Вахта вторая
Кто над нами вверх ногами? Нет, не угадали. По потолку у нас ходит высокий блондин в черном…
Ну, строго говоря, ботинки у него оба черные. Как и другая одежка, напоминающая нечто среднее между камзолом, мундиром, плащом и чем-то там еще. Штаны точно есть: их хорошо видно, потому что полы верхнего длинного… Пусть будет сюртук, на том и порешим. И – да, полы отгибаются. Вниз. Примерно от середины бедер.
В чем фокус? Что-то элементарное. По меркам блондина, конечно. Пока корабль дрейфует, искусственная гравитация поддерживается на минимально необходимом узкопотоковом уровне. Вот когда двигатели переведут в маршевый режим, условия обитания придут в норму, необходимую для…
Всю эту бесспорно важную, но неудобоваримую информацию он вывалил сразу же, как появился в поле моего зрения. Поле, кстати, очень узком из-за крыльев подголовника лежанки, на которой меня расположили. Может, блондин лично постарался, может, кто-то другой подсобил. Хотя, вполне возможно, особой помощи и не понадобилось: если парень скачет между переборками, как кузнечик, значит, и мое тело сейчас почти ничего не весит.
Заманчиво было бы попробовать и самому попрыгать в невесомости, но увы, скован в возможностях. Вернее, связан. Ремнями, отдаленно напоминающими об автомобилях и гонках. Или о парашютах.
Зачем привязали? А шут его знает. Блондина положение вещей не смущает, значит, и я промолчу.
Хотя, если парень продолжит маячить под потолком вниз головой еще пару минут, за меня заговорит мой желудок. Полным быть он физически не может, но готов постараться. Выложиться, так сказать.
– Эй.
Ходит. Взад-вперед. По-профессорски заложив руки за спину.
– Ты можешь…
О, вот и первый спазм уже на подходе. Топчется где-то посередине позвоночника.
– Не мельтешить там, а?
Ффух! Остановился. Слава богу.
– Ты что-то хотел сказать?
– Э…
– А я как раз хочу. Или должен?
Все что угодно. Хоть еще одна лекция про двигатели и гравитацию, только бы не шлялся больше у меня над головой.
– У твоего народа такой запутанный язык… Трудно правильно подбирать слова.
Иностранцу-то? Почти невозможно. А он ведь чужой и формально, и неформально.
– Я должен извиниться. Хочу попросить прощения.
– А что-то одно нельзя выбрать?
Его волосы смешно торчат в разные стороны пушистым шариком. Этакий мальчик-одуванчик.
– Одно?
– Ну да.
– Это не полностью синонимичные идиомы?
Ой-ой-ой. Нет-нет-нет. Никаких терминов, умоляю! Папа-лингвист и мама-филолог – лучшая прививка от лишней учености.
– Больно? Где?
Беспокоится? Кто бы мог подумать.
– С чего ты взял?
– Твое лицо. Выражение стало таким, будто…
А, от воспоминаний? Бывает. Ты еще нервный тик в моем исполнении не видел!
– Дело прошлое. Забей.
– Если пояснишь, что и куда, непременно это сделаю, – пообещал блондин. – Немного позже. Нам нужно поговорить, пока мой транслятор еще работоспособен.
– А потом он гикнется?
Задумался. Перебрал что-то в мыслях, а может, даже передвинул: мозги скрипели почти ощутимо. Потом тряхнул головой, распушаясь еще больше:
– Времени мало. Слушай. Пожалуйста.
Когда меня так слезно просят, не могу отказать. Да и вообще не могу. Не умею. Но с речью у блондина и впрямь творится какая-то чертовщина: слова стали звучать резче, разрывая фразы на части, как если бы вместо человека со мной вдруг начал разговаривать плохо настроенный электронный переводчик.
– Мы не похожи друг на друга. Отличны. Различны. Один уровень. Этаж. Надстройка. Сопроцессор. У меня. У тебя – нет.
Мог бы сэкономить силы, дружище. Конечно, мы разные! Ты бороздишь космические просторы, я за всю свою жизнь самолет живьем от силы пару раз видел.
– Это проблема. Не беда. Есть решение.
Он так меня успокаивает? Мило. Только ничуточки не успокоительно.
– Техника не сможет. Не состыковать интерфейсы. Надо влиять на материю. Органику. Плоть.
Наверное, мне стоило бы уже забеспокоиться и сделать ноги. Если бы они тоже не были пристегнуты к этому долбаному креслу-кровати.
– Не больно. Не страшно. Временная мера. Средство коммуникации.
Я, конечно, согласился слушать, не перебивая, но язык так и чешется спро…
По лежанке прошла волна дрожи. Ну прям массажное кресло, ни дать ни взять! Только кто на кнопку нажал?
Фррр!
Блондин спикировал строго вниз, переворачиваясь и приземляясь на ноги в сто раз точнее, чем гимнаст после опорного прыжка.
– Готово. Сейчас. Жди.
А что мне еще остается, спрашивается?
Ощущения изменились. Если до визита моего, скажем так, работодателя-похитителя дышать было удивительно легко, несмотря на ремни, то теперь тело обрело прежний вес, а кресло – кучу выпуклостей где надо и где не надо. Нет, лежать было по-прежнему вполне уютно, но мягкость перины канула в прошлое безвозвратно.
Сон разума рождает чудовищ, а тишина и одиночество обостряют воображение. В ненужном направлении, что особенно неприятно. В голову полезли многочисленные желтопрессные истории о похищении людей инопланетянами, и почему-то память стыдливо умолкала всякий раз на вопросе без ответа: если кого-то куда-то забрали для опытов, а он вернулся и рассказал о своих приключениях, то может, все не так уж и страшно?
Хотя бояться уже поздно. Раньше надо было. Например, за шаг до стальной громадины, вспоровшей пространство над Фаниным имением. А ты что сделал? Воодушевился, ага. В состоянии душевного подъема мозги всегда отказывают, это факт, с которым не поспоришь. И кстати, очень может быть, что я все-таки успешно свихнулся на почве расстройства карьеры, потому окружающие события – не более чем бред умалишенного, а значит, совсем скоро явится медбрат с душеспасительным укольчиком, и Стасик благополучно…
Странный звук какой-то за головой. То ли шорох, то ли свист. Надеюсь, змеи тут не водятся?
– Хочешь лежать?
О, это ж блондин. Вернулся. С очередным нелепым вопросом и каким-то кульком под мышкой.
– Лежать дальше?
– Да нет, пора бы уже размяться, а то всю задницу…
Его пальцы вздрогнули, словно стряхивали капельки воды, а следом раздался звонкий щелчок, и свободы у меня стало больше. Настолько, что пятая точка съехала ниже, и я рефлекторно дернулся, пытаясь удержаться на ранее нагретых позициях.
Хлоп! Спинка кресла рванулась за мной как приклеенная, и через секунду я уже не лежал, а сидел. Так прямо, что мышцы тут же начали ныть.
– Не резко. Плавно. Время реакции, – немногословно пояснил блондин, разворачивая то, что притащил с собой.
Ну спасибочки! Может, в следующий раз будем предупреждать заблаговременно? А то до какого-нибудь из очередных экскурсов в повадки здешней мебели я могу и не дожить.
– Транслятор.
