3
Жевательная резинка для Оливера Твиста
Хижина на болоте совсем маленькая. Всего одна комнатенка, места хватает ровно для дивана с дырявыми подушками и чугунной печки. Низкая тростниковая крыша доходит почти до земли, местами она покрыта плесенью, и через нее просачивается вода, как только начинается дождь. В бурю ветер задувает через щели в окнах. Но Уилл все равно любит свой дом.
Конечно, на самом деле он здесь не живет, Уильям все-таки племянник Рида Макалистера, лорда Штормсей, и их семья с давних пор проживает в фамильном замке Макалистеров на севере острова. Впрочем, сквозняки там гуляют почти так же сильно, и в те дни, когда Бетси со своей старушкой няней, бывало, войдут в раж да начнут приставать с разговорами, мол, во всем клане его отец – единственный неудачник, Уилл определенно предпочитал потрескивание дров в своей печурке нудной болтовне у камина в парадном зале замка. Кроме того, в хижине никогда не появлялся лорд, о чем Уилл совершенно не жалел.
Не так давно Уилл перетащил сюда все свои сокровища. В сундучке, втиснутом между диваном и стеной, хранились его любимые книги. И еще альбом с фотографиями из других времен. Уилл плохо помнил те годы, воспоминания казались обрывками какого-то старого сна. Ему было пять, когда родители уехали. С тех пор прошло двенадцать лет.
Но сегодня юноша не хотел вспоминать о тех давних событиях. Важнее было восстановить в памяти подробности вчерашнего дня. Ведь вчера кое-что произошло, может, даже кое-что ужасное.
Уилл не мог отвести взгляда от заляпанной стены над печкой. Яркая краска алела на штукатурке. Несколько капель скатились вниз, как слезы, которые кто-то не успевает вовремя вытирать. Но эта краска не водная! Уилл старался не думать, из чего она состоит.
Этой краской, по краям переходившей в бурый цвет, на стене были написаны слова:
Я НЕ СПЛЮ
Надпись вдруг появилась вчера после обеда. Уилл задремал на диване и, проснувшись, обнаружил ее. Это предупреждение? Угроза? Кто вывел эти буквы? Появились ли они раньше, чем он прилег? Что все это значит?
Уилл сбегал к каменному кольцу и вернулся со своим лучшим другом.
А его лучший друг – Холмс.
Такое запрещалось, но Уилл не единожды нарушал запрет.
У Холмса, кажется, сразу появилось подозрение. Он долго разглядывал почерк и в конце концов буркнул: «Это не Мориарти». Вышел на улицу, под дождь, – наверное, хотел привести мысли в порядок, – и больше Уилл его не видел. Целый вечер они с собакой искали Холмса, пока не сдались. Оставалась одна надежда, что Шерлок вернулся домой покурить трубку или поиграть на скрипке… или чем он там еще любит заниматься.
Но сегодня, во время прыжка на занятии, Уилл обнаружил в книге пустое место. Он и сейчас все не мог поверить в то, что Холмс не вернулся. Великий сыщик словно растворился в воздухе.
А Уилл сидел здесь и пялился на стену.
– Эми, бери еще, не стесняйся. – С этими словами леди Мэйред пододвинула мне тарелку с печеньем. – Они хоть и немного черствые, но если окунать в чай, будут на вкус как свежие.
Мы обе знали, что это неправда. На столе лежали совсем не те маленькие печеньица, к каким я привыкла в Германии, а тяжелые, в сантиметр толщиной, сухие глыбы размером с ладонь. Первое печенье уже камнем лежало в моем желудке, но я взяла второе. После моего путешествия в «Книгу джунглей» леди Мэйред стала куда участливее ко мне, и отказаться от ее печенья было бы невежливо. Я откусила кусочек, рот сразу наполнился пылью.
С довольной улыбкой бабушка откинулась на спинку кресла. Мы пили чай после обеда в зимнем саду, там, где завтракали утром. На коленях леди Мэйред мурлыкал, свернувшись в клубок, полосатый кот по имени Макбет.
– Мы теперь не так часто ходим за покупками, – объяснила бабушка и почесала Макбета за ушком. – Главное, чтобы ты хорошо питалась. От овощной диеты твоей матери толку никакого.
Она взглянула на мои запястья.
Я хотела было возразить, что своей фигурой обязана не диете, а причудам природы. Но мой язык прилип к нёбу – спасибо засохшему печенью, которое угрожающе продвигалось к дыхательным путям, как только я пыталась его проглотить. В итоге мне это все-таки удалось, но после двух чашек чая я все равно целую минуту кашляла.
