Февраль
Глава 4
Через две недели Люк набрался храбрости и позвал студентку Джесси посидеть с детьми. Вообще-то ему нравилось работать по полдня, возвращаться домой и заваливаться в постель вместе с Клейтоном. Он разрешил старшим есть разогретую пиццу и жевательный мармелад. Натали не одобрила бы, но разве нельзя ему вволю пострадать?
А потом пришло напечатанное письмо. Бумага для принтера казалась непривычно жесткой на ощупь. Вместо успокоения в душе зародилась паника. Значит, письма скоро закончатся? Завтра у почтовой щели будет пусто?.. Люк провел пальцами по высохшему влажному пятну – буквы расплылись на паре строчек. Слеза?
День 34
Дорогой Люк, это не обычное письмо. У меня больше нет сил писать от руки. Я знаю правду – долго мне не протянуть. Ты не захочешь об этом слушать. Смешно, ведь ты не веришь в чудеса…
Я чувствую, что умру. Хочу облегчить тебе жизнь, когда меня не станет. Писать обо всех делах я не буду, слишком долго, но о Джесси Фрага надо рассказать подробней. Надеюсь, это имя тебе уже знакомо, и ты в курсе, чего я от тебя хочу. Ты даже не представляешь, каково это – понимать, что скоро оставишь собственных детей, пусть и не по своей воле. Единственное успокоение – знать, что есть люди, которые попытаются заполнить образовавшуюся пустоту. Джесси – одна из них.
Мы познакомились год назад, когда я вернулась к учебе. Она училась на последнем курсе факультета начального образования. Мы облюбовали один и тот же уголок в библиотеке. Ни разу не видела ее без наушников, а одевалась она в футболки с какими-то странными принтами. Я думала, что Джесси занимается театром, но однажды заметила у нее в руках пособие по обучению математике и спросила, неужели она тоже на педагогическом. Мы сразу подружились.
Джесси – обычная двадцатилетняя девушка, но ей многое довелось пережить. Она знает, как может предать собственное тело. У нее проблемы с почками, хроническая болезнь с детства. Думаю, Джесси станет для наших детей прекрасным примером, как нужно бороться, несмотря ни на что.
Надо бы рассказать о ней побольше, но пока скажу только, что она для меня очень важна. Она поможет детям с домашними заданиями и покормит обедом. Пожалуйста, послушай меня хотя бы в этом – возьми ее на работу. Она особенная.
Я люблю тебя. Как мне жаль, что все закончится именно так…
Натали
Злополучная Джесси должна была явиться с минуты на минуту. Если «собеседование» пройдет успешно, в три часа дня она будет забирать Клейтона от Энни и отводить домой. Посидит с ним, пока Люк не вернется с работы.
Зазвенел дверной звонок. Ровно три. Что ж, к ее чести, пришла вовремя, хотя Люку не помешали бы еще минут десять, чтобы навести порядок. У него было на это два часа, но он провел их за чтением писем Натали – время пролетело незаметно… Он часто попадал в эту ловушку.
Люк подскочил с постели, положил напечатанное письмо к стопке прочих на прикроватную тумбочку и расправил мятую футболку. На цыпочках прокрался мимо комнаты Клейтона в надежде, что звонок не потревожил дневной сон малыша. Спустившись с лестницы, наступил на детскую пижаму с Человеком-Пауком, которая валялась на полу. Чертыхнулся, подобрал ее и зашвырнул в подвал, где стояла стиральная машинка, мысленно наказав себе не забыть о стирке.
Работать и следить за детьми не так легко, как уверяла Натали. Может, у нее было больше опыта в таких делах, а может, она обманывала себя, уверяя, что жизнь без нее будет сносной…
«Только не звони больше», – беззвучно умолял Люк. Слегка запыхавшись, он распахнул дверь. На пороге стояла невысокая девушка. Невысокая – неточное слово. Совсем крохотная, ростом футов пять, а весила никак не больше Мэй. Длинные темные волосы были забраны в высокий конский хвост, что странно смотрелось при таком-то росте. Темные ресницы оттеняли ярко-синие глаза.
– Здравствуйте! Вы мистер Ричардсон? Мы с вами по телефону договаривались. – Она взмахнула голубым конвертом. – Я знала вашу жену.
Улыбка у нее была такая же широкая, несоразмерная, как и конский хвост. Люк не сводил глаз с конверта, будто кот, увидевший канарейку. Девушка похлопала им по ладони.
– Ох, да входите же! – Люк распахнул дверь и отступил назад, чтобы она не разглядела складки на мятой после сна футболке.
– Разуться? – Джесси бросила взгляд на загроможденную подставку для обуви. Через несколько дней после похорон Люк снова затащил ее в холл.
– Дети у нас разуваются, а вы как хотите.
Джесси сбросила балетки, оставшись в тонких черных подследниках. Со своим рюкзаком она смотрелась совсем девчонкой. Через десять лет Мэй вырастет и станет юной девушкой, как Джесси. Натали никогда этого не увидит. Как его жена справлялась с такими мыслями?..
Люк вдруг осознал, что молча таращится на гостью. Надо поосторожнее, а то быстро убежит от угрюмца, который разучился разговаривать с людьми.
– Что ж, давайте присядем и поговорим.
