Клоуны и Шекспир. Глава вторая. Смерть придёт внезапно – грязной и босой (Андрей Бондаренко, 2012)

Десять сорок утра, до отправления скорого поезда «Санкт-Петербург – Мурманск» оставалось двадцать минут.

Этот июльский день выдался хмурым, ветреным и печальным, с низкого серого неба потихоньку капал меленький тёплый дождик. Наталья доверчиво прижималась горячей щекой к Лёнькиному пухлому плечу и задумчиво молчала.

Состав уже подали ко второму перрону, вокруг вовсю суетились пассажиры и провожающие.

– И где же твой бестолковый приятель? – принялась по привычке ворчать Наташка. – Вечно он опаздывает. Ужасно-легкомысленная личность. Сплошные хиханьки и хаханьки…

– Вон они, – указывая рукой, обрадовался Макаров. – Уже на подходе.

По перрону, ловко лавируя между группками отъезжающих-провожающих, следовала-шагала приметная парочка.

Высоченный и худющий Тиль был облачён в тёмно-коричневую куртку-балахон с квадратными серебристыми пуговицами. Причём, в покрое куртки смутно угадывалось нечто средневековое. Льняные волосы до плеч, длинный ястребиный нос, выразительные светло-голубые глаза, массивная тёмно-жёлтая серьга, закреплённая в мочке правого уха. Тот ещё образ. То ли странствующий благородный рыцарь, но с лёгким налётом убеждённого хиппи. То ли романтически настроенный пират, сошедший на берег ради кратковременного отдыха.

Его жена Светлана представляла собой иной яркий типаж. Этакая матрона из высшего общества – солидная, упитанная, неторопливая, черноволосая, ухоженная, одетая по последней моде. Практически все деньги, зарабатываемые четой Даниленко, уходили на Светкины изысканные наряды-аксессуары.

– Чего это вы оба такие хмуро-усталые? – ехидно прищурилась вредная Натка. – Процедура супружеского прощания, неожиданно затянувшись, длилась всю ночь напролёт?

– Кто про что, а вшивый про баню, – усмехнулся Тиль. – Рассказываю тематический анекдот. Поручик Ржевский танцует с Наташей Ростовой на балу у Губернатора. Наташа спрашивает: – «Поручик, о чём это вы так задумались?». «О том же, о чём и вы», – отвечает Ржевский. «Фу, какой же вы пошляк!», – возмутилась юная графиня и отчаянно покраснела.

– Не смешно, – обиделась Натка. – Клоун дешёвый.

– Действительно, не смешно, – невозмутимо подтвердила Светлана, откровенно не дружащая с чувством юмора. – Просто Букля полночи курлыкала. Видимо, почувствовала, что обожаемый хозяин уезжает надолго, вот, и завелась – как заезженная грампластинка. Какофония сплошная. Толком и не поспать…

Букля была совой. Вернее, самкой домового сыча. Что, впрочем, почти одно и то же, так как домовые сычи официально относятся к отряду совообразных.

Откуда она взялась-появилась? Конечно же, была куплена, как и полагается, на Кондратьевском рынке, где испокон веков торговали всякой и разной живностью. Случайно была куплена? Типа – между делом? Нет, наоборот, целенаправленно и планово.

Как только Серёга осознал, что очень похож на Лембита Ульфсака, так тут же в его мозгу что-то слегка перемкнуло. Фильм Алова и Наумова он пересмотрел бессчётное количество раз. Соответствующий роман Шарля де Костера зачитал до дыр. Стал одеваться во всё стрёмное и старомодное. В конечном итоге, купив на рынке молоденькую сову, получил заслуженное прозвище – «Тиль».

Причём здесь – сова? Дело в том, что один из вариантов перевода фламандской фамилии «Уленшпигель» означает – «сова и зеркало». Законченный чудак, короче говоря…

Вообще, и Даниленко, и Макаров являлись личностями неординарными, самобытными и многогранными. Сергей много лет посещал школу-студию театральной пантомимы и коллекционировал пикантно-солёные анекдоты всех стран и народов. Лёнька же всерьёз увлекался кузнечным делом, гиревым спортом, а также писал длинные фантастические романы, которые отечественные издатели – по неизвестной причине – не спешили публиковать.

Что связывало-объединяло приятелей? Во-первых, трепетная любовь к рыбалке, пиву и футбольному клубу «Зенит». Во-вторых, тот факт, что они оба окончили Ленинградский Горный Институт. Причём, по редкой специальности – «Техника и технология разведки месторождений полезных ископаемых». То бишь, являлись буровиками. А, поскольку, российская геология – после приснопамятной Перестройки – умерла окончательно и бесповоротно, пришлось обратить взоры на Запад…

Из дверей вагона высунулась мрачная пропитая физиономия, украшенная форменной железнодорожной фуражкой.

– До отправления состава остаётся две с половиной минуты! – грозным голосом объявила пожилая проводница. – Прощайтесь, добры молодцы, со своими трепетными барышнями. Хватайте рюкзаки и залезайте. Ну, кому сказано?

