Эта книга, как и все, что уже были и еще будут написаны, посвящается светлой памяти моей дорогой мамы, Людмилы Алексеевны Поляковой, которую я бесконечно люблю.
Автор искренне благодарит всех, кто оказал ей помощь в создании этой книги, и предупреждает, что она выдумана от начала до конца и любое совпадение описываемых в ней событий, а также упоминаемых дат и имен с реальной жизнью может быть только случайным и никакой дополнительной смысловой нагрузки не несет.
Спустившись с трапа самолета, невысокая стройная девушка зябко повела плечами – северное лето 89-го года оказалось летом только по названию. В здание аэровокзала она перевела часы на местное время – было всего восемь часов утра, купила в киоске карту города и встала в очередь к окошку горсправки. Оказавшись, наконец, у окошечка, она, заискивающе заглядывая в глаза усталой, пожилой женщине, робко попросила:
– А можно у вас получить адреса всех музыкальных школ в городе? – Всех? – изумилась та. – А зачем тебе все?
– Понимаете, – смущенно улыбаясь, сказала девушка, – моего папу сюда перевести хотят – он военный, вот я и приехала узнать, смогу ли я здесь по специальности устроиться. А то дома у меня и работа постоянная хорошая есть, и частные уроки. Вдруг для меня здесь места не найдется? Тогда я уж там останусь.
– А-а-а… – протянула женщина и выдвинула один из ящиков картотеки. – Тогда я тебе еще и музыкальные кружки напишу – может там чего подходящее найдешь. Только дорого это будет, – предупредила она, и девушка тут же закивала:
– Я понимаю, но что ж делать?
Получив исписанный убористым почерком листок, девушка принялась благодарить женщину так искренне и горячо, словно та ее от смерти спасла, и женщина, довольно улыбаясь – ведь так приятно чувствовать, что от тебя что-то зависит! – добродушно спросила ее:
– Остановиться-то есть где?
– Нет, – помотала головой девушка. – Да я на вокзале как-нибудь… – Глупости говоришь! – резко оборвала ее женщина и, взяв телефонную трубку, тут же с кем-то договорилась, а потом, написав на листочке адрес, объяснила девушке, как туда добраться, добавив: – Подруга моя, Таисия Петровна, комендантом в студенческом общежитии работает, а оно пустое сейчас. Вот она тебе местечко и найдет. И в центре жить будешь, и дешевле, чем в гостинице устроишься – с деньгами-то, смотрю, у тебя негусто, – сказала она, и в ее глазах промелькнуло выражение немного брезгливой жалости.
Девушка прижала руки к груди и опять почти что со слезами на глазах принялась благодарить женщину, а потом, снова достав потертый кошелек, вопросительно взглянула на нее – сколько, мол, я вам за помощь должна, но женщина только рукой махнула в ответ:
– Иди уж, бедолага! Да за сумкой получше приглядывай! А то, смотри, останешься без вещей! Что тогда делать-то будешь?
Девушка торопливо и испуганно схватила сумку и, еще раз поблагодарив свою спасительницу, направилась к выходу.
Таисия Петровна оказалась крупной крашеной блондинкой с высоким старомодным начесом, а обилием косметики на лице. Она внимательно посмотрела на девушку, и в ее глазах тоже появилось выражение все той же немного брезгливой жалости. Да и какое еще чувство могло вызвать это пришибленное жизнью существо в стоптанных туфлях, поношенной юбке до середины ноги, нейлоновой блузке и пузырящейся на локтях шерстяной кофте собственной вязки? А уж о внешности и говорить не приходилось! Одно слово – поганка бледная: кое-как подстриженные, неухоженные светлые волосы, нелепые очечки на носу, ни макияжа на лице, ни лака на ногтях. На ней словно стояла крупная и яркая печать – неудачница!
– А ты чего сюда приехала? – спросила комендантша, хотя ей явственно хотелось сказать: «приперлась».
Девушка слово в слово повторила ей свою историю и Таисия Петровна поинтересовалась:
– А отец у тебя в каком звании?
– Капитан! – гордо ответила девушка, хотя, судя по ее возрасту, тому следовало бы быть по крайней мере подполковником. – А если сюда переедет, то обещали майора дать, – мечтательно добавила она.
– А сама ты, что, консерваторию закончила? – с усмешкой спросила женщина. – Нет! – ответила девушка. – Музучилище.
– Да-а-а… – скривилась Таисия Петровна, почувствовав удовлетворение от того, что ее первое впечатление от этой особы оказалось верным: и отец неудачник, и дочь такая же. – И надолго ты сюда?
– Всего на день или на два.
– Паспорт покажи на всякий случай! – сказала Таисия Петровна и девушка с готовностью протянула его.
Комендантша пролистала его и, увидев, что страница, на которой ставят печать о семейном положении, девственно чиста, еще раз удовлетворенно подумала, что не ошиблась: кому же такая моль серая понадобиться может?
– Ладно, – воздохнула она, возвращая паспорт. – Пошли.
