5
Утром профессор Черен, войдя в вестибюль университета, увидел нетерпеливо переступающего на месте Василя. По выражению его лица профессор понял, что произошло нечто важное, но не стал задавать вопросы, пока они не уединились в одном из подсобных помещений библиотеки. Василь подробно рассказал об увиденном во сне.
– Что вы об этом думаете, господин профессор? Почему второй сон является продолжением первого? Или, может, первый сон на меня так повлиял, что вчерашний стал фантазией моего подсознания?
– Выходит, цыганка не обманула, – задумчиво произнес профессор.
– Какая цыганка?
– Это очень давняя и длинная история. – Профессор вынул из кармана часы-луковицу на серебряной цепочке, чтобы узнать время. – После утренней лекции я зайду к вам в библиотеку. Вы найдете для нас место, где никто не помешает нашей беседе?
– Несомненно, профессор.
Ночной сон и предстоящая встреча с профессором, по-видимому собиравшимся сообщить что-то весьма важное, взволновали Василя. Как ни пытался он сосредоточиться на работе, мысли то и дело возвращались к сновидениям. Профессор появился в библиотеке в обеденный час, когда там было безлюдно. Василь, помня просьбу профессора, провел его в хранилище неразобранных книг, не так давно полученных из частной коллекции.
– Пришло время рассказать вам эту историю. Пять лет тому назад я работал в Индии, в составе английской археолого-этнографической экспедиции. Руководство экспедиции получило информацию, что в джунглях, на землях племени мунда, находятся развалины древнего города, тщательно оберегаемые этим племенем. Руководством экспедиции было принято решение послать на поиски этого города трех археологов, в их число попал и я. Племя мунда и их соседи, дравидийское племя гонда, имели дурную славу: известно, что в не столь отдаленные времена они практиковали человеческие жертвоприношения. Поэтому наша маленькая экспедиция отправилась в этот чрезвычайно опасный район в сопровождении вооруженной охраны.
– Разве человеческие жертвоприношения возможны в наше время? – невольно вырвалось у Василя.
– Считается, что этот ужасный обычай был искоренен в Индии англичанами полсотни лет назад, но и ныне там нередко бесследно исчезают люди. Тела не находят, и поэтому невозможно установить, что с этими людьми произошло. Нашими охранниками стали сержант и четыре солдата колониальных войск. Все сипаи[17] – коренные индийцы. Большую часть пути мы проделали пешком, шли в край джунглей и гор. Наш багаж несли нанятые носильщики. До нужного нам селения мунда мы добрались через неделю и были крайне утомлены. Селения этого племени малочисленны, члены его называют себя «хороко» – «люди». Мунда – это их староста, а англичане, толком не разобравшись, назвали так племя.
– Не ожидал, что в Индии возможны столь варварские обычаи. Индийцы-арии создали в древности высокоразвитую цивилизацию, поражающую воображение, и как с этим соотнести кровавые ритуалы? – засомневался Василь.
– Арии на полуострове Индостан – пришлый народ. Есть гипотеза, что мунда и дравидийские племена – остатки коренного народа, который населял полуостров до ариев. Это была высокоразвитая цивилизация, но она погибла в результате падения огромного метеорита. Сторонники этой гипотезы называют эту легендарную цивилизацию Лемурией. Выжившие представители этого народа, не имея возможности возродить погибшую цивилизацию, постепенно деградировали, стали людьми примитивными. Возможно, этому еще поспособствовало то, что после завоевания Индии ариями их сделали низшей кастой. Человечество может двигаться как в сторону прогресса, так и регресса.
– Я читал о Лемурии, но полагал, что это фантастическая версия.
– Возможно, когда-нибудь в труднодоступных уголках нашей планеты найдутся доказательства этой гипотезы, пока имеются лишь неубедительные факты, но я отвлекся. Большинство членов экспедиции, в том числе и я, горели желанием найти доказательства существования Лемурии, поэтому с восторгом восприняли возможность исследовать заброшенный город в джунглях, несмотря на трудности и опасности пути. Селение племени мунда поразило и разочаровало нас крайне примитивным уровнем жизни и чуть ли не первобытнообщинным укладом. Ничто не указывало на то, что они потомки высокоразвитой технологической цивилизации Лемурии. Одеждой у мужчин служили метровые лоскуты материи, пропущенные между ног. У женщин были лишь набедренные повязки, зато множество украшений на шее, руках, ногах: ожерелья, браслеты, серьги, кольца в носу, гребни. И еще татуировки на лбу, щеках, висках. Мунда смуглые до черноты, низкого роста, с большими губами, черными волнистыми волосами, выпуклыми глазами, похожие на эфиопов.
