II
Квартира без номера
Кил подошел к последней двери на первом этаже. У квартиры не было ни номера, ни звонка. Кил несколько раз постучал в ожидании ответа. Все это время он смотрел то на пирог, то на свои синие с белой, выпирающей по бокам подошвой кроссовки, вспоминая о том, как долго уже он в них ходит, грубо вычисляя километраж и решая, чем они отличаются от других пар. Дома в ящиках валялась чертова сотня похожих, но неношеных, кроссовок, тогда как эти он надевал почти каждый день. Нити размышлений не привели Кила к более или менее адекватному ответу, и эта мысль стала бы последней до того, как он пришел домой, если бы не щелчок, прозвучавший из-за серой двери непронумерованной квартиры. Этот звук в одно мгновение отогнал все мысли. Послышались несколько поворотов ключа, и дверь открылась. За ней показалось лицо старушки. Взглянув на нее, Кил увидел блеск в ее зеленых глазах, говоривший о молодости ее души. Правую часть лица делил на две почти равные части неглубокий шрам от брови и до шеи, который казался свежим в отличие от древности морщин.
– Здравствуйте, мэм, я Кил… – начал он отрепетированный множеством переездов текст, пока старушка не перебила его.
– Проходи внутрь, Кил, – будто успокоила она в ответ и медленно пошла в соседнюю комнату. Кил хотел было вежливо отказаться, но старушка не оставила ему выбора.
– На пороге холодно, – пожаловалась она, – и я плохо слышу тебя, проходи.
Проблема со слухом и вежливость, которой был пропитан голос старушки, помешали Килу что-либо ответить, и он вошел в квартиру.
У входа на пожелтевшем с годами скрипучем паркете бордового цвета были разложены тапочки с вышивками разных больших отелей. Пар шесть, если не больше. Судя по всему, пожилая дама была рада появлению гостей. Стены в прихожей были оклеены старомодными зелеными обоями с тяжелым узором и развешанными картинками. На множестве из них были изображены лошади. Черные, белые и пятнистые кони мчались или стояли в профиль. Они ослепляли бы и украшали своей красотой, если бы им не было так много лет и если бы они были представлены отдельно, а не в таком количестве. На некоторых изображениях со временем даже появился такой слой пыли, что разобрать что-либо за ним было несказанно сложно. Кил пошел за пожилой женщиной по коридору и вошел в комнату справа. В комнате, оказавшейся гостиной, паркет выглядел свежее, как это бывает обычно там, откуда начинается ремонт, а со временем на нем и заканчивается. Слева в небольшой комнате стояло белое пианино, рядом в книжном шкафу словно артефакты были расставлены вазы, тарелки и разные сувениры из давнего прошлого. В противоположном углу – окно с видом на улицу. Рядом на стене – древние дубовые настенные часы с позолоченными элементами. В центре комнаты располагался круглый стол, покрытый чем-то синим – не то скатертью, не то одеялом. Пожилая соседка присела слева, а напротив нее устроился мужчина ее же возраста. Лет семидесяти, не меньше. Он был одет в синий спортивный костюм, а ноги были обуты в черные тапки с вышивкой отеля, идентичные тем, что лежали в прихожей. Женщина же была в коралловом платье с белыми ромашками. Кил подошел к столу и осторожно поставил пластиковую тарелку с куском пирога.
– Присаживайся с нами, – любезно пригласила хозяйка квартиры.
Кил смотрел то на женщину, то на мужчину напротив, который, по-видимому, был ее супругом. Тот же тупо смотрел в стену, не одаривая гостя взглядом.
– Садись, – прохрипел супруг (наконец подал признаки жизни мужчина за столом), и Кил осторожно опустился на стул.
– Я – Дороти Андерсон, владелица квартиры. А это мой муж… Уильям Андерсон. А тебя как зовут? – спросила соседка Дороти.
– Да, простите…, – замешкался Кил. – Я Кил… Кил Грин. Мы… только переехали сюда с мамой. Ее зовут Мэдлин. Мы часто переезжаем из штата в штат и всегда готовим пироги и делимся с новыми соседями. Моя мама отлично их готовит, – Кил лихорадочно стал показывать пальцем то в одну, то в другую сторону, пытаясь уточнить местонахождение их дома.
