Леонид Ильич Брежнев
В марте 1967 года, В. П. Орлова – председателя Куйбышевского облисполкома и меня – второго секретаря обкома партии, вызвали в Москву, в ЦК КПСС. Месяц назад первого секретаря обкома КПСС А. М. Токарева назначили министром промышленного строительства СССР, и в Куйбышевском обкоме образовалась вакансия. 15 марта мы с В. П. Орловым прибыли в ЦК. В короткой беседе в Отделе организационно-партийной работы секретарь ЦК И. В. Капитонов сказал, что пригласили нас в ЦК в связи с рекомендацией на посты первого секретаря обкома и председателя облисполкома. Затем он поинтересовался нашим мнением о В. Ф. Коннове, работавшем зав. сектором в этом отделе, которого ЦК намерено рекомендовать к нам вторым секретарем обкома. Мы были согласны с таким вариантом, так как хорошо знали Вениамина Федоровича, который в 1960 г. был направлен на работу в ЦК из Куйбышева. Часов в 11 мы с И. В. Капитоновым поднялись на 5-й этаж, и нас пригласили в кабинет Генерального секретря ЦК Л. И. Брежнева.
До этого, я встречался с Л. И. Брежневым. Зимой 1957–1958 года. Будучи в Куйбышеве на заводе «Прогресс», по делам производства ракеты «Р-7», он посетил и наш авиационный завод с группой товарищей из ЦК и ВПК. Мы с Б. М. Даниловым сопровождали его по заводу. В одном из агрегатных цехов и в цехе окончательной сборки были беседы с рабочими, специалистами и руководством цехов. Он произвел хорошее впечатление.
Статный, улыбчивый, общительный, с неизменной сигаретой в мундштуке Леонид Ильич легко входил в контакт, хотя несколько и позировал. На острые вопросы рабочих отвечал просто и терпеливо. Сам вопросы задавал по делу. Речь шла о возможности подключения нашего завода к изготовлению ракет. Но, посмотрев завод, его загрузку, на заключительной беседе решили, в основном, не трогать. Возможно, подключить в дальнейшем к изготовлению панелей на новую, более крупную ракету. Пробыл Л. И. Брежнев на заводе около 2-х часов, но в кабинеты не зашел, попрощался и уехал.
Вторая встреча состоялась в августе 1958 года, когда на открытие Волжской ГЭС в Куйбышев прибыл, чуть ли не весь состав Президиума ЦК во главе с Н. С. Хрущевым. Был и Л. И. Брежнев. Вся эта группа улетала в Москву с нашего заводского аэродрома. Накануне Н. С. Хрущев посетил завод. А Л. И. Брежнев с ним не был, поэтому он с А. Б. Аристоым и И. И. Кузьминым приехали в день отлета пораньше для того, чтобы посмотреть наш первый пассажирский самолет ТУ-114. Мы с М. А. Ельшиным встретили их, проехали на ЛИС, где стояла машина, поднялись в салон и минут 30 вели там разговор об особенностях этого самолета, проблемах и необходимой помощи заводу, в чем обещал поддержку и Леонид Ильич. Беседа была откровенной и, как показало дальнейшее, полезной. Выйдя из самолета, еще некоторое время продолжали разговор у машины. Потом подъехал Н. С. Хрущев и все гости улетели в Москву.
В октябре 1958 года мы с директором завода М. А. Елыпиным решили обратиться в ЦК. Тогда военпреды прекратили приемку самолетов ТУ-95, так как на машине не была установлена одна новая бортовая станция, а стояла штатная, потому что НИИ и завод-изготовитель Минрадиопрома не довели её до кондиции. У нас в сборочном цехе скопилось несколько самолетов, они были приняты по сборке, но в ЛИС их военные не допускали. Не сдав самолеты, завод не получал денег. Не имея оборотных средств, завод не мог оплачивать поставки материалов, нечем было платить зарплату. Попытались решить эту проблему через ВВС Минобороны. Предложили такой план: принятые по сборке самолеты оплатить авансом, а по мере поступления новых станций установить их на машинах, провести летные испытания и сдать самолеты заказчику. Военные уперлись – ни в какую. Близился к концу год, что ещё более обостряло ситуацию. И мы решили поехать в ЦК КПСС.
Вечером, в назначенное время, часов в 20.00, нас принял секретарь ЦК Л. И. Брежнев, который курировал тогда оборонные отрасли. Был он бодр, активен, непрерывно дымил сигаретой. Много говорил о делах по космосу, вспоминал свои поездки в Куйбышев. Несколько раз отвлекался, отвечая на телефонные звонки. В частности вел разговор с В. М. Рябиковым, председателем Всероссийского Совнархоза, тот возмущался, что Леонид Ильич, мол, зря принимает и слушает жалобы П. П. Мочалова, директора строящегося в Куйбышеве металлургического завода Минавиапрома; ему-де всё дано, а он ещё ходит по кабинетам и клянчит. (Действительно, когда мы пришли, то Мочалов сидел в приемной Брежнева). Но Л. И. Брежнев все-таки настоял, чтобы Рябиков принял Мочалова: «Он ведь за завод хлопочет, а не за себя». Потом добавил: «Избавь меня от своих забот. Я и так завален делами, раньше девяти вечера не ухожу из ЦК». Тот согласился.
Этот открытый разговор, слышимый нами, Брежнев вел и на наш счет, стремясь показать, что, несмотря на колоссальную загрузку, занятость, он демократичен, поддерживает прямые контакты с предприятиями и помогает им, преодолевая бюрократические препоны.
Такая рисовка была всегда свойственна Л. И. Брежневу. Но мы, обмениваясь потом впечатлениями, восприняли его «работу на износ» по-своему. Ну, и что? Уходит с работы в 9 вечера! А, если мы уходим в час ночи, а то и до утра ведем споры на ЛИСе с военными, оформляя самолеты?! И ничего, не жалуемся!
Ну, ладно. Выслушал Леонид Ильич нас внимательно. Здесь же позвонил Главкому ВВС маршалу К. А. Вершинину, который был в курсе наших дел, и попросил его пойти на предложенный заводом вариант. Ведь самолетный завод действительно ни при чем, если станция ещё не готова. Константин Андреевич, после короткого разговора, согласился. Мы с М. А. Ельшиным, удовлетворенные результатом, поблагодарили Л. И. Брежнева за помощь, откланялись и ушли.
Общее впечатление от встречи было, конечно, положительным. Импонировало нам и то, что секретарь ЦК КПСС держался просто, приветливо, не отложил вопрос на потом, а сразу связался с кем надо, и решил проблему. Окрыленные, мы вернулись на завод. Молва о том, что Брежнев помог заводу, сразу подняла его авторитет в нашем коллективе. Главком ВВС свое слово сдержал, самолеты были приняты, а на следующий год завод поставил на них новые радиостанции.
И вот теперь мы с В. П. Орловым заходим к нему в кабинет по другому поводу. Л. И. Брежнев сидел за столом для заседаний, с торца. Привстал и поздоровался. И. В. Капитонов представил нас. Вид у Брежнева был уже не тот, что в 1958 году. Погрузневший, озабоченный, говорит хрипло. Вертит в руках несколько янтарных мундштуков. Сигареты, по одной, по звонку, приносит прикрепленный: «Бросаю курить, врачи требуют». Начинает рассказывать о трудностях в сельском хозяйстве страны. Походя спрашивает и об обстановке в области. Говорим, что год ожидается сложный, зимовка скота проходит трудно. Заводит речь о специализации в животноводстве, в стране начинает развиваться этот процесс. «Вот, – говорит, – Птицепром требует 300 грамм концкормов на десяток яиц. А, если б я мог дать крестьянской бабе 150 грамм, то она бы мне в ножки поклонилась. Сказала б, – вот это царь!» Меня эта фраза покоробила. Что значит, царь!? И почему надо 300 грамм? Сказали ему, что на Куйбышевских птицефабриках затраты кормов ниже. Не поверил, удивился.
Опять возвратился к делам в стране. Затем заговорил о своем посещении Куйбышевского завода «Прогресс» в 1957 г. Похвалил носитель ракеты «Р-7». «До сего времени, это самый надежный носитель». Вспомнил директоров – Литвинова, Мочалова, Чеченю. Несколько расслабился, напомнил прежнего Леонида Ильича. Потом опять озабоченно заговорил о проблеме мелиорации земель, вновь о хлебе: «Не следует выгребать всё у мужика».
И без перехода: «Ну, а теперь о кадрах. Токарева мы у вас взяли. Кого ставить в секретари?» Стал рассуждать вслух: «Бывает всякое. Или второго секретаря, или председателя облисполкома. Это, как правило.» Спросил о наших предложениях. Мы молчим. Я подумал, чего спрашивать, ведь всё уже предрешено. И назвал В. П. Орлова. Поддакнул И. В. Капитонов. «Ну, что ж, – говорит, – у нас тоже мнение такое. Оба кандидата стоящие. Есть опыт, знаем вас на практике. Значит – Орлов. Так и порешим. Ну, а на председателя – Воротников. Так? Так. Теперь о Коннове. Это ваш земляк, он в Москве временно. Вы согласны с его кандидатурой на второго секретаря обкома? Согласны. Хорошо. Тогда, всё. Теперь действуйте, как положено.»
Мы поблагодарили за доверие. Попрощались. Леонид Ильич встал, проводил до двери. Пожали руки, и мы вышли. Этим дело и кончилось. На Секретариат или Политбюро нас не приглашали. Утвердили заочно.
К этому времени, второй половине 60-х годов, авторитет Л. И. Брежнева среди партийного актива, да и в народе, был достаточно высоким. Он проявил себя как крупный государстенный и политический деятель, достаточно эрудированный, с богатым жизненным опытом. Действительно, школу жизни он прошел солидную. В довоенные годы поработал по окончании техникума несколько лет в сельском хозяйстве Сибири. Получил инженерное образование, – на металлургическом заводе. Познал низовую советскую работу, будучи заместителем председателя Днепродзержинского горсовета. Затем, партийная деятельность – заведующий отделом, секретарь Днепропетровского обкома партии. Прошел дорогами Великой Отечественной войны, как говорится, от звонка до звонка. После войны Л. И. Брежнев – 1-й секретарь обкома партии Запорожской и Днепропетровской областей. Два года – 1-й секретарь ЦК КП Молдавии. А на XIX съезде партии в 1952 г. – избран секретарем ЦК КПСС. После смерти Сталина, в период кадровых перестановок, его назначают заместителем начальника ГлавПУРа Красной Армии и ВМФ. В 1954 году, в сложный период освоения целинных земель, Президиум ЦК направляет Л. И. Брежнева, 1-м секретарем ЦК КП Казахстана, где он проявляет себя с самой положительной стороны. И в 1956 г. – вновь секретарь ЦК КПСС, кандидат, а через год, – член Президиума ЦК. В 1960 г. «мудрый» Н. С. Хрущев «выдвигает» Л. И. Брежнева из ЦК на почетный пост председателя Президиума ВС СССР, правда, в 1963—64 годах сохраняет за ним функции секретаря ЦК по ВПК. Ну, а после октябрьского (1964 г.) Пленума ЦК Леонид Ильич Брежнев во главе партии – Генеральный секретарь ЦК. Таковы вехи его трудовой судьбы.
