1
Начало
Я во всем ищу вдохновение для себя… Если кто-либо преследует свою мечту, то это вдохновляет меня.
Я зарабатываю на жизнь тем, что учу людей драться. И поэтому вы, возможно, удивитесь, узнав, что, пока мне не исполнилось двадцать с лишним лет, драки приводили меня в ужас. Я ненавидел споры, крики, насилие, а по сути, любые формы конфликта. В этом, конечно, нет ничего необычного, но, по правде говоря, я был немного размазней или, как любили меня называть некоторые в школе, тряпкой.
Я вырос на Натгроув-авеню в Ратфарнеме, пригороде на южной стороне Дублина. Моей сестре Энн было уже два с половиной года, когда 18 января 1977 года я появился на свет. Мой брат Джеймс родился значительно позже.
Мы жили в находящемся в конце улице тупике. Большинство детей в районе были девочки, поэтому я обычно проводил время в одиночестве. В округе жил один мальчик, но он был гораздо старше меня, и мне редко позволяли играть с ним. Пока Энн гуляла с другими девочками, я занимался ползающими насекомыми. С юных лет мне нравился Человек-паук, и меня очень интересовали настоящие пауки. (И по-прежнему интересуют: я держу тарантула рядом со столом в своем офисе. Не беспокойтесь, он не ползает по спортзалу – я держу его в аквариуме.) Одним из моих любимых занятий было кормить пауков. Я отправлялся на поиски муравьев, а затем бросал их в паутину и смотрел, как пауки их едят. Я обожал пауков.
Когда же я пытался гулять вместе с Энн и ее подругами, дело кончалось тем, что меня почти сразу просили уйти. Я – парень, они – девочки, поэтому, как правило, я просто раздражал их. Но иногда меня похлопывали по плечу и говорили: «Джон, ты теперь с ней встречаешься». Поскольку я был единственным парнем похожего возраста в округе, девушки встречались со мной по очереди. К сожалению, дело было не в моей неотразимости: просто у них не было других вариантов.
Мои родители говорят, что меня было легко воспитывать, а с Энн и Джеймсом было несколько труднее. Как мне кажется, во мне многое от мамы: характер у меня спокойный, я – интроверт. Меня трудно вывести из себя. Энн и Джеймс больше похожи на отца. Характер у него, мягко говоря, вспыльчивый.
В школе меня часто задирали, и именно Энн обычно приходила мне на помощь. Она всегда меня защищала. Главным задирой в нашей школе был Стивен. Он был из числа ребят, которые отбирают еду или деньги в тех редких случаях, когда у вас хоть что-то есть. Как-то раз Энн заметила, что Стивен обижает меня. Она сразу накинулась на него с зонтиком. После этого Стивен перестал ко мне приставать. Фурия в аду ничто по сравнению с дублинской девушкой с зонтиком, которая видит, как обижают ее маленького брата! Но Стив был не единственным задирой. Я ни разу не участвовал в настоящей драке: обычно я просто убегал. Когда же мне все-таки доставалось, я не давал сдачи.
Хотя у нас с Энн были разные характеры, мы с ней были очень близки. Как-то раз Энн шла по стальному забору, отделяющему наш сад от сада наших соседей. Она упала, сильно ударилась, и я закричал громче, чем она. Когда мне что-нибудь давали – даже, например, печенье, – я всегда спрашивал: «А Энн?» Я ничего не брал, если что-то не предлагали Энн. Мы были очень близки.
С отцом же все было иначе, и какие-то отношения с ним начали устанавливаться, когда мне было уже почти тридцать лет. Вместе с мамой он внес блестящий вклад в наше воспитание, и я бы не захотел ничего менять, но он был шумным и агрессивным, ему нравилось кричать и спорить, в то время как я был полной противоположностью. Мой отец не побоялся бы противостоять десятку людей; меня же пугала мысль о стычке с одним человеком, не говоря уже о целой группе. Он заставлял меня смотреть «Матч дня», вероятно надеясь, что я стану разделять его страсть к футболу, но я относился к этой игре с полным презрением. Я и сейчас выхожу из себя, когда слышу мелодию из этой программы.
