Глава 7. Подвал раскрывает свою тайну
Влетев в раскрывшуюся дверь, Тихон оступился на низком пороге и грохнулся на пыльный бетон. Растопыренные ладони проехали по шершавому полу и содрались в кровь. Тихон оказался лежащим плашмя с вытянутыми руками, будто нырнул в бассейн, да в последний момент вода окаменела.
Только тут он почувствовал, как сильно гудит голова. Пальцы мягко прощупали кожу под волосами – макушка оказалась теплой и влажной. Тихон приблизил руку к глазам. Тусклый свет, падающий сзади из открытой двери, отразился в кровавых каплях. На ладонях кровь сочилась из глубоких царапин, а на кончиках уцелевших пальцев налипли окровавленные волоски.
Да, не хило долбанулся о профессорский стол. Не стол, а дубовая колода!
Заколов привстал, не зная, обо что вытереть руки. Поглядел на порванную вклочья рубашку, без сожаления вытер ладони о чистую с боков ткань и выдул из свежих царапин застрявшие песчинки. На полу он обнаружил ошейник с металлическим поводком из кабинета Павленко, который, оказывается, прихватил с собой. Тихон запихнул его в карман. Потом внимательно осмотрелся и прислушался. Погони не было, это его обрадовало.
Раз он оказался в подвале – надо его обследовать. Именно сюда стремился Сашка. Заколов прикрыл входную дверь, кое-как приставив на место разбитые щепы косяка. Пальцы повернули увиденный на стене выключатель. Под потолком зажглась тусклая лампочка.
Комната, в которой он находился, оказалась довольно большой, но пустой. Широкий проем привел Тихона в следующее помещение. Пальцы покрутили найденный выключатель, однако ни к какому видимому эффекту это не привело. Заколов осторожно двинулся дальше.
Постепенно глаза привыкли к темноте, стали различимы очертания стен и крупных предметов, но черные углы комнат совершенно не просматривались. Эх, если бы у него оказались спички или зажигалка, он смог бы разглядеть все подозрительные уголки – а вдруг там Света! Но ничего подобного у Заколова не было, и он на ощупь шел вдоль основного прохода подвального помещения.
Неожиданно где-то впереди раздался неясный шорох или шепот. Тихон хотел громко позвать Свету, но воздержался – а что, если рядом с ней насильник! Надо было действовать наверняка.
Заколов ступал тихо, постепенно убеждаясь, что в подвале явно кто-то есть, и этот кто-то двигается, кряхтит, что-то ворочает. Звуки были странными и тревожными. В какой-то момент показалось, что их издает нечеловеческий монстр, способный жить в полной темноте. Сердечко затрепетало перед таинственной неизвестностью, но возбужденное любопытство, помноженное на азарт сыщика, подталкивало вперед. Вскоре Тихон заметил пыльный столп света, наискосок падающий в проход.
Свет немного успокоил. Если монстр и существует, то он тоже нуждается в освещении, а не передвигается в кромешной темноте по запаху, подобно насекомым. Тихон перевел дух и осторожно приблизился к освещенному проему. Тело замерло, вжалось в стену, шея потянулась к выступу. Тихон рассчитывал незаметно выглянуть в таинственное помещение. Сердце стучало в груди как колотушка по большому барабану, но он надеялся, что концертным залом для этого инструмента являлось только его оболочка, и дальше эти стуки не распространялись.
Едва Тихон подвел краешек глаза к углу стены, как неожиданно услышал гулкий вопрос:
– Ты кто такой?
Заколов отшатнулся. Он не разобрался, откуда прозвучал голос, но не успел очухаться от потрясения, как вопрос повторился:
– Ты кто такой? Что тебе здесь надо?
Тихон непроизвольно сжался, опасаясь нападения неизвестного, и огляделся. Никого не было видно. Это пугало еще больше. Где этот монстр, в каком из темных углов? Тихон стоял, прижавшись спиной к стене, и нервно озирался. Ему вдруг показалось, что в подвале стало жутко холодно, словно он попал в морозильную камеру. Согнутые в боксерской стойке руки тряслись от напряжения. Где противник?
