Глава 1
С самого рождения у Даши уже были все задатки для того, чтобы рано или поздно завоевать мир. Она выросла в одном из тех небольших, но в целом уютных провинциальных городков, где Bentley – это почти ругательство, а Guerlain – малознакомое слово, где стразы Swarovsky легко выдать за настоящие бриллианты, а любые изощрения пластической хирургии до сих пор кажутся восьмым чудом света.
К семнадцати годам она могла похвастаться весьма спорной внешностью (которую в провинции приравнивали к некрасивости), незаурядным умом, острым языком и огромной силой воли.
До встречи со Стасом и начала всей этой безумной истории Дашина жизнь на 50 % состояла из чтения книг (особое предпочтение она отдавала зарубежной классике ХХ века), на 30 % – из физических нагрузок (ее тело было совершенно от природы, но тем не менее ей нравилось истязать себя долгими тренировками на свежем воздухе) и на 20 % – из ожесточенных схваток с матерью и старшими сестрами (она получала острейшее наслаждение, упражняясь в остроумии).
Со стороны могло показаться, что Даша влачит жалкое, одинокое существование, но на деле она была вполне довольна своей жизнью. Пробежка с утра, потом ежедневная тренировка сарказма на сестрах, а если повезет, то и на матери. Перетерпеть уроки в школе (это было несложно, потому что почти на всех уроках Даша тайком читала под партой), перетерпеть перемены (это уже на порядок сложнее, ибо ничто не раздражало ее сильнее, чем девичьи повизгивания, плоские шуточки, пустые разговоры и брачные игры одноклассников). К вечеру Дашу наконец все оставляли в покое, и она могла посидеть в тишине с книгой, прогуляться по набережной или даже выбраться в кино.
Может, ее жизнь и не отличалась особым разнообразием, и тем не менее Даша искренне наслаждалась ею и не собиралась ничего менять… Она была уверена, что лучше и быть не может. И сколько ее ни пытались спровоцировать сестры, родители, одноклассники или знакомые, она не поддавалась. И наотрез отказывалась признавать, что в ее жизни чего-то не хватает. Несмотря на отсутствие пьянок, гулянок, поклонников, подружек, приключений и легких безумств, которые так нужны каждому нормальному подростку для безболезненного полового созревания, Даша на удивление легко переносила свое тотальное одиночество и даже не думала оплакивать свою несчастную судьбу.
И вообще, к семнадцати годам Даша могла бы по пальцам пересчитать случаи, когда она плакала.
Первый раз – в пять лет. Она сильно разочаровала свою мать, с треском проиграв местный детский конкурс красоты…
По лицу маленькой Даши сложно было сказать, вырастет ли она красивой, посредственной или даже страшненькой: белесые волосики, светлые черты не по-детски задумчивого лица и немного печальные темно-зеленые глаза. Однако мать, признанная в городе красавица, кокетка и всеобщая любимица, постаралась изо всех сил, чтобы выжать из Дашиных природных данных максимум. Она накрутила Дашины светлые волосики на бигуди, нарядила ее в ярко-розовое платьице с пышной юбкой и лакированные туфельки. Туфли были неудобными и очень натирали ноги, платье электризовалось, трещало и билось током, а от запаха лака для волос щипало в носу. Но тем не менее Даша стоически сносила все эти издевательства и на протяжении всего конкурса мужественно улыбалась изо всех сил так, как учила ее мама. Она знала, что на этом конкурсе ей надо победить любой ценой. Пусть конкурс был совсем непрофессиональным, любительским, зато в нем уже когда-то давно побеждала мама. А потом и Дашины старшие сестры. А теперь вот должна была победить Даша, продолжив тем самым славную традицию семьи, в которой все женщины отличались редкостной, завораживающей, пленительной красотой. Сама Даша мало походила на маму и сестер. И не отличалась ни редкостной, ни завораживающей, ни пленительной, ни вообще какой бы то ни было красотой.
Даша пошла в отца, который был некрасив, но удивительно остроумен и харизматичен.
Если Дашину маму, Надежду, любили, то Дашиного отца, Игоря, просто боготворили. Он пользовался безоговорочным авторитетом и всеобщим уважением. Даже маленькая Даша не могла этого не чувствовать. Не раз она слышала, как отец одним словом мог рассмешить кого-то или поставить на место, как побеждал в любом споре, как всегда и во всем добивался своего. Казалось, он обладал полной властью над собой, людьми и событиями. Даше он казался всемогущим, она всем нутром ощущала свое сходство с отцом и невероятно гордилась этим. У нее была такая же светлая кожа и волосы, такие же узкие глаза, четкая линия рта и прямой нос. Она радовалась, что унаследовала черты папы, и не понимала, почему все, включая его самого, так попрекают ее этим.
– Дашенька, ты пока не очень похожа на меня лицом, так что постарайся хотя бы вести себя как я, – напутствовала ее мать перед конкурсом; голос у нее при этом был как будто мягкий и снисходительный, но под ним скрывалось что-то вроде раздражения и недовольства, которые маленькая Даша без труда уловила.
– Будь милой, хорошей, обаятельной и главное – улыбайся. Все время улыбайся! Если ты не будешь улыбаться, то не победишь. А победить надо, во что бы то ни стало. Понятно?
Даше было понятно. И она улыбалась, улыбалась изо всех сил, хотя в глубине души не испытывала ни малейшего интереса ни к конкурсу, ни к победе в нем…
Даша проиграла в самом финале. Когда ведущий начал задавать ей и другим девочкам вопросы. «О чем ты мечтаешь?» – спросили Дашу, и она, недолго думая, ответила: «Мечтаю управлять целым миром». Это был странный ответ для пятилетней крохи, но Даше показалось, что это произведет должное впечатление на отца, который тоже был здесь и смотрел на нее из зрительного зала. Она так и не узнала, произвела ли нужное впечатление на отца или нет, зато буквально пять минут спустя, узнала, что произвела убийственное впечатление на жюри и мать. Первые оставили ее без победы, отдав корону хорошенькой голубоглазой девочке, сказавшей, что больше всего она любит маму, папу и собачку Джонни.
Что же касается матери, то она была в ярости и отчитывала Дашу своим мелодичным звенящим голоском, который так неприятно пульсировал у девочки в висках, что она не разобрала и не запомнила ни слова из ее тирады. После всего этого инцидента у маленькой Даши не осталось ничего, кроме смутного чувства несправедливости, которое она не могла пока ни осознать, ни проанализировать, но зато ощущала очень ярко.
Ведь она старалась делать все, что говорит ей мама (при том, что не больно-то ей этого и хотелось), и старалась вести себя так, как ведет папа. Так почему ее ругают?
С тех пор Даша уяснила для себя одну простую вещь: молчание – золото. Чем больше она смотрела на отца, тем больше отмечала его холодность, безразличие и скрытность. Однако окружающие, похоже, этого не видели. Там, где маленькая Даша ощущала замкнутость и равнодушие, другие видели загадочность и роковой шарм.
Игорь был хирургом. Притом не рядовым, а блестящим, одним из лучших в городе. Как следствие, он был циничен, грубоват, брутален и толстокож. Годами он воспитывал в себе бесчувственность к окружающему миру и к тридцати с лишним заметно в этом преуспел. Ничто не могло его пронять. Он знал, что люди стрессовых профессий часто ищут утешение в спиртном или наркотиках, но сам не собирался идти этой сомнительной дорожкой. Ему казалось, что куда правильнее работать над собой, освобождаясь от всех чувств, искореняя все эти мелочные земные страстишки и становясь абсолютно неуязвимым.
В свое время он предпринял блестящий стратегический ход, женившись на Надежде, сказочно красивой, милой девушке, которая работала врачом-педиатром и была такой же пленительно женственной и беззащитно-хрупкой, как ее профессия.
Что же касается самой Надежды, она была первой красавицей в их больнице, а может, и во всем городе. Будучи от природы к тому же девушкой неглупой, она понимала, что она – желанная невеста и ее природные данные нужно удачно инвестировать. Однако, несмотря на обилие поклонников самых разных возрастов и социальных статусов, она никак не могла выделить из них кого-то одного, самого выдающегося и стопроцентно достойного ее неземной красоты.