Он собирался пригласить ее на кухню, но вспомнил о горе немытой посуды в раковине. Вполне можно поговорить в гостиной. Мебель там хорошая, детям не разрешали играть на ковре, так что он чистый; да только ведь Натали умерла именно там. Лучше тогда кухня и посуда. Все равно она увидит бардак рано или поздно; пусть уж решает, имея на руках все данные.
В холле Джесси остановилась перед фотографиями на стене, вывешенными пирамидой: верхняя со свадьбы Люка и Натали, ниже – три детские.
– Какая Натали красавица! И оба вы такие молодые!
Она права. Они оба выглядят молодо. Впрочем, они и были молоды. Темные волосы Натали уложены в высокую прическу, на ней белое платье с открытыми плечами. На снимке не видно, что лиф расшит тысячами крошечных бусин, которые то и дело отрывались. Люк с Натали танцевали первый танец и хохотали – с каждым поворотом на паркетный пол летели гроздья бисера. Люк с фотографии на несколько дюймов выше своей невесты, волосы выгорели на солнце, у глаз лучатся счастливые морщинки. Разве мог он представить, что похоронит женщину, стоявшую рядом, не отметив двадцатого юбилея совместной жизни?
– Сколько вам тут?
– По двадцати одному. Мы познакомились еще в школе, а потом я уехал поступать в колледж, и мы встретились спустя несколько лет. На последнем курсе я перевелся в Мичиганский университет. Натолкнулся на нее в первую же неделю, она что-то зубрила. Я сразу все понял про нас. В ту же секунду.
– Чудесная история. Хорошо, что вы нашли друг друга так рано. Мне вот уже двадцать один, а парня до сих пор нет. Ох!.. Простите, мистер Ричардсон, я веду себя ужасно. Папа говорит, я сперва говорю, потом думаю. Все болтаю и болтаю про Натали, а вам, должно быть, нелегко…
– Все нормально. – Не хочется, чтобы она чувствовала себя виноватой. Да и что она знает о потерях? – Пойдемте на кухню.
Люк устремился вперед, сдвинул в сторону бумаги – письма, тетрадки Мэй, – расчищая место на столе. Джесси бросила сумку на пол и вскарабкалась на стул. Даже если она и обратила внимание на бардак, то виду не подала, – просто выложила перед собой конверт, надписанный рукой Натали.
– Что ж, расскажите о себе. – Люк не знал, стоило ли спрашивать. Натали все устроила. Если Джесси захочет сидеть с детьми – так тому и быть. Теперешняя встреча нужна была, чтобы познакомиться, и уж никак не походила на настоящее собеседование.
Джесси нервно провела пальцами по щеке, и из-под рукава выглянул серебристый медицинский браслет.
– Рассказывать особо нечего. Буду учительницей начальных классов. Мне нравится. – Ее плечи под дутой ярко-зеленой курткой дернулись вверх-вниз.
– Натали сказала, что вы дружили. – Люк водрузил локти на гранитную столешницу. Камень холодил кожу через тонкую ткань. Неловко поднимать всю эту медицинскую тему.
– Да, не знаю почему, но мы как-то сразу сблизились, несмотря на возраст. – Джесси стянула куртку и повесила ее на спинку стула. Без верхней одежды она выглядела еще моложе. На ней была свободная черная футболка со знакомым лицом. «Бетт» – гласила подпись.
– Это у вас Бетт Мидлер? – спросил Люк, гордясь собственной осведомленностью. Мамаша Фостер из приемной семьи номер три просто обожала «На пляже». Теперь он всякий раз переключал канал, заслышав «Ветер под моими крыльями»[2].
– Ага. – Ее глаза загорелись. – А вам нравится?
Люк интересовался мюзиклами примерно так же, как абстрактным искусством XX века, – никак.
– Увы, нет. А вы фанатка?
– О да! Огромная! – Увлекшись, Джесси накрыла ладонь Люка своей. Его позабавила такая горячность. – Езжу на все концерты в радиусе пятисот миль – это папа мне такое ограничение поставил. Если устроюсь на работу, буду ездить за тысячу!
– По-моему, вы слишком молоды для фанатки Бетт Мидлер.
– Так ведь и Бетт не стареет. Вы давно ее видели? Дело не только в ней, я вообще обожаю мюзиклы. У моей мамы был прекрасный голос. Когда я болела, она мне пела все известные песни. – Слово «болела» прозвучало в ее устах очень обыденно. Люк знал, в чем дело. – Она меня на них и подсадила.
– Понятно, – протянул Люк. Ему не хотелось бередить в душе Джесси воспоминания о матери – он не знал, давно ли та умерла. – А вы сами никогда в театре не играли? – С таким темпераментом ей точно место на сцене.
– Нет-нет. Если б у меня была хоть толика таланта Бетт Мидлер, я бы пошла на сцену, но я даже мизинца ее не стою. Знаете, я ведь пыталась обратить Натали в свою веру. В апреле мы собирались съездить на Бродвей посмотреть мюзикл «В лесу» и обязательно взять у Бетт автограф, пусть и пришлось бы постоять у служебного входа. Теперь, наверное, с папой поеду.
Похоже на Натали. Она легко обзаводилась друзьями. У Люка так никогда не получалось.
