Министр
Начался апрель, но настоящая весна почему-то не приходила. Всё ещё держались ночные заморозки, а днём совсем по-зимнему валил снег. Редкие солнечные деньки со странной неизбежностью сменялись ненастными.
В тот день с утра все информационные радио– и телепрограммы как главную новость дня подавали сообщения о добровольном уходе со своего поста главного полицейского одного из крупных регионов страны. Бесчинства, учинённые теперь уже бывшими подведомственными ему низовыми работниками, арестованными по тяжкому обвинению, сначала привели к замене их непосредственных руководителей и даже смене вывески учреждения. А вот теперь и главный их начальник, скорее всего не без подсказки из Центра, написал рапорт об увольнении со службы.
Смыслов, принципиально избегавший просмотра телеящика, по давней привычке лишь раз за вечер ненадолго включал информационную программу одного из центральных каналов, а объективности ради несколько раз за день просматривал ленту последних событий в мире на хорошо осведомлённом Интернет-сайте и прослушивал новости на волне популярной FM-радиостанции, тужащейся казаться независимой и непредубеждённой. Вот и сейчас, глядя на экран монитора, он не удержался и зачитал вслух, для помощника, сообщение об отставке регионального силового министра, добавив при этом:
– Вот значит, как закончилась его карьера. А хозяина-то своего он всё-таки пересидел на целых два года!
Сергей, готовившийся как всегда скрупулёзно доложить о добытых им материалах по очередному делу, обстоятельства которого их частное сыскное бюро пыталось прояснить, укоризненно взглянул на шефа. Настроившись на определённое занятие, он не любил, чтобы его сбивали с мысли. Такой уж обладал чертой характера: не доведя до конца начатого, не брался за что-то другое. В целом прекрасное свойство всё же иногда служило помехой в расследовании, если внезапно вырисовывались новые обстоятельства, требующие незамедлительной проработки. Но, в конечном счёте, Смыслов был доволен своим помощником и младшим партнёром.
– Вы как-то помянули этого человека, Андрей Павлович. Говорили, что даже где-то встречались с ним. Но никаких подробностей при этом не сообщили, – из вежливости всё-таки переключился он на затронутую Смысловым тему.
Помимо массы других замечательных качеств, Сергей обладал также и феноменальной памятью.
– Да, как всегда ты прав, Сергей! Когда мы только начинали наше с тобой совместное предприятие, мне встретилось в газете знакомое имя, чем я тогда и поделился, упомянув, что однажды мне довелось контактировать с этим господином. Поскольку к нашим тогдашним проблемам тот случай касательства не имел, ограничился лишь констатацией самого факта.
– А в чём, если не секрет, было тогда дело?
Помолчав с минуту, собираясь с мыслями, Смыслов развернул кресло спинкой к столу и начал рассказ:
– Встреча наша состоялась примерно за год до того, как этого чиновника назначили министром. Если мне не изменяет память, случилось это в 1997 году. Как тебе известно, в то время я работал старшим научным сотрудником одного из клинических отделений Московского института психиатрии. Так вот, тогда ко мне с просьбой обратился коллега по работе, профессор Ткач. Дело в том, что он получил телеграмму от двоюродного брата, отдыхавшего в санатории на Кавказских минеральных водах, в которой тот умолял срочно приехать в связи с возникшей, как выразился родственник, «непонятной ситуацией». Сам же профессор был чрезвычайно занят – готовился к выступлению на пятом Всемирном Конгрессе по биологической психиатрии, который вскоре должен был состояться в Ницце. Ткач, с которым мы были на короткой ноге, убеждал меня отправиться на Северный Кавказ вместо него.
Прежде чем решить: откликнуться на эту странную просьбу или отказать, я расспросил Ткача о личности его родственника, имевшихся у того проблемах. Надо сказать, что помощь попавшим в неординарные переплёты всегда представлялась мне делом и благим, и интересным. Так оно было в прошлом, так, как тебе ведомо, обстоит и сейчас.
Не с большой охотой – ведь речь шла о весьма щекотливой проблеме, но, понимая, что иначе моим согласием не заручиться, профессор поведал следующее.
Его кузен, назовём которого Марком Карловичем, в прошлом вполне благополучный человек, доктор наук, дослужившийся до должности проректора солидного столичного института. Но тут нагрянули разрушительные процессы, из конспиративных соображений именуемые «перестройкой», коснувшиеся всего жизнеустройства страны. Люди, имевшие отношение к распоряжению материальными ценностями, испытали порой непреодолимый искус воспользоваться своими возможностями, скажем мягче, не всегда в интересах общего блага. Марк Карлович с головой окунулся в предпринимательство. Вдруг проявившиеся незаурядные организаторские способности позволили ему привлечь группу состоятельных партнёров и создать частную торговую фирму на базе отчуждённого у института небольшого зданьица, которое и явилось его личным вкладом в уставный капитал предприятия. Тогда многие тащили, что плохо лежит, не отстал от других и наш пострел. Через некоторое время, когда торговля ввозимым фирмой товаром достигла, как он счёл, устойчивого положения, Марк Карлович выгодно продал свою долю партнёрам и стал обладателем серьёзного капитала. Но не всегда большое богатство приносит лишь радость. На почве финансового благополучия он, говоря бытовым языком, свихнулся. Нет, как это обычно бывает, свою роль сыграла и отягощённая наследственность – мама нувориша в своё время странным образом захлебнулась, купаясь в собственной ванне, что создало предпосылки для пересудов родни о сведении ею счётов с жизнью на почве семейных раздоров. Надо сказать, что основания для того имелись: супруг этой несомненно достойной дамы неожиданно воспылал страстью к молодому соседу-актёру. Возможно, то были просто вздорные слухи, но ведь всякие чудеса случаются!
Недуг подкрадывался постепенно, однако поступь его была неотвратима. Как ни удивительно, первыми странности в поведении Марка Карловича заметили не родные, а соседи по даче. Они пожаловались его супруге, Лоре Лазаревне, что до того всегда обходительный и деликатный, тот вдруг перестал здороваться и, более того: взял манеру, отчуждённо отвернувшись, проходить мимо прежде добрых знакомых, не являя на лице даже оттенка расположения.
Лора Лазаревна поначалу приняла экивоки соседей за наветы завистников, которые никак не могут пережить чужого возвышения. Однако вскоре сама убедилась: с мужем что-то не так! Ведь это же неправильно, когда по приходу близкого приятеля и постоянного партнёра по игре в «шестьдесят шесть» начинают выяснять у жены, «кто такой этот мужчина» и «что ему нужно на нашем участке». Дальше – больше. Уже находясь дома, в московской квартире, Марк Карлович взял за правило убирать на ночь под матрац шкатулку с серебряными столовыми приборами, подарок родителей жены к их бракосочетанию, а поутру эти ложки, ножи и вилки, беззвучно шевеля губами, старательно раскладывать на столе, многократно сбиваясь и начиная процесс пересчёта заново. Можно упомянуть ещё ряд вдруг обнаружившихся у Марка Карловича проявлений, не характерных здоровому человеку. Такие, например, как явно слышимые им и неразличимые окружающими голоса. Эти странные голоса в приказном тоне требовали от несчастного предпринять то или иное действие, к которому он уж никак не был склонен и, наоборот, запрещали ему выполнять привычные манипуляции. Дело дошло до того, что супруга стала опасаться отпускать его одного за рулём даже в ближайший от дачи посёлок за продуктами. Тогда-то Лора Лазаревна и позвонила Ткачу, вспомнив о его профессиональной принадлежности.
Конец ознакомительного фрагмента.