И тут вновь прозвучало:
– Не бойся, я бить не буду.
На этот раз Тихон понял, что голос доносился сзади из освещенной комнаты и отражался эхом от бетонных стен. Но как сквозь стену видит его таинственный монстр?
– Будешь молчать? – спросил голос.
Тихон собрался с духом, чтобы ответить, но голос продолжил:
– Я помогу тебе приподнять голову. – Послышался шорох, и нездоровое хихиканье: – Или придушу.
Заколов догадался, что, обращались совсем ни к нему. Его никто не видит! Он успокоился и осторожно выглянул из-за угла.
В нескольких шагах он заметил спину незнакомца, склонившегося над упавшим человеком. Лица лежащего Тихон не мог разглядеть, но сандалии и ноги, одетые в коричневые вельветовые джинсы, он узнал сразу. Это были ноги Сашки Евтушенко! Его хотели задушить!
Тихон, ни мгновения не колеблясь, с криком ярости набросился на гнусного насильника. Под ногами зазвенели рассыпавшиеся пустые бутылки. Заколов повалил незнакомца лицом на пол и связал вывернутые руки собачьим поводком.
Когда с противником было покончено, он в тревоге наклонился к Сашке. Тот пытался приподняться на локтях, блуждая мутным взором. Он различил Тихона, его взгляд прояснился, и на лице друга появилось подобие кислой улыбки.
– Что случилось? – тревожился Тихон.
– Я чихнул и… – Сашка сморщил лоб, пытаясь хоть что-то выудить из памяти, но безнадежно выдохнул: – Ничего не помню.
Покачиваясь, он сел на пыльном полу и ощупал голову.
– Кровь, – вяло произнес он, посмотрев на пальцы.
– Все ясно! – нахмурился Тихон. – Этот гад долбанул тебя по башке! Сейчас мы с ним разберемся.
Он подошел к скорчившемуся незнакомцу и перевернул его. На Тихона уставилось радостное лицо молодого казаха с редкой щетиной на щеках. Хотя нос у казаха был разбит в кровь, он широко улыбался, будто встретил старых приятелей.
– Ребята, я не со зла, – заговорил казах. – Я думал это солдат-армянин опять полез за моими консервами. Хотел его проучить.
– Какой армянин? – Раздраженно прервал Тихон. – Лучше скажи, где Света?
– Какая Света? – также недоуменно произнес казах. – Я тут живу, никакой Светы не видел. Я его, – парень указал подбородком на Сашу, – принял в темноте за Ашота со стройки. Ашот у меня продукты ворует.
Саша поднялся, вытащил из кармана очки и приятно удивился их целости. Рука привычным жестом водрузила оправу на нос, ожившие глаза быстро осмотрели комнату. Вот она железная сетка от кровати, скрип которой он слышал. Сетка, покрытая сверху драной тряпкой, стояла на кирпичах у стены.
К разочарованию Евтушенко, связанной Светы не было. В комнате имелось также несколько ящиков, образовывающих подобие тумбочки и стола. В двух углах стояли пустые бутылки. На ящиках кроме миски и кружки, Саша с удивлением разглядел учебники и тетради. На трубе у стены висела какая-то одежда. Под импровизированной кроватью хранились две коробки из-под консервов.
– Ты здесь живешь? – изумился Евтушенко, завершив беглый осмотр.
– Да, живу, – радостно ответил парень, все также неловко лежащий на спине.
– Я сюда шел на скрип этой кровати, – объяснил Саша Тихону, – думал, здесь Света.
Заколов отнесся к этой мысли серьезно, уж слишком подозрительным был казах, напавший на Сашку. Еще неизвестно, чем бы все закончилось, не подоспей он вовремя. Тихон внимательно изучил железную сетку, выискивая малейшие клочки ткани, таким же образом осмотрел помещение и вывернул карманы связанного парня. Поцарапанные руки перебрали находки под светом висящей на потолке лампы.