– Простите, что я опять о Натали. Знаете, она была прирожденным учителем, любила детей, даже самых капризных… Ее пример так вдохновлял меня в прошлом году, когда я сессию сдавала! На психологии мы разбирали случаи издевательств над детьми, так Натали ревела каждый раз.
– Охотно верю. Нат все принимала очень близко к сердцу. Когда-то она делала доклад о девочке, которая пропала… Как же ее звали? Уитлинг, что ли… Так вот, пока Нат собирала материал, у нее чуть крыша не поехала. Полгода никуда не отпускала Мэй одну.
– Не помню такую… Хотя моя мама наверняка знала. У нее такой же пунктик был. Если я пыталась куда-то отпроситься, она сразу выдавала мне кучу историй о пропавших детях.
Люк рассмеялся. Разговаривать с Джесси оказалось намного легче, чем он представлял, – будто со старым другом, с которым давно не виделись.
– А ты единственный ребенок в семье? Чем больше детей, тем меньше над ними трясешься…
– Я много болела. Мамочка слегка пережимала. Но я ее не виню…
Джесси рассеянно покрутила браслет. Люк понимал, что она права. Чересчур заботливый родитель – далеко не худшее из зол. Он покосился на конверт. Наверняка внутри подробное досье на каждого из детей.
– Натали тебе рассказывала о детях?
И тут сверху раздался оглушительный крик Клейтона. Проснулся, значит.
– А вот и Клейтон. Хочешь познакомиться?
– Конечно. Мне с вами подняться?
Люк решил, что не очень удобно тянуть студентку в захламленную спальню Клейтона, и покачал головой.
– Не надо, он очень хмурый спросонья. Я скоро вернусь.
Клейтон всегда плохо спал, однако с тех пор, как умерла Натали, стало еще хуже. Засыпал он нормально, но, просыпаясь, с криками звал мамочку. Люк часами не мог его успокоить. Хитрость заключалась в том, чтобы подхватить его на руки, как только начался плач. Джесси откинулась на спинку стула, и он поспешил наверх, крича на ходу:
– Иду-иду, малыш!
Клейтон лежал на полу, закрыв лицо руками, и тихо всхлипывал. Люк понял, что сын научился выбираться из кроватки, когда тот навестил его в ванной. Но после того случая мальчик больше не выходил из своей комнаты, пока кто-нибудь за ним не придет.
– Тебя внизу кое-кто ждет и очень хочет подружиться.
Рыдания Клейтона затихли.
– Пират Пит?[3]
Люк вздохнул. Ну да, разве кто-то может сравниться с Питом?.. Он сел на пол рядом с ребенком.
– Нет. Там мамочкина подружка. Она будет нам помогать.
Клейтон размазал по лицу слезы.
– Она знает мамочку?
Люк ненавидел эти вопросы в настоящем времени. Будто Натали вот-вот войдет и возьмет его на руки…
– Да, она знала мамочку. И она очень милая. Мы тоже будем милыми, правда?
Клейтон стал на колени и утер лицо рукавом.
– Я покажу ей мою игрушку!
Он подбежал к кровати, порылся в одеяле и достал маленькую пиратскую фигурку в красной повязке на голове. Глаза у него засияли – давненько такого не было. И сколько времени малыш провел, закрывшись в своей раковине?
– Отличная идея, малыш. Давай, запрыгивай на спину, подвезу!
Ручонок Клейтона едва хватило, чтобы обнять его за шею. Люк поднялся с колен, чувствуя на щеке теплое кисловатое дыхание. Стараясь развеселить сына, он поскакал вниз по ступенькам. Мальчик рассмеялся и крепче в него вцепился.
Пока добрались до кухни, оба выбились из сил: Клейтон – от смеха, Люк – от усталости. Он ссадил пассажира, убедившись, что тот встанет на ноги. Когда Клейтон заметил Джесси, малыш тут же сунул в рот палец и посерьезнел. Девушка подняла глаза от телефона и улыбнулась. Даже когда она улыбалась, глаза у нее оставались огромными.
– Ты, наверное, Клейтон? – Она опустилась на колени и протянула руку. – А я Джесси. Приятно познакомиться.
Клейтон вынул изо рта обслюнявленные пальцы и сунул их в ладонь Джесси. Люк передернул плечами, но девушка даже не поморщилась.
– У меня для тебя подарок. – Джесси порылась в зеленом рюкзаке, набитом под завязку. Отыскав, что хотела, снова повернулась к Клейтону, держа руку в рюкзаке. Она была так близко, что Люк мог бы сосчитать веснушки у нее на носу и на щеках. – Твоя мама говорила, что ты любишь читать книжку про Пирата Пита, да?
– Да, он лусе всех!
– Лучше всех? Хм, может, тогда себе оставить?.. – Джесси извлекла из рюкзака красную повязку – точь-в-точь такую, как на фигурке Клейтона. Она приложила повязку ко лбу, и Клейтон восхищенно подскочил на ноги.
– Это мне?
Мальчик улыбался. Джесси старалась с ним подружиться, несмотря на то, что мальчик был заспанный, растрепанный и не особо в настроении. Должно быть, она искренне любила Натали.
– Ладно, так и быть. Тебе пойдет больше.
Она протянула повязку Клейтону, тот схватил ее, нахлобучил на голову и отскочил, как будто боялся, что Джесси ее отберет.
– А где мой корабль, папа? Надо корабль!
