2 МАТТЕО
Маттео Миладжо – так звали нашего главаря. Маттео перебрался в Штаты во второй половине сороковых после войны, когда ему было семнадцать лет. Он родился в Неаполе, в обыкновенной семье итальянских тружеников. Его отца забрали на войну в сорок втором, откуда он так и не вернулся. Мать через два года после того, как отец ушёл на фронт, оказалась в психиатрической лечебнице Неаполя, где ей поставили диагноз «Синдром Капгра». Она стала думать, что Маттео не её сын, а перед ней находится его двойник.
Война окончилась. Шли недели, месяцы. Маттео понял, что отец не вернётся. Прогнозы врачей относительно состояния его матери были, мягко говоря, неоптимистичны. Осознавая, что он остался в одиночестве, и что теперь ему грозит детский приют, Маттео решил тайком пробраться на корабль, который плыл в Америку. К счастью на борту он не оказался в одиночестве. Там были точно такие же подростки, потерявшие своих близких, и так же решившие попытать счастье в другой стране, покидая свой родной город, который после войны уже не казался таким процветающим, как прежде.
Пока судно переправлялось на другой конец земного шара, Маттео успел, как следует, подружиться со своими новыми знакомыми. Один из них выкрал колоду игральных карт из капитанской каюты. Ко всеобщему удивлению на картах с валетами, дамами и королями были изображены обнажённые тела женщин. Это всех обрадовало. Пьетро, самый старший среди шести парнишек, предложил пробраться в грузовой отсек, где находились тонны продуктов. Некоторые возразили, настаивая на том, чтобы сыграть в карты. Но всё же Пьетро убедил ребят пойти с ним, и отложить карты на пол часика. Они проникли в грузовой отсек. Каждый открывал первые попавшиеся мешки и ящики с продуктами, и хватал сколько мог унести. Однако, они решили не уходить, а спрятаться за горой ящиков в обратном конце отсека. В конце концов там не было ни души, и вообще редко кто заходил. Грузовой отсек открывали два раза за весь рейс при заходе в очередной порт. Кое-что выгружали оттуда, что-то завозили на борт. Члены экипажа закрывали дверь наглухо, а Маттео с дружками заходили и выходили через вентиляционную шахту. Парни нашли ящики со звериными шкурами, которые стелили на полу и укрывались чтобы не замерзать по ночам.
Умнее всех оказался самый младший по имени Сесилио. Он где-то откопал коробку с нехилым шоколадом. Сесилио оказался не только умнее, но ещё и мудрее других. Он раздал шоколад всем поровну. Это был самый ценный продукт среди того, что удалось найти. Остальные набрали огурцы, яблоки, солёное печенье, абрикосы, сладкий перец. После того как Сесилио начал раздавать шоколадные плитки, Пьетро посетила мысль:
– ВОТ! – указывая на шоколад. – Вот на что мы будем играть.
– А обязательно играть на шоколад? – грустно спросил Умберто.
– Ты не понял. Вся прелесть покера заключается в том, чтобы делать ставки. Ты ставишь на кон то, чем дорожишь.
Маттео слышал о покере, но играть в него не умел. Однако, он стал превосходным учеником. Он схватывал на лету всё, что говорил Пьетро.
Игра пошла.
Прошло два часа. Сесилио, Кристиан и Никола выбыли из игры, и с пристальным вниманием наблюдали за тем, кто окажется победителем и станет обладателем всех несметных богатств из какао-бобов. У Маттео оставалось семь шоколадок, а у Умберто три. В банке находилось девять. Всё остальное лежало перед Пьетро. Флоп содержал бубновую шестёрку, пиковую пятёрку и трефовую девятку. Когда все пропустили ход, Сесилио перевернул четвёртую карту. Терн добавил пиковую семёрку. Умберто пошёл ва-банк. Маттео и Пьетро уравняли. Сесилио обернул пятую карту – червовую пятёрку. Маттео поставил оставшиеся четыре шоколада. Пьетро уравнял. Сесилио, Никола и Кристиан наблюдали за происходящим как за цирковым представлением. Комбинация Умберто оказалась весьма очевидной. Одной из двух карт у него была трефовая восьмёрка, на которой он собрал стрит. Вторая карта – бубновая дама. Пьетро слегка усмехнулся. Маттео открыл свои пиковую восьмёрку и трефовую десятку. У него вышел стрит до десятки. Радость Маттео была недолгой. У Пьетро оказались трефовая и червовая семёрки. Он набрал фулл-хауз. Умберто пол минуты ни прекращая держался за волосы. Он выглядел так, словно проиграл целое состояние и остался без гроша в кармане.
– Да ладно, – обратился к нему Маттео, после чего взял одну из двух карт Умберто – бубновую даму с изображением голой пышногрудой девицы и произнёс:
– Зато тебе посчастливилось столько времени пялиться на такую красоту. – Раздался смех, а Пьетро подтолкнул гору выигранного шоколада в центр и торжественно сказал:
– Ну что, давайте его уничтожим!
Они все вшестером набросились открывать плитки. Даже шокированный Умберто оторвал руки от своих кудрей.
В течении всего плавания Маттео научился у этих парней не только играть в покер. Он, впрочем, как и все остальные, усвоили немало уроков, которые помогают выживать, когда ты вынужден скитаться в одиночку. Помимо прочего, именно на корабле Маттео потерял девственность. Это была состоятельная тридцати двух летняя разведёнка, которую откопал Пьетро. Она имела весьма привлекательную фигурку и личико. Её не пришлось уговаривать на интимную близость, так как её бывший был основательным бабником и без конца изменял ей, а после развода у неё несколько месяцев не было мужчины. И теперь ей казалось вполне интересным развлечься сразу с двумя молоденькими парнишками. Пьетро и Маттео практически не выходили из её каюты на протяжении почти двух суток. Маттео мне постоянно говорил о том, что эту бабёнку он никогда не забудет.
Также на корабле Маттео довелось впервые подержать в руке револьвер и пальнуть разок в воздух. В этом, отчасти, ему и всем остальным помог Сесилио, который стащил револьвер с пояса дремлющего капитана, который в очередной раз выручил бедных детишек, которые заскучали. Они все вшестером поднялись по лестнице на верхнюю палубу ночью, когда там никого не было. Пьетро достал из пиджака капитанский Кольт двадцать второго калибра. Крепко ухватился за него обеими руками. Направил дуло в небо. Оттянул на себя курок. После чего нажал на спусковой крючок, и на борту зазвучала прелестная и трогательная до слёз тревога. Парни подняли на уши весь корабль.
– Быстрее пока никого нет – произнёс Пьетро, передавая Кольт Маттео.
В барабане было ровно шесть патронов – по одному на каждого. По рассказам Маттео, тот первый выстрел на борту пассажирского судна посреди океана не сравнить ни с чем. Потеря девственности и первый выстрел стали для него знаменательными событиями. Он даже запомнил даты, когда это произошло. Маттео придавал настолько большое значение этому, что каждый год эти два дня он праздновал, едва ли ни, как день рождения, время от времени поговаривая: «Хотел бы я вернуться в тот день на корабль. Взять тот самый Кольт, опустошить весь барабан, а потом сходил бы к той горячей синьорине, да повторил бы с ней незабываемый секс-марафон».
