Вахта третья
Он разноцветный. Космос.
Сначала кажется, что там, за панорамным окном, одна только темень, но стоит присмотреться, и красок оказывается больше, чем можно было ожидать. Разноцветные облака парят везде и всюду, даже звезды через них можно рассмотреть с трудом.
– Что Иванушка не весел, что головушку повесил?
– Ыыы.
Это не стекло. Слишком мягкое. Пружинящее. Прогибающееся, когда я бухаюсь в него лбом. Так даже шишку не заработаешь.
– У тебя такой вид, как будто ты хочешь выйти вон. И немедленно.
– А это возможно?
– Технически? Да. Но я вынужден запретить тебе подобные действия. Запретил бы и мысли, но…
Он стоит, прислонившись к стене, скрестив руки на груди и глядя на меня. Неотрывно. Стекло отражает обстановку у меня за спиной неясно, смазанно, но за все время полета, с той минуты, как блондин поднялся сюда, в бельэтаж над местом пилота, поза не изменилась ни на йоту.
– Снова нестыковка интерфейсов?
– Она самая.
– А иначе, действительно? Запрещал бы думать?
– Иногда это полезно.
Пожалуй, соглашусь. Мне было бы сейчас проще, если бы голова опустела. Не то чтобы в ней присутствует много мыслей, но и то, что есть, нервирует будь здоров.
– Тогда, наверное, стоит пожалеть, что я… не дорос.
Хорошо быть генералом. Или адмиралом. Или начальником, понятия не имею, какого чина, но явно высокого: и тебя самого, что называется, едят глазами, и отводят взгляды от того, что видеть не положено.
Почетный караул не соорудили, конечно. Не то событие. Но по стеночке люди стояли. На всем протяжении коридора, ведущего в ангар к местной взлетной полосе. И тщательно делали вид, что им нет никакого дела до Стасика, плетущегося в арьергарде высокого блондина.
На затылке у меня глаз отродясь не было, но положения это не меняло: спина аж взмокла под одолженным кителем, хотя жары вокруг по-прежнему не наступало. Пот был холодным и прошиб по полной программе, потому что все они…
Смотрели вслед. Поворачивая головы, как по команде. А может, им так и полагалось? Местные правила, традиции, все такое?
Каждый взгляд словно впивался в спину. И не отцеплялся, пока нас не разделила стальная дверь. Ну, может, и не совсем стальная, но массивная и надежная.
– Если что-то беспокоит, скажи.
А что меня может беспокоить? Выспан. Накормлен. Естественные надобности удовлетворены. Хотя да, туалет здешний, это что-то с чем-то… В процессе практически не участвуешь, умная техника все делает за тебя. Деликатности, конечно, кот наплакал, удовольствия еще меньше, зато быстро, чисто, эффективно. Ну почувствуешь себя марионеткой несколько секунд, разве проблема? Тем более, я – она и есть. Кукла, которую вынули из одной коробки, положили в другую и куда-то повезли.
– Если чего-то не понимаешь, спроси.
Вопрос всего один: что я здесь забыл? Но шиш мне кто-нибудь на него ответит. А вот чего я на самом деле не понимаю…
– Пилот. Это же пилот, правда? Он управляет сейчас хоть чем-то? И вообще, бодрствует?
Да, мне уровень местных технологий не оценить, даже не пытаюсь. Только все когда-либо увиденное и услышанное, а также основанное на собственном опыте, говорит о том, что за рулем надо сохранять сосредоточенность. Хотя бы мизерную. А тот товарищ внизу…
Сидит в кресле наискосок? Ладно. Положив ноги на приборную доску? И такие уникумы бывают, наверное. Но поза, положение каждой части тела – все вместе выглядит вопиюще расслабленным. Расхристанным, как любила выражаться бабушка. И доверия не внушает.
– Есть сомнения?
– Э… Да.
– Адъютант!
Голос он повысил совсем чуть-чуть, а показалось, что по кабине загуляло эхо. Но это было куда меньшим чудом, чем то, которое произошло внизу, у нас, можно сказать, под ногами.