– Хорошо, иди на корабль, – рассмеялся Люк. Повязка наползала Клейтону на глаза, так что он почти ничего не видел. – Стой! Что надо сказать Джесси?
– Спасибо, Джесси! – крикнул тот и помчался наверх.
Люк поднял брови.
– Кажется, все прошло замечательно!
Он протянул руку, помогая девушке встать с пола.
– Прелестный малыш. – Джесси весила, как пушинка. – Уверена, мы подружимся.
– Да, он веселый.
На глаза набежали слезы. Люк часто заморгал, провел рукой по гранитной столешнице, поморщившись от налипших на пальцы крошек.
– Он не понимает, что происходит. И, боюсь, скоро станет совсем оранжевый из-за всех этих чипсов, которыми питается.
Джесси рассмеялась, глядя на потолок: сверху доносился грохот сброшенных на пол игрушек.
– По-моему, у вас все здорово получается.
Конечно, нет. Люк, наоборот, чувствовал, что поступает правильно, только когда следовал «указаниям» из писем Натали. Энни полагала, что так нельзя, но для него это было единственным способом удержаться на плаву. Его отец ускользал от реальной жизни с помощью алкоголя, Люк – с помощью вырванных из тетрадки страниц.
Он решил сменить тему:
– Может, тебе самой хочется о чем-нибудь спросить?
– Мистер Ричардсон. – Джесси сунула письмо в задний карман и хлопнула ладонью по столешнице. – Я хочу у вас работать. Хочу помочь вашим детям. Мне самой было двенадцать, когда умерла мама. Я знаю, каково это. И я обещала Натали, что буду с ними рядом. – В ее глазах стояли слезы. – Вы разрешаете?
Что тут ответишь.
– Конечно!
Джесси коротко пожала ему руку. Люк оторвал от рулона квадратик бумажного полотенца и передал ей. Она вытерла глаза, размазав тушь, и огляделась в поисках мусорного ведра.
– Оно под раковиной. Давай выброшу.
– Мистер Ричардсон, я же им нос вытирала! Я сама.
Она подошла к шкафчику, откинула крючок, приделанный, чтобы дети туда не влезли, и наклонилась. Из ее заднего кармана выглядывал голубой конверт. Хлопнула входная дверь.
– Папочка, я дома! Ты наверху?
Из школы вернулась Мэй.
– Мы здесь! – поспешно крикнул Люк, опасаясь, что она ляпнет что-нибудь эдакое, что уличит его в отсутствии должных родительских навыков. – Иди познакомься с Джесси.
Мэй прибежала на кухню. Темные нечесаные кудряшки рассыпались по плечам. Она поставила рюкзак на стол – там они с Натали делали ее домашние задания, а он пытался поддерживать эту традицию. Теперь они смогут готовить уроки вместе с Джесси. Не будет больше нерешенных задач и крошек от чипсов в кровати. Натали не ошиблась.
Глава 5
Незаметно подкрался День святого Валентина. Витрины запестрели сердцами и купидонами. Впрочем, в семье Ричардсонов этот праздник никогда особо не отмечали. Больше всего внимания уделялось школьным «валентинкам» – подписать и отправить по адресу, вот и вся романтика.
Натали жаловалась, что это все из-за конфет. В первый год после свадьбы Люк преподнес ей ассорти из шоколадных конфет, в полной уверенности, что это жуть как романтично. Конфеты с приторной начинкой были отвратительны. Они попробовали все и в конце концов выбросили коробку. С тех пор на каждое четырнадцатое февраля Люк находил под подушкой коробку конфет, каждая из которых была надкушена.
Он спустился за почтой. Среди писем обнаружился пакет. Внутри лежала коробка в форме сердца и голубой конверт. Конфеты. Коробка поместилась у него на ладони. Сбоку Люк заметил обрывок желтого скидочного ценника. Если конфеты покупала Нат, им уже больше года. Он словно услышал ее хохот, которым она заливалась, когда считала, что удачно пошутила.
С последнего письма прошла неделя, и Люку страстно хотелось распечатать конверт прямо в холле. На оборотной стороне от руки было нарисовано сердечко. Натали постаралась. Люк бросил коробку конфет на стол, пошел к себе наверх и совершил привычный ритуал – ощупал конверт, пытаясь отгадать, сколько внутри страниц. Он наловчился определять это довольно точно. Сегодняшнее письмо было страницы на три или четыре.
Золотой нож для писем подарила ему мать в день окончания школы. Прежде Люк им никогда не пользовался, но, изорвав первые конверты, решил, что стоит быть аккуратнее. Бумага зашуршала, сердце зашлось в нетерпении.
В письме и в самом деле было четыре страницы. Петельки почерка особенно задорные, будто Натали писала в отличном настроении. Ничего себе, над каждой «i» она вместо точек нарисовала сердечки. Люк рассмеялся. Как же он ее любит!.. До сих пор.
День святого Валентина
Дорогой Люк, я кое-что придумала. Если ты это читаешь, значит, мы отмечаем День святого Валентина не вместе. Я отложу письма, написанные по особым случаям, и постараюсь, чтобы ты получил их вовремя.
В День всех влюбленных мы с тобой не напрягаемся и не делаем друг для друга ничего особенного. Впрочем, не совсем так. Сегодня я стырила у детей из рюкзаков пару свечей и грызу леденцы, добытые оттуда же. Жаль, что Уилл сладостей домой больше не приносит. В восьмом классе уже не обмениваются «валентинками». Печалька… Так вот и дождешься, что самой себе придется леденцы покупать.
