Глава 1
Канун и начальный период колесниковского восстания
В 1918–1919 гг. Воронежская губерния являлась ареной ожесточённых боев между частями Белой и Красной армий. Исход развернувшегося вооружённого противостояния во многом зависел от того, какую позицию в нём займет местное крестьянство. Оно, как ив 1918 г., предпочло поддержать революционную власть, давшую ему землю и новую, советскую форму самоуправления. Белая армия не нашла опоры в местном крестьянстве в силу ряда факторов, из которых наиглавнейший – это отсутствие у белых определённой программы по решению насущных российских вопросов, в том числе такого важного для крестьян, как земельного. Это, в свою очередь, давало основание воронежским крестьянам видеть в белогвардейцах сторонников прежних, дореволюционных порядков. Политика жёсткой военной диктатуры, проводимая белыми на занятой территории, только усиливала негативное восприятие белой власти в крестьянской среде. Как следствие, к исходу 1919 г. при широкой поддержке местного крестьянства красным частям удаётся окончательно вытеснить белые войска с территории губернии.
К исходу 1919 года в Воронежской губернии серьёзно обостряется продовольственная проблема. В результате троекратного пребывания на территории губернии белых войск, а также концентрации значительного количества вооруженных сил Красной армии, столько же раз прошедшей туда и обратно по воронежским уездам, продовольственные запасы, находящиеся на складах губернии, совершенно иссякли[1]. Меж тем многочисленные красноармейские части, расквартированные по воронежским волостям, жители уездных центров стали испытывать всё большие затруднения с продовольствием и фуражом. Как доносил из Валуек местный начальник гарнизона: «Для довольствия войск и городского населения муки не имеется, крестьяне же хлеба не подвозят»[2].
Стоит отметить, что ещё в феврале 1919 года губернский продкомиссар Ромащенко обращался в Наркомпрод, прося о ввозе хлеба из других губерний, мотивируя это тем, что «все запасы в губернии иссякли и довольствоваться войскам и населению было нечем». Однако, несмотря на обращения в высшие инстанции, продовольственная проблема продолжала обостряться. Городское население по-прежнему голодало[3]. Хотя выдача хлеба и других продуктов производилась по карточкам, часто недоставало хлеба для выдачи ¼ фунтового пайка[4].
Продовольственное положение в других губерниях РСФСР было не намного лучше. Приняв это во внимание, советское правительство в начале 1920 года издаёт специальное постановление об изъятии хлебных излишков у крестьянства. Стоит добавить, что продразвёрстка явилась отнюдь не единственной чрезвычайной мерой в борьбе с продовольственным кризисом. В дополнение к ней советским правительством было выпущено постановление, дававшее Наркомпроду и его агентам на местах исключительные полномочия по проведению мероприятий по изъятию у населения хлебных излишков и их рациональному использованию[5].
К началу лета 1920 года в Воронежской губернии продовольственная проблема принимает статус первоочередной. Рассчитавшись с государством по продразвёрстке, многие воронежские крестьяне влекут голодное существование. Ввиду надвигающегося голода выезжает на Дон 20 % населения некоторых волостей[6]. Совслужащие из-за отсутствия продовольствия оставляют службу в волисполкомах и сельсоветах. В середине июня в нуждающиеся волости направляются специальные Комиссии, которые должны были немедленно заняться самоснабжением, т. е. обеспечением продуктами голодающих за счёт излишков, взятых у крестьян достаточно благополучных районов. Комиссии работают под строгим контролем агентов уездных продкомов и в первую очередь снабжают семьи красноармейцев, вдов и сирот, а затем и остальное население. Правда, такой порядок производится только в северных волостях губернии. В южных же волостях, где ситуация с продовольствием была особенно трудной, снабжались только семьи красноармейцев, не занимающихся хлебопашеством, рабочих, вдов и сирот[7]. В связи со значительным сокращением запасов хлеба уездные продколлегии запрещают практиковавшуюся ранее выдачу хлеба населению по карточкам. Теперь хлеб выдаётся только служащим и рабочим по спискам[8].
Между тем губернские и уездные продорганы обеспокоены больше не надвигающимся голодом, а плановым выполнением продразвёрсток. В волисполкомы и сельсоветы одно за другим шлются постановления, в которых местным органам власти приказывается принять самые энергичные меры к выполнению различных повинностей. Также данные документы предупреждают, что в случае халатного отношения или разгильдяйства со стороны волостной и сельской администрации в деле выполнения продовольственных повинностей, «последние немедленно будут уволены со службы и подвергнуты самой строжайшей мере наказания по законам революционного времени вплоть до отправки в концентрационный лагерь»[9].
В то же время в уездные исполкомы всё чаще начинают поступать жалобы на незаконные действия продотрядов по отношению к местному населению. Согласно этим жалобам, продотрядчики отбирали у крестьян скот, хлеб, соль, личные вещи под предлогом того, что последние являются укрывателями хлеба[10]. Реквизиции производились без соответствующих на то документов, и никакие акты и протоколы не составлялись[11]. Также среди продармейцев и их командиров часто наблюдались пьянство, бесцельная стрельба, хамское отношение к местному населению. Нередки были и случаи насилия по отношению не только к крестьянам, но и к сельским властям[12]. В ответ на крестьянские жалобы уездные исполкомы рекомендуют руководству продкомов принять самые решительные меры к искоренению подобных перегибов – реорганизовать всю агентуру продармейцев, ввести жёсткую дисциплину и судебную ответственность за противозаконные действия.
Но, несмотря на неоднократные предупреждения, со стороны продагентов и продармейцев продолжают замечаться действия, «резко отклоняющиеся от их прямых обязанностей». В связи с этим уездными ирод комами выпускается серия чрезвычайных документов. Так в приказе № 28 Острогожского упродкома в частности говорилось: «Объявляется, что в случае проявления злоупотребления тем или иным лицам… виновный, не считаясь с занимаемой должностью, будет немедленно административным порядком посажен под арест для дальнейшего предания суду по инстанциям по степени важности преступления вплоть до предания суду военно-революционного трибунала… Никакого снисхождения и смягчения к виновным применяться не будет. Каждый продработник пусть запомнит твёрдо, что настоящий приказ является последней мерой пресечения массовых злоупотреблений. Подтверждается, что к виновным будет применена высшая мера наказания»[13].
Однако жёсткие и суровые приказы не могли полностью оградить воронежских крестьян от произвола продотрядчиков. По-прежнему сбор продразвёрстки во многих воронежских сёлах сопровождался беспрецедентным произволом продагентов. В Валуйском уезде, например, при упродкомиссарах Чарском и Жаворонкове практиковалось полное изъятие всех запасов продовольствия, а не только одних хлебных излишков. С невыполнившими продразвёрстки поступали чрезвычайно жестоко: например, обливали водой на морозе, публично избивали, производили полную конфискацию имущества крестьян, уничтожали их жилища, отбирали племенных лошадей[14]. Тот же вопиющий произвол, сопутствовавший сбору продразвёрстки, отмечал и видный губернский коммунист Бузунов в своем докладе специальной комиссии губкома, занимавшейся борьбой с «бандитизмом». В нём он, в частности, сообщал, что «…срочность и жестокость заданий наркомпрода по выкачиванию хлеба у крестьян, отсутствие его запасов на складах и необходимость обеспечить бесперебойное снабжение Красной армии и городского населения побуждали продовольственных работников и в других уездах на применение крутых мер, иногда даже жестоких и несоответствующих выполнению продразвёрстки. Так как продразвёрстка больно ударила по благополучию зажиточного слоя деревни, он поднял голову и стал открыто проявлять к соввласти враждебное отношение…»[15]
Таким образом, следует признать, что наличие среди продовольственных агентов заведомо недобросовестных и корыстных людей только усиливало негативное восприятие местной власти в крестьянской среде. Как отмечал тот же Бузунов, «в период продразвёрстки отношение крестьян середняков и бедняков повернулось против советской власти, так как продовольственные агенты забирали не только излишки, а всё дочиста»[16].