В ноябре 1970 г. Куйбышевская область была награждена орденом Ленина, – за успехи в развитии народного хозяйства. Во Дворце спорта состоялся по этому поводу большой митинг. Мы отправили благодарственные письма в ЦК, Верховный Совет и Правительство СССР. И позвонили Л. И. Брежневу, А. Н. Косыгину. Разговор, конечно, был приятный.
Очередная встреча с Л. И. Брежневым была в феврале 1971 г. 2-го числа вечером я зашел к В. П. Орлову. Он говорит: «Только что звонил И. В. Капитонов. Тебе надо завтра быть в ЦК». Я спросил, по какому поводу? Владимир Павлович, помолчав, сказал: «Думаю, что речь идет о переводе в Воронеж. Меня, конечно, заинтриговал этот вызов».
3 февраля я был в Москве. Зашел в ЦК КПСС к И. В. Капитонову. Он спросил: «Не скучаете по родине?» Я улыбнулся, пожав плечами. Значит, Орлов был прав. Иван Васильевич рассказал о намерении ЦК освободить Н. М. Мирошниченко от обязанностей первого секретаря Воронежского обкома партии, и рекомендовать на этот пост меня. После короткой беседы И. В. Капитонов предупредил, чтоб к 16.00 я был на заседании Секретариата ЦК.
К этому времени я подошел к Залу заседаний. В коридоре 5-го этажа встретил Н. М. Мирошниченко. Поздоровались, обменялись общими репликами. По поводу приглашения на Секретариат ни он, ни я ничего не сказали. Здесь же был В. К. Месяц – заместитель министра МСХ РСФСР (как потом стало известно, его рекомендовали 2-м секретарем ЦК КП Казахстана).
Вел Секретариат М. А. Суслов. Сначала пригласили Н. М. Мирошниченко. Минут через 30 он вышел, вид угнетённый. Позвали меня. Я вошел, поздоровался. Обстановка доброжелательная. А. П. Кириленко, Д. Ф. Устинов, П. Н. Демичев подали одобряющие реплики. Настороженно смотрел Ф. Д. Кулаков, с ним я не был знаком. Вместо ожидаемого мною официального утверждения, пошла товарищеская беседа, обмен мнениями о делах в Воронежской области, в Куйбышеве, в Тольятти. О месте Самарских заводов в развитии авиации, освоении космоса. О моем участии в этой работе. Потом вновь о Воронежских проблемах, о том, что главное там, – укрепить руководящие кадры, мол, люди распустились…
М. А. Суслов молчал, потом заговорил: «Мирошниченко не оправдал доверие ЦК. Допустил много ошибок. Ему пытались помочь, но он не сделал выводов из критики. Воронежская область серьёзно отстала в развитии сельского хозяйства. Первый секретарь обкома неправильно повел себя в быту. ЦК освободил его от работы и рекомендует Вас, товарищ Воротников. Ваше слово?» Я не стал особенно распространяться. Поблагодарил за доверие и сказал, что постараюсь оправдать его. Но, просил учесть, что я – инженер, а не специалист сельского хозяйства. Репликами те же секретари ЦК поддержали рекомендацию: кругозор, заводской опыт, методы организации промышленного производства, внимание к людям, хорошие отзывы, как о председателе облисполкома и т. д. Короче – рекомендовать. М. А. Суслов спросил: «Мнение единое? Хорошо. Всё, успехов Вам». И я ушел.
После заседания Секретариата, подождал И. В. Капитонова и с ним, примерно в 18.30 пошли к Л. И. Брежневу. Он постоянно работал тогда в здании ЦК КПСС, здесь же на 5-м этаже его кабинет. Лишь заседания Политбюро проходили в Кремле. В середине 70-х годов он практически переместился в кремлевский кабинет. Встретил меня Л. И. Брежнев приветливо. Сел за большой стол совещаний, с торца, мы с И. В. Капитоновым с обеих сторон стола. Спросил: «Ну, как настроение?» Я ответил: «Волнуюсь, задача стоит непростая. Хотя я и из Воронежа, но область знаю мало. Новые люди, сложная, как говорят товарищи, ситуация в кадрах. Согласие дал. Буду работать в полную силу».
Затем пошел спокойный, доброжелательный разговор. Леонид Ильич стал расспрашивать об обстановке в Куйбышевской области. Как проходит зимовка скота? Хватит ли кормов? Каково состояние озимых? Я отвечал, что корма есть, привесы скота на откорме неплохие, повышается и продуктивность молочного стада. Озимые пока терпят (брали пробы и отращивали), но морозы крепнут, а снега в поле мало. Поэтому есть опасения за сохранность озимых. Он посетовал, что во многих районах страны такая же тревога. Спросил о снабжении населения продуктами. Я объяснил, что ресурсы есть, все основные продукты в достатке. Однако ассортимент мясной и молочной продукции ограничен. В Тольятти держим снабжение чуть лучше, чем даже в Куйбышеве.
Потом Л. И. Брежнев обратился к Тольяттинской теме. Как идет строительство автозавода? Какие цехи ещё не сданы? Какое отношение народа к машинам «Жигули»? Я объяснил, что строительство производственных цехов на завершающей стадии. Сейчас полным ходом ведутся благоустроительные работы, завод приобретает отменный вид. Но здорово отстает строительство в автозаводском районе жилых домов, объектов торговли, быта, культуры. Особенно плохо идет сооружение предприятий в так называемой промышленно-коммунальной зоне. Вообще же можно только поражаться. Таких темпов строительства ещё не было. Что сделано за четыре с небольшим года! Ведь осваивали до одного млн. строительно-монтажных работ в сутки! Какой великолепный заводище получила страна!
Сейчас завод вышел на выпуск 350 машин в смену, темпы наращиваются ежемесячно. Условия труда хорошие. На производстве все социальные и бытовые вопросы решены на высоком уровне. Леонид Ильич перебил меня: «Ну, а каковы машины, будут ли брать „Жигули“ на экспорт?» Я ответил, что эксплуатационные показатели автомобиля высокие. Это поняли, берут Тольяттинские машины лучше «Москвича», причем и на экспорт.
Перешли вновь к Куйбышеву. Он стал вспоминать о С. П. Королеве, своих впечатлениях о заводах, где делалась знаменитая «Семерка». Сетовал, что Сергей Павлович так рано ушёл из жизни: «Он бы, обязательно довел ракету „Н-1“ до ума!»
Затем повел речь о Воронеже: «Область эта видная, всегда о Воронежской области слышал лишь хорошие отзывы. Сейчас дело разладилось. Мирошниченко забражничал. Делом не занимается. Распустил дисциплину. Товарищи возились с ним, но… решили его освободить. Я Черноземье знаю. Был в Курске, в Орле, хорошо знаю Харьков, но в Воронеже не был. Не пришлось. Говорят, что и город хороший. Да, что я тебе рассказываю? Ведь это твоя родина. Кстати, – повторил он слова И. В. Капитонова, – это мы учли, направляя тебя в Воронеж». Спросил: «Давно там не был? Остались ли в городе родственники?» Я ответил: «Давно, в 1963 году. Ну, а родственников, особенно дальних, более чем достаточно». Он засмеялся: «Вот, смотри, не поддавайся, а то сядут на шею». И также со смехом стал рассказывать, что после того, как его перевели на работу в ЦК, к нему пошли письма и ходоки «от родственников». Одна, из наиболее настойчивых, пробилась на прием: «Вошла, и ко мне с объятьями, – „Дядя, Лёня!“ А, я её первый раз вижу, эту племянницу. Вот так, как избрали секретарем ЦК, сразу нашлись родственники». Отсмеявшись, Леонид Ильич закончил: «Вообщем, даем тебе добро. Приедешь, осмотрись, не торопись, разберись. Если надо поможем, – кивнул И. В. Капитонову. – Желаю успеха». Я поблагодарил, он проводил до двери кабинета, попрощались, и я ушел.
Что следует сказать? В начале 1971 года Л. И. Брежнев мало отличался от того, у которого я был в 1967 году. Он свободно и заинтересованно вёл беседу по многим вопросам. Спрашивал, слушал, не терял нить разговора. Манерой поведения он, как и тогда, подчеркивал свою значимость, можно сказать, стремился «произвести впечатление» на собеседника. Внешне, мне показалось, немного похудел. Вид усталый, болезненный. Постоянно курил одну за одной сигареты. Пил кофе с молоком. Кашлял. Говорил хрипловатым голосом. Однако, был участлив, доброжелателен. Общее впечатление от встречи и беседы у меня осталось благоприятное.
В ноябре 1971 г. очередой Пленум ЦК. С большой речью на Пленуме выступил Л. И. Брежнев. Сначала он говорил по повестке, оценил проект плана, высказал замечания в адрес некоторых министерств, покритиковал работу партийных комитетов, но, в итоге, призвал одобрить представленный проект плана и бюджета на 1972 г. Затем, сославшись на мнение Политбюро, доложил о международной деятельности КПСС после XXIV съезда партии. Хочу отметить, что эта часть выступления носила аналитический характер. Выстраивалась принципиальная позиция, формы и методы действий КПСС на всех основных направлениях международной политики.
Рассказав о принятых мерах по развитию отношений со странами Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока, он особое внимание уделил проблеме Европейской безопасности: «Это линия стратегическая, её цель закрепить выгодные для нас социально-экономические сдвиги, достигнутые после войны (границы, два германских государства, статус Западного Берлина)». Подробно информировал о переговорах с канцлером ФРГ В. Брандтом, поддержке нами его «восточной политики». С удовлетворением Леонид Ильич отметил договоренность с ним «тет-а-тет» о возможности созыва в 1972 г. Европейского совещания.