Когда на горизонте появился Игорь, все сразу изменилось. Он не был красив, но все равно считался самым привлекательным мужчиной в больнице. О нем постоянно сплетничали другие врачи, по нему сходили с ума все медсестры. Сама Надежда вначале не была уверена, что Игорь подходящая партия для нее. Она даже не была уверена в том, что он ей вообще нравится. Он был неэмоционален, немногословен, циничен сверх всякой меры. Она не понимала половины его шуток, над которыми с таким энтузиазмом смеялась вся больница. Порой, когда Игорь делал ей комплименты, в тоне его голоса она ощущала едва уловимую иронию. Даже когда он внимательно смотрел ей в глаза, губы его порой кривились в легкой усмешке, и она подозревала, что в глубине души он потешается над ней. Но при всем при этом он был очень умен, безмерно талантлив и умел внимательно слушать.
Словом, когда они начали вместе пить кофе в перерывах, по больнице поползли слухи. И общественный вердикт был таков: свершилось – самая привлекательная женщина больницы наконец-то захомутала самого завидного холостяка. На них смотрели со смесью зависти и любопытства. Все несколько месяцев своего существования этот роман был главной темой для разговоров больничного персонала, и его главные герои стали еще популярнее, чем раньше.
Под натиском бесконечных сплетен Надежда сдалась. Все говорили, что они потрясающе красивая пара, и, хотя сама Надежда не была до конца в этом уверена, общественное мнение для нее всегда было дороже и важнее собственного. А потому она вышла за Игоря замуж и, в общем-то, не пожалела. Даже в те вечера, когда она ощущала его холодность, ее грела мысль о том, какую замечательную партию она сделала.
Они быстро притерлись друг к другу. Игорь очень хорошо изучил свою супругу, и буквально через месяц совместной жизни она стала для него открытой книгой. Все ее «тайные» мысли, страхи, желания и переживания были настолько очевидными, как будто мелькали бегущей строкой у нее на лбу. Ему нравилась ее предсказуемость (хотя в глубине души он и приравнивал ее к примитивности).
Что же касается Надежды, то она (не без оснований) считала себя идеальной женой, ей казалось, что она понимает супруга (и тут она, конечно, сильно ошибалась), а еще ей нравилось, что все женщины завидуют ей, а знакомые восхищаются их парой. Словом, в первый же год брака Надежда сочла, что Игорь является идеальной оправой для такого бриллианта, как она. В конце концов, ей даже понравилась его некрасота. Ведь на его фоне она выглядела еще более сказочно и пленительно.
Только одна вещь теперь всерьез беспокоила ее – это будущие дети. Конечно, у мужа неплохие гены: он умен, образован, талантлив, начитан и блестящий оратор к тому же. Но все же Надежде до смерти хотелось, чтобы их дети унаследовали ее внешность.
Игоря не слишком воодушевляла мысль о потомстве. У него имелись на этот счет свои опасения. А что если ребенок пробьет броню его равнодушия? Он знал, что порой такое случается. И разумные, цельные, сильные люди превращаются в безмозглых родителей, умильно сюсюкающих над своим драгоценным чадом. При этом люди начисто теряют всякий разум и впадают в панику по любому нелепейшему поводу, будь то температура или сыпь на коже младенца. Такая участь его отнюдь не устраивала. Но как ее избежать, он не знал. В итоге под воздействием мягких, но настойчивых уговоров жены, Игорь решился-таки завести потомство.
Рождение близняшек тут же рассеяло страхи обоих родителей. Надежда ликовала, потому что девочки оказались точной ее копией с огромными шоколадными глазищами и кукольными ресничками. Они были самыми прелестными детьми во всем отделении, и Надежда испытала огромное облегчение, к тому же окружающие только и говорили, что о невероятной красоте ее малюток, а значит, общественное мнение, как всегда, оказалось на ее стороне и можно было вновь спать спокойно…
Игорь тоже испытал огромное облегчение. Девочки были хорошенькими, как две капли похожими на мать и, впервые увидев их, он испытал к ним то же, что и к Надежде: приязнь, смешанную с равнодушием. Все было в порядке, но не более того. Девочки были самыми обыкновенными, но никакой бури в его душе они не вызвали и никакой переоценки ценностей, которой он так боялся, не произошло, а значит, можно было жить как раньше…
Девочек назвали Карина и Олеся. Имена выбирала Надежда. Ей хотелось, чтобы девочки выросли такими же очаровательными, женственными и популярными, как она сама, поэтому она перерыла несколько книг с именами после чего наконец остановилась на этих, считая их достаточно звучными для будущих красавиц.
Для Игоря после рождения детей мало что изменилось. Он помогал жене ухаживать за детьми с легкостью и профессионализмом настоящего медика. Особого участия в их воспитании он принимать не собирался. Ведь это были девочки, а значит, будет лучше, если обо всем позаботится мать.
А через два года случилось неизбежное. Родилась Даша, чем чуть не довела своих бедных родителей до нервного срыва…
Как вы уже поняли, Даша была материализовавшимся страхом ее семьи. Надежда с огромным разочарованием обнаружила, что ребенок пошел в Игоря. И не просто ребенок, а девочка!!! Пребывая в стопроцентной уверенности, что внешность – это главное женское достояние и самая необходимая для девушки добродетель, Надежда впала в послеродовую депрессию, ломая голову над тем, как ее бедная детка устроится в этом жестоком мире с таким невыразительным лицом и, главное, что теперь скажут люди?
Однако время шло. Девочка подрастала. А люди ничего особенно плохого не говорили. Это слегка успокоило Надежду, внушив ей некоторый оптимизм. В конце концов, все утверждали, что из некрасивых детей вырастают потом красивые люди. Так что мать решила подождать волшебного превращения.
Что касалось Игоря, то для него все обернулось намного серьезнее. Он проникся к своей крохе с первого взгляда. Она была его маленькой копией, сильной, здоровой и спокойной. Плакала девочка только в самых исключительных случаях и только по делу. Глядя в ее затуманенные глазки, Игорь вспоминал легенды о Древней Спарте, где, судя по слухам, девочек и болезненных мальчиков еще в младенчестве сбрасывали со скалы. Никому не нужны были слабые дети, всем нужны были потенциальные воины. «Но тебя бы точно не сбросили, не так ли?» – говорил Игорь девочке, которая, даже несмотря на свой юный возраст, не производила впечатление беззащитного создания. В конечном счете, Игорь с ужасом заметил, что начинает привязываться к малышке. Это было последнее, в чем он нуждался в этой жизни. Чувства делают человека уязвимым. А уязвимый человек – слаб, беспомощен и ни на что не годен…
Когда Даше исполнился год, Игорь уже нашел способ отгородиться от жизни в целом и от дочери в частности. В качестве анестезии он использовал огромную кружку кофе, куда добавлял изрядную порцию чистого спирта, хотя до этого был фанатично предан здоровому образу жизни и не уважал ни алкоголь, ни тех, кто его употребляет…
Время шло. Девочки росли. Близняшки точно следовали по пути, проложенному когда-то их матерью.
Что касается Даши, то глобальная акция по ее перевоспитанию продолжалась еще несколько лет, пока терпению девочки не пришел конец.
К десяти годам Даша вдруг перестала молчать. У нее прорезались отцовское остроумие и не свойственный ребенку сарказм. С поразительным для своего возраста цинизмом она начала отвечать матери, вступая с ней в словесные поединки. И порой с ее маленьких бледных губ слетали столь язвительные комментарии, что Надежда не находила что ответить и в недоумении ретировалась.
– Помни, дорогая, что красота требует жертв, – внушала Надежда своей маленькой дочери, на что Даша мило улыбалась и отвечала:
– Понимаю, мама, с твоей стороны так благородно было стать жертвой красоты.
– Я не знаю, что с ней делать, – жаловалась Надежда мужу. – Девочки часто бывают капризными, но Даша не похожа на нормального ребенка. Она замкнутая, холодная. К тому же не блещет красотой. Кому будет нужна некрасивая бесчувственная эгоистка, себе на уме?