Селение, куда мы попали, состояло из отдельных хуторков, каждый был огорожен плетнем из бамбука, жилища были сделаны из глины и тростника. Мы поселились у старосты, во владении которого было четыре хижины из плетеного бамбука и глины. Одну из них он нам предоставил. Зайдя в отведенное нам жилище, мы сразу поняли, что на нормальные условия проживания нам рассчитывать не приходится. Наша охрана отнеслась к местным жителям презрительно и крайне недоброжелательно, при общении с ними, низшей кастой, охранники подчеркивали свое превосходство. Для нас стало полной неожиданностью, когда сержант объявил, что у него имеются неотложные задания, поэтому он с солдатами нас покинет, вернется через неделю, чтобы сопровождать экспедицию на обратном пути. Успокоил лишь тем, что теперь за нашу безопасность будут отвечать староста селения и жрец, которые предупреждены, что им, да и всем жителям селения, несдобровать, если с нами что-либо случится. Еще большей неожиданностью было то, что нас покинули носильщики, которых не прельстило двукратное увеличение платы за их работу.
Из нас троих только профессор Джон Уотерс мог как-то изъясняться с местными жителями, так как их язык совсем не похож на хинди. Перед уходом сержант проинструктировал нас, что мы должны делать, если не хотим беды на свою голову: не заходить в хижинах в отгороженную часть, где находится домашний алтарь хозяев, обходить стороной ритуальные площадки, священные рощи-сарны, где обитают сельские духи хату-бонга, и кладбища. После ухода солдат староста селения стал нас настойчиво отговаривать от похода в заброшенный город, но затем сдался и выделил нам проводников и носильщиков.
Проведя ночь в ужасных условиях, утром мы отправились на поиски города, но проводник, вконец измучив нас, так туда и не привел. Он пояснил, что сам не понимает, как это произошло. Видимо, их божество бонга этого не желает. Джон даже угрожал проводнику револьвером, пообещал, что застрелит его, если тот не покажет дорогу, но проводник, ползая в ногах, клялся местными богами, что и в самом деле не может найти заброшенный город. Никто из нас не поверил ему, но, судя по всему, для него смерть была менее страшна, чем то, что с ним могло произойти, если бы он привел нас в заброшенный город. Когда поздним вечером мы вернулись в селение, староста, для видимости посетовав по поводу нашей неудачи, пообещал дать нового проводника, но тут же предположил, что раз боги не хотят, то и этот не найдет дорогу. На следующий день мы проснулись очень поздно, ощущая ужасную подавленность и слабость. Староста сразу же заявил, что это еще одно подтверждение того, что боги не хотят, чтобы мы продолжали поиски города. Мы бесцельно провели три дня в селении, правда, я обнаружил сходство их языка с наречием одного алтайского племени, которым я владею, и с горем пополам смог изъясняться с ними.
У нас возникло подозрение, что наша внезапная слабость не наслана местными богами, – скорее всего, нас опоили каким-то снадобьем, добавив его в воду. Местную пищу мы не ели – своих съестных припасов у нас было достаточно, – а вот воду приходилось пить. Но теперь мы стали сами набирать воду из источника. Не скажу, что у меня с моими спутниками-англичанами Джоном Уотерсом и Ричардом Эвансом были дружеские отношения, скорее даже наоборот. Не буду я углубляться в причины нашей взаимной неприязни, но она между нами имелась. Однажды я заметил необычное оживление в деревне, и у меня возникло предположение, что ее жители к чему-то готовятся. Мои подозрения усилились, когда староста зашел к нам и пообещал дать проводников, которые отведут нас завтра в древний город. Еще вчера он отговаривал от поисков, а сегодня сам пришел с предложением их продолжить! Так случилось, что я накануне подвернул ногу и, хотя мне ее вправили, требовалось время, как минимум день отдыха, прежде чем я смог бы совершить длительный переход. Мои спутники категорично заявили, что не могут больше ждать и с рассветом отправятся в путь. Я выразил желание, несмотря на больную ногу, идти с ними, но мне сказали, что я буду им обузой.