Затем Л. И. Брежнев коротко остановился на отношениях с США (в будущем году намечен визит Р. Никсона в СССР), с Францией, Канадой и другими странами. Отдельно – о Китае: «Что там происходит? Не ясно! Но, видимо, начинается процесс стабилизации после потрясений культурной революции». Сослался на версии гибели Линь Бяо. И продолжал: «Однако, на официальном уровне их политика по отношению к СССР не меняется. Нам не следует торопиться с выводами, одновременно готовиться к установлению контактов с Китаем».
Я рассказал об этом выступлении Л. И. Брежнева ещё и потому, что тогда, в конце 1971 года Генеральный секретарь ЦК был в неплохой форме, говорил логично, часто отвлекаясь от текста. Речь, хотя и хрипловатая, но четкая, манера поведения активная. Нам его выступление понравилось. Хотя внешнеполитического вопроса не было в повестке Пленума, после этой речи развернулись прения. Пленум одобрил внешнюю политику КПСС.
В конце февраля 1972 г. в Москве, в ЦК КПСС прошло двухдневное совещание секретарей обкомов партии и председателей облисполкомов Российской Федерации. Оно было посвящено вопросам развития животноводства и увеличения производства сахарной свёклы. С докладом выступил Л. И. Брежнев. В работе совещания приняли участие некоторые члены Политбюро, секретари ЦК. Шел острый и предметный разговор. Леонид Ильич стал, не спрашивая желающих, приглашать на трибуну участников с отчетами по сути дела. Поднял Г. Золотухина (Краснодар), А. Георгиева (Алтай), Ф. Табеева (Татария), В. Конотопа (Московская обл.), А. Коваленко (Оренбург).
Потом назвал мою фамилию. (Правда, меня предупредили товарищи из аппарата ЦК, что я в числе тех, кого могут спросить о положении дел с сахарной свёклой. К выступлению готовился. Так оно и вышло.) Опираясь на оценки и выводы академика Мазлумова, повел речь о семеноводстве, подготовке почвы под посев, уходу за растениями и уборке корней и ботвы. Упирая на то, что на всех этих технологических операциях мы работаем как пятьдесят лет назад. Нет машин для сегментации многоростковых семян в одноростковые и шлифовки их, нет сеялок точного высева, уход за посевами ведется вручную, а нагрузка на свекловичницу выросла втрое, что просто физически им не под силу. Уборочные комбайны устарели, переработка свеклы на сахарных заводах должна идти максимум 100 дней, а она с сентября продолжается до апреля – в результате потери – выход сахара снижается с 15 до 3 процентов. Слушали меня внимательно.
«Специалист-сахарник» – Н. В. Подгорный пытался несколько раз вопросами сбить меня, но я отвечал четко (не зря слушал Мазлумова). Короче, это испытание выдержал. Потом мои коллеги удивлялись, когда это успел так поднатореть? Я отшучивался. После меня выступления продолжались. Л. И. Брежнев подвел итоги, поручил подготовить Постановление ЦК и Совмина ССР. Оно вскоре вышло. Реализация принятых решений позволила за 3–4 года резко поднять уровень механизации работ в свекловодстве.
Небывалая жара весной и летом 1972 года нанесла непоправимый урон сельскому хозяйству. 22-го августа утром в 7.30 мне позвонил Л. И. Брежнев. Обеспокоен. Спросил, что предпринимаем, чтобы не допустить спада в животноводстве? Я рассказал, что уборку зерновых завершили. Хлебофуражный баланс в ЦК приняли. Урожайность зерновых небывало низкая – 12,8 ц/га, сдадим государству около 300 тыс. тн., вместо 930 по плану. Так условились в ЦК. Зимовка будет трудная. Зернофуражом скот и птица обеспечены на 75–80 процентов. Нехватку постараемся покрыть за счет других кормов и качества их приготовления. Он посетовал на такой неудачный год. Спросил о настроении в народе, ситуации со снабжением продуктами, как обеспечиваем закладку картофеля и овощей на зиму? Я сказал, что с продуктами животноводства проблем не будет, а вот картофелем надо помочь. Обещал, что выделят из Брянска и, возможно, немного картофеля закупят в Польше (так потом и было сделано). Еще раз повторил: «Трудности этого года не должны сбить страну с пути. Надо мобилизовать предприятия, помочь селу, не допустить сброса поголовья скота. Конечно, продуктивность снизится, но… надо выстоять». Попрощался и пожелал успеха. Честно скажу, этот разговор как-то вдохновил меня. Вел беседу Леонид Ильич озабоченно, но спокойно и участливо.
26-го апреля 1973 г. в Москве, как обычно в Свердловском зале Кремля, начал работу очередной Пленум ЦК. Основной вопрос – «О международном положении и внешней политике КПСС» обсуждался два дня. С докладом выступил Л. И. Брежнев.
Это был третий Пленум, после XXIV съезда партии, посвященный международным вопросам. Реализация провозглашенной съездом Программы мира давала положительные результаты. Об этом говорилось в докладе. Завершилась многолетняя война во Вьетнаме, нормализовались отношения между ФРГ и ГДР, стала снижаться острота обстановки в Чехословакии, укрепились связи Кубы с соцстранами, наметились позитивные сдвиги во внутренней политике югославского руководства и в наших отношениях с этой страной. Во всех этих процессах существенную роль играл Советский Союз и КПСС. Однако в наших отношениях с Китаем нарастала напряженность.
«Курс Пекина носит явно враждебный характер, активизируется политическая и дипломатическая деятельность, направленная против нас. Мы, со своей стороны, вели и будем вести борьбу с „маоизмом“, в то же время продолжим линию на нормализацию отношений с КНР», – заявил в докладе Л. И. Брежнев. И далее: «В Европе нам удалось прорвать фронт холодной войны и создать условия для сотрудничества».
Особо важен был вопрос о США. «Состоявшийся в прошлом году визит Р. Никсона, – говорил Леонид Ильич, – был оправдан. Встреча с ним явилась переломным этапом в наших отношениях». Предстояла ответная поездка Генерального секретаря ЦК в США. Она и состоялась в середине июня. По ходу Пленума стало очевидно, Л. И. Брежневу нужна полная и гласная поддержка партии, а затем и народа, чтобы предстать в Америке в качестве главы государства. Такой «карт-бланш» на Пленуме он и получил. Этот рефрен звучал почти во всех выступлениях на Пленуме. А с речами выступили многие члены Политбюро ЦК: Н. В. Подгорный, А. Н. Косыгин, М. А. Суслов, Д. А. Кунаев, В. В. Щербицкий, А. А. Громыко, А. А. Гречко, Ю. В. Андропов и другие. Обращаясь с трибуны к Л. И. Брежневу, маршал А. А. Гречко сказал: «Леонид Ильич, в своей трудной и ответственной работе помни, что мы с тобой, что ты опираешься на плечи народа, нашей партии и Советской Армии!» Эти слова Министра обороны СССР были, понятно, восприняты как предостережение всем внешним и внутренним критикам генсека.
И ещё один момент. В заключительной части доклада, где речь шла о внешнеэкономическом сотрудничестве, весьма недвусмысленно прозвучали претензии не только в адрес министерств и ведомств по поводу недостаточной активности в развитии экспорта и необходимости «учиться торговать», но и в адрес Совета Министров (сиречь Косыгина) за «допущенные разброд и слабую скоординированность работы по расширению экономических связей с зарубежьем».
Я до этого Пленума не предполагал, что Л. И. Брежнев так ревниво и даже болезненно воспринимает высокий авторитет А. Н. Косыгина в стране. Мое недоумение «осведомленные» коллеги расценили как наивность. В дальнейшем стремление Генерального секретаря ограничить влияние Алексея Николаевича становилось всё более явным. Не только Политбюро, но и Секретариат ЦК, а иногда и аппарат ЦК брали на себя функции исполнительной власти. Позже мне стало виднее, как А. Н. Косыгин, со свойственной ему твердостью, логично и доказательно защищал позиции Правительства. Но противостоять напору Л. И. Брежнева, имевшего больше сторонников в Политбюро, было непросто. Ну, а после трагического случая на Москва-реке в августе 1976 г., когда у А. Н. Косыгина произошло кровоизлияние в мозг, он, выздоровев, стал спокойнее, сдержаннее относиться к попыткам нажима, но и активность Брежнева, «заторможенного» болезнью, снизилась.
На Пленуме был рассмотрен и организационный вопрос. По предложению Л. И. Брежнева из состава Политбюро были выведены П. Е. Шелест и Г. И. Воронов, в связи с уходом на пенсию. Членами Политбюро стали Ю. В. Андропов и А. А. Громыко.
Вечером 27-го апреля, после окончания работы Пленума, группа первых секретарей обкома, я в том числе, пришли в здание ЦК на Старой площади, чтобы договориться о приеме у Л. И. Брежнева. Ему доложили, и он решил принять всех сегодня же, но не по одному, а всю группу. Нас было человек 7–8.
Леонид Ильич пребывал в приподнятом настроении, ещё не остыв от эмоций, вызванных «единодушной поддержкой» Пленумом. Стал комментировать некоторые положения доклада: «Запад стремится к экономическому сотрудничеству с СССР, предлагают льготные кредиты, с расчетом продукцией, что позволит окупить затраты за 5–7 лет (?!). И нам надо активнее использовать это».
Перевел разговор о большой личной загрузке международными делами: «Только в мае предстоят встречи с Асадом, визит в Польшу и ГДР, а затем поездка в США». Подчеркнул, что Пленум подтвердил главную роль ЦК в политической жизни страны: «Никому и никогда не отдавать ведущей роли партии! Хотя некоторые товарищи не выступили с самокритических позиций!» (Кого он имел в виду?) Тут же заявил, что отставка Г. И. Воронова и П. Е. Шелеста оправдана. «Мы не стали освобождать их на съезде, ради высоких принципов».
Затем речь пошла о положении в сельском хозяйстве. Эту тему поддержали некоторые товарищи, сетуя на трудный прошлый год, выражая надежды на то, что сейчас обстановка будет лучше. Он задал 2–3 конкретных вопроса и, потом, заявив, что устал, стал прощаться. Пожелал успехов и, уже на пороге кабинета: «Вы – моя опора!» Вновь посетовал на ведомственную ограниченность и узость мышления министров. (Опять тема Правительства.) И мы ушли.
Я на встрече промолчал. Впечатление двойственное. Налицо явная активность лидера партии, но на что она направлена? Все ли шаги достаточно взвешены? В чем причина размолвок с А. Н. Косыгиным, человеком умным, опытным и авторитетным в партии и народе?