На своей ладони он держал нечто, больше всего напоминающее стеклянный шар. Из тех, сувенирных, которыми торгуют во всех уголках мира. Правда, подставки – две, снизу и сверху. Нет, не подставки. Два тонких ободка, явно неспособных удержать шарик неподвижно на плоской поверхности.
– Не механика. Живой. Живые.
Внутри определенно что-то плавало. Радужные полупрозрачные сгустки вроде кусков слизи или детенышей медуз.
– Знакомиться. Мистер и миссис… – Из произнесенной фамилии я не разобрал ни единого звука. – Месье и мадам. Сударь и сударыня. Супруги.
Вот эти моллюски? Нет, я допускаю, что у морских обитателей тоже могут быть семьи, но какое это имеет значение?
– Помогать. Понимать других.
Интересно, каким макаром?
– Нужен резонанс. Согласие. Договор.
– Кого с кем?
– Ты. Они. Они решают. Есть доверие – есть договор.
– И как его заслужить?
Блондин устало нахмурился, видимо, собирая в кучку последние слова, которые еще оставались у него в запасе.
– Доверие. Дружба. Симпатия.
Час от часу не легче! Я должен понравиться медузам?
– Держать.
Шар опустился мне в руки.
– Беречь.
И кажется, понимаю почему. Нет тут никакого стекла, одна видимость. Вообще ничего нет, пальцем насквозь проткнуть можно. Что, собственно, я первым делом и попробовал.
– Беречь, – повторил блондин, пряча улыбку.
Да понял уже, понял! Если они живые, то эта непонятная среда – их дом. Временный. Гостиничный номер, так сказать.
А на пальце, кстати, следы остались. От импровизированного взлома с проникновением. Чуть влажный налет с едва уловимым ароматом… Неужели море? На самом деле?
– Время. Покой.
Намекает на то, что мне с моими медузами непросто будет прийти к взаимопониманию? Даже не сомневаюсь.
– Они меня слышат? В смысле, нас?
– Всех.
– А разговаривать умеют?
– Говорить – тебе. Слушать – им.
Предлагает произнести речь? Как при приеме на работу? Постойте-ка! Разве не я их нанимаю? Они ведь должны переводить для меня. Ну и запутки…
– Просто говорить.
А я-то думал, булькать придется. Прямо туда, в шарик.
– Но они поймут?
Вместо ответа блондин улыбнулся и указал рукой на хрупкий презент, а потом – на меня, что могло означать только одно.
– Слова закончились?
Улыбка стала еще шире.
Вот это точно засада. Ладно, оказаться шут знает где, но остаться без коммуникации с местным населением?
Снова тот же звук. Шелестящий. Теперь я могу оглянуться, ремни не мешают. И могу убедиться, что в комнате-каюте больше нет ни одной живой души.
Нет, конечно, они тоже живые. Наверняка. Медузки, контуры которых все время расплываются перед глазами. А шарик – теплый. Как и поверхность лежанки. Притом, что вообще-то отопление здесь или отключили за неуплату, или трубы давно никто не промывал.
Бррр. Пока не двигался, прижимаясь к креслу, прохлада была не так заметна. Вернуться обратно, что ли? И плавно, плавно, еще плавнее…
Шлеп!
Снова не рассчитал силы и траекторию. Чуть аквариум не выронил, а это, можно сказать, моя последняя надежда на контакт.
О чем пытался сказать блондин? О какой-то разности. То есть разнице. Различии. Тьфу, начинаю изъясняться, как он! Вот правду говорят, дурной пример заразителен…
У него, стало быть, механика, в смысле, электроника, у меня – органика? Интерфейсы не стыкуются? А неудивительно. Если у земных мобильников штекеры зарядных устройств – всех форм и размеров встречаются, что уж говорить о двух отдельно взятых цивилизациях?
Но вообще не до конца понятно. Даже если у меня нет нужного разъема для подключения их стандартного транслятора напрямую, почему просто не выдать переносной? Зачем городить огород с какими-то тварями, выловленными из ближайшей лужи?
Ой, простите, я не хотел вас обидеть, мистер и миссис…
Черт, мне же нужно с ними разговаривать, а не с самим собой. И с чего начать?
– Доброго времени суток, уважаемые.
А на той глубине, где они обычно плавают, в принципе происходит смена освещенности?
Идиотизм. Чистой воды. Примерно такой же мокрой, в которой медузки плещутся.
Рассказать о себе? Дурнее затеи не придумать.
– Мой знакомый, из-за которого… Благодаря которому я нахожусь здесь, сказал, что вы можете помочь. Поработать переводчиками для меня. Ну и, наверное, для тех, кто будет… Кто захочет со мной пообщаться.
Красивые переливы все-таки. Как на оперении павлина. И не повторяются. Возможно, это как раз их способ общения, но мне он, увы, не подходит.
– Не то чтобы я такой уж общительный… Обычный. И уж точно иногда лучше молчать, чем открывать рот, но…
Нет связи – нет понимания и поддержки. Если я не смогу даже с блондином перекинуться парой слов, проще найти ближайший иллюминатор и помахать ручкой с той стороны. Возможно, здешний язык можно освоить и традиционными методами, но долго ждать моих успехов на ниве самообразования здесь вряд ли будут. По крайней мере, о таком варианте речи даже не возникало; значит, либо нужно поступать в соответствии с пожеланиями радушного хозяина, либо… Ага. С глаз долой, из сердца вон.
– Да и не о чем мне говорить. Никогда не было о чем. Я больше люблю слушать, как вы. Но когда слушаешь и ни слова не понимаешь…
Как его держать, шарик этот? Двумя пальцами – страшно, вдруг уронишь. Обеими руками – неудобно, локти некуда пристроить. На живот положить? Скатится. Опять же далеко от лица тогда будет. А надо, наверное, поближе держать. К голове. Ну или над ней. Тем более, из такого положения можно попробовать разглядеть медузок поподробнее.
О, а они затихли. Замерли. Притаились. И ни шороха, ни всплеска. Хотя нет, вроде был только что какой-то звучок. Или послышалось?
Потрясти их, что ли? Чтобы заплавали?
Ага, а потом тебя встряхнут. За шкирку. Это же почтенная супружеская пара как-никак, соблаговолившая…
Или простой и примитивный розыгрыш. Шутка юмора. Правда, не знаю, что может быть забавного в моем монологе, обращенном к аквариуму. Но кто ж их поймет, чужеземцев? Вдруг для них пьеса под названием «Страдания молодого Стасика» – изысканнейшее зрелище?
В любом случае, действовать наперекор полученным инструкциям как-то нехорошо. Невежливо. Тебя в другом доме приютили? Приютили. Спать уложили? Еще бы. Не помню, чтобы давал на это согласие, но если чем-то напичкали, побочных явлений после себя лекарственное средство не оставило. Гостеприимство налицо, в общем. Значит, если я обязан после всего этого понравиться хоть медузам, хоть тараканам, хоть блохам – на выбор блондина, нужно постараться. Правда, убей меня бог, не знаю как.
Колышущееся облачко между ладонями. Прозрачное, но надежно скрадывающее очертания. Линза, в толще которой поблескивают два радужных тельца и один…
Глаз?!
Уши заложило.