– Езжайте, мужички, – печально улыбнулась добросердечная Светка. – Удачи вам. Нагнись-ка, Тиль, облобызаю на дорожку.

– Смотри у меня, Макаров, – недоверчиво погрозила указательным пальчиком Наталья. – Ежели что – я сразу почувствую. Почувствую и на порог, вертихвоста толстого, уже не пущу…. Ладно, иди сюда. Чмокну, так и быть…

Они, подхватив рюкзаки, прошли в тамбур. Проводница закрыла вагонную дверь. Поезд, нервно вздрогнув, тронулся с места.

– Да, строга твоя белобрысая мадам Натали, – уважительно пробормотал Даниленко. – Кремень, а не женщина.

– Что есть, то есть, – вздохнув, согласился Лёнька. – А, как иначе может быть? Её папаша – полковник полиции. Мать трудится главным бухгалтером в крупном банке. Дедушка, и вовсе, армейский генерал-лейтенант в отставке…. Заканчивай, изображая неземную любовь, ладошкой махать. Пошли. Какое у нас купе?

– Кажется, третье.

В купе их встретили попутчики – шустрый молодой человек в очках и благообразный седобородый старичок.

– Владимир Колыпаев, – представился молодой человек. – А это – сэр Грегори Томсон, потомственный австралиец, профессор социологии с мировым именем. Транспортирую данного маститого учёного в Мурманск, дыбы продемонстрировать ему, любопытному, российскую заполярную экзотику. То бишь, бескрайнюю тундру, северных оленей, лопарей и медведей.

– Ес, ес! – оживился профессор. – Мед-ве-ди!

– Это вы, старина, здорово придумали, – перешёл на английский язык Тиль. – Русские медведи – классная тема. Рассказываю первый – из многих – тематический анекдот…. Сидят в берлоге медведь, медведица и медвежонок. Медвежонок просит: – «Папа, покажи человека!». «Я уже раз восемь показывал», – возмущается медведь. «Тебе жалко, что ли?», – подключается к разговору медведица. – «Ребёнок же просит. Покажи ещё раз, не ленись!». «Ну, ладно», – глава семейства достаёт шапку-ушанку, надевает её на голову, поднимается на задние лапы и, ходя по берлоге туда-сюда, приговаривает: – «Медведи, медведи…. Откуда здесь медведи?».

– Рили? – искренне восхитился австралиец.

– Гадом буду, – доставая из рюкзака литровую бутылку водки, заверил Серёга. – За это, господа, и выпьем. То бишь, за счастливое возвращение домой. Дабы всякие гнилые обстоятельства – медведи там, шторма, прочая муть мутная – не помешали этому.

– Сплюнь три раза через левое плечо, – выкладывая на вагонный столик жареную курицу, обёрнутую фольгой, посоветовал Лёнька. – И по дереву, братишка, постучать не забудь.

– Отстань, – легкомысленно отмахнулся Тиль. – Итак. Но все прошло. Былого не вернуть. Входите! Громче музыка играй! Танцуйте, молодые! Старцы, пейте! Залей огонь в камине, шалопай. Прекрасней этой ночи нет на свете[5]…

До Мурманска доехали за сутки с крохотным хвостиком.

– Славно прокатились, – покидая вагон, заявил Тиль. – Я даже соскучиться толком не успел…. Кстати, а куда подевались компанейский австралийский профессор и его непьющий очкастый экскурсовод?

– Часов пять с половиной назад обоих ссадили с поезда, – беззаботно зевнул Лёнька. – Прямо в крепкие объятия врачей Скорой помощи. Во время остановки на вокзале симпатичного городка, носящего не менее симпатичное названье – «Полярные Зори».

– Пищевое отравление не до конца прожаренной курятиной?

– Если бы. Наш седобородый мистер Томсон словил классическую «белочку». Нечаянно, понятное дело…. Забрался на третью полку и стал вопить на весь вагон (на австралийском диалекте английского языка, ясный перец), что его со всех сторон окружили кровожадные русские медведи. Мол, хотят голову откусить. Ну, и так далее…

– Бывает, – передёрнул плечами Серёга. – Слабы, всё же, эти иностранные деятели. Здоровьем, я имею в виду. Жаль, что проспал-пропустил этот красочный спектакль…. Так пламя с порохом – в лобзанье жгучем – взаимно гибнут, и сладчайший мед нам от избытка сладости противен. Излишеством он портит аппетит[6]…. Кстати, а какое сегодня число?

– Третье июля. А, что?

– Ничего. Самый разгар лета на дворе, а здесь – колотун самый натуральный. Градусов двенадцать, не больше.

– Скажи спасибо, что плюс двенадцать, а не минус, – хмыкнул, с философской грустинкой, Макаров. – Мы же сейчас находимся километрах в трёхстах от Полярного круга. Если не больше. Крайний Север, образно выражаясь.

