Глава 7
Рано утром, еще до рассвета, Сергей Робертович выдвинулся вместе с группой Рахмана на разведку. В группу он напросился сам. Рахман его пытался разубедить, в свойственной ему тактичной манере безапелляционно заявив, что тот старый, неопытный и вообще негодяй, в смысле не годный к строевой службе. Что в отряде он обуза и может выполнять лишь функцию тормоза и то с перебоями. Робертович изначально не очень-то и рвался в разведку, и предложил свою кандидатуру больше для поднятия авторитета, но сказанные при всех обидные слова, да еще в такой вызывающей форме, задели за живое. Издевательский смех ребят, а также одобрительная ухмылка командира вынудили начальника штаба пойти на принцип. В ходе дальнейшей дискуссии, грозящей перейти в рукопашную, Робертович сумел убедить командира, а через него и Рахмана в необходимости своего присутствия в отряде. В итоге Рахман, дипломатично отметив, что разговор умного и идиота, всегда заканчивается разговором двух идиотов, согласился с предъявленными доводами, но предупредил, что методика обучения пластунскому делу у него весьма болезненна и абсолютно недемократична. Если кто-нибудь откажется выполнять его приказ, то слова отказа он включит в эпитафию на его могиле. Кроме Канадца в группу вошли Бригадир с Пауком, а также сапер Жорик, двое местных Карп и Сева, а также казак с позывным Сыч. Остальных Рахман забраковал, а к Сове вообще предложил приглядеться получше, прежде чем доверить ему хотя бы печь растапливать. И вот теперь Сергей Робертович, чертыхаясь про себя, осторожно пробирался в тыл по неглубокой балке. Она тонула в пепельно-серой прохладной дымке. Пахло росой, чернобылом, подсолнухами и еще чем-то необъяснимо милым и сладким, что рождает степная зорька. Ноздри канадца жадно раздувались, жадно захватывая этот настоянный на разнотравье запах. Шли, как положено, гуськом, след в след, тихо, настороженно. Впереди упрямо маячила мокрая спина Жоры сапера, обвешанная с боков шанцевым инструментом. Жора шел ровно, уверенно ступая на землю своими короткими, но, по-видимому, очень сильными ногами. Уже начало светать, когда показался холм, за которым начинался лес. С каждым шагом он все явственней выступал из тьмы, обозначая свои угрюмые очертания. Молочная дымка струилась вокруг него, медленно сползая с покатых седых боков, кутая прохладой крадущихся разведчиков.
Вдруг, воздух прорезал птичий крик. Идущий впереди Бригадир подал знак. Все повалились в траву и застыли. Минут через пятнадцать птица свистнула еще раз. Бригадир тихим шепотом приказал лежать и не двигаться, а сам ушел, тихо, почти беззвучно, конечно же не так как Рахман, тот вообще умел растворяться как привидение, но уже через несколько секунд невозможно было определить, в какой стороне находится пластун. Ни травинка не шелохнется, ни камень не зашумит под ногой. Тишина окутала застывших в тревожном ожидании людей. Так прошел почти час. Разведчики продрогли и уже начали ворочаться с боку на бок, тихонько ругаясь, когда со стороны леса ухнул филин. Это был сигнал. Нескладный, худой рыжий парень со странным позывным Паук, неуклюже встал и, боязливо согнувшись, пошел на звук. Остальные последовали за ним. Метров через триста их нашел Рахман. Он материализовался неожиданно, словно прямо из земли вырос.
– Что-то топаете как табун лошадей? – беззвучным шепотом прошипел он. – Ведь за версту слышно! Сколько секретов еще убрать надо? Вот взял же на свою голову.
Он подполз к старшему второй группы и что-то нашептал на ухо, указав на только ему известные ориентиры. Тот кивнул, тихо скомандовал, и семь человек медленно ушли в сторону. Через минут двадцать послышалась стрельба. Рахман прислушался и прошипел:
– Наша очередь. Давайте за мной. Только тихо, след в след. Оружие без команды не применять.