– И по какой причине путешествуем? – поинтересовалась Дороти, хищно улыбнувшись, как на допросе.
– Это мама моя любит путешествовать, переезжая из штата в штат. Работа у нее такая…
За окном прогремел гром, да так сильно, что комната на мгновение заполнилась светом, а посуда вздрогнула.
– И только? – спросила Дороти уставившись в глаза Килу словно рентгеновский аппарат.
– Ммм… мне кажется, вы читаете мои мысли, – смутился Кил. – Я поступил в университет. Он находится тут, недалеко. Я буду учиться на историческом факультете, занятия начинаются послезавтра.
За столом наступило напряженное молчание, а последние произнесенные слова будто витали в воздухе и бились о стекло, пытаясь скрыться куда подальше также, как и сам Кил – он не находил себе места.
– Может, и вы что-нибудь расскажете о себе? – спросил Кил, со стеснением поглядывая на супругов.
Дороти посмотрела на супруга Уильяма, толкая того к повествованию. Уильям наконец неохотно поднял голову, взглянув на синюю фарфоровую посуду, которая стояла на полке прямо за головой Кила.
– Мы прожили долгую жизнь… Много подъемов и спусков повидали, многое повидали если сказать точнее. Но, думаю, тебе будет неинтересно слушать все это… – Уильям остановился, откровенно ожидая вмешательства Кила.
– Нет, мне очень интересно, – отозвался Кил и не блефовал.
– Ты играешь в игры? – внезапно спросил старик Кила. Тот засуетился, пытаясь разобраться в своих увлечениях.
– В игры?
– В игры.
Кил замешкался еще больше.
– В азартные игры я, практически, не играю. Не сказать, что играю плохо… просто мне в них не везет. Мне порой кажется, что, с кем бы я ни играл, я все равно проиграю. В спортивные играл частенько. Играл в баскетбол, сейчас, правда, посложней с этим всем… Может, возобновлю любительскую карьеру, когда разберусь со всем остальным.
– То есть, ты можешь проиграть даже на спор, прилагая все усилия для победы, – подшутил Уильям, улыбнувшись.
Кил также улыбнулся в ответ, но Уильям все же говорил истину. Так на самом деле оно и было, хотя Кил и силился схитрить и победить, но, садясь за стол, был все же настроен на поражение.
– Ты слышал когда-нибудь об одном молодом человеке по имени Чак? Его называли Трехглазым Чаком, – говорил Уильям молодому соседу, пронзая его своими голубыми, как лед, глазами.
– Нет… – отреагировал Кил.
– Он играл в покер, – добавил Уильям, проводя за губами языком по фарфоровым зубам.
– Я, правда, никогда не интересовался игроками в покер… Да и остальными азартными играми тоже. А почему его называют Трехглазым? Вы ведь именно так сказали.
Уильям продолжал давить на Кила взглядом, и ему от этого становилось по меньшей мере не по себе.
– Я знал этого юношу, – заговорил Уильям, спустя минуту, глядя на свои руки. Я встречал его много лет тому назад. У Чака не было ни денег, ни хорошей одежды. К тому времени семья его бросила уже давно, – Кил обратил внимание на то, что Уильям пытался не называть точных периодов и дат.
– С тех пор он зарабатывал на хлеб как приходилось. Порой он играл в музыкальных группах, порой подметал и мыл полы в пабах и прочих местах. Жизнь так бы и стерла его со временем в порошок. Он попал бы под шальную пулю или умер от алкоголизма, если бы не вытянул в нужный момент «Full haus» в одной из его прекрасных партий в покер.
Уильям замолчал, медленно переведя взгляд с рук на стену, на которой будто проектировались картинки, вытянутые из его памяти воспоминаниями о Трехглазом Чаке. Незримый ролик длился около минуты, а Кила тревожило любопытство.
– А что было дальше, сэр?
Уильям Андерсон почесал двухнедельную щетину, после чего вновь захрипел.