Также Маттео рассказывал о том, как он впервые закурил. Они с дружками нашли в грузовом отсеке красиво упакованный небольшой ящичек из дерева, покрытый лаком, внутри которого в два ряда лежали по десять кубинских сигар. Там же, с одного края от сигар лежала именная зажигалка серебристого цвета с надписью: «Квентину от папы с мамой». С противоположного края находилась блестящая гильотинка. Видимо, это был весьма дорогой подарок ни менее дорогому сыну от любящих родителей. Пьетро достал одну сигару для себя, после чего повернулся, протянул коробочку вперёд, раздавая всем. Он взял зажигалку с гильотинкой, а подарочный футляр кинул за голову, рассыпав на мешки с рисом четырнадцать кубинских сигар. Ребята, выстроившись в одну шеренгу, строго следовали инструкциям Пьетро:
– Значит так, олухи! Слушаем и повторяем за мной! Берёте этот гениальный шедевр табачной продукции и зажимаете его между большим пальцем с одной стороны, и, одновременно, указательным и средним с другой. Подносите правый конец сигары к носу, и медленно… медленно передвигаете сигару вправо, доходя до левого конца. – Все пятеро мальчишек хором издали лёгкий стон. – Теперь, после того, как вы удостоились чести ощутить этот фантастический аромат, берёте во вторую руку гильотину. Слегка вставляете сигару в отверстие, и резко сдвигаете лезвия, отрезая небольшой кусочек сигары. Затем, зажимаете сигару зубами, после чего сдвигаете губы. Подносите зажигалку к обрезанному концу, поджигаете сигару и одновременно крутите её так, чтобы она покраснела по всему диаметру. Пока крутите сигару, параллельно втягиваете воздух до тех пор, пока как следует не ощутите весь аромат табачного дыма.
Поначалу парням показалось это отвратительным. Но им понравилось. Держа сигару во рту, зажав её зубами, они чувствовали себя совсем как взрослые. А Пьетро произнёс финальную фразу, приняв такую позу, будто он был каким-нибудь аристократом:
– И запомните, растяпы, – вы удостоились чести ощутить аромат, который испытывают лишь избранные.
Все эти события в жизни Маттео заставили его по-новому представить себе ту жизнь, к которой он хотел бы стремиться. Ему было по душе то, что никто не ограничивал его в действиях. Ему не приходилось подстраиваться под чьи-либо правила. Именно на корабле в окружении тех парней Маттео понял, что значит быть свободным. Никто не подавлял их волю и желания. Они захотели и взяли, захотели и сделали. В те моменты они чувствовали себя хозяевами своей жизни. Время пребывания на том корабле установило окончательные правила жизни для Маттео, которым он следовал всё время.
Из-за частых поломок судно доплыло до Соединённых Штатов лишь через восемь месяцев. За это время парни часто общались с американцами, ирландцами, шотландцами и англичанами на борту, и успели в достаточной степени освоить английский, чтобы освоится в новой стране. Корабль прибыл в порт Нью-Йорка. Сойдя на берег Маттео с дружками отправились в квартал, где жили сплошь итальянцы. Большинство из них были иммигрантами из Сицилии – родины Коза Ностры. Коренные американцы недолюбливали итальянцев, как и представителей других этносов, ежедневно тысячами сходивших с кораблей на берег в порту. Добравшись до квартала, Маттео с парнями отыскали небольшой заброшенный сарай, который, судя по оставленным автомобильным частям, раньше служил автомастерской, или чем-то вроде того, пока район не стали заселять эмигранты. В сарае стояли несколько стеллажей с гаечными ключами, отвёртками, болтами и прочим ржавеющим автомобильным хламом. Стеллажи были вместо кроватей. К счастью на тот момент мальчишки не нуждались в тёплых одеялах, так как на улице стоял июль месяц. Определившись с ночлегом, они стали осваиваться в самом квартале. На улицах оказалось полно таких же подростковых шаек, которые признавали только закон джунглей. С одной из таких они столкнулись в первый же день. По словам Маттео они тогда еле удрали. За ними гонялись свыше дюжины итальянских отпрысков, которые всячески стремились избавиться от конкурентов на своей улице. Но парней не остановило численное превосходство врага. Они вернулись в гараж, захватили всё что попалось под руку: гаечные ключи, арматура, труба от глушителя, отвёртки. Вооружившись до зубов, они вернулись на ту же улицу, где сцепились с той самой шайкой, где почти ни у кого не оказалось ничего твёрдого или острого. Разве что раскладной нож у одного из них. Наши герои, не зная страха, схлестнулись со своими обидчиками, и не на шутку. В этой куче мале никто не церемонился. Пьетро всадил арматуру первому, кто подбежал к нему с голыми руками. Арматура прошла через шею, после чего Пьетро достал её и ещё не раз применил свой инструмент с летальным исходом для второго нападавшего. Маттео часто рассказывал о том парнишке, который стал его первой жертвой. Свою отвёртку он воткнул раз десять между рёбрами с правой стороны. После этого он совершил два контрольных удара гаечным ключом по черепу, при чём вторым ударом Маттео постарался окрасить асфальт кровью того мальчишки. Остальные четверо тоже постарались на славу. В общей сложности, вместе они убили восемь человек. До девятого дело не дошло. Нагрянули полицейские. Один из них достал револьвер и сделал предупредительный выстрел в воздух, пытаясь заставить всех лечь на землю. Но ничего не вышло. Все стали разбегаться. Полиционер направил ствол в сторону убегающего Умберто. Пьетро успел выхватить ствол у копа, после чего, из-за неконтролируемых эмоций на фоне адреналина, он забыл, что перед ним полицейский, и пустил две пули в грудь блюстителю закона. После этой наглой мокрухи Пьетро направил ствол на напарника убитого. Тот опустил оружие на асфальт и оттолкнул его ногой к начинающему гангстеру. Затем Пьетро посадил его на колени. Подобрав второй пистолет, он подошёл сзади и ударил копа по затылку рукоятью револьвера. Все, кто видел эту картину: остатки вражеской шайки, друзья, разбегающиеся прохожие, выглядывавшие из окон своих домов жильцы, сочли Пьетро отмороженным. На этих улицах в то время каждый день в кого-то стреляли, и даже убивали. Но только не полицейских.
В тот день им удалось скрыться благодаря Пьетро. Пульс зашкаливал. Дыхания едва хватало. Когда они добежали до заброшенного гаража, Маттео обратил внимание на то, как тряслись его руки, а лицо убитого им мальчишки до сих пор оставалось перед глазами. Мощный всплеск адреналина вызвал состояние аффекта, и Маттео толком не запомнил, как они преодолели бо́льшую часть обратного пути. Ноги, как будто, сами несли его.
Из-за того, что жертвой малолетних преступников стал полицейский, их начали тщательно искать. На третий день они попались в лапы полиции. Один из полисменов обнаружил револьвер убитого копа за поясом у Пьетро. Всех их шестерых доставили в участок. Парни отказывались давать показания. Это заставило детектива лишний раз помучаться во время разговора с каждым из них, так как пятеро из шести были малолетками, и к ним нельзя было применять жестокие методы допроса.
Маттео завели в кабинет детектива после того, как оттуда в наручниках за спиной вывели бушующего Пьетро, кричащего в сторону идущего Маттео:
– Не бойся! Эта гнида тебе ничего не сделает! Помни, мы с тобой!
Маттео провели в кабинет и посадили на стул. На против него сидел детектив, одетый в белую рубашку, чёрный галстук и коричневые подтяжки. Его пиджак висел на спинке стула. Перед детективом на столе лежала папка с бланками для заполнения их личной информацией о тех, чьи имена фигурировали в уголовном деле. Эти бланки продолжали лежать не тронутыми, так как Пьетро ничего не говорил во время допроса, лишь повторяя одни и те же слова о том, как он клал на мусоров, имел их жён и плевал на законы долбаных индейцев. Убирая пальцы с виска, Детектив произнёс, приложив шариковую ручку к графе «Имя»:
– Как зовут?
– Кого? Моего маленького дружка? А ты спроси его при встрече. Могу вас хоть сейчас познакомить. Откроешь свой рот, и я устрою тесное знакомство.
Детектив посмотрел в глаза Маттео:
– Я бы на твоём месте не острил. Вы убили полицейского. Думаешь вам это простят, потому что вы малолетки?
– А что, было бы не плохо.
После очередной дерзости со стороны Маттео детектив немного наклонился в его сторону, слегка ударяя указательным пальцем по столу, обращаясь к нему с угрожающим тоном:
– Пойми сопляк. У тебя есть выбор. Либо ты продолжаешь строить из себя крутого, и тебя отправляют в колонию, где таких мразей пруд пруди. Либо ты отвечаешь на вопросы, и тогда тебе светит лишь приют.
