Война в Карабахе
Место катастрофы полностью милиции удалось оцепить минут через сорок. Началась проверка документов у тех, кто находился в зоне. Сергей, удостоверившись, что никто из пассажиров и членов экипажа не выжил, направился к своему автомобилю.
– Какая глупая смерть, – пробормотал Сергей. Он попытался представить писателя в этом самолете. Но вместо шестидесятилетнего дряхлого старика он видел перед собой сорокалетнего мужика с карабином в руках.
Это ЧП произошло по дороге в Карабах. Война была в самом разгаре. На инструктаже перед поездкой генерал Саркисян предупредил Сергея о личной ответственности.
– Запомни, я лично был против этой поездки. Можно попасть под огонь снайперов. На дороге орудуют наемники. Они стреляют по машинам из автоматов. По гражданским машинам. С военными эти подонки связываться бояться. Я бы мог дать для сопровождения БэТээР, но тогда твой гость поймет, что эта поездка не частная инициатива Сергея Овакимяна, а спецоперация органов МВД. Другому я бы мог все правильно объяснить, но к этому писателю в Москве относятся с недоверием. Люди наверху боятся, что он напишет правду о психушках и диссидентах. А эта правда никому не нужна. Короче, поездка в Карабах твоя частная инициатива, но и отпустить вас безоружными не могу. Поэтому в научно – техническом отделе возьмешь пистолеты для всех. Композитор и музыкант – охотники, со мной на кабана ходили. А вот наш уважаемый поэт стрелять не умеет. Ему выдай пистолет с холостыми патронами, чтобы он вас не перестрелял в дороге. На твоего друга из Крыма у меня тоже нет никакой надежды.
В НТО пистолетов на всех не хватило, и Сергей прихватил с собой старый карабин Симонова.
Первую остановку Овакимян сделал у родника.
– Предлагаю слегка позавтракать, чем Бог послал, и пристрелять оружие. Постреляем по консервным банкам, – открывая багажник «Жигулей», произнес Сергей. – У меня есть четыре пистолета и карабин.
Маркус выбрал себе карабин.
– Пистолет не для меня, – пояснил писатель. – В армии за мной карабин был закреплен.
Сергей предложил стрелять по мишеням из положения лёжа, но Маркус не стал ждать своих коллег. Прицелившись, он за несколько секунд поразил все четыре мишени.
– Ты, что, в спецназе служил? – удивился Сергей.
– Нет. Я был старшим фельдшером авиационного полка. А стрелять научился на запасном аэродроме, куда меня отправили на перевоспитание «за разврат, за пьянку и дебош». Девицу одну присмотрел в болгарском селе. Ходил в самоволки на свидание. А тут еще комбат приревновал свою жену к молодому сержанту. Она в санчасти врачом работала, а я ее гипнозом лечил.
– Ну, и как тебе докторша под гипнозом? – спросил поэт.
– Во время сеанса гипноза она спала, а что было после – история умалчивает, – улыбнулся Маркус Крыми. – Мы с ней ночами в санчасти дежурили, вдвоем, а комбату было уже за сорок. Он ночные проверки устраивал.
– И комбат тебя застукал со своей женой? – спросил Сергей.
– Скажем так, на запасной аэродром служить я ушел рядовым. В приказе было записано: за пьянство, неуставные отношения и самовольные отлучки. Жена комбата в приказе не упоминалась. Слишком большая разница у них в возрасте была. Вообще – то, офицерские жены – это особая история. Ночные дежурства и многодневные учения не способствуют укреплению семьи. Короче, отправили меня на запасной аэродром, а старшиной там был изгнанный из ВДВ Сергей Винницкий. Мужиком он оказался пьющим, а у меня в санчасти был спирт, который на учениях я списывал литрами. Вот за этот спирт и научил меня стрелять из карабина «бывший лучший, но опальный стрелок». Патронов к карабину у нас было полно, старшина во время стрельб сэкономил два ящика на продажу. А с покупателями проблема. Короче, прошел хорошую школу, и на дембель ушел «Отличником боевой и политической подготовки», старшим сержантом.
– А после армии ты как форму поддерживал? – спросил охотник – композитор.
– В основном стаканами и рюмками, но как говорил один умный человек: талант – не пропьешь!
– Тебе бы в кино сниматься в роли Рэмбо, – поддел писателя Сергей.
– Это запросто. Кидай фуражку! – став спиной к Сергею, скомандовал Маркус.
– Пусть поэт кидает, у него меньше, – отказался от эксперимента Сергей.
– Пусть стреляет. Если промажет, накрывает стол для всей компании в ресторане «Ереван», – согласился поэт.
– А если попаду?
– Я тебе стихи посвящу, как человеку, который прострелил фуражку поэта.
Поэт бросил вверх фуражку, Маркус со словами «Пиши стихи» дважды выстрелил. В упавшей фуражке обнаружили два пулевых отверстия.
– Действительно, талант не пропьешь. А я всю службу в армии в штабе просидел, «боевые листки» выпускал, стенгазеты и письма в стихах девушкам сочинял для всей роты. Трем бойцам жениться помог, – пояснил поэт. – Из армии готовым поэтом пришел. На любую тему сочиняю: на русском, армянском и английском.
– Тогда с тебя три стихотворения на русском, армянском и английском про расстрелянную фуражку поэта по дороге в Карабах, – сказал Маркус.
– И вот теперь его нет с нами. Глупая смерть, – тихо произнес Сергей, выезжая на забитую автомашинами трассу. «На автомате» он продирался сквозь московские пробки, вспоминая ту давнюю поездку в Карабах.
В засаду они попали в трех километрах от передовой. Короткая очередь с вершины горы. Пули пробили в трех местах багажник. Сергей вначале рванул вперед, но увидев перед собой хорошо простреливаемое пространство, остановил «Жигули» впритык к скале.
– Выскочили из машины и рассредоточились. Стрелять по моей команде, – приказал Сергей.
Маркус инструктаж не слушал. Выпрыгнув из машины, он спрятался за огромным валуном, осмотрелся по сторонам, и пока Сергей по рации связывался с военными, Маркус сделал один единственный выстрел, после которого по склону посыпались вначале камни, а вслед за ними в пропасть сорвалось тело подстреленного им автоматчика. Стрелком оказался молодой парень из Украины. На допросе раненый в грудь наемник рассказал не только правду о тех, с кем воевал в Карабахе, но и о тех, кто послал его на чужую войну.