Глава пятая. Сговор
А эту главу лучше читать, ничего наперёд не зная. Так будет интереснее. Тем более что про Отрантурию нам всем уже стало более менее понятно. По крайней мере мы теперь знаем, что она возникла хотя и после Библейского потопа, но задолго до бронзового века. Аномальное явление в истории, не правда ли? Но, как говорится, слухом Земля полнилась. А что такое слухи, как не отголоски правды? Да и бывает ли дым без огня – вопрос спорный…
Братья заговорщики
Амир Кривоглазый и Дарсин Лысый (то есть те из королевичей, что сами величали себя ясноокими да светловолосыми) дружить начали лет с пятнадцати. Хотя, по меркам самих же королевичей, дружба у них была сугубо условная. А точнее, не от души она была, их дружба. Не потому они дружили, что им это приятно было. А потому, что оба ненавидели остальных своих братьев. Другие же королевичи, в основной своей массе, даже не задумывались над тем, мил им кто-либо или не мил. И вообще не размышляли над вопросом, а чего они, собственно, в своей жизни добиться хотят. Правим, дескать, своими уделами, живём на всём готовом в своё удовольствие, дерёмся иногда друг с другом ради потехи, чужаков со своих земель сгоняем – чего ещё надо?
Разумеется, даже в этом простом неразумении братья лукавили. На самом-то деле все они очень не хотели, чтобы кто-то из них надо всеми возвысился и всех заставил себе подчиняться. Только создать иммунитет от этой напасти – возможности единовластия во всей стране – на это тридцать восемь братьев-королевичей оказались не способны. Честно говоря, они даже и думать над этим не хотели. Зато Дарсин с Амиром ночами не спали, ломая голову над сим великим вопросом – как найти верный способ всех остальных закабалить и сделать орудием своих замыслов. Отсюда и дружба их начало брала.
Надо сказать, дружба по такому несчастью – состояние зыбкое, нестабильное. Нередко братья ссорились так, что войной друг на друга шли – с кровью, стоном и пожарами. Потом они, как водится, соглашались на мировую и вновь продолжали плести сети заговора против остальных королевичей. Дарсин при этом был как бы в зачине. Амир всегда его боялся. Был он по натуре трусоват и подл – предать мог в любую минуту. Дарсин знал об этом. И потому держался за Амира обеими руками, понимая, что только с ним он может перехитрить и подмять под себя всех королевичей.
У обрюзгшего к сорока годам Амира, в отличие от сухощавого, жилистого Дарсина, было не мало слабостей, благодаря которым первым из этой парочки завсегда был Дарсин. Амир с детства любил пображничать и сладко покушать. А спорить с человеком явно сильнее себя не то что терпеть не мог – боялся. Больше всего он боялся потерять покой и аппетит себе испортить.
В годы, когда в Отрантурии объявился Кощей, Амир имел солидное брюшко и выбитый правый глаз. Одевался он уже не столь щегольски, как в юные годы, но богато: в собольи меха и яркую парчу. На лошади верхом катался редко, в основном ездил только на охоту. С братьями старался не общаться, но к Дарсину в гости наведывался не реже трёх раз в месяц. Не только потому что Дарсин настаивал на частых визитах Амира. К старшему брату, которого Амир в глубине души немало боялся, его почему-то всё время тянуло. Странно, не правда ли? Бояться человека и в то же время иметь интерес общаться с ним наедине как можно чаще.
Впрочем, многие люди подсознательно всегда ищут дружбы с человеком более сильной натуры. Без Дарсина Амиру становилось и скучно и мятежно одновременно. Словно он терял свой главный жизненный ориентир и не знал, чем заняться. Дарсин же, как говорится, всегда был при себе, отлично зная, что делать в данный момент. С Амиром он даже не советовался – просто обозначал перед ним сформулированную без его участия задачу и переводил внимание Амира на «расслабуху». А поскольку Амир имел особенность весьма заразительно пить и есть, Дарсину нравилось в его компании сытно и не торопясь поужинать, позавтракать и отобедать.
