Марсилио Фичино и Джованни Пико делла Мирандола
В связи с культом тайнознания в эпоху Возрождения прежде всего следует упомянуть Марсилио Фичино, являющегося своеобразным символом философа-гуманиста. Став в сорокалетнем возрасте священником, Фичино продолжал свои занятия античной философией и даже посвящал некоторые проповеди божественному Платону. Дома он ставил свечу перед его бюстом и не чурался настоящей магии. И все это вполне органично в нем уживалось.
Марсилио Фичино родился в местечке Фильине-Вальдарно близ Флоренции 19 октября 1433 г. в семье придворного врача. Мальчик был замечен главой Флорентийской республики еще в шестилетнем возрасте; герцог не сомневался, что из ребенка может вырасти настоящий философ. Козимо Медичи взял на себя расходы по обучению, и Марсилио в шестнадцать лет приступил к изучению философии и медицины во Флорентийском университете. Одним из его учителей был известный врач и философ Николо Тиньози, автор комментариев к сочинениям Аристотеля. Греческий язык Фичино изучал под руководством известного гуманиста Бартоломео Платины.
Молодой человек увлекся перипатетической традицией, а затем сочинениями Платона. Уже в начале пятидесятых годов Фичино написал свои первые самостоятельные работы, отмеченные влиянием идей античных философов. Затем он принялся переводить на латинский язык произведения высокой философии древности и делал на этом пути такие успехи, что в 1462 г. Козимо Медичи подарил ему виллу Кареджи. Так возникла новая Платоновская академия.
Благодаря покровительству Медичи и его преемников Фичино полностью посвятил себя научным занятиям и собирался перевести на латинский язык всего Платона. Но в 1463 г. один из множества агентов Козимо, занимавшийся поиском старинных рукописей, привез из Македонии во Флоренцию греческий манускрипт, содержащий сочинения Гермеса Трисмегиста. Козимо велел Фичино отложить Платона и сначала перевести на латынь трактаты Гермеса.
Медичи из трудов отцов церкви знал, что Гермес Трисмегист гораздо древнее Платона. А процитированный Лактанцием фрагмент из «Асклепия», вероятно, еще сильнее распалил его жажду испить древней египетской мудрости. Египет старше Греции; Гермес старше Платона. Все древнее и исконное чтилось в эпоху Возрождения как стоявшее ближе к божественной истине; следовательно, трактаты Гермеса надлежало перевести как можно скорее, а творения божественного Платона могли и подождать.
Приобщившись к герметической традиции, Марсилио Фичино пришел к выводу, что разработка новых гуманистических идеалов возможна только в том случае, если христианское вероучение будет заново обосновано с помощью философии Платона, а также благодаря древним мистическим и магическим учениям. Платона он признавал как бы продолжателем Гермеса Трисмегиста, Орфея и Зороастра. Кстати говоря, Фичино в предисловии к «Поймандру» сходно с приведенным объяснением трактует эпитет Трисмегист: по его мнению, здесь имеются в виду три облика Гермеса – жрец, философ и царь (или законодатель).
Следуя своему новому пониманию любви к мудрости, Марсилио Фичино перевел на латинский язык еще и «Гимны Орфея», а также «Комментарии к Зороастру». Затем в последующие пятнадцать лет он сделал переводы почти всех диалогов Платона, а в восьмидесятые—девяностые годы – сочинений Плотина и других поздних античных философов, в том числе и «Ареопагитик». Благодаря Фичино впервые в Европе были опубликованы полные собрания сочинений Платона и Плотина.
Опираясь на труды Гермеса Трисмегиста, Фичино утверждал, что философия рождается как озарение и потому смысл ее заключается в том, чтобы подготовить душу к восприятию Божественного откровения. Флорентийский мыслитель не разделял более религию и философию, ибо считал, что и та, и другая берут свое начало в древних мистических учениях. Гермесу Трисмегисту, Орфею и Зороастру был дарован Божественный Логос именно как откровение Бога. Затем эстафета тайного знания перешла к Пифагору и Платону. Иисус Христос своим явлением на землю воплотил Логос-Слово в жизнь и даровал Божественное откровение всем людям.