Пилот, еще мгновение назад валявший дурака, стоял рядом с креслом, вытянувшись по стойке «смирно» или очень на это похоже. Причем стоял вовсе не с той стороны, куда до этого были направлены носки его сапог.
Или мне глючится, или он сделал сальто? Реально?
– А еще раз можно? Я не рассмотрел.
– На бис?
Внизу мрачно буркнули:
– Я ему что, цирковая лошадь?
Блондин хмыкнул:
– Лучше не стоит. Потом как-нибудь.
Пальцы правой руки пилота, все еще прижатой к боку, изобразили жест, в значении которого можно было не сомневаться.
– Вольно, адъютант.
И снова все то же самое: поза, ноги, полное безразличие.
– Теперь чувствуешь себя увереннее?
– Немного.
– Мы в надежных руках, поверь.
Верю. Реакция молниеносная. Готовность – стопроцентная. Может, даже больше.
– И мы… Да, уже почти на месте. Что скажешь?
О комке металлолома, наплывающем на нас с неотвратимостью столкновения?
Пять секунд. Полет нормальный.
– Большой.
Десять секунд. То ли мы ускорились, то ли зрение шалит.
– Очень большой.
Корабля, с которого стартовал наш катер, я не видел: пилот обошелся без почетного круга. Подозреваю, что там тоже внушительная была посудина, но эта…
И да, чем ближе мы подлетали, тем яснее становилось, что у неизвестного скульптора по металлу был вполне определенный замысел. А вот воплотился ли он в жизнь?
Громадина, закрывшая собой звезды, казалась однотонно темной лишь поначалу. Когда глаза попривыкли, начал проступать тонкий рельеф соединительных швов, ребер и прочих конструктивных элементов. Правда, изящества сооружению это не прибавило.
Неужели оно летает? А где же стремительные обводы, обтекаемые формы, хищные линии? Хотя…
Говорят, не нужны такие изыски посреди безвоздушного пространства. Мешать не будет, но и помогать не станет, значит, лишнее это. Суета и тщета.
– Швартуемся, – приказал блондин.
Катер послушно скользнул вдоль одного из странно свитых металлических жгутов, юркнул внутрь, понесся по ажурному коридору.
Просторно здесь. Наверное, еще с десяток таких же машинок поместилось бы, причем в одну линию. Что же за гиганты отстроили все это? И для чего?
– Уже скоро.
Охотно верю. Тем более на горизонте замаячило нечто похожее на дверь. То есть ворота.
– Основная палуба закрыта для посадки, так что идем в обход.
Он поясняет или извиняется?
Створки поехали в стороны, когда до них оставалось метров… А, да что я себя обманываю? Понятия не имею о здешних размерах.
Катер остановился. Повис, словно чего-то ожидая. И ожидание оправдалось: с шипением и скрежетом, которые были слышны даже в кабине, из стены начали выдвигаться… Скажем, железяки. Может, балки, может, стапели. Парковочные приспособления, в общем. На ходу раскладывающиеся и раскрывающиеся.
Не знаю, сколько минут я стоял на полу ангара, разглядывая стальной гамак, принявший в свои объятия катер. Пялился, и все тут. Красиво же. Грандиозно. Главное, совершенно непонятно на первый взгляд, что откуда выросло, но если присмотреться повнимательнее…
– Еще успеешь налюбоваться, – пообещал блондин. – Будет время.
И бодро направился к дальней стене, на которой вырисовывались контуры дверей, явно предназначенных не для машин, а для тех, кто ими управляет.
Потолок маячил где-то высоко-высоко над головой, пол отзывался гулко, но коротко, глотая эхо шагов. Центральное освещение наверняка имелось, но сейчас призрачный свет давали только огоньки, рассыпанные под ногами и складывающиеся в узор прямых или плавно изогнутых линий.
А вот за створками, открывшими проход в коридор, картина оказалась другой. Правда, стоило миновать очередную переборку, сзади все снова погружалось во мрак, зато еще не пройденный путь был залит светом. Даже чересчур. И уже через пару минут марша мне отчаянно захотелось сменить его мертвенно-белый оттенок на что-нибудь другое.