Разочарованно вздохнув, Тихон обратился к казаху:
– У тебя фонарик или спички имеются? Мне надо подвал осмотреть.
– Зачем фонарик? – с энтузиазмом отозвался парень. – Тут лампы есть, но я их немного выкрутил. Подвинти – и будет свет.
– Посторожи его, – обратился Тихон к Сашке. – Я все тут проверю.
Через несколько минут он вернулся. Казах уже сидел на кровати, но руки его были по-прежнему связаны. Сашка нашел в дальнем конце комнаты кран с водой и промывал рану на голове.
– Ничего подозрительного. Никаких следов пропавшей девушки, – разочарованно сообщил Тихон и тоже постарался привести себя в порядок.
– Где это ты так? – спросил Саша, показывая на разбитую голову.
– У Павленко в кабинете об стол приложился, – улыбнулся Заколов. Потом посерьезнел и хмуро добавил: – Надеюсь, он меня не разглядел.
Тихон подошел к казаху и с сомнением спросил:
– Ты действительно здесь живешь?
– Больше негде, – вздохнул казах. – Я – бомж.
– Не понял, кто?
– Человек Без Определенного Места Жительства, – дружелюбно пояснил парень.
– А разве такие люди бывают?
– Бывают. Я же вот – есть.
Тихон где-то слышал это слово, но никогда подобных людей не встречал. Он сел на заскрипевшую кровать и спросил:
– А как ты здесь в подвале без определенного места жительства оказался?
– В прошлом году я поступал в институт, – казах бросил взгляд на бетонные плиты потолка. Потом на мгновение умолк и повернулся к Тихону. – Меня Муратом зовут.
Заколов представился:
– Тихон. А он – Сашка, – но развязывать руки казаху не спешил.
– Саша, ты не обижайся, я не со зла, – вновь извинился Мурат и сочувственно поинтересовался. – Голова не кружится, не тошнит?
– Уже полегчало, – сделал неопределенный знак Евтушенко.
– Это хорошо, значит, сотрясения мозга нет, – убежденно кивнул Мурат и осторожно спросил: – А вы кто?
– Абитуриенты, – ответил Саша.
Он к тому времени пристроился на один из ящиков напротив кровати, и с интересом смотрел на необычного человека.
– Я тоже абитуриентом был, – радостно продолжил рассказ Мурат. – Поступал, но не поступил. Сочинение по Тургеневу «Отцы и дети» на двойку написал. Я по-русски говорю хорошо, а пишу плохо. Нет, пишу тоже хорошо. Как говорю, так и пишу, только ошибок много делаю. Где одно «н» надо писать, а где два, где «а», где «о» – ничего не знаю, а когда думаю, что знаю, оказывается – неправильно. Еще эти запятые. Где их ставить, где – нет! Как вы русские в этом разбираетесь!
– Я – украинец, – сообщил Сашка.
– А ты дома по-украински говоришь? – живо поинтересовался Мурат.
– Нет. Я только отдельные слова знаю.
– Какой же ты украинец? А у нас дома – только по-казахски говорили, мать по-русски, ни бум-бум! Это отец меня заставлял русский учить, говорил, без русского – человеком не станешь. У нас аул большой, рис выращиваем, тут недалеко, около станции Джусалы. Но в ауле живут одни казахи. Еще корейцы есть – и все! Летом отец отправлял меня к родственникам в Целиноград. Там все по-русски говорят, это – настоящий русский город, только, в Казахстане почему-то находится. Говорить я там и научился. А писать – не очень. У нас учительницей русского языка – тоже казашка была. Она мне всегда пятерки ставила, потому что сама не знала, как правильно. Отец у меня самый главный в ауле – председатель колхоза. Остальные учителя мне тоже пятерки ставили, даже медаль хотели дать. Но в области медаль завернули. Наверное, мое сочинение там прочитали, а может, отец мало баранов нужным людям подарил.