В середине июля 1973 г., прибыв в Москву на сессию Верховного Совета СССР, я зашел к секретарю ЦК Ф. Д. Кулакову, ведавшему вопросами сельского хозяйства, и высказал ему наши принципиальные соображения о необходимости совершенствования управления сельским хозяйством. Мы готовили их долго, неоднократно обсуждали с учеными и специалистами на разных уровнях. Вопрос действительно назрел. Сложный, малоподвижный механизм управления, чрезмерная централизация, многозвенная регламентация сковывали инициативу хозяйств. Он внимательно слушал меня, задавал вопросы, с чем-то не соглашался. В итоге сказал: «Готовьте обстоятельную и доказательную записку в ЦК, тогда будем обсуждать Вашу идею». Я попрощался и направился к двери, Федор Давыдович остановил меня вопросом: «К Леониду Ильичу не заходил?» Я ответил, что нет. Он с укоризной добавил: «Надо чаще наведываться к Генеральному».
В ходе сессии я позвонил в приемную к Л. И. Брежневу. Мне сказали, чтоб перезвонил 17-го, возможно он меня примет. Я не стал звонить, а в этот день 17 июля, вечером, будучи в ЦК КПСС, поднялся на 5-й этаж. В приемной меня попросили подождать, сказав, что я записан на прием, но у Леонида Ильича сейчас находятся зарубежные гости. В приемной уже было 6–7 моих коллег. Примерно в 19.00 Леонид Ильич, как и в прошлый раз, пригласил всех нас к себе.
Беседа продолжалась почти полтора часа. После своей поездки в США, Л. И. Брежнев был полон впечатлений и использовал эту встречу, чтобы высказаться. «Нам надо чаще общаться, – начал он, многие секретари редко звонят. Конечно, я неплохо информирован о политической обстановке и хозяйственных делах на местах, это так. Но, одно дело информация аппарата ЦК, помощников, другое – прямые контакты с вами. Не стесняйтесь „побеспокоить“ лишний раз Генсека. Правда, нужно не размазывать беседу, доклады должны быть короткими, четкими и объективными».
Затем он стал говорить об обстановке в стране: «Сейчас возьмусь за хлеб. Вот, проведу встречу в Крыму с руководителями братских партий, и вплотную займусь селом. Прошлый год был крайне трудным, не могу понять, как нам удалось выкрутиться, выдержать такую жестокую засуху. Благо помогла Сибирь. Сегодня прогнозы неплохие: Казахстан, Украина, Алтай, Поволжье, Молдавия и другие регионы ожидают хороший урожай. Хлеб надо добывать работой, потом, а не ныть, – не хватает-де машин, техники и так далее. Прошу особо не уповать на транспорт, мы привлекли из Минобороны 90000 машин, это максимум, больше нельзя. Главное, – убрать без потерь, сохранить зерно. Если будет хлеб в закромах государства, то всегда поможем.»
Подытоживая эту тему, Л. И. Брежнев как-то проникновенно и доверительно произнес: «Во всех делах надежда и опора на вас. Всегда рассчитывайте на мою поддержку. Не стесняйтесь, излагайте мне свои предложения. Нам нужны контакты, общение. Опора государства, это партия, её ЦК, а на местах – обкомы». (Вновь, как и на встрече в апреле, он упирал на тезис: «Вы – моя опора».)
Потом, ещё более оживившись, Леонид Ильич стал рассказывать о поездке в Соединенные Штаты Америки. Он встал из-за стола, ходил по кабинету, жестами и мимикой дополняя рассказ. «Итоги моей поездки Политбюро обсуждало 6,5 часов. Хотели созвать Пленум ЦК. Но решили, – не стоит. Переговоры были джентльменскими по форме, а по существу весьма острыми и порою резкими. Но об этом вряд ли надо широко распространяться. Никсон был учтив, ухаживал, но свое протаскивал. Любит показуху, – внезапно появлялись корреспонденты. Демонстрировал „демократичность“, а вокруг мощные заборы, колючая проволока, морские пехотинцы в охране. Но я всё-таки не раз отрывался от Никсона, подходя к народу. Это было нарушением протокола, вызывало переполох хозяев. К переговорам мы готовились тщательно, обсуждали разные ситуации, возможные варианты. Было много напряженных выступлений, часто экспромтных. В общем, прямые контакты с Никсоном составили более 50 часов.
Провели день в его усадьбе Сан-Клементо. Там небольшой домик, приземистый и длинный, типа коровника. Вот, мол, как скромно. Обед был хороший, говядина отменная. Что важно? Договорились по Ближнему Востоку. Просил помочь завершить войну в Кампучии и Лаосе. Угнетало его Уолтергейское дело. Поминал недобрым словом сионизм, – в стране более 6 млн евреев, причем на ключевых ролях в политике и финансах. О режиме благоприятствования не договорились, но он обещал.
Встречался с сенаторами, выступал 2,5 часа. Памятными были две встречи с деловыми людьми. Говорил им о политике СССР, о необъективной информации, о том, что мы можем в экономике, как надо строить отношения. Убеждал, – люди вы деловые, но у вас нет масштаба, размаха. Упираетесь в детали, а перспективы не видите. Было время, с нами не считались, а сейчас „киты империализма“ тянутся к Советскому Союзу. Но, не задали ни одного вопроса!? Хотя пресса потом была благоприятная. Теперь надо работать над реализацией договоренностей».
Встреча у Л. И. Брежнева продолжалась до 19.40. В основном это был монолог Генсека. Он хотел выговориться перед секретарями. Был активен, подвижен, даже импульсивен. Много курил. Ничто тогда не предвещало скорого нездоровья. Спрашивал и нас о делах в провинции. Кто-то пытался рассказывать. Он перебивал и вновь возвращался к американской теме. Неоднократно подчеркивал, что ему, ЦК нужна наша поддержка в реализации политических и экономических целей.
6 сентября 1973 года область выполнила план и обязательства по продаже зерна государству, поставив 1.820.000 тонн хлеба. Направив официальный доклад, я позвонил Л. И. Брежневу, сказал о такой победе. Он поздравил, говорит: «Я и не сомневался. А помнишь наш разговор в прошлом году, когда жестокая засуха уничтожила урожай? Как ты переживал! Но мы не стали брать у вас хлеб, понимали, – это подорвет животноводство. И вот успех. Теперь давайте компенсируйте», – со смехом закончил он беседу.
В день Победы 9-го мая 1974 года собрались семьей и двое моих давних товарищей, ещё по школе, с женами у нас на даче в дачном поселке Репное. Я приехал около 13.00, после всех ритуальных мероприятий, проводимых в Воронеже, как правило, очень широко. Меня с нетерпением ждали, – стол накрыт, аппетит хороший. Ну, как и полагается в такой день: тосты за Победу, за память погибших в войне, за здоровье ветеранов и так далее. Настроение растёт, за столом смех, шутки. Вдруг резкий протяжный звонок, – звонит аппарат ВЧ. Я беру трубку. В ответ: «Даю Москву». И не как обычно – «С вами будет говорить Л. И. Брежнев», сразу его голос: «Здравствуйте, Виталий Иванович! Сердечные поздравления по случаю дня Победы, наилучшие пожелания Вам и прошу передать также товарищам и семье!» Я, жестом утихомириваю застолье. И, конечно, благодарю. Высказываю какие-то пожелания и ему. Он говорит: «Наверное, оторвал Вас от праздничного стола?» Я подтверждаю. Смеётся: «Это правильно, такой день грех не отметить». Голос хрипловатый, а интонации явно хмельные. Видно и сам уже отметился. «Радуюсь Вашим успехам. Прошлый год был знаменателен и для страны в целом. Надо закрепить успехи. Мне очень нужна ваша поддержка, поддержка ЦК, при необходимости! Дела у нас предстоят большие и важные». Я не могу сразу собраться с мыслями. О какой поддержке речь? Но говорю что-то соответствующее.
Он переходит на более спокойный тон. Спрашивает, как складывается обстановка на селе? Прошли ли дожди, соединилась ли влага, каковы её запасы? Как с весенним севом? Сколько погибло озимых? Рекомендует не медлить с пересевом. Советует больше посеять ячменя, это даст лучшую отдачу. Я отвечаю, по-возможности, короче, чувствую, что он звонит не мне первому, будет говорить и с другими. Леонид Ильич поддакивает, гмыкает. Затем переходит к праздничной теме. Вспоминает военное прошлое: «Ныне день Победы, – это радость и слёзы. Что естественно и понятно! Ещё раз, Виталий Иванович, поздравляю. Наилучшие пожелания Вам и всем товарищам. До свиданья!»
Вот такой был разговор. Почему я привожу его? Дело в том, что 1974 год стал, как потом выяснилось, своего рода переломным в деятельности Генерального секретаря ЦК. Именно в этом году ухудшилось его здоровье, что сказалось на делах в стране, породило разные слухи и домыслы. Поэтому я хочу сейчас, на опыте моих контактов с ним в этот и последующие годы, рассказать о своем, личном восприятии этой трансформации.
До того, я побывал у Л. И. Брежнева в начале марта. Он тогда постоянно работал в основном здании ЦК на Старой площади (в Кремле бывал лишь раз в неделю, по четвергам, когда там проходили заседания Политбюро ЦК). Дело было так.
Как я уже говорил, мы разработали предложения по совершенствованию структуры управления сельским хозяйством. Познакомившись с ними, Ф. Д. Кулаков посоветовал написать официальную записку в ЦК. Так и было сделано. Ещё раз обсудили эту проблему в обкоме и 4-го марта я приехал в Москву. Зашел к Федору Давыдовичу, тот прочитал все восемь страниц записки, просмотрел схемы специализации и управления применительно к области, району и позвонил К. У. Черненко. Попросил того организовать мне встречу с Л. И. Брежневым, объяснив причину. Я поднялся на 6-й этаж к Константину Устиновичу. Он не стал читать, говорит: «Оставь, а о приеме тебя известим».
На другой же день мне передали, чтоб к 18.00 быть в ЦК КПСС. Л. И. Брежнев принял меня в 18.50. Встретил приветливо, у двери. Проводил до большого стола, сам сел в торце. Вид немного усталый и какой-то заторможенный. Начал разговор с итогов прошлого года, поздравил с успехами. Спросил, как дела в этом году. Я коротко ответил. Он повел разговор о самочувствии: «Что-то не по себе. Вроде грипп, но без температуры. Слабость. С утра ничего, а потом… – нет сил. Врачи обследовали, сделали рентген, – снизу и сверху. Зубы беспокоят. Вовремя не следил, всё некогда, а теперь… Но итоги обследования успокаивают, – слава Богу. Понятно, ведь нагрузки огромные. Я вчера приехал домой уже после полуночи. И держу себя в форме».