Я что, натурально, во весь голос заорал, а не только мысленно? Нет, быть того не может. Это же непристойно, неприлично и вообще невежливо, особенно в присутствии…
Да и было бы чего пугаться! Всего лишь лицо. Бледное, как смерть, это да. Но остальное – в норме, можно даже сказать, в человеческой. Черты обычные. Разве что несколько удивляет отсутствие следов любимой женской забавы. Анжелка, к примеру, без часового урока рисования на своей мордашке из комнаты никогда не появлялась. Младший горничный персонал тоже сурьмился и карминился на совесть: пожалуй, я уже даже начал забывать, как выглядит женское лицо без росписи по слоям штукатурки. Наверное, именно поэтому и слегка растерялся, увидев над собой…
– Динь-динь?
Девочка-колокольчик, значит? Что ж, звучит ничуть не хуже, чем покинутый мной домашний курятник. Самое печальное, настолько же непонятно. И пока не начнут работать переводчики, ситуация будет оставаться… Черт. Черт-черт-черт!
На рубашке ощущаются пятна. Чуть влажные. Совсем небольшие, стало быть, основная часть аквариума расплескалась по сторонам, когда я… Ну да, взбрыкнул руками и ногами от неожиданности.
Поздравляю тебя, Стасик, ты – кретин. Провалил первое же полученное задание. Простейшее, доступное, казалось бы, человеку с любым уровнем развития. И что теперь делать?
На полу много лужиц. Поблескивающих. Подсыхающих.
Быстро же они! Надеюсь, медузки смогут продержаться без воды какое-то время, только бы успеть найти их и… Да, еще нужен способ позвать на помощь. Уж блондин-то поймет, что случилось, и сообразит, как надо действовать.
– Цыпа-цыпа-цыпа… Ну где же вы прячетесь? Я вас не обижу. Я помочь хочу. А что с аквариумом так получилось… Искуплю. Всем, чем пожелаете.
Гиблый номер, конечно. Слышать они меня, может, и слышат, но ответ какой могут предложить? Переливы свои радужные? Ага. Допустим. Только эти всполохи и в воде не особо заметны были.
– Цыпа-цыпа-цыпа…
Как далеко медузки могли отлететь? Вряд ли дальше пролившейся жидкости, которая уже застыла на полу пленкой. Ровнехонькой: ничего нашарить не удается, как ни пытаюсь. Более того, есть немаленький шанс, что, пока ползал на четвереньках, раздавил всех, к чертовой матери.
– Динь-динь.
Они же живые. Были. И разумные, судя по тому, как блондин о них отзывался. Равноправные граждане местного государства. Или все-таки иностранцы? Еще хуже тогда, хотя хуже уже некуда. Я ведь их убил. По неосторожности, случайности, общей неуклюжести организма, но – убил. Двоих сразу. А законы на этот счет, думаю, везде одинаковы, и ждет тебя, Стасик, в скорейшем будущем…
– Динь?
– Ну вот что ты стоишь и пялишься? Помогала бы лучше!
Нет, эта с места не сдвинется. А уж чтобы поелозила коленками по полу, и надеяться не стоит: гордая слишком. Невысокая, щуплая, белесая, зато мордочку держит так, что не подходи. Какая-нибудь подручная блондина? По крайней мере, руки за спиной сложила очень похоже. А может, у них тут просто мода такая. Любимая поза фюрера, например.
– Что тебе вообще от меня понадобилось? Зачем приперлась? Только испортила все напрочь и окончательно!
Еще и смотрит как-то зловеще, то ли с ухмылкой, то ли с издевкой. Нарочно меня напугала небось? А что, с нее станется. По лицу видно: стерва с самомнением. А на самом деле всего лишь…
– Мышь белая!
Быстрая зато, ничего не скажешь. Секунду назад стояла шагах в пяти от меня, и вдруг оказалась рядом, на расстоянии всего лишь…
Шлеп!
Ага, пощечины. И хоть ладошка вроде бы невеликой силы, ощущения малоприятные. Обидные даже. Я же еще и виноват в чем-то, получается? А мы гордо повернемся и уйдем в голубую даль? Ну уж нет. На коленях бегать не умею, но рука у меня подлиннее твоей, мышка. И ее как раз хватит, чтобы…
Хлоп!
А задница славная. Упругая. Аж зазвенела.
– Теперь – в расчете.
Вообще, фигурка у нее вся ладная, со спины это особенно хорошо заметно. И одежда скроена удачно, хотя, скорее всего, это что-то военно-форменное. Цвет мрачноват? Так достаточно вспомнить родную армию в оттенках гниющей зелени. Тем более, приложить эти самые оттенки к бледной остроносой мордочке…
Обернулась? А я уж и не надеялся. Впрочем, лучше бы не оборачивалась, с таким-то выражением лица. Если раньше просто выглядела чахоточной, то сейчас последние краски потеряла. Обесцветилась полностью. Или мне так только кажется из-за того, что где-то глубоко под кожей мечутся светлые пятнышки?
Точно. Как будто лучом фонарика изнутри водят. Нет, не меньше чем сотней лучей. И они все ближе и ближе к поверхности. А что потом случится? Свет прорвет кожу и выльется вон?
Зато глаза какие на меня в упор смотрят! Темные. И темнеют с каждым мгновением. Вот, уже почти черные стали, но процесс, если так можно выразиться, продолжается. И весьма бодро. Наверное, всего через несколько секунд от девицы вообще останется один лишь черный взгляд…
Но красивое зрелище, да: крошечные искорки, выступившие на коже, бегающие, как огоньки елочной гирлянды. Прекрасно-опасное. Только мне почему-то совсем не страшно.
В конце концов, если умирать, то уж лучше так, от руки разъяренной женщины, чем сложить голову на плахе. И пусть мы даже не представлены…
– Вив?
Пора прекращать эту порочную практику вечно оказываться спиной к двери: в первый раз бледная поганка застала врасплох, теперь блондин чуть до инфаркта не довел своим тихим голосом!
– Нашла повод для разрядки? Поделись какой; может, мне он тоже подойдет.
Огоньки на мертвенно-белой коже потускнели, вспыхнули в последний раз, юркнули обратно, туда, откуда пришли, и ситуация вернулась к исходной. За исключением того, что теперь мы могли соображать уже не на двоих, а на троих.
– Он назвал меня… – Глаза, сменившие цвет с черного на пепельно-серый, прежнего бешенства не утратили, но теперь, как ни странно, пугали гораздо больше, чем еще минуту назад. – Мышью. Белой!
– Именно так? Слово в слово?
– Ты подвергаешь сомнению мои…
– Вив. Этого просто не могло быть. – Блондин наконец-то появился в поле моего зрения и примирительно коснулся девичьего плеча. – Тебе показалось.
– Мне никогда и ничего не…
– Как и мне показалось, что, зайдя в собственную каюту, я обнаружил там тебя. Напомнить правила разграничения личного пространства?
Мышка поджала губу.
– Не разумнее ли нам обоим сделать один и тот же вид? Ты знаешь, какой именно.
Кивнула. Нехотя, еле заметно, но согласилась с предложенным условием и двинулась к выходу. Правда, не осталась без последнего слова:
– Приструни свое животное, пока не стало слишком поздно.
– Он не животное.