Следовательно, и античная мысль, и христианское вероучение проистекают из одного Божественного источника. Поэтому для самого Фичино священническая деятельность и занятия философией представлялись в абсолютно неразрывном единстве. Более того, он считал, что необходимо разработать единую религиозно-философскую концепцию, совместив древнюю мистику и учение Платона со Священным Писанием.
И неслучайно главная философская работа Фичино – «Платоновская теология о бессмертии души» (первое издание – 1482 г.) – нечто иное, как попытка привести платонизм и неоплатонизм в согласие с христианской теологией. Главной темой, занимающей Фичино, остается бессмертие души. Задача человеческой жизни заключается в созерцании, завершающемся непосредственным видением Бога, но, поскольку эта конечная цель редко достигается на земле, должна быть постулирована будущая жизнь души, когда та выполняет свое истинное предназначение.
Душа, по мнению Фичино, – единственное связующее звено между высшими и низшими ступенями бытия. Она триедина, потому что выступает в трех ипостасях – душа мира, душа небесных сфер и душа живых тварей. Проистекая от Бога, она оживляет материальный мир. Чувственные образы соединяются с первообразами души мира, и человек постигает внутренние связи и отношения между вещами. И здесь особую роль играет воображение, которое Фичино называет «внутренней силой души человека, ее опытом». Но в комментариях к Платону он отмечает, что познание Бога доступно далеко не всем. «Душе для слияния с Богом необходимо очиститься от нечистоты тела, направить внимание к божественному. Тот философ, который способен созерцать вне тела, достигает знания…»[48]
Любопытен также фрагмент из письма Марсилио Фичино: «Платон утверждает, подобно Пифагору, Эмпедоклу и Гераклиту, доказывавшим это ранее, что наша душа перед своим вхождением в тело обитала в небесном чертоге, где, как сказал в „Федре“ Сократ, она питалась и наслаждалась созерцанием истины.
Те философы, на которых я только что сослался, научились у Меркурия Трисмегиста, мудрейшего из всех египтян, что Бог есть высший источник и свет…»[49]
А следующий пассаж из «Платоновской теологии» едва ли не прямо свидетельствует о пристрастии автора к магическим штудиям: «Высшие тела движут низшие, высшие же движутся нетелесной природой…»[50]
Исходя из всего сказанного, вполне ясно, почему Марсилио Фичино уделяет столько внимания душе отдельного человека. В его понимании, примыкая к Божественному, она управляет телом, становится госпожой тела. Поэтому познание души есть главное занятие каждого из людей. В соответствии со своими христианско-неоплатоническими представлениями, Фичино пишет о том, что все в мире происходит от Бога и все в мире вернется к Богу. Поэтому необходимо любить Творца во всех вещах, и тогда люди поднимутся до любви всех вещей в Нем.
Кроме «Платоновской теологии» Фичино написал также «Книгу о христианской религии» (1474 г.). Центральное понятие фичиновского учения о стяжании жизни с небес – spiritus, канал, по которому распространяется влияние звезд. Между душой и телом мира находится spiritus mundi, дух мира, – он разлит по всей Вселенной и служит проводником звездных влияний к человеку, который пьет их через собственный дух, и ко всему телу мира – corpus mundi. Дух – это очень тонкая и хрупкая субстанция, и именно о ней говорил Вергилий в стихах:
Все питает душа, и дух, по членам разлитый,
Движет весь мир, пронизав его необъятное тело.[51]
Для того чтобы привлечь дух определенной планеты, нужно использовать связанные с ней растения, животных, травы, запахи, цветы и пр. Дух возникает из воздуха и ветра, это род тончайших воздуха и жара. Солнце и Юпитер – главенствуют, через их нисхождения наш дух пьет дух мира.
