Глава 5
Когда протрубит труба
Разумеется, я не заснула.
Пусть тюфяк был чистый и в меру мягкий, пусть огонек в камине так уютно потрескивал, пусть снаружи за окном потихоньку пели ночные птицы и светили огромные, ненатуральные, сказочные звезды. Пусть все было хорошо – но мне-то было плохо.
Во-первых, стыдно и страшно было вспоминать мое первое «магическое» задание и как я его провалила. Это вам не контрольная. Если бы Гарольд не вступился – прямо и не знаю, что со мной стало бы.
Во-вторых… меня страшно обидели слова Гарольда. Он не верил, что я маг. Он хотел, чтобы я струсила и сбежала в свой мир. Он прямо мечтал об этом. Тогда бы он сказал Оберону с притворной грустью: «К сожалению, ваше величество, она всего лишь девчонка, да еще и маленькая для своих лет. Я очень хотел научить ее магии. И я бы ее научил, конечно, если бы она не перепугалась…»
И когда я воображала Гарольда, который говорит все это Оберону и сокрушенно качает головой, мне хотелось грызть одеяло.
С другой стороны, мне очень хотелось домой. Прямо-таки до слез. Отсюда, из Королевства, все домашние беды казались маленькими и ненастоящими.
Гарольд сопел во сне. Как-то очень громко, ненатурально сопел. Я вдруг подумала: а так ли просто ему заснуть? Ведь если я провалила первое задание – то и он провалился как учитель. А Оберон ведь ему доверяет…
Будто в ответ на мои мысли Гарольд засопел громче и перевернулся с боку на бок. И захрапел так, чтобы всем было ясно: спит человек.
Камин догорал. Скоро в комнате стало совсем темно.
Открываю глаза – а в окна бьет солнце. На полу соломинки блестят, как золотые. В дальнем углу комнаты сидит Гарольд и натягивает сапоги.
– Подъем. Иди умывайся.
– Доброе утро, – сказала я вежливо.
В коридоре был рукомойник, я еще вчера запомнила, где он стоит. И только я задумалась, как половчее себе на руки слить из ковша – как появилась женщина в переднике, кругленькая, веснушчатая, приветливая. Мне показалось, что я ее где-то раньше видела.
– С добрым утречком, новый маг дороги! Давайте-ка пособлю… Отхожее место, – она понизила голос, – нашли уже?
Отхожее место я нашла еще ночью. Просто горшок в закоулке, и все.
– Умывайтесь, собирайтесь, скоро выступаем… – Она лила мне воду в ладони, вода была холодная, тугая, с меня сразу же слетели остатки сна. – Нате вот, – протянула чистое полотенце. – Тут вам одежку прислали из мастерской – по особому заказу… Гарольд! – крикнула она в комнату. – Его величество велел поторопиться!
– Сейчас, – глухо отозвался мой учитель. Женщина бесцеремонно сунула нос за дверь:
– И чтобы ты мне старую куртку не бросал здесь, а с собой взял. Она теплее новой, а в горах будет мороз.
– Ну чего ты, ма, у меня и так сумка лопается…
– Ты слышал, что я сказала?
– Ну, слышал…
– Давай-давай, уже трубачи к воротам поехали. Через час выступаем.
И она убежала куда-то, на ходу одарив меня улыбкой. Я поняла, на кого она похожа: тот же веснушчатый нос, длинные бесцветные ресницы, каштановые волосы. Только Гарольд был тощий и костлявый, а мать его – круглая, как мячик.
На лавке, где я спала, лежал объемистый мешочек. Одежда?
– Это кому? – Я была уверена, что вчерашние обноски так со мной и останутся на весь поход.
– Тебе, – ответил Гарольд, не глядя. – Мне, что ли?
Я протянула руку, осторожно раскрыла мешок…
Ух ты!
