Глава вторая
Есинька меж тем все еще подергивала конечностями. Скрутившая ноги и руки корча, степенно оступая, словно утягивала за собой и саму жизнь из девушки. Сияние теперь уже густо смаглое продолжало рывками вибрировать, вероятно, также захлебываясь кровью текущей сразу изо рта и носа Есиславы. Яркое, ноне прямо-таки золотое полыхание наполнило разом весь лес и резво проявившийся в нем Стынь шагнув к юнице, в доли мгновения подняв ее на руки, прижал к груди.
– Стынь?! – взбудоражено дыхнул возникший мигом позже Круч и вскинув голову изумленно оглядел раскинувшийся в вышине над кронами деревьев дымчато- плетеный, точно из волоконцев тончайших растений блекло-зеленоватый щит, с разбросанными по его сквозному полотну махами голубыми колокольцами. – Как ты сюда попал?
– Пришел, как ты понимаешь не без помощи нашего Отца, Господа Першего, – мягко отозвался Стынь, и с теплотой взглянул на того, кто был ему не менее близок чем Крушец. – Круч, посмотри Еси умирает, – болезненно добавил он, и долгим рукавом черного сакхи смахнул с лица девушки юшку и кровавую пену. Торопливо приложившись губами к ее лбу, и тем вдавив смаглое сияние лучицы в глубины головы юницы.
– Умирает, – тревожно прозвенел, моментально став высоким голос Круча и он немедля шагнув к Стыню, обхватил руками голову Еси да также приник губами к ней, только не ко лбу, а к макушке, единожды с тем коснувшись волос Димурга.
Прошло не больше минуты, когда доселе вибрирующее сияние, выбрасываемое из головы Есиславы, также рывком осело, словно Крушец потерял сознание… отключился… аль ослабил давление на плоть… А может все же сама плоть ощутила подле себя того, кого любила. И той минуты хватило, чтобы Есинька вернулась к жизни, ее тело, судорожно вздрогнув, будто завело биение сердца и колыхание легких. Девушка зримо туго вздохнула, и с перебоем застучавшее в груди сердце, вернуло блекло-белой коже лица рдяной румянец.
Стынь медленно отвел губы от лба юницы и внимательно всмотревшись в ее лицо, по-видимому прощупал.
– Отключилась… Лучица отключилась, – все также тихо молвил Стынь, видимо, страшась спугнуть биение жизни в Есиславе. – Наверно переутомилась.
Он теперь все с той же степенностью воззрился на Круча, не успевшего отвести губ от макушки головы девушки. И у младшего Атефа разком прерывисто затрепыхали тонкие паутинные сосуды, жилки и нервы под кожей лица, очевидно Стынь прощупал и его. Впрочем, вельми грубо, как делал почасту.
Нынче на головах Круча и Стыня, не восседали венцы, а значит, они не были защищены от проникновения в собственные мысли старших. И коль Димургу… тут… в лесу ничего не грозило, то Атеф, как младший, оказывался не огражденным от силы брата.
– Ее не надобно заставлять в такой грубой форме выходить замуж за Омонэква, – протянул неспешно наполняя объемом свой голос Стынь. – Надо было отступить вашим отпрыскам от традиций, не Еси. И потом Круч ты, должен знать девочка уже любит и не может принадлежать иному… Разве она тебе о том не сказывала?
– Любит, – в тоне младшего Атефа просквозило удивление и какая-та вялость, перемешавшаяся с огорчением. Он медленно отпустил голову Еси испрямился и уставился на Стыня. – Нет, девочка мне ничего не говорила. Она мне не доверяет, так как тебе, ибо чувствует мою слабость.
– Это не слабость, бесценный мой малецык, просто ты еще очень юн… дитя.., – трепетно произнес Стынь и переложив девушку на левую руку, протянул правую в направление Круча, и нежно притулил ладонь к его щеке. – Все придет со временем и способности, и силы. – Димург явственно ощущал свою значимость в отношении младшего Атефа и сие не только демонстрировал, но и толковал о том. – Ты итак много добился. Вспомнить лишь, как спас Еси от той дряни, что избил ее… Ты, умничка, умничка, мой милый, дорогой. Одначе, по поводу Еси, замыслы Асила не верны. Он, судя по всему, не ведает о чувственности девочки, потому ты сам… Сам должен ее прощупать, поколь лучица отключена и плоть в глубоком обмороке.
Теперь Стынь переместил голову Еси так, чтобы лицо ее непосредственно находилось под нависающим подбородком Круча. Вместе с тем он, слегка обхватил подбородок Атефа правыми перстами, наклонив его голову, таким побытом, что взор Бога мгновенно упал на лоб девушки. И тотчас ромбовидные зрачки в очах Круча, многажды увеличившись, поглотили темно-карие радужки, заполонив своей формой и всю склеру.
– Ты, – погодя дрогнувшим гласом установил Круч, и, оторвав взгляд от лица девушки, переместил его на старшего брата. – Почему любит тебя, Стынь? Разве такое может быть?
– Конечно, может, мой любезный. Ты же помнишь у кого потомство от Владелины, – незамедлительно ответил старший Димург. – Но я к тому не прикладывал усилий, видимо на девочку так влияла лучица. У которой смурь по нашему Отцу не проходит.
– Отец, – полюбовно протянул Круч и широко улыбнулся, вероятно, ощущая ту смурь по Першему и внутри себя.
