М. Робеспьера, прозванного Неподкупным, сняло препоны на пути спекулятивных операций и казнокрадства.
Другой не менее показательный факт: в последующем конституционализме Франции, начиная с конституционной Хартии 1814 г. и продолжая конституциями 1830 и 1848 гг., внимание законодателя к контрольно-ревизионным структурам неуклонно снижалось. И объяснялось это не коррумпированностью творцов конституций, а действенностью контрмер власти независимо от сменявших друг друга форм правления и политических режимов. Борьба с уклонением от налогов и с расхищением государственных, т. е. народных средств становилась все более действенной. Поэтому в конституционном праве и в политической жизни современной (Пятой) Французской Республики приоритета нацеленности на усиленный контроль и надзор над финансами не ощущается.
Столь же примечательно однако, что опыт Первой Республики взят на вооружение многими конституционалистами «второго поколения» в других странах. Так, в конституции Австрийской Республики законодатель отвел институтам финансового контроля 15 статей из общего количества 152. В Конституции Португальской Республики им посвящена соответственно 31 статья из 296, в Конституции Финляндии – 15 статей из 94. В компактной по объему Конституции Японии устройству и функциям этих институтов публичной власти отведено 11 из 103 статей. Другими словами, в значительной части конституционных демократических государств законодатель отводит контрольно-надзорной тематике около 10 % объема конституции. Напрашивается вывод, что различия в уровне массового правосознания и в параметрах экономического потенциала не препятствуют странам зрелого демократического конституционализма учиться на ошибках и достижениях других стран. «Устарелым» опыт французского конституционализма в борьбе с коррупцией в только что названных странах тоже не принято объявлять, хотя этому опыту уже свыше 200 лет.
В наше время весьма часто на уровень конституционного регулирования выносятся статус и полномочия ведущего института экономической политики – Министерства финансов (большинство государств Евросоюза, многие государства Азии, Африки и Латинской Америки). Ранее положение и функции данного института публичной власти в государственном механизме регулировались исключительно нормами административного права.
Конституционные нормы «второго поколения» все чаще закрепляют статус Счетной палаты. Так поступили законодатели Ирландии, Италии, Ливана, Польши, Румынии, Словении, Швеции. Целый ряд конституций других государств подробно регулирует статус и функции аналогичного контрольно-надзорного института публичной власти – государственного Ревизионного управления (таковы, в частности, конституции Австралии, Либерии, Туниса, Финляндии, Южно-Африканской Республики, Японии).
1.2. Законодательные акты
Другой важный правовой источник, из которого проистекает регулирование статуса и деятельности экономических институтов, – законодательные акты, которые по своей природе могут принадлежать к трем правовым отраслям: административного, гражданского и трудового права.
В качестве примеров укажем:
Закон США «Об административной процедуре» 1946 г.;
Закон США «О реформе гражданской службы» 1978 г.;
Закон США «Об экономическом росте и помощи налогоплательщикам» 2001 г.;
Закон США «О налоговой реформе, создании рабочих мест и стимулировании экономического роста» 2003 г.;
статуты Соединенного Королевства «О конкурентных отношениях», которые в последнее время издавались дважды – в 1980 г. при правлении консерваторов и в 1998 г. при лейбористском правительстве;
Закон Французской Республики «Об административных актах» 1995 г.;
Закон Итальянской Республики «О публичном управлении» 1988 г. и дополняющий его Закон той же страны «Об упорядочении вмешательства в дела предприятий при оказании им государственной поддержки» 1998 г.;
Органический закон Мексиканской Республики «О федеральной публичной администрации» 1986 г.;
Закон Египетской Арабской Республики «Об изъятии недвижимой собственности на общественные потребности» 1990 г.;
Закон Филиппинской Республики «Об иностранных инвестициях» 1987 г.;
Закон Японии «О контроле над валютным обменом и внешней торговлей» 1980 г.;
Закон Японии «О рассмотрении административных дел» 1982 г.
Нас не должны вводить в заблуждение выдержанные в юридическом, а не в экономическом ключе названия этих норм законодательства (как и подзаконных актов – см. ниже). Загадки тут нет. Надлежит помнить, что в государствах зрелого демократического конституционализма и в значительной части стран его «второго эшелона» очень многие аспекты прямого и косвенного регулирования экономических отношений и соответствующих им институтов принято воспринимать и трактовать именно через призму юриспруденции, а не макроэкономики, микроэкономики, философии или обыденного сознания. Так, анализ только что упомянутых актов статутного права Соединенных Штатов о государственной службе показывает, что значительная часть содержащихся в них норм административного права регулирует правила трудоустройства, служебного продвижения, поощрения, увольнения и особенно правовой ответственности служащих федеральных институтов публичного права любого профиля, в том числе экономического К таковым в США принадлежат, в частности: Администрация долины реки Теннесси (АДРТ), Администрация фермерского кредита (АФК), Федеральная резервная система (ФРС). Их организационные основы и функции рассматриваются в главе 6 пособия.