По левую и правую руку часто возникали очередные дверные контуры, похожие друг на друга как две капли воды и никак не реагировавшие на наше приближение. Вообще складывалось впечатление, что вокруг нет ни одной живой души, только мы двое, затерянные в нагромождении металла, углубляемся все дальше и дальше, чтобы…
Топ-топ-топ.
Откуда этот звук? Сзади? Ни черта не разглядеть.
– Ты слышал?
– Не обращай внимания.
Хорошо ему говорить! А меня тени в темноте всегда заставляли нервничать.
– Здесь есть кто-то еще, кроме нас?
– Не столько, сколько нужно.
Невнятный ответ. Или медузы халтурят, что тоже очень возможно. Но так лучше, чем получить очередную цитату и мучительно пытаться ее истолковать.
Удружил мне блондин, нечего сказать! Если бы я заранее знал, что всю оставшуюся жизнь придется пользоваться лишь собственным словарным запасом, не стал бы запоминать все подряд, что влетало в уши. Нет, даже слушать бы не стал. «Если», «то», иначе» – и ни шага в сторону. Чтобы описать суть любой ситуации, достаточно небольшого набора простых слов, а красо́ты, многозначности, синонимы… это все от лукавого.
– Пришли.
Странно было, пройдя не меньше километра и не встретив на своем пути ни одного препятствия, в итоге уткнуться носом в наглухо закрытую дверь.
– Нам точно сюда?
– Больше некуда.
И то верно. Если только вернуться обратно, к катеру.
– И нам здесь рады?
– Поживем – увидим.
Блондин поднес ладонь к панели, по которой лениво ползли разноцветные огоньки. Не дотронулся, просто провел мимо, по воздуху, но светлячки застыли, мигнули, поменяли строй, и створка медленно поползла вправо.
Первая.
За ней оказалась еще одна. И еще. Розовый бутон какой-то.
То, что внутри, явно защищено на совесть. Так куда же мы пришли? И зачем?
Последний стальной лепесток с шелестом убрался в свой паз, но вместо восторга наступило разочарование. У меня лично.
Комната была сплошь забита странной мебелью, и после просторного ангара это особенно бросалось в глаза. Лабиринт инструментальных шкафов, стоек от пола до потолка и кабель-каналов. Ну или чего-то очень похожего. В неясном сумеречном свете.
– Идем.
Блондин легко ориентировался в этом мертвом лесу, а вот мне не удалось без потерь добраться до места назначения: наставил об углы синяков, ушиб палец на ноге и заработал россыпь царапин от знакомства с клубком каких-то проводов.
– Вот оно, сердце мира.
– Какого еще мира?
– Твоего.
Одинокая стойка примерно посередине комнаты, если верить ощущениям. Высотой примерно до пояса. Поверхность, изрезанная ломаными линиями, и отверстие посередине. Пустое, в глубине которого перемигиваются алые огоньки.
– Осталось только ребутнуть.
В смысле, перезагрузить? Что? Как?
Не знаю, откуда он вытащил ту палку. Где хранил все это время? Прятал под новым кителем? Или нашарил уже где-то здесь, в темном углу?
– Рестарт системы. Минутная готовность!
Кому он крикнул? Кто его может слышать в этой клетушке, кроме меня?
А вот минута его явно не такая, как моя, родная. Подлиннее. Секунд сто, не меньше.
– Всем сидеть на попе ровно!
Размахнулся. Воткнул. Вдавил до середины, не меньше. И наступила настоящая тишина.
Звуков вокруг было много. Раньше. До этого мгновения. Что-то гудело, что-то шуршало, что-то где-то топало. Да, они казались еле слышными, почти незаметными, но теперь, на фоне истинного безмолвия…
И даже собственное сердце затихло.
– Теперь ты.
– Что – я?
– Принимай вахту.
– Какую еще…
– Просто возьмись за него и вытащи.
Он об этой штуке, торчащей мечом в камне?
– И не тяни время.
– Да ничего я не…
Улыбнулся. Поощрительно. Мол, не бойся, все в норме. Так надо.
Поверить? Нет в происходящем ничего нормального, даже мне это понятно.
Довериться? Так я того. Уже. Когда шагнул с крыши.
Послушаться? Но меня не уговаривают. Просто ставят перед фактом.