Он развернулся, скользил по земле, быстро удаляясь. Первый привал сделали уже в лесу. Там было сыро и сумрачно. По вершинам пробегал несильный ветер, и деревья шумно отряхивались, сбрасывая с веток росу. Где-то в глубине барабанил носом дятел, грустила сиротливая горлинка. Бригадир развёл под деревом небольшой костер, который почти не давал дыма, а тот который выходил, полностью рассеивался раскидистой кроной. На специально сделанную подставку он разместил открытые банки с кашей с мясом. Разведчики устало плюхнулись рядом и с удовольствием принялись за так удачно подоспевший завтрак. Вот тогда Рахман произнес свою первую приветственную речь:
– Вы все олухи и рохли, – бодро начал он. – К разведке непригодные, от слова совсем. Вы и по дороге ходить нормально не умеете, а уж по лесу тем более. Поэтому пойдем как раньше. Я впереди. Веду сигналами. С вами Бригадир. Его слушаться как Князя. И молчать. Всегда. Все равно умного ничего не скажете. Я уже предупреждал, что мои приказы не обсуждаются. Все претензии только по возвращении. Здесь возражения я принимаю исключительно в суицидальной форме. Общаться только знаками. Курить нельзя. Есть только на привалах. Говорить на марше только с разрешения старшего. Иерархия такова: я, потом Бригадир, потом канадец. Ходите вы не умеете, поэтому будем идти медленно. За световой день пройдем верст тридцать. Ночью первая операция. Сейчас отдыхаем, сушимся, завтракаем. Сегодня больше костра не будет. Это крайняя большая остановка. Я все сказал. Паук и Бригадир за мной. Остальные по распорядку.
Произнеся эту приветственную речь, Рахман развернулся и, не дожидаясь реакции растерявшихся слушателей, пошел вглубь леса. Паук и Бригадир нехотя встали и, бросив взгляд полный тоски и сожаления на дымящиеся банки с кашей, последовали за товарищем.
– Слушай Робертович, спросил Канадца Карп. – Это кто? Откуда они взялись? С какой стати они раскомандовались?
Карп глубоко уважал своего начальника штаба и безоговорочно признавал его лидерство. Для него Сергей Робертович был не просто земляк, а мудрый и авторитетный старший товарищ, достигший очень многого в этой жизни и даже сумевший реализовать мечту детства – получить вид на жительство ни где-нибудь, а в Канаде. Карп был уверен, что сия процедура крайне сложная и ответственная, и отбирают туда только лучших из лучших. Карп любил слушать рассказы о жизни на Западе, об их нравах, традициях. Для него это был особый, идеальный мир, где нет зла и зависти, потому что у всех всего в избытке, где царит мир и справедливость, где нет вороватых чиновников, продажных ментов, строптивых девчонок, где все равны, потому что все могут все, а значит, нет причин завидовать и ненавидеть… Увы, ход в царство мамоны простому шахтерскому парню, по его глубокому убеждению, был заказан. Он любил мечтать, представляя себя там, в мире несчитанных денег и свободных отношений. Иногда он закрывал глаза и видел себя лет этак через двадцать, сидящим просторном собственном доме с горящим камином, и со снисходительной улыбкой вещающим многочисленным собравшимся друзьям и родственникам истории о своей жизни. А те, с открытыми от восхищения ртами, жадно ловят каждое его слово. А главное, что среди собравшихся в первых рядах сидит Танька со своим мужем. Но на мужа она не обращает никакого внимания. Ее восторженный взгляд, полный немого обожания, прикован только к нему. По ее глазам видно, что она давно уже пожалела, что когда-то бросила Карпа и ушла от него к этому неудачнику Антону, и теперь готова на все, чтобы только вернуть все назад.
– Сергей Робертович, они и в правду такие крутые? Какое право они имеют так с Вами разговаривать?