Если я сегодня не валяюсь на диване, поедая леденцы, ты, наверное, по мне скучаешь. Я вот буду скучать, это точно. Захотелось напомнить тебе историю нашего знакомства. Да, я старая сентиментальная вешалка. Может, что-то и совру, но я запомнила тот день именно так. Моя жизнь навсегда изменилась.
Мы переехали в дом номер 815 по Винтер-лейн за три дня до моего четырнадцатилетия. Было жарко, но после Миссисипи духота Мичигана мне не особо досаждала. Скорее, я удивилась. Все жители прибрежного Галфпорта до колик хохотали, узнав, что южане решили переехать на север. Я была уверена, что, выйдя из машины, ступлю на снег, несмотря на то, что мы приехали в августе. Но вместо снега я увидела тебя: тринадцатилетнего, светловолосого, мокрого от пота. Когда я вылезла из машины, ты уставился на меня, как будто я инопланетянка.
– Привет, ты из соседнего дома? – крикнул мой папа.
Он не слишком любил церемонии, правда? Не ответив, ты умчался в соседний дом – 813-й по улице Винтер-лейн. Когда хлопнула дверь, я уже не жалела о друзьях, океане и вечном лете, которые променяла на «собачий холод» Мичигана.
– Натти, иди помогай! – махнула мне мама. Грузчики начали таскать мебель и коробки в горчично-желтый двухэтажный дом в колониальном стиле.
– Мам, можно я сбегаю посмотрю, что там на заднем дворе? – Бен не мог усидеть на месте. Если б его оставили в машине еще хоть на минуточку, он бы взорвался.
– Давай, Бенни. Обедаем в шесть! Только не изгваздайся!
Все ясно, Бенни отправили играть, а меня запрягли, как обычно. Все-таки моя мама руководствовалась старомодными принципами при воспитании детей разных полов.
Ну и духота была в доме! Кондиционер мы не привезли. Бьюсь об заклад, после всех разговоров о холоде родители сочли, что он нам не понадобится. До сих пор помню, как меня обдало жаром, когда я вошла – будто в духовку заглянула. Мне велели открыть и вымыть все окна, а их было семнадцать, ни больше, ни меньше. Мама порылась в ящике с чистящими средствами, нашла одно для окон и всучила мне моток бумажных полотенец.
– Ветер восточный, так что сперва вымой окна, которые выходят на улицу, – сказала она.
Пока я их мыла, размышляла о всяком-разном – чем еще заняться? Думала о новой школе, о том, будем ли мы учиться в одном классе, станем ли вместе ездить на школьном автобусе, подружимся ли… За час я вымыла и распахнула все окна с фасада, и в доме стало градусов на десять прохладнее.
Время тянулось бесконечно, и мои волосы насквозь пропитались по́том. И тут я добралась до окон во двор. Вы с Беном носились вокруг старого сарая, который мама планировала снести. Я мыла окна, оставляя их открытыми, и прислушивалась к вашему невнятному бормотанию.
Я шпионила за вами часа полтора, пока не пришла мама с ведром теплой воды и средством для мебели – надо было вымыть шкафы. Я занималась этим до самого ужина.
Брат пригласил тебя поесть с нами; вы оба выпачкались с головы до ног. Не знаю, во что вы там играли целых три часа, но я обрадовалась, что Бен не забыл о хороших манерах.
За ужином я изо всех сил пыталась на тебя не смотреть. Получалось плохо. Ты так улыбался, что хотелось улыбаться в ответ, а еще смахнуть с носа песчинки веснушек. Потом я узнала, что ты их терпеть не можешь, но мне они сразу запали в душу.
Ужин был незамысловатый – пицца на заказ и несколько бутылок колы. Я всегда требовала на ужин зелень или овощи, однако перед тобой не хотелось капризничать, так что я молча жевала пиццу.
Ты рассказывал о своей семье, что папа в сезон рыбачит на озерах, а мама работает в магазине. Ты не признался, что твой отец – самозабвенный алкоголик, а мать изо всех сил пытается это скрыть. Но я заметила печаль в твоих глазах. Именно из-за нее – даже не из-за улыбки – мне захотелось узнать тебя получше. Когда папа попросил меня сходить вместе с тобой к твоей маме за запасным ключом от нашего дома, сердце у меня чуть не выпрыгнуло из груди. Папочка и не подозревал, что выйдет из этой просьбы.
Мы шли по шуршащей траве, рядом медленно кружили светлячки. Стоял теплый душный вечер, почти как в родном Миссисипи.
– Никогда не видела светлячков, – прошептала я.
– Серьезно, что ли? – Твои первые слова, обращенные прямо ко мне.
– В Миссисипи полно комаров. Знал бы ты, какие они злющие! Все постоянно спреем брызгают, он убивает комаров, но папа говорит, что и светлячков тоже.
– Зато у нас светлячков просто куча. Когда я был поменьше, мы ловили их и запихивали в банки, а потом накрывали крышками, только дырки для воздуха в них прокалывали. А банки ставили рядом с кроватью, как фонари.
– Ничего себе! – Не знала, что у меня акцент, но тут сама его услышала, сравнив свой говор с твоими гладкими интонациями.
