Вы здесь

Клинок Богини, гость и раб. Глава 4 (Анастасия Машевская, 2017)

Глава 4

За следующим завтраком Рейслоу одобрительно оценил молчание дочери – самое оно для женщины промолчать. К тому же для жрицы… эх, и как он мог уступить тогда жене и позволить увезти Итель в обитель демониц? Надо было отослать ее в монастырь…

Минувшим утром многие из гостей двинулись в путь по домам. Задержались только Лигар с Кэем.

В середине трапезы Рейслоу наказал дочери провести день с невесткой, но жрица решительно развела руками. Элайна, обеспокоенная и обиженная, обратилась к свекрови.

– Я обидела ее чем-то?

– Нет, – ответила герцогиня, с трудом вспоминая подлинный смысл безмолвия. – Это ритуальное молчание, накапливающее силу.

Рейслоу нахмурился и прочел нотацию о том, что послушные дочери так себя не ведут. Неожиданно замолк посреди третьей фразы, ударил кулаком по столу и прогремел:

– На этот раз мы простим тебя, потому что ты наша дочь и дорога нам, и не твоя вина, что тебе не привили должных манер в том прокля… там, где ты воспитывалась.

Шиада чуть было не хихикнула.

Элайна весь остаток завтрака нет-нет да и поглядывала на новообретенную родственницу. Ну точно, думала она, девчонка девчонкой, ничего особенного, кроме славной мордашки. И пусть бы она поскорее возвратилась в эту свою несуществующую обитель. А то больно высокомерна – вот так отказывать герцогу и отцу, вот так оскорблять невестку пренебрежительным размахиванием руками.

«Да кто она такая, жрица вымирающей веры? – думала женщина. – Ничего это не дает, а я, между прочим, однажды займу место ее матери, так что пусть поостережется так со мной обращаться».

В этот момент Шиада неожиданно посмотрела на невестку, и, не понимая как, Элайна невольно вновь воззрилась на жрицу. Та показалась невероятно большой, высокой, и золотое свечение лилось в воздухе не столько от медноцветных, будто позолоченных волос золовки, сколько вообще окружало ее ореолом, будто отражаясь от стана, лица, глаз. Отстраненная, исполненная мистического духа, жрица выглядела чем-то богоподобным. Христианка ужаснулась столь кощунственным мыслям и тут же перекрестилась.

Шиада никуда не делась. И даже образ величия не померк.


Шиада за прошедший срок в три дня не проронила ни слова, и прежде довольный Стансор теперь бесился – молчание, конечно, делает честь всякой женщине, но должен же быть этому предел! Пусть потом не жалуется, ведьма, если однажды он забьет ее до смерти. Вон, не далее как вчера, пытаясь поговорить с дочерью и не получив ни одного даже невразумительного ответа, не сдержался и влепил крепкую пощечину. Да такую, что Шиада с ног повалилась. Если бы Растаг с Берадом не вмешались, не отделаться ей так легко. «Интересно, надо ли в этом исповедоваться?» – подумал Рейслоу. Вряд ли, это же, в конце концов, его дочь.

Теперь Рейслоу старался не видеться с дочерью и потому, оставшись с Мэррит в ее комнате, обращался с расспросами к жене:

– Ты не боишься, что такими темпами мы ничего не добьемся? Берад уедет со дня на день, а ведь в вопросе женитьбы Кэя он играет решающую роль!

Герцог метался по комнате, размахивая руками, а женщина спокойно стояла спиной к окну, наблюдая за ним.

– Рейслоу, не кричи…

– Может, следовало принять предложение Гриада, или того же Ладомара, или Хорнтелла – этот стал бы идеальным вариантом! Нет же, хватило ума положиться на твои языческие бредни! Десять лет назад я позволил тебе отослать ее на Ангорат, и что вышло?! Ох… надо было… ну точно, надо было отправить ее в монастырь.

– И ты бы не вспомнил о ней никогда.

– Что ты говоришь, Мэррит? – возмутился герцог.

– И ты бы не вспомнил о ней никогда, – повторила женщина.

– Что за чушь ты несешь?

– Рейслоу, не распаляйся, прошу. Мне не очень хорошо, и у меня нет сил на споры. Я уже говорила: я раз десять видела, что Итель будет жить в замке под знаменем грифона. А грифон в Иландаре один – Лигар.