Канадец занервничал. Он не знал, что ответить на прямые и наивные вопросы земляка. Ему очень не хотелось ссориться с Рахманом или Бригадиром, но и оставить без внимания открытую угрозу, резко снижающую его авторитет в коллективе, было нельзя. Он рассерженно посмотрел на Карпа и пробурчал недовольно:
– Кто их знает, казачки какие-то залетные. Россияне. Спецы. Может мыши. Может ФСБ. Может еще кто. Меня не посвятили. Командир попросил с ними пойти, а я ему слово дал, что буду их выходки терпеть. Так что я возразить ничего не могу, а вы сами решайте, как позволять с собой обращаться.
– Ладно, поглядим, что это за птицы, – Карп, ехидно прищурившись, проводил их взглядом, – мне на моей же земле угрожать будут! Особенно этот рыжий. Тоже мне спецназ!
Карп зло сплюнул на землю, достал нож и потянулся за банкой с кашей. Канадец отвернулся, скрывая злорадную ухмылку.
– Ладно, сидите тут, – сказал он, поднимаясь, – я пойду, погляжу, чем москалики занимаются.
Всю троицу он обнаружил на небольшой поляне метрах в пятидесяти от места стоянки. Бригадир и Паук стояли, подняв руки к небу. Рахман стоял сзади, положив ладони на их затылки. Так продолжалось не меньше минуты. Потом Рахман дал короткую команду, и парни начали выполнять комплекс упражнений, напоминающий йогу или китайскую гимнастику. Рахман некоторое время наблюдал за своими подопечными, потом остановил их, тихо сказал что-то, судя по всему очень обидное, ибо оба ученика скривились, как будто откусили лимон. Рахман показал несколько движений и заставил повторить. Результатами остался не доволен. Показал еще раз, уже в комплексе. У него получалось намного лучше: пластичней, естественней. Казалось, что он не двигается, а перетекает из одного положения в другое. Несмотря на то, что все его движения были плавными, Канадцу показалось, что вокруг Рахмана вихрем заворачивается воздух.
– Вы что творите?! – зашипел на товарищей Рахман, – Вы должны сердцем смотреть, чувствовать. Вы должны стать водой, понять ее. Вода – живая сущность. Она обладает разумом. У нее есть память. Даже для тебя, у кого в жилах течет огонь, – Рахман несильно ткнул Бригадира сложенными в щепотку пальцами, и тот отлетел, словно ему в грудь заехала копытом лошадь, – вода основа жизни. Я сейчас толкнул в тебе воду. Дал ей направление. Ты улетел. Твой огонь бессилен, потому что это одно и то же. Что общего между Солнцем и Водой? Все просто. Как говорит Паук, солнце состоит из водорода, по крайней мере, его поверхность. Когда соединяются два атома водорода, рождается гелий. Водород – огонь, переносчик огненной мысли, т. е. осознанной и гармоничной по своей структуре, творящей материю. Много имён у вселенского Огня, известное – Протей, Вещий Морской Старец. Вода – лоно, через него Протей творит свои огненные формы. «ВОДО-РОД»: В ФОТО – фотография, память. Осознающий себя глубинный, древний, изначальный РОД. В воде нет хаотического движения. Разумная Гармония как первооснова жизни. Если перестроение, переход к другому расположению кластеров, оказывается для воды энергетически выгодным, то вода сознательно принимает этот опыт и меняет структуру. Поэтому человек, который на 80% состоит воды, способен к постоянному перепрограммированию на клеточном уровне. В том числе к восстановлению. Заметьте, сознательно, осознанно. Помните, как Паук мне пытался объяснить современное понятие биологии? О строении клетки рассказывал? По сути, в клетке вода выполняет функцию нейрона. Головной мозг, на девять десятых состоящий из воды, способен изменять структуру вакуума. Ему для этого нужно усилие. Часто звук определенной силы и частоты. Из множества своих кристалликов вода всегда подберёт нужный узор, как отмычку для вещества. Формула воды не постоянна, она зависит от желания воды, что так или иначе проявиться.