Маттео повернул голову, взглянув на стоящего рядом сержанта. Через секунду он вновь посмотрел на детектива:
– Я, что, по-вашему похож на стукача? Ни одна тварь не заставит меня стать крысой.
– Ты первый, кто так усердно стремится в тюремную камеру.
– Да лучше я загнусь на зоне, чем стану бездомной шавкой.
Детектив долго смотрел в глаза итальянского подростка, после чего попытался в очередной раз сдвинуть дело с мёртвой точки:
– Думаешь отсидка на зоне делает людей крутыми? Перешагнёшь порог тюрьмы, и ты присоединишься к тем отбросам общества, которых никто не возьмёт на работу, даже за бесплатно. Они никому не нужны, потому что ни один нормальный человек не захочет связываться с тем, для кого в порядке вещей пристрелить человека прямо на улице посреди белого дня и относится к этому как к какому-то подвигу, хотя для всех остальных это аморально. А когда они понимают это, то уже становится поздно, потому что им теперь точно придётся гнуть спину в порту за гроши, которых едва хватит на одну лепёшку. На таких плюют, и не считают за людей.
Маттео взглянул в пол, потом опять на детектива. Переглядываясь по очереди на блюстителей закона, он ответил:
– Ох ты. Ну что же, ребятки. У меня для вас новость. Вас тоже не все считают людьми. Например, для нас вы мусор, который давно пора прибрать с улиц.
Детектив посмотрел на сержанта с усталым лицом:
– Заводи следующего.
Как только Маттео вышел из кабинета в сопровождении сержанта, у него тут же спросили остальные члены банды:
– Ну что?
С довольной улыбкой Маттео громко ответил:
– Я их поимел!
После этих слов сержант толкнул Маттео в спину, отводя в камеру временного заключения полицейского участка.
Маттео, Сесилио, Умберто, Никола и Кристиан были отправлены в разные колонии для несовершеннолетних. Поскольку Пьетро было девятнадцать лет, его приговорили к заключению в общую колонию. Там узнали о его подвиге. Убийцу полицейского многие зауважали. Правда многие старики всё время пытались подчинить его себе при помощи силы. Но Пьетро оказался крепким орешком. Каждый раз, как кто-то пытался на него наехать, он съезжал с катушек и кидался с кулаками на того, кто имел наглость попытаться опустить его. Он не собирался ни перед кем стелиться. В общей сложности Пьетро отправил на больничную койку четырнадцать человек. Четырнадцать побед нокаутом и ни одного поражения. По слухам, через пару месяцев он держал в страхе весь тюремный блок. С ним боялись лишний раз заговорить или как-то не так посмотреть. В тюрьме его боялись. За её пределами его уважали, представляя себе то, насколько ценный кадр из него получится в будущем. Известно лишь то, что Пьетро выпустили на свободу через девять лет, после чего он уехал в Чикаго, где заправлял всем городом. На него работали где-то пара десятков таких же сумасшедших и бесстрашных головорезов как он. Среди них были и остальные четверо дружков Маттео.
Сам же Маттео до совершеннолетия отсидел в колонии чуть больше года, после чего его перевели в общую. Его перевели в тюрьму, которая находилась в двадцати километрах от города, и в пяти от шоссе. Здание не было сильно укреплено, и при желании, утроить побег не составило бы проблем. Выйти за периметр колонии было проще простого. А вот скрыться живым было маловероятно. На побег никто не решался, зная о том, что последние тридцать семь попыток обвенчались летальным исходом после того, как охранники на вышках начинали палить в беглецов. Большинство из тех, кто хотел сбежать, превратились в решето. Закон штата давал такое право охранникам для пресечения самовольной попытки вырваться на свободу. Эту тюрьму населяли представители самых разных специализаций: убийцы, маньяки, грабители, воры, насильники, фальшивомонетчики, наркодилеры, контрабандисты, мелкие и крупные мошенники, похитители, сутенёры, коррупционеры, педофилы. В колонии было четыре блока, поголовье каждого из которых насчитывало две-две с половиной сотни тюремщиков. Зеков распределяли по блокам методом тыка, предпочитая не тратить время на поиски оптимального места пребывания, которое станет постоянным местом жительства на ближайшие несколько или несколько десятков лет. Площадка для прогулки находилась во дворе здания. Там, как собачек, надзиратели выгуливали зеков. По два часа на каждый блок в порядке очереди.
Маттео поместили в двухместной камере, где уже сидел тридцати пяти летний американец, которому впаяли срок за убийство четырёх темнокожих на расовой почве. Меньше чем через пол часа, после того как дверь камеры закрыли, охранники вернулись в спешке, отозвавшись на крики зеков, расфасованных по камерам. Надзиратели обнаружили покойника. Американец лежал на полу, опустив голову в лужу собственной крови, которую пустил ему Маттео, когда размолотил его лицо после нескольких десятков ударов о бетонный пол. Половина зубов выпали, челюсть сломана в нескольких местах, вместо носа было видно оголённое носовое отверстие в скелете черепа. Очередная попытка убийства на расовой почве провалилась. Сокамерник Маттео напоролся на то, за что сам и боролся.
На утро Маттео едва успел выйти за порог камеры, оглядываясь по сторонам, как на его плече оказалась рука тюремщика:
– Следуй за мной.
С дрожью в коленях, Маттео последовал за незнакомцем в серой футболке с короткими рукавами, чёрных брюках и вьетнамках на ногах. Тот тюремщик носил чёрные волосы средней длины и вполне густую бороду, а на правом плече была татуировка в виде карты Италии. Ему было лет сорок. Они спустились на второй ярус блока. Там Маттео оказался в весьма необычной камере. Она была необычной хотя бы по той причине, что можно было невооружённым глазом заметить отсутствие стенки, которая когда-то рассекала эту камеру ровно по середине, образуя два отдельных помещения. В середине находился стол, сидя за которым несколько зеков играли в карты; в дальнем правом углу стоял небольшой шкафчик с чёрно белым телевизором, перед которым сидели ещё пять или шесть человек. Около левой стенки был ещё один стол. За ним не было никого, кроме тюремщика, на котором был одет домашний халат, во рту дымящаяся сигара, в руках газета, а на ногах тёплые тапочки. На вид ему было лет пятьдесят-пятьдесят пять. Короткие каштановые полуседые волосы, среднего роста, лёгкая щетина на лице и немного обвисший живот. Зек, который привёл Маттео, обратился к сидящему за столом с газетой:
– Дженнаро, я привёл.
– Как твоё имя? – спросил Дженнаро, аккуратно сложив газету.
– Маттео.
– Охранники сказали ты итальянец.
– Да. – На вопросы криминального авторитета, который даже в заключении жил как у себя дома, имея все необходимые блага, Маттео отвечал, боясь лишний раз дёрнуть пальцем.
– Как давно ты в Америке?
– Год с небольшим.
– Сколько тебе лет?
– Восемнадцать.
– Ты забил до смерти сокамерника. Это заслуживает уважения. А учитывая то, что он был нацистом, ненавидел всех приезжих, и итальянцев в том числе, твой поступок заслуживает нечто большего, чем просто уважения. – Совершив небольшую затяжку, Дженнаро спросил:
– Ты сразу попал на зону с того момента, как оказался в Штатах?
– Можно сказать, да.
– За что посадили.
– Убийство.
Босс итальянцев стряхнул сигару над пепельницей, после чего продолжил расспрашивать:
– Кого убил?
– Восемь подростков и полицейского.
Задрав брови, Дженнаро выразил своё восхищение:
– Это похвально. В твоём-то возрасте.
– Я не один. Нас было шестеро. И копа убил не я, а мой друг.
– Тем не менее. Раз уж ты водишься с такими друзьями, то стало быть, у тебя стальные «шары». – Дженнаро снова втянул дым от сигары:
– У тебя в этом городе есть семья?
