Часть 2. Запятые
«Жизнь это не спектакль и даже не праздник – это дилемма». (Сантаяна)
«В некий год, в первый час по двудесятому дню последней луны года, в час Пса оставили мы ворота. И я начинаю описывать понемногу обстоятельства нашего странствия…»
(Ки-но Цураюки. Дневник путешествия из Тоса в столицу)
1
Что у меня от него осталось?
Красная точилка для карандашей в виде английского почтового ящика – эксклюзивный столбик у меня на столе, брелок, альбом о Лондоне, открытка отеля Conrad в Стамбуле.
Я ему ничего не оставила.
Только сотню своих писем и воспоминаний.
Третий концерт Рахманинова…
Музыка, струящаяся как жизнь.
Или жизнь, летящая как музыка.
Мы мечтали вместе какое-то время.
Это так важно иметь человека, который бы мог разделить твои мечты.
Здравствуйте.
2
Их было двое.
Но каждая чувствовала себя отдельно, потому что жила отдельно. Каждая в своем мире.
За окном идет снег. Город переполняет слякотным хлюпаньем машин свои легкие, на улицы опускается полумрак бесконечно длинной зимы. Нечего ждать. Нечего видеть. Холодно и пусто. Жизнь иногда пугает тем, что за оградой и тишиной неизвестности может ничего не оказаться – никакого будущего.
Курящиеся палочки, жужжащий компьютер. Улетай из этого туманного мира. Улетай.
В том, где она жила было темно. Она никогда не выходила из своей темницы. Никто не знает, почему ее держали там – возможно в этом были какие-то политические причины, или просто неким людям не хотелось, чтобы они встретились. Эти две женские половинки одного существа. Они не были Инь и Янь, они не были солнцем и луной, просто у одной из них никогда не было сил и желания задуматься о жизни, а у второй – сил и желания жить.
Они делились этим друг с другом, они перетекали друг в друга, и та, бившаяся от отчаяния в своем искусственном заточении время от времени понимала всю тщетность желания слиться с миром, потому что этого никогда не произойдет.
Чего?
Соединения.
Тебе будет слишком грустно с теми, кто не в состоянии разделить это душно-погруженное мечтательство. Она была переполнена им. У нее были книги. У нее был компьютер. Она никогда не выходила за пределы своего владения – ей было это неинтересно.
Уже неинтересно.
Суета сует, все это суета, говорила она себе и продолжала докапываться до источника вещей, которые открывались только внутри неизведанного человеческого существа, а иногда происходили, так как она этого желала.
Та, вторая ее половинка, следовала им. Неизбежно, глупо, но словно марионетка, прикрепленная к веревочке, следовала. В том как встречала мужчин, в том, как их оставляла, в том, как не могла найти себе места, все время чувствуя на себе незримый взгляд другого человека. Ей было страшно.
Иногда.
Ее мучили кошмары.
Но она знает, что однажды что-то случится, и жизнь больше не станет чудить своими двойными превращениями. Она, наконец, устала и от этой шизофрении мира.
Я тихий сосредоточенный голос. Я многое знаю. Я знаю, как восходит солнце, и как пробуждаются ростки. Я знаю, как была создана вселенная и что такое человеческое сердце. Я знаю границы человеческого сознания в их безграничности создавать новые миры и верить в них. Я знаю чудо любви и ее силу. Я знаю могущество веры.
Я только не знаю, за что ты держишь меня здесь, Господи…
На подоконнике растет и упругими мясистыми листами проталкивает себе жизнь алое. Для него есть смысл, – а вернее он об этом не задумывается. А для тебя? Наблюдать за ЕЕ жизнью? Да нет. Ее жизнь предопределена столькими многими обстоятельствами. Но скоро зима. Зимой вы обычно вместе. Вы подползаете друг к другу, словно не существует той силы, которая была бы способна вас разлучить.
Конец ознакомительного фрагмента.