Вода – единственная субстанция в трёх состояниях: твёрдое, газообразное и жидкое. В каждом состоянии – множество видов. Например, 200 структур льда. Недавно Паук пытался потрясти нас новым научным открытием – вода имеет клеточное строение. Тоже мне открытие! Я вам об этом уже год талдычу! Структура Воды и структура пространства одна и та же. Законы одинаковы. Всё пространство состоит их энергетических ячеек, в которых постоянно перетекает энергия. Человек плотно «встроен» в эту среду. Ячейки 6-ти, и 8-мигранные. Я уже объяснял, рисовал. Но это не понимать, это чувствовать надо, тогда вы сами себя изменять сможете, тело восстанавливать, раны заживлять… Информационная система воды аналогична вакууму, то есть основная структура воды и вакуума, космоса, а также сознание – это одно и то же.
При соединении сознаний Человека и Воды в мир проходит Правь, начиная быть на плотном плане. При этом вода, которой разрешили быть свободной, сначала творит некоторую химическую реакцию и делает что-то одно. Потом с этими же компонентами творит другую реакцию, проявляя иное. Эти реакции проявляются сознанием человека, который работает с водой, объединяя свои Разумы. Ключ – разные пропорции одних и тех же элементов.
Вся наша магия, в отличие от халдейской, основана на мгновенной структуре воды, которая работает на клеточном уровне и глубже. И когда соединяется огонь сознания человека и огонь космоса, на санскрите есть изречение: «ratna ratnena smagachatte», тогда «драгоценность порождает драгоценность». Новые знания постепенно высветляют сознание исследователя. Обычной логикой их «не взять». Только познание сердцем, своими глубинами.
Поэтому магическая формула творения – это не формальное зачитывание текста, а ПОНИМАНИЕ его.
Правь – источник жизни, пространственный огонь, творческое начало сотворения. Но она сама по себе, не способна дифференцироваться, иметь качества и проявлять активность. Активность присуща тому, что зеркально отражается от неё. Помните: «Правь – это Истина, творящая сущее, но сама в нём не участвующая. Явь творится Правью и меняется под её влиянием, ибо суть Всевышнего имеется в Прави, но не в Яви. Навь – эта та же Явь, только вне творящей Прави. Явь течёт по Прави, но, отделённая от неё, становится Навью. Явь, связанная с Правью, является Живой, но как только Правь её покидает или сама Явь отделяется от Прави, то она становится Навью». Ваша задача Почувствовать это, перехватить, скопировать, встроиться в разумную структуру воды… А вода течет… Мягко, плавно… У нее нет прямых углов! Давайте еще раз. Сосредоточились. Внимание на ядро. Слушаем, читаем, течем, и только потом движемся. Все. Поехали…
Сергей Робертович ничего не понял, но сильно удивился. Он ожидал увидеть что угодно, только не эту тарабарщину. Вместе с удивлением почему то возникло чувство неловкости, словно подглядываешь за чем то интимным, а вместе с ним и страх, что заметят. Сергей осторожно развернулся и пошел обратно к костру. Увиденное стоило тщательно обдумать.
Минут через тридцать появился и Рахман с сотоварищи. Не говоря ни слова, он загасил костер и приказал собираться.
– Ты чего, совсем рамсы попутал? – возмутился в спину Карп. – Я, между прочим, ем тут! Ты чего разорался?! Тебя кто командиром то назначил, паря? Да я…
Что он планировал, осталось загадкой. Рахман, замерев на мгновение, сделал громадный прыжок. От мощного удара в живот Карп буквально согнулся пополам. Воздух вылетел из него как из проколотого шарика. Не давая Карпу опуститься на землю, Рахман нанес еще пару быстрых ударов. Карп бесформенным кулем свалился ему под ноги. Сыч, выкрикнув короткое ругательство, подскочил и потянулся к автомату. В воздухе мелькнула черная молния, и Сыч покатился по траве, схватившись за руку. Его запястье насквозь пробил, брошенный Рахманом, большой черный нож с бардовым камнем в рукояти. Сева было дернулся, но уперся взглядом в Бригадира, который стоял в паре метров и отрицательно качал головой, как бы предостерегая Севу от необдуманных поступков. Было в его взгляде что-то очень убедительное, от чего желание поучаствовать в разборках у Севы моментально отскочило на задний план и встало в очередь сразу за решением проблемы профилактики сепсиса у муфлонов. В дальнейшем он сидел ровно, дышал не глубоко, вопросов не задавал, как, впрочем, и Сергей Робертович, наблюдавший за событиями с поистине олимпийским спокойствием.
