Глава седьмая
Черная кошка и козни дьявола
Ночью слегка подпорченных пленников вновь пользовал знахарь, и к утру они пришли в себя, хоть и стонали оба. Один в голос, другой сжав зубы.
– Ну, слава тебе, господи, оклемались. Будет, что князю предъявить, – выдохнул с облегчением боярин, осмотрев свои стонущие трофеи в холодной, и махнул рукой охранникам. – Ратиша, грузите всех на телегу. Пора князя навестить с подарками. Да целых татар тоже не забудьте, может, добавят чего интересного.
По дороге в княжеский терем отряд Коловрата обогнал медленно бредущую в ту же сторону группу странствующих монахов – человек семь, – в мешковатых рясах почти белого цвета и накинутых на голову черных накидках с капюшонами. В руке у каждого болтался небольшой туесок, не то из коры, не то из дерева, с прорезью в крышке для монет, подвешенный на куске грубой веревки за руку. Шли они босиком, да и рясы у всех были какими-то оборванными. В общем, если бы не одеяние, странствующих монахов вполне можно было спутать с нищими, живущими подаянием.
«Это еще что за заезжие проповедники? – удивился про себя Коловрат, невольно отметив, что монахи явно не были православными. – Чего им здесь надобно?» Но боярин спешил на встречу с князем, а потому, чуть придержав коня, вновь наподдал ему по бокам и не стал долго рассматривать бредущих по дороге путников. Мало ли кто в Рязани бывает, город большой. Со всем миром торгует и сношения имеет. От Европы до Византии и отдаленных стран азиатских. Может, проездом куда следуют. И все же какое-то странное предчувствие, что не зря он встретил этих монахов, закралось в его душу.
Прибыв рано поутру на княжеский двор с телегой, загруженной пленниками до верху, и дюжиной охранников, Коловрат был удивлен неожиданным скоплением народа в этот неурочный час. Преодолев мост и едва въехав сквозь охраняемые ворота в кремль на холме со своим ценным грузом, он обнаружил там боярина Святослава в раззолоченном ферязе с тремя помощниками, одним из которых был толмач Веденей. Коловрат его помнил, довелось уже участвовать в нескольких встречах с иноземцами по воле князя. Рядом он узрел двух священников из ближайших помощников епископа рязанского. Самого епископа, впрочем, не было. Затем разглядел воеводу Богдана, сотника Наума и две дюжины ратников под его началом, выстроенных у входа. Да еще в глубине двора несколько княжеских холопов. Приказчика Даромысла не нашел взглядом.
«Интересно, – подумал Коловрат, разглядывая собравшихся и поневоле пытаясь разгадать загадку скопления людей, – на кой черт столько народа здесь собралось, кого встречают? Приказчика нет, значит, не торговых гостей. Зато есть боярин Святослав, переговорщик с иноземцами, священники, да еще толмач в придачу. Ну, воевода всегда для порядка нужен. Гостей иноземных ждут, что ли? Ну не меня же с пленниками так встречают».
– Будь здрав, боярин, – сказал Коловрат, слезая с коня с помощью своего слуги и обнимая по боярскому обычаю Святослава.
– И тебе не хворать, соседушка, – ухмыльнулся в бороду Святослав, впрочем, без особой радости.
Евпатий давно заметил, что Святослав человек себе на уме. Впрочем, при его должности это было нормально. Должен был боярин в людях разбираться и тайны княжеские хранить. Потому даже друзей близко не подпускал, а Коловрат ему и не был близким другом, хоть и роду боярского да из богатеев знатных. Только соседом, с которым виделись они лишь у князя по делам да на пирах. Но и там Святослав меду пил немного и особо не откровенничал.
– Ты какими судьбами здесь? – поинтересовался Святослав.
– По приказу воеводы, – кивнул Евпатий стоявшему чуть поодаль Богдану, – привез пленников, что в недавней поездке захватил. Велено было их сегодня утром князю представить для разговора.
– Аж к самому князю? – усмехнулся Святослав. – И кого же ты там поймал? Черта, что ли?
– Почти, – не торопился обижаться Коловрат, – татар захватил, что по нашим землям в чужом обличье шастают да народ баламутят. Ну и еще одного из предателей.
– Татар? – сразу перестал смеяться Святослав и внимательно пригляделся к пленникам, на рубахах которых виднелись кровавые подтеки. – Да ты, я вижу, побеседовал уже с ними? Живы хоть?
– Побеседовал немного для порядка, – начал оправдываться Коловрат, – чтоб не с пустыми руками являться ко двору княжескому.