Игорь молча соглашался. Чем взрослее становилась Даша, тем меньше она его устраивала. С каждым годом она становилась все более раздражающе-безразличной ко всем на свете, включая мать, отца и сестер. Она умела смотреть на людей так, что те начинали чувствовать себя круглыми дураками (а такое умение редко сходит женщинам с рук). Она умела игнорировать кого угодно и не умела плакать, даже когда ее ругали или наказывали. Даша раздражала его неестественной для ребенка самодостаточностью, словно не нуждалась ни в чьих советах или наставлениях, ни в чьем внимании или любви. Плюс ко всему она была по-настоящему неглупа и очень остра на язык. Не слишком эмоциональный Игорь, привыкший жить в браке с женщиной, которой он был всегда «доволен», и двумя дочерьми, которые всегда «оправдывали его ожидания», не знал, как относиться к Даше. Она обезоруживала его своей неординарностью, словно била его же оружием. В своих чувствах к дочери он долго колебался между безразличием и холодной ненавистью и в конце концов остановился на втором. Он ненавидел Дашино высокомерие, ироничность и отчужденную бесчувственность. В ту пору он старался не замечать, как сильно дочь похожа на него, и не подозревал, что так же сильно ненавидит самого себя…
К семнадцати годам Даша так и не стала похожа на мать, к разочарованию всего семейства. Всем ведь известно: если девушка к этому возрасту не превратилась из гадкого утенка во что-нибудь путное, значит, волшебного превращения, скорее всего, уже можно не ждать. Вообще!
В ней всегда было много незаурядного, начиная с удивительно белой, как лепестки жасмина, кожи (и это в эпоху всеобщей помешанности на солярии) и заканчивая нестандартной для школьницы способностью прочитать за одну ночь толстенную книгу. Она была необычной девушкой. Правда, никто в ее родном городе не мог толком сказать, хорошо это или плохо.
По меркам провинции Даша считалась не слишком привлекательной. Ну а уж по меркам своей семьи, где мать, старшие сестры, да и вообще все женщины в роду отличались необычайной пряной красотой, Даша и вовсе слыла парией.
Ее лицо – необычное, бросающее вызов всем классическим канонам и вместе с тем запоминающееся, было настолько нестандартным, что никто не брался его оценить. Однако забыть это лицо было невозможно. Узкие темно-зеленые глаза смотрели на мир со смесью прохладного безразличия и магнетизма. Ее маленькие бледные губы выглядели всегда чуть припухшими, как будто их долго целовали. Когда Даша уходила в себя, вокруг ее узких темных глаз залегали глубокие тени. А когда она замышляла какую-нибудь чертовщину, в уголках ее прищуренных век намечались хищные морщинки.
Пройдет всего несколько лет, и Дашина незаурядная внешность со всеми ее изъянами покорит Москву, а вернее, московских мужчин, столь охочих до всего эксклюзивного. Но пока она была самой обычной семнадцатилетней ученицей выпускного класса, не особенно популярной в школьном сообществе, не пользующейся успехом у «крутых» мальчиков, слишком умной и ироничной для своего возраста…
Десять лет учебы она тихо-мирно просидела на задней парте, не особенно вдаваясь в речи учителей, не участвуя в школьных интригах своих смазливых одноклассниц и брачных играх с дебилами-одноклассниками.
Несмотря на юный возраст, Даша умела держаться столь холодно и неприступно, что ни один парень еще не посмел наградить ее пошлой любезностью или ущипнуть за мягкое место. Подтрунивание – обычное дело среди старшеклассников. Пацаны всегда охотно шутили над красавицами и уродинами, умницами и пустышками. В классе постоянно царила атмосфера бешенства мартовских котов, но ни одна острота, ни одна колкость, ни одно заигрывание еще не было адресовано Даше, поскольку большую часть перемен она проводила, уткнувшись в книгу, всем своим видом давая понять, что трогать ее не стоит. Ее лицо всегда было холодно и замкнуто, взгляд непроницаем, а губы умели кривиться в таком безграничном, высокомерном презрении, что одноклассники даже не пытались нарушить ее покой и потревожить ее одиночество. На любую фразу в свой адрес она отвечала колко и метко: переострить ее было невозможно. А потому никто и не пытался. Она жаждала покоя и уединения и, как правило, все годы учебы без труда добивалась желаемого. С ней не общались, ее не знали и не трогали. Даша пришла к выводу, что нейтралитет – это огромная сила. Я не трогаю вас, и вы не тронете меня. Мне нет дела до вас, спасибо, что вам нет дела до меня. Жизнь так проста, когда не пускаешь в нее посторонних людей.
Это был май месяц. Дашина учеба подходила к концу. Согласно родительскому плану, Даша должна была поступать в университет на психологический, социологический или филологический факультет (на этих специальностях настояла Дашина мама, утверждая, что они наиболее подобающие для девушки, которая хочет сохранить женственность в глазах общества). Даша, которой по большому счету было все равно, где учиться, особо не возражала. По крайней мере до одного знаменательного случая!
Она как раз вернулась с утренней пробежки и отправилась в ванну, чтобы принять душ перед школой. Выключив воду, она начала растираться жестким полотенцем, как вдруг услышала родительские голоса, доносившиеся из кухни.
– Говорю тебе, она абсолютно не адекватна, – жаловалась Надежда своему мужу. – В ее возрасте я уже давным-давно… хотя такие сравнения, пожалуй, неуместны, достаточно посмотреть на ее сестер! Они обе очень живые, общительные девочки. Вокруг них всегда столько внимания! А Даша… даже не знаю, как думаешь, может, нам стоит показать ее психиатру? С ее развитием явно что-то не в порядке. Она такая бесчувственная и вредная. Это ненормально!
Даша, затаив дыхание, слушала, что ответит отец. Упреки матери ее только позабавили. Даша знала, что мать при всем ее обаянии и имидже мудрой женщины, на деле не отличается дальновидностью и зачастую судит слишком ограниченно и поверхностно. Про отца такого не скажешь. Даша втайне восхищалась его умом, его выдержкой, его силой воли, его злым и блестящим языком, который делал его абсолютно неуязвимым. В отличие от своих красавиц-сестер, напоминающих две приторно-сладкие карамельки и похожих на мать как две капли воды, Даша была папиной дочкой. Она унаследовала и его остроумие, и способности, и необычную для юной девушки внешность.
– Даша не слишком красива. Это уже достаточно печально для женщины, – сказал Игорь задумчиво. – К тому же она черства, у нее тяжелый характер и абсолютно никаких способностей, за которые ее можно любить или хотя бы уважать. Я бы предложил тебе оставить ее в покое. Вряд ли из нее выйдет покорительница мужских сердец. Лучшее, на что можно надеяться, так это на то, что она возьмет себя в руки и по крайней мере начнет учиться как следует. Если нам повезет, она поступит на психфак и проведет остаток своих дней, анализируя собственные бессознательные страхи и комплексы.
Даша не пожелала слушать продолжение. Она вновь включила воду в душе на полную мощность и ожесточенно терла себя мочалкой до тех пор, пока у нее не начала саднить кожа. Прокручивая в голове услышанное, она рассмеялась. Она хохотала и хохотала как гиена, пока не обнаружила, что рыдает взахлеб. Скорлупа ее невозмутимости была пробита. Раньше она считала, что отец строг к ней, потому что видит, как сильно они похожи и как многого она может добиться, если сочтет нужным что-то предпринять. Вытирая мокрое, опухшее от слез лицо, Даша поняла, что ее спокойствие и неуязвимость были показными. Выходит, в мире все-таки есть кое-что ей не безразличное. Позже, вечером, в сумерках своей комнаты Даша приняла твердое решение преподнести отцу ценный урок…
По пятницам в их семье проходили традиционные торжественно-показательные ужины. Даша на таких ужинах обычно хранила молчание. Она неторопливо ела, внимательно слушая разговор за столом, усмехаясь своим мыслям, стараясь под благовидным предлогом пораньше улизнуть из-за стола.