Рахман, не обращая никакого внимания на лежащего без сознания Карпа и стонущего от боли Сыча, спокойно подошел к последнему, ударом ноги перевернул его на спину и без лишних сантиментов вырвал свой нож у него из раны. Также не торопясь, он приблизился к начавшему приходить в себя Карпу, откинул назад его голову и неминуемо перерезал бы ему глотку, если бы его не схватил за руку Бригадир. Секунд пять или десять они боролись, потом Рахман уступил, убрал нож и заявил, что через три минуты они выходят. Если кто не может, то пусть попросит товарищей его понести, если они не захотят, тогда Рахман его прирежет. Сбиваться с графика из-за плюгавцев он не намерен. Бригадир подошел к Сычу и помог перевязать ему руку, тихим ласковым голосом убеждая его в том, что ему крупно повезло, что он остался в живых. Мол, так говорить, а тем более хвататься за оружие при самом Рахмане, да еще и выжить, это удается далеко не каждому. Примерно те же слова нашептывал в уши постепенно приходящему в себя Карпу Паук. Через три минуты все были готовы к выходу. Карпа с двух сторон поддерживали Сева и Паук, Бригадир нес оружие Сыча, Жорик и Сергей Робертович замыкали колонну. Начался длинный многокилометровый дневной переход.
Вечерело. Солнце постепенно скрылось за деревьями, из воздуха очень медленно начал уходить зной. Люди приободрились, чуя отдых. Чистое синее небо незаметно темнело, превращалось в грозное фиолетовое. Рахман оставил разведчиков в неглубокой балке, предварительно скрыв их при помощи веток так, что даже с пяти шагов их было сложно обнаружить. Сам же вместе с Бригадиром и Пауком направился дальше по направлению к бывшему пионерскому лагерю, о котором так тщательно расспрашивал Рахман своего языка. Ушли они еще засветло. Шли осторожно, часто останавливаясь, пока, наконец, не вскарабкались на довольно крутой холм, с которого открывался вид на десяток старых обветшалых, но еще крепких корпусов, двухметровый покосившийся бетонный забор и запущенную спортплощадку. Большинство корпусов выглядело пустыми, если не сказать заброшенными, но, по крайней мере, в одном явно жили люди. Возле входа стояло пять легковых автомобилей и большой тентованный армейский грузовик. Неподалеку, на низкой лавочке. Вальяжно раскинулись два бойца в полной военной выкладке. Оружие стояло рядом. Мимо них туда – сюда шныряли люди в камуфляжах. Почти все без оружия. Дважды проходили люди в белых халатах. Они руководили переноской в два ближайших корпуса больших продолговатых ящиков, кроватей, матрасов и прочей хозяйственной утвари. Для выполнения этих работ, похоже, были согнаны жители ближайшего поселка. За ними зорко приглядывали вооруженные парни в камуфляже с желтыми повязками на рукаве, которые руководили процессом при помощи голоса и стимулирующих пинков.
Со своей позиции разведчики видели, как один из сидящих на скамейке что-то крикнул, из подъезда выскочило четыре бойца, построились, и командир увел их за корпуса.
– Караул разводит, – прошептал Бригадир на ухо Рахману. – У них три поста. Один, скорее всего, у ворот, на въезде. На ночь наверняка снимаются. Нет смысла. Все равно в одном корпусе живут. Хотя не факт. Но я думаю, снимают, поскольку охранять тут нечего. Только самих себя. Ну, и машины на стоянке. Госпиталь еще не развернут. Местных жителей только на работу сгоняют. Вон уже собирают, чтобы вывезти и распустить.