Парень рассмеялся и продолжил:
– Но в аттестате у меня все пятерки были. Раз я такой умный оказался, то отец меня послал сюда учиться. Тут космодром, космонавты, ракеты, современная техника – и от дома недалеко. Я в семье единственный сын, еще пять сестер есть, но сын важнее. Отец меня ценил и хвастался моими успехами. Мои одноклассники или дома остались, или в Кзыл-Орду да Чимкент отправились, в пединститут, да в сельхозтехникум. А я – в Космический институт! Звучит!
Провалился я на проклятом сочинении, оно последним было. И поехал домой. А там меня ждут, как победителя, всем уже сообщили, что я первые экзамены успешно сдал. Приехал к отцу и не смог ему правду сказать, соврал, что поступил. Как он радовался, как все праздновали! Пришлось к первому сентября сюда вернуться. Тут как раз экзамены на вечерний факультет были, и я – поступил. Ура! Там русский устным был. Получается, что родителей я не обманывал – поступил ведь, хоть и на вечерний.
Меня даже в общежитие поселили. Повезло. Но если на вечернем учишься, надо обязательно работать. Я устроился грузчиком в гастроном. Хорошо – и при продуктах состою, и в общежитии живу, и в институте учусь. Вот, как хорошо было. На лекциях я, правда, мало что понимал. Там такие уравнения пошли, дифференциалы, интегралы, производные третьей-четвертой степени. Совсем не то, что в школе. Только с историей КПСС у меня получалось. Когда какой съезд состоялся, что обсудили, что приняли, какая пятилетка – коллективизации, какая – индустриализации, все знал, вплоть до пятилетки эффективности и качества. В зимнюю сессию историю на пятерку сдал, а матанализ и термех – завалил. Матан потом с третьего раза на трояк пересдал, а термех – никак. Надоело мне все: теоремы, доказательства, задачи – на занятия перестал ходить. Зачем мучиться, если ничего не понимаю. Послал учебу к шайтану. Меня и отчислили.
Домой вернуться стыдно. Отца жалко – он меня ученым стал считать. Я захотел просто пожить, поработать. А тут, весной – повестка в военкомат, в армию забирают. И одновременно меня из общежития выселяют, ведь я уже не студент.
– Так что же ты сейчас не в армии? – удивился Саша.
– Страшно стало. Зашлют куда-нибудь в Сибирь. А я степь люблю, чтобы солнце было и простор. Леса я боюсь, там темно, кусты густые и деревья высокие. Почему так – армян и грузин сюда служить отправляют, вместо них в горы – русских, а нас казахов и узбеков – всегда в Сибирь? Подумал я – и не пошел в военкомат. Меня потом военные в магазине искали. Я там еще и сторожем ночным стал работать, чтобы было, где спать. Убежал вовремя, когда их увидел! Сюда к институту прибился. Тут стройка спортзала началась, стену продолбили, отличный проход сделали. С тех пор здесь живу, от армии косю.
– Чего от армии? – не понял Тихон.
– Косю, – неуверенно повторил Мурат. – Может, я неправильно говорю по-русски? Я слышал, когда за мной в магазин из военкомата пришли, то офицер спрашивал: где грузчик, который от армии косит?
– Интересный оборот: косить от армии. Никогда не слышал, чтобы кто-то от армии косил, – задумчиво произнес Саша. – Может, у тебя глаза косые? – Сашка стал вглядываться в лицо Мурата.
– Почему так говоришь? – обиделся Мурат. – Глаза обычные, только узкие. Я же не китаец, я казах!
– Что дальше будешь делать? – спросил Тихон, оглядев унылое помещение.
– Думал снова в институт поступать, – Мурат кивнул на учебники. – Не получилось. Документов нет, их в военкомат забрали.
– А на что же ты живешь? – удивился Сашка.
– Бутылки собираю. 0,5 литра – по двенадцать копеек сдаю, 0,7 и из-под шампанского – по семнадцать. Жить можно, люди много бутылок выбрасывают. – Мурат посмотрел на разваленные в пылу борьбы бутылки, вздохнул: – Порядок нарушили. У меня в каждом углу по тридцать штук стояло.