Подчиниться? А другого, похоже, и не остается.
– Смотри, еще пожалеешь. И я тоже.
Улыбка стала еще шире.
Она неровная, палка эта. И не гладкая совсем: под пальцами что-то елозит, шебуршит, перетекает из стороны в сторону. Теплая, словно живая.
Как же ее вытянуть? Стоит в гнезде намертво. Вроде.
Кррак.
Ой, неужели я ее сломал? И дернул ведь несильно: так, на пробу.
А легко пошла, как будто что-то снизу подталкивает. Рвется вверх сама собой.
Эй, не так быстро!
Уфф, еле удержал.
Но руки трясутся, это факт. Да и все остальное…
Наверное, что-то похожее чувствует ребенок. Рождающийся. Когда уютная темная тишина вдруг сменяется ярким светом и какофонией звуков.
– Капитан на мостике!
Это он обо мне? Глупость какая-то.
Хотя, стоит рядом довольный, как кот, объевшийся сметаны.
– Что все это значит?
– Что все встало на свои места.
– И какое же место – мое?
Блондин театрально обвел рукой пространство, составленное из шкафов, по поверхности которых теперь бежали целые ручейки огоньков.
– Не понимаю.
– Тебя только что помазали на царство.
Нет, только не это!
– Можешь подбирать слова попроще? Вот как ты с детьми разговариваешь? Или с дебилами, что тоже подходит.
– Я крайне редко разговариваю с… А в чем проблема?
Ну вот, теперь мне придется делать то же самое, что ему насоветовал.
– Видишь ли, твои пересмешники… Время от времени шалят. Подбирают для перевода слова и фразы, которые в моем языке имеют слишком много переносных значений.
– Они не ошибаются в выборе. Почти никогда.
– Верю, верю! Но я не хочу домысливать, понимаешь? Мне нужно совершенно точно знать, о чем ты говоришь.
– Кажется, я понял. Хочешь получить подробную инструкцию?
– Да-да, именно!
– Это скучно.
Ну конечно, сыпать жаргоном и фразеологизмами куда как интереснее!
– Я думал, что будет полезнее понизить градус серьезности, а не…
– Петух тоже думал, да в суп попал.
– Петух? В суп? Зачем?
Так, ясно. Не для всего адекватный перевод найдется. Что ж, учтем на будущее.
– Теперь можешь представить, что и как? Для меня половина твоих слов примерно такая же белиберда. То есть я сердцем понимаю, о чем идет речь, но умом – нет. Вернее, не могу выбрать из множества значений единственное. Самое подходящее.
Кажется, его пробрало только сейчас. Задумался. Можно сказать, помрачнел. Правда, ненадолго: не прошло и минуты, как на лицо вновь вернулась доброжелательная улыбка.
– Постараюсь облегчить твою участь.
– Еще проще! Пожалуйста!
– О’кей.
Я с ума сойду от всего этого. И скорее, чем может показаться.
– То, что ты держишь в руках, – комендантский жезл. Ключ от всех дверей, которые здесь имеются. И не только от них.
Эта шершавая палка, по поверхности которой «пятнашками» постоянно перемещаются какие-то кубики? Железяка, отчасти похожая на разводной ключ?
– И что мне с ним делать?
– Управлять.
– Чем?
– Всем этим. – Второй раз он размахивать руками не стал, ограничился взглядом. Панорамным, так сказать.
– А что это все такое?
Блондин дернул губами, видимо, поймав себя на намерении выдать очередную поэтическую красивость.
– Мобильная база тактической поддержки. Основной регистровый класс – «Дебаркадер».
Остается только гадать, что он сказал на самом деле. Но и понятого мной достаточно, чтобы…
– База?
– Можешь называть ее домом, это тоже будет правильно. Тем более, какое-то время тебе придется здесь жить.
– Придется?
– Помнишь, я говорил, что должен извиниться?
Да, еще в самый первый раз.
– Я собирался предложить тебе работу.
И я очень на это надеялся. Как всегда зря.
– Но, учитывая открывшиеся обстоятельства, мне потребовалось пересмотреть планы.
Значит, работы не будет? Или я снова чего-то не догоняю?