– А посты, по которым солдат развели, выставляют для того, чтобы местные случайно не забрели куда не надо, – неожиданно вставил реплику Паук. Рахман и Бригадир удивленно посмотрели на него.
– Продолжай, – сказал Рахман.
– Это значит, есть чего скрывать, – ободрёно зашептал Паук. – А посты там, откуда медики приходят. Медики с военными не контачат. Они вроде начальства. Главный военный, который на скамейке, при их появлении встает. Больше не перед кем не встает. Значит, медики живут не здесь, но рядом. Скорее всего, за территорией лагеря. Я посмотрел, как ты учил, там за корпусами свечение другое. А еще я нити видел. Там, там и там. Разные.
– Надеюсь, ты не трогал ничего?
– Нет, что ты! Хотя, честно говоря, хотелось посмотреть поближе. Чувствую, что они между собой связаны, а как, не понимаю.
– Ты точно ничего не трогал?
– Точно! Я что, не понимаю что ли?
– Боюсь, что не понимаешь, – печально констатировал Рахман, – Хотя, похоже, что не трогал, иначе бы уже всполошились. У тебя еще есть, что сказать, Бригадир?
– Есть. Согласен с Пауком, что медики здесь за главных. И живут отдельно. Военных к себе не пускают. Они к себе кунг вдвоем тащили. Видно, что тяжелый, но никого даже близко не подпустили. А ведь до этого даже свои складные стулья переносить другим поручали. Там два поста стоит. Или один, но два человека. То есть выходные ворота. Значит, наш объект за территорией. Охраняется отдельно. Своя караулка, скорее всего. И подъезд другой должен быть.
– Все?
– Теперь все.
– Ну что ж. Молодцы. Особенно ты, Коля. Правильным глазом посмотреть догадался. Тебе, Анатольевич, в минус. Ты все больше на свои старые навыки полагаешься, хотя у тебя этот канал тоже открыт.
– Согласен, – проворчал Бригадир. – Только не привыкну никак. Чуть отвлекусь, оттуда такое лезет! Я столько страхов за всю жизнь не видел. Да и болит сильно.
– Привыкай. Болеть всегда будет. Побочный эффект слияния. Представь теперь Спецу каково?! И это еще тебе я помогаю! Так что не закрывайся, не закрывайся. Сегодня особенно. Не знаю, кого и чего там увидим, но скучно не будет. Готовым ко всему быть надо.
Рахман встал, достал свой Нож. Последние лучи заходящего солнца, проглядывающие сквозь редкую крону, заиграли зайчиками на его темном лезвии. Рахман ощутил, как от багрового камня в рукояти по руке хлынула мощь, ярая сила. Спина сама собой распрямилась, а перед глазами как в бешенном калейдоскопе стали возникать сюрреалистические картинки.
– Боги, – тихим шёпотом произнес Рахман. – Я чую вашу мощь. Велес, вразуми.
Он обеими руками поднес Нож к губам и торжественно поцеловал лезвие. Темный металл был необычно холодным. Старинный узор загадочно переливался. Рахман ощутил короткий укус, как будто проскочила маленькая молния.
– Я понял, – произнес он благоговейно. – Вы дали Знак. Я не подведу.
Он встал на одно колено, еще раз поцеловал клинок и спрятал его в ножны. Потом встал и произнес:
– Это здесь. Я не знаю, здесь ли главный маг, но Храм почти готов. Его надо уничтожить. На охоту пойдем втроем. Остальные сядут здесь, будут страховать на случай нашего раскрытия. Им туда соваться нельзя. Перебьют как комаров. Их задача – отрезать медиков от военных в случае начала большого боя. Я пойду посмотрю, что там и как. Определюсь на месте. А вы приведите наших. Пусть тут оборудуют посты наблюдения. Бригадир расставь их, озадачь каждого. Робертовича с Сычом на задворки с пулеметом. Пусть в драку особо не лезут. Всех расставишь, и ждите. Я сам приду.