– Но ведь она не делает ничего, чтобы Берад ее одобрил! Молчит как рыба, мне не подчиняется, делает что вздумается и в церковь совсем не ходит! Да, признаю, Кэю она симпатична, но мудрено ли – в их возрасте и с ее-то лицом? И потом, это увлечение не играет никакой роли – без согласия Берада все твои планы полетят…

– Ох, Рейслоу. – Мэррит схватилась за бок. Муж в два шага преодолел расстояние в полкомнаты, разделявшее супругов, и подхватил покачнувшуюся жену.

– Что с тобой?

– Устала, нужно прилечь.

– Отдыхай, – проговорил Рейслоу со старательной нежностью, не подходившей его суровому, некрасивому лицу.

– Послушай меня, Рейсл…

– Нет-нет, не трать силы, отдыхай.

Мэррит не уступала:

– Ты должен отпустить Шиаду на Ангорат. Еще рано осуществлять задуманное.

– Если я ее отпущу, Берад женит Кэя на ком-нибудь другом. И поверь, мы никакими уговорами не заставим эту своенравную девчонку вернуться в Мэинтар.

– Кэй еще долго не женится. А возвращение дочери оставь мне – я сумею действовать убедительно.

– Мэррит, просто отдыхай.

– Шиада должна вернуться на Священный остров.

Рейслоу выругался мысленно, а вслух сказал:

– Будь по-твоему.

К трапезам в тот день Мэррит не выходила, и дочь провела день подле нее. Знания, обретенные в стенах учения на Ангорате, помогали жрице успешно заботиться о матери. Может, немного любимой матери, думала девушка.


Перед ужином того дня – в преддверии четвертой луны после отъезда Ринны – Шиада завершила свой пост в молении и теперь трапезничала вместе со всеми. Девушка не особо вслушивалась в стрекочущую болтовню женщин о платьях и украшениях и уж тем более не принимала всерьез разговоров мужчин о войне.

«И не надоело им? – думала жрица. – И так полжизни с мечом в руках проводят, да еще и все разговоры о клинках да копьях. Правильно говорит Таланар: что слетает с уст – залетает в дом. Если бы они меньше болтали о войне, меньше пришлось бы и воевать».

Вообще Шиада за минувшие три дня в доме отца поняла, что беседы здесь, мягко говоря, не изысканны. Женщины и мужчины всегда судачили об одном и том же; местные светочи знания, монахи из герцогской церкви, вечно бубнили проповеди или тянули их заунывные псалмы, от которых Шиаде все время хотелось то спать, то отвесить им по подзатыльнику, как несмышленым мальчишкам. Ну где это видано, чтобы голос женщины оскорблял Бога? Видимо, голоса мужчин, ревущих в пылу сражения подобно дикому зверью, или пьяные солдатские песни ласкали уши их Бога куда сладостнее. Если так, она, Шиада, ни за что в жизни не стала бы служить такому Богу. Всякого Бога родила Богиня, Всеединая Праматерь, даже их Христа, но что же это за женщина такая, если Сын Ее вырос настолько сомнительным, думала Шиада. Что ж, она бы, наверное, тоже перестала доверять женам, если бы те растили таких сыновей…

Неожиданно гомон голосов за столом, как и сам стол, куда-то уплыл – перед глазами появились силуэты людей и костра. Шиада легонько тряхнула светлокудрой головой – рано еще для видений, она не призывала дара Взора.

С другой стороны, размышляла Шиада, пригубив ячменного пива, говорят, их Мария Благодатная не знала мужчины до того, как один из посланников Бога сообщил ей, что она носит ребенка. На мгновение жрица представила, как Верховный друид Таланар, посланник Праматери и Ее достойного Сына, ходит по комнатам жриц и талдычит им о том, что у них-де будет чадо. Да он же немедленно прослывет чудаковатым стариком, у которого Праматерь отняла остатки разума, – то, что не самоочевидно в таких делах, женщина всяко ведает лучше мужчины. Да откуда мужчинам вообще наверняка знать, от кого у женщины ребенок?

Ох, уж эти мужчины, все им кажется, что по их воле мир вращается, усмехнулась жрица и неожиданно хихикнула. Присутствовавший за столом лысоватый епископ с бородавкой над губой что-то проворчал – дескать, позабыла миледи свое место, подобающее женщине.

Шиада прогнала вновь вспыхнувшие перед глазами мороки костра и людей и ответила монаху:

– И кто же решил, что за место полагается женщине?