– Ага, вспомнил, – дурашливо потряс лохматой головой Тиль. – Мы же собрались на заработки. Типа – в суровое Северное море…. Так, что у нас со временем? До запланированного визита в представительство Statoli ASA/4 осталось почти четыре часа. Пошли, поищем приличную забегаловку. Имею устойчивое и непреодолимое желание – пивком слегка полирнуться. Запах? Не бери в голову. Накупим побольше жевательной резинки. Зажуём на совесть…

Так они и сделали. То есть, зашли в привокзальный буфет, выпили литра по два пива, поймали такси и, набив рты мятной жвачкой, отправились по указанному адресу. Мурманск на приятелей особого впечатления не произвёл.

– Натуральное родимое питерское Купчино, – резюмировал Лёнька. – Только слегка холмистое. Размещённое, так сказать, на склонах нескольких заполярных сопок.

Представительство знаменитой норвежской компании располагалось в правом крыле современного гостиничного комплекса «Арктик-Сити».

– О, наблюдаю широкую светло-серую водную артерию, – покинув такси, объявил Тиль. – Морская губа, надо думать?

– Река Кола, – возразил Макаров. – А Кольский залив, он начинается гораздо севернее. Впрочем, в воздухе, действительно, ощущается нечто морское…

Возле солидных дверей, на которых размещалась прямоугольная табличка с надписью – «Представительство Statoli ASA/4», собралось порядка тридцати мужичков разного возраста – все с солидными рюкзаками, баулами и прочей походной амуницией-поклажей.

– Привет буровичкам! – громко поздоровался Даниленко. – Сколько народу-то набралось. Хватит ли на всех морских платформ, а? Я уже беспокоиться начинаю…

– На платформы отберут человек пять-шесть, не больше, – откликнулся широкоплечий мосластый паренёк. – Тех, кто реально болтает по-английски. Уже не один раз проверено на практике.

– А, что же с остальными? Неужели разгонят по домам?

– Разгонять, конечно, не будут. Всех возьмут в Норвегию. Работы и на берегу хватает – стропальщиками, грузчиками, разнорабочими, слесарями-ремонтниками. Понятное дело, что «береговые» деньги будут более скромными. Впрочем, если что-то не устраивает, можешь Контракта и не подписывать. Полная свобода выбора и европейская демократия. Как говорится, чемодан – вокзал – скорый поезд…

– Везде всё одинаково, – загрустил Тиль. – Так и норовят, морды жадные и скользкие, обмануть нашего брата-буровика. Пользуясь, понятное дело, российской природной добротой и светлой доверчивостью. Эх, блин горелый…. Макаров, может, споём с горя?

– Запросто. А, чего споём-то?

– Того самого. Буровой гимн.

Они, предварительно освободив рты от жевательной резинки и понятливо подмигнув друг другу, слаженно затянули:

У знаменитого «Гимна русских буровиков» было порядка двадцати пяти полноценных куплетов. Но допеть до конца не получилось – по причине дружного возмущённого шипенья и недовольных матерных возгласов. Пришлось замолчать.

– Заканчивайте бузить, орлы, – душевно попросил бородатый тощий дяденька. – Откуда, шумные такие, будете?

– Из Питера, конечно, – с гордостью в голосе сообщил Серёга. – А, что, сразу не видно?

– Видно, – улыбнулся щербатым ртом мосластый парнишка. – Меня, кстати, Володькой зовут. Откликаюсь также на «Вовку» и на «Вована». А этот тощий – Виктор Василич.

– Лёонид, – солидно представился Макаров.

– Тиль, – отрекомендовался Даниленко. – А почему это, блин, петь нельзя? Не понял…

– Чтобы не подставлять товарищей по славной профессии, – доходчиво пояснил Василич. – Последнее это дело. Усекаете, питерские оторвы?

– Не очень, честно говоря.

– Это очень просто. Мы же стоим у дверей иностранной компании. Понимаете? И-но-стран-ной? У них же, европейцев утончённых, своя железобетонная логика. То бишь, они, рожи прямолинейные, привыкли мыслить масштабно. Мол: – «Бузят отдельные, слегка подвыпившие личности? Не важно. Не будет разбираться – кто да что. Всем просителям, на всякий пожарный случай, откажем в работе…». Теперь доехало?

– Доехало, – виновато шмыгнул носом Лёнька. – Не подумали. Погорячились. Были не правы. Каемся. Даже проставиться готовы. Только потом, когда денег на платформах заработаем.

– Это точно. Проставимся. Виноваты, – подтвердил Тиль. – И добродетель стать пороком может, когда ее неправильно приложат. Наоборот, деянием иным, порок мы в добродетель обратим[7].

– Молодцы, понятливые, – приветливо усмехнулся бородач. – Только не просто это – попасть на платформу. Так что, доставайте из рюкзаков русско-английские технические словари и занимайтесь. То бишь, заучивайте, пока не началось собеседование, основные буровые термины в иностранной интерпретации…