В июле 1920 года в южных и юго-восточных волостях Воронежской губернии начинается сбор яровых. Но из-за обрушившейся на эти районы засухи воронежским крестьянам удаётся собрать лишь часть намеченного. Например, в Острогожском уезде из запланированных 55 тысяч пудов хлеба было заготовлено за весь июль только 30 тысяч[17]. И для крестьян, и для советских органов становится очевидным то, что выполнить новую продразвёрстку в сложившихся условиях будет практически невозможно[18]. Предвидя предстоящие трудности с продовольствием и, как следствие этого, рост спекулятивных цен на него, упродкомы совместно с милицией и караульными ротами приступают к ликвидации в уездных городах и слободах губернии базаров. Свободно торговать нормированными продуктами теперь запрещалось[19]. На закрытие базаров местное население отреагировало резко негативно, а в слободе Россошь эта акция советских властей привела к трагическим последствиям.
9 июля в район слободы Россошь прибыл продотряд из Воронежа. На следующий день продармейцы появились в хуторе Мамон, где они должны были реквизировать в пользу продразвёрстки хлеб. Но в хуторе продотрядчики смогли собрать лишь небольшую часть зерна от запланированного. Между тем базар в Россоши был полон хлеба. Командир продотряда решает разогнать базар. И в ближайший субботний день на торговой площади Россоши, полностью заполненной народом, появились воронежские продотрядчики. На их требование расходиться местные торговцы ответили резким отказом. Из толпы в ирод армейцев полетели камни. Продотрядчики тут же открыли огонь. В результате один человек был убит и один ранен. Для того, чтобы избежать возмездия разъярённой толпы, продотрядчики были вынуждены в тот же час оставить Россошь. Для усмирения непокорных россошанцев через некоторое время в слободу прибыл отряд ВОХРА[20].
В середине августа 1920 года, невзирая на низкие показатели сбора яровых, продовольственные комитеты южных уездов губернии заявляют о начале новой продовольственной компании. Для координации предстоящих продовольственных работ в тех же уездах создаются уездные продсовещания, состоящие из председателя уисполкома, председателя укомпарта и упродкомиссара[21]. В течение второй половины августа продкомы для своих уездов разрабатывают продовольственные развёрстки. В начале сентября данные хозяйственные документы утверждаются упродсовещаниями и в порядке боевого приказа рассылаются по волостям для уведомления отдельных хозяев. На данные расчётные операции ушла одна неделя. В итоге работы по выполнению новой продразвёрстки начались в южных уездах губернии 10–12 сентября. Закончить их упродкомы планировали к середине октября 1920 г. Для выполнения поставленной задачи губернской властью в короткий срок была проведена мобилизация более трёхсот коммунистов. В помощь им уездные военкоматы выделяют вооружённые отряды красноармейцев (приблизительно по 100 человек от каждого комиссариата)[22].
С началом работ по выполнению продразвёрстки со стороны продотрядчиков опять появляются случаи «перегибов». Продармейцы снова забирают у населения сверх развёрстки хозяйственный скот, лошадей, продукты, личные вещи селян. При этом, как и прежде, представители продорганов применяют по отношению к крестьянам словесные оскорбления и рукоприкладство. Но на этот раз за подобные действия продотряды подвергаются нападениям со стороны местных дезертиров[23].
К началу осени 1920 года настоящим бедствием для Воронежской губернии становится повальное дезертирство, то есть уклонение от службы в рядах Красной армии. Нужно отметить, что дезертирство как массовое явление зародилось ещё задолго до описываемых событий. Продолжительная империалистичекая война, затребовавшая огромного напряжения физических и моральных сил, военные неудачи, общее политическое состояние страны породило усталость масс, наиболее полно выразившуюся в дезертирстве, какого не знала ни одна другая война. Факт общеизвестный, что к моменту февральской революции, когда правительство А.Ф. Керенского взяло на вооружение лозунг «война до победного конца», в тылу армии скрывались по лесам и другим убежищам до 2,5 миллионов дезертиров[24].
С началом гражданской войны дезертирство в России принимает ещё большие масштабы. Во многом этому способствовали не только введение всеобщей военной мобилизации у белых и красных, но и объявший страну продовольственный кризис, а также повальное обнищание и разорение крестьянского населения вследствие военной разрухи. Можно говорить о том, что в ходе гражданской войны среди населения России появилась целая деклассированная прослойка – дезертиры. Представителей этой социальной прослойки отличало прежде всего то, что «война против всех» сделалась для них не только своего рода образом жизни, но и единственным источником средств к существованию[25].
В течение гражданской войны на территории Воронежской губернии нашли себе убежище немало уклонившихся от военной службы. Большая часть этих людей нашла себе пристанище в крупных лесных массивах губернии, таких как Шипов лес. В нём уже в июне 1917 года находилось около трёх тысяч дезертиров из окрестных деревень, именовавших себя «зелёной армией» и вооружённых не только ружьями, но и пулемётами. Когда против шиповской зелёной армии из Бутурлиновки был послан отряд в 450 человек, он был дезертирами разбит и разоружён, причём ими было захвачено около 100 пленных, отобраны винтовки и два пулемёта[26].
Так как в 1917 и 1918 гг. большая часть дезертиров скрывалась в местах, расположенных недалеко от родных сёл и деревень, их продовольственное и материальное положение было более чем удовлетворительным. Дезертиры снабжались всем необходимым через свои семьи. В свою очередь, местное крестьянство, утомлённое войной, сочувствовало дезертирам и оказывало им всяческую поддержку. По этой причине любая борьба с дезертирством на тот момент была малоэффективна, да и к тому же нецелесообразна: «зелёное воинство» первое время не предпринимало каких-либо активных действий против советских органов власти, несмотря на наличие при себе значительного количества оружия и боеприпасов[27].
Но подобное положение наблюдалось недолго: всё резко изменилось в конце 1919 года, когда Воронежская губерния полностью перешла под контроль Советской власти. Для местных коммунистов было очевидно, что окончательно «революционный» порядок в губернии мог утвердиться только после полного искоренения на местах дезертирства, принявшего к тому времени массовый характер. Ввиду этого, одним из первых актов губернской власти, приступившей к налаживанию мирной жизни, явилось образование при губернских, уездных и волостных военных комиссариатах комиссий по борьбе с дезертирством[28]. Стоит отметить, что сама губернская комиссия, в отличие от уездных, начинает работать в полном составе только с февраля 1920 г. Основная её задача была определена как «борьба со всеми видами дезертирства». Исходя из этого, её обязанности заключались в следующем: 1) задерживать отдельных дезертиров, 2) устраивать облавы в местах скопления населения (на базарах, рынках) для проверки документов, 3) устраивать облавы целых деревень, волостей[29].
Примечательно, что с самого начала своего существования комиссии по борьбе с дезертирством довольно интенсивно стали проводить свою работу. Так, например, Воронежская уездная комиссия по борьбе с дезертирством, приступившая к исполнению своих обязанностей 13 октября 1919 года, в первые две недели работы пропустила через себя только добровольно явившихся дезертиров 4095 человек, с 1 по 15 ноября добровольно явилось 1586 человек. Таким образом, всего за первый месяц работы этой комиссии было изъято 5885 дезертиров[30].
С наступлением 1920 года борьба с дезертирством принимает на местах большой размах. На почве поимки дезертиров, укрываемых населением, происходят мятежи в целом ряде сёл. Так, например, в селе Журавка 10 февраля 1920 г. произошло восстание, поводом для которого послужила поимка местных дезертиров и отправка их в Красную армию. Восстанием руководил бывший командир Красников. В конце ноября 1920 г. в Краснянской волости Коротоякского уезда также вспыхнуло восстание, причиной которого явились попытки местных властей силой вернуть дезертиров в армию. Во главе восставших стоял бывший торговец Войтов[31]. Приведённые примеры показывают, что с течением времени дезертирство в Воронежской губернии приняло внушительные размеры и стало, по сути, фактором, оказывающим определяющее влияние на всю социально-политическую обстановку на местах.
