Эксклюзивное предложение
У каждого риелтора свой клиент. Нет, не так. У каждого риелтора есть своя карма. Да, именно так – карма. Необъяснимая способность притягивать свой, сугубо определенный вид людей или, если хотите, квартир. Над кармой можно работать, можно пытаться ее очистить или улучшить – или ничего не делать. Но это – как феромоны. Кто-то испускает их, кто-то нет. Кто-то больше – кто-то меньше. Мы испускаем наши риелторские феромоны сквозь телефонную трубку. Тембр голоса, темпоритмика, еле уловимые интонации – все это работает либо на нас, либо против нас.
Я знала риелторов, которых все время норовили кинуть. Они бегали, месяцами подбирая квартиры, а клиенты потом демонстративно рвали на их глазах договоры и плевали на обязательства. В буквальном смысле. Бывали и такие, которым все время доставались покладистые люди, и уж тогда риелторы кидали их. Таких тоже много.
Мне все время доставались проблемы. Такая уж у меня карма. Клиенты мои были разными. Адекватными и не очень, веселыми и грустными, деловыми или наивными. Они могли любить меня или вечно выказывать недовольство. Бывали и веселые. Одна моя клиентка – налоговый инспектор – на новость о том, что квартира, которую она хочет купить, подорожала на тридцать тысяч долларов, вздохнула и бросила:
– Опять придется идти на сделку с совестью!
– В смысле? – не поняла я.
– Взятки придется брать с тех, кто работает по закону! – хмыкнула она. – Ладно, у меня подошли там экспортерчики одни, надо будет с ними поработать. Две недельки, думаю, хватит.
Клиенты всегда имели какую-то специфическую особенность. Они могли хотеть чего-то сложного или совершенно простых, легкоисполнимых вещей. Неважно. Так или иначе, в процессе моих сделок возникали какие-то не зависящие от кого-то проблемы и сложности. Впрочем, риелторский бизнес – вообще зона риска и стресса. Мы в этом живем, мы к этому привыкаем. Я ради денег в те годы была готова вообще на многое, даже сама не подозревала на что. Все мои способности и личные качества, такие, как авантюризм, стрессоустойчивость, наглость и умение пускать пыль в глаза, проявились именно тогда.
Мои первые клиенты были людьми адекватными. А ведь мечта любого риелтора – АДЕКВАТНЫЙ клиент! Итак, это была семья из трех человек: Софья Павловна, усталая, немного грустная женщина лет около пятидесяти пяти, ее муж – бывший военный, – наоборот, бодрый и полный сил, и дочь, которую звали Марфа. Марфе было лет двадцать, и она ужасно устала жить, слушая ругань из-за стены: Софья Павловна и ее супруг постоянно выясняли отношения, потому что за долгие годы счастливой совместной жизни у них возникли непреодолимые, так сказать, противоречия, хотя они не были в разводе, не ненавидели друг друга и у них не было других любовных связей.
– Мы просто не можем больше жить вместе, – пояснила София Павловна. – Нам необходимо разъехаться.
– Конечно, – согласилась я, ибо мне, по сути, было все равно, почему именно они хотят продать чудесную, уютную квартирку на «Белорусской». Главное, чтобы они сделали это с моей помощью.
– Вы уверены, что это возможно? – усомнилась она. – Нам нужны три отдельные квартиры!
– Мы все сделаем в лучшем виде, – заявила я, уверенная, что каким-то чудом мне это обязательно удастся.
Я же говорила, что верила в то, что невозможное – возможно. Тут именно это и требовалось. Потому что, как мой коллега Виктор говорил, вариант был тухлый. Правда, квартира была хорошего метража, в кирпичном доме, и все же… Два окна из четырех выходили на проезжую часть, а тогда в Москве еще очень сильно ценили окна во двор. Это сейчас уже всем на это наплевать. Город стал настолько шумным и грязным, что найти тихий ухоженный двор – задача невозможная.
Два других окна – и это было самое плохое – выходили на большой, покрытый рубероидом козырек подъезда. Я перелезла через подоконник и задумчиво постояла на козырьке, заглядывая в окна других квартир. На козырьке валялись пустые пачки из-под сигарет и горы окурков. Ворам, если бы они захотели залезть в квартиру, достаточно было бы по дереву забраться на козырек и выбить стекло.
– И как ты собираешься это продавать? – хмурился Юра, изучая привезенные мною документы.
– Только выкинешь бюджет на ветер, – кивал Виктор и довольно улыбался. Бюджет – это те средства, которые необходимы, чтобы длительное время держать выбранный объект в рекламе. В моем случае очень даже длительное время – три месяца. Особенно по тем временам. Это сейчас продажа объекта от полугода до девяти месяцев – норма. Тогда же, в девяносто шестом, мы редко тратили на продажу обычной квартиры больше месяца.
– В «Мир и Дом» ее не дам, – помотал головой Юра. – Это вообще не элитка, только разве что желтый кирпич. И все.
– Лажа, – поддакивал Виктор.
