Глава 4
1
Какое-то непонятное ощущение, будто земля плывет и раскачивает ноги, как во время дикого шторма. Хочется оглянуться, таишь, в надежде увидеть красивый морской бриз или превосходящую волну разгневанного моря, но глаза помутнели, и мир скрылся под слоёным занавесом тумана.
Руки растирают внутренней уголок глаза. По привычке стараешься подождать, когда возникнет привычное чувство, как пальцы касаются глаз и по ним проходит холодок. Но что-то не так. Словно ни пальцев, ни руки, ни даже глаз не осталось. С запозданием, но Эд осознал, что должно забиться сердце, а за ним должен пробить внезапный прилив жара или холода. Однако ничего не происходит, будто ты пустой сосуд.
Вокруг растягивается тьма. Ничего не видно, как в темном коридоре без окон, света люстр и ламп. Пространство напоминало бесконечную черную яму. Делаешь один шаг и возникает чувство, что проваливаешься в бездну. Тьма давит до тошноты, а рассудок сжимается, как сочный фрукт в металлическом прессе.
Вдруг тьма начала рассеиваться, а где-то на другом краю возник небольшой силуэт. Когда Эд приближается, то видит, что он становится ярче, края расширяются и растут. И вот перед глазами стоит проход с высокой серебристой дверью.
Рука касается ручки. Холодная – с искрой изумления сыграла неожиданность. Эд опускает ручку, раздается слабый скрежет и дверь открывается.
Вдруг перед глазами центр комнаты. Он обернулся. Дверь сзади заперта. Впереди него небольшая квадратная коморка, подобие клетки. Кровати и шкаф смутны и расплываются. Справа, практически у пола, на серой стене черными дрожащими линиями нарисован скрюченный шлем.
Взгляд отрывается от рисунка и смотрит вперед. Маленький ребёнок. Он сидит посреди комнаты и под стеклом, которое закрывает пол стены. Напоминает зеркала в комнатах для наблюдений. Тебя видят, но ты смотришь только на свое отражение. Только куда оно делось? Остались лишь блики от слабой лампочки на потолке и искаженное отражение комнаты.
Эд приближается к ребенку, не отрываясь, он смотрит на макушку из коротких черных волос и выглядывающий кончик рога. Тогда край глаза уловил, как движутся стены. Чем ближе ребенок, тем уже казалась комната. Стены словно душили, угнетали до отчаяния и тянули в глубокий транс. И, когда прижавшийся к стене детёныш оказывается рядом, Эд опускает руку ему на плечо и слабо, практически без усилий, трясёт.
Ребёнок поворачивается, а взгляд не слезает с его лица. На натянутом лилово-бирюзовом полотне глаза лишились света галактики, маленьких ресниц, тонких детских бровей и глубокого чёрного зрачка, губы без выпуклостей и трещинок. Их заменили неглубокие впадины из кожи. Через секунду возникли отверстия, которые едва касались переносицы, а из них пошла чёрная кровь. Они начали расширяться: порезы тянуться вниз, а плоть резаться по нижней линии века. Края раны вылезали наружу, а чёрная кровь сочилась по щекам.
Он тонет в замешательстве. Хотелось упасть на спину, уползти, но сопротивление не позволяло. Тогда малыш протягивает руку и хватает Эда за левое плечо. Появляется легкое чувство тяжести. По груди начали стекать чёрные капли. Они поглощают шею, плечи и спускаются по спине. Тело оседает, растворяется в массе. Стоны Эда прерывали тишину.
Руки увязли, ладони с трудом плыли. Кругом чистая, почти родниковая, вода. Эд достал руками стенку, повошкался. Его окружал цилиндрический сосуд с прозрачными стенами. Свободный, вместительный. Ноги не достают дна, а голова и близко не касается поверхности.
Прошли минуты и их хватило, чтобы опомниться. Хотя длинные трубки во рту и носу не давали комфортно дышать. Эд постучал по сосуду, когда увидел доктора, который подошел к пульту управления. Вода начала стекать вниз, а стены постепенно опускаться. Когда они достигли дна, врач помог вытащить трубки изо рта. Эд сплюнул останки слюны, с горьким хрипом прокашлялся и с большим удовольствием задышал, но в горле до сих пор ощущался дискомфорт.
– Вы в порядке?
– Нет, – с изнеможением произнес он. – А что, по мне не скажешь?
– Не знаю, что ответить. Вы проснулись внезапно. Я едва закончил новую диагностику, – ответил доктор, когда парень попытался встать. Юльем взял его за плечо, помог приподняться и увел к стулу возле панели. – Прибор зарегистрировал возмущение в нейро-информационных связях, и сильное, раз разбудило вас.
– Это просто кошмар, – ответил Эд и медленно присел. Он закрыл глаза и издал слабый вздох.
– Сомневаюсь. Мисс Охара сделала ошибки во время диагностики и при процедуре мы чуть не убили вас. Поэтому ваши кошмары – не обычное приключение в мире снов. Я больше поверю, что это посттравматический стресс.
– Она отличный врач и знает дарсеанскую анатомию лучше всех, – вдруг вспылил Эд. – Тётя с самого детства меня обследует, лечит и никаких ошибок никогда не делала. А теперь вы мне говорите, что она неуч?