– Нет.
– Что случилось?
– Отец не вернулся с войны. А мать серьёзно заболела и попала в клинику.
– Нам нужны такие люди. Хочешь обрести новую семью? Если присоединишься, то никто не тронет. Мы тебя всему научим. И начнём с твоего акцента. Он просто ужасен. По одному только разговору сразу понятно, что мы не американцы. А иногда нужно затеряться в толпе. Ну что?
Маттео долго размышлял, теряясь в догадках на счёт того, кто сидит перед ним. И всё-таки он решил не рисковать:
– Пока, я бы предпочёл освоиться.
– Боюсь, что без крыши, не успеешь.
– Я люблю рисковать.
Дженнаро со своими подручными немного посмеялись.
– Ну что же, Маттео, поздравляю. Ты теперь идеальная мишень для двух десятков нацистов, который сидят в этом блоке. Этого парня – указывая на стоящего за спиной Маттео зека, который привёл его – зовут Лучиано. Если передумаешь, обращайся к нему. Да, и ещё, какой у тебя срок?
– Три и два.
– За убийство сокамерника ты получишь ещё. Учитывая, кем он был, срок окажется не существенным. – Заново раскрывая газету перед собой – И мой тебе совет – старайся впредь не доводить дело до убийства. Можно пересчитать все рёбра, переломать руки и ноги, но только не убивать. Каждый хочет покинуть это место как можно скорее. Так что не стремись к тому, чтобы оказаться здесь на долго. Хотя в твоём случае и пары дней хватит, чтобы слечь.
– …
Уткнувшись в газету, Дженнаро сказал:
– Ты свободен.
Маттео медленно покинул камеру итальянской мафии, после чего отправился в свою камеру. Пока он шёл, на его пути попадались несколько тюремщиков с татуировками в виде свастики и всякого рода нацистскими лозунгами. Нацисты смотрели в его глаза с какой-то лёгкой жаждой. Они понимали, что раз он вышел от Дженнаро один, без сопровождения кого-либо из итальянской мафии, значит он теперь одиночка. На тот момент им оставалось ждать. Свой отказ Маттео считал оправданным решением, так как в колонии для несовершеннолетних он был самым авторитетным и грозным среди заключённых. Однако, в новой тюрьме он ещё не успел осознать степень угрозы и оценить свои силы и возможности.
Не прошло полу часа с того момента, как Маттео расстался с Дженнаро, как к нему в камеру вошёл надзиратель:
– Встать!
Маттео тут же подорвался с койки и встал перед охранником, как следует выпрямив спину.
– Руки на стену!
После приказа надзирателя Маттео подошёл к дальней стене камеры, поднял руки чуть выше головы и приложил ладони к отсыревшей штукатурке. Охранник взял одну руку, и нацепил на её запястье наручники, а затем и на второе. Надзиратель схватился одной рукой за правый локоть Маттео, и начал выводить его из камеры. На пороге, в коридоре их ждал второй охранник, который шёл, держа Маттео за второй локоть, направляясь к выходу, расположенному на первом этаже. Нацисты не могли не обратить на это внимания. Им было безразлично, что сделает охрана с новичком. Главным для них было то, чтобы он вернулся в блок, и вернулся живым. Спустившись на нижний уровень, надзиратель, громко произнёс:
– Открыть!
Находившийся по ту сторону охранник вставил в замочную скважину один из пары десятков ключей на своей связке. Дверь открылась и Маттео в сопровождении блюстителей порядка покинул блок, двигаясь по коридору в сторону двери, за которой располагалась лестница в подвал, где находились двенадцать карцеров. Ощущения были не из приятных. Сердцебиение слегка участилось. Маттео не раз попадал в карцер в колонии для малолеток. Сейчас это его не сильно беспокоило. Напротив, этим самым, он получал возможность обдумать свои дальнейшие действия перед тем, как его вернут в блок.
Спустившись по лестнице, охранники проводили Маттео по еле освещаемому коридору, минуя один карцер за другим. Вполне возможно, что эти камеры уже были заняты. На потолке горели всего две лампы. И те освежали лишь одну половину помещения. Но преодолев большую часть коридора, они продолжали вести Маттео строго по центру, направляясь к той двери, которая находилась в конце прямо по курсу. Та дверь была слегка приоткрыта. Внутри горел тусклый свет, а из помещения доносились какие-то едва слышимые голоса. Теперь Маттео было о чём переживать. Надзиратели его крепко держали одной рукой, а во второй у них было по дубинке. Так что сопротивляться было бесполезно. Но Маттео останавливало в первую очередь то, что охранников было двое, а не то, чем они были вооружены.
Дверь распахнулась. Внутри находились три человека в штатском. Один стоял в центре около стола с сигаретой во рту. Второй листал папку, лежащую на столе. Третий сидел на стуле, прислонившись к левой стенке за дверью. Все они были одеты в костюмы и начищенные до блеска ботинки. Тот, что был с сигаретой, оказался следователем. Это Маттео понял сразу, поскольку видел это лицо годом раньше, когда его допрашивали в участке, перед тем, как упрятать за решётку. Надзиратели провели его к столу и посадили на стул. Потушив сигарету в пепельнице, следователь попросил охранника снять наручники, после чего сел напротив заключённого. Сняв наручники, охрана продолжал стоять, едва ли ни в упор к стулу, на котором сидел Маттео, откинувшись на спинку. Затем детектив положил на стол перед собой папку с кучей листов внутри, снял свой тёмно-серый пиджак и повесил на спинку стула. Закатав рукава, он сел и спросил у Маттео, не произнося ни своего имени, ни фамилии:
– Знаешь, зачем тебя привели сюда?
– Убийство сокамерника.
– Нет.
Следователь раскрыл папку, достал из неё первый лист, на верхушке которого скрепкой была зажата фотография:
– Знаешь его?
На фотографии был Дженнаро. Он не был для Маттео другом, и поэтому он не видел смысла что-то скрывать от следователя на тот момент:
– Перед визитом сюда я с ним познакомился.
Детектив рассказал подробно о том, у кого в гостях был Маттео не давно:
– Его полное имя Дженнаро Коппола.
Следователь выдал достаточно информации об этом человеке. Дженнаро Коппола был местным авторитетом, получившим срок за организацию наркобизнеса, сутенёрство, ограбление восемнадцати банков, контрабанду произведений искусства, пятьдесят два убийства, взрыв полицейского участка, многократное покушение на судий и прокуроров, подкуп высокопоставленных городских чиновников, незаконное приобретение и продажу огнестрельного оружия и ещё ряд деяний, противоречащих моральным и федеральным законам США.
Дознаватель сложил пальцы в замок, положив на стол, сделал небольшой наклон в сторону Маттео, и начал излагать:
– Сейчас ты вернёшься в его камеру, и убедишь его в том, что передумал. Будешь стремится стать частью их одной большой семьи, и делать всё, чтобы втереться к ним в доверие. Когда придёт время, будешь рассказывать нам всё, что сможешь узнать о его друзьях и делах, которые они ведут на свободе.
Маттео, долго не раздумывал над ответом:
– А что я получу?
– Я думаю, что Дженнаро уже предупредил тебя о том, что ты долго не протянешь без него и его парней. Слишком уж много нацистов в блоке. Эти слова он говорит каждому, кого хочет подстелить под себя. Ты действительно долго не протянешь. И если думаешь, что охране есть дело до того, сколько зеков сдохнет в этой тюрьме до рассвета, то сильно ошибаешься. Можешь спросить это у того, кого ты вогнал в гроб прошлой ночью. Мы здесь все верим в одно: для заключённого наказание лишним не бывает. Но у надзирателей появится интерес охранять кого-то, кто сможет сделать так, чтобы ряды местных «жителей» пополнились. Нет крыши надёжнее, чем тюремная охрана. И потом, любой нормальный зек захочет, чтобы ему скостили срок.
– А что, можно?