Тому же предмету регулирования фактически полностью посвящены перечисленные в данной главе законодательные акты Италии, Мексики, Франции и Японии. Ими в том числе регулируются основания и порядок привлечения государственных служащих (поведение которых, согласимся, ощутимо влияет на состояние экономики любой страны) к дисциплинарной, административной и уголовной ответственности. Подчеркнем, что при этом сфера применения двух первых видов ответственности толкуется повсеместно (за исключением разве что Мексики) ограничительно, тогда как основания применения уголовно-правовых санкций – напротив, расширительно.
Рассмотренные различия относятся к тем свойствам государственного бытия, которые отделяют государства и социум зрелого демократического конституционализма от всего остального мира. Если же мы примем во внимание еще одно качество зрелого конституционализма – высокую степень юридизации общественного сознания, то нас не удивит, что в приведенном выше перечне законодательных актов «экономически звучащее» название придано только двум актам британского статутного права «О конкурентных отношениях», японскому закону «О контроле над валютным обменом и внешней торговлей» и филиппинскому закону «Об иностранных инвестициях» и двум статутам США из четырех.
Законодательными актами, состыкованными с положениями конституций и с отраслевыми кодексами (главным образом с уголовными), широко регулируются полномочия и порядок деятельности экономических органов публичной власти в конституционных демократических государствах Европы, Северной Америки и Австралии. В гораздо меньшей степени сказанное относится к государствам «второго эшелона», в первую очередь к странам Африки, большинство которых, невзирая на широчайшее применение понятийного аппарата «второго поколения» в конституциях и текущем законодательстве, вряд ли могут быть названы конституционными и демократическими, а также к большей части государств Латинской Америки. (Последние, несмотря на цивилизующее и унифицирующее влияние трансплантированного романо-германского права на этнокультурную и религиозную общность, до сих пор значительно отличаются друг от друга не только экономическими показателями, но и уровнем правовой зрелости социума и демократического развития).
Важная черта права и экономики в странах «второго эшелона» состоит в том, что организация и функционирование экономических институтов публичной власти и основания привлечения их должностных лиц и рядовых работников к ответственности регулируются почти исключительно подзаконными нормативными актами. Не лишне напомнить, что они имеют обязательную силу, но не обладают силой закона и в иерархии правовых источников занимают одно из последних мест.
1.3. Подзаконные нормативные акты. Конвенциональные нормы
Принимаемые на основании и во исполнение актов законодательства подзаконные акты в качестве одного из источников правового регулирования экономических отношений, структуры и деятельности экономических институтов публичной власти находят применение почти повсеместно. Однако масштабы их использования и уровень их соответствия нормам конституции и текущему законодательству находятся в зависимости от степени развития демократического конституционализма в странах и от их принадлежности к первому или второму «конституционному поколению».
Разновидности данного источника особенно широко распространены в правовой практике Франции (декреты, ордонансы), государств Восточной Европы, Азии, Африки и Латинской Америки (постановления, указы, распоряжения, инструкции) независимо от принадлежности расположенных в этих регионах государств к семьям романо-германского, мусульманского или социалистического права. Менее всего роль и значение данного источника правового регулирования заметны в странах общего (прецедентного) права – Австралии, Канаде, Новой Зеландии, Соединенном Королевстве и Соединенных Штатах, где такого рода акты позитивного права именуются исполнительными приказами, меморандумами, прокламациями. То же самое следует сказать об отдельных странах, относящихся к правовой семье смешанного права, – Индии и Южно-Африканской Республике.
Из множества подзаконных нормативных актов, напрямую касающихся экономических процессов и (или) полномочий и деятельности экономических институтов публичной власти, в качестве иллюстраций укажем на следующие:
постановление Совета Министров Болгарской Республики «О перечне предприятий, не подлежащих приватизации» и «О предельных ценах» 1994–1995 гг.;
декрет Совета Министров Франции «О статусе Министерства экономики» 1997 г.;
декрет Совета Министров Италии «О статусе Министерства природного достояния» 1986 г.;
декрет Совета министров Испании «О видах деятельности, требующих предварительного разрешения исполнительной власти» 1990 г.