Ростом Дарсин был на полголовы выше Амира. И надо сказать, в габаритах оба брата-заговорщика уступали большинству королевичей, кои в основном получились либо высокие сухопарые, либо ростом выше среднего, но богатырского сложения, либо просто здоровенные и упитанные. Из сорока королевичей по меньшей мере тридцать видом были куда внушительнее и ярче, чем Дарсин и Амир вместе взятые. Только вот какая странная штука вышла – мало приметные с виду заговорщики по сравнению с остальными оказались намного более заметными в разбойных делах и всяких злодейских выдумках.
И когда Кощей, внезапно объявившись, всем дружинам королевичей задал отличную трёпку, только Дарсин и Амир не струхнули. Вернее, виду не подали. В то время, когда основная масса королевичей в растерянности жаловались друг другу на боль и обиду, причиненные Кощеем, предприимчивая парочка обтяпывали дела одно за другим. Причём, никто в Отрантурии и знать не знал о подлом договоре, который Дарсин и Амир тайно заключили с Баюном. Да что там связь с Кощеевым выкормышем! Никто даже и не догадывался о том, что Дарсин и Амир преступно сговорились против всех своих остальных братьев.
Едва Кощеевы драконы спалили нанятую Амиром шайку разбойников, он в этот же вечер явился в усадьбу Дарсина Светлоголового. Старший брат ждал его. Разумеется, он уже знал, чем кончили амировы набежники. И ничуть не сожалел о случившемся. Наоборот, Амиру сразу показалось, что Дарсин злорадствует да ещё и не особенно это скрывает – ишь улыбается, будто язвит.
Но встретив сердитого брата, Дарсин тут же приказал подать только что зажаренного барашка, самого лучшего своего вина и больших сочных груш, кои Амир с детства обожал. Такой приём всегда действовал безотказно. Не подвёл он и в этот раз. Увидев красиво сервированные кушанья, Амир умаслился и подобрел. А выпив с братом на брудершафт и вовсе успокоился.
Братья уединились в плотно запертой горнице – в сером неказистом домике на заднем дворе поместья Дарсина. Устроенные в нём апартаменты явно не отвечали вкусам Амира, привыкшего к роскоши. Обставлены они были, прямо скажем, убого. Однако хозяина нищая скромность обстановки совершенно не смущала. Дарсин вообще всегда старался показать своему братцу, что, в отличие от него, не стремится к «пестроте», как он любил говорить на сей счет. А тот неказистый домик Дарсин считал самым надёжным и безопасным местом в своём хозяйстве.
Амир прискакал к Дарсину к ночи, а окна в горницу и без того были плотно закупорены кусками толстой кабаньей кожи. В горнице стоял уютный полумрак. Стол с едой, разложенной по блюдам из серебра, освещался десятком свечей, горевших в установленном в центре стола бронзовом подсвечнике. Тонкой работы был этот подсвечник – очень искусный мастер отлил его в форме тигра, изготовившегося к прыжку. Амир даже глаз на него положил, хотя и отлично знал, что Дарсин ни за что его не подарит и не продаст: слишком он для него дорог был, символичен.
Поначалу братья неторопливо ужинали в полном молчании. Амир опасался начинать разговор первым: вдруг рассердится Дарсин. Хотя в глубине души Амир и сам был зол на старшего брата. Уж больно ехидная улыбка застыла на его сухих и тонких губах.
Неожиданно Дарсин дружески хлопнул Амира по плечу:
– Не горюй, дружбан. Вчера тебя пожгли, сегодня меня. Кто-то у нас обоих в большом долгу теперь.
Амир с удивлением глянул на Дарсина: и чего это он, шельмец этакий, так спокойно об этом говорит?