– Зато здесь условия вполне подходящие.
– Для чего?
– Для адаптации. Скорее всего тебе не нужно долго привыкать к нашему миру, но это процесс обоюдный. Мир тоже должен привыкнуть к тебе.
Изо всего, что блондин говорит, можно заключить только одно…
Это всерьез и надолго.
– Здесь тебя никто не потревожит. А у меня появится время для составления нового плана.
Дом, говоришь? Точно не тюрьма и не ссылка?
– Скучать не будешь: хозяйство большое. Пока примешь его по-настоящему, как раз во всем и разберешься.
И видимо, без подсказок? А я разве нанимался решать ребусы, ответов на которые физически не могу знать?
– Адъютант, загляните в аппаратную!
Пилот же не шел вслед за нами по коридору, как же смог возникнуть в дверях, едва отзвучало последнее слово?
Вернее, смогла.
Она.
Со спины, да еще в одинаковой форме, фигуры и затылки у них с блондином похожи, а вот теперь, когда к тылу прибавился фронт, различия очевидны. Не бросаются в глаза, правда, а скорее деликатно детализируют.
И в лицах много общего. Словно родственники. Брат и сестра.
– Ваше новое место службы. Располагайтесь.
– Коммандер?
Ага, ей услышанное явно не понравилось, тут и к гадалке ходить не надо.
– Ввиду неполной укомплектованности официальный статус консультанта не имеет смысла, но круг обязанностей можете считать тем же. До следующего назначения.
– Это решение?
– Это приказ.
На лице блондинки не дрогнул ни один мускул, и вместе с тем отразилось глубокое презрение. Причем не в отношении того, кто приказывал.
– Разрешите идти?
Ответа дожидаться не стала: повернулась и загрохотала шагами по коридору. Сапоги у нее с подковами, что ли? Так в первый-то раз появилась совершенно бесшумно.
– Обязательно было приказывать?
– Так полагается.
– Как-то рвения у нее маловато… Вообще нет. Ни капельки.
Вздохнул:
– Об этом не беспокойся. Приказы не обсуждаются и не подвергаются сомнению.
– Твои?
– Почему? Любые.
– Даже дурацкие?
– Поясни.
А тут-то что непонятного? Ну с петухом ладно, есть трудности. Но армия разве не везде одинакова?
– Командир ведь тоже человек. И может чудить. Съел что-то не то, выспался плохо… Да мало ли причин? Из-за ерунды иногда кучу дров наломать можно.
– Подчиненные это знают.
– И все равно слушаются?
Задумался. Потер подбородок.
– Разница в основных принципах. Да, точно.
– Я чего-то не понимаю?
– Наш мир давно прошел тот этап, когда командир назначался. Все стало немного иначе. Подчиненные решают, кому делегировать полномочия управления.
– А бардака не получается? Выбрать ведь могут кого угодно.
– Если выбрали путь, идут по нему без колебаний. Ты поступил точно так же. И это еще раз доказывает, что до будущего вашему миру осталось совсем немного времени.
– Не все у нас такие, как я.
– Процесс запущен, вот что главное.
Да, но в какую сторону? Мне с моей болотной кочки видно другое: Стасики вымирают, а не множатся.
– Последняя необходимая формальность. – Из пальцев блондина прямо по воздуху потянулись лучики света, сплетаясь в подобие клавиатуры. – Авторизация. Имя.
– Мое?
Улыбка в ответ.
– Стас.
– И все?
Нет, конечно. Но собственное полное имя меня никогда не вдохновляло.
– Нужно что-то подлиннее.
Эх…
– Станислав Валерьевич.
– О, теперь достаточно.
И слава богу. Потому что про фамилию лучше не вспоминать.
– Лерыч. Хорошо звучит.
Не-ет! Ненавижу. Со школы.
– Что-то не так?
– Мм… Мне не нравится, когда меня так называют.
– Почему? Вполне благозвучно.
– Ну, знаешь ли, у нас с тобой разные понятия о…
– Стоп! Все. Понял. Моя вина.
О чем это он?
– Они ведь все подряд переводят.
Медузки-то? Видимо, да.
