Константин и патриарх Полиевкт.
Торжества и гуляния длились целый месяц. Сначала свадебные, затем триумфальные, по случаю победы над флотом эмира Тарса.
Внезапно, после безудержного веселья на город опустился траур. Под воздействием вина патриарх Феофилакт решил объездить скакуна, приобретенного накануне. То, что было бы просто для человека трезвого, для человека в подпитии оказалось смерти подобно. Феофилакт упал с коня и разбился насмерть.
Нелепая смерть патриарха поразила город. В свои пятнадцать лет, назначенный на патриарший престол Константинополя, Феофилакт за двадцать четыре года служения, стал неотъемлемой частью столицы. В городе его очень любили – и не без причины. Если в светских делах архиепископ проявлял гибкость и терпимость, то с еретиками был суров и непреклонен. Злопыхатели и монахи-аскеты называли его беспутным из-за его увлечения лошадьми. Но все же отдавали ему должное, видя, как Феофилакт твердой рукой вел свою паству к благоденствию. Патриарх принимал у себя в резиденции даже еретиков и язычников, способствуя распространению истинной веры среди заблудших.
К сожалению, у Багрянородного был всего один сын, и он не мог по примеру своего тестя предложить приемника из своей семьи. Поэтому, после времени положенного на траур, поместный Синод епископов выдвинул пресвитера Полиевкта1 на вакантное место архиепископа Константинополя и Вселенского патриарха. Полиевкт был синкелом – советником патриарха и являлся как бы его духовным наследником. Кроме того он был учеником блаженного Андрея2, который сподобился узреть Пресвятую Богородицу. В Полиевкте поместные епископы надеялись увидеть патриарха, величием подобному Святому отцу Иоанну Златоусту.
– Отец! Ты уже слышал? – Спросил Роман во время трапезы с Багрянородным базилевсом.
– Синод выдвинул синкела Полиевкта на место патриарха. Ты одобришь его кандидатуру?
– А что ты думаешь по этому поводу? Все-таки тебе продолжать мое дело и царствовать вместе с этим главой Церкви.
– Я плохо его знаю, но Анастасия узнала его лучше. Ведь он был ее духовным наставником перед замужеством. Она уверяет, что лучшего патриарха на кафедру Святого Андрея не найти и просит за него, – ответил Роман.
– Вот это то, что я называю полноценная семья, – рассмеялся Константин. – Или, как говорят славяне: «Куда шея, туда и голова». Не успели пожениться, как ты стал принимать государственные решения по совету своей супруги.
– Что в этом плохого? И разве ты не советуешься с севастой? – Обиделся Роман.
– Плохого в этом действительно ничего нет, – уже более серьезно ответил Константин. – И слушать советы нужно не только в постели у жены. Надо выслушивать мнения и других советников. А вот принимать решения надо самостоятельно, обдумав все советы и взяв за основу рациональность. В этом, сын мой, и заключается тонкая грань между самостоятельностью и зависимостью от кого бы то ни было.
– Да понял я, понял, – поспешил согласиться Роман, которого раздражали постоянные нравоучения отца. – А что же ты решишь с Полиевктом?
– Хм! Полиевкт монах добродетельный, но суровый. Он монашествует с детства, и прославился аскетической жизнью. Кроме того он упрям и яростно отстаивает доктрину независимости духовной власти. Но это желание не крамольное. Поэтому я склонен, учитывая ходатайство моей невестки Феофано, утвердить решение Синода, – снова добродушно сказал Константин.
– Благодарю тебя, отец! – Воскликнул Роман, который захотел немедленно обрадовать Анастасию хорошей новостью.
– Но в дальнейшем, тебе придется внимательно следить, чтобы патриарх Полиевкт не превратил государство в один большой монастырь, – с долей юмора внушал сыну Константин, но видя его нетерпение, снисходительно ухмыльнулся и позволил тому удалиться.
По случаю утверждения постановления поместного Синода, в резиденции царя царей состоялась встреча с Константина Багрянородного с Полиевктом. После официального представления, в соответствии с дворцовым церемониалом, базилевс и новый патриарх уединились для приватной беседы.