А леди Мэйред тем временем опять разболталась о Тайной библиотеке, где, как я узнала сегодня по дороге в класс, вместе с Гленом работали еще двое – Дезмонд и Клайд, обеспечивавшие порядок в этом хаотичном нагромождении книг. Тоже в монашеских рясах, тоже со шрамами на лице. Клайд составлял каталог, а Дезмонд переплетал тома. Он немногим старше меня, я дала бы ему лет двадцать, не больше.
– Ах, когда-то и я была молодой. Я побывала в сотнях книг! – Леди Мэйред улыбнулась сама себе. – У нас очень ценный дар, Эми. Используй его, пока сможешь.
– Произошел несчастный случай? – не утерпела я, когда снова обрела дар речи.
Леди Мэйред подняла брови:
– Что?
– С библиотекарями. Я имею в виду их раны и глаз Глена.
Бабушка посмотрела себе в чашку:
– Ах, ты об этом. Да, произошел.
Макбет поднял голову и уставился на меня.
Бабушка явно не собиралась ничего пояснять, и я из чистой вежливости откусила еще раз от печенья, которого от пережевывания как будто становилось больше, а не меньше. Как глупо! Я отчаянно заработала челюстями.
Словно догадавшись, что самостоятельно мне эти сухари не проглотить, мистер Стивенс вошел в комнату и подал к столу чайник свежезаваренного чая. Кот снова устроился поудобней.
Возвращаясь сегодня в дом Ленноксов, я все еще пребывала в радужном настроении. Ждала и дождаться не могла, как расскажу Алексе о том, что пережила. Так и летела по болоту! Алексу я встретила на пороге дома, укутанную в пальто и в шарф. И как из фонтана из меня полилось:
– Я побывала в «Книге джунглей». С Шерханом сумела…
– Эми, я ухожу гулять, – прервала Алекса мой поток слов. – Поговорим об этом позже.
И вот она уже за дверью. С тех пор я жду ее возвращения.
Мистер Стивенс налил нам еще чаю, а я покосилась на наручные часы. Алекса гуляет уже часа три. А остров не так уже велик. Она что, обходит его кругами?
– Твоей маме нелегко согласиться с тем, что ты прыгаешь в книги, – произнесла леди Мэйред, заметив мой взгляд.
Я пожала плечами:
– Она же согласилась приехать сюда. И вообще я не понимаю, что тут страшного. По-моему, это великолепно.
Я снова и снова прокручивала в голове встречи с тигром, с молодым незнакомцем и тремя злыми старухами – наверное, они ведьмы. Я вступила в новый мир. Прекрасный мир, где мечты становятся явью. И меня злит, что я не могу рассказать об этом самому близкому человеку. Когда я вернулась в дом и леди Мэйред принялась меня расспрашивать, я просто пожала плечами. Мне хотелось сначала поделиться своими приключениями с мамой, несмотря на ее отпор.
– Алекса столько лет пыталась отрицать, что у тебя тоже есть дар, и, по-моему, сама в это почти поверила. Она боится того, что с тобой может произойти в книжном мире.
– Почему?
– Так ведь ее опыт книжной странницы оказался не самым удачным, – прошептала бабушка так тихо, словно не хотела, чтобы ее еще кто-то услышал.
– Ах вот как? – Я наклонилась ближе.
– Ты знаешь роман «Анна Каренина»?
– И да, и нет, – ответила я. – Я его не читала. Но помню, что он о женщине, которая в конце концов бросается под поезд.
Леди Мэйред кивнула:
– Да. Алекса выбрала эту книгу для своих занятий и…
Тут в зимний сад вошла сама Алекса, и бабушка замолчала.
– Я только хотела вам сказать, что вернулась и иду спать. У меня, кажется, мигрень, – объяснила Алекса и тут же ушла.
Но на этот раз я не позволю ей уйти просто так! Сунув остаток второго печеньица в карман «про запас», я побежала в коридор следом за матерью.
Алекса уже преодолела полтора лестничных пролета наверх, когда я ее догнала. Она стояла, прислонившись лбом к оконному стеклу, и смотрела на болото.
– Все в порядке? – обратилась я к ней.
Моя злость из-за ее ухода сразу же исчезла, уступив место тревоге.
Алекса вздрогнула, словно я поймала ее за каким-то запрещенным делом.
– Ох… Эми, – пробормотала она. – У меня просто болит голова.
Я подошла на шаг ближе. Алекса и правда была очень бледна, под глазами темные синяки, которых я не заметила утром, возможно, из-за нанесенного ею слоя косметики. Руки бессильно висели вдоль тела. Даже яркое трикотажное платье будто покрылось серым налетом. Ясно, что ей нехорошо. Разумеется! Как же я забыла?