– Зверь должен сидеть в клетке – такое правило тоже есть, и его вряд ли когда-нибудь отменят.
Несколько шагов, шелест-шорох и – тишина. А следом, не то чтобы вдогонку, а неким финальным аккордом прозвучало отрешенное:
– И слезы счастья душат грудь перед явленьем Карменситы…
Вот тут я окончательно сообразил, что не только слушал весь диалог, от слова до слова.
Я.
Всё.
Понимал.
За исключением последней фразы, хотя и ее знал наизусть благодаря папиному увлечению стихами. В данном случае, творчеством Блока.
– Повезло тебе. А ведь мог получить отлуп, который никому не показался бы хилым. Даже мне.
Смена ритма с поэтического на улично-бытовой тоже удивляла. Но уже намного-намного меньше.
– Что ты сейчас сказал?
Блондин соображал куда быстрее меня: повернулся на первый же звук моего голоса.
– Ты… Слышал?
– Трудно было бы этого не делать: тут тишина, как в склепе, только вздохни, и уже эхо гуляет.
Он пробежал взглядом по мне, с ног до головы:
– Не вижу. Не понимаю.
– Ты про аквариум? А он того… Был, да весь вышел.
– Мм?
– Разбился. Наверное. Я его уронил.
– Уронил?!
Блондин не стал присматриваться к пятнам на полу, хотя это было бы вполне естественно для сложившихся обстоятельств. Наоборот, уставился на меня. В упор. И серо-голубые глаза глядели, мягко говоря, напряженно.
– Это плохо, да?
– Порча чужого имущества? Не слишком хорошо.
– Я оплачу. Когда будет чем. Ну, в крайнем случае, почку продам. Здесь ведь где-нибудь наверняка торгуют органами?
– Что? Органами? Ну да, приторговывают. По случаю, – на автомате ответил блондин, но тут же опомнился: – Ты о чем вообще думаешь?
– О возмещении ущерба, в первую очередь. Не знаю, как у вас, а у меня дома с этим строго. Было.
– О-хо-хонюшки, как все запущено, – резюмировал мой собеседник. Любимой фразой сантехника Толяна, которой тот всякий раз предварял очередной развод на дорогую фурнитуру.
Вот это уже точно ни в какие ворота не лезет! Вернее, вылезло из одних и тех же, вместе с Блоком. Ну не мог блондин все это знать заранее или вообще узнать. Не мог! Ладно Толян, с ним еще был шанс пересечься, хоть и мизерный, но стихи? С какой стати инопланетянин вдруг начал бы ими интересоваться? Да и вообще, если вспомнить, что перед тем, как уйти, он изъяснялся отдельными словами, на ходу их забывая, откуда вдруг сейчас…
– Тея, свет очей моих. Подь сюды.
Еще лучше! Вариант только один: во время своего отсутствия он ходил на профилактику, и словарь в его трансляторе случайно сменили. На странную смесь всего и вся, и от этого у меня… Да, аж мурашки по коже.
– Здесь всегда так холодно?
– Холодно?
Он удивился. Искренне. Я опять ляпнул что-то не то? Наверное, пора привыкнуть.
– Ну да, у меня уже зуб на зуб не попадает.
– О!
Молниеносное движение руки вдоль… Назовем это застежкой.
– Так лучше?
Ткань тонкая, совсем не шинельная, даже не пальтовая, но лучше чем ничего. Хотя бы потому, что еще помнит тепло другого тела.
– Да, спасибо.
Блондин снова смотрит. Пристально, но уже не так напряженно, а скорее с интересом. Вроде того, что обычно называют «научным».
– Сам-то не замерзнешь?
– Мне не будет холодно.
Конечно. Потому что под первым сюртуком у него второй. Такой же. Только покороче.
– Так вот, про ущерб…
– Забей.
Быстро же он перенимает чужие манеры! По принципу: дурной пример заразителен?
– Но мне…
На этот раз я предусмотрительно стоял к двери лицом, но все осталось по-прежнему: когда створки раздвинулись, меня снова кратковременно посетило нечто вроде шока.
Вошедшая была настоящей женщиной. Фигурально выражаясь. В смысле, обладала фигурой, которую нужно выставлять в музеях. Или наоборот, нельзя ни в коем случае, потому что признанные красавицы всех времен и народов померкнут рядом с ней в два счета. Нет, даже в один. Конечно, комбинезончик в обтяжку тоже вносил свою лепту, но фактура и без него была сногсшибательной.
Лицо тоже не подкачало, разве что немного терялось на фоне всего остального, особенно волос, длинных до невозможности. Они должны были волочиться по полу, если бы распрямились на всю длину, но вместо этого свивались тугими локонами, напоминающими клубок змей, свисающих с головы Горгоны. Этаких золотистых полозов.
– Как ваш лечащий врач и ваша покорная слуга, я обязана указать на крайне нестабильное душевное состояние леди Вивис, с которой мне только что посчастливилось встретиться, милорд. Если вам известна причина, повлиявшая на…
В самом начале проникновенной речи взгляд длинноволосой незнакомки был устремлен исключительно на блондина, но по мере течения времени и слов смещался в мою сторону, пока не остановился полностью и не вспыхнул огнем:
– Ваш китель, милорд!
– Это мой китель.
Если бы не небрежно подчеркнутое «мой», она бы на меня набросилась, совершенно точно. И разорвала бы в клочки.
– Милорд…
– Сейчас мне нужны ваши профессиональные навыки, любезная Тея. Демонстрацию вассальной преданности оставим для более уместных обстоятельств.
– Как пожелаете.
Она поклонилась. И волосы – тоже.
– Ориентируясь на поставленный вами диагноз, я решил использовать внешний транслятор для обеспечения коммуникации, однако…
– Его развитие оказалось недостаточным даже для такого варианта?
О, красотка тоже умеет подчеркивать слова! Правда, со смесью зависти и ненависти, но не менее выразительно.
– Не уверен. В любом случае, проверить это сейчас будет крайне затруднительно.
– Милорд?
– Вы в своей практике сталкивались с симбиотическими слияниями?
Женщина задумалась. Вместе с волосами: пряди начали синхронно отбивать такт по воздуху.
– Этот способ сосуществования видов встречается редко, – признала она после минутной паузы. – В основном среди суборганизмов. Уровень эволюции большинства существ позволяет избегать подобного взаимопроникновения. Только в условиях крайней необходимости…
– Таковая возникла, насколько понимаю. И я хочу знать о возможных последствиях.
– Простите, я не совсем…
Блондин вздохнул, кивая в мою сторону:
– Он приютил ту пару пересмешников.
Огонь из глаз красотки пропал, как по щелчку выключателя, уступая место чему-то холодному и непоколебимому. Видимо, профессиональному подходу.
– Вы уверены, милорд?
– У меня нет другого объяснения тому, что случилось.
– Вы позволите?
– Разумеется.
Речь явно шла обо мне, и вовсе не в том ключе, в котором бы мне этого хотелось. Поэтому я даже попятился. Рефлекторно.
– Стоять!
Ну и рявкнула. Прямо как на собаку. Хотя…
Ее предшественница тоже говорила что-то о животном. Вернее, звере.
Эй, а это еще что за представление?!