– Он выиграл целое состояние, одолев сразу нескольких сильных игроков. Там были Зеленый Питер, Сэмюэл Дабл Рок и Крупный Стивен… Там было много сильных игроков в покер, но уверен, что имена тебе теперь ни о чем не скажут… Скажу только то, что Чак зашел к ним с одной единственной стодолларовой купюрой… А в момент выхода выгребал деньги в несколько мешков. Он одолел акул покера, тем самым поставив их в полное зеро. Юноша ушел из того кровавого подвала и стал последним, кто вышел живым с той партии. Что стало с акулами, мы не узнали. Говорят, несчастный случай. Да никто точно не знал. В те времена игроки пропадали довольно часто, но так, чтобы несколько сразу – в первый и последний раз.
– Сэр, а почему его прозвали Трехглазым? Вы ведь так сказали… – допытывался Кил.
– Всегда, когда бы тот ни появлялся, он за собой тащил за веревку одноглазую дворняжку, которая к тому же хромала на одну лапу и была худа, как сам черт. Он ее привязывал к столбу и только затем заходил в игральный дом. Сразу после той игры по всем Соединенным Штатам начали о нем слагать легенды. Кто-то рассказывал, что тот улетел покорять мир, кто-то говорил, что женился и жил в Калифорнии, пока его не уделали копы. Но все были уверены в том, что феноменальную славу ему принесла та самая одноглазая собака, являясь для него талисманом, или называй это как хочешь. Так и прозвали его Трехглазый Чак.
Тишина вновь заполнила комнатное пространство, в котором только настенные часы не прекращали своего тиканья.
– Сэр… мне вот что интересно стало, – неуверенно выговорил Кил, – а как люди узнали обо всем этом? Ведь все игроки свели счеты с жизнью, как только Чак покинул игру.
– Я был единственным, кто выжил в тот день… Знаешь, почему?
Кил отрицательно покачал головой.
– В ту самую ночь за столом я был крупье. Но я бы также прострелил себе голову, будь я на месте тех ребят. Потери в той партии были слишком велики – я бы сказал, что они проиграли все, что имели, а до той игры летали слишком высоко, чтобы приземлиться на лапы.
– Ну, ладно мальчики, давайте о хорошем! – вмешалась супруга Уильяма мисс Дороти.
– Нет-нет, мне интересно, – возразил Кил. – Очень интересно! – чрезмерное любопытство без пяти минут студента удивляло даже его самого.
– Не вмешивайся, Дороти. Не просто так я припомнил эту историю. Если бы ты видела того самого Чака, вспомнила бы его также отчетливо, как и я теперь. Гораздо проще говорить о человеке, когда видишь нечто подобное перед собой, – взгляд сэра Уильма вновь устремился на Кила.
– То есть, я…
– Да, похож, – молниеносно перебил сэр Уильям. В его возрасте такие выпады становились редкостью, как и молниеносные решения или резкие удары тапками по пробегающему мимо домашнему банному таракану. – Причем похожи вы с тем юношей, как две капли воды.
Кил загордился собой так, будто обнаружил для этого объективную причину. Но все же в глубине души считал, что сэр Уильям блефует. Блефует, к тому же мастерски. «Возможно, эта заученная легенда нужна ему, но только для чего? Понятия не имею», – мысленно пришел в тупик Кил Грин.
– Только разница лишь в том, что он поиграть любил, а вот ты… – дед Уильям все больше напоминал человека, пытающегося вывести Кила Грина на желанный результат, прибегая к не самому хитрому способу. Уильям брал Грина «на слабо». И тут Кил решил подыграть Уильяму. А чего? Время позднее, пирог уже благополучно доведен до желудков соседей. Торопиться некуда, да и старички казались вполне интересными собеседниками.
– А я бы попробовал… Да только… Так… Просто. На интерес, – решился Кил.
– На интерес? – переспросила Дороти.
Кил перевел взгляд с Уильяма на нее так, будто не ожидал от нее ответа касательно игры. Даже незначительного.
– Да, на интерес… – повторил Кил.