С годами наши отношения значительно изменились. Сейчас я честно могу сказать, что отец – мой лучший друг. По мере того как я становился старше, мы, вероятно, начинали лучше понимать друг друга. Но даже сейчас он любит поспорить. Если мы спокойно сидим, он, как правило, обязательно найдет, из-за чего поспорить. Такова его натура. Мой отец и Джеймс постоянно спорят, и в большинстве случаев из-за каких-нибудь пустяков. Я понять не могу, как вообще можно наслаждаться подобным (меня споры просто утомляют), но для отца и Джеймса все иначе.
Это похоже на мое отношение к бразильскому джиу-джитсу. Я получаю от него такое же удовольствие, какое они от жаркого спора.
Когда я стал старше и перестал жить вместе с родителями, это, несомненно, положительно повлияло на мои отношения с отцом. Переходя к самостоятельной жизни, вы начинаете видеть родителей такими, какие они есть на самом деле. А до тех пор они просто ваши родители.
Если не учитывать того, что мой отец готов был спорить с кем угодно и по какому угодно поводу, у нас была вполне стандартная ирландская семья. Мой отец – удивительный человек. Он был менеджером в спортивном комплексе в колледже Де Ла Салль, где я учился, а потом стал строителем. Он очень независим и целеустремлен. Если во мне есть предпринимательская жилка, она, вероятно, от отца. Он не собирается уходить на пенсию и много раз говорил, что со стройплощадки его придется уносить. Он любит эту работу и никогда не остановится.
Вспоминая, что он сделал для нашей семьи, когда мы росли, я по-настоящему им восхищаюсь. Он отличался невероятным трудолюбием, поэтому, хоть мы и не относились к числу богатых семей, у нас никогда не было недостатка в необходимых вещах. Обратная сторона этого заключалась в том, что нам никогда не давали денег. Остальные дети говорили, что им дают карманные деньги, и мне это казалось изумительным. У нас их не было. Никогда. Ничего не делать и получать за это деньги – такое казалось невероятным. В нашем доме подобного не было.
Мой отец никогда не позволял мне бездельничать. В детстве мне ни разу не довелось просто так поваляться в постели. И стоило мне обмолвиться, что дел никаких нет, он быстро перечислял, чем я могу заняться: например, постирать одежду или подстричь траву. Когда мне исполнилось четырнадцать, я стал часто работать с ним по выходным и во время школьных каникул.
Однако я, несомненно, был маменькиным сынком. Моя мама была сдержанной и спокойной, никогда не расстраивалась, и поэтому общаться с ней мне было гораздо легче. Она работала уборщицей, но, как и для большинства ирландских матерей в то время, главным для нее было домашнее хозяйство. Когда я учился в школе, я приходил домой во время обеденного перерыва, и меня всегда ждал поджаренный бутерброд с ветчиной и сыром. Перерыв продолжался 45 минут, я ел бутерброд и смотрел очередную серию сериала «Соседи». Мне это нравилось. Мы с мамой почти ничего не говорили друг другу, но именно это и было хорошо – тихая и спокойная обстановка. Все было замечательно, если только отец не приходил с работы пораньше. Тогда «Соседи» отменялись, так как нам нельзя было смотреть телевизор до шести вечера. Отца не интересовала свадьба Джейсона и Кайли, если оставались несделанными домашние задания.
Нельзя сказать, что нам задавали много, потому что последние несколько лет в начальной школе в Де Ла Салль у нас фактически не было учителя. За нами присматривал директор, но в течение дня он часто уходил из класса, поэтому большую часть времени мы были одни. Сейчас это кажется безумием. Думаю, это было связано с сокращениями. Будучи предоставленными самим себе, мы сдвигали парты в сторону и играли в «Королевскую битву». Я стоял у дверей, чтобы предупредить, когда директор будет возвращаться.
Когда я перешел в среднюю школу, я оказался среди учеников с низкой успеваемостью. Я плохо проявил себя на вступительных экзаменах, потому что последние два года в начальной школе относился к учебе несерьезно. Я не блистал в учебе, но старательно делал домашние задания. Я не относился к числу классных парней, но в то же время не был и занудой. В сущности, я был сам по себе или же со своим другом Дереком Кларком. Мы с Дереком вместе начали держать тарантулов.