– И оригинальное звучание тоже замещается. Как я сразу не сообразил… Ну ничего, это поправимо.
Ага. К примеру, есть такая штука, гильотиной называется. Она вообще лечит сразу и от всех болезней.
– Ты слышишь результат трансляции, без оригинала. Можно было бы настроить в параллель, но тогда у тебя в голове постоянно будет фонить, а это не очень приятно.
Белый шум с утра до ночи? Еще бы.
– Есть другой способ. Если тебе нужно узнать, как то или другое слово звучит на самом деле, сообщи об этом пересмешникам, и они отключатся.
– Как?
– Снизят мощность нейронных связей.
– Да я не об этом! Как сообщать?
– За ухом.
– Что?
– Потрогай.
Небольшая припухлость. Шишечка.
– Надавишь на нее, и все.
– А потом?
– Еще раз надавишь. Простейшая кодировка.
Да, куда уж проще.
– Ну как? Хочешь услышать свое имя так, как его слышу я?
Страшновато что-то. Но хуже ведь получиться не может?
– Готов?
Не раздавить бы их только…
– Валяй.
– Таас. Вэл-Ирч.
Никогда не чувствовал себя одиноким, хотя родителям было, в сущности, чихать на мои детские развлечения и проблемы: вечно в высоком, духовном и словесном – такое вот жизненное кредо. Главное, они присутствовали рядом. Всегда кто-то присутствовал. Не стало предков? Их место заняла бабушка. И переход произошел настолько плавно, что ни сознание, ни подсознание не задавались на эту тему вопросами. Ни разу.
Да даже последние похороны… Прощание с останками всего значимого и важного для меня, и то не принесло тревогу. Пустоту? Пожалуй. Но та, домашняя, не напрягала. Не душила так, как нынешняя.
Провожать не надо, сказал он, плохая примета.
Соврал? Конечно. Наверняка испугался, что я не найду дорогу обратно. А может, просто не любит прощаний у трапа. Его право, в конце концов. Только когда все звуки, кроме тех, что отмечают жизнедеятельность приборов, стихли, наступила моя очередь бояться.
У тебя есть все, что нужно, сказал он.
Ага, так я и поверил! Хотя, если сказать по правде…
Встречались мне люди, похожие на блондина. Редко, мимолетно, зато ощущение оставляли – один в один.
Властные? Нет, просто уверенные. Например, в том, что любое их действие необходимо и достаточно. Отвечающие за каждое слово. Впрямую все это, конечно, не декларировалось, не лезло на рожон, как говорится, но чувствовалось прямо-таки кожей.
За такими людьми хочется идти. Неудержимо. Наверное, потому что и сам автоматически становишься частью чего-то намного более хорошего, правильного и достойного, чем ты есть в действительности. И пусть это чувство заемное, взятое напрокат или тайком стыренное, тяга с каждой минутой только усиливается.
Лидерство, как оно есть…
Не стоит беспокоиться, сказал он.
Ну конечно! А о чем тут вообще беспокоиться?
Ни одного знакомого. Ни единого представления о том, где нахожусь. Никаких знаний о мире, в который меня притащили. Ничего под руками, кроме…
Он все время шевелится, ключ этот разводной. Дрожит. Вибрирует. Гоняет по себе взад и вперед металлических мурашей, щекоча ладони. Живет полной жизнью, в общем. Своей собственной. И если долго и пристально смотреть на крохотных таракашек…
Нет, лучше зажмуриться. Представить, что все в порядке. Что холодная сталь под задницей и за спиной – это норма. Что мерный гул, заметный скорее на ощупь, чем на слух, – изысканная мелодия. Что самый последний винтик в любом механизме все равно выполняет какую-то функцию, без которой не получается целостности. Цельности. Общности. Единения.
– Не спи.
Они все-таки удивительно похожи. Родственники, наверное. Брат и сестра.
Только ее губы, похоже, неспособны улыбаться вовсе. Двигаются, но не более того. И во взгляде – полнейшее безразличие. Остается лишь надеяться, что оно относится не ко мне. То есть не ко мне одному, а вообще. К миру, к жизни, к полученному приказу.
– Замерзнешь.