– Если сделаешь то, о чём попросим, то выйдешь сразу, как только я поговорю с председателем комиссии по условно-досрочному. А учитывая то, что это было твоё первое правонарушение, и плюс в несовершеннолетнем возрасте, амнистию долго ждать не придётся. Да, и плюс к этому, про убитого сокамерника никто даже и не вспомнит.
– У вас есть что-нибудь убедительнее, чем просто слова?
Следователь стал доставать из папки листы с фотографиями и биографиями тех, кто занимался делами Дженнаро на воле. Детектив постоянно тыкал пальцем на даты, подчёркивая, сколько лет прошло с тех пор, как полиция штата положила глаз на этих людей:
– Как думаешь, сколько нужно труда и терпения, чтобы столько лет следить за этими отморозками? Мы убили не один год на это дело. Если есть возможность засадить в тюрьму два десятка самых влиятельных преступников штата, то можно и разок забыть про юнца, который смотрел на то, как его друг убил полицейского.
Маттео наморщил лоб, а дознаватель продолжил:
– Да. Свидетели рассказали о том, что к убийству копа имел отношение лишь один из шести подростков. Но начальство решило, что таких как вы надо перевоспитывать, пока вы ещё подростки.
– …
– Поможешь накопать информацию на этих людей, и мы сделаем так, что твоего личного дело как будто бы и не было. И тогда можешь смело отправляться в ближайший кабак или бордель. Я тебе даже деньжат накину.
– Деньжат ты лучше подкинь шлюхе, которой закажешь мин-нет сегодня вечером. А мне нужна только свобода.
Следователь протянул пачку, из которой Маттео достал одну из сигарет. Второй детектив, что стоял справа поднёс зажигалку, и восемнадцатилетний итальянский коварный гангстер, решивший обойти систему, сделал долгожданную затяжку.
– Только смотри, не переиграй. От тебя требуется не дешёвый спектакль, а вступление в ряды мафии. Так что не выдай себя. И не иди к нему сразу. Посиди немного в своей камере. Пусть он считает, что ты долго обдумывал его слова. Ты отсидишь в карцере пару дней, чтобы не вызывать лишних подозрений.
После этого следователь собрал разложенные бумаги, закрыл папку и покинул единственную камеру в подвале, снабжённую электричеством. Как только они вышли за порог, надзиратель закрыл дверь на ключ. Двое суток – достаточный срок, чтобы обдумать план действий. Поток мыслей в голове Маттео не прекращался. Он обдумывал все варианты. Оценивал все риски. Тусклый свет в помещении позволял без труда осматриваться в камере, и в то же время спокойно засыпать. Абсолютная мёртвая тишина. Лишь три раза в день раздавался щелчок двери, после которого в карцер подавали еду. Всё остальное время в камере не было ни звука. Идеальная обстановка для того, чтобы продумать решение, которое определит условия жизни на ближайшие несколько лет. Тишина. Покой. Одиночество далеко не всегда бывает мукой. Иногда это приобретает форму жизненно необходимой потребности. Порой человек совершает грубые ошибки, порождающие крайне негативные последствия. А всему причиной поспешные решения.
Вторые сутки в карцере были на исходе. Двое надзирателей вошли внутрь, один из которых тут же вернул наручники на запястья Маттео, прислонившегося к стене. Затем они вдвоём провели его обратно в блок. Поднявшись по лестнице на первый этаж здания, где помещения прекрасно освещали солнечные лучи, Маттео долго продолжал прищуривать глаза от внезапно яркого освещения по сравнению с тем, которое было в его временном жилище последние двое суток. Оказавшись внутри блока, как и советовал следователь, он вернулся в свою камеру, лёг на койку, сложил кисти рук, без конца прокручивая большие пальцы вокруг друг друга. Тем временем по всему блоку разносились голоса зеков. Большей частью из того, что удавалось расслышать, была отборная нецензурщина. Каждые пол минуты кого-нибудь посылали, кому-то угрожали, кого-то имели с разных сторон. Передвигаясь по блоку можно было часто услышать какие-нибудь анекдоты про насилие, грабёж и женщин. Героями этих анекдотов были все подряд: янки, негры, белые, латиносы, арабы, индусы, азиаты, индейцы и прочие, кого можно было оскорбить по расовому признаку. Жертвами изнасилования в анекдотах у нацистов по традиции были темнокожие женщины, азиатки либо латиноамериканки. Темнокожие в своих анекдотах опускали белых, постоянно намекая на то, что они в отличие от белых могут спокойно есть шоколад, и не бояться при этом запачкаться, или про то, что как бы долго белые не загорали, им всё равно не удастся затеряться в толпе среди негров.
Прошло пару часов, и Маттео отправился к Лучиано, как можно медленнее передвигая ноги. Он старался казаться и растерянным, и напуганным. Поднявшись по ступенькам на последний этаж, Маттео увидел стоящего около входа в камеру Лучиано, который вёл беседу с кем-то из своих. Неуверенными шагами крот всё-таки добрался до Лучиано:
– Мы можем поговорить?
Лучиано обратился к своему собеседнику:
– Ладно, давай. У меня дела. – Затем он опять повернулся к Маттео – Пойдём.
Они прошли в камеру, где Дженнаро также сидел за своим столом, около стенки. Но на этот раз в его руках была какая-то книга.
– Надо полагать, ты хорошо подумал над моими словами – произнёс Дженнаро, положив книгу в открытом виде на стол обложкой к верху, зафиксировав открытой страницу, на которой он остановился.
– Нет. Над Вашими словами я не задумывался. Напротив, я пришёл сюда со своим предложением.
После этих слов Дженнаро снял очки, положил один локоть на спинку стула, другой на край стола, целиком развернувшись в сторону Маттео:
– А ты персонаж куда интереснее, чем казалось. И что же ты мне можешь такого предложить?
– Вашими друзьями на воле кое-кто интересуется. Я был у этого человека, и он предложил мне очень интересную сделку.
Приложив правую ладонь к подбородку, Дженнаро произнёс:
– Неужели. И ты конечно же запомнил его.
Покачав головой, Маттео вытянул раскрытую ладонь, притормаживая собеседника:
– Не так быстро. Всё по порядку. С этого места я изложу своё предложение, и от вашего решения зависит то, узнаете ли вы имя или нет.
Дженнаро несколько секунд всматривался в лицо Маттео:
– А ты далеко пойдёшь. Я слушаю.
– Вы берёте меня к себе. Я делаю для вас то, что в моих силах, а вы относитесь ко мне, как к своему.
– Я тебе это и предлагал.
– Не совсем. Вы мне, а я вам. Но как только мой срок истечёт, я сам по себе, и на воле вы мне никто и я вам больше не подчиняюсь. Это для Вас приемлемо?
Дженнаро разглядывал паренька с головы до ног, явно пытаясь понять, не хочет ли молокосос кинуть его.
– Вполне. Я согласен. А теперь имя.
– Имени я не знаю. Могу лишь описать. Детектив, среднего роста, короткие русые волосы, светлые глаза и шрам на шее. Похоже на отверстие от пули.
Дженнаро шлёпнул ладонью по столу и произнёс с усталым видом:
– БЛЭКБЕРИ! ГНИДА! Как заноза в заднем проходе!
– А я говорил, его давно пора убрать – сказал один из тех, что сидел перед телевизором, сложив руки перед собой и развернув голову в сторону босса.
Дженнаро продолжил возмущаться наглости следователя:
– Нет, я пять лет сижу здесь. Как только появился первый человек за всё время, который отказался от моей крыши, и эта тварь сразу же нарисовалась.
Когда страсти немного улеглись, Дженнаро спросил у Маттео:
– А что он тебе предложил?
– Скостить срок и охрану, как защиту от других зеков.
Подозрительным взглядом Дженнаро посмотрел на Маттео, и спустя некоторое время сказал, ни менее подозрительным тоном:
– Любой человек согласился бы.