Важно отметить, что к середине 1920 г. дезертирство на территории Воронежской губернии по-прежнему оставалось массовым явлением. Так, ещё на 1 июня 1920 г. около десятой части всего военнообязанного населения Богучарского уезда официально числилось в дезертирах, что в общей сложности составляло внушительную цифру-1033 человека[32]. Некоторые дезертиры укрывались в своих сёлах, основная же их часть находила убежище в лесах. Основные места концентрации дезертиров оставались прежними: это и Шиповский лес на территории Павловского уезда, а также леса на юго-востоке Богучарского уезда и на юго-западной границе с Украиной. В этих лесных массивах дезертиры организуют небольшие поселения, состоящие из вырытых землянок и примитивных лесных постелей[33]. Питаются беглецы в основном лесными ягодами и грибами, дикими свиньями, рыбой, а также продуктами, взятыми в близлежащих сёлах. Для варки пищи в лесах оборудуются вмазанные в землю котлы[34].
В августе 1920 г. в пределах Воронежской губернии появляются дезертиры, бежавшие из частей, действующих против барона Врангеля и Нестора Махно. Благодаря этим беглецам жители южных уездов узнают о деятельности и идеологии махновской повстанческой армии. Под воздействием «зелёной» пропаганды в лесах Валуйского, Павловского, Богучарского, Новохопёрского уездов начинают создаваться небольшие вооружённые шайки. В Богучарском уезде, например, появляется шайка под командованием Емельяна Варравы, которая в скором времени становится главным врагом местной советской власти[35].
С усилением работы комиссий по борьбе с бандитизмом в начале 1920 г., с появлением на территории губернии вооружённых отрядов Красной армии, существенно меняется и внутренняя структура «зелёного движения». Дезертиры в целях самообороны начинают организовываться в более крупные формирования. В это же время состав «лесных» отрядов значительно расширяется за счёт местного крестьянства. В основном это были середняки и бедняки, не видящие возможности поправить своё разорённое хозяйство в условиях «военного коммунизма» и вконец разочаровавшееся в лозунгах «революционной» и «контрреволюционной» агитации[36]. По мере оформления зелёных отрядов командные места в них занимают обладающие большим военным опытом люди в лице бывших офицеров, унтер-офицеров, полицейских, милиционеров. Некоторые зелёные отряды, возглавляемые «бывалыми» фронтовиками, мало-помалу переходят от партизанской тактики к активным действиям против Советской власти. В отдельных волостях губернии начинают происходить вооружённые столкновения между подразделениями Красной армии и отрядами «зелёных»[37].
Из уездов Воронежской губернии к лету 1920 года особенно поражёнными «зелёным» движением являлись следующие: Валуйский, Богучарский, Павловский, Калачеевский, Бобровский и Новохопёрский. Меньших размеров «зелёное» движение достигло в Острогожском и Алексеевском уездах. Наиболее спокойными в этом отношении являлись уезды: Нижнедевицкий, Землянский, Задонский и Воронежский, в которых отряды «зелёных» появлялись редко, так как здешнее население с симпатией относилось к коммунистической власти[38]. И это было закономерно: местное крестьянство было по преимуществу бедняцким и всячески поддерживалось местной властью, которая видела в нём своего единственного союзника в борьбе за пролетарский социализм в аграрной по преимуществу Воронежской губернии.
В это же время на территории южных уездов Воронежской губернии начинают появляться повстанческие отряды из Донской области. Эти вооружённые формирования, насчитывающие порой до 300 человек и состоящие в основном из дезертиров и казаков, ведут в пределах своей области настоящую партизанскую войну против советов и красных частей. Уходя от преследования красноармейских отрядов, донские повстанцы всё чаще заходят на территорию Богучарского уезда. Здесь они пополняют свои продовольственные запасы и меняют лошадей. Многие местные дезертирские шайки вливаются в эти отряды[39].
В связи с участившимися рейдами донских повстанцев в Богучарский уезд, на южной границе Воронежской губернии было введено на некоторое время осадное положение. На линии слобода Монастырщина (Богучарского уезд) – слобода Марковка (Донская область) было установлено сторожевое охранение[40]. По воронежским сёлам и лесам местные власти начали проводить облавы на дезертиров, число которых вследствие принятых мер значительно уменьшилось[41].
С началом новой продовольственной кампании значительно активизировалась деятельность отрядов воронежских дезертиров и донских повстанцев. Теперь они предпринимают стремительные налёты на сёла и слободы южных уездов Воронежской губернии, в ходе которых убивают милиционеров и продотрядчиков, раздают местному населению собранные продотрядами развёрстки, грабят имущество совслужащих[42]. Местные власти, практически безоружные, шлют в уездные центры просьбы о военной помощи. Из-за частых нападений дезертиров останавливается работа по сбору продразвёрстки[43]. Более того, местное население при поддержке зелёных отрядов оживлённо включается в борьбу против советских властей. Как пример тому крестьянское восстание, вспыхнувшее в слободе Никитовка Валуйского уезда.
Началось это восстание с убийства местными крестьянами шести продовольственных агентов. На подобные действия крестьяне
Никитовки решились после того, как в их слободе была грабительски проведена продразвёрстка. Вспыхнувшее восстание было тут же поддержано местными отрядами дезертиров, укрывавшимися в Никитовском лесу Однако поднятый жителями Никитовки мятеж не был поддержан соседними слободами. В результате восстание было беспощадно подавлено уже на своей начальной стадии. По «никитовскому» сценарию в это же время произошли выступления селян и в других уголках Воронежской губернии[44].
Тем временем некоторые шайки дезертиров становятся по характеру своей деятельности настоящими бандами. Например, в Твердохлебовской волости Богучарского уезда одна такая банда совершила, видимо, с целью ограбления, убийство нескольких простых сельчан[45]. Некоторые шайки совершают разбойные нападения на проходящие поезда[46].
В ответ на действия дезертиров уездные и волостные органы власти проводят в жизнь ряд чрезвычайных мер. На специальном пленуме губкома и губисполкома, прошедшем в начале осени, было принято особое постановление, в котором провозглашалось необходимым «1) перенести центр тяжести борьбы с дезертирством от вылавливания вооружёнными отрядами отдельных дезертиров к административным мероприятиям». Под «административными мероприятиями» следовало понимать: «а) ни один дезертир не должен оставаться безнаказанным; конфискация имущества частичная и полная должна пасть на каждого отдельного дезертира; б) волости и сёла обязать круговой порукой в выдаче дезертиров, а при обнаружении дезертиров, которых скрыли сёла и волости, на таковые налагать штрафы; в) арестовывать и предавать суду Ревтрибунала должностных лиц, независимо от занимаемых должностей, способствующих укрывательству каким бы то ни было способом дезертиров. Укрывателей дезертиров судить наравне с дезертирами, одновременно имущество их также подвергать конфискации». Помимо перечисленных мер, в постановлении указывалось на необходимость «губревтрибуналу возможно чаще посылать выездные сессии Трибунала на места для суда над злостными дезертирами и суровыми репрессиями расправляться с изменниками революции».
Рекомендовалось также «к борьбе с дезертирством широко привлечь Исполкомы и советы», которые, наравне с военкомом, должны были нести ответственность «за успешность борьбы с дезертирством»[47].