В этот вечер Игорь с удивлением наблюдал, как Даша с царственной улыбкой вышла из своей комнаты и, поощрительно кивнув парням своих сестер, села между ними. Она как-то изменилась в этот вечер. Ее светлые волосы были затянуты в тугой высокий хвост, осанка, как всегда, безупречна, а улыбка скорее озорна и лукава, чем высокомерна. Игорь очень плохо знал свою дочь, но был достаточно проницателен, чтобы понять: Даша что-то затеяла. Чудеса продолжались. Весь вечер разговор направляла Даша. Поворачиваясь то к одному, то к другому парню, она рассказывала какую-то историю из школьного быта, блистая при этом остроумием. Игорь невольно поймал себя на том, что внимательно слушает Дашин увлекательный рассказ, с недоумением отмечая, какой у его дочери, оказывается, красивый голос: низкий, грудной, чувственный с бархатистыми интонациями. Ее речь была гладкой и складной, как у телезвезды, давшей множество интервью и привыкшей к публичным выступлениям. Надежда и две ее дочери с легким беспокойством и раздражением наблюдали, как молодые люди едва ли не с открытыми ртами слушают Дашу, смеются всем ее шуткам и смотрят на нее так, словно не замечают ее бледной кожи, узких глаз и вообще довольно неприметной внешности.
Когда ужин закончился, Игорь вызвал дочь для разговора тет-а-тет в комнату, которую считал своим кабинетом. Глядя, как спокойно и невозмутимо Даша входит в комнату и, закрывая за собой дверь, устраивается в небольшом кожаном кресле, Игорь раскурил трубку. Он любил сложные задачи. Но ненавидел, когда женщины пытались строить из себя сложные задачи. Он еще не знал, зачем вызвал дочь и о чем будет с ней говорить, но уже предвкушал, как от этого разговора у Даши поникнут плечи, как покорно опустятся ресницы, а с лица навсегда исчезнет всякий налет надменности.
– И что это было сегодня? – спросил он невозмутимо, таким тоном, словно ответ был ему на самом деле не слишком интересен.
– Не понимаю, о чем ты, – в тон ему очень официально, но с большим достоинством ответила Даша, закидывая ногу на ногу.
– Я думаю, ты понимаешь… – и Игорь надолго замолчал, полностью погрузившись в раскуривание трубки.
– Я знаю, вы с мамой беспокоились за меня, – ответила Даша наконец, – по поводу моей социальной и сексуальной неадаптированности. Вот я и решила продемонстрировать вам, что у меня все в полном порядке.
– Я так и думал, – протянул Игорь и вновь замолчал.
– Кстати, отец, раз уж у нас завязалась такая милая доверительная семейная беседа, – начала Даша иронично, – то хочу, пользуясь случаем, сообщить тебе, что я наконец определилась с выбором факультета и будущей профессии.
– Неужели?
– Я хочу стать хирургом, – сообщила Даша немного насмешливо.
Игорь от такой наглости на секунду даже потерял дар речи:
– Хирургом?! Как я?! – в недоумении выпалил он, не подумав.
– Вообще-то, я планировала стать лучше тебя, – нахально парировала Даша, красиво улыбаясь.
– И не мечтай.
– Что так? Боишься, что у меня получится?
– Боюсь, что вереница разочарований и поражений в твоей жизни пополнится еще одним звеном! – процедил он сквозь зубы.
Даша, не говоря ни слова, вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. Ее нейтралитету пришел конец. У нее появилась первая цель: переиграть и превзойти отца, заставить его признать свою неправоту, наконец пробить броню его неуязвимости. После стольких лет созерцания жизни ей впервые предстояло принять участие в активных действиях.
Через неделю после этого знаменательного вечера от Олеси ушел бойфренд. Он бросил ее, как сам потом признался, ради Даши. «С ней никогда не бывает скучно, – говорил он ошеломленной красавице Олесе в своей прощальной речи. – Она умеет слушать. С ней легко и ей можно доверять». Оказалось, он был не слишком хорошим пророком. Даша не стала с ним встречаться и вообще, добившись своей цели, даже перестала отвечать на его телефонные звонки. Всего семь дней понадобилось ей, чтобы отбить парня у своей красавицы-сестры. После чего она с пугающей улыбкой сообщила Карине:
– Еще одно слово в мой адрес, и ты будешь следующей.
И больше никому в семье не пришло в голову усомниться в ее словах.
Отныне никто не считал Дашу безобидной, и ни у кого не возникало желания ее жалеть или презирать. По идее, происшедшее должно было лишь усугубить Дашины отношения с отцом, но тем не менее через пару дней после инцидента свершилось чудо: Игорь вновь вызвал дочь в кабинет.
– Я устроил тебя на работу в свою больницу, – без предисловий сообщил он. – Если хочешь быть хирургом, сначала поработай санитаркой и узнай, во что ты собираешься ввязаться.
– Спасибо, отец, – с достоинством поблагодарила Даша, немного растерянная, но бесконечно довольная таким поворотом событий. – Я тебя не подведу, – добавила она и вышла.
Игорь вздохнул с облегчением. Устраивая Дашу на работу в больницу, он рассчитывал убить одним выстрелом сразу нескольких зайцев. Во-первых, Игорь искренне надеялся, что тяжелый физический труд отобьет у нее охоту к хирургии. Во-вторых, ему хотелось верить, что напряженная работа не оставит ей времени для чтения ее проклятых книг. И в-третьих, он рассчитывал, что, может быть, каким-то чудом подобные перемены в жизни дочери помогут ей зажить «нормальной жизнью». И, как выяснилось потом, он не ошибся. Ну или почти не ошибся, ведь хирургом Даша так и не стала. А больница действительно изменила ее жизнь больше, чем кто-либо мог предположить…
В ту самую ночь, когда Даша, отдежурив свою первую смену, присела на минутку в подсобке, чтобы прочитать пару страниц Теннеси Уильямса, и, зачитавшись, уснула, еще не подозревая, что следующие сутки изменят ее жизнь навсегда…
…так вот, в эту самую ночь за двести километров от спящей в дежурке семнадцатилетней девушки Стас лежал в постели с двумя блондинками и строил планы бегства.
Это был вечер пятницы – его самое любимое время за всю неделю! Ведь вечер пятницы – это всегда так многообещающе, так долгожданно! Это потом выходные оборачиваются сплошным разочарованием и тусовочной рутиной, но в пятницу вечером еще есть трепетная надежда, что что-то изменится и что этот week end пройдет совсем не так, как проходила вся твоя жизнь за последние двадцать два года…
Стас был самим совершенством. Но не подозревал об этом. Может, именно поэтому он и стал всеобщим любимчиком? А может, потому, что с самого детства имел все, о чем только можно мечтать!
Стас был потрясающе, изумительно, убийственно красив. Однако сам настолько привык к своей внешности, что не воспринимал ее всерьез. И сильно забавлялся, когда кто-то делал ему комплимент. Девочки, девушки, женщины любых возрастов млели от его дымчато-серых глаз, черных бровей и ресниц, чуть вздернутого носа и пухлых, сексуальных губ. Он умел улыбаться озорно и соблазнительно, от души и задумчиво, иронично и насмешливо. Он знал, как смотреть на женщин со смыслом… особенно если смысл заключался в том, чтобы жертва разделась быстрее, чем догорит спичка. Все эти навыки пробудились в нем очень рано, словно сами собой. Он виртуозно пользовался своей сексуальностью и умел рассмешить кого угодно. А потому его взрослая жизнь складывалась еще проще, чем детство.
Помимо всего прочего, Стасу при появлении на свет достались весьма состоятельные родители и все вытекающие отсюда бонусы. Казалось, с самого рождения он получил от жизни все то, за что другим приходится бороться годами.
Блондиночки, которые составляли Стасу компанию в эту пятницу, были теми еще штучками. Пикантность ситуации заключалась в том, что одна из них (вроде бы Анжела) была типичной московской цыпочкой с загорелой кожей, пухлыми губами, наращенными волосами и ресницами, в дорогущем белье от Chloe, а другая (кажется, Ира) была обыкновенной девчонкой из микрорайона.