Проповедывание всеобщей религии и платоновской любви стало очень популярным в XV в. и сохранило свою привлекательность для многих последующих мыслителей Западной Европы. Но сам Марсилио Фичино не останавливался на чисто теоретических рассуждениях о сущности Бога, мира и человека. Он пытался постичь таинства мира всеми доступными ему способами, в том числе и с помощью магических обрядов. И с этим связана третья сторона деятельности флорентийского гуманиста.
Фичино считал, что магия – это одна из сторон всеобщей религии, которая не противоречит христианству. В своем трактате «О жизни» он, упоминая известный евангельский сюжет о поклонении волхвов только что рожденному Христу, спрашивает: «Чем, как не магией, занимался тот, кто первый поклонился Христу?» Сам Фичино, признавая наличие Божественной души во всех вещах, стремился познать, открыть ее и потому совершал магические действия с камнями, травами, ракушками и др. Под влиянием пифагорейства с помощью некой магической музыки и орфических гимнов он пытался услышать тайную гармонию сфер и тем самым уловить звучание мировой души. И все это делал для того, чтобы найти способы слияния с душой Божественной.
В деятельности Марсилио Фичино, как в фокусе, нашли свое отражение практически все формы и направления развития гуманистической мысли Европы: философия, религия, магия, литературные занятия. И потому Марсилио Фичино оказался одной из центральных фигур эпохи Возрождения.
Умер Фичино в Кареджи близ Флоренции 1 октября 1499 г., на самом рубеже нового столетия.
Немалый вклад в развитие тайной науки внес и другой выдающийся мыслитель эпохи Возрождения, современник Фичино – Пико делла Мирандола.
Джованни Пико родился 24 февраля 1463 г. в Мирандоле, городке в Эмилии-Романье близ Модены. Он происходил из семьи графов Мирандола и сеньоров Конкордия, связанных родственными узами со многими влиятельными домами Италии. В четырнадцать лет Джованни поступил в Болонский университет, где прослушал курс канонического права. В 1479 г. он впервые побывал во Флоренции, где познакомился с Марсилио Фичино и некоторыми членами его кружка. Однако первоначальное формирование философских интересов Пико шло не в русле Платоновской академии. В 1480–1482 гг. он слушал лекции в университете Падуи, где глубоко усвоил средневековую философскую и теологическую традицию. Особенный интерес у него вызвали воззрения толкователей Аверроэса (Ибн Рушда). В 1483 г. юный граф Пико делла Мирандола слушал лекции в Павии, 1484 г. провел во Флоренции, где завязалась его дружба с Марсилио Фичино и другими неоплатониками, длившаяся до конца его недолгой жизни, а 1485–1486 гг. Пико провел в Парижском университете.
Помимо освоения права, древней словесности, философии и богословия Пико изучал новые и древние языки: латинский, греческий, еврейский, арабский, халдейский. Не ограничиваясь традиционными познаниями, он углубился в изучение восточной философии, творений арабских и еврейских философов и астрономов, проявил интерес к мистическим учениям и каббале, стремясь охватить все самое важное и сокровенное из того, что было к этому времени накоплено духовным опытом разных времен и народов. Многообразные духовные влияния, усвоенные им, послужили отправной точкой для разработки собственной философской системы. Причем ключ к познанию мира Пико искал не только в пифагорейской теории чисел, но и в символике каббалы, в мистике и в магии, которую считал практической частью науки о природе.
В декабре 1486 г. Пико делла Мирандола, составив «900 тезисов по диалектике, морали, физике, математике для публичного обсуждения», приехал в Рим. Он выбрал для своих тезисов основные положения всех философских школ и заявил о готовности доказать в публичном диспуте, что ни одно из них не противоречит другому. Диспут, для участия в котором приглашались ученые всей Европы, должен был открыться речью Пико, которая позднее получила название «Речь о достоинстве человека». Напоминающая скорее манифест, чем вступительное слово, она раскрывала две главные темы: особое предназначение человека в мироздании и исходное внутреннее единство всех представлений. Эта речь отдавалась многократным эхом на протяжении всей эпохи Возрождения, и ее с полным правом можно считать Великой хартией новой, ренессансной магии, основанной Фичино и усовершенствованной Пико.