Мы дошли до твоего дома, ты приподнял дверной коврик и достал ключ. Внутри было темно, и у меня засосало под ложечкой – тоскливое чувство, которое находит при возвращении в пустой дом.
– И что, они прямо светятся, такие фонари?
– Светятся.
Ты открыл дверь и скрылся внутри, оставив меня на пороге. Я ждала и ждала, даже испугалась, не забыл ли ты, что я снаружи. А потом ты вышел с ключом в руке. На его серебристых гранях отражалась луна. Ты вложил ключ мне в руку.
– Вообще я больше не ловлю светлячков.
– Почему? Это же весело.
(Знаешь, у Мэй и у Клейтона такой же вздернутый нос, как у тебя.)
– Не очень. Когда просыпаешься, они уже мертвые. Жалко их. – И ты исчез в темном доме.
Вот и всё. Я влюбилась. Понятно, что наши отношения развивались со временем. Год спустя ты уехал, но я все никак не могла забыть мальчика, который перестал ловить светлячков.
Я люблю тебя. С Днем святого Валентина. Спасибо, что потом опять меня нашел.
Твоя Натти (ха-ха)
«И откуда она все помнит?» – удивился Люк, утирая глаза. Он давно уже сполз на колени, облокотившись о кровать – поза почти молитвенная. Странно. Люк не молился с детства. Мольбы к Господу он возносил, с головой забравшись под одеяло, чтобы укрыться от криков, доносившихся снизу, – мама с отцом ругались. Господь не услышал тогда, не слышит и теперь.
В спальню ворвалась Мэй. Она уже собралась в школу – красный джемпер, под ним водолазка. Спутанные волосы разметались по плечам.
– С Днем святого Валентина, папочка!
Она запрыгнула ему на спину и обняла за шею.
– Тебя тоже, солнышко! – Люк повернулся и подхватил ее на руки, как принцессу. – Приготовила «валентинки»?
– Да, мне Джесси помогла. Очень классные получились. Она в Интернете посмотрела, как их делать.
– Надеюсь, мне тоже одна достанется?
– А как же! – Мэй подскочила на ноги. – Ой, подожди, я совсем забыла…
Она достала из кармана большую розовую расческу с резинками, обмотанными вокруг ручки.
– Заплетешь мне косички?
У Люка во рту пересохло. Он сто раз видел, как это делала Натали, и даже сам однажды попытался, однако ничего не вышло – пальцы слишком неуклюжие. Но разве можно расстраивать дочку в такой день?
– Садись. – С первой попытки зубцы расчески зацепились за узелок в волосах. Мэй вскрикнула. – Ой, прости, пожалуйста. Может, не стоит?
– Стоит, – ответила она, поколебавшись. – Две косички, пожалуйста, на прямой пробор.
– Слушай, у меня идея! Ты садись, а я тебя причешу и расскажу одну историю.
– Про любовь?
– Ага, очень красивую.
Люк пересказал историю знакомства с ее мамой, дополняя подробностями, которые припоминал на ходу. Мэй слушала, затаив дыхание, и терпела, даже когда он дергал ее за волосы. Первую косичку заплел с третьей попытки, зато вторая удалась сразу. Он как раз успел дорассказать. Мэй подбежала к большому зеркалу и улыбнулась.
– Отлично! Спасибо, папочка!
Конечно, ни разу не отлично. Присмотревшись, Люк заметил, что косички вышли кривовато, совсем не так, как получалось у Натали. Но ничего, сойдет. Мэй повернулась и сделала реверанс, прихватив по краям красную юбку. Она даже надела колготки с сердечками в честь праздника. У ее мамы в гардеробной была припрятана коробка с разноцветными праздничными носками – он отдаст их Мэй, когда у той нога подрастет.
– Спасибо, папа! – Она поцеловала его в щеку.
В комнату вошел заспанный Клейтон, держа в руках смартфон Натали.
– У мамочки телефон звонит.
Мелодия звонка пробудила у Люка неприятный эффект дежавю, даже живот скрутило. Звонящий не знал, что Натали умерла. Значит, придется сказать… Он поглядел на экран, но номер был не записан в контактах. Странно. Люк нажал на соединение и прижал палец к губам, посмотрев на детей.
– Алло?
В трубке раздался женский голос:
– Здравствуйте! Я ищу мистера Ричардсона. Меня зовут мисс Мэйсон, я школьный психолог в Шепардской средней школе. Звоню по поводу Уилла.
Почему она звонит по номеру Натали? Наверное, сначала попробовала дозвониться на домашний, Люк давным-давно отключил его. Ему было легче в тишине.
– Это я. Подождите секундочку.
– Конечно.
Люк прикрыл рукой трубку и прошептал Мэй:
– Пойди достань вафли из морозилки, я спущусь через пару минут.
– А мама на День святого Валентина всегда пекла розовые блинчики!
Ну, на блинчики времени точно не хватит.
– Может, на ужин испеку… Покорми брата завтраком, пожалуйста.
– Хорошо! Пойдем, Клейтон! Пора завтракать.
Она схватила малыша за руку, которую тот держал во рту, и увела его.
Люк поднес трубку к уху.
– Простите, пожалуйста.
– Ничего страшного. Я хотела спросить, сможете ли вы сегодня зайти попозже и поговорить насчет Уилла.