– А что для тебя есть интерес? – поинтересовался Уильям, положив локти на стол и скрестив пальцы. При этом во взгляде старика блеснула искра.
– Я, конечно, не знаток всех этих игр… Но, думаю, можно попробовать. Узнать, кто победит, к примеру.
– Разве не ясно, кто победит? – съязвил Уильям. И вправду, у дилетанта не было и тени шанса против этого старого аллигатора, что может сидеть в тенечке часами и днями, пока его языка ни коснется настоящая заслуженная добыча, от которой пасть его захлопнется, разом расставив все точки над «и».
– Ясно, – охотно согласился Кил.
– Так, значит, твоя тактика нам не подойдет. Интерес к игре у меня выработан годами таким образом, что интерес у меня вызывает почти любая азартная игра. Любая, да при любом раскладе, – уточнил Уильям. – Даже в случае, когда я давно остался не у дел и ожидаю конца раунда. А вот в твоем возрасте мотивировать тебя может только одно. И ты знаешь, о чем я…
– Деньги. Естественно…
«Неужели этот старик вздумал заработать?! Нет уж… – промелькнуло в голове Кила. – Но пирог в данном случае – единственное, что он сегодня заработал».
– Кхе-кхе, – кашлянул в кулак Уильям, переводя взгляд с Кила на Дороти. Та ухмыльнулась как по приказу супруга.
– Неужели ты считаешь меня выжившим из ума старичком, который пытается тебя ограбить? – в ледяных глазах Уильяма вновь возникла шаровая молния. На этот раз куда ярче предыдущей.
– Никак нет, сэр, – соврал Кил.
– Так и я о том, юноша, – последнее слово сэр Уильям произнес так, будто хотел поставить на место «разбушевавшегося» Грина. – Для данного специфического случая у меня есть другой подход. Уверен, он тебе придется по вкусу.
«По вкусу? О чем говорит этот сукин сын?» – стал огрызаться про себя Кил Грин.
– Именно так, – ответил Уильям. – Пари крайне простое. Дороти, налей нам чего покрепче, – распорядился Уильям.
Дороти живо поднялась на ноги и энергично зашагала на кухню. В течение пары минут, пока Дороти возвращалась обратно, прилив удушающего интереса гулял по комнате, катался по блестящему паркету, взбирался по занавескам к карнизам и мягко опускался обратно на паркет. Когда Дороти вернулась к столу, то держала в руках небольшой позолоченный поднос. На нем возвышался графин не то с виски, не то с коньяком, а рядом стояли три бокала и лед в миниатюрном железном ведре. Похоже, все готовилось заранее. А рядом со всем этим находилась черная коробка размерами чуть больше футляра для очков. Дороти лихо расставила бокалы на столе, разлила жидкость и положила по три кубика льда в каждый бокал. Затем она переложила черную коробочку с подноса поближе к сэру Уильяму.
– Итак, пари следующее. Выигрываю я – ты мне ничего не должен. Выигрываешь ты… – выигрываешь ставку. Ставку на первую и последующие игры определяю также я.
– Но… Сэр Уильям, это нечестно! – удивился Кил.
– Я бы не торопился с этим. Тебе для лучшей жизни нужны деньги, а мне нужно вновь почувствовать себя за карточным столом. Слишком уж сладко это чувство. Пожалуй, признаюсь, что ты победишь, только если возьмешь банк, а вот я побеждаю в любом случае. Вне зависимости от исхода.
Убедить Кила сыграть не составляло для сэра Уильяма никакого труда.
– Но я не знаю правил… – объяснил Грин.
– И для таких случаев есть игры.
Сэр Уильям неторопливо открыл крышку коробочки «рубашкой» к Килу, и тот не мог разглядеть ее содержимого. Первым делом он вынул из коробки пачку игральных карт. Положив карты справа от себя, его рука опустилась в коробку обратно. В этот раз он достал из нее несколько пачек с деньгами. Кил насчитал четыре. По-видимому, купюры были исключительно сотенными. Кил ощутил себя гангстером из фильмов Квентина Тарантино и мысленно прикинул состояние по меньшей мере в тридцать тысяч долларов.