Она права: пальцы коченеют. Даже сжимаясь на подаренной палке, которая намного теплее здешних стен. Перчатки раздобыть надо. Или варежки. Если, конечно, этот предмет одежды знаком местной публике. А в этом возникают определенные сомнения, стоит взглянуть на наряд блондинки.
Нет, конечно, можно предположить, что ткань комбеза, при всей ее тонкости, обладает некими микро-нано-чудо-свойствами, дарящими тепло и комфорт… Ага, если на тебе не надет точно такой же, и ты дрожишь в нем, как осиновый лист.
Ей-то точно не холодно, вон, даже ворот не застегнут до конца. Такое впечатление, что выкини блондинку в открытый космос, она бы даже не поежилась.
– Почему здесь так холодно?
– На строевом корабле холодно. Здесь – курорт.
Какие воодушевляющие подробности, право слово!
Ничего, вот найду местный кондиционер, и курорт устрою на самом деле. Я же теперь вроде как начальник над этим гробом железным?
Будем считать, что да. А в дверях стоит моя, э-э-э, первая подчиненная.
– Как вас зовут?
– Адъютант.
Формальность, конечно, хороша. Когда приказывают и исполняют. Но жизнь обычно состоит из кучи других отношений, которые требуют, скажем так, куда большей интимности.
– Наверное, я выразился недостаточно ясно. Как к вам обращаться?
– Адъютант.
– И все?
– С тебя хватит.
Ой, беда-беда, огорчение.
Не о чем беспокоиться, да? Уже вижу первую проблему. Воочию.
С самого начала было ясно, что между нами ничего теплого не намечается, но чтобы настолько…
И очаровать ее не получится. Не тот типаж. Правда, признаться, и из меня чаровник аховый: на что-то положительное надеяться бесполезно. Ну разве только, что на меня и правда, положат.
Хорошо, давайте тогда расставим все точки, хоть над «i», хоть над «ё».
– Вам вменены обязанности в моем отношении. Какие?
Она ответила через паузу, сухо плюнув:
– Служить и защищать.
И как именно я должен понимать этот лозунг в применении к себе самому? Краткость, конечно, сестра таланта, но лучше бы блондинка разразилась красочной речью минуты эдак на три.
Эх, мечты, мечты…
– А помогать?
– Комендант распоряжается. Не просит.
Ну да, ну да. Именно поэтому и не падаю в ножки: бесполезно. Фигуры расставлены, ходы предписаны. У нее одни клеточки, у меня – другие.
– Тогда – ведите.
– Место назначения?
Вот тут мы реагируем мгновенно и даже с готовностью. Видимо, потому что так полагается по уставу. Что ж, примем за данность: дружеской поддержки с этой стороны ждать не приходится. А других сторон в пределах видимости…
Да и ладно. На повестке дня совсем другой вопрос: куда отправиться?
Наверняка должна быть личная комната. Каюта. Апартаменты. Впрочем, успеется. Когда начальника нового назначают, он не с заселения начинает. Надо прийти, осмотреться, представиться, наконец, всем заинтересованным и причастным. Застолбить территорию, в общем.
– Рабочее. Мое рабочее место. Где я должен официально присутствовать?
Двинула бровями. Повернулась, только что каблуками не щелкнула.
– За мной.
И кто из нас командир? В лучшем случае налицо паритет отношений.
Но поторопиться стоит: если убежит за ближайший поворот коридора, черта лысого я ее потом догоню.
Ну надо же, стоит на месте. Ждет?
– Уходя, гасите свет.
– А?
– В аппаратную посторонним вход воспрещен.
Дверь надо закрыть за собой? Так бы прямо и сказала. Да я с радостью. Вот только…
А как это сделать?
Блондин просто повел рукой, и сим-сим открылся. Моей ладони на это хватит?
Не-а, никакого эффекта.
– Скважина.
Да, есть какое-то отверстие под панелью с огоньками. Причудливое.
– И что я туда должен вставить?
Дернула головой, словно хотела обернуться, но в последний момент передумала.
– Ключ.
Какой? Дубину, которую мне всучили? Так она ни одним концом сюда не проле…
Металлические мураши взвились вихрем и застыли. Сложив из себя, как из конструктора Лего, фигурку на конце жезла. Странноватую, но контурами точно соответствующую скважине.