Ранним утром мои спутники в сопровождении проводника и носильщиков вышли из селения, и сразу после их ухода в нашу хижину наведался староста. Когда он увидел меня, на его лице проявилось разочарование, перешедшее в гримасу недовольства, и он сразу же выскочил из хижины, словно я был их злобным демоном бонга. Однако в полдень староста снова пришел и принес большую плетеную корзину, источавшую аппетитные запахи. В глиняной миске оказался рис с большими кусками обжаренного мяса, в кувшине – местное пиво, изготовляемое из риса, которое довольно приятно пить в жару. Ранее они предлагали нам более скудную пищу – блюда из бобов и кукурузы. Знаками староста показал, что у них сегодня праздник и это праздничное угощение. Он явно хотел, чтобы я незамедлительно приступил к трапезе. Такая настойчивость возбудила во мне подозрение, и я знаками же показал, что буду есть, когда почувствую голод. Нескрываемое недовольство на лице старосты укрепило меня во мнении, что дело тут нечисто. После ухода старосты я избавился от угощения – закопал его в углу хижины, но, прежде чем вылить пиво, я не удержался и сделал небольшой глоток. Через некоторое время я понял, что поступил опрометчиво, – почувствовал тяжесть во всем теле и головокружение. Я едва добрался до циновки, которая служила мне постелью, и, несмотря на то что меня донимали всевозможные насекомые – летающие и ползающие, провалился в глубокий сон.
Очнулся я в полной темноте. Окон хижина не имела, поэтому даже днем в ней царил полумрак, но такая густая темнота могла быть только ночью. Снаружи раздавались какие-то возгласы и варварская музыка, и это подтверждало сообщение старосты, что в селении праздник. То, что я выпил всего глоток пива, позволило мне проснуться значительно раньше, чем рассчитывал староста.
Я осторожно выбрался из хижины. Решив удовлетворить свое любопытство, я сразу направился к хижине старосты, окруженной дополнительной глиняной оградой, за которой находилось домашнее святилище, куда нам вход был запрещен. То, что я увидел, меня разочаровало: судя по всему, здесь находились кухня и столовая многочисленного семейства старосты. Но тут мое внимание привлекла еще одна загородка. Я проник за нее, и от увиденного у меня зашевелились волосы на голове. Глиняная уродливая фигурка божества была слеплена весьма неумело, но в ней я сразу узнал богиню Кали, жестокую форму Дэви[18]. У подножия этого отвратительного божества находились высушенные человеческие головы! Их было не меньше двух десятков, и среди них много детских! Мне был известен тайный культ Дэви-Кали, казалось, искорененный англичанами полстолетия тому назад, когда было казнено несколько тысяч тхагов[19]. Но у племени мунда культ богини Кали стал еще более уродливым и кровожадным. Я поспешно покинул владения старосты и, осторожно продвигаясь, направился туда, откуда доносился шум.
Селение опустело, даже на центральной площади, акре, где, казалось, день и ночь сидели под кронами деревьев старейшины, никого не было. Судя по доносившимся звукам, празднование проходило в священной роще. Мне вспомнилось предупреждение сержанта, что туда не следует соваться под страхом смерти, но я не мог совладать со своим любопытством. На всякий случай я вернулся в свою хижину и вооружился пистолетом «маузер».
Священная роща – это несколько десятков деревьев, островок джунглей, отступивших вследствие сельскохозяйственной деятельности мунда. Мне удалось незаметно пробраться туда, прячась за деревьями. Я увидел в свете пылающих костров и факелов, что жители селения, мужчины и женщины, образовали четырехугольник, внутри которого что-то происходило. Чтобы увидеть, что же там творится, я вскарабкался на дерево. Меня мучило предчувствие, что я увижу чудовищные сцены обряда, посвященного богине Кали, но то, что открылось моему взору, меня несколько успокоило.