Перешел затем к основной теме. Напомнил о том, что в декабре 1973 г. была разослана членам ЦК его записка о необходимости развития на селе межхозяйственной специализации и совершенствования управления сельским хозяйством. Сказал, что получил дельные предложения на этот счет от нескольких первых секретарей: «Верю им. Мы попали в кон по межхозяйственным животноводческим комплексам. Это подтверждают неплохие цифры показателей их работы. Важно не торопиться с организационными перестройками, учитывать специфику конкретного района. В записках из Алтая, Кубани, Марийской республики ставят вопрос о необходимости иметь в крае, области единый сельскохозяйственный орган. Недопустимо работать с 13–14 организациями. Но нужно идти по этапам. Теперь, о мелиорации, – важное дело, это – линия. Об удобрениях. Будет около 900 млн тонн и более высокого качества: сложные по составу, гранулированные. В записках подняты важные вопросы. Кто их пишет? Обкомы партии».
Начал читать мою записку. Медленно, вдумчиво. Комментирует: «Хорошо, что растут у вас комплексы. Сейчас 39 тыс. скотомест, плюс 16 тыс. в системе „Скотопрома“, это всего 55 тысяч голов единовременной постановки по откорму КРС. Неплохо. Они дали почти половину говядины в 1973 году. Так, среднесуточные привесы на откорме 950 грамм, себестоимость центнера привеса 78 рублей! Вот бы такие показатели иметь по стране, а? Теперь свинокомплексы. Их всего 76. Они дали государству 63 тыс. тонн свинины, или 65 процентов. Затраты низкие, себестоимость центнера привеса 68 рублей. Совсем хорошо. Так, так. Ну, в птицеводстве у нас везде показатели хорошие».
Стал рассуждать: «Первым взялся за спецхозы Н. Ф. Васильев. Некоторые его стали шельмовать (явно, стрела в А. Н. Косыгина), что дорого, а сами не разбираются в сельских проблемах. У нас дельный секретарь ЦК Ф. Д. Кулаков. Контактный, его уважают на местах. Хороший мне помощник».
Опять стал читать записку. «Значит, специализация будет у вас продолжена за счет средств самих хозяйств? Это важно. А, то некоторые Ваши коллеги всё ходят с протянутой рукой к государству. Но надо строить качественнее. Думаю Минживмаш будет давать более современное оборудование».
Долго читал следующий раздел. «Структура управления интересная. Значит, замкнуть все рычаги на уровне области и района?! Но здесь не надо торопиться. Сельхозтехнику предлагаете разделить? Вернее функции снабжения выделить. А, что? Помню, ведь был у нас…, как это называлось? (Я подсказал – ГУТАП.) Вот, вот. Они неплохо справлялись с обеспечением запчастями. Хотя, Александр Александрович (Ежевский) инициативный министр, но ведь и хозяйство огромное».
В итоге сказал, что разошлет мою записку по Политбюро и обсудят предложения на заседании. Здесь же написал резолюцию на Записке. Ещё поговорил о письмах, идущих с мест: «Весьма чувствительные». О декабрьском Пленуме ЦК: «Хорошо прошел. Важно закрепить успехи 1973 года и по-доброму завершить пятилетку».
Попрощался. Встал, проводил до двери. Вновь пожал руку и пожелал успехов. Встреча заняла 55 минут.
Во время нашей беседы звонил Ю. В. Андропов. Леонид Ильич слушал его, не перебивая. Сказал только: «Смотри сам. Это полезно, будешь в курсе». Потом с К. У. Черненко: Передай Андрею Андреевичу о сроках, в 15.00 (что-то о заседании Секретариата). Тот, видимо, напомнил о каких-то обещаниях Шеварднадзе, потому что Леонид Ильич упомянул эту фамилию, но отмахнулся, не стал далее слушать и положил трубку.
Я, конечно, остался доволен разговором. Хотя Политбюро и не приняло по моей Записке специального решения, но затронутые в ней вопросы несколько раз обсуждались в ЦК и правительстве, наряду с аналогичными предложениями по проблемам села, поступавшими из других регионов страны. Были приняты и решения, способствовавшие углублению специализации сельского хозяйства и совершенствованию управления им.
Несколько иной была встреча с ним в июле 1974 г.
Предстояли Пленум ЦК и первая сессия Верховного Совета СССР девятого созыва. Я приехал в Москву 23-го июля. На следующий день в 10 часов в Свердловском зале Кремля открылся Пленум ЦК. Вел заседание Л. И. Брежнев. Рассмотрели вопросы первой сессии ВС. Определили кого рекомендовать Председателем Президиума ВС СССР, заместителями. Состав Президиума ВС из 37 человек, председатели Палат ВС СССР, а также Комитетов и Комиссий ВС.
Следующий вопрос – о составе Правительства СССР.
Начал Леонид Ильич с «шутки»: «Товарищ Косыгин отказался. Не совсем, а временно…» (улыбнулся, смех, реплики). А. Н. Косыгин словно и не слышал, сидел с обычным непроницаемым видом. (Это была явно бестактная шутка, она не понравилось многим, но говорили мы об этом в кулуарах, после Пленума).
Затем Л. И. Брежнев стал читать по тексту, что Политбюро рекомендует Председателем Совета Министров А. Н. Косыгина. Заместители Косыгина: Мазуров, Архипов, Байбаков, Дымшиц, Кириллин, Лесечко, В. Новиков, Т. Новиков, Нуриев, Смирнов, Тихонов. Потом перечислил фамилии министров, председателей Госкомитетов. Генеральным прокурором – Руденко.
Вопросов, обсуждения не было. Никаких серьёзных изменений состав Правительства не претерпел. Проголосовали единогласно.
Весь Пленум прошел за 40 минут.
Как всегда, будучи в ЦК КПСС, мы заходили к секретарям ЦК, в отделы по своим вопросам. Я был у Ф. Д. Кулакова. В конце беседы он невзначай, как и в прошлый раз, заметил: «Вам следовало бы информировать о делах и Генсека». Естественно, я понял намек.
Вечером, после заседания старейшин в Кремле, я пошел на Старую площадь и поднялся на 5-й этаж. Там, перед приемной Л. И. Брежнева уже полно моих коллег, человек 30. Ясно, что и они получили рекомендации. В 19.00 нас пригласили в кабинет Л. И. Брежнева.
Поздоровались, расселись. Он сразу взял сельскую тему.
«О хлебе. Уборка идет. Где складывается хорошо? У Табеева, Шакирова. Готовят сюрприз – хотят дать 1 млрд пудов „заговорщики“: Оренбург, Волгоград и Саратов. Хорошо у Воротникова и Орлова. Правда, в ЦЧО кое-кто поглядывает сбоку, – а что скажет ЦК. Не называют цифры. Сложно в Казахстане. У Горбачева прихватило зерно на наливе. Трудно в Сибири. Там засуха. Украина борется за 1 млрд. Почему сразу о хлебе? Это не сезонный вопрос, не потому, что идет уборка. Это государственный вопрос. Винить секретарей обкомов, что не было дождя, нельзя. Но много можно сделать и в этих условиях. Сейчас стало модно идти в отпуск до уборки. Раньше мы об этом и думать не могли. Убрал урожай, отчитался, – тогда иди со спокойной душой отдыхать. Беспокоит Средняя Азия по хлопку. Колоссальный недобор воды. Не было таяния снега в горах и в долинах засуха. О кормах. Очень важно взять всё, что есть и заготовить впрок. О транспорте. В Минобороны мы взяли 80 тысяч машин. Всё. Больше не просите. Особо о свёкле. Сахар купить негде. Поэтому не упустите свёклу. Машины на уборку свёклы дадим.
О мелиорации. Остановить этот процесс никто не смеет! Вложения на мелиорацию будем увеличивать. Вообще, обеспечение водой приобретает колоссальное значение на будущее. Голландия возит воду танкерами. Видимо, придется ускорить рассмотрение вопроса об использовании северных рек. (Именно тогда возникла эта спорная идея?!) Уходит Каспий и другие крупные водоемы. Надо думать, и решать своевременно.
О руководстве уборкой, да и другими делами. Главное, это предвидеть, а не констатировать. Иногда звонят, пишут записки о том, что мы и сами знаем. Надо видеть перспективу, вносить предложения, чтобы не допустить срыв. Мы всегда внимательны к таким запискам. Я говорю вам о проблемах, – вы руководящее ядро партии. Вы должны знать обстановку в стране, позицию Политбюро».
Потом Л. И. Брежнев обстоятельно разобрал положение в животноводстве. Отметил положительные подвижки в производстве мяса, молока, яиц. Посетовал, что мало говядины и баранины. Подчеркнул важность зерновой проблемы. «Будет зерно, – будет и мясо. О комплексах. Мы за этот курс, но ребята не наломайте дров. Гонка не нужна. Надо разумно тратить капиталовложения».
Затем изменил тему: «На высоком уровне прошли выборы в Верховный Совет. Кое-где набросали против (посмотрел в сторону Куличенко, Волгоградского секретаря, получившего немало голосов против). Не надо это драматизировать. Нужно смотреть и не допускать провалов, влияющих на настроение людей. Дело ведь не только в мясе и молоке. Нельзя упускать вопросы воспитания, нужно знать обстановку, иметь постоянные контакты с народом, его разными социальными слоями».
Заговорил о международных делах: «Они, прямо скажу, забивают. Нет времени. Наши успехи в этом налицо. Все стремятся приехать к нам, попасть на прием к руководству страны. Просятся: Шмидт, Вильсон. Политбюро ИКП приглашает меня приехать в Италию. Это хорошо. Наш принцип, – хочешь мира, борись за него. А не болтай попусту. Сейчас воздержимся от визитов, сделаем перерыв. Но международные вопросы очень важны. При В. И. Ленине Политбюро ЦК заседало до 15.00. Он считал, что дальше непроизводительное время. Но и тогда сначала рассматривали международные вопросы. Хотя в стране была тяжелейшая обстановка: интервенция, разруха, саботаж и т. д.
Вот, сколько наговорил я вам. Давайте, расплачивайтесь хлебом! (Смех, шутки). Понимаю, – пока рано говорить о караваях. И хотя у меня свой счёт, я верю вам».