– Неделю назад вы едва проснулись после комы, а я до сих пор не могу определить ваше психическое состояние. И благодаря упорству мисс Охары, я сомневаюсь, что физические данные не имеют ошибок. Она ведь не подпускала нас к аппарату диагностики и говорила, что мы не способны понять всю суть дарссеанской анатомии и генетики. Да, я не специалист по дарссеанам, но медицинское образование у меня есть и опыт не мал. Кроме того, мы бы уже давно вас реанимировали, – тут Юльем замолчал. Он понял, что наступил на шаткую ступеньку.
– Я вижу, – прожужжал Эд. – Вы её не слушали и реанимировали меня, когда тетя… Я полностью уверен, что она предупреждала об особенностях моих цепей.
– Скажу честно, что она завела бы вас в могилу, если бы продолжила медлить.
Эд резко мотнул головой и отвернулся, сжал кулаки на коленях и нервно посопел. Он больше не мог оставаться в этом центре. Хотелось отдохнуть от процедур, расслабиться и наконец, встретиться с семьей. Ему надоело слышать по фемтографу голос Ауры, Захара и Ломанса. С безумием глаза хотели их увидеть, хотя бы мельком, несколько коротких дней.
– Завтра же выходные? – задал он вопрос и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Я хочу побыть с близкими.
– Нет. Пока я не проверю все данные обследования, вы никуда не пойдете. К тому же вы не прошли курс психотерапии.
– Хватит. Я вам сейчас не нужен, так что дайте мне хотя бы несколько дней отдохнуть!
Ненадолго неловкая пауза прервала разговор.
– Хорошо, – ответил доктор. – Тогда вы подпишите документы.
– Моя опекунша уже подписала все бумаги. Про ваш новый прототип реанимации никто не узнает.
– Не эти! Другие документы, которые снимут с меня ответственность, если с вами что-нибудь произойдет за пределами учреждения.
– Да без проблем, – ответил Эд с презренным взглядом. Доктор на нервной почте пропыхтел и отошел в свой кабинет.
Тогда Эд вернулся в комнату, пробрел, горбатясь, к объемному воздушному полотну на полу и присел. Белое одеяло сжалось под весом парня. Он наклонился к коленям, закрыл лицо. Прошлое лезло на ум и поглощало сильным приливом эмоций. Дарссеанские пятна скрылись на бледном лице. Он ощущал сильную слабость, словно целый год без сна и отдыха работал в клинике для душевно больных. Все события смешалось в вязкую кашу, а смерть тети добивала.
Парень постоянно вспоминал слова Ауры, её дрожащий голос. Эд выпытывал правду, а опекунша сопротивлялась, будто боялась, что подробности его добьют. Аура говорила, но сквозь плачь рвались несуразные слова. Он лишь понял, что Охара умерла из-за сбоя прототипа. Эду стало стыдно, и он прекратил расспрос, притворяясь перед опекуншей, что терапии помогают. Но становилось хуже, он чувствовал. Чуть позже Эд позвонил Ломансу. Он притворился, что обо всём знает, пособолезновал. Эд никогда не помнил, чтобы Ломанс плакал, и друг сдерживался, он был уверен. Парень вздрогнул, когда осознал, что тосорец говорит о теле отца, как о растворенной жижи из крови и органики, как о смердящим гнилью субстрате. Эд поневоле переносил всё на Охару, представлял вновь и вновь, накручивая, не зная, как отвлечься. Неужели его кошмары – это проявление навязчивых мыслей?
Однако Эд не мог остановиться и представлял, как его любимая тетя растворяется в кашу. Ведь он боготворил Охару. Раньше парень постоянно думал о том, чтобы стало, если бы тётя не встретила его. Маленький и напуганный дарссеанский мальчик, который скорее напоминает о стереотипном страхе, чем о законах общества, где должна царить взаимопомощь. Но Охара не такая, как все. Она увидела, не отвернулась и не ушла.
2
Новый день наступил быстрее, чем Эд мог ожидать. Когда он спускался, легкая улыбка не сходила с бледного лица. "Я свободен", – хочется ему кричать и носиться по коридору, но слабость до сих пор держится балластом.
Парень оказался на первом этаже, вышел из лифта и встретил пару удивлённых взглядов. "Вот она, привычная гримаса, когда мимо проходит дарссеанен", – воодушевлённо думал он. Не отвлекаясь, Эд пошел в холл и нехотя заметил статую. Женская фигура руководителя ТэхноТэкс тянется на три этажа вверх и стоит в центре. "Для восьмиэтажного здания маловата", – насмешливо подумал Эд, когда рассматривал её лицо.
Тогда он почувствовал, как две руки обхватывают грудь и крепко её сжимают. Кто-то притиснулся к спине и положил голову на шею парня. Он ощутил знакомый запах. Нежный, натуральный, без резких и надоедливых привкусов парфюма. Запах, который возвращает в девство. Из глаза полезла слезинка, а уголки на губах быстро задрожали. Он отодвинул женскую руку, медленно и аккуратно обернулся. На лице Ауры стекали слезы, но оно сияло счастьем, ярким и заразительным. Эд блаженно улыбнулся и крепко обнял её.
Конец ознакомительного фрагмента.