Сошлемся также на серию ордонансов президента Франции Ф. Миттерана под общим заголовком «О ценах и конкуренции», изданных в 1986–1988 гг., на исполнительные приказы, прокламации и меморандумы многих президентов Соединенных Штатов и глав государств большинства латиноамериканских республик. Так обстоит дело и с законодательством (см. выше), добрая половина подзаконных актов, посвященных регулированию вопросов, имеющих прямое отношение к экономике, не носит «экономических» наименований, что идет вразрез с логикой обыденного сознания, но не противоречит юридическому мышлению.
В то время как подзаконные нормативные акты хорошо нам знакомы и потому понятны, еще один источник правового регулирования экономических вопросов требует комментариев. Речь идет о правовых обычаях (в доктрине они именуются конвенциональными нормами, конвенциями, конституционными соглашениями).
Наше обыденное сознание не содержит ничего препятствующего констатации существования конвенциональной нормы. Но вот ее усвоение в качестве полноценного источника правового регулирования, имеющего обязательную силу, происходит с трудом. Трудности восприятия обусловлены существенными различиями между конвенцией и наиболее распространенным в романо-германской правовой семье и самым привычным нам правовым источником – нормой писаного (позитивного) права. В противоположность стандартам позитивного права конвенциональная норма не зафиксирована в текстах конституций и законодательства. Ей не находится места в отраслевых кодексах или подзаконных актах. Вместе с тем она является неотъемлемой частью правовой доктрины и, более того, связывает волю физических и юридических лиц. Нам трудно поверить, что судебные инстанции стран «общего права» (а также некоторых государств Евросоюза, в частности Франции, Скандинавских стран) при вынесении решений руководствуются наряду с буквой законодательства еще и конвенциональными нормами.
Укажем на примеры использования конвенциональных норм в ракурсе тематики настоящего пособия.
Конвенциями (а не законодательными актами) впервые были установлены и закреплены такие требования к кандидатам на должности руководителей министерств и ведомств, как крепкое здоровье и незапятнанная репутация. Конвенциональные нормы также предусматривают, что:
при отказе палаты парламента утвердить финансовый отчет подотчетного парламенту государственного ведомства (в том числе экономического профиля) его руководитель может быть смещен;
при повторном отказе палат утвердить финансовый отчет того же института (при его новом руководителе) палаты ставят вопрос об упразднении данного института без трудоустройства его работников;
– при разделении мнений палат о действиях или даже высказываниях руководителя ведомства последний подает в отставку, и она принимается;
руководитель института власти, смещенный голосованием палаты или ушедший в отставку при указанных обстоятельствах, впоследствии уже не может быть назначен на равноценную и тем более на высшую должность ни в государственном, ни в частном секторе.
В свете сказанного отчетливо видна функция, выполняемая конвенциональными нормами в подборе управленческих кадров для институтов публичной власти и в привлечении должностных лиц к правовой ответственности при совершения ими правонарушений или хотя бы при таких действиях или высказываниях, которые не подпадают под правовые санкции, однако почему-либо вызывают непонимание или неодобрение других институтов власти или публики.
Подчеркнем, что: 1) в силу конвенции речь идет не об уголовной ответственности, а только об ответственности административной или дисциплинарной; 2) административно-дисциплинарная ответственность высших руководящих кадров государственного сектора наступает при таких обстоятельствах, которые в странах, не признающих юридической силы конвенциональных норм, могут произвести впечатление необоснованной придирчивости, неоправданной жесткости и даже жестокости.
К особенностям современного развития конституционных демократических государств, несомненно, принадлежит возрастающее многообразие источников правового регулирования экономических отношений и деятельности экономических институтов. К традиционным источникам в виде законодательных актов и судебных решений прибавились положения конституционных актов. Одни из них имеют обязательную силу – это, например, нормы, регулирующие статус и функции контрольно-ревизионных институтов публичной власти. Усвоение подобных положений «вторым поколением» конституционализма укрепляет правовую базу и политический авторитет данных институтов, способствует упрочению их самостоятельности в отношениях с прочими институтами публичной власти и потенциально помогает настрою их действий на гибкость и оперативность, все более необходимые в условиях динамичной современной реальности.