Доминик ушел от нее всего три дня назад. Весь мир ее разрушен, как разрушился мой мир в ту среду, когда Йолина выложила фотографии в Интернете. Да, я провела час-другой во сне наяву, в мечте, но это ничего не меняет.
Я положила руку Алексе на плечо:
– Мы обо всем забудем. Для того и приехали. Штормсей нам поможет.
Алекса промолчала.
Следующей ночью мне снова приснились фотографии, где я стою голая. Но теперь их не пересылали с телефона на телефон, они висели как плакат на стене Тайной библиотеки. Вместо Йолины, Пауля и других одноклассников перед ними стояли Бетси, Уилл и Глен.
Глен и Бетси обсуждали плакат, а Уилл смеялся.
– Не может она так выглядеть. Снимки, наверно, обработаны, – вздохнул Глен. – Нормальные люди не выглядят так.
– Чушь. Я сама фотографировала только что… в кабинке для переодевания… Она же из Ленноксов, чего ты ждал? – возразила Бетси. – Смотри, как ребра торчат. Я уже говорила, Эми не может стать настоящей книжной странницей, она же просто как сухая ветка.
Уилл засмеялся сильнее, Глен тоже захихикал.
– Я бы выкинула фото на свалку, – объявила Бетси и показала на небольшую гору мусора, внезапно выросшую в углу класса.
– Пожалуй, – согласился Глен и сорвал плакат со стены.
Тут я заметила, что нахожусь не позади этих троих, как мне казалось, а на фотографиях. Я в них как будто заперта.
– Придется объяснить леди, что Эми не достойна обучаться здесь, – продолжил Глен.
Он порвал бумагу на кусочки, и меня вместе с нею. Сначала он разделил на две половины мое лицо, потом тело, ладони, пальцы… Я кричала, но никто меня не слышал. Плакат превращался в клочки бумаги, они становились все меньше и меньше, и мои руки с ногами стали конфетти. Голова была разорвана на части. То, что от меня осталось, погрузилось в вонючую грязь.
Я проснулась от собственного крика.
Насквозь промокшие простыни прилипли к телу. Задыхаясь, я пялилась в темноту балдахина. Ничего этого не было. Никто на острове, кроме нас с Алексой, не знает про фотографии. Подсознание снова сыграло со мной злую шутку, это просто кошмарный сон. Кошмары часто мне снятся в последнее время.
Но все-таки дыхание мое еще долго не успокаивалось. Я боялась снова закрыть глаза. Кто знает, какой бред мне приснится в следующий раз? И тогда я нашарила рядом электронную книгу и открыла ее. Подсветка скользнула по моим щекам, она как будто успокаивала.
Я пролистала список загруженных произведений и нашла в каталоге нашей городской библиотеки «Оливера Твиста» Чарлза Диккенса. Роман почти дочитан, но сейчас я вернулась к началу и пробежала глазами несколько фраз о жизни Оливера в приюте для бедняков, не особенно вдумываясь в слова. Теперь я знала, что, кроме чтения, есть еще один способ проникнуть в литературное произведение. И даже очень захватывающий. Что, если залезть в роман об Оливере Твисте? По-настоящему пережить все его приключения в старом Лондоне за время, проведенное в лапах у шайки карманников? В столице Англии я не бывала.
Я осторожно положила электронную книгу на лицо, а это совсем не просто. У нее же нет корешка, есть только одна страница, которую следует удержать на носу и лбу. Я представила вновь все, что произошло утром: как я из каменного кольца перелезала в книжный мир, как буквы медленно меняли очертания у меня на глазах. Вспомнила, как сжимались и разжимались слова, как предложения сплетались одно с другим. Я увидела это так ясно, что строки моей электронной книги тоже пришли в движение. Сперва они удлинились, потом буквы стали каплями стекать с экрана, сливаясь друг с другом. К оттенкам серого шрифта подмешался коричный цвет – цвет грубо сколоченного деревянного стола.
Внезапно оказалось, что я сижу под этим столом, притаившись между рядами детских ног в латаных-перелатаных штанах. Я недоверчиво потрогала грязный дощатый пол. Пахло потом и немытыми телами.
– И все равно очень есть хочется, – послышался сверху чей-то голос.
– Конечно, всем хочется. Кому же хватит трех ложек овсянки? – возразил другой голос.
– Если дальше так пойдет, я ничего не обещаю. Может, ночью съем кого-нибудь из вас во сне, – встрял в разговор кто-то третий.
– Все, хватит, я спрошу, можно ли мне добавки.
– Ты на такое все равно не осмелишься.
