© Ольга Постникова, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Притулилась к лугам огородами,
Сиротливая древность села.
Изрубцована память невзгодами,
Впереди – непроглядная мгла.
Как и встарь, ты зовёшься задворками,
Как всегда, не в чести на Руси —
Слепнут избы глухими потёмками,
Бездорожьем увязла в грязи.
Обнесла тебя жизнь величальными,
Поминальную впору запеть.
Только солнце, лучами печальными,
Смотрит в окна, пытаясь согреть.
Разрастаешься споро погостами,
Где буянит сирень по весне,
И под Млечностью вечной со звёздами
Соловей справит тризну… и мне.
Колыбельная для деревни
Засыпает деревня. Укрылась тёмным одеялом, расшитым поверху золотыми звёздами. Вздыхают в сараях о чём-то своём коровы, изредка заполошные петухи почёсываются на нашестах. Чуткие собаки по привычке спят в пол – уха. Могут спать, не беспокоясь. Кому ходить по деревне ночью? По ней и днём мало кому осталось ходить. Два раза в неделю оживляется сиротское движение на улицах, когда из города привозят в магазин хлеб. На два часа, пока не подвезут хлеб, тесный магазинчик превращается в клуб, где встречаются, обсуждают житьё – бытьё. Обсуждения – сезонные. Весной – картошку посадили? Летом – пропололи? Чем жука колорадского, как слово – то роднит с Америкой, травили? И самая животрепещущая летняя тема – сено. Скосили, скопнили, вывезли? К концу августа темы меняются. Выкопали? Сколько? Идёт обмен рецептами на заготовки впрок. Наконец, главные – исчерпаны. Сено – в стогах, за сараями. Картошка выкопана, банки с заготовками – в погребах. Морковь, свёкла, тугие кочаны капусты, редька – пока ещё на грядках. Дожидаются бабьего лета, чтобы набраться от него особой, осенней сласти.
В очередной хлебный день гул в магазине стихает, когда раздаётся долгожданная весть: «Вчера в гаю; ведро опёночков набрала. Моло-о-денькие». С этого дня все в деревне, способные передвигаться, «переселяются» в лесные чащи. У каждого свои заветные места – Стрижки;, Гай, Мишкино болото, Шубинская пристань, Чащобная, Крестовая поляна. Давным – давно нет тех, кто лёгкой рукой окрестил урочища, а названия живут и служат ориентиром, в какое место лесных чащоб идти за белыми, груздями, маслятами, рыжиками, лисичками, матрёшками, волнушками, подберёзовиками, подосиновиками, опёнками.
С утра быстро управляются со скотиной. Коров – в стадо, кур – выпустить, покормить. Телят, коз – на привязь, на лужок. Молоко пропустить через сепаратор. А остальные дела – на потом. Сейчас – в лес, по грибы. Лес щедрый. Хватает всем. И деревенским, и городским, что едут на машинах семьями.
Набродившись по лесу, накланявшись грибкам, пропитанные насквозь воздухом, настоянном на смеси хвои с начинающими опадать листьями, возвращаются грибники с полными кузовами. Пока перебирали, чистили – мыли, консервировали, и вечер опустился. Время скотину обихаживать. Встречать, заводить, кормить, доить. На ужин у всей деревни в эту пору жареные грибы с картошкой. В городе сказали бы под сметанным соусом, а здесь попроще – залитые сметаной, взбитой с яйцами, а сверху – лучком, что зеленеет на грядках. Осень балует в этом году, всего в меру и дождичков, и солнышка. Палисадники радуют глаз разноцветьем георгинов, астр, цинний, флокс.
В эту пору деревне не до телевизоров. Поужинать, да до кровати добраться. Проходит мимо то, от чего корёжится мир за околицей. Дефолты, падающие котировки акций, нависший над миром кризис. Пересчёт мужей – бывших, настоящих и даже планируемых в будущем – дам, именующих себя нескромно «звёздами». «Звёзд» с их мужьями, что блох на деревенских кошках – не счесть. Зачем и трудиться?
Засыпай спокойно, деревня. Устрой поудобнее натруженные руки с бугорками вен, завязавшихся узелками, и засыпай. Твоим инвестициям, что вкладывала всё лето, не разгибая спины, в землю, ничего не угрожает. Земля отплатила хорошим урожаем. До погребов кризис не доберётся. Ценных бумаг, за которые можно попереживать, что упадут в цене, здесь, отродясь, не было.
Хотя… вру. Были. Дали тебе в конце прошлого века по десять гектар земли, со всеми полагающимися бумагами, украшенными гербовыми печатями. Только адреса не указали, где она находится. Потыркалась ты по разным кабинетам со своими сертификатами и сложила их аккуратно под божничку. Места не пролежат.
Бумаги – не пролежат. От них ни прока, ни убытков, но стали приходить налоговые извещения. С каких доходов платить? Тут купцы подвернулись. Скупили всю землю вместе с сертификатами. В разных местах, по-разному, где – по сто рублей за гектар, где и по четыреста отвалили. Они побашковитее тебя оказались. Сумели и адресами разжиться, и техникой, что к ней должна была прилагаться. А ты, деревня, засыпай. Яко благ, яко наг.
Золотой лодочкой месяц выплыл на середину небес. Единственный для твоих улиц светильник в тёмное время суток. Плывёт себе, покачиваясь средь звёздных бликов. Не оттуда ли доносится божественная мелодия убаюкивающей тебя тишины? Завтра тебе, деревня, снова вставать до света, чтобы не выпасть из привычных забот. Город, не понимая, называет тебя спившейся, деревня. Не спившаяся ты – распятая. Но и, умирая, не расстаёшься с тем, что извечно было смыслом твоей жизни. Хлеб свой добываешь в поте лица. Как знать, может, потому и мечется город в поисках смысла, что стал бояться пота?
Уснула, наконец. Ну, спи, спи спокойно. Ты помнишь всё, что было. Понимаешь всё, что есть и знаешь всё, что будет. А будут – выборы. К выборам, может быть, в магазин завезут селёдочки. Неплохо бы к картошке хорошей – то селёдочки.