Когда моему отцу было чуть меньше тридцати лет, он начал понемногу заниматься карате. Впервые в жизни у него появилось новое спортивное увлечение помимо футбола. В свое время он был хорошим вратарем, а также судьей в ирландской футбольной лиге. Футбол, несомненно, был страстью моего отца, но то, что меня этот спорт не интересует, он понял рано.
Мне было четыре года, когда мой отец первый раз привел меня на занятие по карате. Спортивные клубы были неподалеку от дома, но отец направился в тот клуб, в котором раньше тренировался сам. Этот клуб находился на Шериф-стрит в северной части центра Дублина. Расстояние от дома до клуба и обратно – двадцать километров, машины у нас не было, но отец брал велосипед, усаживал меня перед собой и вез сначала туда, затем обратно. Клубом руководил японец: классического типа сэнсэй, окутанный неким ореолом таинственности. В начале восьмидесятых самым далеким местом, из которого в Дублине могли появиться приезжие, в основном было графство Мейо, поэтому японцы в Дублине встречались редко.
Я начал ходить на занятия по карате два или три раза в неделю. Мне это понравилось с самого начала, но не потому, что я учился наносить удары руками и ногами. Больше всего я наслаждался тишиной. Спокойной атмосферой. Я никогда не считал те занятия обучением искусству боя. Все эти последовательности движений больше напоминали танец, чем драку. То, что я делал на этих занятиях, не имело значения. Важна была атмосфера. Я никогда не думал: я учусь здесь драться, потому что именно этим буду заниматься всю оставшуюся жизнь. Я любил тихую, спокойную обстановку, которая царила на этих занятиях.
Инструктор в клубе с самого начала сказал отцу, что видит в таком маленьком мальчике, как я, что-то уникальное. Я мог полностью концентрироваться на занятии и не отвлекаться. Когда родители спрашивают меня, с какого возраста ребенок должен начинать тренироваться, я всегда говорю, что лучше всего привести детей на занятие, чтобы посмотреть, как и что у них будет получаться. Они ведь все разные. Я мог на целый час сосредоточить все свое внимание на карате, но не уверен, что сохранил бы такую концентрацию на чем-то другом. Ребенку нелегко сосредоточиться на традиционном занятии по карате, но мне это прекрасно удавалось.
Когда меня в детстве задирали, знание карате мне особо не помогало. Я никогда не считал, что это хорошая форма самозащиты. Изучение карате в зале не готовит вас к тому давлению, которое вы испытаете во время настоящей драки на улице. Когда начиналась какая-нибудь потасовка, я замирал. Это чем-то напоминает реакцию, встречающуюся в природе: животное, на которое охотятся, часто замирает в надежде, что хищник просто уйдет. Для самозащиты в реальных жизненных ситуациях польза от карате была такой же, как от изучения балета.
В детстве я продолжал заниматься карате и добивался все больших успехов. В двенадцать лет я получил черный пояс. В тринадцать начал тренироваться под руководством нового инструктора вечером в зале колледжа Де Ла Салль. Там я получил второй дан. В пятнадцать лет на национальной баскетбольной арене в Талле я стал чемпионом Ирландии по кэмпо-карате. Чтобы добиться этого, я упорно тренировался и очень гордился своим достижением в то время. Об этом даже написали статью в местной газете с большой моей фотографией. После этого мой дедушка долго носил эту статью с собой и показывал ее всем, кого встречал.
Когда мне было восемнадцать, меня представили инструктору из другого клуба. Выглядел он довольно круто. Это был большой парень в красном кимоно. Мы же все носили черное. Я был в некотором смысле очарован им. Когда он сказал, что я могу тренироваться в его клубе, я, ни минуты не раздумывая, принял его приглашение.