Кроме того, в тезисах давалась вся программа философии Пико делла Мирандолы, исходящая из убеждения в том, что различные идеи, высказанные философами, выступают теми или иными приближениями к одной общей истине. Только обогащенному знаниями разуму доступны, по мнению Пико, высшие тайны мироздания.
Среди девятисот тезисов Пико двадцать шесть посвящено непосредственно магии. Часть из них относится к магии естественной, часть – к каббалистической.
Первый тезис из этого корпуса таков: «Вся та магия, которую применяют ныне и которую совершенно заслуженно искореняет Церковь, не имеет ни прочности, ни основания, ни истины, так как исходит от врагов первоистины, от властей тьмы, которые помрачают расстроенный разум тьмою лжи».[52]
Это выглядит бескомпромиссным обличением магии. Однако его следующий тезис начинается словами: «Естественная магия дозволена и не запрещена…»
В третьем он утверждает: «Магия есть практическая часть естественных наук»; в пятом: «Ни на небе, ни на земле нет столь рассеянных и разрозненных начал, чтобы маг не смог привести их в действие и свести воедино». И наконец, в тринадцатом: «Заниматься магией есть не что иное, как сочетать браком мир».
Из всех этих положений ясно следует, что под естественной магией Пико понимает установление бракосочетания между землей и небом путем верного использования природных субстанций. Это свидетельствует о знакомстве Пико с «Изумрудной скрижалью» Гермеса Трисмегиста.
То, что естественная магия Пико оперирует не с одними только природными субстанциями, понятно из двадцать четвертого заключения: «Исходя из начал сокровенной философии, следует признать, что в магических операциях начертания и фигуры гораздо могущественнее, нежели материальные свойства».
Здесь недвусмысленно утверждается, что главными носителями магического могущества становятся не те материалы, из которых сделан тот или иной объект, употребляемый в магических операциях, а подлинные магические начертания и фигуры – они-то и наделены наибольшей силой. Следовательно, его естественная магия, включающая специальные магические знаки и символы, есть нечто большее, чем просто упорядочивание природных субстанций.
Среди пятисот тезисов особо выделялись «парадоксальные», «вводящие новые положения в философию» и «богословские», «весьма отличные от принятого у богословов способа рассуждения».
Однако убежденность Пико разделяли в те времена далеко не все. В самом обилии использованных им источников заключался глубоко полемический смысл. Автор отказывался следовать некоей определенной школе и направлению и, приводя суждения самых разных мыслителей, находя в каждом из них нечто достойное изучения и использования, подчеркивал свою личную независимость от любой из существующих традиций.
Папа Иннокентий VIII, смущенный не только смелостью рассуждений Пико о магии, каббале, свободе воли и иных сомнительных предметах, но и юным возрастом философа, назначил для проверки «Тезисов» специальную комиссию, которая осудила 13 выдвинутых положений как еретические. Диспут был запрещен, а богословы настолько активно протестовали по поводу некоторых тезисов, что возникла необходимость в написании «Апологии», или «Защиты». Она была опубликована в 1487 г. вместе с речью «О достоинстве человека».
В «Апологии» Пико повторяет положения об испорченной природе дурной магии и о благой магии естественной, которая есть сведение воедино или сочетание браком небесных начал с началами земными. Это служит основой или предпосылкой всем остальным положениям о магии, в особенности положению о начертаниях и фигурах. Пико подчеркивает, что благая, естественная магия творится сама собой, т. е. естественными силами, и что действие используемых в ней магических начертаний и фигур имеет точно такой же характер. Однако наскоро составленная Пико «Апология» привела к осуждению всех без исключения «тезисов».