Полотняные рубашки, как раз моего размера, три штуки. Нитяные штаны – две штуки. Жилет с нашитыми на него стальными пластинками, но все равно не очень тяжелый. Кожаная куртка – скроенная точно по мерке, красивая и мягкая, на железных застежках, с отворотами на рукавах. Штаны – тоже из кожи тончайшей выделки. Теплый плащ – кажется, шерстяной, темно-синий, с гербом. Пояса, платки, еще какие-то замечательные мелочи и – внимание! – сапоги. Если бы Зайцева увидела меня в этих сапогах, да в школе…
Она бы умерла от зависти. Упала бы на пол и умерла на месте. Вот какие это были сапоги.
– Это все мне? Это мне? Это все-все мне?!
Гарольд смотрел на меня удивленно и немножко презрительно. Под этим взглядом я, как могла, умерила радость: все-таки я маг дороги, а не девчонка в универмаге.
– И вот еще. – Он вытащил со дна мешка странную штуку, похожую на вышитую серебром косынку. – Повязываешь на голову, чтобы узел был как раз над правым ухом. Это знак мага дороги.
Я взяла «косынку» в руки…
И радость моя исчезла, как не бывало. Разве я настоящий маг? Разве я имею на все это право – на такой плащ, куртку… на королевский герб с буквой О и драконом?
Гарольд заметил, что я скисла.
– Ну что? – спросил с фальшивым сочувствием. – Решила остаться с нами? Или сомневаешься?
Я подумала: могу же я надеть все это хоть раз? Хоть единственный разочек в жизни?
У ворот замка ко мне подвели коня. Батюшки-светы! Я ведь только мечтала научиться ездить верхом, а сама если и пробовала, то только на соседском сенбернаре!
Серый конь был такой высокий, что я могла только чуть пригнувшись, пройти у него под брюхом. И, конечно, нечего были и мечтать залезть на него без посторонней помощи. Я представила, как мне к седлу привязывают складную лестницу…
Если бы на мне была в это время моя обычная одежда или вчерашние обноски – я бы сделала вид, что оказалась тут случайно. Но к тому времени на мне был полный наряд королевского мага, сапоги до колен, плащ с гербом, на голове – черный с серебром платок. И потому я не стала дожидаться помощи, а влезла сначала на створку ворот (она была фигурная, решетчатая, со стальными ветками и листьями), а уже оттуда перебралась в седло.
Мне показалось, что я сижу на слоне и что земля внизу далеко-далеко. Конь переступил ногами – я вцепилась в луку седла. Конь медленно двинулся вперед; я ничего не видела и не слышала, у меня была одна цель: не свалиться.
– Ноги засунь в стремена…
Гарольд, оказывается, ехал рядом. Сидел в седле пряменько и расслабленно, как принц.
– Ноги в стремена, говорю. Пятку вниз. Носок вверх и в сторону. Иначе ступни провалятся внутрь, лошадь испугается и понесет, а ты будешь волочиться сзади…
Я поняла, что все, хватит, время отсюда сматывать. Походили в красивой одежде, похвалились гербом, покатались верхом, возомнили себя королевским магом – пора и честь знать. Пока меня здесь не прикончили – домой!
Стремена оказались подогнанными под мой рост. Я кое-как последовала совету учителя – растопырила носки, опустила пятки. Мой конь медленно и плавно шел за лошадью Гарольда, и я смогла наконец-то оторвать глаза от земли и посмотреть вокруг.
А вокруг народу! Народу!
Стражники стояли цепью. Серьезные, усатые, с пиками наперевес. За этими пиками толпились горожане – бывшие обитатели Королевства, которые теперь оставались сами по себе.
– Ура! Ура! Слава!
Что-то пролетело по воздуху. Шлеп лошадь по шее! Цветы. Букетик фиалок. Он упал в пыль, и вслед за ним полетели розы, гвоздики, еще какие-то огромные и непонятные цветы, они пролетали у меня над головой, над головой Гарольда, падали под ноги лошадям…
А лошади и ухом не вели. Шли себе и шли. Торжественно выступали.
Откуда-то играла музыка, и она становилась все громче.
– Слава королю!
– Прощай, Королевство!
– Слава Оберону!
– Слава магам дороги!