Среди других новаций, внесенных в конституционализм его «вторым поколением», – высокий процент норм-деклараций (норм-принципов), имеющих философско-идеологическую, а не юридическую природу. Они поэтому не могут иметь обязательной силы, так что их несоблюдение не влечет за собой юридических последствий. К их числу принадлежат, в частности, положения, разъясняющие социуму приоритеты экономической стратегии государства и широко использующие политико-экономический и пропагандистский понятийный аппарат («экономическая стабильность», «минимальное вмешательство государства в экономическую жизнь», «сбалансированное развитие хозяйства», «борьба с бедностью», «предотвращение концентрации богатств в руках немногих»). Зачастую конституционные нормы-декларации намечают достижение «процветания страны», «социальной справедливости», «социального равенства» или «полного удовлетворения потребностей человеческой личности» в качестве важного или даже главного приоритета экономической политики. Подлинная роль и значение этих конституционных норм с их неюридической природой еще долго останется предметом жарких дискуссий, происходящих в правовой доктрине и в масштабах социума на уровне обыденного сознания.
1. Выберите ключевую причину игнорирования (принижения) конституциями «первого поколения» вопросов экономической жизни:
1) умственная ограниченность составителей конституций;
2) стремление сделать текст конституции компактным;
3) неготовность вторгаться в сферу господства частной собственности и рыночных отношений;
4) лень;
5) чей-то редакционный недосмотр;
6) злой умысел: народу следует знать как можно меньше.
2. Причины перехода конституций «второго поколения» к регулированию экономических отношений и экономических институтов:
1) широкий кругозор составителей;
2) стремление описывать и регулировать все и вся;
3) «экономический материализм»; уверенность что «экономика – всему голова»;
4) неумение сжато выражать мысли, отделять главное от второстепенного;
5) злой умысел – стремление принизить роль и значение права;
6) здравый, трезвый подход к явлениям действительности.
3. Какие беды обрушиваются на страны, еще не расставшиеся с конституциями «первого поколения»:
1) сохранение застойной примитивной экономики на уровне XVIII в.;
2) низкое качество товаров и услуг;
3) низкая производительность труда;
4) низкий среднедушевой уровень жизни;
5) перманентное банкротство публичных финансов;
6) эмиграция и запустение страны;
7) 50 %-ная безработица;
8) обилие народных восстаний и государственных переворотов;
9) поголовная юридическая безграмотность;
10) мы не можем назвать таких бед.
4. Оцените пользу или вред внесения в тексты конституций норм-деклараций (норм-принципов) экономического содержания:
1) они дают социуму жизненно необходимые идеологические (политические) ориентиры;
2) поддерживают уверенность в завтрашнем дне;
3) вооружают граждан минимумом экономических знаний;
4) способствуют разбуханию объема конституционных текстов;
5) поощряют демагогов на всех уровнях, позволяют власть имущим обманывать народ;
6) вредны в такой же мере, что и полезны, поскольку против них нечего возразить, но юридической силы они все равно не имеют.
5. Оцените действенность подзаконных актов, направленных на сдерживание потребительских цен (без их замораживания):
1) конечно, действенны, ибо обязательны к исполнению наравне с законами и конституцией;
2) они действенны лишь в той мере, в которой их поддерживает социум;
3) они действенны только в той степени, в какой их проводят в жизнь власти на местах;
4) они действенны, когда за их несоблюдение положены санкции: штраф в 10-кратном размере, несколько лет лишения свободы без права на амнистию, конфискация имущества всех членов семьи;
5) они не могут быть действенными, поскольку все физические и юридические лица, повышающие потребительские цены, смогут оправдываться ссылками на подорожание транспорта, издержки производства, форс-мажоры: забастовки, бандитизм, террористические акты, стихийные бедствия, военные действия.
6. Oбъясните, почему в конституциях Франции начиная с 1814 г. внимание к контрольно-ревизионным институтам постепенно снижалось:
1) противодействие спекуляции и казнокрадству было признано бесперспективным ввиду испорченности человеческой природы;
2) оно было признано неоправданным по соображениям толерантности (казнокрадство – не убийство, не террор и не государственная измена);
3) у власти утвердились казнокрады и спекулянты;
4) у власти утвердились агенты спекулянтов и казнокрадов;
5) установки на пресечение этих преступлений были перенесены на уровень законодательных актов и уголовных кодексов;
6) спекуляция и казнокрадство неуклонно шли на убыль.
7. Предотвратить концентрацию богатств в руках немногих обещано:
1) уставом ООН;
2) конституциями КНР и КНДР;
3) директивами Европейского союза;
4) поправками к конституции США;
5) конституцией Японии;
6) конституцией Пакистана;
7) конституцией Греции;
8) основным законом ФРГ;
9) статутным правом Соединенного Королевства;
10) конвенциональными нормами Франции.
8. Преодоления регионального неравенства не обещает конституция:
1) Аргентины;
2) Испании;
3) Канады;
4) США;
5) Франции;
6) Японии.