Затем сэр Уильям поделил колоду карт на две группы. В одну из них он положил карты номиналом от двух до десяти. В другую же складывал валетов, дам, королей, тузов и двух джокеров. Когда сортировка по двум колодам была окончена, Уильям взял колоду с циферками справа. Пересмотрев карты в колоде заново, он отложил оставшуюся колоду обратно в коробку, захлопнув ее.
– Мы будем играть в двадцать одно очко. Слышал об этой игре?
– Нет, сэр, – Кил замешкался с ответом, так как все его мысли были связаны с пачками денег, которые неумолимо манили за столом.
– Правила игры просты. Мы по очереди будем доставать с тобой по карте. В колоде находятся лишь карты номиналом от двух и до десяти. Суммарное победное количество очков – двадцать одно. Ты должен собрать максимальное количество очков, но не более двадцати одного. Ты всегда можешь продолжать доставать по карте либо остановиться, если предчувствуешь «перескок». Если наберешь количество очков более двадцати одного, то проиграешь. Если перестанешь брать карты, а я наберу большее количество, чем у тебя, то победа за мной.
– Но мне в любом случае повезет больше, я ведь не теряю денег, – возразил на это Кил.
– Во-первых, – рассудительно молвил Уильям, – я уже рассказал тебе, что зарабатываю в игре с тобой. Во-вторых, «банк» открываю и закрываю я. Так что любая проигранная партия в двадцать одно значит потерянные деньги. Больше побед – больше купюр, Кил.
Кил призадумался.
– По рукам! – с великим энтузиазмом согласился он, чем вызвал синхрон сразу из двух улыбок.
Сэр Уильям эффектно перемешал карты в колоде и положил их в центр между собой и Килом. Для Кила вновь за столом существовали лишь тридцать тысяч зеленых.
– Для первой игры, думаю, этого хватит, – сообщил сэр Уильям Андерсон. Затем вытянул из резинки одну стодолларовую купюру и протянул ее Дороти. Та в свою очередь сняла с безымянного пальца золотое кольцо и положила его сверху. «Что ж, конечно, это не тридцать тысяч, но все равно бы не помешали», – заключил Кил.
– Тяни карту, – приказал сэр Уильям. Кил прочувствовал момент, когда сэр Уильям превратился из соседа в соперника. Он вытянул карту. На ней красовалась красное сердце и девятка.
– Девять, – объявила Дороти.
Вслед за Килом карту вытянул сэр Уильям.
– Девять, – повторила Дороти.
– Тройка. Двенадцать у Кила, – продолжила она.
– Шесть. Пятнадцать у Уильяма.
– Семь. Девятнадцать у Кила.
– Я, пожалуй, остановлюсь, – смекнул Кил.
– Кил останавливает игру, – промолвила Дороти, глядя на его соперника.
– Двадцать два у сэра Уильяма. Кил, вы победили, – объявила Дороти, подняла кольцо со стодолларовой купюры и толкнула ее в сторону Грина.
За столом на тот момент царила атмосфера не обычной квартирки на первом этаже здания, а элитного казино Лас-Вегаса.
– Не повезло… – буркнул Кил, улыбаясь.
– В следующий раз повезет, – отразил сэр Уильям, не выходя из образа игрока в покер.
– Повторяю ставку, – промолвил сэр Уильям и протянул купюру Дороти.
– Игра начинается, – четко выговорила Дороти так, будто ей за это платили.
– Десятка. Десять очков у Кила.
– Девятка. Девять очков у сэра Уильяма.
– Восьмерка. Восемнадцать очков у Кила.
– Стоп! – остановил игру Кил.
– Кил останавливает игру, – объявила Дороти.
– Восьмерка. Семнадцать очков у Уильяма.
Сэр Уильям немного обождал перед тем, как вытянуть еще одну карту.
– Пятерка. Двадцать два очка у сэра Уильяма. Вы прогорели. Кил победил, – четко объявила Дороти и вновь толкнула купюру в сто долларов США в направлении Кила.