Сказав это, Рахман сделал шаг в сторону и исчез в кустах, не шелохнув ни веточкой. Его товарищи так и застыли с раскрытыми от неожиданности ртами, не успев ничего возразить. Они так и не смогли привыкнуть к его манере растворяться мгновенно и бесследно, как уходит большая рыба в тихой воде, без звука, без всплеска.
Вернулся он, когда уже окончательно стемнело. Также материализовался из ниоткуда прямо посередине лагеря, привычно обвинил вех в полной профнепригодности, выслушал доклад Бригадира о поставленной им задаче и определенных позициях, оговорил систему сигналов и ушел, забрав с собой Паука и Бригадира.
– В общем так, – сказал Рахман, когда они отошли на приличное расстояние. – Это здесь, точно. Здесь был раньше храм Кибелы, они его планируют восстановить. Этот храм и будет их базой. Госпиталь для прикрытия. Уже почти все готово. Осталось запустить. Ждут кого-то или чего-то. Место старое, намоленное, кровью жертвенной добротно политое. Кибела за этим строго следила. Им бы, по-хорошему, прямо на месте Храма все и отстроить, но то ли времени нет, то ли денег, решили использовать уже имеющееся строение поблизости. В целом решение очень практичное. Места выхода силы они очистили и канализировали. Я увидел три места выхода. Два основных прямо рядом с домом, один, тонкий, идет со стороны лагеря, но тоже вряд ли издалека. Он явно носит вспомогательный, временный характер, когда все запустят, от него откажутся. А может, и нет. Может, на тюрьму пустят. Что добру пропадать? Но не суть. Места выходов основных каналов охраняются хорошо. Стационарные посты по три человека. Верховодит жрец Кибелы, скопец. Но так себе. Уровень пятый, вряд ли выше. Опасно, но не смертельно. Тем более, что он не видит себе равных, а потому беспечен. Остальные тоже колдуны. Все. Но только рангом ниже. Верховного их жреца, похоже, сегодня нет. Скорее всего, его и ждут для проведения ритуала открытия. Значит, Алтарь еще не работает, что сильно облегчает нашу задачу. Вполне возможно, что третий основной канал еще просто не до конца восстановлен. Тогда Алтарь работает в режиме накопления. То есть портал приоткрыт, но прорывающихся из мира Нави сущностей привязывают к Алтарю за счет двух основных ниток, а мелких духов и сущностей держат в тюрьме, для чего используют третью, запасную ветку. Нам такой расклад очень на руку. Все понятно?
– Нет, – честно признался Паук.
– И мне требуются пояснения, – присоединился Бригадир. – С чего ты взял, что Алтарь не работает?
– Нет единого фона, и нет Стражей.
– И что?
– Много чего! Сколько раз повторять можно: Явь, Навь и Правь – три части единого мира. Они взаимодействуют между собой. На этих гранях возникает междумирье – эдакая пограничная зона. В данном случае между Явью и Навью. Через эту зону сущности из мира Нави пытаются прорваться в мир Яви. Люди и Навь всегда стремились выявить и использовать эти переходы для своих целей. Часто они договаривались между собой о правилах пользования переходом к общей выгоде. Обычно договор заключался с кем-то из высших иерархов Нави. Ему ставили Храм, в котором давали ему пищу, а он брал проход под свой патронат, выставлял Стражей и защищал переход от несанкционированного проникновения других сущностей. Кроме того, он помогал людям, дававшим ему пищу. Раньше здесь был Храм Кибеле. Большой. Его разрушили относительно недавно. Разрушили плохо, непрофессионально. Каналы не запечатали, как следует. Вот их и восстановили. Почти. Главный канал, по которому идет привязка к конкретному иерарху Нави, еще не работает. Дело в том, что у каждого Дома иерархов Нави есть свой спектр энергии, вроде флага, по которому можно определить, чей это участок, и Стражи специфические. Здесь нет ни флага, ни Стражей. Но по общему фону видно, что пытаются связаться именно с Кибелой. Скорее всего, она уже откликнулась, но ритуал открытия еще не проведен.
– И что это нам дает?