Она провела девушку на второй этаж, где в маленькой комнатушке стояли четыре кровати со свернутыми матрасами, внутри которых виднелись подушки, и сказала:
– Занимай любую. Я сейчас тебе белье принесу.
– А, может, не надо? – робко спросила девушка. – Я и так переночую. – Думаешь, так дешевле будет? – хмыкнула Таисия Петровна и спросила: – У тебя на обратный билет денег хватит?
– Хватит! – кивнула головой девушка. – Я их отдельно отложила, – и, достав свой потертый кошелек, спросила: – Сколько я вам должна?
Услышав сумму, она аккуратно отсчитала деньги (причем, часть мелочью), на что комендантша еще раз хмыкнула и, бросив:
– Ну, устаивайся! – вышла из комнаты.
Оказавшись, наконец, одна, девушка развернула матрас на стоявшей около окна кровати и присела. Она сняла свои дурацкие очки, распрямилась, расправила плечи, ее испуганно вжатая в плечи голова гордо поднялась на высокой шее и даже взгляд стал другим, словно по мановению волшебной палочки превратившись из робко-покорного в спокойный и решительный. Теперь на кровати сидела не провинциальная девушка-простушка, а уверенная в своих силах и хладнокровная молодая женщина, и даже нелепая прическа не портила этого впечатления.
«Так, – думала она. – Пока все идет нормально. Спасибо той женщине из горсправки, что помогла мне, а то действительно пришлось бы на вокзале ночевать – засветиться в этом городе я ни в коем случае не могу, а комендантша будет молчать, как рыба, потому что в нарушение всех правил подрабатывает здесь, постояльцев пуская. И маскировку я придумала себе правильно – ведь в человеческую память западает что-то яркое и необычное, выбивающееся из привычного круга вещей. А что может быть обыденнее, чем затюканная жизнью недотепа, на которую и смотреть-то противно, словно можно этим перетянуть на себя ее неудавшуюся судьбу. Ладно! Теперь к делу! Время не терпит!».
Она разложила на кровати план города и, сверяясь с полученным в горсправке листком, наметила свой маршрут, подумав при этом, что много времени у нее это не займет – музыкальными школами город явно не славился. Потом она достала из сумки несколько вещей, переложила их в потертый пластиковый пакет, одела очки и… мгновенно опять превратилась в забитую провинциалку. Выйдя из общежития, она дошла до ближайшего кинотеатра и купила билет. Но, едва начался фильм, она выскользнула из зала назад в фойе и потихоньку шмыгнула в туалет, где, сняв парик, быстро переоделась и подкрасила губы. Посмотрев на себя в зеркало, она осталась довольна: яркая, коротко стриженая жгучая брюнетка в хорошо сшитом костюме, модных туфлях и больших темных очках выглядела вполне респектабельно. Она достала из пакета дорогую кожаную сумку, а все свои вещи, туго скатав, сложила в новый яркий пластиковый пакет. Чуть приоткрыв дверь туалета и убедившись в том, что ее никто не видит, она вернулась в зрительный зал, откуда по окончании фильма, который даже не смотрела, вышла на улицу уже в новом виде.
Плотно позавтракав в ближайшем кафе (ведь совершенно неизвестно, когда еще доведется что-нибудь перехватить), она отправилась в первую по списку из музыкальных школ, где, просмотрев расписание, не увидела нужную ей фамилию, а вот во второй ей повезло и она нашла того человека, которого искала. Присев рядом с ожидавшими внуков бабушками, она завела разговор о том, что хочет отдать своего ребенка учиться именно сюда, вот и зашла поинтересоваться, кто из преподавателей самый хороший. Скучающие старушки стали охотно перебирать всех учителей, а девушка внимательно их слушала, подталкивая осторожными наводящими вопросами в нужном ей направлении, и в результате узнала много нового, интересного и полезного для себя. Сердечно поблагодарив бабулек, она мило улыбнулась и ушла, сказав, что подумает.
«Полдела сделано, – удовлетворенно подумала она, устраиваясь на детской площадке на лавочке, с которой прекрасно просматривалась входная дверь школы. – Теперь надо выяснить, где эта мразь живет. Конечно, можно было бы узнать адрес и в горсправке, но неизвестно, как дело повернется, а привлекать к себе внимание мне совершенно ни к чему».
Вынужденное бездействие совершенно не тяготило девушку, она спокойно сидела, словно кошка, караулящая добычу около мышиной норки – спокойная, невозмутимая и терпеливая. Правда, ждала она совсем не безобидную мышку, а опасного и очень хитрого зверя, способного на любую подлость, но она была уверена, что справится с ним. Она не имела права не справиться – слишком многое зависело сейчас от нее. Вот она и ждала, как охотник в засаде, и дождалась. А потом, незаметно следуя за своей жертвой, проводила ее до самого дома. Внимательно осмотрев двор, она увидела увлеченно сражающихся в домино пенсионеров. Потолкавшись около азартно болеющих за игроков мужчин, она незаметно для них выяснила номер нужной ей квартиры, которая к ее искренней радости находилась на втором этаже, что значительно упрощало дело, и еще кое-какие необходимые подробности.