Последовавшие вслед за пленумом мероприятия подтвердили твёрдую решимость местных властей любыми способами ликвидировать дезертирство на территории губернии. В начале октября 1920 года на граждан тех волостей, в которых «хозяйничали» дезертиры, были наложены штрафы в миллионы рублей. Причём на их оплату отводилось всего несколько суток. Если штраф вовремя не оплачивался – в пользу него конфисковалось имущество местных жителей. От выплаты штрафа освобождались только семьи красноармейцев и беднейшее население. Для проведения подобных мер в жизнь в «неспокойные» волости вводились армейские отряды[48]. Одновременно при участии местного населения проводятся недельные зачистки лесов. Родственники некоторых дезертиров берутся в заложники[49]. Сдавшиеся и захваченные дезертиры предаются суду трибунала. Как правило, больше половины из них приговаривается к концентрационному лагерю и принудительным работам от 5 месяцев до 15 лет, остальные – к расстрелу[50].
22 октября 1920 года состоялось объединённое заседание Воронежского губкома РКП(б) и президиума губисполкома, на котором обсуждался вопрос «О борьбе с развивающимся в южной и восточной части губернии бандитизмом». Заседание создало чрезвычайный орган для борьбы с «бандитизмом» – Совещание, председателем которого стал предгубисполкома С.Н. Прибытков. Аналогичные оперативные органы создавались в южных и юго-восточных уездах губернии. В этих районах проводилась 50 %-ная мобилизация коммунистов. Для борьбы с отрядами дезертиров направлялось около 700 милиционеров. Руководство этими силами возлагалось на губвоенкома Ф.М. Мордовцева и председателя губчека Н.Е. Алексеевскою[51].
К середине октября 1920 года кампания по сбору продразвёрстки на яровые хлеба должны была уже подходить к своему завершению.
Но, между тем, из-за летней засухи и частых налётов дезертиров удалось собрать лишь часть запланированного. Вину за срыв продовольственной компании продотрядчики возложили на местные сельсоветы. За невыполнение госразвёрстки в полном объёме некоторые председатели советов отстраняются от своих должностей[52]. Стремясь как можно быстрее закончить затянувшуюся продовольственную кампанию, продотрядчики начинают отбирать у крестьян последний хлеб. При этом нередки случаи и откровенного произвола – избиения женщин и стариков, изъятия у крестьян посылок, предназначенных для их сыновей-красноармейцев[53]. После выполнения продразвёрстки в некоторых сёлах практически не остаётся хлеба. В Монастырщенской и Суходонецкой волостях Богучарского уезда проходят выступления женщин с требованием хлеба[54]. В итоге к исходу октября 1920 года отношение крестьян южных уездов Воронежской губернии к коммунизму отвратительное. По их мнению, «советская власть не должна делать насилия, бесчинства и грабежи»[55].
В октябре 1920 года в слободе Старая Калитва (тогда ещё Острогожского уезда) дезертиры Колесников Григорий и Гончаренко Марко организовали из дезертиров отряд в числе 15 человек. В начале отряд занимался только противодействием милиции и местному совету в деле борьбы с дезертирством, а затем, видя недовольство крестьян по поводу действий продорганов, Григорий Колесников начинает увеличивать свой отряд путём вербовки недовольного продполитикой крестьянства. В результате вербовки к нему присоединяется местный кулак Тимофей Кунаков с организованным им отрядом в 10 человек[56].
На протяжении всего октября в Старой Калитве Григорием Колесниковым совместно с Марко Гончаровым ведётся кропотливая работа по организации и вооружению отряда. Помимо этого, разрабатываются подробные инструкции по сбору отряда и его действиям. Так, к концу октября относится первый сбор (ночью) организованного ими отряда, который уже насчитывал в своём составе 50 человек. На этом сборе, по предложению самого Григория Колесникова, он был единогласно избран командиром. Далее Колесников даёт кличку своему отряду «Шмагай» (это слово было также условным знаком для всех членов отряда). Кроме того, было решено приступить к активным действиям: уничтожить местную милицию, разогнать Старокалитвенский совет и приготовиться к встрече продотрядов, которые должны были придти из других сёл. Одновременно Григорием Колесниковым проводится сельский сход, на котором он призывает не давать хлеба продотрядам[57].
В двадцатых числах октября часть красноармейцев одного из продотрядов прибыла на хутор Новая Мельница, расположенный недалеко от Старой Калитвы, для сбора хлеба по продразвёрстке. О появлении продотрядчиков тут же становится известно Григорию Колесникову и Марко Гончарову. Быстро собрав и вооружив свой отряд, они нападают на продотрядчиков. В результате один продагент был убит, а восемь красноармейцев были раздеты и жестоко избиты. После этого отряд дезертиров возвратился в Старую Калитву, и его члены до особого распоряжения ушли в лес на противоположный берег Дона, где они уже длительное время укрывались от властей в землянках[58].
В первых числах ноября месяца в Старую Калитву прибыл из села Дерезоватое продотряд численностью 60 красноармейцев. С момента прибытия часть продотряда приступила к изъятию излишков хлеба у нескольких зажиточных крестьян, отказавшихся добровольно произвести сдачу хлеба. Другая, большая часть продотрядчиков во главе со своим командиром Михаилом Колесниковым прибыла на площадь в центре слободы на общий сход жителей, назначенный председателем Старокалитвенского волисполкома Сакардиным[59]. После открытия схода слово взял Михаил Колесников. Последний сразу же приступил к убеждению земляков в необходимости добровольной сдачи излишков хлеба по продразвёрстке, пригрозив, что в противном случае хлеб будет реквизирован. Эта угроза командира продотряда привела к неожиданному повороту дела: сход взорвался многочисленными выкриками о том, что излишков хлеба нет и продразверстка выполняться не будет[60].
Попытки Михаила Колесникова и предволиспокома Сакардина успокоить участников схода желаемого результата не дали, а только ещё больше обострили ситуацию. Внезапно в руках многих мужиков появились обрезы и винтовки, началась стрельба. В ходе завязавшейся перестрелки 18 человек из продотряда было убито, в том числе и продагент Михаил Колесников. Шести избитым селянами красноармейцам удалось вырваться из рук бунтовщиков и скрыться на другом берегу Дона. Старокалитвенские повстанцы незамедлительно сняли с убитых красноармейцев оружие и обмундирование и поместили его в опустевшее здание волостного совета, ставшее местом расположения штаба мятежников. При этом было решено в целях маскировки повстанческий отряд одеть в красноармейское обмундирование[61].
Расправившись с продотрядчиками, повстанцы, по указанию Григория Колесникова, ударили в церковный колокол. По его первым ударам вся площадь наполнилась народом. Многие пришли уже со своим оружием и патронами. На площади Григорий Колесников открыл митинг, где призывал не сдавать хлеба и объявил восстание «против грабежей и голода». Всем сходом временное командование повстанцами на первое время было поручено Григорию Колесникову, служившему в армии до ухода в дезертиры рядовым. Однако уже на следующем старокалитвенском сходе была утверждена иная кандидатура на пост командира всех восставших – Колесникова Ивана Сергеевича[62].
Родившийся в 1894 г. в слободе Старая Калитва в многодетной (четыре сына и четыре дочери), но зажиточной крестьянской семье, Иван Сергеевич Колесников в годы Первой мировой войны прошёл нелёгкий путь от рядового до младшего унтер-офицера и командира взвода. Об участии Колесникова в гражданской войне достоверно удалось установить лишь то, что в мае 1919 года он был рядовым красноармейцем конной разведки 107-го (с августа 1919 года – 357-го) стрелкового полка 40-й Богучарской стрелковой дивизии. В конце мая того же года его назначают командиром взвода, затем – комендантом штаба полка, а в начале января 1920 года-командиром 3-го батальона 357-го стрелкового полка. Только во второй половине 1919 года Колесников был ранен не менее двух раз. Вероятно, после очередного ранения Колесников 18 июня 1920 года вступил в должность казначея своего полка и в конце месяца убыл в командировку в отдел снабжения дивизии. На этом след Колесникова в архивных документах обрывается. По недокументальным данным, казначей 357-го полка И.С. Колесников проворовался и дезертировал, а когда добрался домой, в Старую Калитву, там уже началось восстание, военным руководителем которого он вскоре стал[63]. Но, как бы там ни было, Иван Колесников, бесспорно, обладал незаурядными командирскими качествами, богатым военным опытом и исключительной личной храбростью.