В личной резиденции Вуколеона, больше напоминавшей кабинет ученого, пошел разговор, не предназначенный для посторонних ушей. Политика и религия, как обычно, всегда сплетались в причудливый клубок.
– Наша политика на севере принесла блестящие плоды – говорил Константин, по обыкновению философствуя. – Окрестив одного из вождей маджар3, я приобрел вместо разбойного народа отличных союзников. Царская корона для Дьюлу – небольшая цена по сравнению с выгодой такого союза. И хорошая дубина для франкских рексов.
К сожалению, Оттон оказался талантливым стратигом. Сначала, он подавил мятеж герцогов и их союзников, в Лотарингии4 и Баварии5. Затем прямым ударом закованной в броню конницы, обратил в бегство венгров в битве при Лехе6.
Потом он расколол Союз ободритов7. Он привлек на свою сторону изменников – вождей славянского племени руян8. И возле Регнице9 разбил ополчение вендов – полабских славян. С пленными Оттон поступал сурово. Венграм, тех, кого оставил в живых, отрезал носы и уши. Славянам незатейливо рубил головы, оставляя в живых только молодых женщин и маленьких детей.
Но меня поражает не то, с какой жестокостью он карает врагов. Нет. Хоть не ненадолго, но эти меры дают результат. Меня восхищает, как Оттон мудро использует церковников, устраняя независимость баронов. А это уже надолго.
Местные предводители, по старинке, служат интересам племенной знати. Но интересы отдельных племен и городов редко совпадают с интересом Верховного рекса. Поэтому епископы Оттона строптивых и неугодных баронов обвиняют в ереси и казнят, либо замещают.
Хочу обратить твое внимание на то, как Римский понтифик служит интересам Оттона Каролинга. Он рукополагает священников не за заслуги перед Церковью, а за верность правящему рексу. Вполне в духе Моисея. Герцоги и бароны становятся епископами, совмещая светскую и духовную власть. При малейшем несогласии с волей Оттона строптивые вожди объявляются еретиками и сгорают на кострах.
Вот наглядные примеры. Чтобы привести в покорность Баварию, архиепископом рукоположен побочный сын от славянской наложницы Оттона, Вильгельм10. А в Лотарингии, вместо мятежного зятя Конрада Рыжего, Оттон поставил герцогом, кёльнского архиепископа Бруно11. Своего брата, и первого советника. Священники – воины! Как шейхи в халифате. Удобно.
Например, Аугсбург, до подхода войска Оттона, защищал от венгров князь-епископ Ульрих12 с ополчением, возглавляемым городской знатью. Очевидно, смерть на костре епископа страшила жителей больше, чем венгры-разбойники или мятежные бароны.
– Укреплять светскую власть при помощи духовной – не ново, – возразил Полиевкт. – Но вместо непокорных феодалов назначать воинствующих священников. Это ересь! Богу – богово… Духовники не должны брать в руки оружие.
Басилевс посмотрел на Полиевкта, что-то обдумывая.
– Ты упомянул про ересь. Спорный вопрос. Если и ересь, то согласись, что весьма результативная. Давай припомним, как все начиналось. Как зарождалась наша вера,– Константин отпил из чаши, чтобы смочить горло. – Языческая вера этрусков, ставшая на долгие века официальной римской, все вопросы решала с помощью жертвоприношений. Древний герой Геракл и шейх Авраам боролись с теми, кто приносил жертвы людьми. Князь Моисей дал людям Законы единые для всех. Но равенство перед судом Моисея распространялось только для сынов Сары. Юриспруденция не распространялась на детей Авраама от Агари и Хеттуры. В то же время и язычники Римской Республики считали иудеев чужими и всячески угнетали их.
При всем кажущемся различии этих религий, у них было нечто общее. Их изоляция от внешнего мира и строгая внутренняя кастовость. Реат должен был пахать и сеять, скотовод пасти свои стада, торговец – продавать, воин – воевать, а общение между Богом и человеком оставалось в жестких руках жреческой касты. Простолюдин не мог и мечтать, чтобы стать священником. И жрецы строго следили, чтобы никто чужой не смог проникнуть в тайны ритуальной науки. Даже заказать жреческий обряд мог только человек, принадлежащий к трем высшим кастам. Это был порочный круг, где все для всех предопределено!