– Во-первых, нет Стражей. Вернее, есть, но они связаны. Активации не было. Это огромный плюс, поскольку с вашей подготовкой со Стражами нам не совладать. Во-вторых, сильные сущности Нави сюда уже не лезут, портал застолбили и уже охраняют. Для того Стражей и выставили. Зато, как мотыльки на огонь, летят мелкие духи и неупокоенные души. Их сажают в тюрьму, а потом скормят Кибеле или в рабство отдадут. Но нам они не помеха, может, даже, помощь где-то.
– Про Кибелу звучит нехорошо.
– Поверь, и выглядит отвратительно. Это надо разрушить. Запечатать такие каналы я сам не смогу, а вот повредить, запросто. Мы просто обязаны это сделать.
– А та Кибела, про которую ты говорил? Напомни, что с ней не так?
– В Азии ее считали Матерью Богов. Она очень кровь любит. Жертвы. Страдания. Но дело не в ней. Дело в равновесии и в людях, которые ее хотят позвать. Она может дать очень много, только вот что взамен потребует? Донец будет красным от крови. Культ Кибелы – один из самых деспотичных и кровавых культов. Кибела – это великая праматерь жизни всему на земле, включая Богов. Она владычица гор, лесов и зверей. Христиане сбросили ее с пьедестала, лишили власти, но не величия. Как вы думаете, что она сделает с людьми, когда обретет силу?
– Великая праматерь. Звучит красиво. Она добрая должна быть, раз праматерь.
– Кибела? Добрая? Да ее именем море крови пролито. Во время мистерий обязательно было омовение жертвенной кровью. Жрецы даже ванны их человеческой крови принимали. В ее честь обязательно мучили жертв и самоистязали себя. Мужчин скопили. Насиловали. Да куча всяких мерзостей творили.
– Какая мама строгая. Она только к мужикам так относилась?
– Не только, но к ним в первую очередь. Ты про ламий слышал?
– Нет, – признался Бригадир.
– Ламии – это жрицы храма Кибелы. Людям вдалбливалось, что снискавший любовь такой жрицы приобщается к силам Кибелы. Всю жизнь ему сопутствуют здоровье, удача и славное потомство. Ламии были женщинами-убийцами по сути и по воспитанию. Они проходили специальное обучение и несколько ступеней посвящения. Прекрасно владели оружием ближнего боя, разбирались в ядах, умели волошить. Отличались красотой, умом, чуткостью, а также жестокостью, полным отсутствием совести и сострадания. У них не было ни родных, ни близких, ни друзей. Цель и смысл их жизни – служение Кибеле. Даже собственных детей они убивали в ее Славу. И не просто убивали. Мучали до смерти. Собственно на основе этого и были обряды посвящения отдельных степеней. Искусство ламий вдохновлялось Праматерью и укреплялось ее могучей силой. Их волошба была замешана на чисто женских энергиях и была настолько мощной, что наши волохи подчас просто не могли справиться. Спасало лишь то, что их магия имела довольно узкую направленность. Ламии много гадостей натворили. И нам крови попортили. Но известны они не этим, а тем, что они были очень красивы и создавали иллюзию доступности. Все их одеяние составляла тонкая, но очень прочная сеть. Любому, кто смог порвать эту сеть ламии дарили незабываемое наслаждение. Они это умели. Их специально обучали премудростям чувственной любви. Беда в том, что сеть, несмотря на свою кажущуюся воздушность, была очень прочной. Только необычайно сильный человек был способен на это. Если у него не получалось разорвать сетку, то Кибела карала его. Если он возжелал красную жрицу дня, она крикнет, и храмовые служки схватят бедолагу и оскопят на жертвеннике перед Кибелой. Если выживет, превратят в храмового раба. Если кому-то взбрела блажь овладеть жрицей ночи, и она решила, что претендент не справился, то она убивала его сама. Чаще всего специальной спицей под левую ключицу. Поцелуй Кибелы называлось. Но могла и отравить. Яд у них был специальный, чтобы человек мучился долго.
Конец ознакомительного фрагмента.