Иван Сергеевич Колесников
На том же старокалитвенском сходе был создан штаб, в который вошли, кроме командира, Григорий Колесников, Марко Гончаров, бывший офицер царской армии Иван Нутряков, Иван Безручко. Заместителем командира восставших назначили Григория Колесникова, одновременно возложив на него командование 1-м Старокалитвянским полком. Иван Безручко был назначен политическим руководителем повстанцев, а Иван Нутряков – начальником штаба[64].
Помимо этого, был также избран военный совет из пяти зажиточных крестьян, который впоследствии занимался только хозяйственными вопросами. Им вменялось бесперебойно снабжать отряд продовольствием, а коней – фуражом[65].
Таким образом, местом зарождения крупного крестьянского восстания явилась слобода Старая Калитва Острогожского уезда. Надо заметить, что в те годы Старая Калитва – богатая слобода, состоящая из 1000 дворов. Население насчитывалось до 7000 человек, причём влияние «зажиточных», или «кулаков», на крестьянские массы здесь было велико. По своему месторасположению Старая Калитва представляла собой естественную крепость: слобода располагалась на высоком плоскогорье, которое заканчивалось высоким обрывистым правым берегом реки Дон[66].
После принятия командования всеми силами восставших Иван Колесников объявил мобилизацию мужского населения в возрасте от 17 до 50 лет. В короткое время он сумел вооружить отряд до 1000 человек. В этом ему способствовало наличие большого количества оружия, оставленного как частями красной, так и белой армий в период гражданской войны, во время переходов из рук в руки населённых пунктов губернии и припрятанного крестьянством, в особенности в тех волостях, где зародилось и начало развиваться повстанческое движение[67].
В считанные дни со Старой Калитвы восстание перекидывается на слободы Новая Калитва, Дерезоватая, Криничная и другие соседние населенные пункты. Вооружённые отряды повстанцев разъехались по окрестным сёлам, призывая народ на борьбу против коммунистов и продразвёрстки. В этом деле наиболее преуспел со своими помощниками «политический руководитель» восстания Иван Безручко. Он лично объезжал ближайшие сёла и хутора, призывая всех обиженных советской властью поддержать восстание. Одновременно его помощники ходили по глухим хуторам, собирая дезертиров[68]. Помимо этого от лица Ивана Колесникова повстанцы рассылали по многим населённым пунктам и письменные обращения. В одной такой листовке, написанной для жителей слободы Гороховка, говорилось: «В Калитве поднялись все обиженные. Мы призываем граждан Гороховки поддержать нас и поднимать своих соседей. Общими силами захватим Богучар, Воронеж, Павловск, наконец, Москву»[69].
Местные крестьяне, включая даже часть бедняков, обозлённые бесконечными реквизициями, охотно брались за оружие. Многие мужики откапывали припрятанные винтовки, обрезы и садились на коней. Состав повстанцев рос быстро. Известие о старокалитвенском восстании вскоре облетело весь юг губернии. К середине ноября на борьбу с коммунистической властью поднимаются не только в Острогожском уезде, но и во многих слободах и сёлах Богучарского и Павловского уездов[70].
В это же самое время Колесников начинает успешно действовать против разрозненных небольших выделенных для подавления восстания сил, разбивая их по частям. Подразделения эти составлялись большею частью из караульных рот уездвоенкоматов, отрядов милиции и сформированных из местных жителей отрядов. Так, например, узнав о продвижении на Новую Калитву отряда красных численностью 60 человек, Григорий Колесников, пользуясь складками местности, скрытно и неожиданно для отряда напал на него, разоружил, вступил с пленными в Новую Калитву и объявил о восстании. К нему присоединилось всё село. Здесь же начал формироваться из добровольцев 2-й Новока-литвянский полк, командиром которого был назначен Пархоменко[71].
Первый успех не только поднял моральное состояние восставшего крестьянства, но и позволил Колесникову расширить район восстания и существенно пополнить свои ряды за счёт вербовки местного крестьянства. За считанные дни повстанческое движение перекидывается на сёла Богучарского и Павловского уездов. Всюду, где появляются колесниковцы, продотряды разгоняются, ссыпные пункты раскрываются и хлеб раздаётся обратно крестьянам. Советы не разгоняются, а привлекаются на сторону восставших. Внешняя форма советов сохраняется даже и тогда, когда работники последних или бежали, или разогнаны повстанцами. Портреты вождей революции – Ленина и Троцкого – всюду сохраняются наряду с советским флагом[72]. Главные лозунги колесниковцев, начертанные на красных повстанческих знамёнах, гласили: «Да здравствует Солнце правды!» и «Да здравствуют Советы без коммунистов!»[73]
Расправа Колесникова над советскими работниками при занятии им сёл и слобод происходила обычно по одному и тому же сценарию. Характерен в этом плане доклад одного из членов волисполкома богучарской слободы Талы о пребывании колесниковцев в этом населённом пункте. Из этого документа явствует, что в слободе отряд Колесникова появился внезапно, утром. Появления повстанцев не ожидал никто, и находящиеся в слободе продотрядчики и милиционеры были застигнуты врасплох. После того как все они были колесниковцами схвачены и заключены в местную тюрьму, на слободской площади был устроен митинг. На нём от лица повстанцев выступил священник, который призвал местное население к восстанию против коммунистов. Затем тут же, на площади был проведён небольшой молебен, после которого повстанцами был публично устроен самосуд над продработниками, захваченными в Талах: пленники были подвергнуты практически часовому избиению, а затем убиты[74].
После расправы над продработниками таловцы потребовали от повстанцев провести публичный суд над находящимся в тюрьме милиционерами и советскими работниками. И.С. Колесников этому требованию подчинился: из тюрьмы пленников по одному стали выводить на ту же площадь, где сельский сход через всеобщее обсуждение должен был решить их участь. В итоге этого «суда» все милиционеры были оправданы и отпущены на волю. Иван Колесников, видя, что сход настроен благодушно по отношению к местным совработникам, не стал выводить на таловский «суд» других своих пленников, захваченных его отрядом в близлежащих к Талам населённым пунктам. Этих пленников, которых насчитывалось пятнадцать человек, командующий повстанцев распорядился отконвоировать в Старую Калитву. Однако до столицы повстанцев эти пленники не дошли: по пути все они были расстреляны и пущены под лёд в Дон[75].
В начале ноября под командование Ивана Колесникова переходит отряд Емельяна Варравы, оперировавший до этого времени в районе к югу от Калача[76]. В составе повстанческих сил формируется кавалерия под командованием Ивана Позднякова. Вначале отряд кавалерии включал 35 коней, затем численность с каждым днём возрастала, так как многие крестьяне приходили в колесниковские полки со своими лошадями. В итоге в распоряжении Ивана Колесникова находилось активно действующее ядро, которое в случае нужды перебрасывалось на подводах и верхами на более угрожаемый участок всего района восстания. Ядро это состояло главным образом из кавалерии, сравнительно с прочими частями повстанцев, хорошо вооружённое, при одном тяжёлом и одном лёгком пулемётах. Впоследствии число пулемётов было доведено до пяти, численность одной пехоты – до 400 бойцов, при двух лёгких орудиях. Главный штаб Колесникова, состоявший в основном из бывших бойцов и командиров Красной армии, находился в Старой Калитве В его распоряжении имелось несколько отделений с наблюдательными пунктами этой слободы[77].