Эта идея пришла ему в голову сегодня утром. И скучающий Стас на мгновение буквально окрылился от своей изобретательности. Суть эксперимента была проста: снять двух девушек: одну «рублевского формата», другую из микрорайона и, столкнув их лоб в лоб на собственном сексуальном ринге, посмотреть, кто окажется круче при деле…
Стас думал (и даже надеялся), что ему будет непросто снять богатенькую сучку. В последнее время он абсолютно выпал из vip-тусовки, очень редко посещал пафосные клубы и практически не общался со своими «друзьями по несчастью» (то есть другими мгимошно-кокаино-кайеновскими детишками, которых, видимо, вместо школы водили в Дягилев).
Вечер с самого начала не задался. В двенадцатом часу Стас лихо припарковал свой Porsche Cayenne (которого в глубине души он дико стеснялся, но не мог поменять, ибо это был родительский подарок) недалеко от клуба F. Машину Стаса можно было узнать из тысячи подобных. Porsche был помят с нескольких сторон (результат лихой езды в нетрезвом состоянии) и хромоног (один из своих эксклюзивных, кованных на заказ дисков Стас сломал, с разгона влетев колесом в яму, с тех пор одно колесо его машины отличалось от трех остальных).
Стас с удовольствием предвкушал, как найдет какую-нибудь надменную и холодную цыпочку, а потом разведет на секс втроем. Он точно знал, какую девушку ищет. Это должна быть высокомерная, холеная куколка, привыкшая отдаваться только после предварительных ласк бумажника своего нового ухажера. Стас обожал таких девушек, потому что они «знали себе цену», то есть были чуть менее доступны, чем все остальные. Соблазнить такую девушку, не потратив при этом ни копейки и не пообещав абсолютно ничего, – вот это по его меркам был вызов!
Увы, стоило ему переступить порог клуба, как его остроумные планы начали рушиться. Все особы женского пола в радиусе двух метров немедленно впились в него вожделенными взглядами. Стас даже запаниковал: да что с ними со всеми такое?! Мужчин испокон веков все считали охотниками. И Стасу тоже очень хотелось хотя бы разок ощутить себя охотником, но его трижды проклятая безупречная внешность не предоставляла такой возможности. Девушек тянуло к нему как магнитом (хотя он делал все от него зависящее, чтобы хоть чуть-чуть подпортить себя: носил дешевую мешковатую одежду, коротко стригся, отращивал колючую щетину). Похоже, это не помогало. Пробираясь к барной стойке Стас в который раз ощутил себя жертвой навязчивого женского внимания.
Он сосредоточился на поиске подходящей девушки. И довольно скоро обнаружил идеальную особь!
Это была высокая, по-модельному худая блондинка с бронзовой кожей и имплантатами во всех необходимых местах: груди, заднице, скулах, губах. Одета не слишком вульгарно, никаких излишеств в косметике или украшениях. Он хорошо знал такой типаж. Девушки этого сорта обычно очень стараются продемонстрировать, что они не «какие-то дешевки в кричащих тряпках», они «сто́ящие девушки», которые знают себе цену и никогда не будут бегать за мужиками. На лице красотки застыло выражение непрошибаемого высокомерия, она оглядывала танцпол со смесью презрения и брезгливости. Стас решил, что это как раз то, что ему сегодня нужно.
– Привет, – он непринужденно подсел к девушке. – Ты меня заинтересовала.
– Да неужели? – попыталась примерить саркастический тон блондинка, хотя по ее на секунду расширившимся зрачкам можно было понять, что его внешность произвела на нее должное впечатление.
– Да, – как ни в чем не бывало отозвался Стас, лениво потягивая коктейль, который не нравился ему на вкус, зато колоритно смотрелся в руках. – Твой взгляд меня заинтриговал. Ты очень проницательно смотришь на людей. У тебя глаза оценщика в ломбарде. Такое впечатление, что ты насквозь видишь, кто из присутствующих сколько стоит.
– Я что, должна расценить это как комплимент? – хмыкнула белокурая нимфа, но встретившись со Стасом взглядом, не смогла сдержать улыбки. И уголки ее коллагеновых губ предательски дрогнули.
– Просто мысли вслух, – пожал плечами Стас. – Может, я в тебе и ошибся. Может, ты просто кажешься проницательной, а на самом деле круглая дура, которая в людях смыслит не больше, чем доярка в бриллиантах. – От столь нелестного сравнения брови девушки мигом сошлись на переносице, Стасу показалось, что еще немного и она несколько раз с размаху хорошенько приложит его лицом к своей силиконовой груди.
– Сыграем в игру, – быстро предложил он, обворожительно играя ямочками на щеках, чтобы вернуть беседу в нужное русло.
– Какую еще игру? – насторожилась девушка, видимо, в глубине души готовая к любым предложениям, от пресловутой бутылочки до покера на раздевание.
– Давай, оцени кого-нибудь из присутствующих в зале. Дай полную характеристику: доходы, семейный статус, сексуальные предпочтения, машина и так далее. Посмотрим, насколько ты точна в своих суждениях.
Блондинка улыбнулась немного неуверенно, надменность и спесь потихоньку начали испаряться с ее тюнингованного лица, черты смягчились.
– Ну а как же мы проверим, угадала я или нет? – спросила она, томно улыбаясь.
– Я подойду и спрошу.
– Нет уж, спасибо, ты мне так всех потенциальных жертв распугаешь, – быстро выпалила блондинка и тут же осеклась. – Я хотела сказать… я имела в виду…
Стас понимающе улыбнулся и ободряюще похлопал ее по плечу:
– Да я понял.
– Не то чтобы я была одной из тех телочек в жестком поиске перспективного партнера, просто…
– Да я понимаю, можешь не объяснять, – совершенно искренне заметил Стас. – Мужики так часто ссылаются на биологию и законы Дарвина. Мол, я полигамен по природе своей, так было генетически заложено. Ну и все в таком роде. Так вот девушки точно так же подчиняются законом биологии, а следовательно, ищут себе наиболее сильного самца. Так уж вышло, что в наше время наиболее сильными, способными обеспечить самое жизнеспособное потомство являются олигархи. Так чего тут стесняться? Это же вполне естественное желание для девушки, ты не находишь? Так зачем стыдиться того, что ты хочешь быть с материально обеспеченным партнером?
Блондинка взволнованно облизала губы. Ее демонстративная томность сменилась искренней заинтересованностью. Она непроизвольно подалась вперед и удивленно спросила:
– Ты правда так считаешь?
– Конечно. Ведь если хорошенько подумать, то так оно на самом деле и есть, – невозмутимо пожал плечами Стас, и, допив свой коктейль, с облегчением поставил стакан на столик. – Ну так что, будем играть?
Глаза девушки загорелись, она азартно заулыбалась:
– Давай я буду рассказывать все про тебя. Так мы легко проверим, угадываю я или нет.
– Договорились.
Блондинка просканировала его внимательным взглядом:
– Итак, ты состоятелен, но не олигарх. Наверное, недавно начал свой бизнес, и дела внезапно пошли в гору. Ездишь… на новеньком четвертом Golf, хотя нет… на Jette… впрочем, нет! – Блондинка сосредоточенно нахмурилась, видимо, пытаясь мысленно что-то сопоставить, наконец, сдавшись, призналась: – Насчет машины точно сказать не могу. Судя по одежде и возрасту, ты не можешь себе позволить что-то дороже пятидесяти тысяч долларов, но я почему-то не могу тебя представить на чем-то дешевле, чем Porsche.
«Надо же, почти угадала», – мысленно удивился Стас. А еще говорят, что во время общего наркоза отмирают клетки мозга. Может, во время пластических операций девушка и потеряла энное количество мозговых клеток, но интуиция у нее была неплохая.
– Ты не женат. И постоянной девушки у тебя нет, – между тем продолжила девушка. – Ты часто меняешь девушек, но не потому, что ты по натуре ловелас и не для того, чтобы поддерживать репутацию. Просто ты ищешь что-то особенное.