Трое подростков с завязанными глазами, вытянув вперед руки, двигались внутри этого прямоугольника, словно играли в некую игру. Когда они приближались вплотную к соплеменникам, те отгоняли их бамбуковыми палками с заостренными концами. Вскоре я понял, что мунда таким образом подталкивали подростков в сторону двух деревьев, между которыми была натянута веревка на высоте человеческого роста, на которой висели какие-то тряпки. Наконец один из подростков прошел под веревкой, задев белую тряпку, и сразу мунда издали вздох разочарования и гнева. Другой юноша, пройдя под веревкой, задел темную тряпку, и тогда раздались восторженные возгласы. Появился жрец, сорвал с веревки нечто, для меня невидимое в полумраке, и стал им размахивать. Несчастного подростка схватили, повалили на землю, и не успел я опомниться, как жрец огромным каменным ножом отсек ему голову, слил кровь в глиняную чашу и стал что-то выкрикивать.
Двух оставшихся юношей подвели к жрецу, и тот сделал характерный жест, веля их убить. Немедленно их повалили на землю. Я не смог оставаться безучастным зрителем, выхватил «маузер» и выстрелил несколько раз, попав в руку жрецу, и тот с дикими возгласами повалился на землю. Испуганные мунда стали разбегаться в разные стороны. Я быстро спустился на землю и бросился к несчастным подросткам. Увы, один из них был уже мертв, но другой был жив, цел и невредим. Рядом корчился раненый жрец-убийца, возле которого лежала голова юноши, принесенного в жертву, и я в ярости стукнул пистолетом жреца по голове. Лучше бы я его пристрелил! – в сердцах воскликнул профессор и продолжил: – Спасенный вскрикнул, и я по голосу понял: это девушка!
В голове у меня был сумбур, мысли налетали друг на друга, я не знал, что делать. Мое состояние было близким к истерике. Схватив девушку за руку, я потащил ее за собой, не представляя, куда надо бежать: в селение или прочь от него? Девушка молча повиновалась мне.
– Я вам очень благодарна за спасение! – неожиданно произнесла она на английском.
– Рано благодарить, боюсь, что опасность не миновала. Эти дикари вскоре придут в себя, и тогда нам обоим несдобровать! – истерично выкрикнул я, мысленно пересчитывая оставшиеся в «маузере» патроны.
– Позвольте мне стать проводником, поверьте, я эти места изучила очень хорошо за шесть месяцев пребывания здесь.
Говорила она правильно и довольно хладнокровно, и это подействовало на меня успокаивающе. По тому, как она выстраивала фразы на английском, я сделал заключение, что она человек вполне цивилизованный, и я не мог понять, как эта девушка сюда попала. Рассмотреть ее я не мог из-за темноты, одета она была, как мунда, – кусок материи вокруг бедер, так что скорее она была раздета. Она повела меня не в джунгли, а в сторону гор. Я уже не держал ее за руку, она легко бежала впереди, я еле поспевал за ней. Мы взобрались на довольно крутую скалу, и там, увидев, что я запыхался, она разрешила мне несколько минут передохнуть.
– Лучше бы нам скрыться в джунглях, – высказал я запоздалое соображение.
– Племя мунда – лесные жители, они там лучше ориентируются, чем вы в городе. Продвигаясь по джунглям, мы оставили бы массу следов: сломанные ветки, примятую траву. Камни не сохраняют следов. Единственное, но существенное неудобство – тут мы не найдем еды и воды. И углубиться в горы мы не сможем – там везде отвесные скалы. Однажды я пряталась в горах четыре дня, но жажда вынудила меня отправиться к источнику – он единственный известный мне, там меня снова схватили.
– Кто вы? – Как я ни старался, не мог ее рассмотреть – смуглое тело девушки почти сливалось с темнотой.
– Обычно джентльмен представляется первым.
Я назвал себя и в двух словах рассказал, откуда приехал и зачем.
– Какое странное название у города – Кийов! – рассмеялась девушка. – Нам пора идти, еще будет время для беседы.
Я выбился из сил, когда она указала на большой камень, и общими усилиями мы его сдвинули – открылось небольшое отверстие, чуть больше лисьей норы. Тонкая и гибкая, она в мгновение ока, словно ящерица, проникла внутрь. Я же стоял в нерешительности, не рискуя отправиться следом, боясь застрять в этой норе, словно пробка в бутылке.
– Не бойтесь, мистер Богдан. Разденьтесь догола, так вам будет проще пролезть.