Собственно, на этом встреча закончилась. Кое-кто из товарищей пытался подкрепить и развить темы, затронутые Брежневым, но было ясно, что ему нужно было высказаться перед группой руководителей наиболее крупных областей, краев и республик. А они разнесут содержание беседы по стране. Видно было, что Генсек устал, как-то сразу сник. От начального активно-напористого поведения не осталось и следа. Я тогда объяснил такое состояние чрезмерной перегрузкой в работе. Он и сам подчеркивал это. Однако, последующие встречи с Леонидом Ильичем, его внешний облик, поведение, разговор явно говорили о нарастании болезненного состояния. Мы ещё не знали тогда о серьёзном срыве, происшедшем с ним во время недавнего визита в Польшу. Но, именно с этого момента перед нами стал представляться другой Брежнев. Все более снижались его энергия, активный напор, коммуникабельность, внешнее обаяние. Особенно заметно трансформация личности проявилась на последующих встречах в декабре этого же года.
Очередной Пленум ЦК КПСС состоялся 16 декабря 1974 г. Открыл его, как всегда Л. И. Брежнев. Посвящен он был проекту плана и бюджета на 1975 год. Начались прения. Леонид Ильич был невнимателен, скорее безразличен к происходящему. Перебрасывался словами с коллегами в президиуме, запаздывая предоставить слово очередному оратору. Выступило всего 13 человек. В заключение взял слово Л. И. Брежнев. Говорил он, в отличие от своих речей на предыдущих Пленумах, коротко, без задора, монотонно по довольно стандартной схеме. Примерно к полудню мы завершили работу.
Сессия Верховного Совета открывалась 18-го числа, поэтому 17-е было свободным (возможно, его резервировали для продолжения Пленума, но такая надобность отпала). Я побывал в этот день у Мазурова, Нуриева, Соломенцева, Кулакова. Из бесед с ними я понял, что наши предложения о совершенствовании управления сельским хозяйством завязли в аппаратах Совминов и ЦК. И я решился обратиться к Брежневу, ведь он дал добро этой инициативе. От Кулакова поднялся на 5-й этаж. Зашел в приёмную Л. И. Брежнева. Там тихо, сидит одна Э. С. Насриддинова, которую освободили на прошлой сессии от работы председателя Совета Национальностей ВС. Секретарь сказал: «Леонид Ильич не планировал сегодня кого-либо принимать, но сейчас у него А. Ф. Добрынин, наш Посол в США. Подождите, я спрошу примет ли он Вас». Вскоре Анатолий Федорович вышел. Секретарь доложил и, выйдя пригласил Ядгар Садыковну, сказав что Брежнев примет и меня. Она пробыла у Леонида Ильича минут 40. Было уже около восьми часов вечера.
Л. И. Брежнев встретил меня ворчливо: «Заходи, Воротников. Все говорите надо беречь Брежнева, а сами нагружаете. Вот Насреддинова вымотала мне душу». Ну, подумал я, на кой чёрт пришел не вовремя?! И решил, не говорить о деле. Генсек был расстроен и заторможен. Говорил медленно, ещё более было похоже, мешал ему прикус зубов. Не спрашивая меня о цели прихода, он сам стал рассуждать: «Мы всё о делах и делах. Вот и на Пленуме: снабжение, мясо, деньги, лимиты. Конечно, нельзя не учитывать проблем, что ставит жизнь. Надо видеть и анализировать их». Потом, без логического перехода: «Вот какие срывы. Строим одновременно 300–350 заводов. Ни одного не ввели. Почему? Кто за этим смотрит? Лучше начать 50 и через два года ввести в строй. Строим, – бросаем, строим, – бросаем. Аппарат, – 1500 человек, отделы, сектора. Кто же смотрит? Я специально на Пленуме привел пример о компенсационных сделках. Кому за этим смотреть? „И выше…“, – многозначительно произнес он, и после паузы, – „Вы заметили, что этого не было в тексте? (Опять самые прозрачные намеки в адрес Совмина и А. Н. Косыгина). Капиталисты заставят нас платить штрафы. Во Владивостоке я хорошо поговорил с Фордом во время прогулки. Совещание по безопасности в Европе будет. Нам нужно ещё 30 лет прожить без войны“. Доволен, что получил поддержку на Пленуме: „Это приятно“. О роли парторганизаций: „Этому в Вузе не учат“. Ну и, конечно, несколько фраз о делах в сельском хозяйстве. Перешел вновь к своим встречам. О Жискар де-Эстене: „Французская барышня, она имеет большой вес. За ней надо ухаживать“. И завершил 20-минутный разговор: „На Пленуме я был нездоров, вы наверное заметили“. Я понял, что встреча окончена. Сказал два слова, что дела идут в области неплохо. Проблемы решаем. Поблагодарил за беседу, извинился, что задержал его. Он положил руку мне на плечо, проводил до двери и попрощался.
Вот такой была, по сути, предпоследняя моя личная встреча с Л. И. Брежневым. Впечатление не радостное. Какая-то неадекватность поведения, перескакивает с темы на тему, теряет нить разговора. То оживится, то потухнет, замолчит. Лишь много позднее нам стало известно, что именно во время Владивостокской, очень важной и напряженной встречи с Фордом, его состояние было на грани срыва, который и произошел во время поездки в Монголию в ноябре 1974 года. Он впал в „невменяемое астеническое состояние“ – так считает Е. И. Чазов, – „по причине чрезмерного приема сильнодействующих успокаивающих средств, к чему он все более и более пристрастился“. Другие говорят, – был приступ нарушения мозгового кровоснабжения. Так или иначе, состояние здоровья Л. И. Брежнева с этого времени стало ухудшаться.
Как пишет в своей книге Е. И. Чазов: „Брежнев все более и более терял способность к критическому анализу, снижалась его работоспособность и активность, срывы были более продолжительными и глубокими“. Но, Генсек продолжал исполнять должность.
После 1974 г. я видел Л. И. Брежнева лишь на партийных форумах и праздниках. При переводе меня из Воронежа на работу в Совмин РСФСР, в июле 1975 г., со мной беседовал А. П. Кириленко. Утверждали на заседании Секретариата ЦК, который вел М. А. Суслов. Но с Л. И. Брежневым беседы не было.
19 декабря 1976 года. 70-летие Л. И. Брежнева.
В Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца был прием в честь юбилея Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева.
За главным гостевым столом, вместе с членами Политбюро ЦК: Э. Герек, Э. Хонеккер, Я. Кадар, Т. Живков, Н. Чаушеску, Г. Гусак, Ю. Цеденбал, Рауль Кастро. Остальные гости разместились за отдельными столами по 8—12 человек. Столы располагались в зале рядами вдоль основного прохода, а также в углублениях (пилонах) между колоннами. Мне было предоставлено место именно за одним из таких столов с правой стороны, недалеко от „президиума“. Соседство приятное, одни оборонщики: П. В. Дементьев, С. А. Зверев, В. В. Бахирев, С. А. Афанасьев, несколько военных, предсовмина БССР Т. Я. Киселев. Так что, компания дружная, и тем для разговоров много. Вечер прошел оживленно, на подъеме.
В 1975—79 гг., – в период работы 1-м заместителем председателя Совмина РСФСР, во время отсутствия М. С. Соломенцева, – в отпуске, командировке, или по болезни, меня приглашали на заседание Политбюро ЦК. Как правило, заседания Политбюро вел Л. И. Брежнев, а также М. А. Суслов или А. П. Кириленко.
Запомнились некоторые из них, которые вел Л. И. Брежнев.
Заседание Политбюро 22 июля 1976 г.
Обсуждали Записку Совмина РСФСР, МИДа и КГБ о некоторых пограничных вопросах с КНР. Речь шла о заселении приграничной зоны, откуда ранее были переселены жители. Практика показала, что эта мера осложнила охрану границы. Когда в приграничной зоне находилось население, они помогали быстрее обнаружить „чужака“ и уведомить об этом погранзаставу. Докладывал Ю. В. Андропов. Выступили: А. Н. Косыгин, Ф. Д. Кулаков, обосновал позицию Совмина и я. Записку одобрили, определили меры материальной помощи переселенцам, строительство жилья, обустройство и льготы.
Леонид Ильич сказал три слова: „Ну, одобрить? Хорошо“.
На заседании Политбюро 24 июня 1977 г. обсуждались вопросы: „О развитии черной металлургии“, „О мерах развития торговли“ и „О повышении эффективности использования трудовых ресурсов в легкой промышленности“ – речь шла о внедрении нового оборудования и облегчения труда, так как отрасль испытывала недостаток в людях рабочих профессий. Решения по первым двум вопросам были приняты практически без обсуждения. А по третьему разгорелся спор. Особенно горячо и резко выступал А. П. Кириленко, и А. Н. Косыгину, знатоку легкой промышленности, пришлось репликами „осаживать“ оппонента. Тогда Л. И. Брежнев предложил: поручить им и Комиссии ЦК уточнить проект постановления с учетом обсуждения. (28 июня, с моим участием, такое обсуждение состоялось, и нашли приемлемое решение).
7 июля 1977 г. на заседании Политбюро ЦК рассматривали вопрос „О завершении строительства 2-й очереди завода „Атоммаш“ в Волгодонске“. Докладывал И. Т. Новиков.
Он говорил, что в стране определена широкая программа сооружения АЭС. За 1981—86 гг. намечено ввести мощности на 28 млн квт, плюс за рубежом – 11 млн. квт. А поставки оборудования для атомных электростанций отстают. Большие надежды на Атоммаш, но там строительство идет медленно».
Обсуждение было активным. От Совмина выступал К. Т. Мазуров. Я высказал замечание по проекту, что следует особо обратить внимание на ускорение сооружения жилья и объектов социальной сферы, сооружение которых отстает от производственного строительства. Все поддержали проект постановления, но также внесли ряд предложений.
Л. И. Брежнев, заглядывая в бумажку, сказал: «Мы набрали на себя большие обязательства. Дай бог справиться. Задача сложная, так как мы решили строить Атоммаш комплексно. Параллельно с возведением производственных корпусов вводить жилье, больницы, школы, объекты коммунального хозяйства. Это всем ясно. Нужны дополнительные KB и добавить строителей. Поручить Мазурову, Кириленко, Новикову В. и Госплану – Лебедеву, с учетом обсуждения отработать проект постановления ЦК и СМ».
28 мая 1978 г. На заседании Политбюро рассматривали предложения среднеазиатских республик, поддержанные Минводхозом СССР, о переброске части стока северных и сибирских рек на юг, с целью улучшения водоснабжения этих регионов и мелиорации рисовых плантаций. Несмотря на обоснованные протесты, что проект сырой, не проработан экологически, не обоснован в финансовом отношении, – принципиальное решение было принято. (Вновь возвратились к этому вопросу в декабре).