В ответ на последнее умозаключение Стас чуть не фыркнул. Он часто менял девушек потому, что ему было скучно. Он ничего не искал. И уж, конечно, не верил, что в этой бесконечной веренице цыпочек ему может попасться что-то особенное. Да и что вообще такое «особенная девушка»?! Стас не знал и знать не хотел. Все его знакомые, находившие «особенных» девушек и влюблявшиеся в них, на его взгляд, просто слетали с катушек.
А Стас с изумлением наблюдал за диким поведением своих некогда адекватных друзей и недоумевал. Почему они так страстно ловят каждое слово своих пассий (пусть даже пассия несла полную ахинею)? Со стороны любовь выглядела для Стаса так, словно человек подсел на особо забористый наркотик. Вот только кайф от него был куда менее продолжительным и едва ли стоил всех побочных эффектов…
Отвлекшись на свои мысли, Стас прослушал значительную часть блондинистых рассуждений. Кажется, теперь белокурая красотка во всех деталях описывала, какая именно девушка ему нужна.
– …необычайно красивая, выделяющаяся из толпы, загадочная, знающая себе цену…
Стас снова отвлекся. Он уже понял, что блондинка не слишком изящно пытается предложить ему свою кандидатуру, расписывая свои мнимые достоинства. Ему стало скучно. Пора прикрывать эту лавчонку, добивать ее и двигать дальше.
– Ну как? Я угадала? – Блондинка придвинулась к нему еще ближе, ее огромные перламутрово-розовые губы маячили в каком-то сантиметре от его лица.
– Да… попала прямо в десятку, – медленно улыбаясь, ответил Стас, награждая ее своим фирменным раздевающим взглядом, от которого у девушек обычно намокали трусики. – Сделаешь мне одно одолжение? – спросил он.
– Конечно… почему бы и нет? – По учащенному дыханию блондинки на его шее Стас с тоской осознал, что она уже давно готова сделать ему не только одолжение, но и минет.
– Пожалуйста, не давай мне сегодня, – попросил Стас, обворожительно улыбаясь. Блондинка прыснула от смеха.
– Я серьезно. Можешь продержаться хотя бы сегодняшнюю ночь? Очень тебя прошу, не занимайся со мной сексом! Даже если я буду тебя уламывать, просто не соглашайся, хорошо? Делай все, что хочешь, только не давай мне тебя трахнуть. Договорились?
– Как тебя зовут, красавчик? – призывно осведомилась блондинка.
– Стас.
– А я Анжела.
– Круто. Так что, я могу считать, что мы договорились?
– Там видно будет, – игриво приподняла брови Анжела.
– Поедем отсюда?
– Конечно.
– Но ты ведь помнишь о своем обещании? Ты не переспишь со мной сегодня?
– Посмотрю на твое поведение…
Ближе к утру, когда Анжела все-таки дала ему (да еще с каким рвением!), Стас недоумевал, почему ему удалось развести ее так легко.
Лишь спустя пару лет, когда он начнет профессионально изучать психологию, техники манипуляций и заниматься аддиктингом, Стас узнает, что человеческий мозг не воспринимает отрицательную частицу «не». Стоит вам сказать курильщику: «Не кури», как он немедленно загорится непреодолимым желанием закурить. Потому что его воображение тут же рисует ему дымящуюся сигарету, а отрицательная частица «не» воспринимается как обычная звуковая помеха. Вот почему блондинка из клуба так отчаянно рвалась соблазнять его в ту ночь. Ведь, сказав ей «не занимайся со мной сексом», он фактически задал ей прямо противоположную установку. Занимайся со мной сексом! Занимайся со мной сексом! Занимайся со мной сексом! Собственно этим они и занялись… но после того, как пополнили свои ряды еще одной блондинкой из микрорайона…
Как вы уже поняли, Стас обладал всем необходимым, чтобы вращаться и блистать в vip-кругах. Обладал всем, кроме желания делать это и играть по правилам «тусовки»! Элитность и пафос приелись ему еще в старших классах. На первом курсе журфака МГУ он вдруг отчетливо понял, что его безумно раздражают все фетиши их скудного и скучного vip-мирка. Bentley – тоска. Кокаин – предсказуемо. Клубы – монотонно. Лейблы – дешево. Понты – просто смешно. Реальность богатых и знаменитых казалась ему ничтожной и однообразной. Стас поражался, что никто, кроме него, этого не видит. Ему стало скучно. Вот тогда он и обнаружил для себя совершенно другой мир…
Это знаменательное открытие произошло совершенно случайно. В универе, куда Стас время от времени забегал, им дали задание: провести журналистское расследование на свободную тему. Вообще-то, Стас не отличался особым прилежанием, да и на журфак поступил только потому, что был наслышан о халявной учебе на данном факультете. Но поскольку делать особо было нечего, он решил взяться за расследование. Большинство его одногруппников «исследовали» давно знакомые и обмусоленные до дыр реалии: пластическая хирургия, шопоголизм, ночная жизнь. Стас решил отталкиваться от чего-то прямо противоположного. Так и родилась идея сделать журналистское расследование на тему «незолотой молодежи». Стасу стало до смерти любопытно, как живут люди за пределами Садового кольца? Что происходит в микрорайонах и как развлекаются тамошние обитатели?
Реальность потрясла и поразила его воображение. Выходцы микрорайонов покорили своей прямотой, простотой и незамысловатостью. Они жили бурно, отвязно, отчаянно. Так, словно каждый прожитый день может стать последним (как впоследствии выяснилось, порой действительно так бывало). Они грубовато и немного неуклюже (однако Стаса умиляла эта неуклюжесть) разводили местных девушек на секс. Они лихо пили водку и пиво. Они употребляли такие наркотики, о которых в его тусовке и слыхом не слыхивали. Они выясняли отношения часто, бурно, но от души.
О будущем здесь говорили крайне редко и еще реже задумывались. Настоящий момент волновал и интересовал куда сильнее. Большинство насущных проблем сводилось к одной-единственной: ГДЕ ДОСТАТЬ БАБЛА?!
Стас легко вошел в компанию. В первую очередь благодаря тому, что он был вожделенным решением извечной проблемы. Однако, будучи от природы человеком харизматичным и обаятельным, довольно скоро перестал быть простым спонсором, перейдя в категорию полноправного члена тусовки.
В микрорайоне он проводил теперь больше времени, чем в цивилизованном мире, успев стать в компании своим в доску. Надо признать, местные наркотики сыграли в частоте его визитов немаловажную роль… Однако сегодня он приехал сюда за несколько другим кайфом.
К тому моменту, как Стас прикатил на своем битом Cayenne в Марьино (его самый любимый и самый отвязный во всей Москве микрорайон), блондинка Анжела уже была пьяна от крепких коктейлей и его сексуальности и готова на все.
– А ты уверен, что нам нужна еще одна девушка? – промурлыкала она, эротично щурясь на него с пассажирского сиденья Porsche и поигрывая лямкой своего топа.
– Абсолютно, – невозмутимо отрезал Стас, игнорируя ее сексуальные манипуляции и внимательно следя за дорогой.
– Зачем? Тебе что, меня одной мало? – спросила Анжела вроде бы игриво, но Стас все равно уловил в ее голосе собственнические нотки.
Он тут же поскучнел. Ее внешность, поведение, а теперь и вопросы были настолько заурядны и предсказуемы. Сколько раз он уже слышал эти женские тирады? Неужели это все, из чего будет состоять его жизнь? И как отвечать на подобные банальности?
Ира была симпатичной агрессивно-сексуальной волчицей, всю свою жизнь прожившей в микрорайоне. У нее был жесткий взгляд, жесткие осветленные волосы до плеч, и мягкая грудь третьего размера (без всяких силиконовых наполнителей). Ее стандартный образ дополнял громкий голос с легким говором и заразительный смех. Она была компанейская, популярная в тусовке и общительная. Они периодически случайно встречались на районе. И стоило Стасу с ней поздороваться, как она обязательно отпускала в его адрес какой-нибудь недвусмысленный намек. Вот и сейчас, окликнув ее, Стас ничуть не удивился, когда Ира вместо ритуального «как дела» спросила более привычное для нее:
– Когда меня трахнешь?