– Может, это было и хорошо? Реаты трудились на земле, воины воевали, священники занимались проповедями и обрядами. У каждого было свое место в этой жизни, – одобрил старые традиции Полиевкт.
– Ха-ха-ха. Тогда мой дед не стал бы базилевсом, – рассмеялся Константин. – А как же многочисленные аборигены покоренных земель, кто не был гражданином Рима? Они усваивали нормы новой цивилизации, новую религию, при этом оставаясь людьми второго сорта. Человечество зашло в тупик! В обществе назревал взрыв. И он случился.
Очень вовремя, далеко на востоке, в Индии зародилось учение «неверных». Отбросив священный язык жрецов – санскрит, они стали проповедовать на местных разговорных языках. Сущность нового учения была в равенстве всех народов и всех сословий перед лицом Бога. Каждый человек должен отвечать за свои поступки и его посмертная участь целиком и полностью зависела от него самого. Поэтому для человека не должно быть ничего важнее, чем улучшение качества своей души при жизни. Они называли свое учение джайнизмом13.
Последователи джайнизма подвергали себя настоящим истязаниям. Умерщвление плоти они считали универсальным средством очищения души. А идеалом считалась смерть от голода. После такой кончины душа, по их мнению, становилась святой и не перерождалась.
Отвергая старые ритуалы, джайны считали недопустимым принесение в жертву вообще любых живых существ. «Не причини вреда живому», – был их жизненным принципом.
Идеалом для подражания стал аскетический подвиг отшельника Махавира, против которого ополчился весь мир. Лесные хищники преследовали его, ядовитые змеи кусали, сластолюбивые женщины пытались соблазнить его, жители деревень травили собаками. Но ничто не мешало Махавире предаваться аскезе. Достигнув просветления, Махавира проповедовал свое учение около тридцати лет. Его ученики понесли учение в мир, скитаясь и терпя разнообразные лишения, вполне в духе джайнизма. За четыре века скитаний ученики растеряли все свои священные книги. Учение перестало быть единым – каждый из учеников привносил что-то свое, но суть оставалась прежней.
– Я что-то не улавливаю связи религии далекого Востока с нашей верой. Хотя есть нечто схожее – это возникновение множества ересей из единого учения! – Въедливо заметил Полиевкт.
– Браво, Полиевкт! Ты уловил общую тенденцию разобщения, без единого управляющего и направляющего центра, – похвалил нового патриарха Константин. – А связь с нашей религией находится перед глазами, хотя и старательно замалчивается. Давай теперь вместе взглянем на то, что проповедовали джайны. – Константин сделал паузу, давая собеседнику собраться с мыслями. – Конечно же, отмену всех каст и свободу выбора. Бог может быть добрым и строгим, спасающим и карающим. Он все видит, а дальше судьба человека зависит только от самого человека, каковы его мысли и поступки – таким и будет к нему Бог. А разве не учит нас Христос: «Что посеешь, то и пожнешь»?
Далее, запрет на употребление мяса, – продолжал перечислять Константин. – С этим постулатом у христианства тоже нет особых противоречий. Потом общая для обеих религий всеобщая справедливость. Законом жизни должно было стать не присвоение чужого. Есть еще пункт, что верующий, а тем паче апостол, должен быть целомудренным и должен воздерживаться от суетных привязанностей. Для очищения души последователям учения предлагалось умерщвлять плоть. Ну и наконец: адептам джайнизма предписывалось проповедовать на родном языке племени, в котором они находились. Разве все это тебе не знакомо, Полиевкт? – Константин перевел дух, отпил из бокала и, снисходительно посмотрев на новоизбранного патриарха, продолжал:
– Согласно некоторым старым манускриптам, скопированным в Александрийской библиотеке14, во время своего путешествия в Тибет, Иисус познакомился с джайнами и стал их учеником. Это было время, о котором умалчивается в Новом Завете. Через какое-то время и Иисус стал апостолом джайнизма. Искры пожара возникшего на далеком востоке пятьсот лет назад, сын плотника, Иисус принес в Палестину, где и стал Мессией-Христом новой веры.