– Ты что городишь? – зло буркнул Амир. – Тебя пожгли! Разве не твои люди разорили тот поселок вольных пахарей?
– Ну, положим, это ещё вопрос – вольные ли они были, – Дарсин повернулся к подносу с жареным барашком и маленьким разделочным ножиком принялся сосредоточенно выпиливать кусок. – Это они так считали, что вольные.
Прямо ножиком он отправил себе мясо в рот, смачно сжевал его, потом, сглотнув, продолжил рассуждения:
– Независимые. А если разобраться, кто нынче и от чего независимый? Разве что от своей совести.
– Ага. И чести, – буркнул Амир, поднося ко рту бокал с вином.
Всё-то у него просто, у этого Дарсина. И ведь не придерёшься!
– То-то! – Дарсин многозначительно икнул, повернув острием кверху десертный ножик с кусочком мяса на конце. – К тому же задолжали мне эти свободолюбивые людишки крупную сумму – за охрану их полей от Кощея Бессмертного.
Амир фыркнул прямо в бокал, едва не разбрызгав вино:
– Ха-ха! Знаем мы, как ты любишь охранять от Кощеевых набежников! Не твой ли Кудеяр ловил по деревням разным красных девок с детишками да здоровых парней, чтоб продать баюновым отродьям?!
– А ты не смейся, не смейся, брат, – Дарсин и глазом не моргнул, даже жевать баранину не перестал. – Ежели бы не я, тех пахарей ещё лет пять назад кто-нибудь съел бы. Я на последней сходке круто сказал братанам, что земли Прилесья, которые ни за кем конкретно не числятся, беру под свою опеку – чтоб никто туда не совался. Так что пусть те так называемые пахари, ежели кто из них жив ещё остался, меня в одно место поцелуют. Я не против, если только мысленно.
Амир не выдержал – скривился:
– Да ладно! Тоже мне – головной пахан. Ты лучше скажи мне прямо: не Кудлатый ли сдал Улана Папаше? И что ты вообще думаешь насчет Папаши? Так и будем терпеть?
Тут же прекратив жевать, Дарсин вперился глазами в брата.
Тяжелого прямого взгляда Дарсина Амир страшился, как удара кулаком в челюсть. Поэтому он тут же отвернулся, сделав вид, будто просто потянулся к вазе с фруктами. С полминуты оба молчали, при этом гость напряженно хрустел крепким зелёным яблоком. Наконец Дарсин совладал с собой и ответил по-прежнему спокойно:
– Что касается Кудеяра. Во-первых, не тебе меня обвинять в двойной игре. Ты сам хорошенько вспомни все свои делишки за пределами твоей вотчины. Во-вторых, чтоб твоя душа была довольна – Кудеяра больше нет. Из всей его команды в живых осталось только десятеро. Так что никакой торговли с Баюном не получается, как ты сам понимаешь (после этих слов глаза Амира заблестели радостью. Однако он тут же постарался это скрыть). А в-третьих… В-третьих… А, насчёт Папаши! То бишь господина Бессмертного, – Дарсин прервался, чтобы съесть кусочек мяса и запить его вином. – Сходка когда была последний раз?
– Пять лет назад, зимой, – сухо уточнил Амир.
– Стало быть, этой зимой она опять… Короче, созываем внеплановую сходку. Там и поставим вопрос о Кощее. Что сходка решит, то и будем делать, – и немного покушав и попив, Дарсин загадочно заключил: – Только мы с тобой должны склонить их к одному.
– Война? – с недоверием и затаенным страхом в голосе спросил Амир после минутной паузы.
– Война, – уставившись на одну из свечек, медленно выговорил Дарсин.
Коварный план Дарсина
И снова пламя большого пожара. По улицам пылающих домов мечутся полуголые люди. Красный петух застал их тоже под утро и в постели. Снова всадники, сверкая саблями, ведут охоту на людей. Только теперь они в красных кафтанах и рогатых шапках. В жуткую музыку сливаются вопли их жертв. Отдельные мужчины пытаются сопротивляться, кидаясь на разбойников с дрекольем, топорами или просто вилами в руках. Но тут же падают под ударами сабель и стрел. Всё, как и в предыдущие разы.