Внезапные нападения на отдельные отряды, разгон советов, расширение района восстания и срыв продовольственных компаний заставили Воронежский комитет ВКП(б) поставить на повестку дня вопрос о немедленной ликвидации «колесниковщины» в губернии. Решение данного вопроса требовало в первую очередь эффективных военно-организационных мер. С 14 ноября 1920 года в Острогожском, Богучарском и Павловском уездах стали действовать ревкомы, вводилось осадное положение. В тридцативёрстной полосе от района калитвянского восстания срочно создавались волостные и районные ревкомы[78]. В течение суток были созданы два пеших и один конный отряд. Руководство карательными силами возлагалось на губвоенкома Ф.М. Мордовцева и председателя губчека Н.Е. Алексеевскою[79].
В середине ноября в деревне Гороховка Павловского уезда сосредоточился 1-й особый полк Качко, силою два батальона – 600 штыков при шести пулеметах, в селе Кулаково Острогожского уезда стоял сборный отряд Шестакова – 88 штыков, в село Терновку (тот же уезд) прибыл отряд Сомнедзе – 5 рот, 4 пулемета, два орудия и в слободу Криничная (тот же уезд) – отряд Гусева – 3 роты, 2 пулемета. Командиры красных отрядов решили повести общее наступление на Новую и Старую Калитву. План действий был разработан следующий: на рассвете 15 ноября все отряды ведут наступление одновременно, отряд Шестакова наносит удар со стороны села Кулаковка на Старую Калитву, отряд Сомнедзе – со стороны Терновки на Старую Калитву, отряд Гусева со стороны Криничная – на Новую Калитву и 1-й особый полк – со стороны Гороховки на Новую Калитву[80].
В 8 часов утра, не встретив сопротивления, 1-й особый полк занял Новую Калитву. Не имея в поле зрения противника и не установив постоянной связи с соседними отрядами, полку нужно было приготовиться к неожиданностям со стороны колесниковцев. В слободе остались только старики, женщины и дети. Поэтому Качко решил занять площадь у местной церкви, выставив заставы на окраинах вокруг слободы и на колокольне. Таким образом полк приготовился к обороне. Через 2–3 часа появились со стороны Старой Калитвы конные части противника с двумя пулемётами и, заняв окраины слободы со стороны
Старой Калитвы, повели интенсивный огонь по расположению полка. Кроме того, со стороны Терновки появились также крупные отряды повстанцев[81].
Несмотря на то, что красноармейцы стойко бились с колесниковцами, командир полка, не имея сведений об отряде Шестакова, решает с боем выйти из района восстания и двигаться, избегая по возможности столкновений с противником, по направлению Цапково-Талы – станция Журавка, с таким расчётом, чтобы к концу второго дня похода достичь сначала станции Митрофановка, а затем и станции Евстратовка[82].
Что же происходило в это время в других красных отрядах? Иван Колесников, предупредив операцию красных накануне, двинулся из Старой Калитвы отрядом численностью около 250 человек на Криничную, где врасплох захватил отряд Гусева и обезоружил его, отобрав пулемёты: оружие и патроны были распределены между крестьянами слободы для организации отряда. Командир отряда и политком были расстреляны, а пленных красноармейцев повели в Новую Калитву. После этой операции отряд Колесникова двинулся на Терновку через Евстратовку, где при содействии крестьян ночью напал на спящую часть, без боя захватил два орудия и повел наступление на двигающийся отряд Шестакова, который выдвинул авангардом одну роту с пулемётами. Колесников отдал распоряжение двум орудиям бить по отряду Шестакова, а сам напал на авангард. Рота бросила пулемёты, разбежалась, а главные силы отряда отошли к исходному положению. Перегруппировавшись и оставив часть отряда для наблюдения за отрядом Шестакова, Колесников двинулся на Новую Калитву на помощь своим отрядам, которые вели бой на окраинах слободы с 1-м особым полком[83].
Неудавшаяся операция красных показала, что активное участие в восстании принимает всё население мятежных сёл, включая стариков и женщин. Гибель отрядов Сомнедзе и Гусева, как выяснилось после, стала следствием того, что не были приняты меры охранения. «Приветливые» крестьяне Терновки и Криничной хорошо приняли «дорогих» гостей – красноармейцев: предоставили свои постели, для того, чтобы утомлённый боец заснул, чтобы потом его обезоружить, а если будет сопротивляться, то и убить. Кроме того, разгром красных отрядов показал губернским властям, что борьба с повстанцами требует точной и внимательной проработки каждой операции и учёта того положения, что противник действует на местности, на которой он вырос – знает каждую складку, каждый небольшой кустарник[84].
К концу ноября 1920 года крестьянское восстание охватило уже значительную часть Воронежской губернии к югу от линии Павловск-Калач. Только вооружённых повстанцев, по сведениям военной разведки, здесь насчитывалось до 10 тысяч. К 25 ноября – момент наивысшего развития мятежа – двумя наиболее крупными военными формированиями у воронежских мятежников были повстанческая дивизия Ивана Колесникова (5500 штыков и 1250 сабель), а также отряд Емельяна Вараввы (свыше 1000 штыков и сабель)[85]. Примечательно, что в результате ликвидации отрядов Сомнедзе и Гусева, дивизия Колесникова имела не только пулемёты, но и батарею из четырех орудий с 50-ю снарядами на каждое[86].
Так как численность повстанцев значительно возросла, Иван Колесников придал своим вооружённым силам войсковую организацию. Дивизия, которую он возглавлял, была разбита на 3–4 полка. Собрав путём срочной мобилизации достаточное количество конского состава, Колесников пересадил основной состав своей дивизии на коней, что придало действиям повстанцев чрезвычайную мобильность. Теперь пехота у колесниковцев составляла от 1/10 до 1/20 от всего их состава. Важно заметить, что с самого начала в дивизии была введена строжайшая дисциплина: за малейшее неповиновение применялся расстрел[87].
Удачно проведя в начале ноября операции по разгрому двух красноармейских отрядов и, помимо этого, уничтожив ещё ряд мелких отрядов красных, Иван Колесников смог экипировать и вооружить свою внушительную «войсковую единицу» более-менее удовлетворительно. Некоторая часть всадников сидела на посёдланных лошадях, но большая часть колесниковцев имела вместо сёдел подушки с верёвочными стременами. Каждый конный был вооружен винтовкой или обрезом, саблей, и большинство – револьверами Нагана. Пехота, которой в дивизии Колесникова насчитывалось около пятисот человек, была вооружена винтовками со штыками. Все бойцы имели около ста патронов на винтовку. Стоит отметить также, что в описываемый период у колесниковцев имелось два десятка пулемётов, возимых на тачанках[88].
Интересно, что для управления дивизией Колесников имел в своем распоряжении своего рода оперативный и координирующий орган, исполняющий одновременно роль штаба дивизии и ревтрибунала. В нём работали ближайшие сподвижники командира повстанцев – Макаров, Варавва, Мышанский и другие[89].
Вечером 25 ноября колесниковцы сделали налёт на уездный город Богучар и до утра «хозяйничали» в нём. Здесь на сторону колесниковцев переходят военные комиссары Дьяченковской и Красножёновской волостей – Бусыгин и Стрешнев. Последний в скором времени стал видным повстанческим командиром[90].
Налёт колесниковцев на Богучар заставил наконец воронежские власти серьёзней отнестись к мятежу на юге губернии и обратиться за помощью к военному ведомству. Со стороны большевистского командования принимаются меры к сосредоточению регулярных частей Красной армии, а именно батальона 22-й Воронежской пехотной школы комсостава с пулемётной командой и бригады фронтовой кавалерии под командованием Милонова, хорошо вооружённой и на хороших лошадях. Все намеченные для ликвидации колесниковщины силы сосредоточились в двух населённых пунктах: на станции Евстратовка (северный отряд) и на станции Митрофановка (южный отряд). Причём северному отряду, куда входили три полка и батальон воронежских пехотных курсов, была придана первая сводная филоновская батарея и один бронепоезд с двумя лёгкими орудиями[91]. Общее военное командование над двумя группировавшимися отрядами осуществлял губернский военный комиссар Мордовцев, которому ставилась задача продвинуться к району крестьянских волнений, разыскать главные силы колесниковцев, уничтожить их и ликвидировать восстание[92].