– Я – нет. Но кто-то из нас должен, или мы все помрем с голоду.
– Да.
– Сдохнем раньше, чем выйдем отсюда.
– Кинем лучше жребий.
Мои последние сомнения рассеялись. Это приют для бедняков из «Оливера Твиста»! Я проползла между ногами мальчишек и на длинной скамейке нашла место, куда можно втиснуться. Ребята в это время были заняты тем, что тянули спички, меня они не заметили. А я пришла в ужас: лица у мальчишек такие осунувшиеся, что и не разберешь, сколько им лет. На детей они уж точно не походили. Кожа обтягивала скулы, лица бледные, сальные волосы в беспорядке свешивались на глаза. Перед каждым пустая миска.
Этот стол оказался не единственным, в комнате стояли еще три стола, за ними – полным-полно изможденных детей, и никто из них не ел, хотя стоявший в углу грязный человек помешивал что-то в еще более грязной кастрюле, из которой поднимался пар.
– Оливер Твист, – зашептали мальчики вокруг меня. – Вот пусть Оливер и спросит.
Маленький мальчик со смышлеными глазами нервно сглотнул. Пальцы у него были не толще сломанной спички, которую он держал.
– Оливер, давай уже! – потребовал какой-то мальчик чуть постарше, с торчащими вперед зубами. – Мы скоро с голоду умрем, если ты не спросишь.
Но малыш Оливер медлил. В глазах у него плескался страх. Дрожа, мальчуган медленно поднялся.
Я посмотрела на грязную кастрюлю и человека, склонившегося над ней. Взгляд у него такой мрачный, что и меня бы напугал. Почему бы ему не дать мальчикам немного сероватой клейкой овсянки, раз уж он ее перемешивает? Все равно завтра она сгодится разве что на мерзкое печенье, которое леди Мэйред ест с таким удовольствием.
Оливер перекинул ногу через скамью и вздрогнул, когда повар взглянул в нашу сторону. К счастью, меня он не заметил.
– Подожди, – сказала я, потому что мне в голову пришла одна идея. – Раз вы так голодны, я, наверное, могу вам помочь.
Ко мне повернулись тридцать голов. Оливер Твист с надеждой уставился на меня.
– Она – читательница, – прошептал кто-то.
– Читательница, – пошло эхо по всему столу, – из внешнего мира.
– И что? Главное, у нее есть для нас еда!
– Секунду, – пробормотала я. – Вы подождете, да?
Я нырнула под стол и доползла до того места, откуда появилась. В следующий миг я опять оказалась в кровати с балдахином на острове Штормсее. Мысль, что я из своей комнаты сумела прыгнуть в книгу, фейерверком взорвалась в голове. У меня получилось, я нанесла визит Оливеру Твисту посреди ночи! Я…
Нет, будет еще время поликовать. А сейчас нужно помочь еле живым от голода мальчишкам в приюте для бедняков. На моей тумбочке стояла тарелка с печеньем, которое леди Мэйред вечером послала мне, наверное желая поскорее от него избавиться. Ха, нет ничего легче! Я рассовала печенье по карманам пижамы, второпях выудила пачку жевательной резинки из рюкзака. Минутой позже электронная книга снова лежала на моем лице…
Я опять очутилась под столом и потянула одного из мальчуганов за штанину.
Оливер Твист наклонился ко мне.
– Вот, – сказала я, передавая ему печенье и жвачку. – Больше я не могу сейчас ничего достать. Вот печенье и жвачка. Можете жевать ее, пока вас снова не накормят. Но не проглатывайте! Наверно, это чуточку поможет.
– Спасибо, – пробормотал Оливер.
И мальчики у меня над головой тут же разделили все поровну.
Я расслышала еще, как кто-то сказал:
– Но завтра пусть Оливер спросит, почему нам снова дали такие маленькие порции.
И вот я уже опять лежу в кровати. В доме бабушки. В двадцать первом веке.
«Я выбрала тебя, – молвила Принцесса. – Преклони колено».
Рыцарь подчинился приказу.
«Клянешься ли ты найти и убить Чудовище, клянешься не обрести покоя, пока не защитишь меня, твою Принцессу? Клянешься ли своей жизнью?»
Рыцарь поднял глаза на Принцессу, увидел ее точеный носик, выразительный изгиб бровей, нежный румянец.
Красота ее была совершенна.
Рыцарь подумал, как счастлив был бы до самой смерти видеть перед собой лишь это лицо.
Словно ангел стояла Принцесса перед ним.
И никто не посмеет причинить этому ангелу страдания.
«Клянусь своей жизнью», – произнес Рыцарь.