Глава 5
В полдень начальник полиции графства вызвал для отчета сержанта уголовного розыска Карсторна, проведшего утро в трудах, принесших мало результата. Через полчаса он высказал желание поразмыслить, а еще через десять минут пришел к ожидаемому, но не слишком приятному решению.
– Не скрою, Карсторн, – произнес он, дожидаясь соединения с неким лондонским номером, – что поступил бы так же, если бы инспектор Торптон не выбрал столь неудачный момент, чтобы слечь с краснухой.
– Конечно, сэр, – согласился сержант, разрываясь между естественным желанием повышения в звании в награду за блестящее раскрытие сложного дела и подозрением, что это дело оказалось бы ему не по зубам.
Он испытывал противоречивые чувства, когда в пятом часу был представлен веселому человеку с живыми глазами, вошедшему в комнату полицейского участка, где в тот момент восседал начальник полиции. Незнакомец был высок и суров.
– Старший инспектор Хемингуэй? – Полковник Скейлз поднялся из-за стола и протянул руку для пожатия. – Рад знакомству! Разумеется, я о вас слышал. Я предупредил начальство, что мне нужен не абы кто. Вижу, они поняли.
– Благодарю вас, сэр, – ответил старший инспектор, ничуть не покраснев от похвалы. Пожав полковнику руку, он указал на своего спутника: – Инспектор Харботтл, сэр.
– Добрый день, инспектор. Познакомьтесь, это детектив Карсторн, начавший расследование дела.
– Буду счастлив сотрудничеству, – кивнул старший инспектор, тряхнув сержанту руку. – О вас я пока знаю немного. Кстати сказать, на первый взгляд дело кажется мне симпатичным.
– Неужели? – удивился полковник, который, подобно мисс Паттердейл, боялся, что расследование принесет много неприятностей. – Вы сказали «симпатичным»?
– Да, сэр. Я имею в виду его необычность.
– Отчасти оно именно такое. Хотя вы, полагаю, согласитесь, что в самом убийстве необычного много.
– Выстрел на открытом месте? Никаких запертых комнат, таинственного оружия, прочих осложнений?
– Человека застрелили у него в саду, – произнес полковник. Ему показалось, что старший инспектор Хемингуэй относится к своей задаче с недопустимым легкомыслием. Он вспомнил предупреждение старого знакомого из Скотленд-Ярда об оригинальности старшего инспектора.
– Можно сказать, в широком поле! – обрадовался Хемингуэй.
– Нет, в саду.
– Это одно и то же, сэр.
– Я введу вас в курс событий. Предлагаю всем сесть. Я закурю трубку, вы тоже можете. Не трубку, так сигареты, вот коробка.
Он сел и стал набивать трубку табаком из старого резинового кисета. Старший инспектор потянулся за сигаретой, сержант Карсторн подал коробку его подчиненному, но тот ответил, что не курит. Израсходовав несколько спичек, полковник наконец закурил, после чего быстро ознакомил Хемингуэя с фактами по делу. На перечисление и описание людей, составлявших торнденское общество, ушло больше времени. Было видно, что теперь полковник тщательно подбирает слова. Инспектор Харботтл, надолго упершийся взглядом в противоположную стену и хранивший неподвижность, близкую к столбняку, внезапно мрачно уставился на рассказчика. Его начальник сохранил на лице выражение некритичного, по-птичьи легкомысленного интереса.
– Сегодня утром доктор Ротерхоуп произвел вскрытие, – сообщил полковник. – Полагаю, вы ознакомитесь с его отчетом. В нем, конечно, нет ничего нового: причина смерти не вызывала сомнения.
Хемингуэй взял отчет и просмотрел его.
– Действительно, ничего, – кивнул он. – Единственное, чего мы раньше не знали, – что пуля, вероятно, выпущена из винтовки калибра 0,22 – подробность, без которой я обошелся бы. Хотя калибр мог бы угадать сам. Вряд ли в округе найдется более четырех-пяти десятков таких стволов. Моим сотрудникам придется наведаться ко всем их владельцам. Стреляная гильза не найдена?
– Найдена, сэр, – с гордостью заявил Карсторн. – Вот она. Долго пришлось искать! Валялась вот в этих кустах утесника, помеченных на карте.
– Молодцы! – похвалил Хемингуэй, вставляя в глазницу маленькую лупу и начав внимательно разглядывать гильзу. – Здесь есть отчетливые следы, лишний раз доказывающие, что ничего нельзя загадывать заранее. Я думал, что ничего не увижу: в девяти случаях из десяти винтовки калибра 0,22 настолько изношены, что ничем не могут нам помочь. А здесь, как я погляжу, мы сможем идентифицировать оружие, из которого застрелили этого человека. Что ж, предположим, мы его найдем – хотя смею утверждать, что этого не произойдет. Если бы я не знал, что чем проще кажется дело на первый взгляд, тем сложнее оно будет уже в середине расследования, то заключил бы, что решение будет найдено в два счета.