– Этот любой потом всю жизнь ходил бы и оглядывался через плечо. Я не хочу, чтобы меня на свободе пасли головорезы со стволами, чтобы убрать при первой же возможности. Я предпочитаю крепко спать по ночам и не гадать, проснусь ли я утром в своей постели с перерезанным горлом.
– Вот, смотрите и слушайте, остолопы – восхищённым тоном произнёс Дженнаро, обратившись к своим людям, указывая раскрытой ладонью на стоящего перед ним Маттео. – Вот это слова правильного парня. С таких людей и надо брать пример. Он моложе всех вас, а уже созрел и без чьей-либо помощи понял, что мусора́ – вот кто истинный враг народа. У таких как он большое будущее, а не как у вас, балбесов.
– А что мы делаем не так? – спрашивал всё тот же, кто настоятельно рекомендовал шлёпнуть детектива Блэкбери.
– Да нет, вы всё делаете по высшему разряду. – Прикуривая сигарету, Дженнаро продолжал – Бегаете за сигаретами и свежими газетами. Потому что кроме этого вы больше ни на что не годитесь.
Совершив очередную затяжку, Дженнаро обратился к Маттео:
– А ты точно не хочешь работать с моими людьми на воле?
– Пока я останусь при своём мнении. А там – поживём, увидим.
– Я не знаю какой у тебя был жизненный опыт, но ты умеешь принимать практичные решения. – Стряхнув сигарету над пепельницей, Дженнаро добавил:
– Значит так. Когда в следующий раз следователь будет с тобой разговаривать, скажешь, что всё идёт по плану. Мы тебя приняли, относимся как к своему. Он решит, что для того, чтобы вытянуть информацию понадобится кое-какое время. Это нам на руку. Сможем всё тщательно спланировать.
Затем главарь обратился к Лучиано, кивнув головой в сторону двери.
Лучиано сказал, подойдя к Маттео и положив руку на его локоть:
– Пойдём. Я тебя проведу.
Лучиано довёл Маттео до выхода из камеры, держа свою левую руку на плечах новоиспечённого члена мафии. По пути обратно Лучиано рассказывал о местных порядках:
– Итальянцев тут больше полусотни и все они с нами. Один из них сидит в соседней камере от твоей. А вот кстати и он.
Они встретили того, о ком говорил Лучиано, спускаясь по лестнице:
– Эй, Луиджи. Тормози. – сказал Лучиано, обратившись к тому, о ком рассказывал. – Не спешишь?
– Здесь спешить можно только на свободу. Но, увы, этот праздник наступит не скоро, а амнистия мне не светит.
После этого Луиджи посмотрел на Маттео:
– А я вижу ты познакомился с местной знаменитостью.
Лучиано ответил, ткнув указательным пальцем в сторону Маттео:
– Об этом я и хотел поговорить. Знаменитость зовут Маттео.
Луиджи протянул руку:
– Рад знакомству.
Лучиано продолжил:
– Вы сидите в соседних камерах.
– Так.
– Присмотришь за пареньком первое время. Мы только что были у Дженнаро. Так что парень теперь свой.
Разведя руки в стороны, держа в одной дымящуюся сигарету, Луиджи сказал:
– Да без проблем. Если надо, я буду рядом с ним круглые сутки.
– Значит договорились. Пока что, вроде бы, всё.
После этих слов Лучиано отправился обратно, а от Луиджи поступило первое предложение:
– Ты как относишься к шлюхам? – спросил он, ткнув тыльной стороной ладони по груди Маттео, не выпуская сигарету.
– Я не голубых кровей, так что нормально.
– Отлично. Тогда пойдём.
Жесты и походка у Луиджи были очень энергичными и деловитыми, что говорило о его долгом пребывании в тюрьме. По пути Маттео начал его расспрашивать:
– А откуда в колонии шлюхи?
– Ну, … это не совсем шлюха. Она работает медсестрой в тюремной больничке. Ну-у-у, и время от времени подрабатывает путаной.
– И как?
Луиджи взглянул на Маттео:
– Лучше, даже чем самый первоклассный эскорт. Поверь, – указывая обеими руками на себя – это тело испытало не один десяток женщин. Сейчас сам убедишься.
Они спустились на первый этаж, где у выхода их ждал один из надзирателей. Луиджи протянул ему сложенную пополам купюру через решётку, и они с Маттео покинули блок. В сопровождении двух охранников, они шли в медицинскую часть. Там их ждала Ребекка – тридцати одно летняя медсестра с потрясными формами и смазливым личиком, глядя на которое, никогда не подумаешь, что эта, на первый взгляд порядочная медсестра, может работать по совместительству ночной бабочкой, и даже в дневное время. Пользуясь своим служебным положением, Ребекка часто использовала медицинский инвентарь в качестве реквизита для ролевых игр. Разумеется, за отдельную плату.
Прошло два года. За это время Маттео не раз слышал в свой адрес расистские оскорбления от вновь прибывших заключённых, после чего он отправил нескольких зеков на больничную койку. Это ощутимо добавило ему авторитета. Такое поведение поощряли все итальянцы в тюремном блоке, и в первую очередь Дженнаро. Им дорожили, зная, что из него получится ценный кадр, надеясь уговорить его вступить в ряды организации после истечения срока. Помимо этого, у Маттео возникали постоянные стычки с охранниками, которые на самом деле были небольшим, но очень убедительным спектаклем. Он мог ответить в резкой форме надзирателю, обматерить его, послать или ударить. Как правило причина всегда была одна и та же: Маттео казалось, что надзиратели порой невежливо обращаются к нему. Поэтому он нередко слишком сильно вживался в роль. Такую псевдодраку Маттео с охранниками устраивали раз в месяц, и под видом заключения в карцер его уводили на очередной разговор со следователем Блэкбери:
– То, что ты нам рассказал в прошлый раз, это хорошо. Но мне нужны люди самого Копполы – говорил следователь, обращаясь к Маттео, сидя за столом на против него, в сопровождении всё тех же копов, которые по-прежнему находились в камере во время разговора.
– А это кто по-вашему?
В голосе следователя появилось недовольство:
– Это его конкуренты. А ты понимаешь, что это значит?
– …
– Это значит, что мы прикрываем лавочку конкурентов Дженнаро, и помогаем ему переманивать к себе клиентов, и тем самым расширять свой бизнес. А это означает, что я лох, который вместо того, чтобы наказать эту тварь, оказал ему большую услугу.
– Слушайте, я всего два года у них. Они же не станут вводить меня в курс дела до самых мелких деталей. Я итак уже поднял свой авторитет благодаря охране. Моя популярность среди зеков итак уже на пике. Это всё что я знаю.
– Я рад за, что ты обрёл армию фанатов. Но за два года твоих донесений мы поймали всего шесть человек Копполы, и те оказались обычными «шестёрками». Ты уверен, что это всё, что тебе известно?
Маттео слегка прищурил глаза:
– Ну, плюс ещё то, что узнал за время, после нашего последнего разговора.
Следователь развёл ладони в стороны, требуя выкладывать информацию.
– Они говорили про какой-то корабль. Говорили он будет в порту Нью-Йорка, от куда груз доставят в пригород Ньюарка на грузовиках. Знаю только название судна – «Эсперанса».
– Они упоминали какие-нибудь имена?
– Я не слышал.
– Тогда перед тем, как уйти, сообщу тебе одну весёлую новость. Если в течение двух месяцев мы не получим результатов, то ты не только отсидишь положенные год и два, но и ещё годика три, которые тебе накинут за частые драки с охраной. И никто не докажет, что это всё было спектаклем. И это в лучшем случае. Потому что, если на борту корабля нету никакой контрабанды, Коппола узнает о том, кто стучал на него последние два года. И дело об убитом сокамернике тоже всплывёт.
Спокойным, но возмущённым тоном Маттео ответил:
– А что вы хотели? Чтобы двадцати летний пацан был посвящён во все интимные места крупных дел мафии.
– Да. Именно этого я и хочу. Чтобы ты знал все их интимные места. Потому что в противном случае, кое кого заинтересуют твои интимные места.