При свете дня в присутствии юной девушки я ни за что не решился бы на это, но под покровом ночи, слыша вдали подозрительные звуки, которые вполне могли издавать дикари, идущие по нашему следу, я так и сделал. Скажу, что пробраться в пещеру было непросто, на моем теле остались кровоточащие ссадины. Пещера оказалась довольно просторной. Девушка выскользнула наружу и, вернувшись, пояснила, что замаскировала вход большим высохшим кустом. Затем, следуя ее указаниям, я взялся за ее горячее обнаженное плечо и мы прошли вглубь пещеры. Тут было довольно прохладно, но я был одет, а каково было девушке? Я предложил ей свою рубашку, но она, рассмеявшись мелодичным смехом, отказалась.
– Меня зовут Гаянэ Арутюнян, я родилась в Карсе.
– Это в Турции?
– Некогда это была территория Великой Армении. Мой отец был очень богатым человеком, владел ювелирными магазинами. Когда начались беспорядки по всей Турции, преследование и убийства армян, отцу чудом удалось вывезти меня и маму в Египет, позднее мы переехали в Индию. Отец вновь занялся торговлей, но в значительно меньших масштабах. Меня выкрали на рынке неизвестные люди, и полгода тому назад я оказалась в этом селении в качестве пленницы.
– Для чего это потребовалось дикарям? Я не могу называть их по-другому после того, что увидел.
– Племя мунда с незапамятных времен практикует человеческие жертвоприношения – ондоку, когда требуется предотвратить какое-то несчастье или умилостивить их богинь, Кали или Дургу. Для этого у них под рукой всегда есть пленники, которых похищают, покупают, выменивают, или же используют для этого чужака, случайно оказавшегося в деревне. Дочь старосты укусила кобра, жрецу удалось сохранить ей жизнь, но она пребывает в беспамятстве уже пять дней. И вот жрец объявил, что надо провести мерию – ритуал жертвоприношения детей. Выбор пал на меня – мне скоро исполнится пятнадцать, – Самуила и Ахмета. Самуил, двигаясь с завязанными глазами, задел красный лоскут материи, и его принесли в жертву богине Дурге.
– Какой ужас!
– К сожалению, мы здесь в ловушке и долго не продержимся без воды и еды. Вы спасли мне жизнь и тем самым навлекли на себя смертельную опасность.
– Через три дня сюда вернутся солдаты и эти негодяи будут бессильны что-либо с нами сделать.
– Дай бог, чтобы так и было, – грустно произнесла Гаянэ.
Трое суток – я следил за временем по своим часам – мы просидели в пещере, в полной темноте, не рискуя даже ночью покинуть наше убежище, страдая от голода и жажды. Желание пить мучило меня постоянно, вызывая галлюцинации. Чтобы хоть немного утолить жажду, мы облизывали холодные камни. На четвертые сутки я решил пойти на разведку, подобраться поближе к селению. Гаянэ категорически отказалась остаться ожидать меня в убежище, и мы отправились вместе.
При свете дня я впервые смог рассмотреть Гаянэ. Хотя девушка была несколько замурзана и истощена, она была красива и лицом, и телом. Мне было очень неловко, хотя я и старался не смотреть на ее обнаженные прекрасные девичьи груди. На этот раз она не отказалась от предложенной мною рубашки. Мы двигались крайне осторожно. К нашему удивлению, мы не увидели по пути ни работающих мунда, ни пасущегося скота. Издалека селение выглядело безлюдным, и нехорошее предчувствие овладело мной. Несмотря на уговоры Гаянэ, я решился на безрассудный поступок – отправился в селение, сжимая в руке «маузер». Оно встретило меня непривычной тишиной. Опасаясь ловушки, я обошел все хуторки, и везде было пусто – ни людей, ни скота. Обрадовавшись, я вернулся за Гаянэ, и мы помчались к источнику – наслаждаться живительной влагой, которая была вкуснее всех напитков в мире. Вернувшись в селение, в одной из хижин мы обнаружили черствую лепешку, которую поделили пополам.
Солдаты пришли в селение лишь через двое суток. Сержант, узнав о моем поступке, ужасно разозлился, ведь мои неразумные действия могли стоить жизни археологам, отправившимся в заброшенный город. Что касается мунда, то это полукочевое племя и ему не составило труда быстро сняться и перейти на другое место, чтобы избегнуть репрессий за человеческие жертвоприношения, пояснил он.