– Я тебе помогу, – посочувствовал Тихон нелегкой доле казаха и быстро вернул бутылки на прежнее место. Даже проверил – в каждом углу вновь, оказалось, по тридцать бутылок.
– Справа были маленькие, а слева большие. А сейчас перепутались. Надо переставить.
– Это уже делай сам. – Тихон развязал казаху руки.
Мурат встал и задумался, с какой кучи начать?
– Интересно, чего больше: среди больших бутылок маленьких, или среди маленьких больших?
– Одинаково, – не глядя, ответил Тихон.
– Ты успел посчитать?
– В данном случае считать не требуется. Простая логика.
– Несколько больших бутылок откатились к маленьким, – попытался рассуждать Мурат. – Потом столько же, не разбирая, какие именно, ты вернул обратно. Среди больших бутылок оказались маленькие, и их количество равно числу больших бутылок в стане маленьких?
– Да.
– Но ты даже не знаешь, сколько именно бутылок переставил.
– Это логично. Перемещай хоть все, а потом расставь обратно по тридцать. Результат будет тот же.
– Сейчас проверю. – Мурат пересчитал бутылки и воскликнул: – Точно! А если бы маленьких бутылок было больше? Например, сорок?
– Хоть сто сорок. Главное, чтобы после всех перестановок в каждой куче осталось прежнее количество. Тогда число неправильных бутылок в каждой куче будет одинаково.
– Почему? – изумленно спросил Мурат.
– Подумай. Найти решение самому интереснее, чем узнать готовый ответ. – Тихон окинул взглядом безрадостную обстановку и серьезно продолжил: – Надо тебе ехать на БАМ. Поработаешь на ударной комсомольской стройке. К истории приобщишься. Будешь потом внукам говорить: я строил Байкало-Амурскую магистраль!
– У меня же документов нет. И строить я ничего не умею.
– Ерунда, скажешь, что в дороге потерял. – Продолжал советовать Тихон. – А рабочей специальности тебя обучат, было бы желание. Ты пойми, эта знаменитая стройка вот-вот закончится, и ничего более грандиозного у нас в стране уже не будет!
Мурат почесал затылок.
– Между прочим, ты – уникальный человек! – поразмыслив, сообщил Заколов. – И бомж, и без документов, и от армии косишь, и живешь только на сданные бутылки. Таких людей в нашей стране, наверняка, больше и нет. Ты единственный!
– Вот такой я, – тяжко вздохнул Мурат. – Я бы и рад как все жить, но обстоятельства…
– Мурат. – Тихон вспомнил, ради чего оказался в подвале. – Два дня назад ты здесь девушку не видел? Ее вытолкнули из окна туалета с твоей стороны здания.
– Что разбилась? – ахнул Мурат.
В его узких глазах Тихон не увидел никакой иронии или притворства.
– Нет, ее выволокли из окна первого этажа. Или она сама оттуда вылезла. С тех пор она пропала.
– Девушку я не видел… Я около стены не сижу. Когда вылезаю, то быстро ухожу, чтобы не заметили… Тут солдат из стройбата, Ашот, на стройке торчит, вместо сторожа. Вот кого надо спросить. Только это вы сами, я с ним ругаюсь. Он у меня еду ворует.
– Видел я вчера солдата, – вспомнил Тихон, – дрых на песочке.
Ребята распрощались с Муратом и выбрались из подвала через небольшое отверстие вдоль труб.
После спертого подвального духа хотелось полной грудью вдохнуть свежий воздух. Но солнце зависло в зените, воздух был раскален, и никакой свежести не ощущалось. Прохлада подвала в эти минуты показалась манящей и комфортной Заколов и Евтушенко обошли небольшую стройплощадку. Сейчас здесь не было ни одного местечка, где можно было бы укрыться от солнца. И ни одного человека.
Зато за ними следили сразу две пары глаз. Одна задумчивая из подвала, другая туманно-испуганная из-за угла.