Собирая разложенные на столе бумаги, детектив Блэкбери сказал:
– Отсидишь четыре дня.
Как правило, после разговора со следователем, Маттео проводил в той камере ещё несколько дней, чтобы в блоке все думали, что его действительно посадили в карцер. Хоть и тусклое, но освещение там было, в отличие от других карцеров, расположенных в подвале.
– Слушайте детектив. Если сейчас меня не могут амнистировать, то давайте хотя бы скостите срок в карцере. На второй день у меня начинается клаустрофобия – Маттео говорил с сарказмом, который детектив явно не понял.
– Пять дней.
– Да ладно. Что вам стоит.
– Неделю!
Следователю, очевидно, было не до смеха.
Прошла неделя. Маттео вернули в блок. Его встречали торжественно каждый раз, когда он возвращался из карцера. А именно, весь тюремный блок ликовал при одном только виде героя, который не боится подраться с охранником. Все вокруг свистели и выкрикивали восторженные слова. Маттео, будто рок звезда, постоянно поднимал руки вверх, демонстрируя указательные и средние пальцы. После недолгого восторга публики, он поднялся на второй этаж, отправившись к Дженнаро. Как и обычно, узнавая о том, что Маттео вышел из карцера, Дженнаро приказал накрыть на стол. Так что при входе в камеру, Маттео ожидали копчённая свинина, колбаса, голландский сыр, «Наполеон», фрукты, два батона и красное вино.
– А вот и наш революционер – произнёс Дженнаро, сидящий за столом, с сигаретой в руке. – Садись.
Маттео прошёл к столу, вылил в себя половину стакана вина, после чего Дженнаро спросил:
– Что ты им такого сказал, что они тебя на целую неделю упекли?
– Блэкбери был не в настроении.
Дженнаро несколько обрадовался:
– Та-а-ак. И что сказала тебе эта тварь?
– Говорит, что поймал тех, чьи имена я назвал. Но это его не сильно обрадовало, потому что они твои конкуренты, и теперь благодаря их поимке твой бизнес может расшириться. Так что он оказал тебе услугу.
По всей камере раздался смех.
– Ну ещё бы. Это из-за него я вынужден пялиться на эти стены. Он достаточно испоганил мне жизнь. Так что пусть теперь компенсирует. А ты сказал ему про судно?
– Само-собой.
– Отлично. Посмотреть бы на их физиономии, когда они найдут на его борту десять тонн сахара. Найдут, отпустят, и мы пустим его в производство.
Организация Дженнаро закупала тростниковый сахар с Кубы для производства самогона. Но приобретение простого сахара не могло вызывать каких-либо подозрений, а конечный продукт, в производство которого его пускали, уже было уголовно наказуемым занятием.
Маттео проглотил несколько кусков свинины, и добавил:
– Ещё он пообещал накинуть мне несколько лет, если в ближайшее время он не получит информацию о чём-нибудь стоящем и сможет повязать больше твоих людей.
– Я же говорил, его надо грохнуть – в сотый раз повторил фразу один из итальянцев, на что Дженнаро ответил:
– Мауро, твои слова в первый раз имеют хоть какой-то смысл. Хотя они звучат у тебя даже во сне. Может быть тебе сменить специализацию. Будешь заниматься мокрухой.
– А что я не против.
В камере вновь раздался смех.
– Но для этого ещё рано – теперь голос Дженнаро звучал вполне серьёзно. – Наш крот в мусарне сказал, что начальство недовольно работой Блэкбери. Много денег и сил уходит на его расследование, а результаты ничтожны. А этот придурок настолько жаждет повязать всех в нашей семье, что плюёт на угрозы начальства. Этим грех не воспользоваться. Если продолжим в том же духе, то ещё пара таких надувательств, и его вполне могут понизить в звании, как минимум. И тогда мы избавимся от него. Нельзя позволять, чтобы он перестал требовать от тебя информацию. А на счёт твоего срока, – обратившись к Маттео – думаю, наши разберутся с этим. Если Блэкбери как следует провалится в этом расследовании, его уберут ещё до того, как он подаст прошение в суд о расследовании убийства сокамерника.
– А как ты собираешься провалить его расследование? – спросил Лучиано, стоя в дверном проёме и облокотившись плечом о стену.
– Через пару дней узнаете.
Через несколько дней в газетах пестрели заголовки о том, что организованная преступная группировка убила двух блюстителей закона, которые являлись подчинёнными детектива Блэкбери. Также упоминалось об отстранении Блэкбери от данного следствия и понижении его в должности. Но для Маттео это всё равно развернулось в худшую сторону. Спустя менее, чем через месяц, его перевели в соседний блок. После того, как в колонии произошла смена начальства, было принято решение перевести некоторых заключённых в другие блоки для разрыва внутренних связей между членами группировок. Итальянцы, темнокожие, латиносы, азиаты и остальные объединения теперь не были такими многочисленными. В первый же день в новом блоке, когда Маттео едва успел положить своё бельё на койку, расположенную так же на третьем этаже, к нему подошёл бритоголовый заключённый, раздетый до пояса, с многочисленными татуировками на теле в виде свастики и надписей о ненависти к другим этносам. Ему было на вид лет сорок, худощавый и ростом меньше Маттео.
– Эй, итальянец!
Маттео повернулся в сторону выхода.
– Да, ты. Как на счёт мира.
– Я всегда за мир.
Нацист вытер нос большим пальцем, совершив громкий вдох. После этого, постоянно дёргая руками в разные стороны спросил:
– Тогда, может присоединишься к нам?
Маттео широко расставил ноги, положил руки в карманы, задрал подбородок, и произнёс:
– Я похож на нациста?
– Друг – это не проблема. Подправим тебе причёску, несколько татуировок, и готово. Будем с тобой как Адольфо и Бенито.
– Это был риторический вопрос, чмо нацистское. Я не вожусь со всякой швалью.
Возмущения нациста долго не продолжались. Он успел, разве что, только подбежать. После этого Маттео положил обе свои ладони на его шею, и несколько раз стукнул его голову о край своей койки, вогнав половину зубов сокамерника в рот. Когда после удара лбом о бетонный пол немец потерял сознание, Маттео вытащил его из камеры, волоча по полу, держась за запястья и выкинул его через перила. Заключённый пролетел три этажа перед тем, как столкнулся с полом. При приземлении из него во все стороны полетели кровавые брызги. Следы от того кровавого пятна так и не удалось отмыть до конца. Оставшиеся следы служили напоминанием о том психованном парне, которого поселили на третьем этаже. За убийство второго на его счету зека, Маттео отсидел две недели в карцере. После этого двадцатилетнего итальянца в колонии начали бояться всерьёз.
С учётом дела об убийстве первого сокамерника, которое всплыло, как только Блэкбери ушёл в отставку, Маттео получил ещё пять лет и восемь месяцев сверху.
Время, проведённое в колонии, не прошло для него даром. За это время Маттео успел получить базовое образование по американской программе. Но этим его учёба не ограничивалась. Он усвоил не мало уроков. Он чётко уяснил, что честь, друзья и репутация дороже скорой свободы, а иначе свобода долго не продлится, если в преступном мире кто-нибудь узнает о твоём сотрудничестве с полицейскими. И к тому же, к стукачам не проявляют ни уважения, ни доверия. А если тебе никто не доверяет, то и дела вести с тобой ни один серьёзный человек не станет. Помимо этого, он научился тому, с кем и в какой манере нужно общаться. Он усвоил, что с полицейскими стоит разговаривать вежливо, но при этом из сказанного правдой не должно быть ни единого слова. Копам нужно лгать, и делать это стоит убедительно. Ежели ты лгать не умеешь, то старайся недоговаривать и умалчивать о том, о чём тебя не спрашивают. Маттео научился и этому. Он чётко уяснил уроки актёрского мастерства. Проведя долгое время в окружении людей Дженнаро, он прекрасно изучил, каким образом могут поймать на лжи, и как вести разговор, чтобы тебе поверили. Это вызывало необходимость ещё и из-за того, что в твоём окружении кто-то может оказаться предателем. Кто-то может обмануть на деньги. Или ещё хуже, когда в семью внедряют крота, как это пытался сделать Блэкбери. Владея навыками искусного актёра, можно легко поймать на лжи того, кто пытается тебе насолить. Также Маттео сумел определить, как сделать так, чтобы не переплатить за чью-либо услугу, или не скупиться, чтобы не пострадали отношения с другими людьми и можно было бы продолжать и дальше вести общие дела. Он узнал о том, где находится золотая середина между щедростью и жадностью – грань, которую необходимо постоянно чувствовать лучше, чем собственное тело.