– Надеюсь, – веско произнес полковник.
– Да, сэр. Вот только за милю видно, что так не случится. Из ваших слов я понял, что у дела весьма изысканный антураж. Опыт подсказывает, что это все усложняет.
– Неужели? – удивился полковник.
– Сами посудите, сэр. – Хемингуэй перевернул страницу отчета судмедэксперта. – Перечисленные вами люди – сквайр, семейный поверенный, отставной майор – будут друг друга выгораживать. Я далек от того, чтобы их за это осуждать, – добавил он беспечно, не обращая внимания на то, что полковник начал понемногу свирепеть. – Зачем им любопытные полицейские, сующие нос в их проблемы? Им это непривычно, не то что обыкновенным преступникам. Они, конечно, благоразумнее традиционных представителей преступного класса. Можно только радоваться, что они нечасто встают на преступный путь. Как я погляжу, здесь нас не ждет дорожка, устланная розами, нет, сэр! – Он отложил отчет. – Ваш доктор Ротерторп немного слукавил со временем смерти, правда?
– К сожалению, Ротерторп увидел труп только через несколько часов. Хасуэлл-младший вызвал доктора Уоркопа, лечившего потерпевшего. Время определено не слишком точно, однако Уоркоп – опытный специалист, к тому же мы располагаем показаниями о времени мисс Уорренби.
– Как вы думаете, сэр, что, помимо профессиональной ревности, побудило доктора Ротерторпа не подтверждать это заключение?
Начальник полиции графства рассмеялся:
– Как вы наблюдательны! Только это, других причин нет. Доктор Уоркоп давно практикует в Беллингэме, и коллеги, наверное, считают, что он несколько… устарел. Однако ему не откажешь в здравомыслии!
– Да, сэр. Известно, кому может быть выгодна эта смерть?
– Его племяннице – главной наследнице. Мелких наследователей можно не считать. Завещание хранилось в сейфе у него в кабинете. Если пожелаете вникнуть в его дела, рекомендую обратиться к его главному клерку по фамилии Каупланд: достойнейший человек, проживший в Беллингэме почти всю жизнь.
– Они ладили, сэр?
– Вполне. Он прекрасно отзывается о погибшем. Ему тоже кое-что отписано – немного, порядка двухсот фунтов. Каупланд потрясен убийством, верно, сержант?
– Да, сэр. Мистер Каупланд – в высшей степени достойный человек, естественно, что он потрясен. Не говоря о том, что для него это серьезная встряска и в ином смысле. Позиции старшего клерка не растут на деревьях. Не знаю, где он найдет другое такое место. Во всяком случае, не в Беллингэме: хотя в «Трокингтон энд Флимби» требовался новый главный клерк, это не та работа, которая его привлекла бы, а главный клерк мистера Драйбека занимает свое место уже тридцать лет.
– Драйбек… – повторил Хемингуэй. – Тот, кого отвезли после тенниса домой? Где он живет?
Сержант ткнул пальцем в карту.
– Здесь, сэр, почти напротив начала Фокс-лейн. Насколько мы смогли установить, его высадили там в семь часов, ну, может, чуть позднее. В половине восьмого он сел ужинать. Это подтвердила его экономка. Чем Драйбек занимался перед этим, она не знает.
– А что говорит об этом он сам?
Сержант сверился со своими записями:
– Утверждает, что, войдя в дом, сразу поднялся наверх, где принял душ. Вероятно, так оно и было, у него старомодная ванна, на конце которой стоит душ. После этого он вышел в сад и полил цветы. Драйбек говорит, что за этим занятием услышал гонг: экономка звала его ужинать. Она показала, что ей пришлось дважды ударить в гонг, потому что первого удара хозяин не расслышал.
– Где находилась все это время экономка?
– Переходила из кухни в столовую и обратно: готовила ужин, накрывала на стол. Столовая расположена в передней части дома, кухня – за ней, в задней части. Между ними коридорчик с дверями. Она заявила, что всегда ходит из одного помещения в другое по нему, потому и не видела Драйбека. То есть за эти полчаса экономка ни разу не была в холле. Неудивительно, что она хозяина не видела.
– Кухонные окна не выходят в сад?
– Нет, сэр. За окном кухни гравийный дворик, дальше лавровая изгородь, она загораживает сад.
– Удачная планировка, – похвалил Хемингуэй карту, пристально ее изучая. – Значит, с семи до семи тридцати Драйбек мог находиться где угодно. Если верить вашей карте, то от его дома до Фокс-Хауса менее полумили.