Да только на согнанных на площадь юных и красивых пленников внезапно с неба падает большая сетка. Волшебным образом больше ста человек оказываются в этой сетке, которая начинает быстро подниматься в воздух.
Разбойничий атаман без удивления поднимает голову и видит гигантского дракона, который сетку с пленниками тащит в могучих когтистых лапах. От взмахов крыльев пламя на домах словно прижимается к земле, разгорается и гудит сильнее и сильнее. И вдруг настоящая стена огня выстраивается вокруг горящего поселка. Разбойники отчаянно воют и кричат проклятья, сбиваясь на площади бывшего поселка в кучу. Тонко ржут, почуяв близость смерти, лошади разбойников.
А с холма, что в полукилометре от пожара, всё это действо видится одним гигантским умопомрачительным костром, от которого дракон уносит в сетке кучу малу людишек. И смотрит на сие прощальное пожарище тот самый голоногий воин из поселка вольных пахарей Прилесья.
План Дарсин придумал простой и подлый. Амир в глубине души не хотел его принимать, но куда же ему было деваться. А состоял этот план в следующем.
Чтобы взять в Отрантурии верх, Дарсину требовалось не только сделать свою армию самой сильной, но и здорово ослабить армии остальных королевичей. Лучшим способом добиться этого во все времена считалось стравить противостоящие силы между собой. Но тридцать восемь королевичевств – это сила серьезная. Попробуй-ка страви хотя бы половину из них – пупок надорвёшь.
Древние мудрецы, что придумали священные заветы для потомков, всё рассчитали верно. Даже десять сынов короля в междоусобице способны полностью похоронить страну. Но сорок! В цифре этой противовес гражданскому побоищу заложен. Вероятность того, что большая часть королевичей погрязнут в бесконечных войнах друг с другом, при их общем количестве не менее сорока очень и очень мала. Войной увлекутся два, три, пять, шесть, ну семь королевичей. Остальные будут придерживаться нейтралитета и укрепят свои границы. Таким образом, основная часть Отрантурии сохранит свое население, имущество и запасы продовольствия.
А главное – никакой самый хитрый и настойчивый заговорщик ни при каких условиях не сумеет за свою короткую жизнь столкнуть лбами почти сорок своих братьев, оставшись при этом в стороне. Десять, пятнадцать, даже двадцать – ещё можно перессорить. Если иметь к этому гнилому делу великий талант. Больше тридцати – никогда.
Эту истину Дарсин понимал не хуже составителей священных заветов. К тому же он видел среди братьев и тех, кто, как он сам считал, на благородстве и равенстве были просто помешаны. В первую очередь Дарсин возненавидел за это качество королевича Алана, справедливо и по-доброму правившего северо-западным уделом Отрантурии.
Алан, один из самых юных королевичей (лет на 15 младше Дарсина и Амира), отличался не только романтичностью натуры и обостренным чувством справедливости. Прежде всего он был весьма проницателен и оперативен в принимаемых решениях. Дарсина он раскусил сразу, как только из мальчишки превратился в отрока. А если ещё и взять во внимание, что высокий, стройный, физический выносливый и умело фехтующий длинным рыцарским мечом Алан отличался небывалой храбростью (в одиночку был способен броситься на целую ватагу сынов Уйтархатуга или других бродяг), то и вовсе становилось ясно, почему Алан стал для Дарсина врагом номер один.
И не просто врагом, на которого следовало направить самый первый удар. А врагом, реально способным смешать все карты Дарсина с Амиром вместе взятые, включая и главные козыри. Ведь кроме всего прочего Алан обладал тем, что спустя тысячи лет потомки отрантурийцев обозначили словом «харизма». Народ удела, в котором он правил, Алана просто обожал.