Вернув себе в кабинке туалета универмага прежний неприглядный вид, девушка пошла назад в общежитие, где первый делом, войдя в комнату, подошла к окну и открыла его. «Все нормально!» – удовлетворенно подумала она. Дорогу в эту девичью комнату протоптало не одно поколение парней, лазивших к своим подругам по ночам в окно, так что незаметно спуститься вниз, а потом подняться назад для нее не составляло никакого труда, как, впрочем, и забраться на балкон нужной квартиры. Еще раз расстелив карту города, она тщательно проработала свой пеший маршрут от общежития до нужного дома по маленьким, пустынным улочкам, где она не привлекла бы ничьего внимания, потому что воспользоваться общественным транспортом, где в пустом в столь позднее время вагоне ее могла бы запомнить кондукторша, было рискованно. Затем, улегшись прямо на матрас, она еще раз самым тщательным образом проанализировала все свои предстоящие действия и решила, что все должно получиться как надо – права на ошибку у нее не было.
Взглянув на часы, девушка решила, что пора действовать. Она надела темный спортивный костюм, кроссовки, перчатки, бесшумно открыла окно и вылезла наружу, прикрыв его за собой, чтобы оно не бросилось в глаза какому-нибудь случайному прохожему. Осторожно нащупав узкий, всего в полкирпича выступ в стене, она медленно двинулась к водосточной трубе, которая, судя по ее виду, выдерживала тяжести и побольше. Очутившись, наконец, на земле, девушка быстрым, тренированным шагом направилась к дому своего врага. Увидев, что балконная дверь нужной ей квартиры открыта, она мысленно хмыкнула: «Здоровье свое, видите ли, бережет! От табачного дыма на ночь проветривает, чтобы слаще спалось! И ведь никакие кошмары эту тварь, наверняка, не мучают! Ничего! – злорадно пообещала она. – Я его тебе сейчас наяву устрою!».
Подъем наверх занял у нее еще меньше времени, чем спуск из окна общежития: подтянуться и залезть на козырек над подъездом, встать на газовую трубу, пройти всего несколько шагов, придерживаясь за подоконник, и бесшумно перемахнуть через перила балкона. Аккуратно отодвинув колыхавшуюся на сквозняке штору, она заглянула в комнату и увидела, что та пуста, а из ванной доносился шум льющейся воды. Она проскользнула внутрь и прижалась к стене около открывавшейся в коридор двери ванной. И очень вовремя она это сделала, потому что шум воды затих, дверь открылась и из ванной появилась фигура в банном халате. Захват сзади за шею – и полузадушенная жертва в обморочном состоянии уже не в состоянии ни оказать сопротивления, ни поднять шум, что и требовалось на первом этапе. Почти волоком оттащив бесчувственное тело в комнату, девушка усадила его на стул и связала руки за спинкой, после чего, выпуская скопившуюся ненависть, изо всех сил влепила пощечину. Фигура на стуле зашевелилась, открыла глаза и, увидев девушку, попыталась заорать, но у нее вырвался только какой-то хриплый стон.
– Извини, что без приглашения, – девушка улыбнулась улыбкой голодной гиены. – Уж очень сильно поговорить захотелось. Ты мне ничего не хочешь сказать?
В ужасе заметавшись, жертва попробовала освободиться, все еще пытаясь позвать на помощь, но девушка только нехорошо усмехнулась:
– Бесполезно! Я тебе горловые хрящи повредила. Говорить будешь? – спросила она и, поняв, что ее визави не собирается этого делать, сказала: – Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!
Она заткнула своей жертве рот первой подвернувшейся тряпкой и взялась за нее так основательно, что некоторое время в комнате слушались только удары и глухие сдавленные стоны. Периодически девушка задавала один и тот же вопрос:
– Говорить будешь?
И, когда ее обессиленная жертва, наконец, кивнула головой, девушка вынула у той кляп изо рта и стала слушать, с трудом сохраняя самообладание. Выслушав все до конца, девушка сдавленным от ярости голосом предельно серьезно произнесла:
– Если это брехня, то я вернусь! Я тебя, мразь, даже под землей найду, и тогда ты так легко не отделаешься! – и получила в ответ плевок в лицо. – Ну, что ж! – вытерев плевок, с каменным спокойствием сказала девушка. – Это был твой выбор!
Шаг вперед, резкое движение руками, хруст сломанных шейных позвонков и на стуле сидел уже труп. Девушка развязала ему руки и он, поддерживаемый ей, мягко соскользнул на ковер.
Вернувшись тем же путем в общежитие, девушка неспешно собралась и рано утром уже снова в виде замордованной жизнью провинциалки попрощалась с Таисией Петровной, посетовав, что так и не смогла найти для себя работу, отправилась в аэропорт и вылетела первым же рейсом в Москву. Она очень торопилась! Она очень боялась опоздать! Но все-таки опоздала!