Мои щеки становились все горячее и горячее. Я выпрямилась в седле, подражая Гарольду. Навернулись слезы – то ли от ветра, то ли оттого, что я понимала: это последние минуты моего триумфа. Больше никто никогда не назовет меня магом дороги и не бросит букет под копыта моей лошади…
Вслед за Гарольдом я выехала на площадь. Здесь уже выстроились караваном лошади и повозки, кареты и всадники: это и было странствующее Королевство, и оно показалось мне неожиданно маленьким.
Серый конь – вот умница! – безо всякого моего участия встал на положенное место, рядом с лошадью Гарольда. За нашими спинами стражники покрикивали на толпу, которая хотела все видеть и потому напирала и напирала.
– Гарольд… Гарольд…
Молчание.
– Скажите, мастер…
– Чего тебе?
– Что сейчас будет?
– Выйдет мэр. Скажет пару слов. Потом Оберон… его величество отдаст ему символические ключи от города. Протрубит труба… Кстати, ты не передумала?
Я промолчала.
Толпа заволновалась сильнее.
– Мэр!
– Где?
– Там! Смотрите!
– Слава господину мэру! Слава Королевству!
Из седла мне было все отлично видно: на укрытое ковром возвышение поднялся толстенький человек, эдакая бочка на ножках. Он был разодет в парчу и бархат, но шляпу держал в руках. Ветер тормошил редкие вьющиеся волосы вокруг розовой от волнения лысины.
И почти сразу толпа отпрянула от кордона сомкнутых копий. Я сама подскочила в седле.
Оберон взялся будто бы ниоткуда. Он возвышался надо всеми – над пешими, и над всадниками, и над мэром, взобравшимся на помост. Под королем был белый конь с очень длинной и гибкой шеей. Я присмотрелась и обмерла: морда королевского коня была похожа скорее на морду крокодила, зубы торчали вверх и вниз. Шелковая белая грива то открывала, то снова закрывала от меня это зубастое рыло…
И все равно этот крокодилоконь был красивый в каждом своем движении. Казалось, он парит над землей. А может, так оно и было?
Король сидел в седле, чуть отведя руку с большой белой палкой, на конце которой мерцал красно-зеленый шар. Наверное, это был волшебный посох. Я хотела спросить Гарольда, но тут горожане опомнились и завопили так, что даже коняга подо мной, уж на что спокойный, вздрогнул.
– Обер-рон!
– Слава королю!
– Слава!
В этом реве и гвалте потонули слова мэра – тот обращался к Оберону и кланялся, приложив руку к сердцу. А король сидел в седле и смотрел на него так же спокойно и внимательно, как смотрел еще недавно на меня…
Я покосилась на Гарольда. Он не сводил с Оберона глаз и был непривычно бледный, даже веснушки пропали. Я подумала: а ведь для Гарольда все это, как и для меня, в первый раз. В первый раз на его памяти Королевство бросает насиженное место и уходит в никуда, и неизвестно, что там, впереди, ждет.
Интересно, он взял с собой старую куртку, как велела ему мать?
Пока я об этом раздумывала, мэр закончил свою речь. Оберон коротко кивнул ему и обвел площадь глазами. И сказал одно слово – будто бы негромко, но голос его перекрыл гул толпы:
– Прощайте.
И протянул мэру большой ключ, вроде как из спектакля про Буратино. Люди вокруг заревели, завопили, в воздух полетели шапки, шляпы, свернутые платки…
А меня будто булавкой кольнули: значит, сейчас уже протрубит труба? И у меня не будет пути к отступлению?!
Я повернула голову. Гарольд смотрел прямо на меня:
– Ну что? Твой последний шанс вернуться. Давай.
Он изо всех сил старался говорить равнодушно, но на последнем слове голос его выдал. Мой учитель очень хотел, чтобы я ушла восвояси и унесла с собой его хлопоты.
Оберон на своем крокодилоконе медленно ехал вдоль каравана – от хвоста, где стояли хозяйственные повозки, к голове, где было его место. Иногда останавливался и перекидывался с кем-то парой слов.
Вот он все ближе к нам… все ближе… И времени на решение у меня все меньше… меньше…
Его конь был совсем близко, когда я увидела, что к бокам чудовища (и к коленям Оберона) прижаты перепончатые крылья, а из ноздрей немножко вылетает дым.