Ну представьте себе: правитель молодой, статный, лицом красивый, нравом горячий, но при этом справедливый, благородный на деле, грамотный, со стариками и женщинами вежливый, с детьми и блаженными ласковый, добрый ко всему безобидному, о подданных заботящийся. Другим отрантурийцам о таком правителе оставалось только мечтать. Даже его младший молочный брат Елисар (так вышло, потому что у одной из жён короля-отца не оказалось молока), любимец не только народа, но и всех поголовно братьев (включая даже и Дарсина с Амиром) – даже он во многом Алану уступал. И в первую очередь уступал ему именно в харизматичности.
Впрочем, оказалось, что эта самая харизма вождя нужна далеко не всем гражданам страны. Елисар, будучи очень мягким и добросердечным, не особенно стремился управлять своим маленьким государством, почти во всех делах доверяя своим советникам и старейшинам. К двадцати пяти годам этот совершенно неконфликтный, ласковый «телок» весьма приятной наружности оставался сущим ребёнком, разные забавы для которого были куда важнее государственных дел.
Казалось бы, государство при таком правителе обречено быть растащено по дворам, ослаблено донельзя и при первом же нападении врагов развалено до основания. Да только королевичевство Елисара, наоборот, не то что процветало – слыло самым сильным и богатым во всей Отрантурии. А сам Елисар являлся объектом всеобщего обожания и прославления. Безо всякой харизмы.
Конечно, такого дитятю никто не считал для себя хотя бы каплю опасным. Разумеется, Дарсин Елисару очень даже симпатизировал – самому «пацану», как он иногда говорил Амиру. Что же касается воеводы Елисара по имени Рикас (а по прозвищу Рикас Бесстрашный), то его Дарсин несколько раз тщетно пытался «перекупить» в свой удел. Рикас с гневом отверг все предложения Светлоголового. И Дарсин всей душой его возненавидел.
– Мальчишка, – говорил Дарсин в беседах с Амиром, – сам по себе красивое существо для услаждения души. Отбери у него удел, и он займет достойное его место подле братьев, как будто ничего другого ему никогда и не светило. Но этот бугай Рикас! Пока он жив и способен командовать армией, наш меньшой братишка настроен хорохориться будь здоров как.
В глубине души Амир не очень-то одобрял навязчивую идею Дарсина избавиться от Алана и вздуть Елисара, отравив как-нибудь предварительно Рикаса. Более того, перед Аланом он всегда робел. Но не как перед опасным и сильным врагом, а скорее как перед человеком, внушающим глубокое уважение. Возможно, Алан являлся для Амира неким символом противовеса навязчивой воле Дарсина, в психологическую зависимость от которого Амир попал. Как привыкшая к свежему мясу собачонка, не способная в силу своей природной слабости добывать вожделенную пищу самостоятельно.
Елисар же просто не волновал Амира никоим образом, поэтому затею Дарсина всенепременно самого младшего братца «изловить» и заставить подавать вино к столу Амир воспринимал исключительно как откровенно глупую заморочку, не имеющую ничего общего с настоящим делом.
Но Дарсин считал иначе и на полном серьёзе. С его точки зрения выходило, что исчезновение Елисара из его удела непременно приведет королевичевство в полное расстройство. Рикас обязательно бросится с войском разыскивать всенародного любимца монарха. Этим вполне могут воспользоваться сыны Уйтархатуга, коим Рикас успел хорошо насолить. В отсутствие воеводы с большей частью воинов они постараются разграбить и пожечь плохо укреплённые поселки и деревни королевичевства Елисара. Столица королевичевства недополучит огромное количество провианта и окажется на грани голода.