21 декабря 1978 г. Заседание Политбюро.
Мне запомнилось это заседание потому, что перед рассмотрением повестки дня Леонид Ильич повел речь о регламенте работы ПБ. Видимо ему было трудно вести заседание даже в течение 1,5—2-х часов, и он привел пример из опыта работы Политбюро во времена В. И. Ленина. Вот что зачитал Л. И. Брежнев:
«По докладу В. И. Ленина был определен регламент работы Политбюро: 1. Докладчику – 10 мин.
2. Ораторам: 1-й раз – 5 мин., 2-й раз – 3 мин. Причем, выступать не более 2-х раз.
3. По порядку ведения – 1 мин.
Было принято: изъятие из этих правил – по особому разрешению Политбюро. Владимир Ильич строго следил, и без церемоний останавливал ораторов. Пресекал попытки переговоров во время заседания. Дежурному секретарю вменялось в обязанность останавливать разговаривающих. Вот, так бы и нам», – закончил читать Л. И. Брежнев. Но эти слова остались добрым пожеланием.
Затем пошли по повестке.
Утверждение кадров.
О новогоднем поздравлении. Читать Левитану.
О переброске части стока сибирских рек. Решили: пока вести научно-исследовательские, проектные проработки. Конкретно рассмотреть по мере готовности проекта. «Но надо подходить к этой проблеме», – подчеркнул Л. И. Брежнев.
4 января 1979. Заседание Политбюро.
За повесткой. Заслушали мою информацию о последствиях сильных морозов, накрывших европейскую часть РСФСР, и принятых мерах. Наши мероприятия одобрили, и поручили Совмину Союза и РСФСР, также и местным органам незамедлительно оказать необходимую помощь предприятиям и людям, пострадавшим от морозов.
По повестке.
О строительстве автомобильного завода в Красноярске.
Об образовании союзного министерства речного флота.
Предложение внес Отдел транспорта ЦК. Возник спор. В. И. Долгих и А. П. Кириленко – за. Андропов – «надо поручить этот вопрос Совмину, пусть он внесет предложения». Я выступил категорически против, и обосновал, так как 93 % речного судоходства ведется на территории РСФСР. Сказал, что нужно немного помочь капвложениями, а все проблемы речников мы решим сами. Молчавший до этого А. Н. Косыгин поддержал меня: «Незачем плодить союзные министерства. Просьбы России мы рассмотрим». Однако Л. И. Брежнев, в пику Косыгину, все-таки заявил, что пусть Комиссия ещё раз изучит этот вопрос. (Позже авторы отказались от этой идеи).
Было ещё несколько заседаний Политбюро, в которых я принимал участие. Что можно сказать в обобщение? Леонид Ильич Брежнев был уже тогда болен, порой, можно было наблюдать такую картину: идет горячая дискуссия, а он подремывает на председательском кресле. Вел заседания по шпаргалке, сбиваясь, путая вопросы. Картина была грустная.
В середине января 1979 г. было принято решение Политбюро ЦК направить меня в Республику Куба Чрезвычайным и Полномочным Послом СССР. Вскоре был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР о моем назначении. Два месяца я готовился к поездке. Имел встречи и беседы со всеми товарищами из руководства страны и партии. Но беседы с Л. И. Брежневым не было. Он редко появлялся в ЦК, основное время проводил в Кремле. А. А. Громыко и К. В. Русаков обещали, что встреча обязательно будет. Дата моего отъезда была определена – 18 апреля.
17-го апреля 1979 г. начал работу Пленум ЦК КПСС. На нем рассматривались организационные вопросы первой Сессии Верховного Совета СССР 10-го созыва.
В перерыве К. В. Русаков подозвал меня и сказал, что сейчас пройдем к Л. И. Брежневу. Мы вошли в примыкавшую к Свердловскому залу небольшую комнату, где собирались обычно перед заседанием и в перерывах члены Политбюро. Там накрыт большой стол для чая, но за столом сидели лишь несколько человек, остальные стояли группами у стен и двух окон.
Мы подошли к Л. И. Брежневу. Он встретил приветливо, поздоровался и громко воскликнул, обращаясь ко всем: «Вот, товарищи, наш новый посол на Кубе – Воротников. Вы все его знаете». Послышались одобрительные, поддерживающие реплики Д. Ф. Устинова, Г. В. Романова, П. Н. Демичева. Пробасил что-то одобрительное А. А. Громыко. Л. И. Брежнев продолжал: «Я прекрасно знаю Воротникова, сам вытащил его из Воронежа в Москву. И здесь он быстро вошел в работу. А сейчас даем ответственное поручение. Дело важное. Для нас Куба особая страна. Что здесь распространяться. Все знают». И, обращаясь ко мне: «Хочу поздравить тебя с назначением и пожелать успехов. Уважение к тебе было здесь и, уверен, будет там. Большой привет Фиделю, Раулю, всем товарищам. Передашь Фиделю мое личное послание. В нем есть хорошие слова и о новом после».
Вновь подал реплику Д. Ф. Устинов: «Сейчас между Кубой и Советским Союзом установились как никогда хорошие связи и особенно личные отношения между Леонидом Ильичем и Фиделем». Л. И. Брежнев поддержал: «Знаю и верю Фиделю. Надеюсь, что у тебя там наладятся товарищеские контакты с руководителями Кубы. Всё будет хорошо. Не переживай, видимо, ему было известно о моем настроении, мы тебя надолго не отпустим. Ещё раз желаю здоровья и успехов». Я поблагодарил за доверие и сказал, что буду работать с полной отдачей.
Такое вот было короткое напутствие, буквально в течение 7–8 минут.
И последняя встреча с ним состоялась 17 декабря 1979 года. О ней стоит рассказать.
Мы прилетели в Союз в отпуск. Обычно в это время я по делам бывал в МИДе, Совмине Союза, Минобороны, Госплане, в других министерствах и ведомствах. Обязательно заходил в отделы ЦК, заходил и к секретарям ЦК. Проблемы Кубы требовали информации, совета и помощи. Решил я доложить и Л. И. Брежневу.
Мне назначили встречу на 17-е декабря, в 18.00. Вот уже ряд лет, как Леонид Ильич обосновался для работы только в Кремле, на Старой площади не бывал. Я пришел в Кремль заранее. Сел в приемной, других посетителей не было. В течение минут 30 к нему в кабинет входили и выходили ребята из охраны, врач с чемоданом, парикмахер, ещё кто-то. Позже я понял, что после дневного сна его приводили в порядок. Дежурный секретарь в приемной попросил меня говорить громче и предупредил, что через 10–15 минут Леонид Ильич должен уехать.
В 18.15 я зашел в кабинет. Л. И. Брежнев сидел за столом. Без регалий. Его болезненный, старческий вид поразил меня. Немного привстав, пожал мне руку: «Садись. Здравствуй. Я просил, чтоб ты зашел на минуту. Я должен уехать. Может, завтра встретимся?» Я подумал, что откладывать разговор не стоит. Поблагодарил его за возможность встречи. Сказал, что больших вопросов у меня нет, так как имел обстоятельные беседы с Громыко, Устиновым и другими товарищами. А завтра, при Вашей занятости, может и не удастся встретиться. Он подтвердил: «Да, дел много. Сегодня больше двух часов принимал делегацию компартии Японии. Непростая была беседа. Ведь 14 лет разрыва. Завтра встречаю Ангольскую делегацию и переговоры с ними. Ну, рассказывай».
Я вкратце рассказал о первых шагах работы. Что установились нормальные отношения с Фиделем и Раулем. Он перебил: «Это хорошо, начал ты неплохо. Отзывы хорошие». Проинформировал о политической обстановке в стране, об экономике. О положительной реакции Фиделя на его письма и доверительную информацию. Фидель всегда подчеркивает это в моих беседах с ним. Сказал, что желательно бы пригласить Фиделя на Олимпийские игры в Москву. Он прервал: «Это можно. Давай, передай Фиделю мое личное приглашение. Мы организуем ему поездки в Киев, Ленинград, Ригу, Минск. Куда захочет. Мы не можем пригласить всех руководителей соцстран. Но Фиделя Кастро! Давай, это мысль. Пусть приедет. Большой ему привет, также Раулю и Мильме (видимо, Вильме)».
Вошел секретарь, сказал, что звонит Д. Ф. Устинов. Брежнев взял трубку: «Слушаю тебя». Тот начал: «Дорогой Леонид Ильич…», Брежнев перебил его: «Дорогой, а ехать на матч не хочешь». Слышно, как Дмитрий Федорович отвечает: «Не могу. Я принимаю министра обороны Австрии». Брежнев: «Пошли его… Вот Костя (Черненко) едет, а ты… Ну, ладно, в другой раз». Положил трубку и, обращаясь ко мне: «Замечательный человек Дмитрий Федорович. Классный специалист промышленности и министр. Но, прежде всего, человек, друг замечательный». Я сказал, что был у него на приеме. Обговорили проблемы Анголы, там была кубинская делегация. Леонид Ильич все время отхлебывал кофе с молоком, увлажняя рот. Говорил замедленно, как с кашей во рту.
Встал: «Ну, что ж. Ещё раз желаю успеха. Так держать. Привет и пожелания Фиделю». Я поблагодарил. Леонид Ильич полуобнял и повел меня до двери. Вышел в приемную. Спросил, что у него на завтра. Я попрощался и вышел.
Позже, в 1982 году, при переводе меня из Кубы в Краснодар, он не встречался со мной. Из Краснодара я имел с ним телефонные разговоры. Звонил в Крым, приглашая на юбилейные торжества в Новороссийск. Он сначала пообещал, а спустя несколько дней позвонил, что не сможет, но направит свое приветствие. В начале сентября он сам позвонил из Москвы. Интересовался: «Будет ли выполнен план продажи зерна государству?» Я заверил, судя по намолотам, – есть уверенность, что выполним. Хорошо? «А как с рисом?» Ответил, что валовой сбор риса по прогнозам будет недостаточен, поэтому до плана не дотянем. Спросил о настроении в народе. Я кратко объяснил.