– Привет, Лена.
Я выпрямила спину, как могла.
– Добрый день, ваше величество, – и попыталась улыбнуться.
Оберон был серьезен:
– Ну что же, решай. Ты идешь с нами – или возвращаешься к себе?
– А вы знаете, у меня ничего же не получается…
(Что я делаю? Вся площадь на нас смотрит, каждая секунда на счету, сейчас протрубит труба…)
– Разве я нужна вам, ваше величество? Я маленькая…
Гарольд засопел, еле слышно постанывая.
– Конечно, ты нужна нам. – Оберон и бровью не повел. – Итак?
К полудню мы въехали в другой город, поменьше. Здесь тоже набежала толпа, и тоже стражники с копьями стояли вдоль дороги, и тоже кричали «Слава» и «Прощайте». Я к тому времени так устала, что готова была вывалиться из седла. Гарольд молчал всю дорогу. Он был неимоверно разочарован, прямо-таки убит.
Я уже ничего вокруг не замечала и смотрела вниз, на свои руки с уздечкой. Мой конь не нуждался в командах – он был значительно умнее меня и сам шел в строю, то ускоряя, то замедляя шаг. Я краем уха слушала приветственные крики, а сама думала: долго еще? Когда же привал? Когда это кончится?
Даже когда радостные вопли вокруг стали совсем уж оглушительными, я не сразу поняла, в чем дело. А потом вдруг оглянулась – рядом с моим конем, шаг в шаг, плыл белый крокодилоконь Оберона.
– Устала?
– Нет, – сказала я, пытаясь выпрямиться в седле. Спину ломило – сил нет.
– Хочешь, что-то покажу?
– Хочу, конечно…
– Перебирайся. – Он протянул руку.
Я не поняла даже, что он задумал, все получилось само собой. Только что сидела на своем послушном коньке – и вот уже в седле Оберона, на спине «белого крокодила». Прямо передо мной – длиннющая шея, развивается на ветру молочная грива, косит через плечо глаз – карий, умный, почти человеческий.
– Смотри. – Оберон сидел за моей спиной, я видела только его руки. – Видишь всех этих людей?
– Вижу…
– А теперь погляди сюда…
Он поднес к моему лицу ладонь. Я посмотрела в щелочку между его пальцами…
Никого не было! Пустая дорога, вдоль дороги – дома, ползет караван. Гарольда вижу, он смотрит в сторону… Всадника перед Гарольдом вижу… А там, смотрите-ка, мой знакомец, крючконосый комендант замка, «его милость». А где же люди вдоль обочин?
Оберон убрал руку, и я снова всех их увидела. Мальчишки на крышах и на деревьях. Малыши на плечах отцов. Женщины размахивают платками, шляпами, цветами…
Посмотрела еще раз сквозь пальцы Оберона – пусто. Караван идет по пустой дороге.
– Почему это так?
– Обычным взглядом ты видишь два мира сразу. Сочетание двух миров. А я тебе показываю только то, что видно «тонким взглядом». Это Королевство. И ты ему принадлежишь.
– А… можно еще раз?
Его рука была белой и теплой. На этот раз я увидела, что на дороге, кроме растянувшегося каравана, есть еще одна женщина – высокая, прямая, в длинном плаще. Стоит в отдалении. Не кричит, не машет руками. Просто смотрит.
– А это кто?
– Где?
Он быстро глянул в сторону женщины («обычным взглядом» я ее не видела, она пряталась за спинами толпы).
– А-а-а… это… она решила остаться.
– Разве так можно?
– У нее серьезная причина.
– Какая?
– Ну, Лена, это как-нибудь потом.
Секунда – и меня пересадили обратно на спину моего коняги. Крокодилоконь Оберона выгнул шею – и вот он уже далеко впереди, во главе каравана.
– Когда говоришь с королем, – Гарольд по-прежнему не глядел на меня, – не забывай, пожалуйста, добавлять «ваше величество». Если Обе… если его величество не делает тебе замечания, это не значит, что он твоей наглости не видит, поняла?
Так я стала частицей Королевства.
Это здорово.
Но, наверное, мне не раз еще придется об этом пожалеть.