Вот тогда авторитет Рикаса среди народа серьёзным образом пошатнется. Возможно, дело дойдет до его отставки и гражданской войны в этом уделе. Глядишь – и одна серьёзная преграда на пути Дарсина к воцарению на престол «всея Отрантурии» сломается. Останется Алан, без призывов которого, по разумению Дарсина, прочие королевичи превратятся в стадо тупоголовых буйволов, коих можно запросто по отдельности разозлить и направить друг на друга.
Да, были среди сорока королевичей ещё несколько типов, способных воспрепятствовать осуществлению планов Дарсина Светлоголового. Дерниног Хмурый, к примеру, на всех сходках пытался Дарсина просверлить своими глазищами насквозь и даже потихоньку искал себе союзников для нападения на дарсинов удел. Дернинога можно было назвать даже агрессивным и наглым. Но Дарсин над всеми его потугами только посмеивался, потому как Дерниног с точки зрения Дарсина отличался «слоновьей» тупостью.
Определенную опасность представлял старший брат Обмерман (за глаза его звали Обмерман Камнеглавый: уж больно крепкой была его далеко не умная голова). Вместе с Дерниногом эти два хмурых и свирепых типа явно вели игру против союза Дарсина с Амиром. От набегов их выражено тупоголовой братвы селения уделов Дарсина и Амира страдали и зимой, и летом.
Дело доходило до откровенных сражений, проводимых по всем правилам военной науки. Но если Амир, получивши вести о вторжении Дернинога и Обмермана, закипал, как масло на огне, то Дарсин всегда считал, что в стычках с этими «унтер-пришибеями» его армия оттачивает боевое мастерство. Почти всегда Дерниног и Обмерман покидали владения Дарсина и Амира с позором. Но при этом, не стремясь что-либо в своих армиях изменить, через пару-тройку месяцев нападали вновь – всё также тупо и нагло. Словно терпеть поражение от войск своих братьев было для них в порядке вещей.
Впрочем, на пирах во время плановых сходок эти два бугая всегда терпели поражение от вина. Каждый раз их возлияния заканчивались долгим лежанием под забором сходочной крепости.
Гораздо опаснее этих двоих вел себя Кирпатый Буй, правивший северным уделом. Ибо он никогда не демонстрировал кому-либо своих чувств и не имел привычки лезть на рожон. Зато от него можно было запросто получить сильнейший удар в спину, особенно когда больше всего была желательна передышка. Кирпатый Буй умел как выжидать, так и нападать с размахом. Одно успокаивало в нем Дарсина – его было довольно легко обольстить и подкупить, и дальше сиюминутной выгоды этот коварный хитрец глядеть обыкновение не имел.
Как оценил Кирпатого Буя Дарсин, его расчетливость на нет сводилась коротким умом.
– Скажи Бую: завтра получишь сто динариев, и он всё выполнит, что попросишь. Но если пообещать ему миллион динариев через год – он и пальцем не пошевелит ради таких деньжищ», – говорил обыкновенно Дарсин Амиру про Кирпатого во время застольных разговоров.
Словом, Буй Дарсина не особенно беспокоил. Тем более что, как часто посмеивался Лысый (простите, Светлоголовый), Кирпатый бугай и у него самого имелся. Служил у Светлоголового Дарсина такой силач – начальником приграничной заставы. Его тоже звали Кирпатым. И хотя на самом деле это была кличка, а не родителями данное имя, все в округе были уверены, что Кирпатый он и есть Кирпатый. Бугай! В отличие от Буя. Парень едва не забыл своё настоящее имя – Панкратидар.
Впрочем, произносить его в слух этот сильный и умелый боец особенно не старался: слишком оно было выспренним. И к тому же не соответствовало истинному положению вещёй. Какой из него был даритель всеохватной власти (пан – всеохватный, главный + кратос – власть + дар – дарить), если у него не было ни собственного удела, ни даже имения. Да и не стремился этот добрый по сути воин, призванный защищать Отрантурию от закордонных набежников, к какой бы то ни было власти.
Конец ознакомительного фрагмента.