– Что случилось?
– Нет-нет, ничего такого, просто в последнее время он странно себя ведет. За последние пару недель было несколько случаев… В общем, будет хорошо, если вы зайдете. Сможете сегодня, в четыре?
Люку идти не хотелось совсем – ни сегодня, ни потом, – но как тут откажешь.
– Постараюсь.
– Спасибо, мистер Ричардсон. Хорошего дня! Ах да, с Днем святого Валентина!
– До свидания.
Да уж, похоже, денек будет тот еще.
Глава 6
Люк сидел в неудобном кресле сорок пять минут. Прождав минут десять, достал из кармана несколько последних писем от Натали. Он больше не носил с собой всю стопку, а каждое утро отбирал несколько особенно любимых из обувной коробки, которая стояла сбоку от кровати. Обычно Люк не читал их вне дома – могли возникнуть лишние вопросы, – но сейчас он лучше почитает письма жены, чем очередную брошюру из Мичиганского колледжа.
День 44
Дорогой Люк, пишу это во время третьего облучения. Сегодня я захватила с собой свитер. Жаль, что они не греют раствор прежде, чем поставить капельницу. Да и в палате далеко не жарко.
Бррр!
Я подумала, что лучше напишу тебе сейчас; скорее всего, позже мне станет хуже. За все надо платить. Зато десять фунтов сбросила, как мечталось. Выяснилось, что худоба мне не идет. Ладно, взамен наберу пятьдесят. Из-за лысой головы я здорово смахиваю на пришельцев из кино: серая кожа, глаза навыкате… Спасибо небесам за парики, накладные ресницы и карандаши для бровей. Хоть не приходится людей пугать.
Как меня все достало… Станет ли легче? Станет ли? Если ты это читаешь, значит, нет. В последнее время я много размышляю о своих перспективах. Почему именно в моем теле образовалась какая-то особо хитрая опухоль? Почему я не нащупала ее на лопатке до того, как она пошла в лимфоузлы? Третья стадия… Вылечить можно? Да. Страшно? Еще бы.
После того как мы пройдем два курса химии, предстоит операция и облучение, а потом еще несколько курсов. В прошлом году, в это же время, я блаженно вещала ученикам о вычитании двузначных чисел и ждала весенних каникул. А в следующем году меня, возможно, уже не будет. Я умру. Навсегда, как ты говоришь.
Не знаю, во что я теперь верю. Я долго соглашалась с твоими воззрениями, однако в глубине души держалась за Бога, как ребенок – за плюшевого мишку. Так что неизвестно, к чему теперь готовиться.
Если жизнь после смерти все-таки есть, я вернусь и буду тебя преследовать. Мой призрак, в смысле. Как в ужастиках про дома, построенные на старом индейском кладбище. Стану завывать тебе в ухо что-нибудь вроде: «Ты был не пра-а-ав, а я зна-а-а-а-ла».
Люк рассмеялся. И тут дверь кабинета распахнулась – и оттуда вышли люди. Он быстро сунул письмо в карман, досадуя, что дочитать не удалось.
Люк сразу узнал мисс Мэйсон, школьного психолога. Она приходила на похороны. Мисс Мэйсон была очень низенькой, не спасали даже туфли под зебру на высоких каблуках. Длинные вьющиеся волосы на концах отливали медью.
Когда Люк учился в школе, психолог следил за его кредитами, чтобы денег хватило на обучение до конца школы, а еще напоминал, что надо разослать по колледжам заявления. Наверное, так и должно быть, но кто знает, может, о тех учениках, что не кочуют из школы в школу, больше пекутся…
Пара, вышедшая из кабинета мисс Мэйсон, была весьма колоритной – взрослые Кен и Барби, которые поженились и родили наследника. Они энергично пожали руку мисс Мэйсон и заставили своего отпрыска с пирсингом и крашеной длинной челкой проделать то же самое. Мисс Мэйсон повернулась к Люку.
– Мистер Ричардсон, спасибо, что пришли. Извините, не сразу вас заметила. Заходите, пожалуйста.
Голос у нее был профессиональный, хорошо поставленный, но благодаря блестящей блузке и танцующим в ушах серьгам ее легко можно было принять за одну из учениц. Они вошли в кабинет.
– Еще раз спасибо. – Мисс Мэйсон крутила в наманикюренных пальцах серебристую ручку. – Как… как вы поживаете?
Этот вопрос задавали все и каждый. Наверное, есть какая-то особая инструкция с названием «Что следует сказать, когда кто-то умирает». Люк был уверен, что на самом деле никто не хочет знать правду, так что отвечал всем одно и то же:
– По-разному.
Мисс Мэйсон закивала.
– Могу себе представить. Трудное время.
Она пристально посмотрела на Люка, отчего тому стало не по себе. Он молчал, и мисс Мэйсон, глубоко вздохнув, продолжила:
– А что с Уиллом? Вы не замечали, как он себя ведет – так же или иначе?
– Он стал довольно замкнутым после того, как потерял маму. – Голос не дрогнул. С каждым разом говорить о смерти Натали все легче. – Зато хорошо общается с подругой нашей семьи. Они нашли общий язык.
Мисс Мэйсон постучала ручкой по столу, поскребла подбородок.
– Знаете, в школе у него дела не очень.