– Узнал что? – понизил голос боярин, сделав даже полшага вперед.
Но в этот момент по толпе собравшихся на крыльце пронесся приглушенный ропот, и боярин умолк, а Коловрат, обернувшись, с удивлением заметил, как в ворота княжеского кремля, истово крестясь во все стороны, входит группа тех самых странствующих монахов, которых он едва не принял за нищих.
– Это чего, – удивился Евпатий, невольно покосившись на помощников рязанского епископа, которые, узрев прибывших, развернулись и ушли внутрь, едва не плюнув на землю, – этих гостей, что ли, ждете?
– После договорим, боярин, – прекратил разговор Святослав, возвращаясь назад, – тут другие дела начинаются.
– Уводи своих пленных в холодную к князю, – приказал воевода Богдан, махнув рукой в сторону телеги, – да побыстрее. А сам потом в палаты приходи. Если Юрий дозволит. Разговор твой позже будет.
Коловрат молча кинул не стал вдаваться в лишние расспросы. По его знаку ратники выдернули пленников из телеги и быстро уволокли в левое крыло терема, где имелся ход под землю, уже хорошо знакомый боярину. Не раз там бывал по службе. То с князем, то с воеводой. Подвесив пленников к столбам, Евпатий оставил их там под охраной, а сам по тайной лестнице, что вела в княжеские палаты, быстро поднялся наверх. Он пока не понимал, что происходит, и очень хотел поприсутствовать на встрече князя и странных нищих монахов, которых здесь встречали с таким почетом. «С чего бы Юрию, князю рязанскому, принимать таких нищебродов? – удивлялся Евпатий, перескакивая со ступеньки на ступеньку и придерживая меч, чтобы не хлестал по ногам. – Да еще не православных. И помощники самого епископа здесь, хотя и без него. Видать, тут какая-то политика намешалась. Надо бы узнать, в чем дело. Авось, князь дозволит».
Оказавшись у входа в палаты, где князь Рязани обычно вел переговоры с иноземцами, Коловрат понял, что еще не опоздал. Странствующих монахов не было, значит, встреча не началась. Сам Юрий сидел на почетном месте в парадном облачении, как будто принимал важных послов, а по правую руку от его резного раззолоченного трона стоял боярин Святослав с толмачом и помощниками, что-то быстро нашептывая в ухо князю. Никакого стола с яствами перед собравшимися не было, значит, разговор предстоял хоть и важный, но не располагавший к дружеской застольной беседе, а значит, и не очень долгий. Так, во всяком случае, подумалось Евпатию.
По левую руку от Юрия виднелись воевода Богдан и люди епископа рязанского. Перед князем, на полшага в сторону и за спиной, расположилось не меньше дюжины охранников, рассредоточившись. Они были здесь всегда, сколько бы гостей ни прибыло, разве что князь сам их удалял в силу секретности разговора и доверия к гостю.
Пройдя сквозь охрану, которая по знаку князя пропустила его внутрь, Коловрат приблизился к Юрию.
– Здравствуй, Евпатий, – приветственно кивнул ему князь, – рад видеть. Наслышан уже от воеводы и Святослава про твои подвиги. Ну, раз и ты здесь, тоже зайди, послушай, о чем эти заезжие проповедники толковать будут.
Коловрат хотел ответить, но не успел.
– Не нужно было, князь, их и вовсе принимать, коли епископ в отъезде, – неожиданно подал недовольный голос один из священников, – не православной веры они. Нечего и слушать. Одно слово – папежники[4].
– Кто же знал, что епископ в отъезде будет, когда эти доминиканцы явятся, – ответил князь, хмуро поглядев на священников.
– Так, может, они специально подгадали так, чтобы к тебе напроситься, – продолжал гнуть свою линию священник, – прознали, что епископ уедет.
– Может, и так, – ответил спокойно князь, – так что с того?
– Был бы епископ на месте, может, и отговорил бы тебя вовсе принимать их, – пробасил священник. – К чему лишние разговоры с папежниками? От них одно лукавство исходит, на которое многие слабые духом соблазняются. Вон какая смута по краю Новгородского княжества творится от их речей. Кровь льется.
– Лукавство в окрестностях Новгорода не токмо от речей творится, но и от мечей братьев-рыцарей орденских, – ответил князь Юрий. – Хотя прав ты в главном, с речей прелестных все начинается. Но идут эти папежники из самого Владимира от великого князя да с его разрешения. Удивляюсь я такому добросердию великого князя нашего к латинянам, а потому особливо нам послушать надо, чего хотят, хоть и без епископа. Вера наша православная слабее оттого не станет.