– Бог, – без тени сомнения ответил священник.

– Он сказал вам об этом лично? – Шиада выпрямилась, немного откинувшись назад, и посмотрела на епископа с вызовом.

Монах перекрестился и взял в руку свисавший до живота деревянный крест.

– Прошу простить, миледи, но сразу видно, что вы не получили должного для женщины воспитания. Занимались, поди, не бог весть чем, вместо того чтобы освоить единственное достойное внимания и обязательное Священное Писание.

– Ту тяжеленную книгу, которую вы зовете Библией?

– Да как вы смеете?! – Теперь уже все присутствовавшие – родственники, гости, наиболее близкие дружинники Рэйслоу и товарищи молодых братьев-Стансоров, приближенные дамы Мэррит и Элайны – обратили внимание на спор старика в рясе с юной жрицей. Несмышленая девица, не иначе, и краса ее от Лукавого, подумала Элайна. – Библия – это Слово Божие!

– То есть она появилась по слову вашего Бога?

– По слову Единственного Бога! – взвизгнул священник.

– Племена из Ургатских степей за Архоном считают, что единственный Бог – это их Бог. И добродетель мужчины и женщины перед их Богом определяется не какой-нибудь книгой, а законом воздаяния и возрождения.

– Варварские бредни!

– Итель! – взревел Рейслоу.

– Рейс, не надо, – осек Берад, многозначительно глянув на друга.

Рейслоу, засопев, промолчал.

– А Архон и Ангорат в чем-то – во многом, если быть честной – согласны с племенами. Ведь в конце концов есть только один вселенский закон – это Круг. И этот Круг одинаков и для мужчин, и для женщин. У каждого из нас в нем одинаковый путь.

– Языческие суеверия! Истинный Бог только один.

– Истина в том, что все боги – суть Единый Бог, даже ургатские племена это знают. И даже им хватает здравого смысла и нравственности уважительно относиться к чужим богам.

– Других богов нет! – взревел священник. – Эта истина изложена в Библии!

– Библию написали мужчины, – резонно заметила жрица. – Сообразно тому, чего хотели от жизни.

– Ведьма!..

– Но как бы вы, христиане, ни старались, даже вам не стереть, не вычистить людской памяти древности. Есть лишь один Бог – Змей Прародитель, а лишь одна ему Мать – Всеединая, – договорила Шиада отстраненно.

– Неудивительно, что эта сатанинская прислужница родила ползучего гада!

Лицо Шиады потемнело:

– Убоись, старик, звать Уробороса гадом. Змей – начало Круга и начало всей Мудрости. Только это, наследованное от Матери-Змеи, и делает его по-настоящему достойным Ее Сыном. Этого не изменить даже вашей Библии, и мы, служители культа, горды тем, что носим знак Змея.

– Мы уже изменили это!

– Разве? – дерзко бросила жрица из рода Сирин.

– Змей – начало всей подлости и порочности этого мира! Он совратил женщину…

– Знанием, верно, – продолжила Шиада. – Женщина поддалась на искушение знанием, потому что мудрость и знание – женский удел с тех самых пор, как Праматерь сотворила Вселенную. И женщина научила знаниям мужчину.

– За что Адама с Евой изгнали из Рая! – Вот, вот он, аргумент, которого не переспорить, возликовал епископ, пыхтя и подергивая губой с бородавкой.

– Ваших Адама и Еву изгнали из Рая потому, что они познали глубокую истину – в знании сила, но в незнании счастье. Вот та единственная истина, которая есть в вашем Писании, ведь все настоящие истины горьки. Если бы Ева не вкусила от Знания, то, по этой самой Библии, нужно всю жизнь быть счастливым и для этого – быть идиотом.

– НУ ХВАТИТ!!! – Рейслоу и епископ взревели одновременно. Стансор вскочил с места:

– ТЫ НЕМЕДЛЕННО ИЗВИНИШЬСЯ, ПОЙДЕШЬ В СВОЮ КОМНАТУ, А ЗАВТРА УТРОМ ОТПРАВИШЬСЯ НА ИСПОВЕДЬ И БУДЕШЬ НЕУКОСНИТЕЛЬНО СОБЛЮДАТЬ ЕПИТИМЬЮ, КОТОРУЮ ТЕБЕ НАЗНАЧАТ! ПОНЯЛА МЕНЯ?!