Скорее всего, представления Пико делла Мирандолы не отличались от магии Фичино – в том смысле, что он прибегает не только к принципу естественного сродства, но и к магическим знакам и символам, привлекая для познания тайные силы творения, а не разрушения. Вполне возможно, что отголоски апологии естественной магии Пико есть в опубликованной Фичино двумя годами позже книге «О жизни». Еще одним связующим звеном между системами двух гуманистов можно считать обращение Пико к орфическим заклинаниям, причисляемым им к естественной магии. Так, во втором орфическом тезисе он утверждает: «В естественной магии нет ничего действеннее, чем гимны Орфея, если их сопровождает соответствующая музыка, душевное расположение и прочие обстоятельства, известные мудрым».
В третьем орфическом тезисе он заверяет, что орфическая магия не несет в себе демонического начала: «Имена богов, воспеваемых Орфеем, не суть имена лукавых демонов, от которых исходит одно лишь зло и никакого добра. Это имена естественных и божественных сил, рассеянных истинным Богом по всему миру, дабы нести великое благо человеку – если человек знает, как с ними обращаться».
Перед угрозой преследования со стороны инквизиции Пико в 1488 г. бежал во Францию, но там был схвачен и заточен в одну из башен Венсенского замка. Его спасло заступничество высоких покровителей и прежде всего Лоренцо Медичи. По просьбе Медичи папские власти разрешили графу поселиться близ Флоренции. Дух и среда флорентийской Платоновской академии оказались весьма благотворными для творческих планов и религиозно-философских устремлений Пико. Однако на вилле Кареджи он выступал не столько в роли ученика, сколько в качестве полноправного собеседника. Еще в 1486 г. Пико написал свой комментарий к «Канцоне о любви» ученика Фичино Джироламо Бенивьени, содержащий изложение философии Платона, гораздо более свободное от христианской ортодоксии, чем это было принято среди флорентийских неоплатоников.
В 1489 г. Пико закончил трактат «Гептапл, или О семи подходах к толкованию шести дней творения», в 1492-м – небольшой трактат «О сущем и едином» (издан в 1496 г.), в котором пытался согласовать учения Платона и Аристотеля. В «Гептапле» Пико, раскрывая подлинный смысл библейского рассказа о сотворении мира, дает ему не теологическое, а философское, в духе неоплатонизма, толкование. При этом он руководствуется воспринятым из каббалы иносказательным толкованием Библии, представляя мироздание в качестве иерархии трех миров – ангельского, небесного и элементарного.
Незадолго до смерти Пико завершил «Рассуждения против прорицающей астрологии» (издано в 1496 г.), отвергнув представление о звездном (астрологическом) предопределении в пользу идеи о свободе человеческой воли. Этот труд имел скорее моральный и религиозный, нежели научный смысл, оказав влияние на И. Кеплера. Главный пафос сочинения – призыв не искать общие причины явлений природы и человеческой жизни в движении небесных светил, поскольку они ничего не объясняют, и обратиться к изучению того, что следует из собственной природы самих вещей и ближайших и связанных с ними явлений.
В качестве завершающей части науки о природе Пико вновь указывал на магию, которую противопоставлял как чудесам религии, так и суевериям. Благодаря ей «познаются силы и действия природы, их соотношения и приложения друг к другу». В качестве практической части науки о природе она учит «совершать удивительные вещи с помощью природных сил».
Ф. А. Йейтс пишет: «Переоценка магии в эпоху Возрождения связана с присвоением магу статуса божественного человека. Тут снова приходит на ум параллель с людьми творческих профессий – ведь именно этого эпитета удостоили современники своих гениев, называя их: божественный Рафаэль, божественный Леонардо или божественный Микеланджело».[53]
Умер Пико делла Мирандола во Флоренции 17 ноября 1494 г., по некоторым сведениям – в результате отравления. Он похоронен в доминиканском монастыре Св. Марка, настоятелем которого был набожный и аскетичный Джироламо Савонарола, общавшийся с философом-гуманистом в конце его жизни.