Ее волосы, взметнувшиеся к потолку и мигом заполнившие собой почти всю каюту, помедлили совсем немного, застыв в миллиметре от кителя, наброшенного блондином мне на плечи, – наверное, исполняясь благоговейности перед тем, как прикоснуться к святыне, а потом обвились вокруг и… вздернули меня в воздух.
– Хочу напомнить вам, любезная Тея, о необходимой осторожности при проведении…
– Милорд, как можно? Я и помыслить о подобном не могу!
Видеть я уже толком ничего не видел, закутанный в шелковистые пряди, не желающие останавливать свое движение: то они на мгновение расступались, пропуская капли света, то сами начинали играть в «северное сияние». А потом дружно взяли и влезли. В рот, в нос, в уши – куда достали. По-моему, даже в глаза, хотя я и зажмуривался изо всех сил.
Фррр!
Убрались. Все и одновременно, роняя меня… Хорошо хоть на лежанку. Единственный, пожалуй, субъективный объект в каюте, который не строил на мой счет никаких планов.
В ушах звенело, как и во всем теле, но вердикт я все-таки расслышал:
– Вы совершенно правы в своих предположениях, милорд.
Шушукались они в углу недолго, меньше минуты. Обменялись серией взглядов и распрощались: красотка вышла вон, на каждом шаге мучительно определяясь, как лучше выглядеть – гордо или смиренно, а блондин повернулся ко мне:
– У тебя должно быть много вопросов.
Да неужели? В отличие от родителей, увлекавшихся исключительно классической литературой, я почитывал всякую. Так что все эти шуточки с гравитацией, живыми волосами, медузами-переводчиками и прочим мне если и непонятны физически, то морально вполне приемлемы. Ну, конечно, момент знакомства всякий раз слегка выбивает из колеи: все-таки невозможно быть готовым одновременно ко всему на свете. А может, и не нужно.
– С чего мне начать?
Не дождался инициативы с моей стороны и начал действовать? Как это о нем говорит? Человек привык командовать. Распоряжаться. Управлять. А еще привык к тому, что его слушаются, иначе не был бы так уверен в каждом своем… безрассудстве, другого слова, пожалуй, не подберешь.
Всего две короткие беседы, и уже предельно ясно, что мое присутствие здесь – камешек в сапоге. Досаждаю всем и сразу. И кстати, блондину – не меньше остальных. Его это развлекает? Ладушки. Но ведь ни одно цирковое представление не может длиться вечно.
– Начни с главного.
– А именно?
– Что будет дальше?
Улыбнулся, довольно щурясь:
– А что же дальше? Дальше – тишина.
Переходим к Вильяму-нашему-Шекспиру? Отлично.
– Я серьезно.
– Я тоже.
Подошел и присел на край лежанки.
– У меня был готов план мероприятий. Но на настоящий момент его стоит… выкрасить и выбросить.
Вот это, пожалуй, портит все впечатление. Нет, не признание блондина в полной неопределенности моего будущего, а то, в каких выражениях я получаю очередную порцию информации.
Должно быть иначе. Переводчик, каким бы классным он ни был, всегда опирается на собственный разговорный опыт. На свой личный словарь то есть. А что в моем случае? Задом наперед, совсем наоборот.
– Я все-таки спрошу?
– Валяй.
– Почему ты так говоришь? В смысле, почему использовал именно такое слово сейчас? Мог ведь сказать: давай, спрашивай, пожалуйста, слушаю… Да мало ли как еще! Раньше ты… подбирал слова. Не мог сразу взять одно-единственное. Что изменилось?
Снова улыбнулся.
– Я ничего не выбираю. Выбираешь ты.
Час от часу не легче. Кое-что это, конечно, объясняет, но…
– Как так?
– Помнишь пересмешников, которых я тебе вручил?
– Медуз в аквариуме?
– Их самых.
– Ну… Да.
Хотя лучше бы этот позор забыть, раз и навсегда.
– Предполагалось, что ты будешь пользоваться их услугами в обычном порядке. Как все.
– То есть?
– Сфера-резонатор, в которой они находились, отлично модулирует звуковые колебания. Требовалось только наговорить вслух побольше, для первичного набора слов, и мы уже смогли бы осмысленно общаться.
– А сейчас чем занимаемся, по-твоему?
То ли фыркнул, то ли хмыкнул.
– Сейчас все чуточку иначе.
Ой, что-то я в «чуточке» совсем не уверен!
– Объяснишь?
Почесал переносицу:
– Тея сделала бы это лучше.
– Та пышнотелая Горгона?
Сдвинул брови и тут же расхохотался:
– Хорошее сравнение! Нет, правда. Ей подходит.
Только не говорите мне, что греческие мифы он тоже читал. Не поверю.
– Проблема только в том, что с тобой она беседовать не станет.
– Даже если получит прямой приказ?
Веселье мигом куда-то испарилось:
– Думаешь, я люблю приказывать?
– Честно?
– Честно.
– Понятия не имею. Но у тебя это получается.
Как и все остальное, по-видимому. Потому что больше всего блондин походит на человека, которому под силу любое… ну да, чудо. Почему бы нет?
– Приказы – слишком большое бремя. Для обеих участвующих сторон. Я предпочитаю действовать добрым словом.
– И пистолетом?
– Что? А, понял. Шутка такая. Извини, процесс трансляции пока еще не вышел на стандартную частоту. Может зависать на отдельных идиомах.
Какой процесс? Какие зависания?
– Да, Тея рассказала бы лучше, но за неимением гербовой…
Подтираемся простой?
– Вы теперь составляете одно целое. Комплекс.
– Кто – мы?
– Ты и пересмешники.
Ничего не понимаю. И как-то не шибко хочу понимать.
– Кстати, без сферы они не погибли бы: могут жить в любой среде. Предпочитают влажную, но это вовсе не обязательно.
Значит, я никого не убил? Ну хоть какой-то позитив обнаружился.
– А где они тогда?
Вместо ответа блондин наклонился и щелкнул меня по лбу:
– Где-то здесь. Не буквально, конечно; скорее ближе к височным долям.
Височным?
– Хочешь сказать, что медузы эти сейчас… плавают у меня в голове?!
– Скорее ползают. Эй, эй, ты чего? Это совсем не опасно.
Но очень-очень… Противно. До тошноты.
– Не волнуйся.
Да куда уж? Поздняк метаться.
– Их можно… вынуть?
– Нежелательно.
– Почему?
– Во-первых, подобное решение вернет нас к тем же баранам, что и раньше. А во-вторых… Симбиотическую связь можно безболезненно разорвать только по взаимному согласию.
– За мной дело не станет.
– А речь вовсе не о тебе.
Медузы тоже имеют право голоса? Похоже на то.
– Не знаю, почему они так поступили. Могу предположить, что испытали определенный стресс и… на какое-то время потеряли ориентацию в пространстве, а потому действовали бессознательно. Инстинктивно. В конце концов, их дальние предки путешествовали по Вселенной именно в качестве компаньонов.
– Да кто они вообще такие?
– Пересмешники. Если бы их не существовало, галактические альянсы начали бы возникать на целое тысячелетие позже. Как минимум. Что самое главное во взаимоотношениях? Найти общий язык. А это как раз естественный образ жизни пересмешников.