Шиада не отвечала, молча воззрившись священнику глаза в глаза. Чернеющий отблеск ее собственных засветился, как озерная гладь под бледным светом полумесяца. Она смотрела неотрывно, и ярость епископа угасала, а смелость и решимость таяла, как сахар в огне. Монах как-то сдулся, будто весь сморщился, а потом встал, скомканно извинился и ушел.

Лигар-старший сглотнул. Рейслоу сел. Шиада отхлебнула ячменного пива и поморщила тонкий прямой носик – питье довольно скверное, как ни крути.


За ужином следующего дня епископ герцогства отсутствовал – жрицы он теперь избегал, хотя на исповедь она так и не пришла. В то воскресенье все утро и потом в обед без конца трезвонили колокола, призывая христиан на службу. Их звук казался Шиаде нестройным, утробным и безнадежно раздражал. Благо вечером этим святошам полагается молиться в покоях, втайне радовалась жрица, время от времени соглашаясь с чем-то из того, что без умолку твердил ей Кэй Лигар.

Внезапно гомон голосов, окружавших Шиаду, зазвучал иначе – будто в одно мгновение она оказалась у подножия гор, в ущельях которых пировали люди, и голоса их доносило особое, «скалистое» эхо.

«Нет», – отрезала жрица, отгоняя видение.

«Тебе не закрыть глаз на незримое», – раздался внутренний жреческий голос, равный зову Праматери. И зрение победило…

…Ветви сырых от дождя деревьев укрывали кого-то в звериных шкурах, с короткими кремневыми ножами. Спрятавшиеся следили за другими, сидевшими у костра. В шатре близ пламени двигалась женская фигура. Легкий шепоток пробежал среди тех, что прятались в лесу. Раздался клич, полетели ножи и – неожиданно – дротики. Несколько человек у костра повалились…

Видение потухло.

«Матерь!» – из темноты позвала женщина и земную мать, и Единую.

Где-то на другом конце земли в ответ на зов Первая среди жриц открыла призрачные глаза, «выкатилась» из собственного тела и поспешила к дочери. Тело Ринны, оскверненное дикарями, еще дергалось в предсмертной конвульсии. Из вспоротого живота вытекала кровь. И что-то еще, похожее на золотисто-черный дымок…


…Лагерь дымит пожаром. Трупы двенадцати мужчин лежат вокруг пепелища. В объятом пламенем шатре распростерта на земле женщина с застывшими глазами… Над ней дух рыдающей матери. Кровной.

…Слышится гвалт ликования варваров – саддаров, опустошивших лагерь…

Нелла поднимает полупрозрачное лицо и смотрит на такой же, как сама, морок Шиады.

– Шиада, – позвала храмовница, и юная жрица так и не поняла, позвала она в ней Сирин или через племянницу обратилась к самой Матери Сумерек и Кровавой Богине Воздаяния.

– Я привезу тебе часть ее, – мысленно обещает девушка, и Нелла слышит этот обет.

– Попроси о дожде, о мать, – просит Шиада. – Попробуй…


…Не колеблясь, молодая жрица запустила руку в огонь и сорвала с шеи убитой лунный камень в форме полумесяца. Пламя пожгло кисть, призрачную, но Шиада тут же поняла, что и реальное запястье ее тела сохранит след ожога.

Резкая боль от укуса пламени неуклонно возвращала Шиаду в трапезную залу замка Стансоров. Из последних жреческих сил девушка держалась там, в догорающем шатре, с лунным камнем в руке…

…Картина сменилась. Повсюду расползались, как черви, красные сети крови иландарцев и саддар… Они выступили первыми, они уже в стране. Повсюду, и даже здесь, под знаменем грифона. Это не будущее, это настоящее – варвары уже жгут и режут. И будто из небытия недалекого прошлого эхом проносится над равниной голос уходящей из этого мира Ринны:

«Ты была права, Шиада. Вторая среди жриц обязана жить».


Дух вернулся в тело. Жрица прерывисто вздохнула и зашептала часть древнего причета:

О, Единая, дочери веры пой Свой причет.

Молодая Иллана родит, а Шиада взыщет.

Светлоликой Тинар принесет на алтарь первость –

Память, Долг и Любовь, Смерть и Верность.

Ринна, из седого рода мудрейших в мире,

Не однажды восставшая из ветви священной Сирин

Ты – и мать, и дочь, судия, и в ночи – палач, –

Принимай, возносясь, твоих родичей скорбный плач.