Кил следил за «подходящей» к нему стодолларовой купюрой так, будто та внезапно появилась из книжки со сказками. Он тронул купюру подушечками указательного и среднего пальцев. Настоящая…
– Теперь я должен поставить на карту этот стольник или выйти из игры, – пытался нащупать подвох Кил.
– Нет, играем также, – отверг сэр Уильям.
– Двойка у Кила, – объявила Дороти Андерсон спустя несколько секунд.
– Пять у сэра Уильяма.
Затем:
– Двенадцать у Кила.
– Семнадцать у Кила.
– Очко – двадцать один у Кила.
Коршун освежевал свою добычу в горах.
Дождь ослабевал.
Кил заработал сотню баксов.
Кил снова заработал сотку.
В голове Кила, сбивая друг друга и гуляя вереницей, сталкивались цифры и эмоции… У них не было не только цвета и запаха, они и не значили ровным счетом ничего. Спустя секунду, Кил не смог бы озвучить то, о чем рассуждал так усердно миг назад. Его зрение и внимание напрочь отказывались замечать сэра Уильяма, старушку Дороти и, как ни странно, денежные купюры. Все бы хорошо, если бы не одно слово, сумевшее перечеркнуть все и черпаком ледяной воды вернуть Кила к жизни.
– Стоп, – прервала игру Дороти.
Кил услышал, но ему понадобилось несколько секунд, чтобы проснуться.
– Стоп, – повторил сэр Уильям. Пожалуй, на сегодня хватит.
Когда Кил поднял глаза на «противника», то заметил в нем изменения. Вместо уверенного, прожигающего морозным взглядом Уильяма, он увидел расслабленного, как сибирский кот, старика, раскинувшегося в кресле. Глаза его бегали, как шарики для настольного тенниса с пририсованными сверху голубыми радужками и черными зрачками.
– Х… хорошо, – ответил Кил. Посмотрев перед собой, он увидел несколько стодолларовых купюр, сложенных одна на другую в достаточно хаотичном порядке. Через мгновение Кил вновь поднял глаза на Уильяма. В этот раз тот смотрел на него иначе. Он выглядел как мистер, который был готов платить хорошие деньги за бурную ночь, а Кил, стало быть, дал ему то, что он хотел. Расслабленный и довольный, он не нуждался в пустой болтовне. Он ждал лишь одного – когда сорванец провалится сквозь землю.
– Я, пожалуй, пойду, – процедил сквозь зубы Кил. Мышцы его лица свело так, что ему было сложно говорить. Он поднялся на ноги, убирая деньги в карман, как воришка. Уильям повернул свое кресло к нему спиной, отодвинул занавеску в сторону и стал наблюдать за дождем, покрывающим Джефферсон-Сити.
Кил подошел к двери, тихонько толкнул ее и вышел в подъезд, забыв даже попрощаться. Дальше он, не торопясь, вышел на улицу. Дождь к тому времени усилился. Лило, как из ведра. По асфальту широким ковром стремился водяной поток дождя, стекающего с одной улицы к другой. Кил сунул руку в карман и нащупал пачку денег. Сжав их в руке, он вытянул деньги из кармана. Дождь сильно бил его по голове и проникал к телу, просачиваясь сквозь футболку. Под дождем также мокли и стодолларовые купюры. Кил пересчитал деньги дважды. Ровно двенадцать штук. Тысяча и двести. Тысяча двести долларов. За какой-то час его жизни, пока он сидел и развлекал мерзкого старикашку. «Не это ли счастье, Жигало?». Кил улыбнулся собственной мысли, зажал пачку в руке, затем затолкал ее глубже в карман и побежал к дому.
Он всю жизнь думал, кем бы ему стать, ведь чем бы он ни занимался, он естественно не получал такого удовольствия, какое получал от легких денег. Ему не пришлось напрягаться и даже пользоваться мастерством в какой бы то ни было сфере. Пирог и поход с пирогом – все, что ему было необходимо. Одна встреча изменила его в этот вечер. Но все еще было впереди. «Секс, наркотики и рок-н-ролл, детка!» – закричал Кил, расправив руки, словно птица, промокая при этом под дождем, словно бездомная курица.