Чудны дела твои, Господи…
– Сами они звуков издавать не могут, зато мастерски оперируют колебаниями. Проще говоря, сопоставляют твоей речи определенный набор частот.
– Я теперь что-то излучаю?
– Да.
– Ну хорошо. Допустим. Медузы, стало быть, кодируют сигнал. В обе стороны?
– Разумеется.
Принцип понятен. А вот детали все еще мутноваты.
– А слова откуда берут?
– Слова…
Он что, смутился? Быть того не может.
– Видишь ли, со словами как раз есть определенная сложность.
Мне вряд ли понравится то, что я сейчас услышу, да?
– Я ведь уже говорил, что мы отличаемся друг от друга?
Ага. Говорил. Невнятно и путано.
– Первичные генетические матрицы наших рас тождественны и, судя по отдельным показателям, промежуточные итоги вашего эволюционного процесса окажутся схожими с нашими. На очередном этапе. Витке спирали. А пока вы просто…
– Не доросли?
– Да, можно так сказать.
– И до чего? Не доросли, в смысле?
Блондин вздохнул.
– Примерно пять поколений назад мы начали изменяться. Научились оперировать внутренней энергией. Собственной. Той, что содержится в любой живой материи.
Ну, это ж разве открытие? У нас куча таких практик известна. Йоги те же, к примеру. Правда, хрен поймешь, на самом деле они чудеса творят или только прикидываются.
– Вы тоже к этому придете. Массово. В скором будущем. И тогда границы вашего мира раздвинутся, как однажды раздвинулись наши.
– Скоро?
– Возможно, всего одно поколение. То, которое придет на смену твоему, уже сможет больше. Намного.
За потомков, конечно, радостно. А я? Со мной-то что и как теперь?
– Новые возможности позволили избавиться от сложных технических решений, искусственных надстроек, непосредственной зависимости от чужой воли… В частности, исчезла проблема коммуникаций.
По-прежнему мало что понятно. Кроме того, что будущее будет светлым.
– Условно говоря, каждый из нас самостоятельно формирует внутри себя своего личного переводчика. Энергетически.
– Но общаетесь-то вы все-таки словами, а не мыслями?
– Можем и мыслями. Процесс идентичный.
– Так почему же…
– Эстетика ощущений. Голоса. Звуки. Мелодии.
Опять начались отрывки? Это ведь что-то означает. Что-то очень существенное.
– Но вернемся к словам. Прием и передача информации идут непрерывно, если мозг работоспособен. Пространство заполняется сигналами, и вокруг любой группы мыслящих существ формируется информационное поле, доступное для чтения. Но мы не только читаем, а еще и пишем. Обмениваемся знаниями. Сопоставляем термины. И в результате…
Местный радиоэфир забивается миллионами трансляций?
– Создается общая база. Объединенный словарь, которым свободно могут пользоваться все. Это позволяет обмениваться информацией с предельно возможной точностью: выбираешь единственно подходящее слово.
– Но вариантов же куча?
– Да. И все они доступны собеседникам. Поэтому непонимания не бывает.
– И никто никогда нарочно не подменяет одно слово другим?
– Почему? Такое происходит сплошь и рядом. Иначе ведь было бы неинтересно жить, правда?
Уфф. Совсем запутал. Сначала нарисовал радужную картину всеобщего равенства и братства, и тут же загадил мед дегтем.
– Правила, какими бы разумными они ни были, все равно являются ограничителями. Устанавливают пределы. И часть людей всегда будет стараться их нарушить. У вас разве такого не бывает?
Еще как бывает! Сплошь и рядом.
Тьфу! Повторяю за ним? Нет, тут что-то другое.
– Если это все верно, про единственные слова и прочее… Почему они такие странные? Ну не всегда, конечно. Но часто.
– Странные?
– Ты несколько раз выразился так, как… В общем, не мог. Ни за что. Да и я так не выражаюсь. Обычно, по крайней мере. Вокруг слышал часто, но чтобы сам… Нет. Почти никогда. Это твое информационное поле шутки шутит?
Качнул головой:
– Нет. Совсем не оно. По правде говоря, между нами его попросту нет.
– А… Э…
Ну да, он же говорил. Не доросли. В следующем поколении, не раньше.
– Пересмешники естественно к нему подключены. В силу своей природы. Поэтому я понимаю, о чем ты говоришь, а ты понимаешь меня. Есть только один нюанс. Большой и толстый.
Еще ложечку дегтя плеснем?
– Множества не пересекаются. Я пользуюсь своим, ты – своим. Привычными понятиями. Родными.
Это значит, что мне никогда не суждено прикоснуться…
Ой, голова совсем поплыла.
– Так я и знал. Передоз новостей. Тебе стоит отдохнуть. Нужно что-нибудь? Успокоительное? Расслабляющее?
– Не надо.
Еще одной встречи с золотоволосой Горгоной сейчас не переживу.
– Я…
Как много сказано, и все – ни о чем. Главного-то не прозвучало. Имя, сестра, имя!
– Сам…
Слова. Стена. Клетка. Ловушка. Свежая надпись краской. По трафарету. «Выхода нет».
– Отрублюсь.
Локация: маршевый коридор
Юрисдикция: транзитная зона
Объект: корабль
Класс: фрегат конвоя Третьей линии обороны
Режим: предпоходное маневрирование
– Что вы считаете возможным сообщить мне о вашем самочувствии?
На самом деле Тее А-Кере было ничуточки не интересно знать, по какой причине у леди Лан-Лорен в данную минуту, как, впрочем, и некоторое время назад, наблюдаются явные межконтурные бури, вносящие сумятицу не только в работу корабельной электроники, но и команды. Не всей, конечно: неудачников, повстречавших на своем пути разъяренную Вивис, по счастью, оказалось слишком мало, чтобы корабельные уставы и регламенты пошли прахом из-за нехватки исполнителей. Однако любое возмущение любого пространства – материального, энергетического, духовного или социального – несло в себе опасность нарушения равновесия системы, а этого Тея, как профессиональный сканер, боялась больше всего на свете.
– Я должна представить милорду рапорт. Насколько подробный, решать вам.
Ирония мироздания, направо и налево раздававшего возможности, не была ни злой, ни доброй, но в том, что вселенная улыбнулась, придумав сканеров, Тея не сомневалась никогда.
Они живут тем, что читают вокруг себя изменения. Состояние покоя? Его не бывает. Так или иначе, в ничтожных деталях, в мелочах, не имеющих ни названия, ни цены, все время что-нибудь да меняется. Пусть не бесповоротно, а спустя всего лишь миг возвращаясь к изначальному положению, но важен именно переход.
Волны. Иногда тихие и ласковые, иногда бурные, рассыпающиеся брызгами, а чаще – обрывки, миражи, отголоски эха. Такова она, пища сканера. Но даже обойденный талантами человек отличает острое от пресного и постепенно находит для себя любимые вкусы и ароматы. Вот и странник по пути изменений быстро понимает, что можно безболезненно срыгнуть, чуть распробовав, а что хочется поглощать снова и снова, не останавливаясь.
– Я буду ждать ответ столько, сколько потребуется.
Буря. Столкновение сияний. И его сполохи весьма зримы.
Нестабильность контуров – самый лакомый кусочек для сканера. Хотя по природе своего происхождения второе сознание и не может полностью мирно сосуществовать с первым, случаются моменты, когда они вовсе начинают работать враздрай.