– Вы о чем? Об оценках? Я нанял репетитора.
– Знаю. С оценками все нормально. Будет.
– Почему будет?
– Ну, он не сдавал задания. А вчера выяснилось, что они все готовы и лежат в его шкафчике с вещами. Мы их вместе оттуда достали. Но он еще сказал мне кое-что.
– И что же?
– Трудно объяснить… Надеюсь, вам известно больше. После того как он показал мне все недостающие задания, я пригласила его сюда на разговор… Он недавно узнал о том, что его усыновили.
– Что-что? – Люк фыркнул, не удержавшись.
– Хм… судя по вашей реакции, он все выдумал.
– Ну да, мы его не усыновляли, это точно. А что именно он сказал?
– Он нашел в вещах у мамы документы об усыновлении. Поэтому я и позвонила. Может быть, вы отведете его к психотерапевту?
В вещах у мамы… Люк судорожно соображал. Он видел какую-то коробку под кроватью Уилла, когда будил его в школу, неделю назад. Почему не пригляделся? Почему блуждал в каком-то тумане, который прояснялся, лишь когда он читал ее письма?
– Мистер Ричардсон, вы меня слышите? – Мисс Мэйсон постучала ручкой по столу. Люк помотал головой, чтобы прогнать морок.
– Мы ходили к семейному психологу, когда Натали поставили диагноз. Но это было всего один раз.
Мисс Мэйсон вытянула из стопки лист бумаги и протянула Люку.
– Вот список терапевтов; они специализируются на работе с людьми, пережившими горе. Конечно, решать вам, но мы все очень волнуемся за Уилла. Он сильно переменился.
– Да-да, конечно.
Интересно, кто это – мы? Его сын начал выдумывать истории с усыновлением… Дело серьезное, нельзя пускать его на самотек.
Люк взял листок, сложил пополам и сунул в нагрудный карман.
Обменявшись парой вежливых фраз на прощание, они пожали друг другу руки. Чтобы встретиться с ним глазами, мисс Мэйсон пришлось запрокинуть голову. Люку стало неловко.
– Спасибо, что волнуетесь за Уилла. Ему очень нужна поддержка.
– Не за что. Держите меня в курсе, хорошо? Уилл – отличный парень. – Похоже было, что ее и впрямь искренне заботила его судьба.
Мисс Мэйсон пригласила зайти девочку-подростка, угрюмо уткнувшуюся в смартфон, а Люк торопливо вышел из школы и сел в машину. Только там он почувствовал себя в безопасности. Пробежав глазами список психологов, зажмурился и ткнул в него пальцем наугад. Отлично – выбранный доктор жил в пяти минутах от их дома.
Люк не особо верил в психотерапию. Он ходил на сеансы целый год после того, как его отправили в приемную семью, – так постановил суд. Его терапевта звали мистер Трэйджнелл; тот жутко не любил работать с усыновленными детьми. Особенно со свое-нравными.
После разыгравшейся с ним в детстве трагедии Люк только острее чувствовал, что люди вокруг него заботились о нем, лишь следуя профессиональному долгу, а тех, кто его искренне любил, он потерял. Поэтому ему и не хотелось поручать кому-то собственных детей. Но раз подключилась школа, выбора не оставалось. Если заупрямиться и не отправлять Уилла к доктору, может получиться гораздо хуже. Теперь предстояло как-то уговорить мальчика…
Люк машинально рулил к дому. Мысли с психотерапии переключились на коробку с вещами Натали. Почему Уилл решил, что его усыновили? Что он там отыскал? Смешно! Однако нельзя больше прятать голову в песок. Он сам допустил, что сын от него отдалился. Следовало догадаться, что что-то не в порядке, – по внезапным вспышкам гнева и долгим часам, которые Уилл проводил один в своей комнате.
Люк припарковался у дома рядом с бордовой «Кией» Джесси. Когда он вошел, из кухни донесся ее голос – она поздоровалась. Пахло ванилью и корицей. Приятно возвращаться домой, когда в нем бурлит жизнь.
– Уилл с тобой? – крикнул Люк в сторону кухни.
Джесси вышла ему навстречу.
– Привет, мистер Ричардсон. – На ней был старый фартук Натали с оборками и в сине-зеленых узорах, лицо перепачкано мукой. – Уилл уже сделал уроки, он у себя в комнате. Не знаю, чем он там занимается.
– Мне надо с ним поговорить. Ох, уже почти пять… Можешь чуть задержаться?
Джесси уперла руки в бока и чуть прикусила нижнюю губу.
– Что случилось?
Люк знал, что ей и в самом деле интересно. Почему-то при взгляде на девушку ему становилось грустно. Она так старалась всем угодить – совсем как Мэй, когда та клянчила новую «игрушку» на планшет. Джесси была из отличниц – тех, что садятся за первую парту и плачут из-за плохой оценки. Разве мог он поделиться с ней – такой неуверенной в себе и в своих силах – беспокойством по поводу Уилла? Очевидно, после смерти матери сын потерял почву под ногами. Что, если он откажется от помощи, совсем как ребенок, который отбрыкивается от укола? Вдруг эта трагедия скажется на его будущем? Люк не считал себя хорошим отцом; он полагал, что дети более или менее воспитаны только потому, что ими занималась Натали.
Конец ознакомительного фрагмента.