Последний раз я говорил с Л. И. Брежневым 1-го ноября 1982 г. Получилось так. Завершив уборку риса, край выполнил план продажи государству зерна, сдав более 4,2 млн тонн. Как было принято, я доложил об этом секретарям ЦК Ю. В. Андропову и К. У. Черненко. Юрий Владимирович поблагодарил за информацию, спросил, как обстоит дело с кукурузой, поинтересовался общей обстановкой на Кубани. Я кратко рассказал. Константин Устинович поздравил меня с этим успехом и спросил: «Доложил ли о хлебе Леониду Ильичу?» Нет, не доложил. «Ну, тогда он сам тебе позвонит. Жди». Действительно, вскоре звонок телефона ВЧ «по молнии», таков был вызов, когда звонил Генеральный секретарь. Я взял трубку. Дежурный секретарь сказал, что сейчас будет говорить Леонид Ильич. Попросили информировать сжато, говорить громче и не более 3-х минут. После общих приветствий, Л. И. Брежнев спросил: «Как идут дела?» Я доложил о хлебе, сказал, что год завершаем вообще хорошо, обстановка на Кубани нормальная. Он поблагодарил, спросил об урожае риса, о погоде и всё. Речь смазанная, неразборчивая. Это было за девять дней до кончины Л. И. Брежнева.
10 ноября в 21.20 мне на квартиру позвонил начальник краевого управления КГБ Г. И. Василенко: «Срочное сообщение, прошу принять на квартире». Приехал. Сказал, что получил телеграмму – скончался Л. И. Брежнев. Мы сразу – в крайком. Пытаюсь связаться с ЦК по ВЧ – никого нет. Или не соединяют. Дозвонился до М. В. Соколовой (сотрудница общего отдела). Она говорит: ждите. И только в 22.30 мы получили официальную телеграмму в крайкоме: сообщение Политбюро о том, что 10 ноября рано утром скоропостижно скончался Л. И. Брежнев. Обращение – принять на местах меры по активизации трудовой деятельности предприятий и хозяйств. Разъяснять, что ЦК будет и впредь проводить внутреннюю и внешнюю политику на основе решений XXVI съезда и т. д. Членов ЦК вызвали в Москву.
12 ноября 1982 г. Пленум ЦК КПСС в Свердловском зале Кремля.
Ю. В. Андропов открыл Пленум коротким (15 минут) вступлением.
Затем по поручению Политбюро выступает К. У. Черненко. Говорит о тяжелой утрате для партии и народа, – кончине Л. И. Брежнева. Этот урон трудно восполнить. Сейчас вдвойне, втройне важно вести дела в партии коллективно. И от имени Политбюро предлагает избрать Генеральным секретарем ЦК КПСС Ю. В. Андропова. Спрашивает, есть ли вопросы? Нет. Другие предложения? Нет. Голосует – единогласно.
Участники Пленума встают и аплодисментами приветствуют нового Генерального секретаря ЦК КПСС Ю. В. Андропова.
Юрий Владимирович произносит ответную речь. (В ней он тонко уходит от тезиса К. У. Черненко относительно коллегиальности в работе). В 12.30 весь состав ЦК приходит в Колонный зал Дома Союзов. Там установлен гроб с телом Л. И. Брежнева. Церемония прощания. Все проходят у гроба и выходят из зала.
В 12.30 все члены ЦК пришли в Колонный зал Дома Союзов, прибыли и члены политбюро. В скорбном молчании постояли вокруг постамента, на котором установлен гроб с телом Л. И. Брежнева. Члены Политбюро подходят к членам семьи, выражают соболезнование жене, дочери, сыну и близким Леонида Ильича. Потом мы все проходим вокруг гроба, и выходим из зала. Вся церемония заняла минут 15–20.
Похороны назначены на 15 ноября. По рекомендации руководства ЦК, все секретари обкомов, крайкомов партии сразу разъехались на места. Так что на похоронах Л. И. Брежнева я не был.
Траурные мероприятия в Краснодаре проходили 13, 14и 15 ноября. Ритуал похорон смотрели по телевидению. В Москву прибыли все главы стран соцсодружества. Приехал Ф. Кастро, И. Стамболич – СФРЮ, С. Машел – Мозамбик, Х. Менгисту – Эфиопия. Лидеры компартий: Ж. Марше, Г. Хилл, С. Арисмеди, У. Каштан, Э. Берлингуэр и другие.
А также лидеры стран: П. Трюдо – Канада, П. Моруа – Франция, Д. Судзуки – Япония, У. Пальме – Швеция, И. Ганди – Индия. Президенты: Австрии – Р. Кирхшлегер, ФРГ – К. Карстенс. Вице-президент США – Д. Буш, Генсек ООН – Х. Перес де Куэльяр и другие.
15 ноября, в 11.30 вынос гроба из Дома Союзов (Гришин, Горбачев, Щербицкий, Романов, Пономарев, Соломенцев, Долгих, Капитонов, Зимянин). Устанавливают гроб на орудийный лафет. Шествие на красную Площадь к мавзолею В. И. Ленина.
12.00. Траурный митинг открывает Ю. В. Андропов. Выступили:
Д. Ф. Устинов, А. П. Александров, секретарь Днепропетровского ГК КПСС, рабочий одного из московских заводов.
Захоронение у Кремлевской стены. Орудийные залпы, гудки в течение 3-х минут. Все предприятия страны остановили работу на 5 минут.
Затем руководители партии вновь поднялись на трибуну мавзолея, и торжественный проход нескольких рот войск Московского гарнизона.
Уход из жизни Л. И. Брежнева не был неожиданным. Состояние его здоровья в последнее время было таково, что трагический исход мог наступить в любое время. И все же кончина Л. И. Брежнева отозвалась щемящей грустью в сознании многих, в том числе и у меня. В памяти всплывали встречи с ним в 1950-е годы, – молодым, активным, напористым и авторитетным руководителем. Он лично внес большой вклад в ракетостроение и укрепление безопасности СССР. Восьмая, послехрущевская, пятилетка (1966–1970 гг.) была самой эффективной в развитии всех отраслей народного хозяйства страны. Нельзя сбросить со счетов и постоянное его внимание сельскому хозяйству, где также были, хотя и небольшие, но успехи в начале 70-х годов. Вспомнилась его настойчивость во внешнеполитической деятельности: заключение в 1972 г. Договора ОСВ-2, урегулирование послевоенных границ в Европе и отношений между ФРГ и ГДР, наконец, Хельсинское соглашение 1975 г.
Все это так. Но, с середины 1975 г., последние семь лет жизни Л. И. Брежнева воспринимаются по-иному. Болезненный недуг представил стране и миру совсем другого Брежнева, – равнодушного, безвольного, падкого на лесть и поток наград. Позже, Е. И. Чазов напишет в своей книге: «С времени, после XXV съезда я веду отчет недееспособности Брежнева, как руководителя и политического лидера страны, и в связи с этим – нарождающегося кризиса партии и страны».
Информированные члены ЦК доверительно говорили, что Леонид Ильич сам обращался к коллегам в Политбюро, хотя и не настойчиво, о том, – не пора ли ему, в связи с состоянием здоровья, уйти в отставку. Но его ближайшее окружение воспротивилось этому, убедив, что надо лишь подлечиться и продолжать работу. Таким образом, видя немощь Генсека, они не набрались воли и мужества, чтобы своевременно пойти на кадровые перестановки.
Эти обстоятельства негативно отражались на положении дел в государстве. Страна затормозилась в своем развитии. Ситуация в экономике, особенно в 1979–1982 годах, стала ухудшаться. Наметился определенный спад в темпах развития производства в ряде отраслей промышленности. Отсутствие стимулов научно-технического прогресса сдерживало рост производительности труда. Отставание уровня технологий, особенно на предприятиях выпускающих товары для населения, отрицательно сказывалось на качестве продукции. Не способствовала повышению производительности труда и качества продукции закостенелость кредитно-финансовой системы, и консерватизм ценовой политики.
Ухудшилась в эти годы обстановка и в сельском хозяйстве. В ряде областей были вынуждены ввести талоны, своего рода систему нормированного распределения некоторых видов животноводческой продукции – мяса и животного масла. (Хотя в 1982 г. душевое потребление мяса и молока, в среднем по РСФСР, составляло соответственно: 61 и 321 кг. А в 1999 г., при кажущемся изобилии, 45 и 290 кг.). Однако введение норм снабжения вызывало недовольство населения. Сузился ассортимент промышленных товаров, меньше стало импортной продукции. Причин тому немало и субъективных, и объективных.
При этом многих, в том числе и нас, членов ЦК, руководителей ряда областей и министерств поражало равнодушие и бездеятельность высших партийных и государственных структур, молчаливо взиравших, как страна теряет темпы. Хотя чему было удивляться? Л. И. Брежнев был неработоспособен уже много лет. Долго и самоотверженно тащивший экономический воз А. Н. Косыгин надорвался, тяжело заболел, в 1980 году ушел в отставку, и вскоре, в декабре того же года, его не стало. Почти полностью отошел от дел фактически неадекватный А. П. Кириленко. Не работал, а лишь несколько часов присутствовал в ЦК М. А. Суслов. А в январе 1982 г. не стало и Суслова. И этот перечень болезней, старости и пассивности среди руководства страны можно продолжить.
Различные обращения и письма ЦК к партии и народу о повышении активности в работе, борьбе с бюрократизмом уже не срабатывали. В партийном и хозяйственном активе, в народе зрело недовольство, протест, а с телеэкранов звучали бодрые голоса, звенели награды.
Были и объективные причины. Стало все труднее и труднее вести такое огромное народное хозяйство страны старыми методами. Централизация все более давила и сдерживала инициативу мест. Ни Госплан, ни Госснаб, ни Минфин, ни другие экономические ведомства уже не были в состоянии «проворачивать» этот огромный маховик механизма экономики страны. Настоятельно требовались реформы. Надо было разгружать от забот верхние эшелоны власти, передавать права и ответственность вниз.
К тому же все более расклеивались экономические отношения с зарубежными странами. Контакты нашего руководства с лидерами братских соцстран носили формальный характер. Традиционные крымские встречи Л. И. Брежнева – это была профанация. Буксовал СЭВ.
Было очевидно – нужна ротация, смена руководства, обновление кадров. На высоких государственных и партийных постах некоторые товарищи пребывали по 15–20 лет. Такова была политика брежневской «стабильности кадров». Необходим был поиск и решение экономических и социальных проблем в условиях совершенствования механизма управления, раскрытия потенциала социализма, повышения инициативы и заинтересованности людей в результатах труда. Об этом говорили мы между собой, это понимал и Ю. В. Андропов, и стал буквально с ходу обсуждать эти проблемы, готовить и реализовывать некоторые свои задумки.