Виновато обычно влияние извне. Правда, нередки и случаи зарождения бури глубоко внутри, там, куда почти невозможно проникнуть ни собственным разумом, ни услугами специалиста.
Тея трусливо надеялась, что проблемы, настигшие леди Лан-Лорен, пришли откуда-то издалека, но чем дальше она погружалась в инфополе, тем вероятнее становилось обратное.
– Если вы позволите, я лично окажу необходимую помощь и…
– Животное.
Это слово было не произнесено. Процежено. Протянуто сквозь стиснутые зубы. И разумеется, относилось вовсе не к смиренно предлагающему свои услуги сканеру.
– Леди Вивис?
– Убогое, недоразвитое, недоделанное животное.
О чем, вернее, о ком идет речь, можно было догадаться без особого труда. А если присовокупить к этому выводу следующий – о наиболее вероятном маршруте леди-советницы, итог получается однозначным: в каюте милорда что-то произошло. Что-то способное вывести из себя саму Ледяную Леди.
– Ничтожное, бесполезное, тупое…
Буря не нарастала, но и не желала сдавать позиции. Оставалось лишь тяжело вздохнуть, облизнуться, представляя себе, насколько вкусным могло бы оказаться это блюдо, и разрядить обстановку. В прямом смысле слова: добавить к бушующим волнам еще одну, смоделированную искусственно, целенаправленно и беспристрастно.
Беловолосая леди не повела и бровью, почувствовав вмешательство в свое личное пространство, только перевела взгляд на сканера. Темный, как сам грех.
– Нижайше прошу прошения, но другого выхода не было.
Тея слегка лукавила. У любой палки всегда два конца: либо пробуешь взять чужую бурю под контроль, либо позволяешь ей созреть и выплеснуться наружу. Но второй вариант для опытного сканера сродни самоубийству. Сладостному, блаженному, желанному, однако слишком уж преждевременному.
Тея А-Кере не собиралась умирать ни сегодня, ни в обозримом будущем. Пока жива надежда на то, что милорд однажды заметит свою покорную слугу и отметит ее старания…
– Я достаточно крепко держала себя в руках.
– О, конечно, леди! Никто не посмел бы усомниться в вашей стойкости.
– Кроме вас?
Что ж, можно констатировать: буря стихла. Разлилась штилем по всей округе. Правда, дурное настроение леди-советницы никуда не делось, и теперь его прицел норовил сместиться на первого попавшегося.
– Я отвечаю за безопасность здоровья экипажа – телесную и все прочие. С меня будет спрос в любом случае, что бы ни случилось, а потому нет особой разницы, какой способ действий выбрать.
Главное, спрашивать вправе лишь милорд. Окажется ли он снисходительным или, напротив, будет крайне суров, из его рук можно принять все что угодно.
– Что вы прочитали?
– Леди?
– Не отпирайтесь. Полагаю, вы вели себя деликатно, но остаться глухой и слепой не могли. Итак?
Тея и не рассчитывала отделаться легким испугом. С другой стороны, ее совесть была совершенно чиста: любой приглашенный эксперт подтвердит, что сканер не зашел дальше необходимого в своих изысканиях.
– Ваши контуры находились в отчетливо нестабильном состоянии.
– По причине?
– Я могу только предполагать, леди.
– Так предположите.
Чтобы сложить два и два, талантов сканера не нужно. Как и многого другого. Но очевидные решения всегда опасны именно своей доступной простотой, ведь, выбирая между черным и белым, нельзя ни ошибиться, ни оказаться правым.
– Вас расстроило нечто, произошедшее в каюте милорда.
По бледным губам леди Лан-Лорен пробежал еще один всполох. К счастью, последний.
– Нечто? Пусть будет так. Нечто, произошедшее в присутствии лорда Айдена. Больших подробностей не требуется. Ни мне, ни вам. Мы поняли друг друга?
Тея поспешила поклониться. Почти с той же услужливостью, что и перед своим сюзереном.
– Можете идти.
Строго говоря, это старший сканер семьи Кер-Кален мог разбрасываться подобными разрешениями в пределах корабля, на котором поднято личное знамя лорда, а не чужак, хоть и высокопоставленный, но Тея предпочла пропустить нахальный укол мимо. По двум весомым причинам.
Во-первых, милорд безупречен в обращении с женщинами, не важно, каким статусом они наделены, а значит, во вспышке гнева леди-советницы виноват кто-то другой, из чего вытекает загадочное и вопросительное «во-вторых».
Что и как ухитрился проделать тот безобидный субнормал, если броня Ледяной Леди не просто дала трещину, а почти раскололась?
Любой другой на ее месте не преминул бы расспросить сканера о результатах недавно проведенного приватного исследования. Любой, но только не Вивис. И вовсе не потому, что подобный интерес мог быть превратно истолкован, мог вызвать ненужные вопросы, а также массу других побочных эффектов.
Она бы ничего не сказала, эта пышногрудая Тея, бесконечно преданная своему господину. Сослалась на вассальную клятву или просто промолчала бы. Впрочем, кому нужны ее выводы? То, что субнормал, которого Айден притащил с собой из какой-то захудалой дыры, ни на что не годен, видно невооруженным взглядом.
Он ведь не откликнулся. Даже на самый сильный из уровней напряжения, а значит, обладал всего одним контуром. Единственным. Природным. И не подлежащим модификации, иначе эта процедура была бы произведена в первую очередь, сразу по прибытии.
Так почему он все еще остается здесь? И почему Айден носится с ним как с невиданным сокровищем?
Существенную для дела информацию следует получать только из первых рук – этот закон леди Лан-Лорен чтила свято и исполняла при любой возможности. Но поскольку доступных свидетелей-участников-очевидцев было всего лишь двое, и первый уже дал понять, что не станет откровенничать, оставалось попробовать приложить усилия ко второму.
Вивис никогда не ладила с младшей сестрой лорда-претендента, и вполне взаимно. При том, что в них находили определенное сходство, две блондинки лишь вынужденно терпели друг друга, но не более того. Могло ли дело в итоге дойти до открытого противостояния? Об этом Ледяная Леди старалась не думать раньше времени. Хотя бы потому, что Айзе Кер-Кален выбрала своей стезей военную службу. Позволявшую ей, кстати, беспрепятственно следовать за Айденом по всей доступной вселенной, тогда как леди-советница должна была довольствоваться для редких встреч с другом детства лишь официальными поводами.
– Счастлива тебя видеть, милая Айзе!
– Ах-ха.
Ей, как и брату, черный цвет идет, прямо-таки, дьявольски. И наверняка оделась не по полной форме, чтобы демонстрировать свою стать. А еще вечная эта поза, с ногами, закинутыми на любой предмет, который окажется достаточно близко к креслу… Поза, из которой адъютант Кер-Кален способна перейти в боевую стойку за считаные мгновения.
– Можно отнять немного драгоценных минут твоего отдыха?
Взгляды у них совсем разные. И как так получается? Разрез глаз, размер, цвет, длина ресниц практически идентичны, но спутать невозможно.
– Попробуй.