Сначала он стал проповедовать среди своих друзей, моряков в портовых кабаках. Затем со своими соратниками пошел в град Давида, где принял смерть, во славу Господа. Но ростки новой веры быстро распространились сначала по всей Иудее15, а затем стараниями апостолов Христа и по всей империи.
– Не сходится, – буркнул Полиевкт. – Ведь ты сам говорил, что сын плотника мог стать только плотником. Так как же сын плотника смог стать моряком и совершить морское путешествие на край Вселенной? Не сходится, – покачал головой Полиевкт. Он был доволен, потому, что смог уличить Константина в неточности.
– Хм, – ухмыльнулся Константин. – Ты, кажется, забыл, что символом Иисуса и первых христиан была рыба? А думал ли ты о том, что ни одно судно не может обойтись без корабельного плотника? К тому же рыбаки и мореходы – очень взрывоопасная смесь, легко впитывающая крамольные идеи. И если проанализировать зарождение современных сектантских учений, большинство их находило первоначальную поддержку именно в кабаках, среди пьяной матросни.
– Допустим, это не противоречит двойственности Иисуса. Он и человек и Бог. И вовсе не важно, где он достиг просветления, – набычился патриарх. – Но какая же тут связь с ересью епископов Оттона?
– Я разве не упомянул, что для защиты своего аскетического образа жизни джайнам разрешалось применять оружие? – Константин сделал удивленное лицо. – Проповедуя, Иисус не забыл и этот их постулат. Вспомни сикариев – христианских террористов и убийство цезаря Юлиана Отступника1616. А фанатичные самосожжения первохристиан во имя веры? Добровольные истязания, причинения страдания плоти, наконец, смерть во имя Иисуса. Именно эти качества иудейских сектантов так понравились Константину Великому. Идеальные легионеры! Стоит ли после этого обвинять Оттона, что он ставит епископов на самые высокие посты в государстве. А монахов, за то, что они берут в руки оружие?
– Сикарии – убийцы и террористы сохранились лишь среди фанатиков. Они были хороши для запугивания богатых патрициев. Но простой народ скорее отвращают от веры. Не могут и не должны духовные наставники и монахи прибегать к насилию. Для этого есть военные, люди чести. Не потому ли с начала времен духовная и светская власти разделены между пирами и шейхами. Не подобает Вселенскому патриарху опускаться до ересей Рима и Багдада, – сказал твердо Полиевкт. – Иисус учил любить Бога! И священство должно продолжать это, а не учить, как лить кровь ради веры.
– Возможно, ты прав. Но разве Светлый бог не сражается с силами Тьмы? – Возразил Константин. – Иисус и его апостолы так и осталось бы иудейскими сектантами, скатившимися до терроризма и безудержного прелюбодеяния, если бы не цезарь Константин Великий. Именно его можно назвать Отцом христианства в римской империи. Он реформировал Церковь, собрав первый Собор на правах Верховного понтифика17 римских язычников. На нем была принята унифицированная версия христианства. Удачная попытка привести в равновесие симбиоз всех учений, чтобы объединить народы, населяющие земли Великой империи.
Во главу веры было поставлен Отец Небесный, Высший Судья. Он Бог созерцающий, защищающий и карающий в одном лице. Он един, но проявляет себя по-разному. Люди знали, что Бог все видит и слышит. А защитит или покарает, зависело от дел человека.
Эту идею Константин Великий первоначально перенял у легионеров в Британии. Потомки степных кочевников, ставшие римскими легионерами и идущие на смерть ради бога Вечного Неба. Они принесли с собой в Британию и сохранили не только свою веру в Отца Небесного, но и Кодекс рыцарский чести. Небесный Дракон, карающее воплощение Неба, стал символом легиона. Наемники подняли Константина на щитах и провозгласили августом императором. Опираясь на мечи сарматов, самодержец начал проводить реформы. – Константин на минуту задумался. – Нельзя было отдавать право судить только Богу. Кто имеет право карать или миловать – тот и правит!