Но у меня дома сидела Маргарита, которая уже почти не влезала в свою маленькую детскую кроватку с решетками. Эту кроватку мне в свое время отдали добрые люди, и другой кроватки у меня не было. И вообще не было ничего. Мы жили в комнате, где имелась старая скрипучая софа с торчащими пружинами, громоздкий шкаф, перегораживающий комнату пополам, и детская кроватка. Я мечтала купить Ритке диван, я страстно хотела иметь маленький цветной телевизор. Мы с Маргаритой хотели многого, включая креветки, так что я приняла условия игры как должное. Я ежедневно покупала в офисе свежую газету «Из рук в руки», вырезала из нее бланк бесплатного объявления и писала такой текст:
…Эксклюзивное предложение! Трехкомнатная квартира в тихом переулке старинного района Москвы. 90 кв. м, два санузла, уникальная возможность оборудовать свой собственный ЗИМНИЙ САД… м
– Что? – расхохотался Юра, впервые увидев мое объявление. – Какой, на хрен, сад?
– А что? – пожала я плечами. – Там же полно места. Кто наглее – откусит кусок козырька, остеклит, и все – готовый зимний сад.
– Какая-то фигня, – фыркнул он. – Таких дураков нет.
– Ну, посмотрим, – вздохнула я, понимая, что спорить с опытным и матерым Юрой – дело бесперспективное.
И все же я давала это объявление с упорством асфальтового катка. И каждый день, влетая в офис, я тоже, как и Лохович, первым делом кричала:
– Ну что, мне кто-нибудь звонил?
– Нет. Не звонил, – отвечали мне чаще всего.
Иногда звонки все же появлялись, люди интересовались, спрашивали, даже приезжали смотреть. Но на этом дело и кончалось. Я уже занималась чем-то другим, подписала еще пару договоров, была допущена нашими монархами (Юрой и Лоховичем) до рекламного телефона, в порядке живой очереди, конечно. Я крутилась как белка в колесе, не получая за это ничего, кроме зарплаты. Без нее я бы вообще не знаю что делала. Она помогла мне продержаться эти первые полгода. Когда в наших современных крупных риелторских агентствах набирают агентов, не давая им никакой зарплаты вообще, я искренне сочувствую им. Это жестоко и неправильно – обрекать человека на длительное безденежье только потому, что продолжительность сделок весьма растянута во времени. Ну, не об этом. Я, кажется, отступила немного. Вернусь к моим делам.
Месяца через три моих упорных и, увы, тщетных усилий неожиданно для всех и особенно для меня однажды, в один крайне прекрасный день, вдруг нашелся ДУРАК.
– Если вы сбросите пять штук – я ее возьму, – четко и без всяких штучек заявил мне весьма симпатичный высокий мужчина лет тридцати, в потертой кожаной куртке.
– Возьмете? – не поверила я своим ушам. И с огромным трудом подавила в себе желание броситься к нему на шею.
– Без торга – не возьму, – еще раз уточнил он. И зачем-то показал мне свою «корку». Он был из органов, уж не помню, из каких именно. Показал он ее мне, наверное, чтобы дать понять – шутить с ним нельзя. Ну что ж, я шутить и не собиралась. Пять штук из почти что двухсот тысяч баксов мы сбросили легко. И через сутки у нас в офисе – Юра поверить не мог своим глазам – живой натуральный покупатель, клюнувший именно на мое предложение о зимнем саде.
– Аванс – тридцать тысяч долларов, – сказал он, уверенный, что все происходящее – обман зрения и странный любитель козырьков сейчас развеется как мираж. Однако все прошло нормально, и вожделенные тридцать тысяч аванса были выданы нам в лучшем виде – пухлая пачка стодолларовых купюр. При виде ТАКИХ ДЕНЕГ я чуть не проглотила язык. Именно в тот момент я убедилась в том, что впоследствии многократно подтверждалось: любая квартира имеет своего покупателя. Даже если вам по каким-то причинам кажется, что ЭТО продать невозможно, имейте в виду – мир большой, и люди в нем все разные. Где-то ходят любители шумных запыленных улиц, первых и последних этажей, районов, удаленных от метро. Возможно, прямо рядом с вами сидит покупатель квартиры, которая располагается прямо над хлебопекарней, или тот, кто согласится приобрести комнату в коммуналке с восемью соседями.
У меня однажды за очень даже хорошие деньги купили трешку в панельной пятиэтажке с трещиной в наружной стене – хоть убейте, я не понимаю зачем. О сносе тогда еще и речи не шло. А я сама в один момент жизни стала покупателем квартиры после пожара. В ней не было ничего, кроме каких-то странных окон, не подходящих по размеру к проемам стен. Так что продать можно все. Нужно только придумать как.
К слову сказать, Виктор, с грустью-тоской взиравший на процесс принятия аванса, посмотрел на меня в конце дня глазами побитой собаки и сказал:
– Ты еще попробуй это разменять. На такие деньги купить три квартиры в центре нереально. Останешься без комиссии.
– И тебе всех благ, – сказала я, стараясь не обращать внимания на его злость, не терять позитива и держать лицо.
Однако в одном он был прав. Найти покупателя в моем случае – полдела. Найти квартиры и слепить все это в сделку – дело сложное и требующее опыта. У меня был только энтузиазм. Даже моему боссу и уже практически другу Юре этого было недостаточно.