Этикет, пиетет, устав… Для Айзе Кер-Кален эти понятия имели весьма ограниченный смысл и относились преимущественно к брату, благо последний присвоенный чин легко позволял отступать от многих правил.
– Сразу занимаешь оборону?
– Не помешает.
– Милая Айзе… – Вивис сделала ровно три шага по направлению к кушетке, на которой вольготно расположилась леди-адъютант. – Возможно, нам придется провести и официальную беседу, но я предпочла бы прояснить отдельные вопросы без протокола.
– Рискни.
Односложность ответов, многими принятая бы за явный признак враждебности, напротив, несколько приободрила Ледяную Леди. Вот если бы собеседница промолчала хотя бы один-единственный раз, тогда можно было бы отправляться восвояси.
– Твои впечатления – вот и все, что мне нужно. Технические подробности я увижу в рапорте.
– И что именно должно было меня впечатлить?
Фразы стали длиннее? Значит, Айзе насторожилась. Значит, что-то из происшедшего и происходящего все-таки не укладывается в нормальный ход событий.
– Тебе виднее. При проведении боевых действий эмоциональной окраске происходящего почти никогда не придают значения, но мы же с тобой сейчас не на войне?
– А жаль. Не находишь?
Вивис изобразила в ответ улыбку, хотя правильнее всего сейчас было бы оскалиться.
Тяжело иметь дело с людьми, во всех жизненных ситуациях предпочитающими применять силовые решения. Даже если ты способна ответить вполне адекватно, опускаться до общения «на кулачках» неприемлемо. Неподобающе. Это возвращение к прошлому твоего рода, к атавистическому, животному…
Опять этот звон по всему телу! Почему? Откуда? Было ведь не слишком больно. Совсем не больно. Возмутительно, и только.
– Милая Вивис?
– Прости, отвлеклась.
– Неужели нашелся кто-то, способный тебя отвлекать?
– Кто-то?
Вот сейчас взгляды брата и сестры, пожалуй, чуточку походят друг на друга. Выражением снисходительного превосходства.
– Тебе виднее. Но поверь, заметят и остальные.
Заметят? Что?
Спросить? Уточнить? Выяснить детали? Нет, это лишь подтвердит догадку Айзе. О чем бы она ни догадывалась.
– Вернемся к теме беседы?
– Как пожелаешь.
– Почему Айден выбрал именно ту планету? На основании анализа? Или повлияло что-то личное, неосознанное? Может быть, случайный перепад настроения?
– Мы имеем в виду одного и того же человека?
Отлично. Значит, все-таки каприза не было. Это облегчает задачу, хотя и не объясняет причин.
– В ходе проведения операции возникали какие-нибудь непредвиденные трудности?
– Не больше чем обычно.
– Включая финальную стадию?
Молчание.
– Изменение цели предполагалось изначально?
Ни звука.
– Милая Айзе, не думай, что я пытаюсь тебя в чем-то обвинить или…
– Я вообще предпочитаю не думать. На это есть командир.
Они разошлись во мнениях, это точно! Возможно, даже поспорили. Вот она, крохотная трещина, в которую можно забить клин и попытаться…
Вивис поспешила выровнять дыхание.
Удачный день. Многообещающий. Несмотря на то, как начался. Или именно благодаря своему началу?
– Я исполняю приказы.
– Разумеется. Но исполнительность не отменяет наличия собственного мнения. Оно ведь имеется?
– Спроси прямо, получишь прямой ответ.
Это совет? Нет, больше похоже на разрешение. Интересно, с чего бы вдруг Айзе смилостивилась? Даже, можно сказать, снизошла?
– Субнормал. Почему?
Небрежное пожатие плечами.
– Или он – что-то другое? След Потерянного Поколения, например?
Взгляд адъютанта остановился. Но не так, будто наткнулся на невидимую преграду, а замер. Словно перед броском.
– Об этом ты тоже не думала, милая Айзе?
Все еще неподвижный. И совершенно бесстрастный.
– Тебя не поставили в известность. Как обидно… Но это право командира, не так ли?
Вивис торжествовала. Разумеется, глубоко внутри, тщательно контролируя выход эмоций.
Истина не стала ближе. Ни на волосок. Первое попавшееся на язык предположение не окажется верным просто потому, что не может быть таковым, и все же… Сомнение посеяно. Да-да, в ту самую трещину!
– Ты верно подметила, Айден никогда ничего не делает без веской причины и обстоятельного обдумывания. У него ведь было достаточно времени?
Губы леди-адъютанта шевельнулись, еле заметно кривясь, но не проронили ни звука.
– Он проводил операцию лично. И большую часть времени был предоставлен самому себе. Сколько часов? Дней? План Острийского переворота был составлен между полуднем и началом сумерек, и это еще не самый «быстрый» пример из истории. Так что, милая Айзе, при всей твоей нелюбви к размышлениям, пора начинать. Не находишь?
Светлые ресницы дрогнули, на мгновение скрывая взгляд, а потом в глаза леди-адъютанта вернулась прежняя ленивая скука. Как раз вовремя, потому что дверь кают-компании прошелестела, разбавляя женское общество появлением мужчины.
– Мои любимые кружевницы плетут очередной заговор?
Он всегда улавливал суть происходящего с предельной точностью, хотя в генетической линии семьи Кер-Кален не было ни одного обладающего способностями сканера, даже в зачаточном состоянии. Ледяная Леди не могла пожаловаться на собственную проницательность, но соревноваться с Айденом было бессмысленно и бесполезно. Оставалось только молча позавидовать лорду-претенденту десятого ранга и беззаботно улыбнуться:
– Чем же еще заниматься женщинам?
Всего два взгляда. Один, короткий, в сторону Айзе. Второй, намного более церемонный и многозначительный, прямо в глаза Вивис.
– Рапорт будет представлен вам в скором времени, леди.
– Почему не сейчас?
– Я должен закончить одно дело. А после этого предстану в ваше полное распоряжение.
То есть на какое-то время займется тотальным контролем ситуации и не позволит совать нос в свои планы? Это так прозрачно… Но он откровенен, а значит, настроен решительно и перечить не стоит. Пока, по крайней мере.
– Я подожду.
С другой стороны, все складывается как нельзя более удачно. Если Айден будет отвлечен «своим» делом, ничто не помешает заняться сомнениями Айзе еще тщательнее и…
– Адъютант, вы мне нужны.
Вот так всегда! Только построишь далеко идущие планы, кто-нибудь разрушит их еще в зародыше.
Но да, он не мог не уловить возникшую слабину, иначе не назывался бы лордом-претендентом. И если судить совсем уж строго, ранг значения не имеет. Потому что Айден Кер-Кален – единственный идеальный кандидат. И его счастье, что остальные этого пока не признают.
– С вашего позволения, леди.
Это наверняка хитроумное многоходовое построение, просчитанное по меньшей мере на три варианта развития каждой ситуации, как и полагается по классике. Партия, в которой любой фигуре, независимо от ее возможностей и положения, предписана своя роль, четкая, не обсуждающаяся и эффективная. Да, именно так. Разве может быть иначе?
С Айденом? Нет, никогда. Однако больше всего прочего Вивис опасалась совсем другого объяснения творящемуся безумию.
Что, если все поступки лорда-претендента на самом деле вытекают из мимолетной прихоти? Тогда о последствиях можно только тревожиться.