Праматерь, позаботься о ней[2].

Горло девушки стеснило от слез. Рука сжимала камень. Да, что говорить, воздержание и молитвы не прошли бесследно – сила и впрямь возросла, раз ей удалось из видения взять с собой вещь.

Открыла глаза, увидела, что рукав платья ее дымится, обнажая обожженную кожу запястья.

– Итель?! – Голос Ронелиха разорвал тишину.

– Что с твоей рукой, сестра?! – вставил Растаг.

– Ничего, – услышала Шиада собственный голос будто издалека.

Поднялась из-за стола, взяла себя в руки. Понизив голос, властно, как истинная дочь Священного острова, велела:

– Мама, Элайна, уведите дам.

Десятки пар бровей поползли вверх.

– Сделай это. И пусть твои дружинники тоже уйдут, отец. Я буду говорить с теми, кто управляет землями.

Шиада говорила так, будто не Нелла Сирин, а она сама была храмовницей Ангората и владычицей. И смотрела жрица на отца так же, как за день до того – на епископа. Рейслоу просьбу дочери выполнил.

Мэррит, Элайна, дамы, дружинники удалились. Следом встали старший и младший герцоги Лигары.

– Если знамя грифонов ваше, останьтесь, милорд, – проговорила девушка, без конца пожимая в руке шнурок, на котором крепилась подвеска сестры. Второй рукой Шиада вцепилась в высокую резную спинку тяжелого дубового стула, на котором прежде сидела.

– Да, грифон – это знак дома Лигар. А о чем речь? – Кэй нашелся первым, Берад молчал. Шиада набрала воздуха в грудь:

– Вторжение саддар началось.

Тишина повисла ненадолго.

– Что это ты такое говоришь, сестра? – настороженно выговорил Растаг.

– Саддары в стране. Одной Матери известно как, но весь юг Иландара и центральные земли кишат ими. – Девушка, поняв, что ясность мысли вернулась к ней почти полностью, вновь села, равная среди мужчин. Говорила твердо, словно была Богиня и диктовала волю смертным мужам. – Растянулись по стране мелкими отрядами. Они не нападают, не грабят, но ждут. И когда настанет срок, они выступят в один день. – Шиада несколько раз сморгнула непрошеные картины. – Не стягивайте войско у Гудановской крепости. Там биться бессмысленно.

Жрица прочла вопрос «Почему?» в мыслях Кэя раньше, чем он его произнес.

– Удар соберут в центре, – ответила честно. – Они прокладывают дорогу к Кольдерту. День середины декабря решит все. – Да уж, сила ее не просто возросла, она стала под стать самой храмовнице, как бы смело это ни звучало. Если уж многое из увиденного она осознает после того, как произносит.

– Не отсылай мать к жене Гая Гудана, если не жаждешь овдоветь.

– Это ты тоже видела? – в ужасе спросил Ронелих: он ведь помнил, как подобным предупреждением в раннем детстве сестра спасла жизнь ему самому.

Шиада кивнула.

– Делайте что хотите, я не особо смыслю в битвах. Но помните, что в день середины декабря вы должны оборонять столицу. Этот удар окажется сильнее других, и если он удастся – Страбоны исчезнут.

«И королем станет Ронелих», – пронеслось в голове жрицы, и Шиада мимолетно порадовалась, что слышать мысли среди присутствующих может только она.

– Убейте вождя саддар, его легко признать: на нем будет шкура убитого волка с оскаленной пастью. Его смерть определит успех.

Шиада умолкла. Мужчины не сводили с нее глаз.

– Что-нибудь еще? – спросил Берад.

– Путь в твои земли уже очень опасен, милорд, – обратилась она к Лигару. – К Бирюзовому озеру без войска не проехать.

Глаза Берада расширились, рука опустилась на бок, где обычно висел меч.

– Я должен поехать! – крикнул он.

– Поедешь один – и лордом Бирюзового озера станет твой сын.

– Но мой замок…

Сила плескалась в сосуде жреческой души через край. Мысли окружавших ее мужчин набатным колоколом грохотали в голове.

– Ты один из первых людей королевства, милорд, стране ты нужен. Будет еще бойня, когда ты будешь незаменим. – Калейдоскоп видений заново закружил хороводом перед широко раскрытыми глазами жрицы. Проговаривая спонтанно приходящие видения, Шиада заставляла других застывать и вздрагивать в недоумении. – Жизнь нашего короля будет зависеть от твоей жизни. По дороге в замок гибель неминуема. Возьми ты с собой хоть сто человек, Старая Нандана возьмет свое.