За буйное поведение, постоянные драки и наезды на охранников, Маттео отсидел свой срок до конца, и лишь к двадцати семи годам оказался на свободе. В день, когда он вышел за порог колонии, местные гангстеры получили серьёзного конкурента, который начал сильно портить им жизнь. Оказавшись на воле, Маттео встретили люди Дженнаро, которые передали ему конверт с приличной денежной суммой, вместе с которой сообщили от имени босса, что сожалеют о доставленных неудобствах. На полученные деньги он первым делом купил приличную одежду, пообедал в ресторане и сделал себе паспорт, в котором вместо «Маттео Миладжо» было указано имя «Мэтью Миллер». Так, он считал, будет проще слиться с толпой.
Мы познакомились с Маттео спустя пару месяцев, когда я выносил супермаркет. Мне было двадцать три года. Моя жизнь дала изрядную трещину. Друзей упекли за грабёж. Транспортная компания изменила маршрут для своих грузовиков, за счёт которых раньше мне удавалось хоть как-то сводить концы с концами. Теперь даже они не встречались. Хозяин квартиры обещал выселить, если до конца недели не заплачу за последние три месяца. Ввиду этого, не от хорошей жизни, я перешёл от мелкого жульничества и уличного хулиганства к более крупным делам. Это было моё первое ограбление, когда пришлось работать в одиночку, и впервые за всю жизнь я держал в руках пистолет с холостыми патронами, что не давало мне право на ошибку и отнюдь не добавляло уверенности. Поэтому вид грабителя был у меня так себе. Мой голос дрожал, руки с пистолетом частенько дёргались.
Райончик был неспокойный. Поэтому в каждом магазине у охраны или продавца было в наличии огнестрельное оружие, что делало мою задачу небезопасной.
И вот, значит, забегаю я в магазин, стреляю в воздух. Все улеглись мордой в пол. Затем я начал требовать от охранников откинуть их оружие в сторону. Они смиренно выполнили мою деликатную просьбу, после чего я крайне подошёл к кассирше и, раскрыв сумку, начал в крайне грубой форме приказывать ей выложить всю имеющуюся наличность.
Я просчитался, когда забирал стволы у охранников. У одного из них оказался припрятан второй. Тот подонок дождался, пока я повернусь спиной к нему, и достал револьвер малого калибра.
Маттео был среди покупателей, и, как и все, лежал на полу. Когда охранник только начал доставать ствол из правого носка, Маттео резко поднялся с пола и вцепился в револьвер, который удерживал охранник обеими руками. Маттео ударил его лбом в нос, после чего тот слёг на пол. Затем он схватил с полки рядом стоящего стеллажа консервную банку и ею забил охранника до смерти. Я бы никогда не поверил в то, что консервной банкой можно убить человека. Но когда я наблюдал за этим со стороны, мне это уже не казалось выдумкой. Маттео как будто слетел с катушек. Потом он рассказал мне, что этот охранник ему просто напомнил одного из тюремных надзирателей, которые вечно применяли свои резиновые дубинки против заключённых в колонии. Ничто не бесит так, как физиономия того, чьей работой является повседневная экзекуция безоружных людей. Пока клиенты, лёжа на полу, кричали, наблюдая за тем, как по полу растекается кровь из черепа охранника, я начал думать, что мне отошла роль такого же простого заложника. На тот момент я не знал, почему Маттео забил сотрудника магазина. У меня затряслись колени и участился пульс. Если человек способен убить одной консервной банкой, то что будет, если ему в руки попадётся ствол. Маттео поднялся, держа в руке револьвер, и позвал меня за собой. Мы покинули магазин через чёрный вход до приезда полиции.
Во время попутного разговора мою голову одолевал только один вопрос:
– Почему?
Я спросил об этом у Маттео во время попутного разговора, когда мы находились далеко от патрульных машин с сигнальными сиренами.
Он отвечал спокойным голосом, будто для него такие мероприятия – рутина.
– У тебя слишком слабые нервы для того, чтобы строить из себя крутого гангстера. От тебя несёт запахом дилетанта.
– Просто это первый раз, когда я граблю самостоятельно.
– Затряслись руки, только потому что дружков не оказалось рядом? – с издевательской насмешкой спросил Маттео.
Находясь около матёрого, опытного и сидевшего преступника, мне стыдиться было нечего:
– Да, представь себе. Вот такой вот я человек. Они были для меня семьёй. Без них я не могу. Тут не только руки затрясутся.
– Ладно – успокаивающе ответил Маттео. – Не ной. Ты остался один, у меня здесь тоже никого нет. Может, это… ну того, будем вместе заниматься разбоем?
– …
– Тебе впредь не придётся паниковать перед тем, как идти на дело, а я перестану чувствовать себя осиротевшим в этом городе. Ну что, идёт? – с этими словами Маттео протянул мне руку.
Мне было не по себе. Внутри сидела какая-то тревога по поводу того, что со мной произойдёт, если я свяжусь с таким бесстрашным, и судя по его поведению, в конец охамевшим перед моральными законами. Мне казалось, что передо мной стоял беспредельщик, которому плевать на границы дозволенного, и которого стоит бояться и десять раз подумать перед тем, как что-то ему говорить. Спустя некоторое время я понял, что это оказался лишь безрассудный стереотип, который возник на фоне столь бурных и неожиданных обстоятельств, при которых мы познакомились.
Я протянул ладонь в ответ. Мы пожали друг другу руки и в этот момент мне показалось, что в моей голове что-то испарилось. Как-будто я нашёл что-то для того, чтобы избавиться от переживаний. И это что-то стояло передо мной. Мне на душе стало настолько легче, что я резко взмахнул левой рукой и забросил сумку с награбленным за спину, как какой-то рюкзак.
Мы начали идти в сторону, где находилась моя съёмная квартира. Маттео закинул руку мне на плечи и спросил:
– Убивать приходилось?
На мгновение моё тело вновь охватила нервозность. Я отрицательно покивал, на что Маттео ответил:
– Значит научим. Держать ствол умеешь, стрелять в воздух тоже, так что это будет не трудно.
Робким тоном я спросил:
– А может повременим?
– Шучу. Убивать не обязательно. В начале главное суметь просто стрелять во врага. А попадёшь или нет – это уже отдельный вопрос. Если не попал, значит парню повезло, а если попал – то он заслужил.
Маттео не понадобилось много времени для того, чтобы убить во мне пугливого и неуклюжего мальчишку, и превратить во взрослого мужчину, который был лишён колебаний перед лицом опасности.
С этим знакомством мне сильно повезло. Ведь я был типичным подобием сопляка, который посчитал, что сможет жить самостоятельно, не нуждаясь в посторонней помощи, и для этого совсем не обязательно ломать мозги для поступления в колледж. Как слабоумный олух (а сейчас я вынужден это признать), в пятнадцать лет я сбежал из дома, который находится в Майами, и отправился, куда дул ветер. Попутный ветер пригнал меня на западное побережье, где я окончательно превратился в убогое подобие гангстера, и продолжал оставаться таким до тех пор, пока не встретил своего друга, который научил меня выживать в этом мире.
Тем же вечером, сидя у меня в квартире за бутылкой пива, Маттео рассказал мне историю своей жизни начиная с того самого момента, как он сел на корабль, доставивший его в Америку.