Пока происходило сосредоточение войск и штабами двух отрядов разрабатывались детали предстоящей операции, красноармейские подразделения, располагавшиеся в эшелонах у станции Евстратовка и Митрофановка, вели учебные занятия, имевшие целью организационно и морально укрепить прибывшие силы и подготовить их к боевым действиям против колесниковцев.
Фактически операция по окончательной ликвидации повстанческих сил Колесникова началась 29 ноября, когда от северного (Евстратовского) отряда был выслан авангард – сводный полк Белозёрова, которому было приказано двигаться на слободу Евстратовку, занять её и продвигаться дальше, на Терновку и Старую Калитву. В голове колонны главных сил полка следовал батальон воронежских курсантов, от которого в сторону противника был выдвинут авангард и походное охранение в количестве двух рот. Полк занял слободу Евстратовку, своими передовыми частями вошёл в соприкосновение с разъездами противника и оттеснил их к селу Межони[93].
Выполнив эту задачу, полк остановился на ночлег, выставив сторожевое охранение. Около 4 часов утра 30 ноября колесниковцы силою до 300 штыков при 100 конных повели наступление на сводный полк Белозёрова, занимавшего слободу Евстратовку. Однако энергичным огнём курсантов противник был отброшен[94].
Потерпев неудачу, Колесников перегруппировал свои силы и повёл вторичное наступление, при поддержке двух лёгких орудий и трёх пулемётов. При наступлении колесниковцы искусно пользовались местностью. Несмотря на сильный артиллерийский огонь, курсанты дружным пулемётным и оружейным огнём заставили противника залечь. Колесниковская конница отошла за свою пехоту и скрытно расположилась в овраге. Для обеспечения своего левого фланга командир полка Белозёров направляет 2-й батальон на левый фланг, для охраны подступов с северной стороны Евстратовки. Колесников же решает направить кавалерию в глубокий обход левого фланга расположения полка, намереваясь взять противника в «клещи». Под прикрытием ружейного, пулемётного и артиллерийского огня вожак повстанцев сосредотачивает ударную группу со стороны хутора Колбинского для нанесения удара в правый фланг красного полка[95].
Во время этого боя колонна главных сил северного отряда находилась в движении по дороге со станции Евстратовка на одноимённую слободу. Как только начался бой у слободы Евстратовка, в голову колонны главных сил было получено распоряжение начальника штаба командующего: скорым маршем идти на выручку сводного полка Белозёрова. В момент подхода 1-го Особого полка Качко на выручку Белозёрову последний отбивался от наседающего на него со всех сторон противника. Колесников, увидев идущую на подмогу часть, решает броситься всей конницей на полк Качко. Быстро и уверенно развернувшись, полк при поддержке пулемётного и артиллерийского огня бросился в контратаку, колесниковцы атаки не приняли и быстро исчезли с поля боя. В этом бою был убит первый организатор повстанческого движения Григорий Колесников[96]
Далее северный отряд двинулся, минуя Терновку, прямо к Старой Калитве и после очень небольшой перестрелки занял её. Все части были собраны вместе на слободской площади у церкви[97].
Южный (Митрофановский) отряд одновременно 30 ноября, не дожидаясь прибытия кавалерии, двинулся на Криничную и занял эту слободу. Колесников после неудачного боя под слободой Евстратовкой, быстро отступив по оврагам, назначает командиром 1-го Старока-литвянского полка Якова Лозовникова, производит перегруппировку своих частей и решает двинуться на Талы для организации восстания и пополнения своих сил. Но, узнав, что южная группа заняла Криничную, всеми силами ударяет по ней. Южная группа не выдерживает натиска колесниковцев и отступает к Митрофановке. В момент отступления южной группы на станцию Митрофановка прибыли первые эшелоны кавалерийской бригады 14-й стрелковой дивизии имени А.К. Стёпина. Кстати, одним из эскадронов этой бригады командовал 24-летний Г.К. Жуков – будущий маршал и четырежды Герой Советского Союза[98].
Командир кавбригады, получив сведения о том, что под натиском Колесникова южная группа с боем отходит, отдаёт распоряжение трём эскадронам, уже успевшим выгрузиться к этому времени, остановить наступление повстанцев, сбить их и преследовать до полного уничтожения. Однако Колесников не решился преследовать южную группу и, считая свою операцию с ней законченной, спешит перебросить свои силы в Новую Калитву для того, чтобы задержать движение северного отряда, который занял Старую Калитву[99].
Посланные три эскадрона настигли Колесникова по дороге между Криничной и Новой Калитвой. Здесь произошёл сильный бой. Несмотря на огонь 400 винтовок, 5 пулемётов и 4 орудий, красная кавалерия отважными и решительными действиями уничтожила почти всю повстанческую группу, захватив 4 орудия, 4 пулемёта. Отступив с оставшейся частью повстанческой дивизии в Новую Калитву, Колесников производит перегруппировку: формирует один полк пехоты под командой Безручко и отряд конницы под своим непосредственным руководством [100].
В ночь на 2 декабря батальоном курсантов при поддержке артиллерийского огня, было предпринято наступление на Новую Калитву, после чего она была взята. Быстрые и решительные действия красных частей заставили повстанцев оставить район Старой и Новой Калитвы и отступить на восток, по направлению сёл, расположенных по тракту Богучар-Кантемировка. В то же время части северного отряда, передвигаясь вглубь, стали занимать сёла, окружающие Старую и Новую Калитву[101]. Южный отряд также успешно продвинулся вперёд, преследуя отступающие отряды Колесникова. По дороге на Талы у хутора Оробинского произошло соединение северного отряда с южным. Иван Колесников в целях выигрыша времени не принимает боя и отступает на Гороховку, а затем на Твердохлебово[102].
В первых числах декабря у деревни Твердохлебово, а затем у Лофицкой передовые части авангарда Евстратовского отряда наголову разбили объединённые силы Колесникова и Вараввы, причём часть отряда последнего была взята в плен. В этих боях Колесников потерял свою артиллерию[103]. Необходимо отметить, что, несмотря на то, что у Твердохлебово и Лофицкой красные части нанесли колесниковцам чувствительное поражение, окончательно уничтожить повстанческие силы им всё же не удалось. Разбившись на несколько частей и продвигаясь с громадной быстротой (по 50–75 вёрст в сутки), отряду Колесникова удалось оторваться от авангарда красных. В свою очередь, для дальнейшего преследования повстанцев красному командованию была необходима свежая кавалерийская часть. Однако конский состав кавдивизиона, сидящего на хвосте Колесникова, был уже порядочно измотан, и поэтому в течение короткого времени соприкосновение с отступающими повстанцами было утеряно окончательно[104].
Отрываясь от преследования красных частей, колесниковцы двинулись в село Красножёново. Получив сведения, что крестьяне села Меньково (12 вёрст от Чертково) готовы к вооружённому выступлению, Колесников двинулся через село Шуриновку, где его нагнал отряд красноармейцев. Тогда повстанцы двинулись на Меньково через Журавку, в последней захватив пеший отряд милиции в 60 стрелков, а в первой – взяв пулемёт[105].
В это же самое время руководители подавления восстания Алексеевский, Мордовцев, Бабкин и другие, будучи уверенными в полной ликвидации бандитизма, направились на Кантемировку. Спеша попасть на поезд для того, чтобы вовремя быть в Воронеже на пленуме губернского исполкома, Мордовцев и Алексеевский оторвались от отряда. Остановившись для корма лошадей в деревне Скнаровка, они были внезапно захвачены одним отрядом самого Колесникова, который направлялся в Старую Калитву через Смаглеевку-Скнаровку. Вначале во дворе были зарублены Бахарев и Бабкин, остальные же, запершись в доме, стали отстреливаться от колесниковцев. Расстреляв все патроны и видя бесполезность дальнейшей защиты, Алексеевский застрелился, а остальные, кроме одного спасшегося красноармейца, были схвачены ворвавшимися повстанцами и изрублены. После этого колесниковцы, забрав оружие и лошадей, направились на хутор Фисенков, село Дерезоватое, Новую Калитву, и вошли в Старую Калитву[106].