Священник еще что-то недовольно пробурчал что-то себе под нос и умолк.
– Иди, Евпатий, – приказал князь поневоле застывшему возле него боярину. – Вон там в уголке посиди. А потом и с тобой, даст бог, потолкуем. Есть о чем.
Евпатий поклонился и молча проследовал в угол помещения, пристроившись за деревянной колонной, искусно украшенной позолотой и узорами. Рядом с ней, в глубокой нише у окна, узкой бойницей тянувшегося к потолку, стояла небольшая лавка с резными ножками и сидушкой, расшитой золотой нитью. Оказавшись за спинами собравшихся в княжеских палатах, боярин вполне мог и присесть. Но остался стоять, все-таки неловко было перед охранниками, что смерили его подозрительным взглядом. Лишь скрывшись за колонной на всякий случай, чтобы никто из прибывших его в лицо не увидел до срока. Мало ли как жизнь повернется, – среди монахов тоже шпионов римской веры было немерено. Поди разбери, кто из них честно Богу молится, а кто бродит по дорогам Руси, чтобы сведения собирать для своих хозяев, да ордена рыцарские ими потом снабжает. «Когда мимо проезжал, эти странные монахи вроде в землю смотрели да молились из-под своих накидок, – подумал Евпатий без особой уверенности, прячась за колонной, – авось и не разглядели меня».
Едва он спрятался за колонной, как послышался шум, похожий на шарканье босых ног, и в зале появились семеро монахов в белых поношенных одеяниях и черных накидках. Двое из них возглавляли процессию, пятеро шли позади. Едва войдя в зал мимо охранников, монахи откинули капюшоны и остановились в десяти шагах от князя, воздев руки к небу.
– Laudare, Benedicere, Praedicare[5]! – произнес один из возглавлявших процессию. Тот, что был пониже ростом, но пошире в плечах своего соседа. И, поклонившись, пробормотал еще несколько слов по-латыни, трижды перекрестившись. Странствующий монах был коротко подстрижен и округл лицом, на котором светились узко посаженные глаза. Быстрым и цепким взглядом, который не укрылся от Коловрата, монах окинул помещение, пересчитал охранников и, расплывшись в благостной улыбке, воззрился на рязанского князя в ожидании ответа.
Стоявший рядом с ним долговязый монах неожиданно заговорил по-русски с едва заметным акцентом, оказавшись толмачом доминиканцев. Веденей, которому предстояло показать в переговорах свою ученость, переглянулся со Святославом и слегка загрустил.
– Да пребудет великий государь рязанский Юрий и все его семейство в добром здравии. Юлиан, приор нищенствующего ордена доминиканцев, просит тебя о милости во имя Господа нашего Иисуса Христа.
При этом говоривший слегка коснулся туеска с прорезью для монет.
– Милостыню, что ли, ему подать? – не удержался от ерничества рязанский князь. – Это можно. Рязань – город богатый. Не обидим.
А отсмеявшись, добавил:
– Ну, говори прямо, зачем пришел.
Монах-толмач слегка напрягся, но, пропустив колкость мимо ушей, кратко перевел ответ Юлиану. Сделал он это, видимо, опустив ненужное, и, выслушав ответные слова приора, продолжил свою речь:
– Приор Юлиан давно странствует босым в окружении братии по землям Руси. Он бывал во многих княжествах и городах, где доминиканцев и веру латинскую принимают благосклонно. От Киева до Владимира.
Стоявший подле князя православный священник чуть не плюнул с досады. Но промолчал, едва сдержавшись.
– Летом прошлого года дошел он даже до поселений племени мордвы, где проповедовал учение Иисуса на берегах реки Волги. Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович дал ему на то свое разрешение.
«Прыткие проповедники у римского папы, – подумал Коловрат, услышав рассказ о путешествиях, – уже и с великим князем о делах своих договорились. О чем же он думает, пуская к себе эту гидру? Али лукавит толмач?»
– Кого на мордву пускать, то дело великого князя, его земли, – нахмурился Юрий, услышав такие речи. – Ты скажи лучше, какая печаль вас ко мне привела?
Услышав ответ, толмач задержался с переводом и попросил повторить вопрос. Видно, его познания в русском наречии были не столь полны. Тут в дело вступил Святослав.
– Разреши, княже, и моему толмачу слово ради тебя молвить. А то стоит без дела, как истукан.
Конец ознакомительного фрагмента.