От иудеев Константин перенял жреческий суд для всех сословий, установленный Моисеем. От сарматов – беззаветную преданность правителю. От секты первых христиан учение Иисуса – отмену каст и свободу выбора. И оставил зрелищные церемонии с празднованием дня Солнца в воскресенье, так почитаемые митраистами18. А двадцать пятого декабря, когда в долгой и очень трудной борьбе день побеждал ночь и солнце, чуть дольше прежнего оставалось над землей, ромеи традиционно благодарили Митру за возвращенное солнце. Поэтому Константин повелел в этот день зимнего равноденствия праздновать рождение Христа, день Богоявления.
Новые христиане нуждались и в новом символе веры. Волей императора им стал равносторонний крест, который индусы называют «ваджра», степняки – «аджи», а армяне – «хач».
Чтобы все это работало, Константин объявил дуализм Христа. Отныне Иисус объявлялся не только наследником царского венца Давида, но, прежде всего воплощенным сыном Отца Небесного. Так Иисус превратился из смертного пророка в божество, вне мира людей, чья власть над ними вечна и незыблема. И спасение души надо было искать через один, официально утвержденный канал – Церковь Нового Рима. Бог Отец правит на небе, а единосущный Бог Сын и его наместник басилевс – на земле. Таким образом, было достигнуто мировое равновесие, а жалкий городишко торгашей превратился в Новый Рим, Иерусалим, «всевидящее Око» нового Мира, новую великую столицу ромейской державы.
– Я сам небезгрешен, но твой рассказ, государь, подрывает сами основы веры, – мрачно сказал Полиевкт.
– Мои знания ничего не подрывают, поскольку останутся в этих стенах и предназначены они лишь для твоих ушей, – раздраженно возразил Константин. – Кстати, для того, чтобы люди быстрее забыли старых богов, а так же для противников своих идей, цезарь Константин сделал наглядную страшилку. Велел приспособить печь в виде железного Быка, когда-то вывезенную из Карфагена. Для сжигания государственных преступников. Но кто теперь вспоминает об истоках? Теперь Быком-Дьяволом пугают детей.
Полиевкт некоторое время, молча сопел. Он понял прозрачный намек базилевса.
– Выходит, что цезаря Константина должно считать вторым сошествием Христа? – Через какое-то время, как ни в чем не бывало, продолжал дискуссию Полиевкт.
– Друг мой, – улыбнулся Константин. – У каждого народа во все времена был свой Мессия-Христос. У греков – Геракл, у индусов – Махавира, у евреев – Моисей, у норманнов – Один. У иудеев – Иисус, у арабов – Мухаммед. И у сарматов есть свой Христос – Бош19. Эти имена знают во всех уголках Вселенной. В Коране названы имена двадцати восьми из более ста тысяч пророков. Хотя некоторые и отрицают их божественное происхождение. Последовательно сохраняя незыблемость постулата «Бог един», южане объявили их только пророками, излагающим волю Бога.
По схожей причине и Константин велел величать себя не Христом, а только его пророком и наместником. Дабы подчеркнуть божественность Иисуса. А вот Убейдаллах – глава мусульманских террористов в Магрибе, наоборот велел называть себя Христом, чтобы возвыситься над прочими пророками.
– Понимаю, – сказал Полиевкт.
– Но мало кто знает, что Константин начал свои реформы не на пустом месте ни с того, ни сего. В своем новаторстве он опирался не только на мечи сарматов и золото Боша, но и на неоценимый опыт папы Григориса20, первого пастыря Албании Кавказской21 и внука Григория Просветителя22. Его паства обитала далеко за окраиной империи. На территории контролируемой аланами, гуннами и персами. Албанцы и армяне искали у сарматов духовный союз, который укрепил бы союз военный. А сарматский Владыка Бош, впервые попытался создать там симбиоз на основе древней религии Скифов. Чтобы вывести фанатичных, озлобленных на весь мир сектантов христиан, на иной уровень.
Именно с проповедей монаха Григориса началось духовное общение «западной» и «восточной» культур, которое и привело к созданию нового, сейчас уже традиционного, христианства. Грандиозное событие. И оно не прошло бесследно. В начале IV века, видимо, появился первый вариант легенды о святом Георгии. В ней мифологическая интерпретация легла на строгую историческую основу.
Конец ознакомительного фрагмента.