– Кто возьмет? Это еще кто такая? – спросил Ронелих.

– Мать Смерти, – интуитивно ответил Растаг и оказался прав. Как ответ пришел ему в голову, юноша так и не понял.

– Что ты предлагаешь? – недоверчиво спросил Берад.

– Отправить свою свиту в герцогство с наказами выводить войска, а самому двигаться в компании моих отца и братьев. В нужное время и в нужном месте Богиня Войны Шиада даст тебе шанс встретиться и воссоединиться с собственным воинством.

Воцарилось молчание. Берад осматривал мужчин дома Стансор – надо же, хоть бы один усомнился в словах девчонки.

Жреческое запястье пульсировало острой болью, игнорировать которую становилось все труднее.

– Ты не о том думаешь, лорд. Да и с чего бы моим родичам не верить мне? – сказала Шиада, и Берад недовольно подтянулся. Короткий шрам вдоль левой брови проступил будто резче. – Лучше подумай над тем, что я сказала, и не затягивай – время требует быстрых решений.

Даже Рейслоу не вмешивался – помнил, как дочь четырех-пяти лет от роду предрекала то напасти, то радости, то предостережения для семьи. И ни разу не ошиблась.

Шиада вновь обвела взглядом мужчин:

– Мне больше вам нечего сказать.

Мужчины, будто вспомнив что-то, повздрагивали и взглянули на руку Шиады.

– Господи, что стряслось? – в сердцах выпалил Кэй.

«Что стряслось? – едко усмехнулась в мыслях Шиада. – Да как объяснить?»

– Ринна не доехала, – произнесла жрица сухо. – И твои люди, отец, тоже уже не вернутся. Поверь, им выпала куда более легкая смерть. Конечно, ведь мужчинам недоступен ужас женщины…

– Я видел его на шее кузины, – перебил сестру Растаг, не сводя глаз с лунного камня.

Шиада пристально воззрилась на брата. Пока он и жрица что-то искали в лицах друг друга, остальные перекрестились.

«Да как они могут креститься, когда речь идет о жрице Праматери?!» – вознегодовала Шиада.

– Я сочувствую тебе, – проговорил Растаг. – Нам она была чужой, это правда, но тебе была сестрой, верно? – Он пристально смотрел на девушку. Шиада внезапно почувствовала, как изнутри огненными обручами стеснило грудь. Нет, того гляди разревется здесь, как девчонка!

– Спа… спасибо, брат.

– Прими наши соболезнования… – заговорили мужчины.

– Благодарю, – перебила Шиада.

– Итель, тебе нужен лекарь, – проговорил Рейслоу, когда вновь установилась тишина.

– Твои лекари неучи, отец. Сама я справлюсь лучше. Да убережет вас Праматерь. – Шиада сказала это прощание специально – не с целью позлить христиан, но чтобы они поняли, о ком говорили.

«Да ничего они не поймут, – пронесся в душе девушки внутренний голос. – Никто из них никогда не поймет, кем была Ринна. Не поймет! Куда им, сторонникам веры, что в тысячи раз проще и в тысячи раз моложе нашей, понять, кто это – Вторая среди жриц? – Шиада чуть не зарыдала от мелькнувшей мысли. – Ринна всю жреческую жизнь была Второй среди жриц, а наследница храмовницы обязана жить. Никому из них не дано этого осознания… Разве, может, Растагу?» – Последнее предположение возникло само по себе, в сопровождении смутных, расплывчатых образов, которые исчезли из зрения жрицы слишком быстро, чтобы что-то разобрать.

Хотя обычно она всегда излучала золотое сияние, сейчас лицо и тело Шиады будто окутали невидимые тени. Жрица показалась Стансорам и Лигарам дочерью ужаса. Высокая и строгая, как коса Нанданы, поднялась и вышла. Мужчины еще долго смотрели вслед, не говоря ни слова.

– Я немного видел таких женщин.

Когда все обернулись, Берад понял, что сказал мысль вслух. Чертыхнулся про себя, продлевая неловкий момент.

– Главное, – наконец нашелся Ронелих, – Итель не ошибается в пророчествах. Надо думать, как убедить короля.