Опасения сержанта оправдались: недельное ожидание ничего не дало, археологи не вернулись. Оставив в селении двух солдат, сержант и мы отправились в ближайший город. Насколько мне известно, о судьбе англичан-археологов никто ничего не знает, не думаю, что они живы. Мне запретили продолжать работу в экспедиции, но археология для меня отступила на второй план – я влюбился в Гаянэ, которая вернулась к родителям. Я поселился рядом с их домом, почти все время проводил с Гаянэ, к чему весьма неодобрительно отнесся ее отец – ему не нравилась большая разница в возрасте между мною и ею и то, что я не армянин. Если первое для него было не такой уже большой преградой, то второе – решающим обстоятельством. Но Гаянэ ответила мне взаимностью, и это не было ее наградой за спасение. Она и в самом деле полюбила меня! – Профессор разволновался, его глаза увлажнились, и он вытер их большим клетчатым платком. – Четыре года назад мы обвенчались в православной церкви в Бомбее[20] и взяли билеты на пароход в Англию. В последние дни перед отплытием Гаянэ стало казаться, что за нами следят, а по ночам ей снился жрец. Я серьезно воспринял ее слова, нанял охрану – рослого индийца, бывшего сипая, и он постоянно дежурил у двери нашего дома. Незадолго до отъезда неотложные дела вынудили меня уехать на какое-то время. – Профессор горестно вздохнул. – Когда я вернулся, охранник лежал у двери дома мертвый – в его шее торчал отравленный шип. Я бросился в дом и увидел Гаянэ, лежащую на полу, в центре нарисованного круга.
Профессор замолчал, на его лбу выступила испарина, и весь его вид говорил о том, что он сильно переживает, будто снова увидел все это наяву.
– Нет, Гаянэ не была мертва, – ответил профессор на немой вопрос Василя. – Но и живой ее нельзя было назвать. Она словно спала, едва дышала. Вызванные лекари подтвердили, что она находится между жизнью и смертью. Они не смогли ей помочь, а мне порекомендовали ждать и лишь уповать на милость Бога, молясь, чтобы Гаянэ очнулась. Я не стал пассивно ожидать, продолжал обращаться как к известным лекарям, знахарям, так и к колдунам, магам. Да, я дошел до того, что обратился за помощью к колдунам! Но все усилия были тщетны. Тогда я повез Гаянэ в Европу, надеясь на современную медицину, но все медицинские светила в один голос твердили, что уже ничего не поделаешь и, если она очнется, будет психически неполноценной, невменяемой. Но я не терял надежды. Денежные средства у меня заканчивались, я устроился на профессорскую должность в Варшавский университет. И вот там судьба свела меня с цыганкой-гадалкой.
Она сообщила мне, что у Гаянэ в результате колдовского обряда похитили душу для того, чтобы вернуть к жизни другое тело, находящееся между жизнью и смертью. Мне вспомнилось, что в таком состоянии пребывала дочь старосты селения мунда после укуса кобры. По-видимому, то, что случилось с Гаянэ, было делом рук жреца-колдуна. Цыганка сказала, что, чтобы вернуть душу Гаянэ обратно в тело, не надо возвращаться в Индию, искать негодяя жреца. Требуется найти некую колдовскую книгу, и только с ее помощью удастся добиться желаемого. Путь к ней может указать человек, обладающий способностями медиума, хотя сам он об этих своих способностях не догадывается. И цыганка довольно точно обрисовала ваш портрет. Вот почему я стал профессором Киевского университета и нашел вас. Ваши сновидения подтверждают правоту слов цыганки, и вы сможете помочь вернуть мне прежнюю Гаянэ. Помогите мне, Василий Иванович! Ничего для вас не пожалею, только помогите вернуть Гаянэ!
Рассказ профессора ошеломил Василя своей фантастичностью, но еще больше его ошеломило то, что педант Черен верит в колдовство, полагает, что можно украсть душу у человека, а потом ее вернуть. И еще то, что он, Василь, может оказаться медиумом, обеспечивающим связь между прошлым и настоящим! Ведь недаром ему снятся удивительные сны о событиях прошлого, имеющие подтверждение в судебных хрониках того времени.
– Профессор, я сделаю все, что в моих силах, – пролепетал Василь.