Пико делла Мирандола не завершил большинства замыслов и не свел в единую систему вдохновлявшие его крайне разнородные философские мотивы, хотя и стремился к всеобщему «примирению» древних мудростей, полагая, что они соединятся в универсально понятом христианстве.
Кроме того, Пико обосновал достоинства и свободу человека как полновластного творца собственного «я». Вбирая в себя все, можно и достичь всего. Человек, сохраняя возможность нового выбора, не исчерпывается никакой формой своего наличного бытия в мире. Ссылаясь в «Речи о достоинстве человека» на изречения Гермеса Трисмегиста, Пико пишет, что все Божьи творения онтологически определены по сущности быть тем, что они есть, а не иным. Человек, напротив, единственное из творений, которое помещено на границе двух миров. Свойства его не предрешены, но заданы таким образом, что он сам лепит себя согласно заранее выбранной форме. И, таким образом, способен возвышаться посредством чистого разума и стать ангелом или подняться еще выше.
Величие человека, следовательно, заключается в искусстве быть творцом своей новой жизни. Можно ведь подняться до звезд и ангелов либо, наоборот, опуститься до звериного состояния. Именно в этом Пико делла Мирандола видит прославляемое им «высшее и восхитительное счастье человека, которому дано владеть тем, чем пожелает, и быть тем, чем хочет».
Развивая идеи Фичино, Пико оставался во многом самобытен, оригинален. Благодаря ему к традициям магии и герметизма начали также относить каббалу, оказавшую самое значительное воздействие на умонастроения той эпохи. Он также активно использовал в новых философских программах как ряд положений Аристотеля, так и многие элементы схоластики.
Вклад Пико делла Мирандолы в развитие тайных наук невозможно переоценить. Именно он первым открыто сформулировал новый для Европы статус человека-мага, влияющего на мир и на свою судьбу с помощью сокровенного знания. Таким образом, возникла философская магия Возрождения.
С точки зрения мистика, посвященного в суть еврейского языка и тайн каббалы, магические формулы, существовавшие до эпохи Ренессанса, представлялись не только нечистыми, но и невежественно-варварскими. Именно такого рода сочинения и имел в виду Пико, говоря, что практическая каббала не имеет ничего общего с нечистыми магиями, выступающими под именами Соломона, Моисея, Еноха или Адама, – в них дурные маги вызывали демонов. Он предлагал заместить их практической каббалой – стоящей, по его мнению, в одном ряду с неоплатонической. Эти две дисциплины и составили арсенал возрожденческого мага.
Каббала и герметическая наука подтверждали друг друга в ключевом для обоих учений вопросе – о творении Словом. Тайны Гермеса Трисмегиста суть символы Слова, или Логоса. В трактате «Поймандр» акт творения осуществляет именно исходящий из Ума Сын Божий. Как повествует «Книга Бытия», Бог, чтобы создать тварный мир, сказал. А поскольку Ветхий Завет сохранен на древнееврейском языке, то для каббалиста слова и буквы этого языка превратились в объект бесконечных мистических медитаций; для адепта же практической каббалы они обладали подлинным могуществом творения.
Возможно, Лактанций еще более помог закрепить союз между герметизмом, каббалой и христианством, когда, процитировав из псалма: «Словом Божиим были сотворены небеса» (Пс 135: 5) и из евангелиста Иоанна: «В начале было Слово», – добавил, что то же утверждают и язычники: «Ведь Трисмегист, который тем или иным образом доискался почти до всякой истины, часто говорил о превосходстве и величии Слова». Он признавал, что «существует невыразимая и священная речь, выходящая за границы человеческого разумения» (Лактанций. «Божественные установления». Кн. IV, 9).