На что Стас совершенно искренне ответил:
– Ну давай сейчас, что ли…
Одиночество – дерьмовое состояние. Особенно, если оно накрыло тебя в постели с двумя блондинками. Не прошло и получаса, как Стас затащил к себе в квартиру двух цыпочек из разных социальных слоев, а ему уже было скучно…
Несмотря на гигантскую пропасть в доходах, амбициях и образе жизни, девушки оказались абсолютно одноформатными! Словно их лепили из одного теста.
– Симпатичное гнездышко, – заметила Анжела, по-хозяйски царственной походкой прогуливаясь по его девяностометровой квартире.
Стас посмотрел на нее как на полоумную: его квартира была похожа на мусорную свалку. Все кресла и диваны были погребены под грудами его одежды, кухня была совершенно разгромлена после вчерашней пьянки, кровать он вообще никогда принципиально не заправлял. Единственное, что в его квартире было сейчас по-настоящему привлекательным, – это ее адрес: Стас жил на Чистопрудном бульваре и не перебрался бы из этого района ни за какие сокровища мира. Для него это был самый прекрасный уголок во всей Москве (на втором месте в рейтинге его симпатий шел Марьинский причал, где они с приятелями проводили незабываемые минуты, раскуриваясь до потери пульса).
– У тебя тут такая возбуждающая атмосфера. Обожаю эротичный полумрак, – продолжила Анжела и легким движением плеча освободилась от шелкового топа, который изящно скользнул по ее роскошному пластмассовому телу и, на секунду зацепившись за огромные коричневые торчащие соски, упал на пол.
– Да, здесь прикольно, – согласилась Ира, деловито расстегивая джинсы. Она метнула на Анжелу снисходительный взгляд. Идея секса на троих ей сразу понравилась – Ира не боялась состязаться. И сейчас с наслаждением предвкушала, как «сделает» эту надменную богатенькую сучку. В этом смысле она была типичной девчонкой из микрорайона, чья очаровательная самоуверенность нашептывает им, что «простые» девушки вроде нее на самом деле куда круче всех этих «тюнингованных», пригламуренных цыпочек. В глубине души Ира была уверена, что она и ей подобные заслуживают таких шикарных парней, как Стас, куда больше, просто им слишком редко выпадает шанс показать себя во всей красе. И сегодня Ира была полна решимости воспользоваться своим шансом.
Подогреваемая классовой ненавистью (которая почему-то тем не менее не распространялась на самого Стаса), Ира решительно скинула остатки одежды, быстро избавилась от белья (хлопковый комплект в красный горох был отнюдь не предназначен для изощренных сексуальных утех, а потому она предпочла остаться совсем нагишом, тем более что ее натуральная грудь была куда более лакомой, чем волейбольные мячи этой мажорки).
Анжела между тем устало закатывала глаза и раздевалась подчеркнуто томно и не спеша. Она была не в восторге от происходящего, но девушка впервые за свою жизнь встретила мужчину, который не осуждал женщин за тягу к богатству и богачам. Большинство ее бывших любовников содержали ее и не скупились на дорогие подарки (она всегда гордилась тем, что ни одной операции не сделала за свой счет). Однако нельзя было отрицать, что, давая ей деньги, любовники держались с ощутимым превосходством и легким презрением. Она кожей чувствовала их осуждение. Конечно, ничего подобного вслух не произносилось, но им обоим было ясно, что, не будь мужчина богат, Анжела бы, вероятно, не потратила на него ни секунды своего времени. И этого ей, похоже, не мог простить ни один любовник. О чем они постоянно забывали, так это о том, что если бы Анжела не была красива и сексуальна, обеспеченные мужчины бы тоже вряд ли баловали ее своим вниманием…
Стас по-настоящему зацепил Анжелу. У нее так редко бывал хороший секс, что с ним бы она переспала, даже если бы у него не было Porsche и квартиры в центре Москвы. Однако помимо сногсшибательной внешности ее привлек его легкий нрав и жизнерадостный характер. С таким парнем она могла бы быть по-настоящему счастлива очень долго. Возможно, не всю жизнь (Анжела была слишком пьяна, чтобы пытаться оценить столь долгосрочные перспективы), но дольше, чем одну ночь, – это факт!
План Анжелы был прост: захомутать Стаса любой ценой. И если для этого потребуется принять участие в сексе на пару с какой-то непромытой шваброй из трущоб, что ж, оно того стоило…
Анжела подошла к Стасу, который понуро сидел на кровати с отсутствующим взглядом, обхватив голову руками. По его лицу любой наблюдательный человек с легкостью бы понял, что Стас не только не понимает, зачем он все это замутил, но и мечтает сбежать. Однако девушки с обостренным чувством вожделения особой наблюдательностью не отличаются. Ира и Анжела молча переглянулись и синхронно уселись с двух сторон от Стаса. Ира вознамерилась действовать решительно, а потому сразу положила руку на его ширинку. Анжела не хотела выглядеть дешевкой, а потому обхватила губами мочку его уха. Стас почувствовал себя в ловушке. Какого черта он все это затеял? Формально обе девушки были хороши собой и аппетитны, но он не хотел ни одну ни вторую и теперь мучительно соображал, как бы поскорее выставить их из квартиры.
Пока девушки терлись об него и старательно разыгрывали спектакль двух секс-бомб, Стас закурил сигарету и задумался. Всю жизнь его окружали телки: красивые, умные, сексуальные, стильные, веселые, понимающие, готовые на все. И все они были бесконечно навязчивы. А он, будучи от природы человеком вежливым и тактичным, считал своим долгом трахнуть каждую из них, чтобы никто не остался разочарованным. Вот так вечно и получалось, что телки всегда оставались довольны.
Стас был из тех мужчин, для которых главное в сексе – не собственное удовольствие, а удовольствие женщины. А потому каждый раз в постели он выкладывался на все сто, полностью концентрируясь на партнерше. Иногда его стремление к совершенству доходило чуть ли не до навязчивого состояния. В эти дни он как одержимый прокручивал в памяти прошлые ночи, анализируя, что бы он мог сделать еще лучше. По большому счету, его старания окупались. В постели он превосходил все женские ожидания, и только его ожидания вечно оставались неоправданными.
Стас бросил унылый взгляд на своих сегодняшних подружек и с тоской осознал, что никакого желания демонстрировать этим кошелкам свое сексуальное мастерство у него нет и, видимо, сегодня уже не будет…
– Эй, красавчик, ты собираешься раздеваться? – спросила Анжела. И раздосадованный Стас уже хотел было издевательски ответить «нет, конечно», но тут раздался спасительный звонок его мобильника.
Стас кинулся к телефону с такой резвой прытью, как будто от этого звонка зависела вся его жизнь (как выяснилось позже, так оно и было).
– Здорово, чухан, – раздался голос на другом конце трубке.
Это был Пурген – один из микрорайоновских корешей Стаса.
– Че делаешь?
– Да так, ничего особенного, – дипломатично ответил Стас, хотя на самом деле собирался сказать «херней маюсь». Впрочем, ему не хотелось усугублять разочарование блондинок, которых и так, судя по всему, ждал грандиозный облом от сегодняшней ночи.
– А мы тут мутить собираемся…
От этих сладких слов у Стаса невольно участилось сердцебиение. Он не считал себя наркоманом, хотя последние полгода стабильно «мутил» со своими приятелями из микрорайона не реже раза в неделю.
Если в плане девушек Стас был непостоянен и полигамен, то в плане наркотиков он был классическим однолюбом и употреблял только «винт», или, как они это называли между собой, «яблочки» – из-за специфического вкуса и запаха.
Странное дело: тем, кто не винтился, этот запах казался отвратительной химической вонью с тонкими нотами ацетона, кислоты и бензина. У тех же, кто познал радость завинченного состояния, знакомый аромат ассоциировался с прокисшим яблочным соусом…
Как бы то ни было, Стас полюбил «яблочки» с первого глотка. Впрочем, он довольно быстро перестал пить винт, заподозрив, что дикий коктейль со вкусом прокисшего яблочного сока, для изготовления которого использовались йод, бензин, ацетон, толченые таблетки, красный фосфор и еще хрен знает какая химическая дрянь, едва ли полезен для пищеварения. В целях заботы о собственном здоровье Стас начал пускать винт по вене и моментально ощутил разницу…
С тех пор Стас постоянно твердил всем заинтересованным и не очень лицам, что между пить и колоться такая же пропасть, как между сексом в презервативе и без!