Шиаду подташнивало от длительного чародейства в этот вечер. Вкупе с трехдневным воздержанием от еды и сна колдовство привело к непосильной усталости, и теперь Шиада округлила спину, облокотившись на скамью. Плечи расслабились, девушку клонило в сон.

Повязка с пахучей мятной мазью приятно охлаждала запястье. Давно стемнело, Шиада сидела на грубо сработанной скамейке во внутреннем дворе под орешником. Хрупкий серп угасающей луны блеснул в темном небе. Серп Старухи Нанданы, не иначе. А ведь до ее безлунного срока еще несколько дней… Девушка закрыла веки и ощутила, как по щеке пробежала слеза. Будто громадный валун скатился с плеч вместе с этой слезой.

Внезапно спина девицы пошла легким покалыванием – чувство, знакомое всякому, кто вырос среди диких зверей. Шиада, воспитанная среди змей, поняла – за ней наблюдают.

– Приветствую тебя еще раз, лорд, – сказала она, глядя в никуда, опуская на лицо покрывало.

Берад еще не привык, что дочь друга знает то, чего обычный человек знать не должен. Вздрогнув, он глубоко вдохнул.

– От общения со мной демоны не утащат тебя в ад, – выговорила она наконец, втайне злая на себя, что что-то ему объясняет и зачем-то оправдывается. – Ты принял решение?

– Да. – Берад обошел скамейку и без приглашения сел рядом. Шиада не двинулась. – Я поступлю, как ты советуешь.

– Как посоветовал мой отец, лорд Берад, говори прямо. Ты поступишь, как посоветовал тебе твой друг. И ты бы многое отдал, чтобы не знать, что отца наущала я.

Берад начал что-то возражать.

– Хорошо, – отмахнулась девушка. – Я устала, пора отдохнуть. Завтра я сообщу храмовнице и буду собираться на Священный остров.

– Да ты с ума сошла! Ты не хочешь, чтобы мы, мужи, ехали в свои замки из-за опасности, а ты, ребенок, глупое дитя, собралась ехать одна за тридевять земель?! Разве мало того, что случилось с твоей кузиной? Не терпится повторить ее судьбу?

– Не кричи на меня, лорд, – тихо велела жрица. – Я не твоя дочь и не твоя жена. И даже будь хоть сто раз той или другой, я бы никогда не принадлежала тебе.

– Че… чего?! – Какого лешего девчонка заговорила об этом?

– Потому что женщины Сирин с рождения и до смерти принадлежат только Праматери.

– Мне плевать, кто там чему принадлежит, ты никуда не поедешь завтра!

– Это не тебе решать. – До сих пор жрица ни разу не обернулась к герцогу.

– А ты думаешь, Рейслоу тебе это позволит?

– И не ему, – устало проговорила Шиада. – Я ведь сказала уже, женщины из священной династии не принадлежат мужчинам, тем более жрицы. Да и потом, будем честны, в моем мире и в моей вере жрицы Сирин признаются дочерьми самой Богини и только Ее одной. Ни одному по-настоящему добродетельному и достойному мужчине на земле не придет в голову назваться отцом ребенка Богини. Эх, ты совсем меня не слушаешь, лорд. Благослови тебя Мать. Ну или Ее Сын, если ты молишься Ему.

Шиада встала. Берад поймал девичью руку и, не рассчитав силы, сжал, потянув обратно вниз.

– Что ты себе позволяешь? – спросила девушка, и мужчина услышал, что ее голос начал немного срываться.

– Пообещай, что не поедешь никуда завтра.

Жрица покачала головой:

– Я устала от вашего праздного мира. Вы воюете, женитесь, интригуете, влюбляетесь в непозволительных людей и влюбляете в себя других непозволительных, вы хитрите и злоумышляете. Меня готовили к иному. Да, я служу Праматери в первую очередь в лице Шиады, Богине Войны и Матери Сумерек, и я научена вести сражения. Но эти сражения другого рода. Даже те из друидов, кому удалось дослужиться до старших в храме, управляют великими войнами издалека по велению Госпожи Вселенной, а не лезут в пекло сами. Наверное, это подло – воевать, обагряя кровью чужие руки, но у Праматери должны быть те, кто будет это делать. Я, лорд герцог, из их числа, и мое место в храме Шиады, – с пылом закончила жрица. А потом добавила гораздо тише: – И, в конце концов, я просто хочу домой.

Конец ознакомительного фрагмента.