– Именно так, сэр. Но по пути туда ему пришлось бы пройти мимо коттеджа мисс Паттердейл.
– Почему бы ему не пройти через выгон?
– Можно и так.
– Из этого вовсе не следует, что он так и поступил. По-моему, Драйбек не пользуется популярностью как кандидат на главную роль в нашей занятной драме. В каких отношениях он был с Сэмпсоном Уорренби?
Прежде чем ответить, сержант вопросительно взглянул на полковника, но тот рассматривал свою трубку, которая погасла и требовала внимания. Немного запинаясь, сержант ответил:
– Я бы не назвал их отношения добрыми, сэр. Не хочется преувеличивать, но факт есть факт: Уорренби причинял Драйбеку много вреда в профессиональном смысле. Он был очень предприимчивым, а Драйбек работает по старинке. Уорренби был более успешен.
– Хорошо, – сказал Хемингуэй, которому Драйбек уже надоел. – Перейдем к остальным действующим лицам. Вашу мисс Паттердейл, молодого Хасуэлла и племянницу – забыл ее имя, но у нее алиби, как и у двух первых, – можете пропустить.
Полковник вскинул голову:
– У вас хорошая память, старший инспектор!
Инспектор Харботтл, бросив на своего начальника немного грустный, но полный гордости взгляд, не смог смолчать:
– Этого у него не отнять, сэр.
– Вас не спрашивают, Хорас! – произнес старший инспектор. – Начните с поляка, сержант. Если бы меня предупредили, что в деле замешан поляк, я бы сказался больным. У него какое-то необычное имя…
Сержант опять заглянул в записи.
– Замагориски, – прочитал он по слогам с виноватым видом. – Обычно его называют мистером Ладисласом.
– Тогда и мы станем так его называть, хотя я никогда не слыхивал такого христианского имени! – проговорил Хемингуэй. – Чем скорее мы от него избавимся, тем лучше. Было у меня дельце с участием грузина и еще два с поляками, так я чуть не стал от них нервнобольным! Значит, этого Ладисласа видели на Фокс-лейн на мотоцикле в половине шестого? Какое он имеет ко всему этому отношение?
– В деревне болтают, сэр, будто он ухаживает за мисс Уорренби, и ее дядя знать его не хотел. Он инженер, работает у Бебсайда. Снимает комнату у миссис Докри, это один из коттеджей за домом Драйбека. Вот тот, – уточнил сержант, показывая на план. – Приятный молодой человек, но уж больно вспыльчивый. По его словам – признаться, я слушал не очень внимательно, – до войны он был состоятельным человеком: земли и дома в Польше имел. Кое-кто из местных жителей привечает поляка, но большинство с ним не знаются. С мисс Уорренби он познакомился в доме викария. Ей он как будто приглянулся. У нее доброе сердце! Она рассказала мне, что сначала жалела его, потом он ей понравился, завязалась дружба. Дядя действительно запретил ей встречаться с поляком, но она такой снобизм отмела. Похоже, они вместе прогуливались, пару раз, в отсутствие Уорренби, ходили в кино. Как я уже говорил, сэр, мисс Кингстон видела, как в половине шестого поляк повернул на своем мотоцикле на Фокс-лейн. У нее в деревне лавка сладостей, а в тот момент она, заперев ее, направлялась на общинный выгон, подышать свежим воздухом. Мисс Кингстон уверена, что это был он. Его ни с кем не спутаешь: смуглый брюнет, красавчик, вылитый иностранец.
– Она не видела, как он снова выехал с Фокс-лейн?
– Нет, сэр. Она никак не могла увидеть его во второй раз, потому что возвращалась обратно в деревню.
– Что говорит он сам?
– Сначала клялся, что его и близко от Фокс-лейн не было, но я не поверил, поскольку к моменту разговора по деревне уже разнеслась весть об убийстве мистера Уорренби, и он, несомненно, тоже об этом слышал. Пока мы с этим разобрались, поляк разошелся и стал кричать, что все против него, потому что он иностранец, хотя сознался, что побывал рядом с Фокс-Хаус с целью увидеться с мисс Уорренби. Он не знал, что она ушла играть в теннис. Дело было в субботу, когда Уорренби полагалось находиться дома, поэтому поляк оставил мотоцикл недалеко от дома и вошел в калитку, ведущую в кухню, с намерением спросить служанку, нельзя ли ему сказать словечко мисс Уорренби. Вот только по субботам служанка работает полдня и к тому времени уже ушла. Поляк якобы постучался в кухонную дверь, никто не ответил, и он ушел восвояси. Утверждает, что вернулся в дом миссис Докри около шести часов и больше носа наружу не высовывал. Только вот беда, она ушла в местный кинотеатр, оставив ему холодный ужин, поэтому его слов подтвердить не может.
Конец ознакомительного фрагмента.