Винт в отличие от любых других наркотиков казался ему изысканным зельем для настоящих гурманов. Процесс приготовления «яблочек» занимал от нескольких часов до суток и требовал невероятного мастерства. Зато и эффект превосходил все ожидания: двадцать минут чистого оргазма, а потом еще шесть-семь часов кристаллизованного, ничем не омраченного счастья…
Главное, что никаких особых побочных эффектов Стас не ощущал. Ну разве что не мог есть и спать потом в течение суток-других. И вообще пару дней слонялся по квартире, не находя себе места и чувствуя себя каким-то потерянным. Но это казалось ему даже полезным для организма, ведь даже помешанные на здоровом образе жизни телки время от времени устраивали себе разгрузочные дни. Так что Стас считал свои отходняки «просто разгрузочными днями». Ему казалось, что винт не вызывает привыкания (еще бы, ведь его совсем не ломало!). И тем не менее проходило несколько дней, и он снова ощущал потребность завинтиться и испытать знакомые ощущения. В отличие от большинства знакомых, он не сходил с ума в промежутках между «замутами». Но тем не менее ждал следующего раза с тем радостным предвкушением, с которым работяги, трудящиеся в офисе с девяти до семи, ждут выходных.
Стасу не приходило в голову, что это и есть самый настоящий флэш-бэк. Ему-то казалось, что это просто легкая ностальгия.
Более того, когда его пафосные друзья предлагали ему разнюхаться, он презрительно отказывался, утверждая, что кокаин – «шняга для богатеньких сосунков» (сам он категорически не хотел причислять себя к данной категории). Стас чувствовал огромное моральное превосходство, когда вот так в легкую отказывался от кокса. Ведь раз он мог отказаться от кокса, значит, у него все под контролем…
Стас еще раз мельком глянул на блондинистых голых цыпочек, соблазнительно раскинувшихся у него на кровати:
– Я сейчас к вам приеду, – пообещал он Пургену и нажал отбой…
…Стас открыл глаза и сразу понял, что он не дома…
Вместо привычного бардака и сумерек его комнаты вокруг были грязно-белые стены, а вместо темно-синего атласного постельного белья – жесткое белое с квадратным штампиком…
Как ни странно, он прекрасно помнил, что с ним случилось. Он помнил, как выпроводил блондинок, сославшись на неотложные дела. Помнил, как созвонился с корешами и спросил, где они стрелкуются, а потом долго блуждал в районе площади Ильича пытаясь найти нужный дом. Помнил, как они варили винт и как Толстый, тщательно раскатывая таблетки бутылкой, раздавил ее и распорол себе ладонь. Забавное дело: хотя порез был глубоким, а кровь хлестала, как в дрянном фильме ужасов, Толстый наотрез отказался ехать в травмпункт, просто замотав ладонь полотенцем и продолжив начатое.
Еще Стас вспомнил, как они спорили из-за дозы. Все говорили ему, что получилась забористая штука и одного куба хватит за глаза, но он упирался, доказывая, что этого будет мало и нужно хотя бы полтора. По опыту он знал, что если изначально поставит себе слишком мало, то приход будет слабеньким, а догоняться будет бессмысленно.
Когда он наконец бахнулся, на несколько мгновений ему показалось, что сердце не выдержит. Оно колотилось о грудную клетку так сильно, что у него все поплыло перед глазами. Тело горело, волосы встали дыбом. Его бросило в жар. За полминуты он пропотел сильнее, чем за полчаса проведенных в сауне.
Но уже в следующее мгновение он расслабился и ощутил мощнейший в своей жизни приход.
Следующие несколько часов они провели, играя в «штуку». Причем Стасу абсолютно не шла карта, но прекратить игру он не мог, потому что, войдя в раж, был уверен, что «вот сейчас-то ему точно повезет».
Часов пять спустя их азартную, исполненную химического энтузиазма игру прервал нежданный гость.
Андрюха по кличке Чибис ввалился с боксом плана и упаковкой пива, предлагая всем напиться и раскуриться. С тем же успехом он мог бы предложить владельцу Maybach прокатиться на отличной новенькой «Ладе Калине». Разумеется, его послали подальше. Тогда обиженный Андрюха уселся в уголке и раскурился единолично. А уже через полчаса стал главным аниматором вечеринки, ежеминутно отмачивая дебильные приколы.
Чуть позже (к тому моменту они уже успели основательно потеряться во времени) кого-то осенила гениальная мысль, что пора бы догнаться. И они догнались. При этом Стас повысил дозу до двух кубов, и его штырило так, что на несколько секунд показалось, будто он умирает. Впрочем, даже это не испортило Стасу настроения.
А потом кто-то предложил мотнуться в Питер. И поскольку других дел на тот момент у них все равно не было, они загрузились в две машины (стасовский Cayenne и Андрюхину раздолбанную «восьмерку»). Стас почему-то не сел за руль, решив уступить водительское место Михану, который не только глушил пиво из горла дешевой полторашки, ничуть при этом не пьянея, но и не имел прав. (Менты отобрали их пару месяцев назад за вождение в нетрезвом виде.) Стасу казалось разумным и логичным пустить за руль именно Миху. Ведь если их остановят, то отбирать у Михи будет уже нечего…
Сначала дорога подействовала на Стаса умиротворяюще. Он умильно пялился в окно и размышлял о том, какая же у него офигенная жизнь, какие офигенные друзья и какая офигенная машина. Все вокруг казалось совершенным, даже вмятины на кузове его Porsche…
Однако пару часов спустя он обнаружил, что его отпускает. Всех, кроме него, похоже, по-прежнему тащило в полный рост, и только он больше не ощущал ни эйфории, ни всеобъемлющего человеколюбия, ни совершенства мира, ни хрена! Тогда Стас начал агитировать всех за то, чтобы догнаться. Его никто особенно не поддержал. Всеобщее внимание было сосредоточено на Коляне, который в очередной раз снимал штаны, трусы и показывал голую задницу дальнобойщикам. Но Стас не унимался. Он полчаса требовал остановиться и «бахнуться».
Наконец они въехали в какой-то город (какой именно, они так и не поняли, потому что пролетели мимо таблички с надписью со скоростью сто восемьдесят километров в час). Тогда Михан наконец сбросил газ и объявил, что надо заехать за пивом, а заодно подождать Андрюху (чья старенькая дребезжащая восьмерка отстала от них еще в районе Зеленограда). Все поддержали эту идею.
В супермаркете помимо упаковки пива Колян купил маску и игрушечный автомат. Шутка с голой задницей ему наконец надоела, и он решил разнообразить свой репертуар, «стреляя» из игрушечного автомата в прохожих.
Они уже собирались ехать дальше (до Питера оставалось еще часов шесть-семь), когда Стас объявил, что с места не сойдет, пока не догонится. В конце концов ему дали баян. Правда, опять долго спорили, сколько ставить:
– А я говорю, ставь ему два с половиной.
– А я говорю – два и семь!
Стас решил эти споры просто: потребовал, чтобы ставили сразу три куба – чего мелочиться? Ему не хотелось, чтобы его опять отпустило в самый разгар дороги.
Он понял, что совершил ошибку, еще до того, как успел вогнать все три куба в вену. В глазах потемнело, сознание помутилось. Его голову словно зажали в тиски, а сердце билось во всем теле. Стас весь покрылся испариной и почувствовал, что стремительно падает в очень глубокую темную яму. Ему даже показалось, что яму очень быстро закапывают прямо у него над головой. Он хотел выплюнуть землю, попавшую в рот, но горло перехватил спазм, и он понял, что не может дышать. Последнее, о чем он подумал перед тем, как окончательно отключиться: «Ну что ж, отличный конец!»