Однажды утром в хозяйственный магазин, где я работал по выходным, пришел мой инструктор по карате в колледже Де Ла Салль. Он узнал, что я тренируюсь где-то еще, и был этим недоволен. Выйдя из себя, он принялся ругать меня в присутствии покупателей и работников магазина. Мне казалось невероятным, что он так разозлился, понять же причину подобного гнева было сложно. На тот момент я тренировался в его клубе пять или шесть лет и продолжал это делать. Мне нравилось карате, и я хотел заниматься им как можно чаще. Но он не мог справиться со своими чувствами. Его реакция была ребяческой. Я убежден, что тренировки в разных местах приносят пользу и должны поощряться. Но у инструктора было другое мнение. Я молча стоял в магазине, в котором было полным-полно народу, и в растерянности слушал, как инструктор кричит, что я его предал и мне не стоит больше приходить в его клуб. Этот случай произвел на меня настолько неприятное впечатление, что я вскоре вообще прекратил заниматься карате.
В средней школе меня по-прежнему задирали. Чисто внешне мне удавалось сохранять спокойствие, но, конечно, все это было весьма неприятно. Физического насилия было не так много. Меня в основном толкали с той или иной силой, и я постоянно находился настороже. Если кто-нибудь ударял меня по затылку, я продолжал идти как ни в чем не бывало. Я никогда не давал сдачи. Я просто терпел и ждал, когда все закончится. Несмотря на то что меня в юные годы часто задирали, я никогда не получал серьезных травм. Но, когда мне было восемнадцать, произошел один инцидент. Как-то вечером я с друзьями был в Ратмайнсе в баре «Стейшн». Мы посидели там, немного выпили, а затем решили отправиться в ночной клуб Сары в Ратфарнеме. В таком возрасте нелегко добраться до клуба большой толпой, поэтому мы решили разделиться на несколько групп.
Когда я со своей тогдашней подругой направлялся к стоянке такси в Ратмайнсе, то мы проходили мимо группы из шести или семи парней, которые стащили велосипедиста с велосипеда и, по-видимому, без всякой причины начали избивать его. Никто не обращал на это внимания, и мы тоже решили идти дальше. Велосипедиста продолжали избивать, и у меня мелькнула мысль: «Нужно что-то предпринять, нельзя просто пройти мимо». Я вернулся и попытался образумить этих парней: «Перестаньте, ребята, с него уже хватит».
Тогда они набросились на меня. Я не смог устоять на ногах, и, пока пытался подняться, мне порядком досталось. До сих пор помню, как кричала моя подруга, когда я упал лицом на бетон. Также меня ударили кирпичом и попытались бросить под автобус.
К счастью, нам удалось уйти, когда мой друг Кевин Макгинли, вышедший из бара после нас, увидел, что происходит, и поспешил мне на помощь. Мы добрались до находящегося неподалеку полицейского участка. Из-за побоев меня трудно было узнать. Позднее я выяснил, что у меня повреждена глазница и скула. Однако полицейские решили, что я – замысливший что-то недоброе отморозок, и выгнали меня. Я со своей подругой добрался до дому на такси.
Родители уезжали на выходные. Утром мама просунула голову в дверь и сказала: «До понедельника». Я спрятал лицо под одеялом и пробормотал: «Хорошо, до понедельника». Те парни так меня избили, что я напоминал своим видом человека-слона и не хотел, чтобы она это видела.
Физические повреждения начали проходить через несколько дней, но мое душевное состояние восстановилось намного позже. Мало кто из молодых людей хотел бы, чтобы его избили на глазах у девушки. Это очень унизительно. От этого начинаешь чувствовать свою полную никчемность. Наверное, многие мечтают о том, как они побеждают в драке плохих парней и уходят с девушкой, повисшей на руке.
Я чувствовал себя очень неловко во время первой встречи с родителями своей подруги после этого случая, но они отреагировали не так, как я ожидал. Ее отец обнял меня и сказал, что я поступил правильно. Я же прежде всего радовался, что с моей подругой ничего не случилось, поскольку в противном случае я бы себе места не находил.
Примерно год после этого я почти не выходил из дома. Я впал в депрессию и постоянно испытывал страх. Выходя куда-нибудь, я всегда оглядывался, опасаясь, что на меня могут напасть сзади. К тому моменту, когда произошел этот случай, я начал постепенно забрасывать занятия по карате. Я был чемпионом Ирландии, но какой от этого толк, если я не мог защитить себя? Постепенно мой настрой стал таким: если я когда-нибудь снова окажусь в подобной ситуации, я должен знать, как из нее выпутаться.