– Отдай мне девочку малецык… Ей нужен я, – умягчено попросил Стынь и голос его дрогнул, словно он уловил проскользнувшую грусть в Атефе и теперь желал этим воспользоваться, действуя, обаче, лишь в границах соперничества. Тем не менее, стараясь облыжничать младшего брата. Круч, впрочем, торопко мотнул головой, и тем самым стряс со своего подбородка руку Стыня, каковая медленно сползла и притулилась к голове юницы. – Ежели, ты ее не отдашь, – вкрадчиво произнес Димург, и теперь дрогнула и вся его плоть, вроде страшась за удел девушки. – Она умрет. Если не сегодня, так завтра… Разве ты не понял, что Еси убегала от тебя, мой дорогой. Убегала, чтобы погибнуть. Она не желает себя прощать и думает, что является повинной в гибели Дари. Но если ты ее отпустишь, я отнесу ее к Липоксай Ягы, и он сумеет ей помочь… поддержать.
– Липоксай Ягы жив? – взволнованно вопросил Круч, и в очах его блеснула неприкрытая радость, а затрепетавшие перста нежно огладили кожу лба и щек на лице девушки.
– Да, жив, я его спас, – разком и дюже обрадовано пояснил Стынь, понимая, что нашел прореху в Круче и теперь непременно старался ею воспользоваться. – Он жив и ждет Есиньку, так как я обещал ему ее вернуть. Ему и тем дарицам, каковых я сумел укрыть в Африкии. Послушай Круч, коли ты мне отдашь девочку, я отнесу ее к Липоксай Ягы, и подарю ей свою ласку и нежность. И тогда она оживет, я в том убежден. А ты, сможешь приходить к ней всегда когда того захочешь.
– Коли ты ее унесешь, не иначе, укроешь, – разумно отозвался Атеф и чуть зримо усмехнулся, но так по-доброму… благостно, словно уже решил все для удела Есиньки. – Укроешь и мне никогда не пробиться сквозь тот щит, даже если его установишь ты, я уже не сказываю про Отца.
– И не надобно будет биться, – голос Стыня обрел присущую ему властность и силу, в целом, как и вся фигура Бога, став, похоже, многажды крупнее Круча. – Я оставлю тебе проход, укажу, где он есть. И об этом кроме меня, тебя и Отца никто не будет знать. Ибо Отец… Перший… не будет против, чтобы ты приходил к девочке.
– Асил меня прощупает и все о том вызнает, нет в том никакого смысла, – и вовсе почитай прошептал Круч и резко смолк.
Замолчал днесь и Стынь, не смея нарушить думы младшего брата, впрочем уже ощущая, что тот в любом случае пойдет на уступки… надо того дождаться. А Круч с нежностью оглядев покрытое испариной лицо девушки, перевел взгляд и обозрел окружающий их лес. Купно в том гае росли махонистые дубы, каштаны, клены, окутанные мощными ветвями и плотными рядьями зеленых листов. Низкие, одначе, с не менее толстыми стволами дерева на ветвях, которых росли гладкие, кожистые листы с низу буроватые и малость опущенные к долу, прижимисто охватили собой все свободное пространство леса. Деревья, знаемые и не знаемые Есинькой, наполняли своей скученностью весь этот, кажется, даже и природой чуждый край. Верно, в божественном шаге по земле протекал узкий ручей, узбой которого устилали гладкие голыши, а здоровущие валуны охраняющие подступы к нему были опаханы со всех сторон яркими зелеными мхами. Где-то и вовсе близко, в кроне деревьев звонко наигрывали песенные мотивы птицы… долетали до слуха Бога окрики диких зверей живущих в этих лесах и долине. Тихо раздавался гортанно-холодные разговоры манан, так и не понявших почему Алгома не пожелала выполнить повеление Великого Духа и обрести радость иметь семью и такого заботливого, достойного мужа как Омонэква.
– Хорошо, – молвил Круч и глаза его заблестели темно-карими переливами точь-в-точь, как у их общего Отца, Господа Першего. – Я разрешаю тебе, брат, ее забрать. И согласно предписаний соперничества в присутствии Сирин-создания передаю удел Есиславы в твои руки.
Яркий шар почти пурпурного света, нежданно возникнув из ничего, на доли мига наполнил сиянием обоих Богов и плоть девушки, утверждая принятое младшим Атефом решение, и также резко погас. Круч вздел вверх руку, устремляя перста в небосвод, и порывчато ими дернул, тем движением рассекая тугие нити щита созданного Асилом, на самом деле видимый лишь Зиждителями. Пронзительный скрип наполнил не просто весь лес, а, похоже, и всю лощину, так словно раскат грома прокатился слишком низко, и паутинчатый свод вверху над гаем разошелся в стороны, образовав широкий проход. Ибо чрез щит хоть и мог проникнуть Стынь, одначе никак не сумел бы вынести саму драгость, ради которой он и создавался.
– Спасибо, милый мой малецык, – голос Стыня благодарно огладил черные жесткие волосы младшего Атефа, разделенные на два пробора и схваченные в хвосты.
Круч в ответ малозаметно кивнул и в мгновение ока Димург золотой искрой пропал из леса. Атеф, еще немножечко оглядывал медлительно сползающиеся меж собой стенки щита, чуть слышно поскрипывающие и потряхивающие бубенцами, тем самым сообщающие своему создателю о прорехе, а после, благодушно просияв, и сам исчез почитай красной каплей с глаз.