Дав очень небольшой отдых людям и лошадям, Иван Колесников решает двинуться дальше, но часть его отряда отказывается идти. К этому времени красные части, стянутые к Старой Калитве, окружили его, но Колесникову с 153 всадниками удалось выскочить из кольца на деревню Басовку. Далее повстанческий отряд двинулся на Сергеевку, Верхние Марки, Карпенково, Караяшник, Кривоносовку, и ушёл в Старобельский лес, на территорию сопредельной Украины[107].
8 декабря 1920 года командование красных частей официально заявляет партийным органам губернии об окончательном разгроме колесниковских отрядов. Теперь, после того, как была ликвидирована угроза вооружённого выступления крестьян, пришло время проанализировать истоки и сущность колесниковщины, сделать необходимые выводы из просчётов и ошибок, допущенных военными и партийными органами Воронежской губернии. Подобный анализ прошедших событий был проведён в штабах красных частей, участвовавших в подавлении восстания. Как результат этой аналитической работы можно рассматривать рапорт комиссара вооружённых сил Евстратовско-Богучарского района командующему 2-й Особой Армии Республики от 6 декабря 1920 года. В данном документе, в частности, говорилось: «Ликвидация восстания в южной части Воронежской губернии подходит к концу. Будет ли, однако, умиротворён край – сказать трудно. Официальной причиной восстания считается нежелание населения выполнять продразвёрстку. Письменная и устная агитация в войсках и среди населения, прилегающего к восставшему району, всю вину относила на кулака и его союзника – белогвардейца, обманом и насилием привлёкшим на свою сторону и середняка, и даже бедняка деревни… Сущность восстания в действительности покоилась, видимо, на причинах более глубоких.
Мятежи, вспыхнувшие на продовольственной почве в центральных губерниях в 18 и 19 годах…, по своим формам не имеют ничего общего с восстанием здесь. Там бунтовало исключительно мужское население, начинавшее действия с разгона Советов и избиения советских работников. Здесь – совершенно другое. Прежде всего, активное участие в мятеже принимает всё население, начиная от стариков и кончая женщинами.
Самый лозунг повстанцев – против грабежей и голода – говорит за то, что восстание получило своё начало в самой гуще деревни, будучи чуждой какого-то стороннего влияния. Сторонники и всегдашние соратники кулака – деревенские попы – сохраняют полную пассивность… Наблюдалось много случаев, когда попы укрывали от повстанцев красноармейцев и даже комиссаров в своих домах…
Если добавить сюда ещё участие в мятеже не только отдельных коммунистов, но и коммунистических организаций в целом, то можно с уверенностью сказать, что избранный бунтовщиками довольно оригинальный лозунг есть не только агитационное средство, но и нечто другое, что… покоится на истинном положении их в настоящее время.
Здесь бросается в глаза та тупая решимость повстанцев, с которой они принимают смерть в боях с войсками. Каждый из них предпочитает смерть плену (уничтожение более трёхсот человек в Криничной).
Нет никакого сомнения – руководство восстанием в период активной борьбы с войсками находилось в руках враждебных нам элементов. Но с такой же очевидностью не подлежит сомнению и то, что вспыхнуло восстание не в результате враждебной нам агитации.
В процессе борьбы (да такой, когда за всё время боёв из лагеря повстанцев не было взято почти ни одного пленного) установить истинную причину мятежа не удалось. Однако и того, что дошло до меня, достаточно для предположения крупных неправильностей в проведении продразвёрстки местными органами.
Установлено, например, что за сданный в прошлом году хлеб населению Старой Калитвы не было заплачено ни копейки. Развёрстка производилась по едокам, а не по классовому принципу… Информаторы политбюро сообщают о неблагонадёжных действиях местных советработников.
Ни надлежащей поставленной политической, ни правильной советской работы край, видимо, не знал и не видел. За это говорят быстро разложившиеся коммунистические организации на местах при первой вспышке восстания. В процессе ликвидации политическими органами, не исключая и губкома, была проявлена преступная пассивность. Губком не только не предпринимал ничего со своей стороны, но положительно не интересовался восстанием…
Одной из главных причин поражений было бросание против повстанцев первых попавшихся частей и положительная неосведомлённость командования о численности восставших и характере мятежа. Крупное значение имела и нестойкость частей, оказавшихся положительно неподготовленными к борьбе с деревенскими восстаниями»[108].
Вспыхнувшее на юге Воронежской губернии в ноябре 1920 года колесниковское восстание оказалось скоротечным и непродолжительным. Однако оно со всей очевидностью показало как губернской, так и центральной Советской власти на недопустимость дальнейшего проведения в жизнь политики продовольственной диктатуры. Именно грабительская по отношению к крестьянину продовольственная политика и стала основной причиной внезапно вспыхнувшего в ноябре 1920 г. в Старой Калитве мятежа. «Перегибы» при изъятии хлебных излишков, произвол продработников и подготовили ту почву, на которой широкое развитие получили антисоветские настроения местного крестьянства, вылившиеся в конечном счёте в полномасштабное восстание.
Нужно отметить, что продовольственный вопрос был камнем преткновения в отношениях между воронежским крестьянством и Советской властью с самого начала гражданской войны. Однако наибольшую остроту он получил именно в 1920 г. И связано это было прежде всего с голодом, охватившим практически все хлебопроизводящие районы губернии. Недород хлебов поставил местного крестьянина в чрезвычайно тяжёлое положение. В сложившейся ситуации губернская власть должна была смягчить проводимую в это время политику продовольственной диктатуры. Но этого сделано не было. Более того, в условиях всё непрекращающейся гражданской войны был продолжен экономический нажим на все категории местного крестьянства без различия их имущественого положения. Естественно, это создало в губернии напряжённую обстановку. Продразвёрстка в сочетании с голодом поставила на грань выживания значительное количество хозяйств как середняков, так и бедняков.
За короткое время глухое недовольство крестьянства проводимой продовольственной политикой переросло в открытые выступления против советских властей. В значительной мере этому способствовало дезертирство, принявшее к лету 1920 г. значительные масштабы. По мере обострения голода дезертирство становится для местного населения, по сути, главной формой выражения своего неприятия существующей власти. По мере ухудшения экономического положения крестьянства отдельные шайки дезертиров переформировываются в настоящие партизанские отряды, со своей особой структурой и организацией. Постепенно меняется и характер деятельности дезертиров.
От местных стычек с продотрядами они переходят к открытому вооружённому противостоянию с советской властью. Первоначально местной власти удаётся с помощью военной силы подавить ряд антисоветских выступлений дезертиров. Однако это только обостряет повстанческую борьбу. В итоге недовольство местного крестьянства своим положением доходит до своего максимума и при активной поддержке дезертиров выливается в колесниковское восстание, начавшееся в начале ноября 1920 года в слободе Старая Калитва Острогожского уезда.
Поднявшихся на борьбу с коммунистической властью старока-литвян сразу же поддержали многие сёла и слободы Острогожского, Богучарского и Павловского уездов. Из восставших была сформирована под руководством старокалитвянского дезертира Ивана Колесникова целая повстанческая дивизия, которой удалось без особых усилий, широко используя поддержку местного населения, взять под контроль весь юг губернии. Но успех повстанцев был краткосрочен. Советские власти, вовремя осознавшие размах поднявшегося восстания, с помощью фронтовых частей, используя исключительно силовые методы борьбы, в начале декабря 1920 года разбивают основные силы колесниковцев и ликвидируют многочисленные очаги антикоммунистической борьбы на юге Воронежской губернии.