Шурх. Крак. Шшш. Лепестки начали схлопываться один за другим.
И правда, ключ от всех дверей получается. Отмычка, вернее. Универсальная.
Ну что ж, теперь можно и идти, если все правила выполнены…
Только куда? Все-таки убежала. Не уследил: коридор девственно пуст и тих.
– Адъютант?
– Сюда.
Ну точно, она уже за поворотом.
А вот этой ниши здесь не было. Мы же мимо проходили, и переборка выглядела как переборка. Со швами, но и только. Откуда же все взялось?
Да и… Дыра что, сквозная?
– Это лифт?
Мне не ответили. Посмотрели. Шагнули. Пропали.
Ага, именно так: была, да сплыла. Вернее, сгинула.
Никакой кабины, даже намека. Шахта, бесконечно уходящая вверх и вниз. Оконтуренная световодами и жгутами кабелей.
– Чего стоим, кого ждем? – глухо прозвучало откуда-то издалека.
– Я не совсем…
– Два шага вперед.
Это как раз будет где-то между порогом и центром шахты. В полнейшей пустоте. А я не умею шагать по воздуху.
– Марш!
Окрик стегнул по ушам больнее, чем по заднице, подтолкнув…
А, была не была!
Впрочем, шаг удалось сделать всего один: едва центр тяжести тела оказался за порогом, от моей воли перестало зависеть что бы то ни было. Потому что шахта без лифта, как и разводной ключ, тоже жила своей жизнью.
Он был плотным, здешний воздух, бесцеремонно тащивший меня в неизвестном направлении с неизвестной, но весьма значительной скоростью. По крайней мере, метки этажей или что-то вроде того, пролетали перед глазами, почти сливаясь в непрерывную линию.
А еще болтало. Натурально, от стенки к стенке, всякий раз отталкивая обратно, когда между моим носом и сплетением кабель-каналов оставалось не больше длины ладони.
Но испугаться по-настоящему я не успел.
Хрясь!
Бамс.
Твердый пол под ногами? Какое счастье!
– Сказано было: два шага.
– А…
Там было все-таки лучше. В шахте. Четко заданное направление движения имеет свои преимущества. А свобода почему-то первым делом заставила голову пойти в пляс.
– Иначе дребезг стихнет только через два оборота.
– Э…
Оборота вокруг чего?
– Отпускаю. Готов?
О чем это она? А, разжала пальцы на моем поясе, за который, собственно, и вытянула меня из шахты.
Ой… Зря.
Бум-м-м.
Хорошо, что за спиной стена – дальше не упадешь. Хотя…
Всегда можно сползти по ней на пол.
Вот только не надо на меня так смотреть! Укоризненно и уничижительно. Сам знаю, что олух и бездарь и с первого раза никогда ничего не мог сделать как надо.
– Отдохнул?
Ни капельки. Мне, может, чтобы прийти в себя, не минута понадобится, а целая жизнь. Вся, которая осталась.
– Подъем!
А из шахты ее голос приятнее звучал. Тише, по крайней мере.
– Сейчас…
Не, руки-ноги двигаются, уже хорошо. Вразнобой, правда, немного, но хоть не падаю.
– Далеко еще?
– Здесь.
Ничего, как с дверьми управляться, мы теперь знаем. Ученые. А вот что делать со всем тем, что за ними прячется?
Больше всего открывшееся помещение походило на ангар, в котором пришвартовался наш катер, только потолок был пониже: метр свободного пространства над головой, не больше. Но высота – всего лишь одно из измерений. Что же касается длины и ширины…
Нет, правильнее будет сказать, радиуса. Потому что комната – круглая. Может быть, не абсолютно, но первое впечатление именно такое. А второе еще занимательнее.
Пустота.
Ни одного предмета мебели вокруг. Стены голые, потолок голый, пол… Если бы не швы, видимо необходимые в силу конструктивных особенностей, глазу и вовсе не за что было бы зацепиться. Только впереди, на другом конце диаметра, смутно маячит что-то вроде нароста на стволе дерева.
Конец ознакомительного фрагмента.